Три дня изнурительного молчания. Мелькарт надеялся, что Виктория позвонит ему, как-то даст о себе знать. Это было трудное время, и он очень нуждался в поддержке человека, которому доверил свою жизнь.

После того разговора в ресторане Азраил серьёзно за него взялся. Мелькарт так и не понял, осведомлён ли противник о его связи с фрау Морреаф или нет, и старался ничем этого не выдать. В какой-то момент парень сделал открытие, что профессор превосходно владеет гипнозом: выдерживать взгляд Азраила, который словно проникал под кожу, давалось с неимоверным трудом. Без зазрения совести этот бессмертный пробовал чужую почву, желая выяснить, насколько велики возможности Мелькарта. Для отпора пришлось собрать все оставшиеся силы. Липкую паутину, которой Азраил пытался опутать разум, Мелькарт разорвал в клочья, однако победой довольствовался недолго — после ухода профессора его неслабо рвало. А к ночным кошмарам прибавилось чувство отчания. Как будто все о нём позабыли. Мальчик беспомощно барахтался в вязкой трясине, рассчитывая лишь на себя. По утрам смотреть в зеркало не хотелось: отражение отпугивало болезненным видом некогда красивого лица, ставшего вдруг до отвращения нескладным. Руки нещадно дрожали, а однажды, сидя за переводом книги, Мелькарт не сумел удержать карандаш. Ссылаться на простуду он больше не мог. Тёмная магия взыскивала слишком уж высокую плату. Мелькарт легче бы перенёс всё это, будь Виктория рядом. Поэтому, не совладав с очередным кошмаром, крайне тяжёлым в сравнении с предыдущими, он отправился в «Walpurgis adherents». Мелькарт решил действовать наугад, хотя знал, что его приход не одобрят.

В расположенном в центре Лондона высотном здании царила своя, совершенно незнакомая жизнь. Парень испытал облегчение, когда сразу же на первом этаже столкнулся с Клодом. Тот активно что-то втолковывал девушке из администрации, попутно пролистывая документы. Заметив Мелькарта, он резко замолчал, а затем галопом ринулся навстречу, позабыв о делах.

— Что ты здесь делаешь? — Клод схватил парня за локоть, борясь с желанием хорошенько его встряхнуть.

— Виктория уже вернулась? Она мне срочно нужна.

— Ах, вы только посмотрите на него! Виктория ему нужна! — оскалился боевик. — Зря ты пришёл. Её нет в Англии.

— И когда приедет? — Мелькарт упорно игнорировал злобное состояние «пса».

— Когда захочет.

Он резко вырвал руку из железной хватки.

— Ты не можешь этого не знать!

— Я не обязан докладываться.

— Эй! — окликнули их с другого конца зала. Оба вместе обернулись на голос.

Из лифта выходил Морган. потасовку между начальником и мальчишкой он при всём желании не смог бы пропустить, уж больно забавно выглядел рассерженный Клод, когда кто-то осмеливался ему перечить.

— Что происходит? — спросил Морган, приблизившись.

— Тебе-то что? — Клод смерил агента недовольным взглядом. — Иди своей дорогой.

— Пойду, как только познакомлюсь с твоим другом. Должен же я знать, кто посещает наше маленькое братство.

— Ещё слово, и будешь работать без выходных.

— Я и так вкалываю как папа Карло. Вот приедет завтра Виктория, я ей всё выложу! Пусть разбирается с беспределом, который ты тут устроил.

— Так Виктория возвращается завтра? — Мелькарт ослепительно улыбнулся Клоду. — Это хорошая новость.

— Воистину. Кстати, я Морган Айронс. Помощник руководителя, ну и просто душа компании, — мужчина протянул руку.

— Мелькарт Тессера, — тот с ответным дружелюбием её пожал.

— Ох… Я про вас слышал.

— Морган, тебе не пора? — терпение Клода было на исходе.

— Конечно. Но знаешь, с твоей стороны некрасиво умалчивать о том, что нас навещает ученик фрау Морреаф. Я бы…

— Морган! — боевик опасно прищурился.

Агент понял, что подошёл к той черте, которую пересекать не стоило, и, решив, что на сегодня отомстил замечательно за «злодеяния» начальства, кивнул на прощание гостю и поспешил ретироваться.

— Определённо, Виктория может полностью положиться на своего помощника, — с иронией прокомментировал Мелькарт, когда остался с Клодом наедине.

— Он знал о тебе, — сдавленным голосом объяснил мужчина. — Просто любит разыгрывать представления… вместе со своим напарником. Не удивлюсь, если Рид ошивается где-то поблизости. Скоро ты и с ним познакомишься.

— Только не сегодня, — Мелькарт отступил на пару шагов. — Я выяснил всё, что хотел.

— Постой…

Из-за отвратительной выходки Айронса Клод чувствовал себя так, словно ему воткнули нож в спину. Положение следовало исправить: выглядеть посмешищем в глазах двадцатилетнего паренька, который неприкрыто смаковал свой триумф, не позволяла репутация. Во-вторых, он давно ждал того дня, когда сможет с Мелькартом кое-что обсудить.

— Надо поговорить.

— Правда? А мне на секунду показалось, что ты не рад меня видеть.

— Ты не должен был приходить. Виктория из кожи вон лезет, чтобы не засветить вашу связь, а ты сюда заявляешься как ни в чём не бывало. За ней наблюдение ведётся, и нам до сих пор не удалось выяснить, откуда утекает информация. Ещё твоих проблем не хватает для полного счастья.

— Что ж, очень жаль, что срываю вам операцию. Но у меня не было выбора.

Клод окинул Мелькарта долгим пристальным взглядом. Болезненный вид ученика вряд ли бы понравился фрау Морреаф: если ей станет известно, что он попал в беду, а никто из Вальпургиевых адептов не протянул руку помощи, в беду попадут все, и Клод в первую очередь. Перспектива снова испытать на себе гнев бессмертной совсем не радовала.

— Выбор есть. Идём со мной.

Столь навязчивое приглашение Мелькарт не стал отклонять. Вслед за Клодом он поднялся на двенадцатый этаж, в просторный стильный кабинет. Агент указал на кожаный диван и вытащил из шкафчика бутылку вина и пару бокалов, гостеприимно создавая удобства для диалога.

— Ты не удивился моей враждебности, — произнёс мужчина, разливая вино. — И это лишь подтвердило догадку.

— Догадку? — чёрная бровь Мелькарта приподнялась в вопросительном выражении, но от профессионального киллера не укрылось, что мальчик напрягся.

Клод подал ему бокал и сел в кресло.

— Ты здорово меня подставил. Там, в деревне. Честно говоря, я не сразу понял, кто затеял заварушку. Браво! Но вот зачем? За что ты убил тех людей?

— Я никого не убивал.

В глазах Мелькарта зажглись опасные огоньки — признак хищной натуры. Пальцы сжали стекло чуть сильнее.

— Ты выдаёшь желаемое за действительное.

— Я вовсе не собираю против тебя улики, мне не нужно доказывать, что произошедшее не моих рук дело. Ты в свою очередь можешь всё отрицать, но проблема в том, что мы оба знаем, кто устроил кровавую свадьбу, — мускул на лице Клода дёрнулся. — И это причина, по которой я никогда тебя не прощу.

— Уже нажаловался Виктории?

— Нет необходимости. То, что ты сделал, — небрежным движением руки агент описал в воздухе круг, — не изменит её к тебе отношения.

Привязанность к этому гадёнышу казалась просто оскорбительной, особенно когда вместо мальчишки она выплеснула злость на лучшего своего бойца, преданного по гроб жизни. Мелькарт беспечно вертел бокал между ладонями, уверенный в неприкосновенности, довольный, как объевшийся сметаной кот. Клод стерел бы наглеца в порошок, будь у него возможность. Он хотел добавить кое-что ещё, но вовремя обуздал эмоции. Глотнул вина, прочистил горло и подумал, что поступил правильно. Не стоило демонстрировать личные обиды. Однако Мелькарт на достигнутом не остановился: плотоядная улыбка больно резанула по задетому самолюбию.

— Даже получи ты в распоряжение сотню лет, ни за что не докажешь мою причастность к этой трагедии. А всё потому, что мы с Викторией и ты — слишком разные. Ты стоишь за пределами… понимания.

— Мы с Викторией? — Клод едва не задохнулся от возмущения. — С каких пор ты…

— Не имеет значения. Я занял определённую нишу, и вряд ли кто-то сможет меня сменить. Я освобожу вакантное местечко только в одном случае: если умру. Но умирать в мои планы не входит, как видишь. У тебя связаны руки. Скажи, неужели ты допускал, хотя бы на секунду, что я совершу ошибку и упущу эту женщину? Ты наверняка надеялся на такое развитие событий. Ведь ты больше не единственный, с кем Виктория делит своё драгоценное общество.

— Мама тебя не учила, что дразнить льва опасно?

— Льва? — Мелькарт усмехнулся. — Ты заблуждаешься. Виктория посадила на цепь не льва, а приученную к крови собаку. А знаешь, что делают с собаками, когда они перестают оправдывать ожидания? — он выдержал паузу. — От них избавляются.

— Это угроза?

Клод сознавал, что его провоцируют. И старался не терять самоконтроля.

— Ни в коем случае, — ответил Мелькарт. — Я ценю твою верность Виктории, ценю твой опыт. Таких людей сейчас сложно найти. Очевидно, не деньги соблазнили тебя служить ей, иначе давно бы продался её врагам. Я говорю о том, чтобы ты не мешал мне. Можешь меня ненавидеть, но вставлять палки в колёса не смей. Этого я не потерплю.

В кабинет нахлынула тишина. В течение минуты второй по значимости человек компании «Walpurgis adherents» потягивал вино, глядя в пространство и не реагируя на пристальный взгляд мальчика. Мелькарт брезговал отпить из бокала, но из вежливости не выпускал из рук. Клод много чего сказал бы собеседнику. Во-первых, признался бы, что не испытывал никакой ненависти: это слишком сильное чувство, его ещё надо заслужить. Во-вторых, звание «цепного пса» носил каждый в подразделении фрау Морреаф, и к ошейнику он давно привык. В-третьих, бояться подростка для него сущий позор. Но на всё это ушло бы огромное количество слов, а молоть языком Клод не любил. Поэтому, совладав с неприязнью, произнёс на выдохе:

— Что бы ты ни задумал, я не позволю тебе навредить Виктории.

Действительно, в этом и заключалась его цель. Защищать. Не гадать, как далеко зашли её отношения с паршивцем, не сгорать от злости и ревновать, а выполнять работу. Цель была превыше всего. Даже если средством достижения являлась собственная душа.

— Зачем причинять зло тому, кто собирается подарить мне весь мир? — сокрушённый тон Мелькарта сочился ядом. — Наоборот, я буду оберегать эту женщину. Я уничтожу любого, кто навредит ей… Любого, у кого хотя бы появится такое намерение. Или же кто попытается украсть её у меня.

— Претендентов предостаточно, уж поверь, — Клод выдавил ироничную ухмылку. — И потом, Виктория не из тех дам, которые подчиняются своим избранникам. Если ей взбредёт в голову тебя бросить, она с лёгкостью это сделает. Как только ты ей надоешь, она отправит тебя на помойку, лишив всех почестей. А если начнёшь нервировать, вообще убьёт. Хочешь скажу, сколько мужчин погибло от её руки? И это только при моём участии. Наверное, ты не в курсе, но Виктория предпочитает ещё и женщин. Вот мой совет: уйми свою гордость. Чем скорее поймёшь, что ты всего-навсего игрушка чёрной королевы, тем правильнее будут твои выводы.

Мелькарт смотрел на напиток. Тёмно-красный цвет напоминал свежую, густую кровь. Облизнувшись, он отпил. По чувствительному языку ударил терпкий приятный вкус. При других обстоятельствах он поблагодарил бы Клода за хорошее вино.

— Хочешь знать, что случилось на свадьбе? — спросил Мелькарт, готовясь произвести эффект.

— Я знаю, что там было, — Клод равнодушно пожал плечами. — К счастью, одному свидетелю удалось выжить — Нилам. Бедняжка бросилась к Арджуну сломя голову посреди ночи. Ей повезло. Она добралась до лачуги целителя целой и невредимой. Пока ты отдыхал с Викторией в Тибете, я отправился обратно в Индию. Нилам всё рассказала.

— Правда? Всё — всё? И даже поведала, как я это сделал?

— Мне не интересно как. Мне интересно зачем.

— Да ни зачем, — Мелькарт глотнул вина. — После того, как Виктория оставила меня, я был зол. Не мог унять ярость. Я не люблю, когда мной играют. А именно так я думал, сидя на полу в пустом доме. Тогда я вышел на улицу, взял в ладонь догоравшие угли…, — мальчик томно вздохнул. — И проклял всех, кто веселился на празднике. Сложно передать словами, как в буквальном смысле задыхаются от смеха пьяные люди, как кровь хлыщет из горла, как безумие овладевает разумом и как под его воздействием мужчины вспарывают брюхи своим жёнам, матерям и сёстрам. Утром ты в полной мере насладился плодами моего творчества. Сказать, кто из них умер первым? Та красавица — невеста. Она мучилась особенно.

— Рашми, — Клод прикрыл глаза, воскрешая в воспоминаниях образ нежной смуглой девушки.

— Виктория любовалась ей непозволительно долго. Мне прекрасно известно, что фрау имеет слабость к представителям своего пола. Не очень-то давно журналисты смаковали историю её отношений с той заводилой скандалов, дочкой богача, Неми Ларсен. Мне глубоко наплевать, кого предпочитала Виктория до нашего знакомства, но теперь я никому не позволю встать между мной и моей целью. Я не из числа людей, об которых безнаказанно вытирают ноги. Я владею чёрной магией. Могу посеять в сердцах сомнения, лишить рассудка или заставить безропотно подчиняться… Если пожелаю.

Мелькарт с удовлетворением отметил, как тень ложится на лицо мужчины.

— Я редко прибегаю к столь радикальным мерам, — поспешил успокоить он Клода. — На достижение результата обычно уходит много энергии. Тот целитель, Арджун, сразу понял, кто оказался на пороге его жалкого дома. По этой причине он не разрешил мне войти. В его дочери, кстати, тоже что-то есть. Какая-то сила, видимо, доставшаяся по наследству. Это её и спасло.

— Ты имеешь дело с человеческими жизнями. Неужели тебе совсем не жаль?

— А разве человеческие жизни чего-то стоят? Тебе не хуже меня известно, как ради самых благих намерений приносят в жертву сотни, тысячи невинных. И никто не вспоминает их имён. Ты сам убил бессчётное количество… только лишь по приказу, по заявке хозяина. И говоришь мне о жалости?

— Я совершил массу преступлений, но одного я не сделал ни разу: я не убивал ради себя самого. Просто так, без причины. Я забирал жизни тех, кого внесли в список смертников, и, без обмана, я получал удовольствие от процесса, — Клод осушил бокал до дна и потянулся к бутылке за добавкой. — В этом мире есть несколько типов людей. Есть любители книг, фантазёры и философы, которые любят рассуждать о вечном, задают вопросы без ответов, они же поделили вещи на «правильные» и «неправильные». Есть политики, интриганы, прирождённые шахматисты — они играют в сложные, запутанные игры, пытаются изо всех сил удержать власть и ради этого пользуются «неправильными» вещами. Есть богачи — бездельники: им кажется, что вся Вселенная у них в долгу. А есть воины, для которых рисковать жизнью, отнимать жизни, сражаться — смысл существования. Воинов считают грешниками или же, наоборот, героями, но им не нужна ни похвала, ни осуждение. Воины — это особая каста. Они единственные знакомы со смертью лучше других. Лучше священников, которые отпевают трупы, лучше купающихся в золоте богачей, лучше политиков — заказчиков. И если кому известно, сколько стоит человеческая жизнь, так это воину. Он крадёт её не ради себя. За воином всегда стоят люди, которые надеются на его меч, его мастерство, силу. За одну человеческую жизнь можно предать идеалы и позабыть обо всех своих клятвах. Возможно, когда-нибудь ты это поймёшь, в очень плохой день.

— И для тебя та самая «одна жизнь» — Виктория? — Мелькарт прикусил нижнюю губу. — Меня давно терзал вопрос, почему такой уверенный и сильный человек, как ты, стал рабом? Ведь ты вполне можешь поступать так, как тебе хочется. Зачем чьи-то указки?

— Рабом? — Клод хмыкнул. — Тебе приятнее считать людей рабами, раз это повышает твою самооценку и подчёркивает, какой ты… особенный. Но я не вижу здесь ни оков, ни цепей, зато вижу другое. Например, что держу в своих руках жизнь Виктории и что на мне её надежды, её вера. На рабе завязано слишком многое. В частности, благополучие госпожи. Ты прав, для меня существует лишь одна жизнь — фрау Морреаф, — садистская улыбка скрасила его лицо. — И если потребуется, ради её жизни я с радостью принесу в жертву тебя.

Несколько чудовищно долгих мгновений Мелькарт молчал, обдумывая слова «цепного пса». Их маленькая битва была похожа на то, как глупцы делят шкуру неубитого медведя: никогда, даже если перевернётся весь мир и солнце вдруг взойдёт с запада, Виктория не будет принадлежать ни одному, ни второму, и тем не менее по каким-то необъяснимым причинам, больше смахивающим на категорию бессознательного, на животный инстинкт собственника, они считали себя соперниками. Конечно, проблема сводилась не к вопросу, кому достанется сердце женщины… Мелькарт понимал, что безграничная преданность Клода может сыграть злую шутку. Телохранитель, подобно Аргусу с великим множеством глаз, поперёк ляжет, но не допустит его восхождения. Он, как заноза, прицепится к Мелькарту, обернётся пятном на идеально белой рубашке, станет пусть и не смертельной, но очень серьёзной неприятностью.

— Виктория не избавится от меня, — произнёс Мелькарт. — Я нужен ей. Я не какой-нибудь безликий агент, не член вашего братства. Я её ученик. А теперь скажи, были ли у фрау другие ученики? Появлялись ли в истории люди, похожие на меня? — он покачал головой. — Нет. Если бы я был не единственным, всё сложилось бы иначе. Ты не снизошёл бы до этого разговора, не сжигал бы себя заживо. Правда в том, что я единственный. И в том, что твоя бессмертная госпожа меня любит.

Клод испугался, что под эмоциональным давлением разобьёт бокал, и поспешил отставить его в сторону. Сжал ладонь в кулак, до отказа заполнил лёгкие воздухом, издал медленный выдох, смочил влажным языком губы и ответил:

— У её любви нет будущего.

Телохранитель не стал спорить, потому что знал, насколько прав оказался проклятый мальчишка. Украдкой он надеялся, что Мелькарт оскорбится перспективой быть выброшенным, поверит в горькую ложь завистника, сбавит пыл и отступит, и ради этого Клод подорвал доверие фрау. Возможно, для Виктории поступок «цепного пса» останется тайной. Но сам он до конца дней будет помнить, как однажды, упиваясь ревностью, попытался возвести барьер между ней и её учеником. Свидетель ужасного предательства находился рядом, стоило всего-навсего сделать рывок, сдавить пальцами шею и покончить с причиной этого безумия, но он не мог. Не мог разбить Виктории сердце, сделать больно.

Правда была известна Клоду лучше, чем Мелькарту.

— Чего бы ты ни пожелал, она подарит тебе это. Философский камень, власть, знания, победу… Коронует перед родом людским. Любовь Виктории откроет перед тобой двери. Но закроет для неё.

Во взгляде мальчика проскользнуло недоверие. Но Клода уже не волновало, поверит Мелькарт или нет. Он решил показать другую сторону медали, где нет места ни мечтаниям, ни надежде. Правду, на которую никто не стал бы смотреть.

— Когда Совет узнает, что Виктория создала нового бессмертного, назначила его наследником и наделила властью, её приговорят к аутодафе. Но сначала заставят наблюдать, как тебя будут убивать, медленно, изощрённо… Твоя предсмертная агония — часть наказания Совета и назидание всем, кто преступил закон и восстал против них. Затем аутодафе… Как-то она обмолвилась о сути этой казни. Из бессмертного насильно вытягивают соки, лишают энергии. За несколько часов человек лысеет, покрывается морщинами, гниёт и оборачивается прахом. Прахом, Тессера! Горсткой грязи! Той, что находят в гробах спустя сотню лет. Считается, что душа приговорённого пожирается вместе с его энергией. Вот что такое аутодафе. Это наказание придумали тысячи лет назад, задолго до зарождения нашей цивилизации. Вот цена любви, которой ты гордишься. А теперь ответь, только честно: ты хочешь, чтобы Виктория так заплатила? Хочешь, чтобы с ней так поступили?

— Я уже сказал, — прошипел Мелькарт сквозь зубы. — Я не причиню ей вреда и никому другому не позволю!

— А тебя не спросят. Они схватят её, как тогда, сотню лет назад, и накажут, — Клод перевёл дух, усмиряя волнение, и прочистил горло. — Ты хоть представляешь, что такое Совет?

— Нет. Я знаю одно: все бессмертные боятся его.

— Верно. Боятся, — Клод поднялся с кресла и отошёл к окну. — Нет никого опаснее Совета Девяти.

Взгляд боевика устремился к небу невыразительного цвета, проник в уличную суматоху, похожую на кипящую воду, и вернулся к лицу мальчика, на котором внезапно отразилась тревога. Клод понял, что Мелькарт не был готов увидеть другую сторону — ту, в которой у него нет ни единого шанса выжить.

— Совет Девяти? Я слышал легенды о Совете Девяти, — Мелькарт прислонил ладонь к глазам, словно желая защититься. — Древние, древние легенды.

— Виктория не хотела говорить тебе сразу. Это бы тебя добило.

— Нет. Я должен знать всё. Я должен знать, от кого буду защищать Викторию. И с кем буду сражаться за наши судьбы.

— Как это глупо, — прошептал Клод. — И как похоже на меня.

Он пересёк кабинет, взял бутылку и плеснул Мелькарту добавки. Странное действие, учитывая, что тот почти не пил.

— Достоверно не известно, откуда тянутся корни Совета. Считают, что с Востока. то ли из Древнего Египта, то ли из Индии. Причина возникновения одна — последствия войны. Когда-то давно, в забытые нами времена, человечество стояло на грани катастрофы. Изнурительная война истребила народы и поставила под угрозу существование империй. Эта проблема коснулась и бессмертных. Тем, кто ведёт свою историю едва ли не от Атлантов, пришлось объединиться ради всеобщего блага. Вместе они положили войне конец и воцарились, подобно богам. Их было девять. Девять Неизвестных. Старейшие из людей, потерявшие имена, облик и всё, что человека делает человеком. Их власть распространялась на многие государства и казалась незыблемой. Однако вскоре они потеряли рычаги управления и вынуждены были уйти в тень. Виктория говорила мне, что каждый Неизвестный подобен богу.

Клод глотнул вина, освежая мысли и воскрешая в памяти то, что она ему когда-то рассказывала.

— Джузеппе Бальзамо верил в возможность уничтожения Совета. Тот факт, что приходится считаться с древнейшими из бессмертных, вынудил его пойти на ужасные безумства. Но в своих бедах он сам виноват. А за что отвечала Виктория…

— Что с ней сделал Совет? — Мелькарт подался вперёд.

— Знаешь, ты не первый её ученик. Однажды я наткнулся на старую чёрно-белую фотографию. На ней был запечатлён мальчик… Вполне милый. Того же возраста, что и ты. Только раз Виктория при мне назвала его по имени. Рейга — так звали паренька. Судьба свела их в эпоху Второй мировой. Как я понял, она приютила его в своём доме, а затем привязалась, словно к родному сыну. Виктория мечтала поделиться с ним бессмертием и впервые решила проигнорировать запреты Совета Девяти. В ней проснулась мать, и всё остальное перестало иметь значение. То, что сделали в ответ Неизвестные…

— Они убили его?

— Да. По их приказу Рейга был умерщвлён.

Клод вздохнул и прошёлся по кабинету. Мелькарт, не нарушая атмосферы, молча следил за перемещениями «цепного пса», переживавшего трагедию женщины так, словно это была его рана.

— Я работаю на неё достаточно долго. Виктория действительно бывает жестокой, порой вообще невыносимой. Она коллекционер. Ей нравится подчинять сильных людей, ломать чужую волю, играть судьбами. Этому её научила жизнь. Виктория не отказывает себе ни в мужчинах, ни в женщинах, купается в пороках, наслаждается болью своих жертв. Но никаким отношениям не сравниться с материнскими чувствами. И именно образ матери ввёл Викторию в реальность. Мать — это единственная истина, которая для неё существует. И с материнским рвением, до последнего вздоха Виктория будет защищать тебя… Пока не проиграет. Она знает, что значит лежать с разодранной клеткой и выпотрошенной душой. Знает, каково это — когда силой лишают любви. Она сделает всё, чтобы не потерять тебя. Всё возможное и невозможное. У Виктории много любовников, Мелькарт, но ты — её единственная истина.

Клод не знал, дошёл ли до парня смысл сказанного, но не останавливался:

— Ты считаешь, человеческая жизнь ничего не стоит? поверь, это не так. Ради одной жизни можно перечеркнуть прошлое, изменить себе, изменить другим… И даже потерять всё. Одна жизнь может стоить чести, гордости и достоинства. Если эта жизнь любима.

Мужчина заглянул в аспидно-чёрные глаза. Не то из-за сумерек, не то из-за таинственного выражения цвет был глубоким и притягательным.

— В человеческих отношениях всё очень сложно, Мелькарт. Никто не мечтает о самопожертвовании. никому не снится, как он примет погибель, защищая других. Но люди так умирают. Любовь не ждут с нетерпением, она бьёт под дых и валит с ног. Ты можешь её отвергать, избегать, но не почувствовать её не удастся. Да, для великих она ни что иное как слабость. Только почему-то за эту слабость отвечают, как за подвиг.