Во дворе горотдела я наткнулся на сотрудника второго отделения Хамида. Хромая на правую ногу, он тащил какой-то ящик.

– Что с ногой? – спрашиваю его по – персидски. По – русски он знал несколько слов: «хорошо», «как дела?», «спасибо».

– Два дня назад «подарок» от душманов получил.

– В ногу?

– Нет. Вот сюда, – показывает на точку ниже спины.

– Как же это тебя угораздило?

По закону «Пуштунвали» [31] афганцу получить в бою пулю в спину равносильно самоубийству. Убитого в спину не выносят с поля боя, не хоронят. Невеста, провожая любимого на войну, обычно советует: «Лучше приходи домой окровавленным, чем невредимым, но трусом», а получив известие о смерти в бою любимого человека, первым делом молит бога, чтобы он не был убит в спину и на него не пала тень подозрения в трусости.

– Как угораздило? – повторяю свой вопрос.

– Сидели в засаде. Душманы нас обнаружили и побежали. Мы – за ними, и вот… – Он развел руками.

«Как же надо было бежать за «духом», чтобы в попу пулю схлопотать?» – подумал я.

Что-то не о том подумал. Хамид сотрудник толковый, смелый… Оказывается, «духи», отступая, швырнули гранату. Одного сотрудника горотдела – насмерть. Хамид успел увернуться, но неудачно.

– Сильно болит? – спрашиваю его.

Кивает:

– Ни сидеть, ни спать не могу.

– Чего в госпиталь не сходишь?

– Был… Все равно болит…

Звоню Тахиру, спрашиваю:

– Занят?

– Говори, что хотел?

– Сможем сегодня Хамида в госпиталь определить?

– Что у него?

– В пятую точку ранение получил. – Предвосхищая вопрос Тахира, говорю: – Был он в афганском госпитале. Вроде подлечили, но выглядит паршиво.

– Хорошо, забирай с собой. С госпиталем договоримся.

Приехав на базу, высадили Стаса на вилле, с Тахиром поехали в госпиталь. В операционном отделении – тишина. Вымерли все, что ли? Даже непривычно… Заглянули в реанимацию. Раненых нет, только медсестра Анюта расставляла в шкафу какие-то пузырьки.

– Привет, Анюта. Вижу, ты сегодня без работы, – улыбается Тахир.

– Типун тебе на язык – час назад очередного тяжелораненого в Ташкент отправили. Хоть немного передохнуть. Вы-то чего пожаловали?

– Анюта, почему в отделении посторонние? – раздается у нас за спиной чей-то голос.

– А что я? Они меня, Виктор Иванович, спрашивали? – оправдывается Анюта, показывая нам кулак.

Не обращая внимания на объяснения медсестры, врач устало обращается к нам:

– Раненого привезли? Только операционную разгребли… Умеешь ты, Тахир, «халяву» подкинуть. Давайте своего афганца.

Тахир подозвал Хамида.

– Пойдешь со мной, – сказал хирург афганцу, а вы, – обратился к нам, – на улице подождите, нечего по отделению болтаться. Не хватало мне за вас от Евдокимовича нагоняй получить.

– Евдокимович – наш человек, – смеется Тахир.

– Это он для вас – ваш человек. А для меня – товарищ полковник, начальник медицинской части госпиталя, – он многозначительно поднял вверх указательный палец. – Ну, а серьезно, – идите во двор. Анюта, пойдем, поможешь мне.

Виктор Иванович пошел в операционную, афганец поковылял за ним. Было видно, что на кандагарской дороге его сильно растрясло.

Анюта, пробегая мимо нас, вновь погрозила кулачком: «Подкинули работу. Вы у меня еще получите». Мы дружно подняли руки вверх: «С нас бакшиш!»

Сели с Тахиром на лавочку возле операционного отделения, закурили.

– Тахир! Ты Виктора Ивановича давно знаешь?

– Почти два года. Это он с виду суровый. Будешь суровым, – в задумчивости произнес он, – когда сутками от операционного стола не отходишь. Когда бойцам руки и ноги приходится кромсать… Когда на твоих руках умирают пацаны, а ты бессилен им помочь…

Я слушал Тахира и думал: «Это сколько же нужно иметь моральных и физических сил, чтобы каждый день чужую боль и страдания через себя пропускать? Не дай бог такую судьбу, как у них».

Низкий поклон врачам за верность совести и долгу!

– Ну-ка, подвиньтесь. Закурить найдется?

За размышлениями мы и не заметили, как подошли хирург с Хамидом. Виктор Иванович устало сел, закурил предложенную Тахиром «Яву». Глубоко затянулся.

– Два года в Афганистане, но такое вижу впервые, – сказал он, выпустив большой клубок дыма. Снова затянулся. – Только в Афгане такое увидишь, – повторил, улыбаясь.

– О чем ты, Виктор Иванович? – спрашивает Тахир.

– Покажи им, – вместо ответа говорит он Хамиду.

Афганец разжал кулак. На марлевой салфетке лежал осколок от гранаты чуть меньше пятака.

– Ему в афганском госпитале входное отверстие зашили и зеленкой помазали, – пояснил врач. – Еще пару деньков, и наполовину пришлось бы парня укорачивать. Как он этот осколок таскал? Вот народ!..

Афганцы – мужественные люди. Я восхищался их умением терпеть боль, как физическую, так и душевную.

Однажды мне довелось везти из Кандагара в наш госпиталь раненого сотрудника горотдела. Пуля застряла у него в груди. Представляю, какая была боль! Я старался, насколько позволяла разбитая дорога, везти его аккуратнее. На каждой кочке, ямке афганец сжимал зубы и закрывал глаза. Рубашка промокла от пота и крови, но за всю дорогу он не проронил ни звука. Таких людей нельзя не уважать!..

– Будет жить ваш афганец, – бросая окурок в урну, сказал хирург, – но пару деньков ему нужно отлежаться. Антибиотики пусть попьет. Я ему упаковку дал.

– Спасибо, Виктор Иванович. С нас бакшиш.

– Пустое… Впрочем, я в бригаде у начальника штаба музыкальный альбом видел. Мне он понравился. Оригинальная вещь! Достанете? Деньги я дам. У меня через два месяца замена, будет что-то вроде «дембельского альбома».

– Считай, что он уже у тебя. Деньги не нужны. Будет от нас подарок.