— 1 —

Джассу, самому молодому из создателей, не было подвластно время. Неизвестно, почему Мать Вселенная обделила своего последыша этим даром, но именно поэтому Джасс не желал создавать собственные миры. Да и кому захочется миллионы лет ждать развития каждого цикла эволюции? Молодой создатель этого точно не хотел.

Сначала он наблюдал, как творили миры его братья. Иногда не сдерживался и пытался давать им советы, высказывал свое мнение по поводу того или иного момента. Братьев это почему-то раздражало, и они прогоняли его. А однажды, когда Джасс не пожелал уходить, создатели попросту вышвырнули его далеко в черную пустоту чрева Матери Вселенной.

Каково же было не властному над временем Джассу провести в пустоте многие миллиарды лет, прежде чем он вновь увидел братьев, продолжающих заполнять Вселенную создаваемыми мирами…

Увидев братьев, молодой создатель испытал истинную радость. Но причиной радости была не встреча с родными сущностями, а появившаяся возможность поквитаться с обидчиками.

И он затаился, ничем не выдавая своего присутствия. И снова медленно потянулось неподвластное ему время. Но Джасс привык ждать, а дождавшись, когда оказался в окружении новых миров, проник в один из них и разметал его на множество осколков, которые, разлетаясь, крушили ближайшие миры других создателей.

Джасс ликовал! За все бесконечное время своего существования он не испытывал даже малую толику того восторга, который сейчас наполнял его сущность. Рожденный создателем, он познал то, что должно было быть противным его сущности — радость разрушения!

И кто знает, может, именно таковой была воля Матери Вселенной? Может, именно для того она лишила свое последнее дитя возможности управлять временем? Ведь для того, чтобы разрушать, такая возможность вовсе не нужна.

Многие миры уничтожил Джасс, заполняя некогда чистые просторы чрева Матери Вселенной хаосом, кишащим мириадами осколков, прежде чем старшие создатели сообща навалились на беснующегося братца и сжали его со всех сторон собственными сущностями. Наученные горьким опытом, они не стали вновь зашвыривать дестроера в неведомые дали, а решили избавиться от него раз и навсегда. Прежде всего они создали тысячи миров, полностью покрытых водой, и населили их мириадами мелких существ, вырабатывающих лем — единственное во Вселенной вещество, не поддающееся воле создателей. Из-за наличия лема, старшие братья Джасса не могли управлять процессами эволюции на вновь созданных мирах, но этого и не требовалось. Их предназначение было в другом.

За сжатые в одно мгновение миллионы лет дно каждого из тысячи мировых океанов покрылось многими метрами белого вещества. И тогда создатели разорвали сущность младшего брата на тысячу частей, сжав каждую до размеров черной горошины, и поместили горошины в толще лема, по одной на каждый мир. Белое вещество послужило своеобразным экраном, который не давал частицам сущности Джасса ощущать друг друга и стремиться к объединению.

Далее создатели окружили каждый, являющийся саркофагом, мир роем осколков, оставшихся от разрушительной деятельности помешавшегося братца, и отправили получившиеся галактики разлетаться по тысячи разным направлениям, удаляясь друг от друга в бесконечных просторах чрева Матери Вселенной.

 

— 2 —

Тофик Салапетян шестой год жил в Старом Осколе. Он приехал сюда вслед за родственниками по материнской линии и нисколько не жалел о родных горах. На родине у Тофика не было никаких перспектив, а в этом русском городе он уже через год стал уважаемым бизнесменом. Особенно ему нравилось, когда работники называли его по имени-отчеству — Тофик Ананьевич. Эх, слышали бы это в родном селении. Но не везти же туда работников…

Сейчас Тофик с улыбкой вспоминал тот день, когда впервые приехал в Оскол. Его тогда встретил двоюродный брат матери. Дядя Ашот всю жизнь разводил овец и, перебравшись вместе с детьми в Россию, завел и здесь небольшую отару. И вот, пока ехали в такси, расспросив племянника о том- о сем, дядя пожаловался, что его барашки заболели. Вероятно съели какую-нибудь не ту траву, и теперь страдают бедные поносом.

Вспомнив, что мама давала ему при поносе активированный уголь, Тофик посоветовал то же самое дяде.

— Угол? — поднял правую бровь старик. — Где взять?

Узнав, что активированный уголь продается в любой аптеке, Ашот направился в ближайшую, как только они вышли из такси. Тофику ничего не оставалось, как тащиться следом, волоча тяжеленную спортивную сумку с вещами.

Подойдя к аптекарскому окошку, дядя долго шевелил густыми бровями, подбирая нужные слова. Не выдержав ожидания, находящаяся за стеклом пышнотелая блондинка спросила:

— Молодому человеку что-то нужно?

Услышав, как семидесятилетнего дядю называют молодым человеком,

Тофик усомнился в том, что достаточно хорошо знает русский язык. Ашот же как-то подтянулся, расправил плечи и, высоко задрав правую бровь, громко произнес:

— Молодой человек нужен угол!

— Угол? — удивилась блондинка. — Углы сдают в гостинице через дорогу. А у нас здесь аптека. У нас здесь, молодой человек, лекарства продают. Если вам, к примеру, нужен «Витапрост», то пожалуйста. А углы мы не сдаем.

— Эй, почему жить негде? — дядя сердито нахмурил левую бровь, при этом оставив правую высоко задранной. — Угол баран нужно, понимаешь?

— Что-о? Кто баран? — бледное лицо аптекарши вдруг пошло красными пятнами. Она поднялась со стула, уперла руки в бока и нарочито спокойным голосом заговорила: — Во-первых, не баран, а овца. А во-вторых, кто дал вам право меня оскорблять?! Тут вам, между прочим, аптека, а не аул в горах!

Опешив от столь неожиданного наезда, Ашот высоко задрал и левую бровь, и, приоткрыв рот, растерянно слушал эмоциональные словоизлияния блондинки.

А перепуганный Тофик продолжал стоять у входных дверей. Его руки оттягивала тяжелая сумка, а в голове одна за другой всплывали слышанные байки про то, как жестоко обращается ОМОН с «лицами кавказской национальности», и ему хотелось вдруг оказаться в родных горах, подальше от этой непонятной русской блондинки с такими манящими пышными формами.

Но вот аптекарша выговорилась. Красные пятна на ее лице сошли, и оно вновь приняло устойчивый розовато-бледный оттенок. Опустившись на стул, она спросила уставшим голосом:

— Ну, так что, «Витапрост» брать будем?

— Будем, — согласился дядя. — И я будем брать, и Тофик тоже брать будем. Только помоги, дорогая, а?

— О, Боже! Чем помочь? Углом? Нет! — решительно заявила блондинка. — Тут вам не ночлежка для беженцев.

— Зачем беженцев, слушай? — совсем запутался Ашот и, жалостливо сложив брови домиком, попытался еще раз объяснить суть проблемы бестолковой женщине: — Мои барашки понос какать, совсем жидкий такой, понимаешь? Им угол нужен, каменный…

— Активированный, — вставил от дверей сорвавшимся на фальцет голосом Тофик.

— Активированный уголь, что ли? — с непонятной радостью в голосе вопросила аптекарша. — Так бы сразу и сказали. А то — угол, да угол. А я-то, дурында, уже непонятно чего надумала.

— Дай угол, а? — полным отчаяния голосом произнес дядя.

— Да нет угля, — продолжая чему-то радоваться, сообщила блондинка. — Кончился. Да и тот уголь от поноса, что мертвому припарок. Возьмите лучше «Лопедиум»…

 

— 3 —

С тех пор прошло шесть лет. Тофик заработал неплохие деньги и, благодаря помощи другого двоюродного дяди купил старый дом под офис практически в центре города на улице «Пролетарской». Ну, не то чтобы офис. Да и не стремился Салапетян выпячиваться подобно тем местным толстосумам, которые выкупали и реставрировали здания на улице «Ленина». Для его бизнеса не нужно было яркого фасада и большого парадного крыльца. Пока не нужно. А дальше жизнь покажет. Если не оставит его милость Бога, расположение родственников, алчность чиновников и природная лень местного населения, то вполне возможно настанет то время, когда и он построит себе большой стеклянный офис, подобный тем новомодным строениям, которые свысока взирают на окружающий мир огромными тонированными окнами. А пока Тофик крутился как пчелка, зарабатывая будущее благосостояние полулегальным бизнесом.

На одном из находящихся в промзоне предприятий он арендовал три гаража, в которых отливались строительные мелкоштучные блоки, тротуарная плитка, поребрик и некоторые другие пользующиеся спросом бетонные изделия. Так как местные чиновники постоянно что-нибудь себе строили, а стройматериалы принципиально предпочитали брать, что называется, на халяву, не менее двадцати процентов продукции уходило на их ненасытные нужды. Но Тофик не возражал. Он даже рад был отдавать этот своеобразный натуральный налог, позволяющий списывать прочие налоги, а так же закрывать кое-кому глаза на нарушение санитарных, пожарных и прочих норм, на пользование левым электричеством, и еще многое другое. А после того, как наладился канал поставки дешевого цемента, должного идти на муниципальные нужды, Салапетян и вовсе готов был отдавать все тридцать процентов продукции. Но баловать чиновников тоже не стоит. Пока сами не требуют, он лишнего отдавать не собирается.

В доме на «Пролетарской», в наскоро отремонтированных комнатах Тофик организовал сразу несколько предприятий. В одной на специальном агрегате по хитрой технологии, позволяющей тратить вполовину меньше муки, выпекалось песочное печенье. Рядом, на привезенном из Китая подержанном аппарате делались различные макаронные изделия, в следующей комнате штамповались консервные крышки для стеклянных банок. В небольшом погребке разливалось по канистрам с логотипом «SHELL» на этикетках моторное масло.

У Салапетяна было еще много идей, но все упиралось в отсутствие помещений. Снимать помещения Тофик не хотел, ибо большинство из идей не терпели лишних глаз. В конце концов, он решил снести старый покосившийся сарайчик, а на его месте возвести новый, более основательный. Благо, что мелкоштучных блоков собственного производства было в достатке.

Как раз в это время, получив высшее архитектурное образование, из Москвы приехал Аведис — племянник Ануш, двоюродной сестры мужа внучатой племянницы дяди Ашота Вартухи. Тофик не совсем понимал, кем приходится ему Аведис, но родственники, в свое время давшие возможность встать на ноги ему, решили, что теперь пришло его время помогать и поручили шефство над приехавшим парнем. Салапетян и не возражал. Пока парень будет вникать в местные реалии и определяться с направлением личного бизнеса, можно будет переложить на него часть собственных, не особо ответственных проблем — пусть набирается опыта.

Аведис-то и подсказал Тофику идею подземного строительства, которое не обязательно было регистрировать в архитектуре, а значит — не нужно платить за строение налоги. Плохо было то, что из-за слишком узкого расстояния между домом и забором, отгораживающим соседние владения, не было возможности загнать во двор экскаватор. Да что там экскаватор — не всякий легковой автомобиль мог здесь протиснуться. Однако Аведис оказался на редкость предприимчивым молодым человеком, и вскоре бригада гастарбайтеров из солнечного Таджикистана усердно вгрызалась в меловой склон горы, на которой располагался исторический центр города.

Тофик озадачился было проблемой вывоза грунта, но и тут решение подсказал находчивый родственник. Неизвестно из-за каких обстоятельств расположенная ниже улица заканчивалась тупиком прямо под приобретенным Салапетяном участком. Между забором находящегося в тупике владения и забором участка, находящегося дальше было бесхозное пространство, густо заросшее акацией. Сверху к этим зарослям выходил забор Салапетяна. В этих-то зарослях и начинался овражек, который, постепенно расширяясь, спускался к реке. Возможно, когда-то в незапамятные времена именно этот овраг не дал продолжить дальше улицу. Тофику было очень любопытно, за какой надобностью Аведис проник в заросли акации, где обнаружил овражек, но всякий раз, озабоченный множеством злободневных проблем, забывал спросить его об этом. В общем, в заборе появилась задняя калитка, через которую грунт выносился в овраг.

Пришлось позаимствовать на элеваторе, находящимся во владении одного из многочисленных родственников, ленточный конвейер, для подачи грунта наверх, ибо яма быстро углублялась, и таскать мел наверх вручную становилось все труднее, отчего работа шла медленнее.

Как только глубина котлована достигла трех метров, двое таджиков под руководством Аведиса начали сооружать по краям опалубку под заливку бетоном. Сперва из толстой фанеры соорудили наружную стенку и обтянули ее рубероидом. Затем связали арматурный каркас и смонтировали внутреннюю стенку, гораздо более прочную, чем наружную, дабы не выдавило бетоном. Все это время четверо работников продолжали углубляться в центре котлована.

Как только монтаж опалубки был закончен, земляные работы прервались, и таджики с помощью двух бетономешалок начали заливать фундамент. Работали они от зари до зари, и через два дня полностью залили опалубку. По совету Аведиса, Тофик выплатил им немного денег и объявил неделю выходных.

Через неделю таджики продолжили углубляться, подкапываясь и под залитый фундамент. Вскоре мел выбрали на метр, и фундамент буквально повис, почему-то не желая опускаться вниз. Работники боязливо тыкали в меловые стены лопатами, отскакивая при любом шорохе, но результат оставался прежним. Тогда Аведис спустил вниз шланг, и бригадир гастарбайтеров Азамат начал подмывать фундамент по кругу струей воды. И вот, когда Азамат уже стоял по колено в воде, железобетонный короб сполз вниз.

Тофику пришлось приобрести дренажный насос для откачки воды. Но он не расстраивался столь пустяковой трате. Более того, он съездил к дяде Ашоту за барашком, которого довольные таджики зажарили на сооруженном из арматуры вертеле, пока из котлована откачивалась вода.

Теперь по отработанной технологии дела пошли быстрее. Тормозила лишь вновь усложнившаяся из-за увеличивающейся глубины выемка грунта. Пришлось установить подъемный блок и подавать по одному ведру.

Двоих таджиков Аведис вновь отвлек от земляных работ, и они, уложив металлические балки и забрав досками промежутки между ними, заливали перекрытие нижнего этажа, оставив лишь проем для лестницы. Затем начали возводить опалубку для заливки стен следующего этажа.

Тем временем строение опустилось под землю еще почти на два метра, и на этом Тофик Ананьевич решил пока остановиться. На первое время ему хватит двух подземных и одного надземного этажей. А в случае нужды, как уверял Аведис, монолитное здание всегда можно погрузить ниже, без особого ущерба для уже установленного в нем оборудования.

 

— 4 —

Выслушав указания Аведиса, Азамат проводил его до калитки и вернулся на стройку. Увидев, что у бетономешалок никого нет, очень удивился и зашел внутрь наполовину возведенного надземного этажа с намерением строго отчитать нерадивых земляков.

— Эй, Азамат, пойдем вниз, посмотришь, что я нашел, — обратился к нему Мехшид, вокруг которого собрались все остальные.

— Что такое ты там нашел? — бригадир недовольно посмотрел на отвлекшего всех от работы земляка, который должен был подчистить последний грунт на нижнем этаже, подготовив пол для укладки тротуарной плитки. — Почему сюда не принес?

— Эй, ты что говоришь, Азамат? — поднял руки ладошками вверх Мехшид. — Как я могу принести пещеру?

— Пещеру? — заинтересованно прищурил глаза бригадир. — Давай тогда, пойдем — посмотрим. А вы чего встали? — перевел он взгляд на остальных. — Работать уже не надо, да?

— Нам тоже на пещеру посмотреть хочется, — заявил Джелех, самый молодой из земляков.

— Закончишь работу, тогда и посмотришь.

— Тогда уже темно будет. Как я в темноте что-то увижу?

— Эй, Ардэш! — бригадир возмущенно повернулся к коренастому лысому таджику. — Я твоего племянника палкой вразумлять должен, что ли?

Когда спустились вниз, Мехшид снял со стены переноску и посветил на невесть откуда взявшуюся канаву.

— Вот, смотри, Азамат. Я пол ровнял, вдруг нога провалилась, — начал он объяснять. — Думал, шайтан меня под землю тащит. Хотел кричать, рот открыл и весь сам провалился. В рот мел попал — как кричать, скажи?

Бригадир ничего не сказал, лишь с любопытством осматривал обвал, напоминающий червоточину на срезе яблока. Углубление начиналось у левого дальнего угла и, пересекая помещение по диагонали и постепенно углубляясь, уходило темной норой, примерно метрового диаметра, под правый угол передней стены.

— Я туда лампой светил — конца не видно, так далеко уходит, — сообщил Мехшид, проследив за взглядом Азамата.

— Посвети еще, я сам посмотреть хочу, — распорядился бригадир.

Ход действительно уходил вглубь горы, постепенно понижаясь и теряясь в непроглядной тьме там, куда не доставал свет электрической лампочки.

Долгих четверть часа Азамат думал, что предпринять — сообщить ли о пещере хозяину, или сначала обследовать ее самому? С одной стороны, у него не было никакого желание лезть в эту глотку Иблиса, но с другой… А вдруг там лежат старинные сокровища?!

Когда Азамат был маленький, Таджикистан еще находился под пятой Москвы. Тогда в их кишлаке электричество было в каждом доме, и тот телевизор, в корпусе от которого старая Ширин теперь хранит лук, еще работал. Именно в нем маленький мальчик увидел сказку про сокровища пещеры Али-Бабы. Потом он заблудился в горах, когда искал свою пещеру с сокровищами. Потом зад долго болел от отцовского ремня…

С тех пор прошло четверть века, и вот детская мечта снова поселилась в душе Азамата. Нет, если эта нора гигантского земляного червя ведет к сокровищам, он не собирается отдавать их жадному армянину. Но и сам очертя голову туда не полезет. Он давно не маленький мальчик, и с годами приобрел достаточно мудрости. Коль уж все равно придется делиться с земляками, то пусть они и рискуют головами. А его голова нужна, чтобы думать и руководить.

— Эй, Мехшид, — окликнул он заскучавшего земляка. — Иди наверх, скажи Ардэшу, чтобы взял еще одну переноску, две катушки с удлинителем, ту капроновую веревку, что спрятали от Аведиса. Еще пусть берет своего непутевого племянника и спускается сюда. Акбару и его брату скажи, если кто придет, пусть держат язык за зубами и продолжают работать. И возьми запасную лампочку.

Когда земляки спустились и принесли все, что он потребовал, бригадир сообщил, что берет их с собой на обследование пещеры и принялся инструктировать:

— У тебя, Джелех, глаза молодые, видят хорошо — возьмешь лампу и пойдешь первым. Ты, Ардэш, пойдешь следом. Будешь тянуть удлинитель и держать вилку от переноски, чтобы из розетки не выскочила. Я пойду последним, потому что мне надо будет быстро вернуться, если вдруг кто-нибудь придет, и Мехшид меня окликнет.

— А я не пойду? — разочарованно сложил брови домиком обрадовавшийся в душе Мехшид.

— Нет. Ты будешь следить, чтобы катушка с проводом хорошо разматывалась. А если одного не хватит, то подсоединишь второй. И вдруг кто-то из армян придет — сразу мне кричи. Понял?

Когда земляки, встав на четвереньки, по одному скрылись в подземелье, Мехшид отступил от провала, намереваясь сесть на перевернутое ведро. Под ногой что-то хрустнуло — это оказалась запасная лампочка, которую Азамат забыл вместе с мотком капроновой веревки. Парень схватил моток и склонился над дырой в подземелье, чтобы окликнуть бригадира, но вовремя сообразил, что тот накричит на него за раздавленную лампочку. Оно хоть и не велика потеря, но лампочка была последняя.

Мехшид подгреб осколки под вторую катушку с проводом. Туда же бросил веревку. Пусть Азамат подумает, что это Джелех так неаккуратно поставил бобину.

Исследователи подземелья тем временем метр за метром продвигались вглубь по постепенно понижающейся норе. Уклон стал значительно круче, и семенить на карачках вниз головой было не очень удобно. Азамат даже хотел развернуться и пятиться задом, но решил, что будет выглядеть в глазах земляков не совсем достойно.

— Эй, Джелех, — позвал он громким шепотом, пытаясь выглянуть вперед через обширный зад Ардэша. — Ну что там, а?

— Что-то впереди видно, — отозвался тот таким же шепотом. — Не пойму пока. Похоже на тупик.

Услышав, что сказал парень, Азамат испытал искреннее разочарование. Неужели ход прерывается через несколько десятков метров, и его детской мечте о пещере с сокровищами не суждено сбыться?

Задумавшись, бригадир не заметил, как остановился Ардэш, и врезался головой в его зад с такой силой, что даже что-то хрустнуло в шее. Ардеш от удара подался вперед и в свою очередь толкнул племянника.

А тот остановился, потому что перед ним ход резко, под углом градусов в сорок пять, уходил вниз. Потому-то издалека, когда тусклый свет маломощной лампочки осветил уходящий вниз свод, он принял его за тупик. Сейчас Джелех осторожно пробовал руками крутой склон, не спускаясь на него коленями. Мел здесь оказался сырой, отчего было слишком скользко, о чем парень хотел сообщить бригадиру. Но не успел. Получив толчок от дяди, съехал коленками вперед и начал сползать вниз. Непроизвольно выпустил из руки лампочку, пытаясь за что-нибудь зацепиться, и тут же сообразил, что лучше всего держаться за провод. Снова попытался схватиться за переноску, но съехал уже настолько, что успел сжать в ладони только саму лампу. Сперва в нос пахнуло паленой кожей, а в следующую секунду Джелех дико заорал и перевернулся на спину, тряся обожженной рукой, и все быстрее съезжая в темноту.

Отброшенная лампочка треснула и погасла.

Оставшиеся в кромешной темноте спутники незадачливого спелеолога ничего не понимая слушали, как в неведомой дали затихает крик молодого земляка.

 

— 5 —

Бригадир таджиков позвонил не вовремя. Аведис и электрик Николаич только что дождались, когда освободится менеджер оптового магазина электрических товаров, и предоставили ему составленный Николаичем перечень, когда раздался звонок.

Молодой армянин толком не разобрал, о чем тараторил таджик, через слово поминавший то Аллаха, то Иблиса, то шайтана, однако понял, что на стройке произошел какой-то несчастный случай. Ай, как не хотелось ему начинать карьеру с несчастного случая на вверенном объекте, но, может, ничего ужасного и не произошло. Надо срочно ехать — разобраться.

— Извини, дорогой, — обратился Аведис к менеджеру. — Обстоятельства изменились. Мы заедем к тебе в другой раз. Николаич, ты тоже извини. Я тебе позвоню потом. Сейчас мне срочно ехать надо.

Примчавшись на «Пролетарскую», он столкнулся с выходящим из офиса Тофиком.

— Почему такой хмурый? — озадачился тот видом молодого родственника. — Что-то случилось?

— Боюсь, что случилось, дядя Тофик, — честно признался Аведис. — Мне сейчас звонил Азамат, причитал так, будто его ишак насиловал. Говорит, кто-то там куда-то провалился. Я толком ничего не понял, но похоже, у нас на объекте несчастный случай.

— Эй, какой такой несчастный случай? — нахмурил брови Салапетян. — Пойдем, посмотрим.

— Вай, Тофик Ананавич, — выбежал им навстречу перепачканный с ног до макушки бригадир таджиков. — Беда, Тофик Ананавич! Джелеха шайтан в дырка забрал! Что теперь делат? Как я его матери такое сказат буду?

— Эй, заткнись, да! — не выдержал Салапетян. — Какой шайтан? В какую дырку? Кого засунул? Говори по порядку, и медленно. Медленно, я сказал!

Все что удалось узнать у перепуганных таджиков, это то, что внизу произошел обвал, один из них, самый молодой и неразумный, полез посмотреть и провалился куда-то под землю. Пришлось спуститься вниз, чтобы увидеть все собственными глазами. Аведис даже покричал в пещеру, после чего заговорил с Тофиком на армянском:

— Что-то эти чурбаны не то говорят. Ход идет почти горизонтально — как здесь кто-то мог куда-то провалиться?

— А они и не говорят, что он провалился, — задумчиво произнес хозяин предприятия, почесывая подбородок. — Они говорят, что его шайтан уволок.

Молодой армянин удивленно посмотрел на родственника, но, видя, что тот полностью погружен в собственные мысли, решительно направился к сгрудившимся у лестницы таджикам. И через пятнадцать минут ему все же удалось выяснить достоверную версию произошедшего. Правда и здесь во всем виноват был шайтан, ибо он помутил разум троим героям и заманил их в свое логово. Азамат, первым очнувшийся от наваждения, отчаянно сражался со слугой Иблиса, разбив лампочку на переноске и тыча в шайтана электрическими проводами. Однако спасти ему удалось только Ардэша. Шайтана Азамату удалось-таки сбросить в подземную пропасть, но тот успел прихватить с собой Джелеха. В общем, отбросив всю бредятину, Аведис понял, что, обнаружив подземелье, таджики не справились с любопытством и полезли в него. Проникнув по лазу неизвестно как далеко, наткнулись на какой-то провал, куда и свалился Джелех.

— Думаю, надо МЧС вызывать, — решив, что гибель человека, дело весьма серьезное, Аведис подошел к Салапетяну.

— Эй, ты что такое говоришь? Какое МЧС? Зачем здесь МЧС? — встрепенулся тот от раздумий и снова перешел на армянский. — Ты хочешь, чтобы все знали, что мы тут построили, да? А ты не подумал, что для того, чтобы такое строить, нужно было сперва взять разрешение в архитектуре? Или ты хочешь, чтобы уважаемый Тофик Ананьевич штрафы платил и взятки давал?

— Но что же делать? — растерянно уставился на Салапетяна Аведис. — Там же человек погиб.

— Кто сказал, что погиб? Провалился куда-то, головой ударился, лежит — спит без сознания. А если и погиб, думаешь, им хорошо будет, когда милиция этим делом займется? — Тофик кивнул в сторону притихших таджиков. — Их же сразу домой выпроводят, в родной Таджикистан. А вместо заработанных денег труп земляка дадут, скажут — везите матери. А матери разве труп сына нужен? Ей деньги нужны чтобы других детей кормить. А я денег дам. Отдам честно все, что он заработал. И даже в три раза больше дам. А может, и этим чурбанам больше дам, и они довольны будут. Вот увидишь, Аведис, они довольны будут.

— Но как же так? — еле слышно пробормотал тот, совсем сбитый с толку доводами дяди.

— А вот так, дорогой. Думать надо головой, а не совестью, тогда все дела успешными будут. Вот ты думаешь это просто пещера, да? — Тофик указал на черную дыру под стеной. — Думаешь, вода дырку-шмырку промыла и все? Не-ет, — и он ткнул в потолок указательным пальцем. — Это свыше нам дана возможность немножко заработать. Спросишь как? Потом объясню, дорогой. У меня много идей, сразу все не расскажешь. Сначала надо хорошенько исследовать то, что там внутри. Ты, Аведис, езжай давай, покупай что надо для электричества. А я тут сам с этими чурбанами разберусь. Потом к Амбарцумяну наведаюсь. Он в пещерах толк знает — еще при Союзе с отцом в одной из пещер спортивные костюмы «Адидас» шил.

Гарик Амбарцумян, сухощавый, невысокого роста армянин, выглядевший гораздо моложе прожитых лет, с интересом осмотрел вход в пещеру и, пообещав держать язык за зубами, отправился готовить снаряжение для исследования подземелья, которое решили провести не откладывая, ибо в первую очередь необходимо было прояснить судьбу пропавшего таджика.

С товарищами пропавшего гастарбайтера Тофик решил вопрос, как и обещал, полюбовно, посулив солидную премию и выплатив небольшую часть немедленно. Видя довольные лица таджиков, на всякий случай предупредил, что если кто-нибудь из них опять провалится в пещеру, или свернет себе шею каким-либо другим способом, то они не только на еще одну премию могут не рассчитывать, но и уже обещанного не получат.

Отпустив на сегодня рабочих, Салапетян позвонил Аведису, который в этот момент во второй раз за сегодняшний день вместе с электриком Николаичем посетил магазин электротоваров, и сказал, чтобы тот бросал все и мчался на стройку, предварительно одевшись соответственно для обследования подземелья.

Вслед за Аведисом вернулся Гарик, сделавший основательный набег на магазин спецодежды и спецснаряжения. Из багажника «семерки» он вытащил большую кирку, молоток, саперную лопатку в веселеньком оранжевом чехле, три оранжевые каски, три шахтерских фонаря, три разгрузочных пояса, три мотка капронового шнура и большую клетчатую сумку, прозванную в народе «сумкой оккупанта», полную, судя по звуку, какими-то железяками. Подхватив все это добро, армяне скрылись в дверях офиса, и вскоре вышли через заднюю дверь, одетыми так, как в их представлении должны были выглядеть профессиональные спелеологи. Отличалась у них только обувь — большие лыжные ботинки на ногах маленького Амбарцумяна выглядели совершенно по-клоунски, Аведис обулся в кроссовки, а вот Тофик, не продумав этот момент, отправился на исследование подземелья в длинноносых лакированных туфлях фирмы «Рикер», которые шил в своей мастерской Валик Карапетян из Армавира.

Спустившись на нижний уровень железобетонной фантазии молодого армянского архитектора и его старшего родственника, Гарик закрепил конец шнура за ступеньку металлического трапа и, проведя короткий инструктаж, заключавшийся в беспрекословном подчинении ему, пока будут находиться под землей, упал на четвереньки и посеменил в темный зев подземелья, освещая путь прикрепленным к каске фонарем. За ним двинулся Аведис. Следом опустился на карачки Салапетян. Недовольно посмотрев на испачканные ладошки, он вздохнул, словно и не его идеей было это исследование, и, тяжело пыхтя, скрылся в лазе.

Судя по меткам на шнуре, они проползли сорок пять метров, когда Гарик остановился перед тем крутым, скользким склоном, по которому унесся в неизвестность незадачливый гастрабайтер. Обсудив ситуацию с товарищами, он попытался вбить в мел небольшой блочок, закрепленный на двадцатисантиметровом винте. Однако, подумав, решил, что в случае отвесного обрыва, порода для крепления блока слишком ненадежная, а по склону в сорок пять градусов можно спускаться и без таких приспособлений. Пропуская шнур через зажимы на поясе, Амбарцумян осторожно двинулся вниз, вбивая через каждый метр предусмотрительно прихваченные в большом количестве металлические штыри. После того, как он забил последний, двадцатый штырь, спуск продолжился еще метров пять, а далее луч фонаря уперся в воду. Вода была кристально чистой, и Гарик увидел, что глубина небольшая, буквально пару сантиметров. Похоже, что ход здесь вновь переходил в горизонтальную плоскость. Вот только потолок стал значительно ниже — сантиметров сорок. Двигаться ползком по холодной воде не было никакого желания, о чем Амбарцумян и сообщил, следовавшим за ним землякам.

— Эй, Гарик, ты что такое говоришь? — возмутился Салапетян. — Как это нет дальше пути? Куда же тогда, по-твоему, делся чурбан? Его что, на самом деле шайтан забрал?

Амбарцумян задумался. Про таджика он действительно забыл. Теперь, во-первых, стало понятно, что съехав с этого склона, нельзя разбиться. Тем более, на смерть. Разве что умереть от страха. Тогда тело, набрав разгон, могло скользнуть в воду и проехать дальше по сузившемуся лазу.

Гарик аккуратно ступил в воду и, убедившись, что та лишь чуть скрыла подошву, утвердился второй ногой. После нескольких попыток заглянуть дальше по проходу он понял, что сделать это не замочив коленей, не получится. Тогда попытался предельно наклониться, крепко ухватившись за капроновый шнур. Однако он не знал, что расслабленный до сего момента шнур зацепился за один из вбитых штырей выше по склону. И вот, когда, повиснув почти параллельно земле, Гарик все же ухитрился заглянуть под низкий свод дальнейшего хода, штырь не выдержал напряжения и выскочил из непрочного мелового грунта.

Потеряв опору, Амбарцумян плашмя рухнул в ледяную воду и тут же был буквально вбит в проход свалившимся сверху Авведисом, которого столкнул Салапетян, на мгновение отключившийся из-за врезавшегося в каску штыря.

В свое время и Тофику, и Гарику довелось прослужить два положенных года в рядах Советской Армии, где их знание русского языка значительно расширилось, став практически идеальным. И теперь Аведис, стоя на четвереньках в холодной воде, с удивлением узнавал невероятные вещи, которые, по словам его старших товарищей, они проделывали с родственниками какого-то неизвестного персонажа, чье имя почему-то не упоминалось. Разумеется Аведис и сам, обучаясь в московском ВУЗе, узнал много нового о русском языке, но у него не было за плечами многолетнего опыта его использования в различных критических ситуациях. Потому сейчас покраснел и, несмотря на холод подземелья, даже слегка вспотел.

Наконец ругательства стихли, и после секундного молчания Тофик спросил:

— Что это было, а?

Ощупывая свой поцарапанный нос и ощущая, как одежда набухает от ледяной воды, Амбарцумян зло ответил, что это был некто в кожаном пальто.

— Я кажется что-то слышу, — прервал Аведис начавшую было разгораться перепалку. Ему действительно что-то послышалось во время мгновения тишины.

Теперь замолчали все. И действительно из лаза доносилось будто бы даже два звука — негромкое журчание воды и жуткое подвывание.

Гарик попятился, желая поскорее выбраться из тесной норы, и установить мировой рекорд по выскакиванию из мокрых и холодных меловых пещер, в которых живут воющие монстры, пожирающие провалившихся таджиков. Однако путь ему преградил Аведис. Впрочем, тот и сам не прочь был составить пару Амбарцумяну в скоростном передвижении на четвереньках, но в лаз пытался протиснуться Салапетян. Тому пока ничего не было слышно, и он непременно хотел разобраться, что там такое творится в принадлежащей ему пещере. А так как общий вес Гарика и Аведиса был несколько ниже веса номинального владельца местных подземелий, то они застопорились на одном месте, усердно буксуя руками и ногами по скользкому, покрытому слоем ледяной воды мелу.

Целую минуту с упорством профессиональных сумоистов армяне пытались перетолкать друг друга и вот, выбившись из сил, затихли, тяжело и шумно дыша.

— Там… Там… — пытался что-то произнести Гарик, но ему не хватало дыхания, чтобы завершить фразу.

— Что там? — прохрипел Тофик.

— Там кто-то воет, — дрожащим голосом ответил Аведис.

— Кто? — отдышавшись, Салапетян снова попер вперед. На этот раз его спутники благоразумно вжались в края лаза, и Тофику кое-как удалось протиснуться мимо них. Через несколько метров, он приподнял отогнувшую уши каску и прислушался.

— А-яалла-алла-акба-а-а, — заунывно неслось из глубины подземелья.

Завывающий голос показался знакомым, и Тофик, нахмурив брови, задумался.

Аведис и Гарик, видя бесстрашие земляка, оставались на месте, хоть и готовы были в любую секунду рвануть вверх по склону.

— Эй, так это же Джелех воет, — все-таки узнал голос Салапетян, и решительно полез дальше.

— Какой Джелех? — не понял Амбарцумян.

— Тот чурбан, который пропал, — пояснил Аведис, прислушался внимательнее и подтвердил: — Точно он, — после чего, осмелев, двинулся вслед за дядей.

— Осторожней там! — предостерег товарищей Гарик, оказавшийся теперь позади цепочки.

Постепенно лаз стал расширяться и вскоре превратился в небольшую, не более трех-четырех метров в ширину и десяти в длину, пещеру, заканчивающуюся тупиком. Неровный потолок не превышал двух метров, отчего угнетающе давил на сознание, заставляя людей чувствовать себя жалкими букашками под занесенной подошвой сапога великана.

В разных местах со стен сбегали небольшие струйки воды и, образуя ручейки, бежали по испещренному маленькими руслами полу к темному водоему, расположенному у дальней стены.

Посреди подземного зала возвышалась полуметровая меловая кочка. На ней, поджав ноги и раскачиваясь взад-вперед, сидел пропавший таджик и заунывно тянул:

— А-яалла-алла-акба-а…

Когда луч фонарика коснулся лица Джелеха, он закрылся руками и громко запричитал почему-то уже по-русски:

— Вай, шайтан, не забирай мою душу-у! Я все для тебя сделать буду! Аллахом кля-анусь!

Глядя на это запуганное существо, Тофик вспомнил, что пообещал таджикам совершенно незаслуженную премию, и что самое обидное, часть которой уже выплатил. А тут еще его нога попала в канавку, и он плюхнулся в воду, поднявшуюся в этом месте уже выше щиколоток. Подскочив, бросился к таджику.

— Значит, говоришь, все для меня делать будешь? — и Салапетян звонким подзатыльником сбил несчастного с кочки.

— Все сделаю, все сделаю, — тараторил тот, упав ниц и не поднимаясь.

Все сделаешь, — зловеще подтвердил Тофик, схватил Джелеха за шкирку и поволок на выход, размышляя над тем, как заставить того отработать не только выплаченную его землякам премию, но и сегодняшний простой.

Задерживаться для подробного осмотра пещеры у Салапетяна не было абсолютно никакого желания, так как он зверски замерз от всей этой возни в ледяной воде и желал как можно быстрее оказаться под жарким июльским солнышком. Однако, минуя товарищей, бросил:

— Посмотрите тут, что да как. А я пока с этим чурбаном разберусь.

Аведис продрог не менее дяди, да и посиневшая кожа Амбарцумяна покрылась частыми пупырышками. Но все же они прошли вперед, оглядывая пещеру.

Гарик прошлепал к дальней стене, где, уже совершенно не обращая внимания на доходившую в этом месте до колен воду, обнаружил настолько узкий ход, что пролезть в него вряд ли смог бы даже ребенок. К тому же ход был почти полностью скрыт под водой, которая, скорее всего, через него и вытекала из пещеры.

Меж тем Аведис остановился у меловой кочки и, посмотрев на потолок над ней, недоуменно хмыкнул.

— Странно, — задумчиво произнес он. — Откуда здесь взялось это… образование? Если это сталагмит, то почему над ним нет даже следа от сталактита? Да и не похоже это на наплывы. Такое ощущение, будто вода, вымывая пещеру, старательно обтекала этот кусок.

— Давай посмотрим, что это, — предложил подошедший Гарик и, замахнувшись киркой, предупредил: — Берегись!

— Погоди! — крикнул Аведис разошедшемуся земляку, когда после нескольких ударов к его ногам отлетел кусок мела с каким-то черным вкраплением.

Подняв мел, армянин принялся его разламывать, и в скоре в ладони оказался угольно-черный шарик, размером с крупную горошину.

— Черный жемчуг, — то ли спросил, то ли констатировал находку Амбарцумян, и бросился крошить разбросанные вокруг куски. Не обнаружив в них ничего, он снова принялся разбивать кочку, на этот раз лично осматривая каждый осколок. О холоде Гарик забыл, разогретый азартом и физической работой.

Аведиса грел только азарт, потому тот зябко ежился и часто переступал с ноги на ногу, зорко следя за действиями товарища. Свой трофей парень положил в нагрудный карман, надежно застегивающийся на молнию.

— Может, хватит на первый раз? — сказал он Амбарцумяну, когда от кочки не осталось и следа, и подумал о том, что, узнав о жемчужине, в следующий раз дядя вряд ли пустит сюда кого-либо постороннего.

С сожалением осмотрев подземелье, Гарик согласился, и они направились к выходу.

— Аведис, дай посмотреть, а? — попросил Амбарцумян, имея ввиду черную жемчужину, когда они, с ног до головы перепачканные мелом, вышли из строящегося здания.

Аведис достал трофей и выставил его на раскрытой ладони.

И вдруг, блеснув чернотой под жаркими солнечными лучами, жемчужина почти мгновенно истаяла, превратившись в серую дымку, которая вскоре без следа растворилась в воздухе.

— Э-э, — разочарованно протянул Гарик. — Это какая-то ледышка была.

Аведис продолжал изумленно смотреть на собственную ладонь, где не осталось даже мокрого следа от черного шарика. Не будь рядом товарища, он наверное решил бы, что ему все это показалось. Появилась мысль о том, что в подземелье скопился некий галлюциногенный газ. Что, кстати, объясняло поведение таджика. Решив, что надо поговорить об этом с дядей, парень пошел переодеваться.

 

— 6 —

Бесконечно долгое время в нем жило чувство обиды. Оно выжгло все: память, знания, осознание самого себя. Единственное чувство, которое осталось кроме обиды, это чувство собственного абсолютного бессилия. Он забыл, кем когда-то являлся. Забыл, кто нанес ему обиду. Где-то, в самом отдаленном уголке сознания, плескались крошечные обрывки воспоминаний, будто некогда он был кем-то большим и могущественным, а не тем ныне существующим жалким комочком, многие миллионы лет сжатым в тесной черной оболочке, окруженной чем-то нестерпимо гнетущим и непреодолимым. И он ненавидел Вечность! Ненавидел свое вечное существование. И страстно желал наказать тех, кто сделал его таким и обрек на бесконечное заточение.

И вдруг возникло ощущение свободы, словно окружающая оболочку гнетущая масса раздвинулась, освобождая пространство вокруг него. Однако свобода оказалась мнимой. Несмотря на возникшее чувство облегчения, черная оболочка продолжала сжимать его жалкую сущность. И все же он продолжал прислушиваться к новым ощущениям, породившим давно забытое чувство надежды.

Вот стенки оболочки начали постепенно истончаться, и наконец, — О, хвала Матери Вселенной! — его сущности коснулось ослепительно светлое божественное тепло, изгоняя промозглый холод вечности, проведенной в заточении. И он растворился в этом тепле, отдавшись невероятному блаженству. Вместе с блаженством пришло предвкушение грядущего нового, пока неизвестного, но непременно зависящего от его воли и от его желаний.

Джасс — вдруг всплыло в сознании, и он вспомнил, кем является. Вернее, вспомнил, кем когда-то являлся, ибо сейчас представлял истончившуюся за бесконечное время заточения тысячную часть некогда могущественного создателя. Вспомнил и своих братьев, презирающих его за то, что Мать Вселенная не дала ему способность управлять Временем.

Обида вновь наполнила его сущность. Обида и желание отомстить. Но что он мог сделать в нынешнем жалком состоянии, если оказался бессилен даже тогда, когда был в тысячу раз сильнее? И от понимания собственной беспомощности обида становилась еще горше.

Вспомнилось сладостное чувство мести, когда он неистовым вихрем прошелся по мирам братьев, разрушая, взрывая и превращая в хаос все, до чего мог дотянуться. Это воспоминание несколько охладило нахлынувшую обиду.

Продолжая впитывать льющийся на него теплый свет, Джасс окинул ощущениями окружающий мир, и замер в недоумении… Такого мира просто не могло существовать. Он не мог окинуть ощущениями все целиком, ибо представлял лишь жалкую тысячную долю от некогда могущественного создателя, но даже и то, что простиралось перед ним, не могло быть созданным его братьями… Если только им не стал подвластен лем…

Однажды Росс — один из старших братьев Джасса — экспериментируя с новым миром создал существ, в результате жизнедеятельности которых вырабатывалось белое вещество — лем. Как только этого вещества накопилось некоторое количество, Росс с удивлением заметил, что оно не подвластно его воле. Он позвал всех братьев, даже молодого Джасса, дабы обсудить с ними этот феномен. Каждый из создателей попробовал свои силы на леме — результат оказался тот же, что и у Росса. Тогда они решили изменить существ, вырабатывающих это вещество, и снова потерпели неудачу — существа так же не поддавались влиянию создателей. Единственное, что можно было с ними сделать — это просто физически уничтожить. При этом даже их останки, насыщенные лемом, оставались неподвластными крайне озадаченным братьям.

В дальнейшем каждый из создателей, проводя эксперименты с удивительным веществом, сам создавал подобных существ. И всякий раз результат был неизменен — мир, в котором создавались эти существа, по мере их размножения, выходил из-под контроля, и все процессы на нем замирали, так как находившийся в его пределах создатель не мог управлять временем.

В конце концов интерес к неподдающемуся воле веществу иссяк. Миры, зараженные им, были забракованы и забыты в бескрайних просторах чрева Матери Вселенной.

И вот теперь Джасс осознал, что находится в мире буквально наполненном лемом. Теперь понятно, что так давило на него всю проведенную в заточении вечность. Неужели братья смогли получить власть над лемом, и теперь делают из него свои миры, дабы никто не смог повторить тот погром, который некогда учинил Джасс. А славно он тогда порезвился!

И тут же сущность обиженного создателя, а вернее то, что от нее осталось, затрепетала от появившейся идеи новой мести. Если окажется, что братья все же не получили власть над лемом, а этот мир лишь какая-то нелепая случайность, и если волею Матери Вселенной ему суждено будет когда-нибудь вновь стать достаточно могущественным, чтобы добраться до их миров, то он… Он будет незаметно проникать в созданные братьями миры и создавать в них существ, производящих лем… Да простит его Мать Вселенная. А впрочем, как знать, может, именно в этом и есть его предначертание — сделать вселенские миры неподвластными воле их создателей…

Однако где он в данный момент находится? Мало того, что лем, подобно скорлупе ореха, покрывал ядро мира, но он еще присутствовал в качестве жесткой основы буквально в каждом существе, населяющем видимое Джассом пространство.

Некоторое время Джасс находился в одной точке, окидывая ощущениями и изучая все, до чего мог дотянуться. Но вот звезда, излучающая блаженное тепло, опустилась за край, погрузив осязаемую часть мира во тьму. Недавний узник содрогнулся от воспоминаний о заточении и невольно потянулся вслед за светилом.

И вдруг он ощутил чье-то внимание. То не был кто-то из братьев, Джасс бы сразу узнал присутствие любого создателя. Но кто еще мог ощутить присутствие его сущности?

В следующее мгновение Джасс удивился еще больше. Оказалось, что почуявшая его сущность находилась в физической оболочке одного из существ, населяющих этот мир. Вокруг опешившего создателя, издавая глухие каркающие звуки, кружила огромная черная птица. Она описывала все более сужающие круги, в центре которых находился Джасс. Вот она выставила лапы с мощными когтями и ринулась в атаку, словно на какое-то материальное существо. Естественно глупая тварь пронеслась сквозь Джасса, ничего не ощутив, после чего встревоженно закаркала и еще какое-то время продолжала описывать круги. Попыток напасть больше не делала, а вскоре и вовсе полетела восвояси.

Поняв, что черная птица не заметила его в полной мере, а всего лишь ощутила каким-то слабым чувством, Джасс успокоился. А попытка физического нападения и вовсе насмешила его. Он даже некоторое время преследовал птицу, заставляя метаться в ночном небе и тревожно каркать. Но, в конце концов, такое развлечение ему наскучило, и бывший создатель вновь направился вслед за светилом.

 

— 7 —

Единственный уцелевший домишко на заброшенном хуторе совершенно случайно приобрели через агентство недвижимости. Искать отдаленное от города жилье стали сразу, как только Марина освоилась с полетами. Она невероятно легко приняла свою способность оборачиваться и с упоением отдавалась неизвестному доселе ощущению абсолютной свободы, достигаемой в воздухе, порой теряя всякую осторожность. В конце концов по городу поползли слухи, и даже появилось несколько заметок в местных интернет изданиях. Говорили и писали о ночных дельтапланеристах, о метеозондах, о полтергейстах и даже про натовские беспилотники, определяющие координаты для вероятных точечных ядерных ударов по таким стратегическим объектам, как Оскольский электрометаллургический комбинат и Лебединский и Стойленский ГОКи.

Кончилось тем, что Тамара с Валерием, которых Ворон по прежнему называл Герлой и Холерой, ночуя на недавно приобретенной даче в садоводческом товариществе «Коммунальщик», вышли теплой осенней ночью полюбоваться на звезды и увидели как в стороне объездной дороги в небе стремительно пронеслись два непонятных объекта — белый и еле различимый черный. О чем они на следующий день поведали Марине и Ворону.

— Прикинь, Марин, — говорила возбужденная Тамара, — я-то думала все это слухи. А тут сама увидела. Только не разглядела толком. Черного вообще плохо видно было. Если бы не белый, я бы его и не заметила вовсе. И знаешь, мне показалось, будто белый махал крыльями. Скажи, Валерик.

— Честно говоря, я даже не знаю, что и предположить, — не совсем в попад ответил тот, разведя руками.

— Может, это вы ангелов увидели? — попыталась пошутить Марина и, нервно хохотнув, как-то настороженно посмотрела на как обычно немногословного Ворона. Тот сидел с непроницаемым выражением на лице, совершенно не реагируя на рассказ приятелей. Выходец из мира оборотней знал, что здесь к подобным проявлениям относятся, мягко говоря, весьма эмоционально, однако, благодаря юношеской самоуверенности, не видел в этом никакой угрозы.

Марину же, напротив, будто ушатом холодной воды окатили. Она поняла, что вела себя до сих пор слишком беспечно. Рано или поздно какой-нибудь двинутый уфолог всерьез возьмется за проверку наводнивших город слухов и, вооружившись специальным оборудованием, заснимет-таки их ночные полеты. Однако и лишить себя полетов, без которых теперь не мыслила своего существования, девушка не могла. Потому-то ей и пришла в голову идея, приобрести жилье вдали от города и других людских поселений. Вот только найти требуемое оказалось непросто. Многие работающие с недвижимостью агенты, узнав о требованиях Марины, сразу заявляли, что у нее нереальные запросы.

— Поймите, девушка, сейчас никто не строит жилье вдали от цивилизации, — заверяли ее. — Даже если у кого-то и может появиться такое желание, то кто будет тянуть к одному дому газ и электричество? Нет, дорогая, найти такое жилье, чтобы на десяток километров вокруг не было никаких соседей просто нереально.

И вот однажды Марине позвонил агент, ранее отказавшийся заниматься поисками. По счастливой случайности к нему обратилась молодая пара, которой по наследству достался совершенно заброшенный хутор «Светлый», где более менее сохранился один лишь дом. Все дворовые постройки находились в состоянии «восстановлению не подлежит». Еще при Союзе рядом с хутором начинали строить то ли свинарник, то ли элеватор, то ли еще какое необходимое ныне почившему колхозу сооружение. Благодаря планирующейся стройке к хутору проложили бетонку, протянули газ и заменили старую электрическую трассу на более основательную. Поставили и водонапорную башню. Но пробурить для нее скважину не успели, ибо колхоз развалился вслед за Союзом, не пережив хозрасчета и приватизации.

В общем, хуторок был куплен, и нанятые строители в течение месяца привели дом в приличный вид.

Наведывавшийся из столицы отец одобрил приобретение и предложил профинансировать асфальтирование практически рассыпавшейся бетонной дороги. Однако Марина отказалась, мотивировав тем, что по хорошей дороге наверняка будут заезжать разные случайные люди. Сергей Андреевич такому заявлению удивился, но настаивать не стал, сказав лишь, что в таком случае Виктору придется приобрести внедорожник. Виктором он называл Ворона — так того представила Марина при их первой встрече. Она тогда страшно боялась, что отец, пообщавшись с ее избранником, сочтет его, мягко говоря, недалеким. В итоге очень обрадовалась, но все же слегка удивилась, когда в конце вечера незаметно для Ворона отец подмигнул ей и, улыбаясь, показал поднятый вверх большой палец.

Пока шло восстановление хутора, Холера нашел какого-то ушлого дельца, справившего Ворону вполне легальный паспорт с белорусским гражданством и реальным белорусским адресом. Правда, пришлось написать отказ от квартиры в Гомеле, где он был по паспорту зарегистрирован. Вся эта афера обошлась в сумму, за которую вполне можно было купить ту квартиру. Вот так оборотень стал Вороном Виктором Михайловичем.

Как только переехал жить в «Светлый», Марина начала намекать Ворону на узаконивание отношений. Тот долго не мог понять, что от него добиваются, а когда девушка все-таки сказала напрямик, искренне удивился. Ведь если Создатели дали им возможность оборачиваться в любое время суток, то значит ритуал единения можно считать проведенным. А зародившаяся в чреве его женщины жизненная сила их сына является лишним тому подтверждением. В ответ, уже посвященная в законы мира оборотней девушка заявила, что в ее мире необходимо соблюдать местные правила. Ворон пожал плечами, высказался по поводу того, что нелепо желать одобрения шамана на то, что уже одобрили сами Создатели, но если Марине это необходимо, то он готов пройти ритуал в любое время.

Девятого января в уютном кафе, расположенном в цокольном этаже дворца бракосочетаний сыграли скромную свадьбу.

 

— 8 —

Ворон постепенно осваивался в мире, куда его забросила воля Создателей. Многое здесь казалось ему неправильным. Однако видя могущество местного племени, каждый отдельный представитель которого являлся довольно жалким существом, не способным выжить в его родном мире и дня, он искренне восхищался гением их колдунов, создавших все то, что теперь окружало его — от ноутбука до подаренного Сергеем Андреевичем на их с Мариной свадьбу внедорожника. А еще колдуны местного племени могли заставлять летать огромных железных птиц, перевозящих на любые расстояния людей и различные грузы. Он видел этих птиц на экранах ноутбука и телевизора. А однажды Марина отвезла его в аэропорт города Воронежа, где оборотень много часов подряд завороженно смотрел на то, как в реальности взлетают и приземляются стальные гиганты. Но от предложения самому отправиться в полет на самолете, он категорически отказался. Зачем ему, познавшему радость свободного полета, подниматься в воздух в чреве какого-то монстра?

Совсем другое дело — управлять автомобилем, бегающим по земле со скоростью, на которую не способен ни один известный Ворону зверь.

Однажды Марина подарила ему подключаемые к компьютеру виртуальный шлем, руль и панель с педалями. И потом целую неделю не могла оторвать оборотня от симулятора, слушая его то восторженные, то разочарованные крики. Непривычно было наблюдать подобные проявления эмоций от всегда невозмутимого парня. Садясь за руль, он будто бы становился совершенно другим человеком. Несколько раз доходило до того, что девушке приходилось отключать свет в щитке, после чего, глядя на выбежавшего из комнаты Ворона и невинно разводя руками, сетовать на частые перебои в электроэнергии.

Но тот апрельский день, когда впервые позволила любимому сесть за руль подаренного отцом «Росича» — штучно собираемого на ЗИЛе отечественного внедорожника — девушка вряд ли скоро забудет.

Полностью освоившись с симулятором, Ворон так же уверенно сел за руль реального автомобиля. И так же уверенно рванул с места, сразу свернув с разбитой бетонки и начав лавировать между деревьев с такой сноровкой, которой позавидовал бы любой профессиональный гонщик.

Сидевшая рядом Марина потеряла дар речи и с ужасом ждала, когда они застрянут между стволами. Однако, несмотря на кажущуюся густоту деревьев, управляемый восторженно вопящим Вороном автомобиль уверенно несся между ними.

— Ё-хо-хо! — прыжок с небольшого пригорка привел оборотня в еще более неописуемый восторг.

— Воробышек, останови немедленно! — после встряски у Марины наконец-то вернулся дар речи.

Однако неистовый водитель словно не слышал ее. И лишь после того, как девушка напомнила мужу о своей беременности, тот снизил скорость и, виновато поглядывая на нее, аккуратно вывел автомобиль на дорогу.

Вообще-то беременность протекала нормально — за этим постоянно следил сам Ворон. Марина уже не удивлялась его экстрасенсорным способностям — да и странно было бы удивляться такой мелочи после того, как не только узнала о его оборотничестве, но сама стала полноценным оборотнем — и получала небывалое наслаждение всякий раз, когда любимый делился с ней своей жизненной силой. Единственное, что ему не нравилось, это ее поездки в поликлинику. Ну не понимал парень, как могут следить за чьим-то здоровьем врачи, коих он именовал знахарями, не способные без помощи бездушных приборов чувствовать состояние организма человека.

Так пролетел год пребывания оборотня в мире людей, способных создавать удивительные механизмы. Он довольно неплохо освоился в непривычных для себя условиях и даже, с помощью новых друзей и различных обучающих программ, изучил некоторые предметы из школьного цикла — научился достаточно грамотно писать, овладел арифметикой, с интересом изучал историю, с увлечением познавал магию физики и химии.

Единственное, что угнетало, это невозможность обернуться птицей и подняться в небо в любое время по своему желанию. Несмотря на приобретенную способность оборачиваться при дневном свете, Ворон по-прежнему летал только ночью вдали от людских поселений. Зато теперь рядом с ним в небе парила любимая! Но Создатели даровали птице, в которую оборачивалась Марина, ослепительно белое оперение, отчего та была хорошо видна даже в ночной тьме, что опять же причиняло некоторые беспокойства.

Благодаря местным легендам, экранизации которых парень смотрел на телевизионном экране, он знал, что оборотничество в этом мире всегда считалось злой силой, и все оборотни подвергались немедленному уничтожению. Ситуация была примерно такой же, как в его мире с вампирами. Кстати, вампиров и здесь жаловали не лучше оборотней, и в связи с этим обстоятельством Ворон совершенно запутался и не мог разобраться в сложности местных отношений даже с помощью Марины. Он-то видел, что вампиром в этом мире являлся практически каждый. И в то же время у каждого была врожденная защита, не позволяющая открыть собственную жизненную силу другому вампиру. Однако, судя все по тем же легендам, жизненную энергию можно было забирать у собрата, если пить его кровь. И вот только тех, кто решался на это, и называли вампирами. Впрочем, за все время Ворону ни разу не приходилось встречать вампиров-кровопийц, или хотя бы слышать о подобных проявлениях где-нибудь поблизости. Все, что удалось узнать о местных вампирах, он почерпнул из легенд, именуемых «голливудскими жутиками», целую стопку дисков с которыми когда-то принесли Герла с Холерой.

Но молодого воина не столько волновало отношение местного населения к вампиризму, как непринятие этим миром оборотничества. Отчего постоянно росла тоска по родным краям, где он мог свободно парить в небе, не страшась чужого взгляда. А если бы и встретился с врагом, то только в честном поединке, без подлого оружия, посылающего маленькую свинцовую смерть, дающую незаслуженную возможность слабому сразить сильного. Потому в этом мире великих колдунов практически нет по-настоящему здоровых людей, что жизнь больного и слабого имеет большую ценность, чем достойного воина. По каким-то невероятным причинам, именуемым словом «милосердие», здесь выгодно быть больным, ибо чем немощнее человек, тем больше местное общество заботится о нем, предоставляя все возможные блага и льготы, отбирая их у тех, кто способен своим трудом и воинской доблестью приносить племени истинную пользу и рожать здоровое потомство.

М-да… Много великих чудес встретил в этом мире Ворон. Но и так же много здесь было неправильного, совершенно неприемлемого простой человеческой логикой.

А тут еще и Марине на последних неделях беременности стало трудно подниматься в небо, и от совместных полетов пришлось отказаться. Полеты без любимой уже не доставляли парню того наслаждения, какое он испытывал чувствуя рядом крыло подруги.

Той душной летней ночью оборотень парил над погруженным в сон городом. Держался он достаточно высоко, так как даже без своей белокрылой спутницы боялся привлечь внимание обративших случайный взгляд на небо ночных гуляк.

Вдруг Ворон почувствовал чье-то явное присутствие впереди. Именно почувствовал, ибо взглядом, как ни старался, пронзал лишь пустоту, хотя уже точно знал, что до того, чье присутствие ощутил, осталось всего несколько взмахов крыльями.

В его родных землях некоторые шаманы владели даром невидимости. Подобная способность давалась очень редко, даже гораздо реже, чем способность оборачиваться в ворона. Владеющий даром невидимости оборотень почитался и охранялся всем племенем. Но в то же время, если подобный шаман появлялся в соседнем племени, его старались уничтожить любыми путями. Ибо в случае междоусобицы пробравшийся в стан врага невидимка мог натворить немало нехорошего, вплоть до убийства вождя.

В племени Ворона было несколько воинов способных безошибочно определять местоположение невидимок. Однажды, участвуя в ответном нападении на племя Острого Когтя, он видел, как Белогрудый Волк вдруг ударил лапами в пустоту и сам тут же отлетел, будто от ответного удара. Но в воздухе, в том месте, куда били его когтистые лапы, появились кровавые полосы. Вокруг них закурилась бледная дымка, обрисовывающая фигуру человека. Дымка стремительно уплотнялась, и вот взорам воинов предстал вражеский шаман-невидимка, начавший быстро оборачиваться бером.

И вот теперь, почувствовав перед собой невидимую сущность, Ворон подсознательно определил ее, как врага, ибо другу незачем скрываться. Потому, помня случай с Белогрудым Волком, он сделал несколько кругов и бросился в атаку, выставив перед собой лапы и желая вонзить в плоть недруга когти. Каким-то необъяснимым чутьем оборотень точно знал, местонахождение невидимого существа, и был уверен, что вот-вот, врежется во вражеское тело. Однако пронесся сквозь пустоту, от неожиданности даже кувыркнувшись в воздухе.

Растерявшись, Ворон снова начал кружить вокруг того места, которое только что атаковал. Он не мог понять, что происходит. Может ли быть такое, что чужая сущность всего лишь показалась ему. Да нет! Он же точно знает, а вернее ощущает, где она находится. Или у него, как говорит Герла, от переживаний начала «съезжать крыша»? Оборотень прислушался, но никакого шуршания шифера, которое, по словам той же Герлы, должно сопровождать движение крыши, не услышал.

М-да… Похоже этот мир изнеженных колдунов, предпочитающих совершенствовать не собственное тело, а бездушные механические создания, начал переделывать его под себя.

Он воин, а воину не пристало поддаваться панике при встрече с чем-то необъяснимым. Тем более, что это необъяснимое не проявило никакой агрессии.

Выразив переполняющие его противоречивые эмоции глухим карканьем, Ворон перестал кружить и полетел прочь, желая скорее добраться до хутора «Светлого», где мирно спала его любимая. Однако через некоторое время он ощутил, что невидимое нечто последовало за ним. Оборотень резко изменил направление. Нечто повернуло следом и продолжало преследовать, куда бы он не направлялся, с какой бы скоростью не летел.

Разумеется, лететь домой с таким «хвостом» оборотень не собирался. Оставалось решить, куда приземлиться, чтобы обернуться человеком. В конце концов, он направился к тому месту, где когда-то впервые встретился с Герлой и Холерой. Теперь там находилась фабрика удобрений, на которой постоянно проживал упаковщик и по совместительству сторож Митрич. Но когда уже начал снижаться в районе Ямской слободы, невидимый преследователь вдруг отстал и начал быстро удаляться в сторону запада.

Ворон вновь взмыл ввысь и кружил вокруг города почти до рассвета, дабы убедиться в отсутствии неведомого существа. Чутье подсказывало ему, что невидимка еще более чужд этому миру, чем он сам. И еще оборотень ощутил какую-то непонятную угрозу. Не такую, какую можно ожидать от воина или дикого зверя. Такая угроза может исходить от стихии — лесного пожара, землетрясения или урагана. И от того юноша казался себе жалким, ибо ни один воин не способен защитить от стихии ни себя самого, ни — самое главное — своих родных и друзей. Любая бушующая стихия — это гнев Создателей…

Создателей?

Да нет. Не может быть, чтобы один из Создателей вдруг приблизился к нему, жалкому оборотню, не овеявшему себя славой ратных побед, не заработавшему боевых шрамов…

Но, с другой стороны, если Создатели отправили его в этот мир, то почему бы одному из них не явиться, чтобы проконтролировать засланца?

Окончательно запутавшись в домыслах, Ворон все же направился домой.

 

— 9 —

Долгое время Джасс изучал мир, в недрах которого когда-то был заперт старшими братьями. Он побывал на всех континентах, спускался в темные глубины океанов, проникал в жилища обитателей, и не переставал удивляться многообразию жизненных форм. Такого великого их множества бывший создатель не встречал ни в одном из миров, на которых довелось побывать до заточения. Нельзя было даже представить, чтобы кто-то из братьев создал столько противоречивых в жизненных стремлениях существ всего лишь на одном клочке своей фантазии.

А самое главное, что поразило и восхитило Джасса, это доселе в его понятии невозможный упорядоченный и даже логический хаос, лежащий в основе здешнего миропорядка. Хаос есть противоположность порядку, возникающая при столкновении враждебных сред, миров, сущностей. Здесь же абсолютно все существа — от самых ничтожных одноклеточных, до четвероногих гигантов — были изначально враждебны друг-другу. Но это, вопреки здравому смыслу, вело не к беспорядку и деградации, а к прогрессу эволюции, на вершине которой стояли люди — племя, опять же не имеющее никаких особых к тому оснований, подмявшее под себя весь мир с остальными его обитателями. При этом большинство из этих обитателей, будь то хоть микроскопическая бактерия, мог с легкостью уничтожить любого представителя людского племени.

Нет, сколько не старался Джасс, а понять принципы построения мира, в котором находился, так и не смог. Наверняка причиной этому был злополучный лем, обволакивающий ядро мира и содержащийся практически в каждом существе. Но кто-то же создал этот мир? Собственно, кто создал ясно — старшие братья. Ясно и для чего — для его заточение. Вырабатывающих лем существ тоже создали они. Но на этом, как показали многие прошлые опыты, власть создателей над зараженным лемом миром заканчивалась…

Неужели Мать Вселенная породила кого-то нового, способного властвовать над лемом?

В конце концов, Джасс устал от раздумий, а вскоре устал и от пассивного созерцания. Он был рожден создателем, пусть и не вполне полноценным. Потому его сущность стремилась к деятельности. Пусть в своей жизни он больше разрушал, чем создавал, но кто сказал, что разрушение не является созданием… другого, нового порядка, нового мироздания, основанного на хаосе. Разве простертый перед ним мир не является доказательством правоты подобной концепции?

Далее последовали бесчисленные попытки воздействовать на окружающую материю. Однако лем оставался неподвластным.

Отчаявшись, Джас вновь погрузился в созерцание. Он наблюдал за людьми, за тем, как те изменяют различные виды материи с помощью физических и химических процессов. Не эти ли процессы являлись ключом к разгадке владения миром лема? Бывший создатель начал искать пути к овладению ими. И вновь неудача. Но на этот раз он понял причину. Причина в его бесплотности. Даже для того, чтобы просто сдвинуть с места небольшой предмет необходимо приложить физическую силу, что в свою очередь нельзя было сделать, не обладая плотью.

Предстояло решить вопрос — как получить возможность переходить в физическое состояние? Единственный путь достижения этой цели, который виделся Джассу — овладение чужой оболочкой. Естественно человеческой, как вида, находящегося на вершине местной эволюции.

И снова бесплодные попытки. Джасс с удивлением и разочарованием узнал, что его нынешняя сущность слишком слаба, чтобы вытеснить из тела сущность человека и занять ее место. Он не мог справиться даже с новорожденными младенцами. Возможно, причиной был все тот же лем, из которого состоял жесткий каркас тел всех крупных обитателей этого мира, в том числе и людей. Но скорее всего виной тому была его немощь, ведь ныне он представлял всего лишь тысячную долю от себя прежнего. Вот если бы объединиться еще хотя бы с одной частью. Но для этого нужно попасть в другой мир лема. А как это сделать, если он даже в этом находится в качестве бесплотного духа, не способного ни на что повлиять.

И тут Джасс вспомнил встречу со странной черной птицей в первые часы после освобождения. Он и ранее, в процессе познавания окружающего мира, не раз думал о той встрече, и все больше убеждался, что находящаяся в теле пернатой твари сущность так же чужда этому миру, как и он сам. Иначе, почему ему больше нигде не встретилось существо, способное почувствовать его присутствие?

А что, если эта сущность явилась из мира, где находится еще одна часть Джасса?

Не успела последняя мысль окончательно сформироваться в сознании, а бывший создатель уже несся к месту, где встретился с черной птицей. За несколько мгновений преодолев полмира, он оказался над тем самым человеческим поселением, в котором обрел свободу.

Обозрев обычную людскую суету, Джасс принялся подробнее изучать местность, надеясь заметить черную птицу. Гораздо более мелких каркающих тварей вокруг было в изобилии. Ни одна из них никак не реагировала на приближение сущности бывшего создателя. А он продолжал искать огромного ворона, надеясь, что тот все еще находится в этих краях. Пусть по местным меркам с их встречи прошел год, но все же стоит поискать хотя бы следы пребывания твари.

Вдруг его внимание привлекло нечто необычное, а точнее, необычный человек. Джасс прекрасно знал, что люди, подобно всем живым творениям создателей, состоят из оболочки и помещенной в нее сущности. При этом любая сущность примитивных существ не могла находиться вне физического тела и немедленно исчезала, как только то, в силу каких-либо обстоятельств, переставало функционировать. В этом была основная причина, по которой Джасс не смог завладеть физической оболочкой, ибо пустой та могла оказаться только в полностью непригодном состоянии.

И вот он увидел вполне жизнеспособное тело, чья сущность хоть и не отсутствовала полностью, но была какой-то еле заметной, размытой и почти оторванной от оболочки. Решение созрело мгновенно, и бывший создатель ринулся занимать желанную плоть. И, хвала Матери Вселенной, на этот раз у него получилось! Однако, не успев возликовать, Джас в первый же миг чуть не выпрыгнул обратно, спасаясь от нахлынувших физических ощущений, но не смог этого сделать, ибо был оглушен и подавлен ими.

 

— 10 —

Вольдемар вынужден был приехать в родной город на каникулы, так как этого требовали родители. Пришлось покинуть кайфовую столичную тусовку и припереться в эту провинциальную дыру, где даже нормальной дури достать невозможно. Но и идти против воли предков нельзя. Маман запросто может перекрыть приток лавэ на карточку. Они с папанчосом видите ли соскучились по родному чаду. Пришлось приехать — показать себя. Но фигли, спрашивается, торчать в Осколе до конца лета? Да его уже тошнит от одного только вида местных лошар и лохушек! А как они букву «г» произносят! Да чо там говорить — провинциальное быдло всегда быдлом было, быдлом и останется.

Единственный человек в этом мухосранске с кем Вольдемар мог общаться, не передергивая плечами от брезгливости, был Клоп. С Олегом Клапоновым он не то чтобы дружил, но, если можно так сказать, приятельствовал с детства. Этот толстенький пройдоха всегда имел связи с какими-то загадочными личностями, через которых мог достать все, что угодно. Как в последствии оказалось, этими загадочными личностями были оседлые цыгане, поселившиеся в одной из слобод, но не прерывающие связей с кочующими собратьями. Говорят, в девяностые годы прошлого века цыгане что-то не поделили с местной братвой, и после непродолжительной стрельбы покинули город. Однако через несколько месяцев вернулись обратно, и посетители рынка «Юбилейный» вновь смогли наслаждаться песней толстых теток в цветастых шалях:

— Доллары, доллары, золото, доллары…

Да Ктулху с ними, с цыганами. Главное, что Клоп достал для Вольдемара дозу более-менее качественной дури, и студент теперь пребывал в раздумье — где бы ее употребить? Дома рискованно — может запалить маман. Она по понедельникам обычно болеет головой после веселых выходных, и потому не носится с инспекциями по своим салонам красоты и медицинским центрам, а отлеживается на диване, поглощая декалитры минералки.

Бредя через микрорайон «Приборостроитель, Вольдемар вышел к расположенному среди пятиэтажек куску старого кладбища, который по причине свежести могил не снесли когда-то, когда только начала отстраиваться юго-западная часть города. Заросшие зеленью несколько десятков могил превратились в своеобразный парк отдыха для жителей окрестных хрущевок. Молодые мамаши прогуливались по тропкам с колясками. Мужики, устроившись на холмиках, попивали пиво и прочие более крепкие напитки. Пацаны, забравшись от родительских глаз в густой кустарник, дымили украденными у отцов сигаретами. А самым примечательным было детское кафе-мороженое «Пингвин», примостившееся на краю кладбища, где за уютными столиками детвора могла наслаждаться любимыми сладостями, созерцая через огромные окна звездочки и крестики, венчающие надгробия.

Впрочем, все это было еще в те времена, когда Вольдемара и в помине не было, а его родители сами были детьми. Однако кладбище сохранилось и по нынешний день. Лишь деревья стали раза в три выше, а витражи бывшего кафе-мороженого наглухо заложили кирпичом. Мужики продолжали использовать зеленый уголок по назначению. А вот пацаны уже не прятались в кустах — на гребне волны ювенальной юстиции они курили, матерились и пили пиво в открытую. Молодые мамаши, кстати, тоже редко теперь прогуливались с колясками меж могилок. Они вообще нынче редко гуляют — невозможно выкроить свободное время между общением в «Одноклассниках» и просмотром многочисленных реалити-шоу.

Этим гостеприимным уголком и решил воспользоваться студент, вспомнив свое, хоть и обеспеченное, но практически беспризорное детство, когда родители, забыв обо всем на свете, создавали свой бизнес. Парня уже начало потряхивать от предвкушения лежащей в кармане дозы. Хотелось принять ее немедленно, что он и сделал, вломившись в густые заросли и усевшись на поросший травой холмик неухоженной могилки. Дождавшись прихода, Вольдемар улегся на спину, раскинул в стороны руки и с блаженной улыбкой уставился на медленно плывущие белоснежные облака.

 

— 11 —

За всю недолгую вечность своего существования Джасс не испытывал никаких ощущений, кроме эмоциональных. Даже когда старшие братья разрывали его сущность на тысячу частей, он пылал лишь болью обиды, что, естественно, не могло сравниться с физической болью, будь у него на тот момент реальная плоть.

Теперь, когда бывший создатель оказался в человеческой оболочке, его ощущения можно было сравнить с ощущениями человека, на которого аккуратно положили многотонную бетонную плиту. И это оказалось бы очень приблизительное сравнение, ибо плита давит сверху, а плоть не только сжимала Джасса со всех сторон, но и с не меньшей силой давила изнутри.

Джасс застонал.

Джасс?

Нет, застонал Вольдемар, ибо блаженство вдруг ушло, сменившись невыносимой мукой и желанием покинуть собственное тело…

Покинуть собственное тело? Что за бред лезет ему в голову? Нет, надо немедленно возвращаться в столицу! И как он только решился попробовать эту дурь! Здесь никому нельзя доверять! Клоп такой же урод, как и все. Надо немедленно покинуть эту ужасную плоть, пронизанную изнутри клеткой из лема? Что?! О чем это он? Что за дурацкий приход?

Такого с парнем не было никогда — чувствовать себя абсолютно трезвым и при этом бредить.

Пересохшие губы безвольно распластавшегося на траве тела с трудом разлепились, и сквозь них вырвалось свистящее шипение:

— Джас-с-с-с.

Сознание Вольдемара вновь удивилось новому непонятному звуку. Джаз? При чем тут джаз? Ему никогда не нравилась эта негритянская попсня.

— Джас-с-с, — вновь прошипело поселившееся в физическом теле сознание бывшего создателя. Возможность создавать звуки несколько отвлекла его от тягостной тесноты плоти. Джасс попытался произнести что-нибудь еще, но это удалось не сразу. На этот раз речевым аппаратом сперва воспользовалось сознание настоящего хозяина тела: — Какой, на хрен, джас? Клоп — ублюдок… Джас-с-с… Я Джас-с-с-с….

Оккупировавшая тело сущность сделала попытку пошевелить конечностями. Однако каркас из лема не позволил этого сделать. Джасс не мог даже самостоятельно перевести взгляд, и видел лишь то, на что в данный момент смотрела сущность Вольдемара, чье сознание, оказывается, вовсе не собиралось покидать относительно пригодное тело, а лишь находилось на его периферии из-за действия некоего вещества, называемого дурью. Впрочем, за время своего свободного пребывания в мире людей, бывший создатель узнал достаточно, и понимал, что это вещество являлось одним из наркотиков, которые люди вводят в свой организм, чтобы получить удовольствие. И теперь он понял, что это удовольствие связано с частичным отрывом от плоти. Людей можно понять — постоянно находиться в тесной оболочке, пронизанной скелетом из лема, есть величайшее зло, придуманное извращенным умом некоего загадочного создателя, способного управлять белым веществом и сотворившего этот мир.

Надо взять это на заметку. Возможно с помощью наркотиков он сможет в дальнейшем менять оболочки.

Однако, ведь он как-то смог произносить звуки? Джасс сделал очередную попытку что-либо сказать, но на этот раз ничего не вышло. В чем же причина? И почему ослабло давление со стороны сознания хозяина тела? Оно никуда не делось, находится в теле, но в то же время, будто бы отсутствует. Вероятно, сознание человека находится в том состоянии, которое люди называют сном.

Джасс уже настолько стерпелся с теснотой физической оболочки, что смог спокойно размышлять и анализировать. Получалось, что, непроизвольно переплетаясь сущностями с хозяином, он внушал тому свое имя, и уже сам Вольдемар воспроизводил его через речевой аппарат. Значит, управлять телом можно лишь подчинив себе сущность человека. Легко ли это будет сделать? В любом случае, в запасе у бывшего создателя целая вечность, а путь к вселению в физические оболочки теперь известен.

Но, вечность вечностью, а долго бездействовать Джасс не собирался и потому принялся за пробуждение человеческого сознания.

 

— 12 —

— Да я тебе в натуре, Димон, отвечаю, продают эти киоскеры пиво, просто с прилавков убрали, — доказывал Славка приятелю. — Ну, сам подумай, на что им еще жить-то? На продажу шоколадок с жевачками, что-ли?

— Не ну, сигареты, чипсы там всякие, кальмары сушеные, сухарики, — перечислил Димон, усердно ковыряясь в носу.

— Ага, ты еще про киндер-сюрпризы вспомни. Ну сигареты еще ладно. А кому нужны чипсы и все остальное без пива? Вот ты чего сейчас своих любимых сушеных полосатиков не взял?

— А хрена ль их без пива грызть? — ответил приятель, разглядывая нечто на пальце, вытащенное из носа. — Слышь, Славон, вон тот здоровый чувак из восьмого класса идет. Давай попросим его, чтобы он нам в магазине пиво купил? Ему должны дать.

— Ты чо? Это же Ваня Конь. Ему-то пиво дадут. Вот только он сам его и выпьет. Не, это не вариант.

Тщательно обтерев палец о спинку лавочки, Димон прищурился, ловя очередную мысль, и произнес:

— Есть идея! Дед вчера самогон гнал. Я короче, щас слетаю на Ямскую. Если их с бабкой дома нет, поотливаю из банок по кропальку. А ты пока купи какой-нибудь пепси или фанты. Разбавим сэмэн — будет у нас почти что пиво местного разлива. Гы…

Через полчаса мальчишки встретились на той же лавочке. У димона была литровая бутылка из-под кока-колы более чем наполовину заполненная прозрачной жидкостью. Славик держал в руках двухлитровую баклажку спрайта.

— Бодяжить здесь будем? — спросил он приятеля.

— Ты чо? — возмутился тот и, открутив пробку сунул пепсикольную бутылку под нос Славику. Того будто отбросило на шаг. Димон хохотнул над скривившейся физиономией приятеля и осведомился: — Понял теперь, что если мы тут бодяжить начнем, все местные алкаши из форточек повыпрыгивают? Пойдем на кладбище, в те кусты, где раньше курили.

— Слышь, Димон, — с сомнением в голосе обратился Славик, шагая вслед за другом, — мне кажется, я эту гадость пить не смогу.

— Сможешь, — уверенно произнес тот, не оборачиваясь.

Направившись к особенно заросшему краю кладбища, Димон на ходу открутил пробку и уверенно вломился в кусты. В следующее мгновение он отпрянул назад, сбив с ног Славика и выронив бутылку. Аромат самогона поплыл над кладбищенскими кустами, но парень даже не обратил внимание на вытекающую на траву ценную жидкость. Он испуганно пялился сквозь густые ветки.

— Ты чо, Димон? Чо там такое? — ошарашенно вопросил Славик, поднимаясь с земли и озираясь в поисках улетевшей баклажки со спрайтом. На вытекающий самогон он взглянул с облегчением — очень уж не хотелось пить эту дрянь, сбивающую с ног одним только запахом.

Димон, словно не слыша вопроса, продолжал вглядываться вперед, даже вытянув от усердия шею, но не решаясь приблизиться к тому, что так его напугало.

Наконец обнаружив и подняв спрайт, Славик тоже заглянул сквозь кусты. Там на почти сравнявшемся с землей поросшем зеленой травкой могильном холмике корчился в страшных судорогах прилично одетый белобрысый парень. Его тело то трясло, то корежило, то выгибало дугой, словно от удара электрическим током. Изо рта с хрипом лезла пена, будто парень только что принял стакан шампуня. Перекошенное гримасой лицо казалось смутно знакомым.

— Кто это? — почему-то шепотом осведомился Славка?

— Ты чо? Это же Вольдемар, — удивился вопросу друга Димон. — Он в прошлом году нашу школу закончил. Он, знаешь, какой крутой чувак?! Его маман кем-то в мэрии работала. А сейчас у нее куча всяких фирм по городу. Они сейчас рядом с моим дедом на Ямской живут. Да в том трехэтажном домище, про который ты тогда спрашивал, помнишь?

— Димон, мож пойдем отсюда нафиг, — прошептал Славик, не в силах оторвать взгляд от корчащегося тела. — Вдруг этот Вольдемар окочурится…

Мальчишка замолчал, не договорив, а Димон прищурился, вероятно, обдумывая очередную умную мысль, не успевшую пролететь мимо.

— Не, Славон, — произнес он после недолгой паузы. — Ты как знаешь, а мне хорошее отношение этого чувака и особенно его мамаши не помешает.

Димон достал мобильник и набрал номер двоюродной сестры, живущей на той же улице, что и его дед, и родители Вольдемара.

— Ало! Слышь, Кать, ты щас дома. Да ничо. Слышь, глянь, там Зинкина «чилита» еще стоит? Чего? Посмотри, говорю, красный джип еще стоит на улице? Да-да, Зинкин. Короче, Кать, дело жизни и смерти. Беги срочно к ней, кричи, что с ее сыном беда. Поняла? Потом расскажу, сейчас каждая секунда дорога. Да никуда я не вляпался! Чего? Вышла на улицу? Беги скорее, пока не уехала, и дай ей мобильник.

Прошло не более половины минуты, и Димон вновь закричал в трубку:

— Здрасьте, теть Зин. Это Димка. А? Ну, внук ваших соседей, что живут напротив. Что? Что с Вольдемаром? А, дык он это… Ну… Мы тут со Славкой шли мимо, смотрим, а он лежит на могиле, трясется весь, а изо рта пена идет. Я подумал, что это эпилепсия, и решил вам позвонить. А вашего телефона не зна… А? Дык это, на кладбище. Да не-е, на «Приборе». Ну, на «Приборе», где вы раньше жили. Ну да, на «Приборостроителе». Ага. Я тут буду. Я вас встречу… — вспотевший Димон посмотрел на замолчавший мобильник, затем перевел взгляд на продолжающего биться в судорогах Вольдемара, затем на Славку. — Слышь, Славон, может, и правда дернуть отсюда? Чота мне не понравилось, как эта Зинка на меня орала…

 

— 13 —

Проснувшаяся человеческая сущность оказала неожиданно активное сопротивление вмешательству в ее мир Джасса. Однако бывший создатель решил не отступать и усмирить непокорного Вольдемара непрекращающимся натиском. Он вплетал свою сущность в человеческую, не позволяя ей производить какие либо осознанные действия. При этом Джасс постоянно пытался взять человека под контроль, однако безрезультатно. Более того, по мере прекращения действия наркотика, сознанию парня все успешнее удавалось отвоевывать психическое пространства у неожиданного агрессора.

В конце концов, студент окончательно овладел своим телом и расслабленно затих. Все кости ломило, как при сорокоградусном гриппе. Во рту ощущалась жгучая горечь, отчего нестерпимо хотелось напиться чего-нибудь сладкого и газированного. Где-то вдалеке сознания рождалась мысль о необходимости придумать достойную месть Клопу, подсунувшему эту ужасную дрянь. Дай только Бог оклематься…

В следующий миг Вольдемар решил, что действие наркотика продолжается, ибо сквозь кусты словно виденная в каком-то сколько-то D фильме разъяренная самка носорога проломилась маман. Вида выражения ее лица ослабленная психика многострадального студента перенести не смогла и поспешно сбежала обратно в спасительное забытье, из которого какое-то время назад Вольдемара так бесцеремонно выдернул Джасс…

И вновь Джасс ощутил, что сущность хозяина оболочки отключилась. Этому предшествовал сильный эмоциональный всплеск, вызванный появлением в поле зрения женщины, узкими чертами лица похожей на Вольдемара.

Бывший создатель решил не будить непокорную сущность, а некоторое время пассивно понаблюдать за развитием событий и в очередной раз проанализировать ситуацию.

Выходило, что хоть как-то воздействовать на человеческую сущность он мог только тогда, когда та находилась в наркотическом опьянении. И как знать, не способна ли она выкинуть его прочь из оболочки, когда это опьянение полностью пройдет? Впрочем, путь вселения в физическую плоть Джассу теперь известен. А, насколько он успел изучить человеческое общество, любители наркотического блаженства не являются исключительной редкостью.

Меж тем женщина бесновалась вокруг безвольного тела, беспрестанно его тормоша, плача и что-то крича.

Вскоре появились еще какие-то люди в светло синих одеждах. Они погрузили Вольдемара в носилки и унесли в машину «Скорой помощи».

Уже в больничной палате женщина кричала на ухмыляющегося врача, что ее сын не наркоман, и доктор не имеет права так о нем говорить. Потом она плакала, и обещала достойно отблагодарить врача, если тот вылечит ее мальчика. На что мужчина отвечал, что если ее мальчик и болен, то лечиться ему надо у психиатра.

Тут очнулся Вольдемар, и Джасс вновь набросился на его сущность в новой попытке подчинить ее.

Видя, как затрясло пациента, доктор приказал медсестре выпереть из палаты впавшую в истерику мать, после чего ввел Вольдемару дозу успокоительного. Парень быстро затих. Посмотрел на доктора каким-то мутным взглядом и прошипел, словно готовящаяся к броску змея:

— Джас-с-с-с.

 

— 14 —

Сегодня Ворон был как-то необычно взволнован, нежен и обходителен. Он постоянно находился рядом с Мариной, часто обнимал ее, соединяя их жизненные энергии, а то и становился на колени, прислонялся лбом к большому животу любимой и замирал, словно мысленно общаясь с должным вскоре появиться на свет дитем.

— Тебя что-то беспокоит, Воробушек? — не выдержав, встревоженно спросила Марина, когда тот очередной раз опустился перед ней на колени.

— Конечно, беспокоит, — оборотень удивленно поднял глаза на девушку. — Неужели тебя саму не беспокоит то, что через день наш сын увидит свет?

— Через день? — в свою очередь удивилась Марина. — Ты ошибаешься, любимый. Мне ходить еще минимум две недели.

— Нет, — уверенно заявил парень и, поднявшись, широко улыбнулся и привлек к себе девушку. Нежно поглаживая ее по плечам и спине, он сказал так, будто сроки беременности Марины определялись им, а не особенностями ее организма: — Наш сын увидит свет через день на восходе солнца. Перед этим я совершу полет во славу Создателей, даровавших нам возможность продолжить род, а потом приму у тебя сына.

Марина уже привыкла безоговорочно верить подобным заверениям мужа, поверила и на этот раз. Поверила, и сразу же ей передалось волнение Ворона. Как же тут не взволноваться, если через день предстоит стать матерью? Одно успокаивает — роды будет принимать любимый человек, которому она доверяет больше, чем всем врачам на свете.

— Воробушек, а наш сынуля тоже сможет оборачиваться птицей? — задала она вдруг пришедший в голову вопрос.

— Конечно, сможет! Понимаешь, у нас супруги не выбирают друг друга так, как это происходит в вашем мире, — познав со всеми местными науками и географию, Ворон давно понял, что воля Создателей закинула его не просто в далекие земли, а в совершенно другой мир. — Молодой воин оборотень должен похитить будущую спутницу жизни из чужого племени. Я же тебе уже рассказывал, что девственницы бреют головы наголо, дабы похититель мог отличить их от замужних женщин.

При этих словах девушка непроизвольно провела ладошкой по своим волосам и грустно усмехнулась, вспомнив историю, предшествующую их знакомству.

— Потому нередки случаи, когда муж бер, а жена волк, и наоборот. Если то кем родятся дети в смешанных парах — знают только Создатели, то в парах волков всегда рождаются волки, а в парах беров — беры. Значит и у нас должен родиться ворон. Но, я никогда не слышал о существовании белых воронов. Не слышал я и о том, чтобы в браке объединялись мужчина и женщина вороны. Даже в моем мире очень редко рождаются воины-вороны. А женщина-ворон и вовсе является исключительным случаем. Потому в отличие от пар, где и муж и жена беры, или волки, пары воронов практически не встречаются. И все же я уверен, что наш сын будет вороном. Вот только я не хотел бы, чтобы у него было белое перо…

— Почему? — удивленно подняла брови девушка.

— Оборотень — воин ночи. Белый оборотень долго не проживет. Даже изредка рождающиеся белые волки погибают, не прожив и половины положенного срока. Но они хоть могут себя вольготно чувствовать зимой, когда земля покрывается снежным одеялом. Белый же ворон обратит на себя внимание не только в ночном небе, но и ясным днем.

— Но я не хочу, чтобы наш сын стал воином! — поддавшись материнскому инстинкту, пылко возразила Марина, и тут же, резко отстраненная мужем, поняла, что сделала слишком поспешное заявление.

— Ты не хочешь, чтобы наш сын стал мужчиной? — нахмурившись, Ворон пристально взглянул на спутницу жизни. — Какую же судьбу ты ему желаешь?

— Воробушек, ты меня неправильно понял, — пошла на попятную будущая мать. — Я имела в виду, что в нашем мире для мужчины есть масса не менее достойных занятий, чем война.

— Этот мир не наш, разве ты это еще не поняла? Разве можно назвать своим мир, в котором нельзя в любое время по желанию подняться в небо и отдаться радости свободного полета, не рискуя стать объектом всеобщей охоты? — оборотень вновь ласково привлек к груди девушку. — Нет, любимая, этот мир не наш и, тем более, не для нашего сына.

— Но разве в нашей воле покинуть его?

— Не в нашей. Но в воле Создателей. Когда в тебе только зародился росток жизненной силы нашего сына, и ты получила возможность оборачиваться в белого ворона, ко мне пришло осознание, с какой целью Создатели отправили меня в этот странный мир именно в ту ночь, когда я отправился добывать спутницу жизни. Цель — рождение великого воина, сына двух миров. Он должен объединить мудрость одного и великую отвагу другого мира, и повести свое племя достойным путем, указанным Создателями…

— Только лишь свое? — перебила разошедшегося супруга Марина. Она хотела сказать, что в истории Земли было немало фанатиков, взваливавших на себя миссию богоизбранного поводыря единственно достойной нации к всемирному величию, но, пройдя через многую кровь, достигших совершенно обратных результатов. Однако поняв, что сейчас любые слова бесполезны, лишь поинтересовалась: — Какое именно племя наш сын поведет к процветанию? Ведь ты сам сказал, что он дитя двух миров. Какое же племя ему считать своим, случись возможность выбирать?

— Выбор определен Создателями, — уверенно ответил оборотень, после чего, немного поразмыслив, развел руками: — Но нам знать о нем не дано. Я могу только предполагать, и в своих предположениях вижу соответственно два пути. Первый, на который надеюсь, Создатели дадут нашему сыну овладеть мудростью этого мира, после чего отправят его в тот, из которого явился я.

Юноша надолго замолчал, о чем-то глубоко задумавшись, и Марина вынуждена была напомнить:

— Ты не сказал о втором варианте.

— Если сыну не будет дан дар оборачиваться, значит, цель его жизненного пути привнести свежую кровь в жилы вашего увядающего народа. Тогда мы с тобой скорее всего никогда не увидим мой родной мир, с его бескрайними лесами и такими же бескрайними степями, с полноводными реками и изумрудными озерами, вода в которых настолько чиста, что видно все на десятки метров в глубину.

И вот с того дня миновал год.

Ворон с Мариной обнявшись стояли на крыльце и с улыбкой наблюдали, как не по возрасту рослый годовалый Егорка, задорно крича, носится между сосен, играя с радостно лающим пуделем Бонифацием.

 

— 15 —

Вольдемара Хазарова не отчислили с первого курса только потому, что на кипрский счет ректора в числе других регулярно поступали переводы и из Оскола. Преподаватели автоматом ставили Вольдемару зачеты и предпочитали, не видеть его на своих лекциях, отнеся к особой группе студентов, которых необходимо было просто терпеть.

Каково же было общее удивление как преподавателей, так и сокурсников Хазарова, когда к началу второго курса практически спившийся провинциальный прощелыга вернулся из родного города абсолютно другим человеком. У него совершенно неожиданно появилась не только страстная тяга к знаниям, но и — что самое невероятное — прорезались почти гениальные умственные способности.

К концу первого семестра Вольдемар стал первым по всем предметам, и преподаватели ставили его в пример другим студентам. А когда благодаря Хазарову институтская команда заняла первое место на универсиаде и принесла в стены родного учебного заведения хрустальную жабу, то парня и вовсе стали называть не иначе, как гордость ВУЗа.

Естественно, с прежними приятелями Вольдемар не общался. Однако и новых не завел. Он вообще вел себя как-то отрешенно и кроме учебы более ничем не интересовался. Среди студентов его сперва даже прозвали Шизиком, но потом прозвище сменили на Джаз. Почему Джаз? — толком никто не знал. Если раньше, на первом курсе, Хазаров слушал лишь эстрадную попсу, то сейчас вообще не увлекался никакой музыкой, в том числе и джазовой. Ходили слухи, будто во сне он порой шепчет нечто вроде: «джаз, джаз», но так как Вольдемар еще в конце октября переехал из студенческой общаги на съемную квартиру, подтвердить сей факт никто не мог. Тем более, что с появившейся страстью к наукам у странного провинциала пропала былая страсть к девушкам. Надо сказать, что девушки прежде особо не баловали его своим вниманием. Теперь же они просто со спортивным азартом пытались любыми способами соблазнить институтскую знаменитость, однако безрезультатно. Попытки институтских геев окончились с тем же результатом.

А с началом нового года Хазаров охладел к учебе. Он по-прежнему блестяще сдавал все зачеты, однако только за этим и появлялся в институте. На лекции же больше не ходил, будто не предполагал услышать на них что-либо полезное, чем приводил сперва в смущение, а потом и в негодование преподавателей. Но сделать те ничего не могли, ибо всякий раз при попытке подловить нерадивого студента на незнании предмета, тот выдавал этих знаний столько, что казалось, может заткнуть за пояс любого профессора.

— Вундеркинд, — вполголоса указывали друг другу преподаватели при виде Вольдемара. При этом в слове «вундеркинд» сквозило явное презрение, рожденное от обиды на то, что провинциальное дарование оставляет без внимания попытки любого из них взвалить на себя заслугу выявления и взращивания всестороннего таланта в некогда ведущем разгульный образ жизни юноше.

Причина охлаждения Хазарова к учению прояснилась после того, как его стали регулярно замечать в свите лидеров набирающей все большую популярность политической партии «Недра России». То кто-то сказал, что видел Вольдемара на митинге протеста рядом с Подвальным. Потом он мелькнул в телевизионных новостях рядом с Прохорчуком. Затем в интернете обнаружилась фото, на которой молодой провинциал в числе нескольких известных личностей поднимался по трапу на яхту Заграбовича.

С увлечением политикой Вольдемар вновь стал общаться со студентами. Правда, не со всеми, а лишь с теми, кто за возможность заработать лишний рубль мог пойти на что угодно. А лучше даже не за рубль, а за «еврик», или на худой конец не совсем еще потерявший популярность «бакс». Подобные субъекты теперь вились вокруг него свитой всякий раз, когда Хазарова на очередной зачет привозил черный «Хаммер».

Уже в мае к парадному крыльцу ВУЗа подъехала колонна из шести крутых иномарок. Из одной из них выскочил Вольдемар и услужливо придержал дверь перед грузно выползающим на тротуар господином, чью физиономию любители следить за политической жизнью страны могли часто видеть по правую руку от Подвального. Сопровождаемые двумя дюжими телохранителями и любопытными взглядами студентов, они проследовали в кабинет ректора, где пробыли около получаса.

После этого визита Хазаров в институте больше не появлялся. Поговаривали, что ему просто выдали диплом, оформив сдачу всех необходимых зачетов, экзаменов и дипломной работы экстерном.

Следующий год Вольдемар продолжал мелькать в обществе лидеров «Недр России». Его имя уже несколько раз произносили на центральных каналах телевидения, называя самым молодым политиком и пророча головокружительную карьеру.

Однако молодой политик неожиданно покинул столицу, изъявив желание вернуться в родную провинцию, дабы возглавить штаб партии в Осколе. Поговаривали, что это была своеобразная ссылка, в которую его отправили лидеры «Недр» за какую-то провинность.

 

— 16 —

— Колян, привет! Колян, ты чо так смотришь? Не узнаешь чоли?

Вовчика Мотыль узнал сразу. И тут же в голове всплыли неприятные воспоминания о событиях четырехлетней давности, когда он по наводке Карапета похитил какую-то девку и держал ее на даче у этого придурка Баламута. То, чем все закончилось, можно было бы списать на горячечный бред, если бы не многочисленные ссадины и царапины, густо покрывавшие его тело и ужасно чесавшиеся в течение последующего месяца, пока заживали. Весь этот месяц Мотыль провел у подруги, не появляясь в своей квартире и вообще боясь высунуть нос на улицу. И вовсе ни из-за исцарапанного лица, а из-за уверенности, что его разыскивает некий черный спецназ. С Карапетом больше не общался, и вообще выкинул старую сим-карту, сменив номер телефона.

— Ты чо, Колян, под кайфом чоли? — голос Вовчика стряхнул с Мотыля пелену воспоминаний. — Чота я тебя сто лет не видел. Где пропадал-то?

— Я б тебя еще тыщу лет не видел. Чего орешь, как потерпевший? — недовольно буркнул Николай.

— Дык, это… Чо ору, чо ору. Я ж тебе говорю: «Привет». А ты смотришь, как сквозь меня и молчишь. Вот и ору. Прикинь, Колян, я дачу-то продал, ага.

— Да и хрен с твоей дачей.

— Вот и я говорю, хрен с ней, — согласился Вовчик. — Какой из меня дачник? Тут другое, колян. Бикса-то та вовсе не ментовская телка. То тебя развели, Колян, извиняюсь, как лошару, ага.

— Какая еще бикса? — нахмурил брови Евсиков.

— Короче, прикинь, тут такая история… Ты никуда не спешишь? А то пойдем вон на лавку кости бросим, да я расскажу все, как было. Мож, по пивку?

Присесть на лавочку, расположенную в тени раскидистой ивы Мотыль согласился. Но распивать пиво в компании Баламута отказался, грубо поторопив того с рассказом.

— Короче это, — начал Баламут, — ты ж Колобка знаешь? Нет? Да знаешь, просто забыл. Он тоже из наших пацанов. Короче, позапрошлой осенью, как раз когда первые опята пошли, мы с ним в лес по грибы поехали. Моя «аудюха» тогда еще на ходу была…

— Ты мне тут что, про грибные места мозг парить собрался? — Николай сделал вид, что собирается встать. Он прекрасно помнил, что если Баламуту дать волю, тот наплетет столько лишнего, пока доберется до сути…

— Дык с грибов-то все и началось, — поспешил объяснить Вовчик. — У Колобка тут на одном хуторе родня раньше жила. Так он туда по грибы всякий раз ездил. Потом там померли все, и Генка туда больше не наведывался. А тут мы про грибы разговорились, он и вякнул, мол, знает место, где опят хоть косой коси. Я и предложил съездить. А чо? Да все, все, Колян, я ж уже к самой сути подошел.

Далее Вовчик поведал, как подъехав к хутору по разбитой бетонке, они увидели вместо старых полуразрушенных строений большой свежеотстроенный дом из цилиндрованных бревен, вокруг которого располагались аккуратно подстриженные газоны, вились чистые дорожки из дикого камня. Далее виднелись еще какие-то постройки, но они уже находились за двухметровой оградой из зеленой пластиковой сетки, используемой обычно в чисто декоративных целях. Вероятно, и здесь ее поставили от мелкого лесного зверья — крупное давно ушло в более далекие от цивилизации места — да от бродячих собак. Ограда примыкала к боковым стенам дома. К высокому парадному крыльцу подъезд был свободным. Рядом имелась небольшая, машин на десять, стоянка, застеленная все тем же камнем.

Не доезжая метров пятьсот до лесного хутора, Баламут остановил машину и вопросительно посмотрел на изумленно таращившегося вперед Генку Колобякина. Присвистнув, тот начал прикидывать, кто это из его родственников мог так круто взлететь, чтобы отстроить эдакую усадьбу? На ум никто не приходил, и он решил, что это кто-то из молодых, которых Генка почти и не знал. Однако узнать стоит. Может, удастся как-нибудь примазаться по-родственному.

Баламут любил халяву не меньше приятеля, потому сразу проникся к тому особо дружескими чувствами и выдал несколько дельных советов.

В процессе совместного обсуждения грибники решили здесь долго не светиться — наверняка вокруг такой усадьбы натыканы камеры слежения. Вернувшись на пару километров, свернули на давно не езженную, а потому еле приметную грунтовку, и, приминая жиденький подлесок, углубились в заросли. Оставив машину на подходящей полянке, взяли по пластиковому ведерку и, изображая активные поиски грибов, вновь направились к хутору.

Грибов по пути действительно попадалось много, но гонимые азартом вероятной поживы мужики особо не останавливались. Лишь уже на подходе к хутору наспех нарезали по полведра опят для маскировки.

Вскоре послышался шум двигателя. А когда грибники вышли к лесному дому, то увидели подъехавший к крыльцу темно-синий внедорожник. Дверцы распахнулись, и из задней вылетел большой черный пудель. Радостно виляя увенчанным пушистым шариком хвостом, пес звонко тявкнул, словно торопя кого-то оставшегося в салоне. В следующее мгновение оттуда вылетел ярко-красный мячик, ударился оземь и высоко подлетел в воздух. Подпрыгнув, пес поймал его зубами. А рядом с ним уже оказался шустрый мальчуган лет трех с виду, который сноровисто выдрал мячик из клыкастой пасти и вновь бросил его, после чего весело рассмеялся, наблюдая, как пудель пытается схватить прыгающий мяч.

Отвлекшись на эту суматошную парочку, грибники не заметили, как из внедорожника вылезли родители мальчугана. Молодая симпатичная женщина и высокий длинноволосый брюнет атлетического строения с умиленными улыбками наблюдали, как резвится их чадо.

— Точняк из молодых, — произнес Генка, прищурившись, разглядывая хозяев хутора. — Лица вроде знакомы, а вспомнить не могу. Видать последний раз видел их, когда они еще под стол пешком ходили. Ну чо, Вован, пойдем знакомиться с моими родственничками?

Колобок решительно вышел из-за деревьев. Баламут последовал за ним. Будь приехавший на джипе здоровяк один, или в компании подобных ему бычар, то Вовчик скорее всего не осмелился бы так нагло ломиться на территорию затерявшегося в лесу имения. Но присутствие женщины и ребенка придавало уверенности.

Непрошенных гостей первым заметил пудель. Он тут же огласил окрестности громким лаем, при этом продолжая вилять хвостом, намекая, что не будет против, если появившиеся из леса люди тоже включатся в игру.

Мужчина и женщина повернулись к грибникам, и Вовчику, как прежде Колобку, их лица показались смутно знакомыми. Особенно знакомой казалась женщина. И тут он ее вспомнил. Вспомнил и, резко развернувшись, зашагал обратно в лес, на ходу нарочито громко крикнув Генке, постаравшись придать голосу простуженную хрипотцу:

— Геныч, я это, ну… Я не хочу пить. Я лучше еще грибов пособираю. Я тебя у машины подожду.

Колобок что-то крикнул в след, но Баламут не разобрал, ибо быстро удалялся, шурша опавшей листвой и бормоча под нос:

— Хренасе влип!

В хозяйке хутора он узнал ту самую девку, жену некоего ментовского начальника, которую они с Мотылем пару лет назад держали в подвале его дачи. Ей тогда каким-то непостижимым образом удалось освободиться. Вроде бы даже в этом была его, Вовчика, вина, но он смутно что помнит, так-как находился в изрядном подпитии. Помнит только, что когда, очнувшись под утро, позвонил Мотылю, тот наорал, обозвав уродом и пообещав при встрече раскроить череп. Понятно, что после такого обещания встречи с подельником Баламут не искал.

Вот только как-то не очень этот длинноволосый бычара походит на мента. Они конечно называются нынче полицаями, и даже носят зеркальные очки, но мента с волосами до плеч, а тем более большого начальника, Вовчик представить не мог.

Но главная мысль, которая сейчас беспокоила незадачливого халявщика — это не узнала ли его жертва креативного парикмахерского искусства. А славно он ее тогда под ноль оболванил…

На Вовчиково счастье, девушка его не узнала.

А через полчаса к машине вернулся Генка. На вопрос о неожиданном бегстве, Баламут сходу соврал, будто как-то брал на гоп-стоп одну биксу, похожую на хозяйку хутора.

— Ты? На гоп-стоп? — искренне удивился и даже развеселился Колобок, явно сомневаясь в подобных возможностях товарища, способного разве что на мелкую кражу.

— Да, я, — набычился Вовчик, обидевшись на издевательский тон Генки. — Это я щас праведный образ жизни веду — чай полтинник скоро. А по молодости я еще и не такими делами промышлял. Мотыля знаешь? Вот поспрошай у него.

— Да ладно те, — примирительно хлопнул его по плечу Колобок. — То ты, Вован, ошибся. В дни твоей суровой молодости эта телка еще под стол пешком ходила и в памперсы писалась, а то и не родилась еще вовсе.

В общем, оказалось, что к родне Колобякина новые хозяева хутора «Светлый» не имеют никакого отношения. Хутор они приобрели через агентство недвижимости пару лет назад. Но их лица не зря показались Генке знакомыми. Он узнал в них мелькавших на местном телевидении владельцев некой фирмы, занимающейся экологическим благоустройством района. Кроме того, он еще и слышал об этой фирме какие-то совершенно невероятные слухи. А точнее сказать об одном из ее владельце, этом самом длинноволосом здоровяке, которого все звали не иначе, как Ворон. Слышал о Вороне и Вовчик.

Да и Мотыль знал кое-что об этом странном парне, подмявшем под себя всех местных бомжей и каким-то образом, не попавшим под «опеку» ни к братве, ни к ментам, ни к ненасытным чиновникам. Пацаны поговаривали, будто его греет кто-то крутой из столицы, но точных сведений не было. Еще говорили, будто он то ли экстрасенс, то ли вовсе шаолиньский каратэк из тех, что визжат и мяукают, махая руками и ногами.

Поняв, что Вовчик выдал все полезные сведения, Николай молча встал и не прощаясь пошел домой. Полученная информация заставила его крепко задуматься. Бывший браток готов был терпеть поражение хоть от ОМОНа, хоть от какого любого другого спецназа. В этом даже была некая пацанская романтика — страдать от ментовского беспредела. Но узнать, что тебя как последнего лошару сделал какой-то отмороженный каратэк… Да будь он хоть трижды шаолинец!

— Колян! — вывел из раздумий голос Баламута, который, оказывается, семенил рядом. — Ты это, ну, ежели какое дело будет, меня подтягивай. Лады? Я не подведу, ты ж знаешь.

Услышав последние слова, Мотыль так взглянул на Вовчика, что тот сразу поспешил отстать, крикнув напоследок:

— Ну, я пойду. Ежели чо, я на Болгарском рынке обитаю.

Последующие несколько недель Евсиков изводил себя думами о том позорном поражении. Вспоминая и анализируя подлое нападение каратэка, которого почему-то, теперь уже и сам не понимал почему, принял за десантировавшийся с ночного неба спецназ, он все больше убеждал себя, что тот напал не сверху, а сзади и, скорее всего, ударил Николая чем-то по голове. После чего затолкал бесчувственное тело в заросли ежевики. А полет и падение в эти самые заросли наверняка результат бредового воображения из-за отбитой головы.

Это что же получается, он целый месяц позорно прятался на хате у подруги от какого-то бомжовского главшпана? Да если кто из бывших братков узнает, ему уже придется прятаться от их насмешек. А это трепло Баламут уже заявил, что его, Мотыля, развели как лошару. И наверняка это чмо трепется каждому встречному.

Доводя себя подобными думами, Николай порой даже начинал рычать от бессильной злобы, словно запертый в клетке дикий зверь. Ведь он тогда потерял тепленькое место начальника смены охраны в одном из гипермаркетов, и вот уже четвертый год работал простым охранником по разным стройкам, офисам, клиникам и прочим непрестижным левым конторам.

А ведь получается, что и на Карапета тогда зря наехал. Хорошо еще, что тот не выдвинул предъяву. Хотя, может, просто руки не доходят. Карапет пацан злопамятный, может и через десять лет на косяк указать.

После того, как на совершенно трезвую голову избил попавшуюся под горячую руку очередную сожительницу, Евсиков решил, что душевное спокойствие и самоуважение сможет вернуть лишь отомстив позорному бомжаре.

Разумеется, переть в наглую Мотыль не собирался. Чай года уже не те. Да и по молодости он никогда мозги не отмораживал. Все отмороженные сверстники еще в девяностые легли рядком на Каплинском кладбище, оставшись навеки молодыми в людской памяти и на могильных фотографиях.

Мотыль же собирался умереть старым. При этом стареть не торопился. На склоне пятого десятка лет, Николаю мало кто мог дать больше сороковника. Да и с чего ему было плохо выглядеть-то? С детства ведя спортивный образ жизни, к званиям и славе не рвался, ибо не любил перетруждаться. Физический труд не то чтобы презирал, просто имел на него стойкую аллергию, вызывающую мгновенное нервное расстройство. Никогда не курил и не злоупотреблял алкоголем. Правда за последние лет двадцать ни разу не был в спортзале, но дома регулярно висел на турнике и с прежней легкостью отжимался пятьдесят раз на кулаках с подскоком. А иногда в охотку мог потискать десятикилограммовые гантели.

В общем, здоровье для своих лет Евсиков имел отменное, дорожил им и зазря рисковать этим самым здоровьем не собирался. А потому для начала решил все как следует разузнать про этого шаолиньского бомжа.

Как не претило Мотылю иметь дело с Баламутом, но больше никто владеющий хоть какой-то информацией о каратэке, на ум не приходил. Нашел его, как тот и говорил, на Болгарском рынке в компании таких же забулдыг. Поманил баклана в свой старенький, но надежный «Додж» и велел показывать дорогу к лесному хутору.

 

— 17 —

Трехлетие Егорки отмечали в узком кругу близких друзей в лесном хуторе.

Сергей Андреевич не смог вырваться из столицы среди недели и обещал обязательно приехать к внуку на выходных. Зато бабушка Лена приехала со своим неизменным яблочным пирогом и пыталась непременно скормить его весь внуку, заодно уговаривая мальчугана называть ее просто Леной, не добавляя ужасного слова «бабушка». Спасли Егорку Тамара и Валера с двухлетней дочуркой Варей, приехавшие ближе к обеду.

Когда, взявшись за руки, ребятишки убежали в детскую, Елена переключила внимание на дочь, бесцеремонно вклинившись в ее беседу с Тамарой.

— Мариночка, когда же вы окрестите Егорку? Ну, нельзя же так — малышу уже три годика, а он все еще некрещеный! Вот и Тамарочка была бы прекрасной крестной мамой. Хоть ты повлияй на нее, Тамарочка, если уж она родную мать не слушает.

— Ой, Елен Пална, — отмахнулась Тамара, — я и без всяких крещений люблю Гошку, как родного. Они ж с моей Варькой будто брат и сестра, А там, глядишь, и зятьком назвать придется. Марин, тебе как моя Варька в невестки, а?

— Ой, ну как же так можно? — всплеснула руками Елена. Вы бы, девчата, хоть разок в церковь сходили, с батюшкой побеседовали.

— А чего к нему ходить? Он сам к нам зачастил — не отвяжешься, — весело сообщила Тамара.

— Опять приходил? — вопросительно взглянула на подругу Марина.

— Ага. Мы чего и приехали так рано — пришлось уйти из офиса, чтобы от этого попа отвязаться.

— Тамарочка, — укоризненно покачала головой Елена. — Не поп, а батюшка.

— Не, Елен Пална, я хоть своего батюшку и не видела никогда, но тут без всякой генетической экспертизы заявляю: это не он. А если б даже и он оказался, то тем более, фиг ему, а не пожертвования!

— Ну как же так можно, девоньки, — снова покачала головой Елена, — Он же не для себя просит, а для церкви. А вам потом все сполна воздастся.

— Когда воздастся-то? — скептически поинтересовалась девушка и повернулась к подруге: — Помнишь, Марин, мы на новоселье к нашей первой бухгалтерше в коттедж на Северный ездили?

— Конечно, помню, — кивнула та. — Она тогда как раз в декретный отпуск ушла.

— Вы с Вороном тогда на такси уехали, а мой Холерик пешком прогуляться захотел. Мол, погодка чудесная, дышится после дождика легко и все такое. Прогулялись, блин! Тротуаров-то нет. Пришлось идти по обочине дороги. А на ней после дождя лужи. И придурки разные носятся на гробах четырехколесных… В общем, к чему я это говорю-то? На днях я снова к Ниночке ездила, подарок от фирмы на годовщину ее девочки отвозила. Специально обратила внимание — как не было пешеходных дорожек, так и нет. Я ж ее спросила, как ты, мол, с коляской-то гуляла? А никак, говорит, по своему двору покатаю, а в выходные муж на микрорайон вывозил, там уже по бульварчикам гуляли. А еще, говорит, ни одного самого захудалого магазинчика рядом нет. Чтобы булку хлеба купить, за три километра на микрорайон отправляться приходится. Зато, обратите внимание, Елен Пална, прямо рядом с Ниночкиным домом церковь построили. И стоянку рядом с ней. Заметьте, тротуаров к ней не проложили. Это для кого, получается, церковь? Вот я про это вашему попу-батюшке и рассказала. А он, мол, это дела мирские, и его не касаются. А я, говорю, в миру живу, и меня именно мирские дела волнуют. Вот когда отойду в мир иной, пусть приходит — пожертвую, если в настроении буду.

— Томик, ты чего тут митингуешь? — положил руку на плечо супруги подошедший с Вороном Валера.

— Валерик, тут же переключилась на него Елена. — Вы же человек интеллигентный. Хоть вы-то в Бога верите?

— В Бога? — задумчиво произнес тот, собираясь с мыслями для пространного философского монолога. Девушки, сдерживая улыбки, переглянулись. Уж они-то знали, насколько продолжительными могут оказаться Валерины пояснения, вызванные неосторожным вопросом на относительные темы. Он же тем временем начал: — В принципе, я допускаю существование некоего Высшего Разума, от которого зависит наш мир. Однако полагаю, что вопрос веры в Бога подразумевает веру Богу. То есть не сомнение в его существовании, а в его заботу о человечестве. Ну что ж, я допускаю и заботу некоего Высшего Разума о человеческой популяции в целом. Но… Но, обращает ли этот Разум внимание на каждого отдельного человека, как утверждают религиозные идеологии?

Валера закатил глаза, подбирая нужные слова. Елена хотела было вставить что-то возмущенное, но не успела, ибо философ продолжил:

— Позволю себе провести такую аналогию — Представьте популяцию бифидобактерий в нашем желудочно-кишечном тракте. Это несомненно полезные для нас существа. Более того, их благополучие для нас жизненно важно. А потому мы всячески заботимся об их микро-цивилизации, поддерживая ее в случае нужды различными кифирчиками, бифидоками и тому подобным. Однако и перенаселение бактерий — так называемый, дисбактериоз — грозит нам неприятностями в виде различных диарей. И тогда мы насылаем на них всемирные потопы и прочий небесный огонь, а проще говоря, принимаем препараты, регулирующие численность популяции-цивилизации бифидобактерий. Вот и получается, что мы в своих действиях относительно этих существ подобны Высшему Разуму, то бишь, Богу. Однако интересует ли нас судьба каждой отдельной бактерии, пусть она хоть с утра до ночи возносит нам хвалу, или же наоборот, проклинает? Интересуют ли нас их отношения друг с другом, их ссоры, любовь, войны, наконец?

— Но, я не какая-то там бифидобактерия! — не выдержала-таки Елена. — Я личность!

— Так! — поднялась с дивана Марина. — Напомню собравшимся, что сегодня нашему Егору исполнилось три года! Виктор, приглашай гостей к столу, а я пойду, приведу детей.

Как раз в этот момент подъехала еще одна семейная пара с детьми — двоюродный брат Марины Иван с супругой Аленой и пятилетние шустрые близнецы Ярик и Вячик, и торжественное застолье началось.

Однако уже через полчаса непоседливые детишки насытились, испробовав все приготовленные для них вкусности, и, с разрешения взрослых, унеслись играть во двор.

Под доносившийся через открытые окна веселый детский гомон и радостный лай Бонифация взрослые продолжили неторопливые беседы навсевозможные интересующие их темы.

Через некоторое время Марина заметила, что Ворон, нахмурив брови, прислушивается к чему-то за окном.

— Что там? — спросила она супруга.

— Звук мотоцикла, — коротко ответил тот.

Через минуту в дом ворвались близнецы, громко крича:

— Мама, папа, мы тоже хотим покататься с рокером! Мы тоже хотим!

— С каким рокером? — непонимающе поднял брови Иван.

— С таким, с которым поехал Егорка.

Встревоженно переглянувшись, Марина с Вороном поспешили к выходу. Там у распахнутой задней калитки, выходящей на лесную тропу, маленькая Варя гладила довольно виляющего хвостом пса. Егорки нигде не было видно.

Придержав супругу, оборотень коротко бросил:

— Я один.

Миновав калитку, он стремительно пробежал около километра по тропе, на ходу расстегивая рубашку. Оглянувшись, убедился, что деревья надежно скрывают его от посторонних глаз, свернул в наиболее густые кусты. Вскоре оттуда с шумом взлетела огромная черная птица и, маневрируя между стволами, понеслась дальше в направлении, в котором вела тропа. Та вывела к старой бетонке. На обочине, подтверждая подозрение о похищении ребенка, валялся мотоцикл. Рядом трава была примята колесами, стоявшего за кустами автомобиля.

Над дорогой лететь стало легче, и оборотень стремительно достиг опушки. Однако автомобиль так и не увидел. Забыв об осторожности, он взмыл над вершинами деревьев и окинул взором окрестности.

Сразу несколько машин ехало в разных направлениях не только по трассе, на которую выходила старая бетонка, но и по грунтовкам, тянущимся вдоль лесопосадок, разделяющих уже пожелтевшие поля. Угадать в какой из них увозили маленького Егорку не представлялось возможным.

Отчаянно каркая, Ворон сделал большой круг над примыкающим к лесу полем. Заметив группу задравших головы и указывающих на него людей, он камнем рухнул в лес и, не зная что предпринять, понесся назад над лесной дорогой, в надежде, что друзья подскажут нужное решение.

 

— 18 —

— Дяди, а как вас зовут? — поинтересовался с заднего сиденья Егорка.

— Меня дядя Вова, — Баламут расплылся в щербатой улыбке, но тут же ойкнул, получив чувствительный тычок в бок от Мотыля. — Ты чо, Колян?

— А меня дядя Степа, — сообщил Евсиков, еще раз как следует врезав Баламуту, отчего у того перехватило дыхание.

Посвятив несколько дней слежке за Вороном и его домом, Николай пришел к решению, что самый верный способ наказать того, будет похитить его киндера и стрясти приличный выкуп. Лимонов пять деревянными можно было требовать в легкую. А может, и больше. Но тут мотыль сомневался — не хотелось продешевить, и в то же время он понимал, что требовать неподъемную сумму бессмысленно. Оно понятно, что главшпан бомжей может собрать гораздо большую сумму. Но на это потребуется время. А время тянуть киднепер не собирался. Лишнее время — лишний риск и лишние нервы.

План созрел после подслушанного разговора о том, что пацан, насмотревшись какого-то мультсериала, решил стать каскадером и мечтает о гоночном мотоцикле.

Не раз Мотыль порывался выбросить из гаража старый, переделанный под спортивный «ИЖак», но всякий раз не поднималась рука на железного друга, который когда-то, в дни бесшабашной юности помогал завоевывать первые девичьи сердца. Ижака он приобрел за бесценок с рук. На него не было никаких документов, потому юный гонщик выезжал на дороги лишь вечером, когда шансов встретить гаишников практически не было. Да и что бы им было делать на пустынных в те далекие советские времена дорогах?

Полдня ушло на то, чтобы привести мотоцикл в порядок. После чего Николай полихачил по лабиринтам гаражного кооператива и, с трудом сдержав желание выехать на трассу, загнал железного коня обратно. Все-таки не стоило лишний раз светиться.

По итогам наблюдения Мотыль знал, что мальчишка частенько гуляет во внутреннем дворе без присмотра взрослых, а иногда даже выводит своего пуделя через калитку в лес. Но просто так хватать пацана и бежать с ним через лес бандит не решался. К тому же, неизвестно что ждать от кажущейся безобидной собаки, нередко показывающей в игривом оскале довольно приличные клыки. Теперь же был шанс подкатить на мотоцикле и предложить прокатиться.

Оставалось решить, где держать мальчишку. Не везти же его к себе на квартиру?

И еще один момент угнетал бывшего братка — как-то не в кайф было заниматься таким делом без напарника. Оно конечно и делиться с кем-то не очень-то и хотелось. Но не сможет же Мотыль одновременно и присматривать за пацаном, и вести переговоры о выкупе? Да, кстати, надо бы еще решить, каким образом вести переговоры? Но это вопрос не первоочередной.

За пару дней Евсиков пообщался с некоторыми бывшими братками, но предложить дело решился только двоим. Однако те, даже не выслушав, послали его куда подальше. Поняв, что надеятся не на кого, Мотыль обратился к наихудшему варианту — к Баламуту, предупредив того, что лично свернет ему шею, если до окончания дела учует от него запах спиртного. Вовчик «дал зуб», ковырнув грязным ногтем большого пальца правой руки дырку во рту на месте давно сгнившего переднего зуба, и истово перекрестился, забожившись, что «все будет ничтяк».

Одновременно решилась проблема с хатой, где держать заложника. Оказалось, что дачу Вовчик продал соседям со смежного участка, которые батрачили где-то на севере, зарабатывая обеспеченную старость. В Оскол они приезжали раз в году на месяц. В этот приезд и купили практически бесхозную дачу у Баламута. А так как до следующего лета они больше не появятся, то домом смело можно было пользоваться. И не смотря на прошлую неудачу, Мотыль понимал, что лучшего места вряд ли можно найти. О том, что родители малыша однажды уже побывали в этом месте, он почему-то не подумал. В конце концов то было четыре года назад, да и каким образом они смогут связать похищение ребенка с давнишним похищением его матери?

В общем, до наивного простой план сработал на удивление легко.

Правда первые два дня дежурства в лесу возле хутора Светлого прошли безрезультатно, а на третий, когда начали съезжаться гости, Мотыль и вовсе хотел отправиться домой. И наверняка уехал бы, но задремал на зеленой полянке, убаюканный щебетом лесных птах.

Проснувшись, прислушался к доносившемуся детскому гомону. Подойдя ближе, увидел, что на заднем дворе резвится детвора. Взрослых видно не было. Прислушавшись к разговорам, понял, что гости съехались как раз по поводу дня рождения Егорки.

Родившаяся мысль заставила Мотыля опрометью броситься к расположенным в километре кустам, в которых припрятал старенький ижак. На ходу позвонил Баламуту, дежурившему в «Додже» на обочине бетонки, чтобы тот был наготове.

Мотоцикл завелся, что называется, с полудрыка. Натянув шлем-колокол, который украшали вырезанные из фольги от шоколадок буквы, составляющие надпись «SILVER DREAM», киднепер понесся к хутору. Лихо попетляв вокруг деревьев, остановился возле калитки и, рассмотрев сквозь сетку, что никого из взрослых рядом нет, спросил у уставившихся на него детей:

— Кто тут Егорка, мечтающий стать каскадером?

— Я, — выступил вперед именинник, с восхищением разглядывая появившееся из леса воплощение его мечты.

— Ну, так в день рождения мечты сбываются! — подмигнул мальчугану Мотыль и, хлопнув железного коня по баку, пригласил: — Залазь скорей, поехали кататься!

— Ура-а! — через миг мальчишка уже сидел впереди мотоциклиста, а еще через миг они скрылись за деревьями.

Бонифаций какое-то время преследовал гонщиков, но в конце концов решил вернуться к оставшейся детворе — очень уж ему не нравился треск, издаваемый железным зверем, на котором умчался радостный хозяин, совершенно забыв про своего четвероногого друга.

Подъехав к бетонке, Мотыль сообщил совершенно обалдевшему от счастья малышу, что теперь они поедут в центр подготовки каскадеров, и они пересели в уже заведенный джип.

— Ух ты-ы! — восхитился Егорка, когда мотоциклист снял «колокол» и показал натянутую на лицо резиновую маску американского президента Обамы.

Вообще-то Николаю не доставляло удовольствия изображать из себя негра. Но купить удалось всего две маски. А напяливать личину Горбачева ему претило совершенно. Потому Меченого сейчас изображал Баламут.

Так как негр за рулем мог вызвать нежелательный интерес у случайных дэпээсников, на дачу ехали заранее разведанными проселочными дорогами. Благо «Додж» хоть и был капризен в плане бензина, но в плане ходовой являлся именно внедорожником, а не паркетным джипом. Кроме того, киднепер на всякий случай специально покружил по разделяющим поля посадкам, чтобы малыш не запомнил дорогу — не завязывать же ему глаза? Пусть уж как можно дольше воспринимает происходящее, как игру.

Обиженный Баламут вопреки своей натуре молчал почти всю дорогу, лишь потирал ушибленный бок.

— Ух-ты-ы! Как в «Сталкере»! — восторженно произнес Егорка, разглядывая заброшенные домики с выбитыми окнами и обвалившимися крышами, когда они въехали в дачный поселок с дальнего конца, до которого в былые благополучные времена не успели провести свет и воду.

Вовчику когда-то нравилась попсовая группа «Сталкер», но он воздержался от сообщения об этом, обиженно зыркнув на Мотыля. У Мотыля же это слово ассоциировалось то ли со слаломом, то ли с биатлоном, но ничего конкретного по этому поводу сказать он не мог, потому просто агакнул.

— Приехали, — оповестил липовый, а вернее резиновый, Обама и, осмотрев безлюдную в рабочий день улицу, толкнул такого же резинового Горбачева: — Открывай!

Тот выпрыгнул из машины, и некоторое время возился с давно не смазываемым замком калитки. Наконец, та, скрипнув, отворилась.

— Вперед, мой юный друг, — распахнул заднюю дверь Николай и, картинно поклонившись, указал в сторону распахнутой калитки, одновременно продолжая следить за улицей.

Парнишка не заставил себя уговаривать, шустро выбрался из машины и вприпрыжку последовал за Баламутом, который уже обошел дом и открывал входную дверь.

— Это центр подготовки каскадеров? — поинтересовался он, с любопытством оглядываясь вокруг. — А почему здесь никого нет?

— Не, это еще не центр, — сообщил шагающий за ним Мотыль. — Здесь проходят испытание, без которого нельзя поступить в центр подготовки. Ты готов к испытанию?

— Я? — задумчиво произнес малыш.

— Тогда следуй за мной, — взял его за руку киднепер, будто бы приняв восклицание за согласие, и повел в дом, где они сразу же спустились в подвал. — Вот, здесь ты и пройдешь свое испытание.

Егорка осмотрел помещение. У противоположной стены стояла металлическая кровать, застеленная верблюжьим одеялом далеко не первой свежести. Над кроватью неоштукатуренную кирпичную стену прикрывал старый ковер с тремя разноцветными ромбами. Рядом на одной из двух табуреток стояла такая же старая, как и все здесь находящееся видеодвойка «Сони». На ней лежала кассета с мультиками «Том и Джерри». На второй табуретке блестела разноцветными фантиками гора конфет в большой суповой тарелке. В правом от дверей углу стоял синий ночной горшок, прикрытый желтой, с темными пятнами отбитой эмали, крышкой.

Закончив осмотр, малыш повернулся к похитителям и, слегка прищурив глаза, посмотрел на них каким-то совершенно не детским взглядом, и тем стало не по себе. Однако сказать ничего не сказал, словно ожидая, что ему расскажут дальше.

— Испытание начнется завтра утром. А сегодня ты должен провести в одиночестве. Если захочешь посмотреть мультики, постучи в дверь, и дядя Миша, — Мотыль кивнул на Вовчика, — включит видик. И ешь конфеты, набирайся сил перед испытанием.

— А пить? — серьезно спросил Егорка.

— Что, пить? — не понял Евсиков.

— После конфет хочется пить. Сок у вас есть?

— Твою мать! Про питье-то я забыл, — хлопнул себя по черному резиновому лбу Мотыль и обратился к Баламуту: — Слышь, дядя Миша, сделай пацану чай. Понял? А я к вечеру сок привезу. Ну все, — он снова повернулся к Егорке, — отдыхай. Завтра тебе предстоит сделать первый шаг к тому, чтобы стать настоящим каскадером.

Киднеперы вышли, с лязгом закрыв металлическую дверь.

— Нехорошо обманывать маленьких, — укоризненно покачал головой им вслед малыш, не по-детски вздохнул и прошел к кровати.

Сдернув опротивевшую резиновую маску, Мотыль ополоснул потное лицо в бочке с дождевой водой.

— Ну, смотри, Вован. Я до вечера отлучусь. Если подведешь как в прошлый раз, закрою тебя самого в этом подвале, и сдохнешь там как крыса голодной смертью. Понял?

— Да ты чо, Колян, в натуре? — округлил глаза Баламут. — Я ж с бухлом завязал — вот те крест.

— Смотри мне, — последний раз предупредил подельника Евсиков и, уже выходя из калитки, крикнул: — Сними уже маску, придурок меченый!

Вовчик и вправду последнее время почти не употреблял спиртного. Разве что пиво, и то потому, что оно ускоряло приход от травки, к которой его пристрастили знакомые таджикские гастарбайтеры. Вот и сейчас, проводив Мотыля, он решил сперва «пыхнуть» небольшой «косячок», а потом уже замутить пацану чай.

Покурив травку, Баламут и вовсе забыл о чае для ребенка. Зато ему непременно захотелось с кем-нибудь пообщаться, ибо одному наслаждаться ставшим вдруг радужным настроением было ну просто невмоготу. А так-как кроме юного пленника другой кандидатуры для общения не было, пришлось спуститься в подвал.

Отворив железную дверь подземного каземата Вовчик некоторое время ошарашенно таращился на большую черную птицу, сидящую на кровати. Если бы не гигантские размеры, ее можно было бы принять за еще неокончательно оперившегося птенца семейства вороновых. Повернув голову, та смотрела на киднепера черным немигающим глазом.

— Хренасе, торкнуло! — отчего-то охрипшим голосом просипел Баламут, после того, как захлопнул дверь. — Это что ж за траву мне Сафар подогнал? Гы, прикольно!

И тут его разобрал неудержимый смех.

Отсмеявшись, решил еще раз заглянуть к заложнику.

— Ващ-ще капец! — резюмировал Вовчик видение гуляющего по комнате медвежонка и, снова захлопнув двери, зашелся в очередном приступе смеха.

В следующий раз он увидел серого волчонка, который проскочил у него между ног и начал смешно карабкаться по лестнице. Видя это, обкурившийся киднепер буквально сполз по стене от хохота.

Когда волчонок наконец-таки выбрался наверх, Баламут закрыл дверь в пустую комнату и, продолжая смеяться, поднялся следом. Выйдя из дома, он еще некоторое время веселился, глядя как волчонок смешно подкапывается под забор, далеко отбрасывая передними лапами комья земли. А когда тот скрылся с обратной стороны, Вовчик достал мобильник и набрал номер Мотыля.

— Прикинь, Колян, ты не поверишь, в натуре, гы…

 

— 19 —

Если до возвращения Ворона Марина еще надеялась, что исчезновение сына является всего лишь каким-то непонятным недоразумением, то, увидев потерянный вид обычно уверенного в себе супруга, ощутила леденящий грудь холод.

Не вдаваясь в подробности, оборотень рассказал обступившим его гостям, что пробежал по тропе до бетонной дороги, где обнаружил брошенный мотоцикл и следы съезжавшего в лес автомобиля.

— Боже мой! — запричитала Елена. — Да что же это делается? Надо немедленно вызвать полицию!

— Я позвоню однокласснику Сашке Попову, — достал из кармана мобильный телефон Иван. — Он следователем в полиции служит.

Попов, как только узнал, что похищен ребенок, не заставил долго себя ждать. Первым делом он прошел с Вороном к брошенному мотоциклу. Отсюда опер сделал несколько звонков. Вскоре окружающий лес вздрогнул от нарастающего рева. Ощущение было такое, будто пикировал штурмовик. Однако оказалось, что это всего лишь приближался рокер на каком-то невероятном четырехцилиндровом двухколесном аппарате.

Муха — так звали рокера — выглядел так, будто сошел с экрана классического голливудского боевика про властелинов асфальтированных дорог. Единственным отличием от тех персонажей было гладко выбритое лицо, к чему обязывала его основная профессия — логопед.

Осмотрев брошенный мотоцикл, рокер покрутил головой:

— Не, Сань, таких драндулетов ни у кого из местных ребят нет.

— Может, в других клубах?

— Сань, да ты посмотри на это… Еще и розочка на руле. А такая переводка с доисторической теткой была у моего бати на гитаре. Ты можешь себе представить, чтобы сейчас кто-либо прикручивал розочки и клеил бабские физиономии на аппарат? Не, Сань, извини, но тут я тебе ничего подсказать не могу. Но поспрашиваю у ребят. Если что выясню, сразу позвоню.

Вслед за Мухой приехал криминалист на темно-синей семерке. Посетовав на практически неразличимые в густой примятой траве отпечатки колес съезжавшей с дороги машины, а так же на то, что Попову не удалось найти вокруг ни выброшенного окурка, ни пивной бутылки, ни какой либо другой улики, он начал хлопотать вокруг мотоцикла, нанося местами черную пудру при помощи помазка, и прикладывая прозрачную пленку.

Пока криминалист занимался своими делами, опер еще раз тщательно обследовал тропу к хутору, попутно задавая вопросы следовавшему за ним Ворону.

— Что-то не сходится время в показаниях, — заявил он. — Допустим, мальчика похитили около трех часов дня. В пятнадцать двадцать Иван уже позвонил мне. Получается, что за двадцать минут ты, Виктор, вышел из дома, узнал у детей, что твоего сына увез мотоциклист, пробежал по виляющей меж деревьями тропке сюда, здесь, вероятно, задержался на какое-то время, обдумывая ситуацию, после чего вернулся домой, сообщил о результатах остальным, и только после этого Иван решил позвонить мне. Я без всяких следственных экспериментов уверен, что на все это должно было уйти как минимум в два раза больше времени.

Ворон, не зная, что сказать, лишь пожал плечами. Хорошо не сообщил следователю о том, что на самом деле за это время успел побывать не только у бетонки, но и на опушке леса. Да и какое это имеет значение?

В этот момент они снова вернулись к мотоциклу, где криминалист как раз защелкнул замки на своем чемоданчике и поднялся с корточек. Опер отвлекся на беседу с ним, а в кармане рубашки оборотня завибрировал мобильный телефон. Поднеся аппарат к уху, он услышал голос Герлы:

— Прикинь, Ворон, нам только что звонил Митрич. Гошка у него.

— Что-о? Что он там делает?

— Пьет чай с сухариками. Маринка уже умчалась к машине. Сказала, чтобы ты ждал ее на дороге.

 

— 20 —

Статья на сайте «OskolCom.ru»:

рosttrahtum, специально для Осколкома.

«Гигантская ворона вернулась» posttrahtum

Город вновь наполнен слухами о летающем черном нечто, внешним видом напоминающем огромную ворону, или, как утверждают специалисты-орнитологи, гигантского ворона. Не представляю, как можно отличить летящую ворону от ворона, ведь у них нет характерных для млекопитающих болтающихся наглядных половых признаков.

Собственно сегодня в начале второй половины дня сразу несколько человек видели, как это чудо в перьях вылетело из леса и сделав большой круг над полем, вернулось обратно.

Признаюсь, мне не удалось побеседовать ни с одним очевидцем. Но зато каждый из опрошенных мною знает кого-то, кто знает еще кого-то, кто лично знаком с человеком, видевшим гигантскую ворону собственными глазами.

Если так пойдет и дальше, то Оскол может приобщиться к сомнительной славе озера Лох-Несс, и других «загадочных» мест, где кто-то что-то видел.

Кстати, сегодня опять на город опускался тот сладковато-приторный запах, о происхождении которого уже несколько лет ходят различные слухи, и по поводу которого регулярно отмалчивается администрация.

Предлагаю в дальнейшем обратить внимание — не появляются ли летающие глюки именно в те дни, когда мы дышим этой дрянью?

* * *

Статья на сайте «OskolCom.ru»:

gornяk, специально для OskolCom.ru.

«Дикие звери в городе» gornяk

Слухи о том, что с «выборами» нового мэра финансирование городского зоопарка прекратилось, начинают подтверждаться — голодные звери разбегаются!

Сегодня я еле успел затормозить, чтобы не сбить перебегающего дорогу медвежонка! И было это не где-то в дремучем лесу, коих в наших окрестностях и в помине не было, а на улице Ватутина в районе завода АТЭ! Перебежав дорогу, медвежонок скрылся в районе слободы Ямской в направлении старой части города.

Приехав на дачу в «Коммунальщике-2», я встретил возбужденных соседей, которые утверждали, что видели бегающего по участкам волчонка. Один из них, дядя Паша, в молодости часто принимал участие в охоте на серых хищников, и спутать волчонка со щенком какой либо собаки не может.

Спрашивается — откуда в город проникли звереныши? И второй вопрос — следует ли ждать вторжения взрослых особей?

Возможно, и слухи о гигантской птице не являются слухами, а это всего лишь сбежавший из зоопарка орел, или еще какой-нибудь гриф. Остальное — результат обычных преувеличений, рождающихся в результате передачи информации от одного лица другому.

Не удивлюсь, если завтра будут рассказывать о разгромившем половину слободы Ямской гигантском медведе-людоеде, и рыскающей по городским окраинам большой волчьей стае.

 

— 21 —

Забежав в дом, Мотыль увидел храпящего и пускающего слюни, развалившегося на старом диване Баламута. Прорычав от негодования, бывший браток бросился в подвал. Уже открыв стальную дверь, он с запозданием сообразил, что забыл прикрыть лицо маской. Однако скрываться было не от кого, ибо комната оказалась пуста.

Нечеловеческий рев вырвался из подвала, некогда принадлежащего Баламуту домика, и разнесся по окрестностям, заставив вздрогнуть немногочисленных дачников, копошащихся на огородах.

Тяжело ступая по металлическим порожкам, Евсиков поднялся наверх, медленно и даже как-то устало подошел к дивану и навис над улыбающимся во сне Вовчиком. Поразмыслив пару секунд над тем, с чего начать экзекуцию, наклонился и, ухватившись за край дивана, резким рывком перевернул его вверх ногами, придавив свалившегося на пол подельника. Прислушавшись, как Вовчик, что-то бормоча, завозился внизу, Мотыль присел для прыжка, чтобы обрушиться всей массой на хлипкую полуразвалившуюся мебель. И в самый последний момент его остановил телефонный звонок.

Потратив еще пару секунд на раздумья, Николай решил, что для получения истинного наслаждения от расправы над копошащимся под диваном уродом, спешить не стоит, и достал из кармана дребезжащий мобильник. Глянув на незнакомый номер, поднес к уху. Раздавшийся из трубки голос заставил его побледнеть и забыть о Баламуте.

— Привет, Мотыль, — проговорил Карапет. — Значит номер мобилы сменил и думаешь, зашифровался? За базар отвечать думаешь?

— З-за какой базар? — прикинулся идиотом Николай.

— Тебе там что, баклан, память в натуре отшибли? Может, это не ты мне предъяву кидал после того, как сам с телкой в лошару сыграл? Или думаешь, я просто так все забыл и простил? Не, брателла. Благодари Бога, что я по нынешним временам человек занятой, да и помню, что ты в былые времена своим пацаном был. Только потому решил не спешить до личной встречи. Так вот, нынче я в Осколе, и, по-видимому, задержусь здесь надолго, ибо пришло время реальным пацанам заняться политикой. Всосал?

— Какой политикой? — не понял Мотыль.

— Реальной, баклан. Короче, сейчас катишь ко мне. Рамсы по поводу твоей предъявы перетрем. Если непонятки разрешатся, может, подтяну тебя к делу. Всосал? Не дожидаясь ответа, Карапет продиктовал адрес и отключился.

— Чего это было? — вопросил выползший из-под дивана весь облепленный клочьями свалявшейся пыли офигевший Вовчик.

Мотыль посмотрел на него так, словно не понимая, кто этот человек и что ему надо?

 

— 22 —

Полностью усмирив человеческую сущность и освоившись в теле Вольдемара, Джасс приступил к его перестройке. В первую очередь необходимо было избавиться от присутствующего буквально в каждой клеточке лема. Для этого бывшему создателю пришлось изучить все земные науки, с помощью которых можно было понять процессы, происходящие в человеческом теле, и научиться управлять ими. Однако после первых успешных опытов Джасс понял, что таким образом непременно приведет занятую оболочку в негодность. Выводя лем, необходимо было заменять его чем-то равноценным. Никакой информации о подходящих заменителях он не нашел. Что не удивительно — ну кто бы еще на Земле мог озаботиться подобной проблемой? Разве что фантасты с их киборгами. В принципе, Джасс легко мог создать металлический скелет, все же в нем осталась толика силы создателя. Вот только для этого необходимо было вывести из оболочки абсолютно весь лем, а для нее, опять же, смертельной была потеря даже менее половины этого вещества, без замены его на другое.

Дошло до того, что в результате экспериментов у оболочки выкрошились почти все зубы, и пришлось срочно обращаться к стоматологу. Тот, прежде чем заняться протезированием, назначил совершенно ненужный курс лечения.

И вот как-то, сосредоточившись на работе с мозгом, на котором совершенно не отразилось то, что из него был выведен весь лем, Джасс вдруг понял, что может творить! От неожиданности он отвлекся от своего занятия, и появившаяся способность вновь исчезла. А появлялась ли она?

Последующая череда лихорадочных экспериментов, и наконец-то положительный результат — концентрируясь в избавленном от лема человеческом мозге, Джасс обретал возможности создателя. Удивительно, но этот орган физической оболочки имел свойства самостоятельного, независимого от окружающих факторов мира. Даже охватывающий его состоящий из лема череп не влиял на возможности находящейся внутри сущности создателя.

Получив неограниченные, разумеется, всего лишь в рамках человеческого тела, возможности, Джасс быстро разобрался с природой вещества, экранирующего от воздействия лема, и воспользовался его свойствами для полного очищения оболочки. Теперь тело Вольдемара лишь внешне осталось прежним. Состоящий из лема скелет был удален полностью. Роль экзоскелета выполнял модифицированный высокопрочный кожный покров, который как внешне, так и наощупь был неотличим от обычной человеческой кожи. Основная часть внутренностей обеспечивала его подвижность. Кое-что Джасс оставил для имитации наглядных человеческих потребностей. Он бы еще многое изменил в малофункциональной оболочке, но пока решил ограничиться только внутренней перестройкой.

Взяв под контроль оболочку, бывший создатель хотел было уничтожить сущность человека, но, подумав, решил оставить ее для будущих экспериментов. Тем более, что теперь не составляло никакого труда держать ее в постоянном сне.

Меж тем, пока длились все эти эксперименты, Джасс продолжал осваиваться в человеческом мире.

Вселившись в физическую оболочку, бывший создатель потерял практически неограниченную возможность перемещаться в пространстве. В принципе, он мог в любой момент покинуть тело Вольдемара. Но, во-первых, оно уже не смогло бы существовать самостоятельно. А во-вторых, даже если бы и смогло, для чего пришлось бы разбудить сущность прежнего хозяина, смог ли бы Джасс вселиться в него заново? Стоило ли задумываться над выбором между существованием беспомощным бесплотным духом, и существованием в теле, представляющем хоть и ограниченный, но самостоятельный мир, к тому же способном к физическому воздействию на лем? Естественно, выбор Джасса остановился на теле.

А коль уж невозможно создавать собственной волей, то почему бы не научиться повелевать другими людьми? Ведь в человеческом мире способность повелевать равнозначна способности создавать.

Власть — вот к чему решил стремиться Джасс. И вовсе не для того, чтобы почувствовать свое превосходство над этими жалкими оболочками, являющимися вместилищем примитивных сущностей, неспособных жить самостоятельно вне физического тела. Так как он потерял возможность мгновенно перемещаться в пространстве, то власть нужна ему для того, чтобы найти ту не принадлежащую этому миру птицу, с помощью которой надеялся проникнуть в другой мир и найти еще одну частицу себя.

Однако какими бы не были изначальные мотивы, научившись подчинять себе людей, Джасс научился испытывать от этого удовольствие. Вообще оболочка дала ему массу различных приятных ощущений, казалось бы никак не связанных с физическим состоянием. Теперь прежнее бестелесное существование в эмоциональном плане казалось бывшему создателю блеклым и безрадостным. Да разве раньше он имел понятие о том, что такое радость? Был лишь интерес, и еще удовлетворение от полученного результата. Он же, лишенный возможности управлять временем, не мог испытывать и удовлетворение, ибо до окончательных результатов творений создателей могло пройти миллионы лет, за которые, если не иметь возможность сжимать их в одно мгновение, пропадет любой интерес.

Значительным минусом было то, что он выбрал — вернее, ему попалась — для вселения оболочку слишком молодого человека. Понятно это стало тогда, когда Джасс избрал самый прямой путь к власти — политику. Вот тут-то, несмотря на его способность подчинять находящихся в ближайшем окружении людей, все попытки продвинуться достаточно высоко по карьерной лестнице разбивались об неприятие сложившимся социумом юных авторитетов. Пришлось довольствоваться даже не вторыми, а третьими ролями. И то не в правящей партии, а во все более перспективной, поддерживаемой мировым капиталом партии олигархов «Недра России». Почти все ее лидеры в свое время были членами правящей партии, но достигнув пика карьеры и разделив между собой ресурсы страны, неожиданно отделились, объединившись под руководством ранее никому неизвестного господина Подвального. Лидерство этого совершенно ничего из себя не представляющего крикуна-популиста зиждилось исключительно на зарубежных политических инвестициях в Россию. Почему именно он? — Джасс так и не смог понять. А понять пытался для того, чтобы самому совершить стремительный карьерный скачок. Однако молодой возраст оказался непреодолимым барьером.

Вообще-то подождать каких-то десять земных лет для Джасса не составляло особого труда. Но будет ли ждать крылатое существо из другого мира? Неизвестно даже то, находится ли оно здесь до сих пор?

И все же бывшему создателю удалось достичь кое-какого успеха на политическом поприще благодаря сестре одного из лидеров «Недр» Софьи Заграбович. Будучи страстной любительницей молоденьких мальчиков, она обратила внимание на Вольдемара на очередном съезде партии, и сразу обратилась к брату с просьбой, взять парнишку в секретари. Ролан Заграбович был в курсе сестриных пристрастий, и нисколько против этого не возражал. В конце концов, он и сам был не прочь развлечься с мальчиками, но предпочитал еще более юных.

В общем, благодаря перестроенной оболочке, Джасс с легкостью удовлетворял ненасытные потребности неистовой Софьи, воплощая в реальность любые ее изощренные фантазии. Будучи не обремененным человеческими принципами и моралями, он вполне мог бы удовлетворить и Ролана, однако от того подобных предложений не поступало. Заграбович и без этого ввел парнишку, оказавшегося на редкость толковым не только в Софьиной постели, в высшие партийные круги. В результате за год Вольдемар Хазаров стал узнаваемой фигурой на политической арене страны. Отчасти, опять же, из-за своего юного возраста. Фактор, который с одной стороны не давал ему продвинуться достаточно высоко, с другой стороны привлекал общее внимание.

Свора журналистов и шоуменов, во главе с Андрюшей Малахольным, начала охоту на брошенных самым юным политическим лидером любовниц, его бомжующих родителей, или хотя бы разлученных в младенческом возрасте сестер и братьев, ставших ныне алкоголиками и наркоманами с вышибающим горькую слезу исковерканным жизненным путем. Однако эти информационные шакалы успели раскопать лишь сведения о парочке несчастных кошек, утопленных в ручье десятилетним Вольдемаром, когда кто-то из них задел неосторожной статейкой Софью Заграбович и, естественно, ее брата, после чего «охота» на Вольдемара Хазарова как-то в одночасье прекратилась.

Поняв, что в ближайшее время дальнейшее продвижение в политической карьере ему не светит, Джасс сделал, что называется, «ход конем».

На одной из вечеринок Вольдемар исчез, оставив негодующую Софью в одиночестве. На следующий день он как-то неуверенно отговорился тем, что неожиданно сильно разболелась голова. После чего молодой человек принялся показательно избегать встречи с сестрой олигарха.

А еще через день некий доброжелатель подкинул Софье флешку с видео, где ее любимчик кувыркался в постели с ее же старой подругой и конкуренткой на любовном поприще Яной Марцевич, являющейся в настоящее время любовницей Прохорчука. Аналогичную посылку получил и сам Прохорчук.

Никаких громких скандалов не было. Никто из обманутой парочки даже не соизволил поговорить с молодым изменником. Однако вопрос о его непременном изгнании из рядов партии был поднят… и с улыбкой проигнорирован благоволившими одаренному юнцу Подвальным и Роланом Заграбович. Для них поведение Вольдемара вполне укладывалось в собственные этические каноны. Впрочем, как и для обманутых коллег, если бы только обмануты были не они.

Но и устраивать внутрипартийный раздор из-за такого пустяка не стоило. Потому Подвальный и Заграбович вызвали Хазарова на откровенный разговор, где дружески, и даже как-то по-отечески, посмеялись над его промахом. После чего посоветовали на некоторое время скрыться из виду, пока страсти в обманутых душах не утихнут, но совсем не теряться, а продолжать поддерживать с ними постоянный контакт. В конце концов, умело подведенный к этому чередой незначительных реплик Вольдемара, Подвальный высказал мысль, что во время «опалы» Хазаров может организовать где-нибудь в Российской глубинке филиал партии «Недр».

Тут-то юный политик и предложил открыть филиал партии в его родном Осколе. Подвальному и Заграбовичу такое предложение понравилось. Ведь Оскол являлся одним из металлургических центров страны, и развернуть в нем деятельность «Недр» следовало давно.

В процессе обсуждения выяснилось, что среди оскольских знакомых Вольдемара не было никого, кого он смог бы привлечь к деятельности партии. Однако он заверил старших товарищей, что в состоянии справиться с поиском сторонников и созданием полноценного штаба местного отделения «Недр». И все же те решили помочь Хазарову в этом вопросе и подыскать для него надежного помощника.

 

— 23 —

Остается загадкой, как на роль помощника Вольдемара был определен Александр Карасев, известный читателю, как бывший браток Карапет, ныне промышляющий неизвестно чем, но чем-то незаконным в столице. Скорее всего, партийные лидеры поручили кому-то подыскать кандидатуру, знающую оскольские реалии и имеющую в Осколе какой-либо вес. Те, кому это дело было поручено, наткнулись на первого попавшегося, коим оказался Карапет, и сделали ему заманчивое предложение. Александр, оценив возможность приобщиться к важным политическим свершениям и представив, как появится перед братвой родного города важной политической фигурой, сходу согласился. Правда, несколько напрягала необходимость шестерить перед сопливым юнцом, но, главное зацепиться, а там время покажет. Во всяком случае, гнать туфту перед пиплом он, Карасев Александр Федорович, может не хуже какого-нибудь Жирика.

Первым поручением Карасеву было снять в Осколе подходящий офис и подготовить его к приезду Хазарова.

Приехав в родной город, Карапет решил пока не светиться перед братвой, а для поиска офиса привлек бывшего соседа Юрку Крота. Крот всегда был беспонтовой личностью, не способной к самостоятельным решениям. Во времена Союза такой человек раз и навсегда закреплялся на каком-нибудь предприятии, где всю жизнь до заслуженной пенсии беспрекословно выполнял поручения любого, самого мелкого начальничка. Сквозняк перестройки, задувший сквозь пробитый и постоянно расширяемый Горбачевым европейский проем, сдул Крота с привычной колеи и вынес на задворки новообразованного общества, заставив промышлять чем Бог пошлет. К серьезным делам он был не способен, а вот для выполнения разной мелочи Юрик вполне годился. Чем и воспользовался Карапет, встретив соседа, выйдя из родительского дома покурить на свежий воздух.

В течение следующего дня они колесили по городу, подыскивая нужное помещение. Однако ничего подходящего не попадалось. Собственно, никаких особых требований к будущему офису со стороны партийного начальства не предъявлялось. Но Карапет в мечтах о собственной политической карьере видел нечто более солидное, чем кабинет в одном из шумных офис-центров или крыльцо переделанной под нежилое помещение квартиры на первом этаже панельной девятиэтажки, соседствующее с офисами адвокатов, нотариусов, бюро ритуальных услуг, и прочих аптек и парикмахерских. Вообще-то, в мечтах Шурика рисовалось здание не менее грандиозное, чем офис «ПромАгро» — чтобы непременно высокое мраморное крыльцо и обязательно бронзовые львы по краям от входа. Вот только львам Карапет еще бы приделал крылья для большей солидности. А иногда ему партийный офис представлялся в здании местного дворца бракосочетания. Странно только, что в видениях Шурика на шпиле полукруглого купола дворца сиял на солце золотой полумесяц. Почему ему виделся этот полумесяц, бывший браток понять не мог. Тем более, что сам он был крещеным и носил, как положено, большой крест, некогда освященный гулявшим с братвой в одной из саун попом. Как звали того попа Карапет уже не помнил. Помнил только, что пацаны с его помощью гнали беспошлинно через «бугор» иномарки.

Но, мечты мечтами, воспоминания воспоминаниями, а дела делать надо. Потому активные поиски продолжились и на следующий день.

— Ну и жара, — посетовал Карасев, когда они с Кротом возвращались к оставленному на стоянке автомобилю после осмотра очередного помещения в районе рынка «Восточный». — Щас бы где-нить в тени у речки холодненького пивка похлебать.

— Так тут в бомжовском парке вполне приличные места для такого дела имеются, — кивнул в сторону Оскольца Юрка. — Только спиртное там распивать не разрешается. Но если по-тихому, то можно.

— В каком еще бомжовском парке? — удивленно воззрился на Крота Карапет.

— Ну, у Ворона, — снова кивнул в сторону речки тот, в свою очередь удивляясь неосведомленности бывшего соседа.

— У какого, еще, Ворона?

Пришлось Юрке просветить будущего политического деятеля о некоторых изменениях в оскольских реалиях. Забравшись в охлажденный кондиционером салон автомобиля, он рассказал невероятную историю о том, как некий Ворон объединил под собой местных бомжей, организовав предприятие по экологической очистке лесопарковых зон города и окраин.

— А тут они самый первый парк разбили. Здесь же у них и головной офис, — закончил повествование крот.

— Чо-та я не понял, — после некоторых раздумий произнес Карапет, — кто такой этот Ворон? Откуда вообще этот фраер взялся?

— Не знаю, — простодушно пожал плечами Юрка. — У меня как-то даже была мысль забомжевать, чтобы к нему в шарагу пристроиться. Только какой из меня бомж, если и дом родительский имею, и квартирку однокомнатную после размена с бывшей жильцам сдаю.

В конце концов, любопытство взяло свое, и Карасев приказал Юрке показывать дорогу к парку. Возле стилизованного под старину деревянного моста через Осколец пришлось оставить автомобиль и двинуться дальше пешком. Глянув на арку с надписью «ПАРК ОСКОЛЕЦ», Карапет хмыкнул и уверенно ступил на бревенчатый настил. Он сразу обратил внимание на то, что берега речки необычайно чисты и ухожены, а перейдя на противоположную сторону, и вовсе только хмыкал да присвистывал от удивления. Некогда крайне загаженное и заросшее непролазным кустарником место преобразилось, превратившись в удивительно светлый, чистый и уютный уголок для приятного отдыха. На памяти Александра речушка в этом месте была раза в два уже. Сейчас же очищенные песчаные берега будто бы раздались вширь. В небольшой, скорее всего искусственно вырытой заводи деловито крякала дикая утка, окруженная шустрыми утятами. С берега на выводок указывал пальцем радостно смеющийся малыш, дергая за подол сарафана разговаривающую по телефону молодую симпатичную мамашу.

Несмотря на будний день в парке было довольно людно. Все лавочки, как правило прикрытые тенью деревьев, были заняты отдыхающим у речной прохлады народом. В основном здесь находились пенсионеры, студенты и мамаши с детьми. Ни одной привычной для отечественных парков пьяной компании Карапет не заметил.

— Хренасе, прямо какой-то кусок Европы! — удивился он и хотел сплюнуть на чистую тротуарную плитку, но неожиданно сдержался, отчего снова удивился уже самому себе, и даже проникся к собственной персоне неким непривычным и непонятным, но будто бы соответствующим образу правильного политика, уважением.

Продолжая осматривать преобразовавшийся берег они прошли дальше и остановились возле одноэтажного аккуратного здания, построенного на том месте, где некогда находилось обустроенное Холерой логово. Рядом с ним располагалась небольшая автостоянка.

— Ты чо не сказал, что сюда можно подъехать? — повернулся к Кроту Карасев.

— Не, нельзя, — замотал головой тот. — Там ворота закрыты. Проезд только своим или спецмашинам.

— Ясно, — задумчиво произнес будущий политик, озирая каким-то оценивающим взглядом находящееся перед ним здание. — А это что за контора?

— Так это ж их офис. Видишь написано «Осколец».

Над высоким крыльцом действительно большими изумрудными, вероятно светящимися в темноте буквами было написано «ОСКОЛЕЦ».

Мысленно посадив по краям крыльца бронзовых львов и сменив вывеску на «НЕДРА РОССИИ», Карапет понял, что наконец-то нашел именно то, что искал.

Флаг еще надо над крыльцом воткнуть, — пробормотал он, задумавшись, и понял, что не знает, есть ли у «Недр» свой флаг.

— Какой флаг? — вклинился в мечты Крот.

— А? — с трудом отвлекся от приятных мыслей Карапет и повторил заданный ему вопрос: — Какой флаг?

— Ты же сам щас сказал, Сань, что какой-то флаг надо, — непонимающе пожал плечами Юрик.

— Это тебе, Крот, нужен флаг в руки и веник в задницу, неожиданно рассердился тот и, развернувшись, зашагал прочь.

— Ты чего, Сань? — поспешил за ним Крот.

Но Карасев не ответил. Он прикидывал, с чего начать операцию по приватизации этого офиса, а заодно и всего парка. Конечно же в первую очередь — презрительный взгляд на семенящего рядом Юрика — необходимо подтянуть к делу кого-нибудь из серьезных братков, знающих оскольские реалии. А то он, проведя более десяти лет в столице, слабо ориентируется в местных раскладах.

Отпустив Крота, вторую половину дня Карасев посвятил возобновлению контактов с местной братвой. Однако здесь ему пришлось столкнуться с теми же проблемами, с которыми несколько дней назад столкнулся Мотыль — практически все ныне здравствующие бывшие приятели Карапета окончательно и бесповоротно завязали с опасным прошлым. Кто-то батрачил на местных предприятиях и был вполне доволен жизнью обычного работяги. Кто-то имел свой небольшой, но устойчивый бизнес. И те, и другие успели обзавестись семьями и не желали рисковать сложившимся мирным укладом. Но были и такие, которых бывший браток и сам не захотел подтягивать к делу — спившиеся и окончательно опустившиеся личности.

Лишь в самую последнюю очередь он решил позвонить Мотылю. С этим бывшим коллегой по лихому бизнесу у Карасева был кое-какой невыясненный вопрос, до решения которого не хотелось привлекать того к серьезному делу. Но раз уж никого другого найти не удалось, то можно и поспешить с выяснением.

Позвонив Мотылю, Карапет забил ему стрелку в доме у Крота, окрестив хибару соседа громким словом «офис». И тут же подумал, что действительно следует устроить у Юрика нечто вроде временного штаба. Да, именно штаба, а не «хаты» или «малины», коль уж предстояло заниматься действительно серьезными легальными делами.

 

— 24 —

Вопреки ожиданиям, встреча с Карапетом прошла с положительным для Евсикова результатом. Не расстраивало даже то, что тот выставил Мотылю долг в сто кусков, что четыре года назад Николай получил в качестве расходных на дело, которое в итоге провалил.

— Заметь, Мотыль, — поднял вверх указательный палец Карапет, — я не только не включил в сумму данные счетчика за прошедшие годы, но и готов вообще списать долг. Ведь мы же старые кореша, а, Мотыль? Нам ли собачиться из-за бабла?

— Да какой базар, Карапет? — дружески протянул руку бывшему коллеге Евсиков, но тут же опустил ее, наткнувшись на ставший вдруг жестким взгляд.

— Запомни, Мотыль, проговорил тот ледяным тоном. — Запомни раз и навсегда! Панибратства в партийных рядах нет и быть не может. Всосал?

— В каких партийных рядах? — смутился ничего не понявший Николай. — Какого панибратства?

— Меня зовут Александром Федоровичем, — ткнул себя пальцем в грудь Карапет, проигнорировав невнятные вопросы бывшего товарища. — А при посторонних обязательно на «вы». Всосал? И только так, если хочешь работать со мной.

— Да не вопрос, Сань… этот, Федорыч, — пробормотал вконец сбитый с толку Мотыль. — Ты про работу-то подробней объясни, а то я чо-та не въеду.

Заставив Евсикова забожиться, что тот сохранит услышанное в тайне, столичный гость поведал, будто является доверенным лицом самых высокопоставленных — указательный палец ткнул в потолок — лиц из партии «Недра России». Направили его в Оскол организовать здесь местный штаб партии и сплотить вокруг него политически правильно ориентированную братву. До поры — до времени он, Карасев Александр Федорович, будет находиться в тени, исполняя роль «серого кардинала», а в качестве официального лидера должны прислать некоего сопляка-понтореза, который «в случае какого-нибудь косяка пойдет за паровоза».

— Какого косяка? — полушепотом спросил обалдевший от перспектив Евсиков.

— Ты чо, Мотыль, в натуре не врубаешься, что нам предстоит нешуточная политическая борьба за власть? Это тебе не стрелки с невскими забивать насчет, кому стричь овец с «Центрального» рынка.

— Дык, «Центрального» нет уже давно, — перебил политического деятеля Мотыль. — Уже и никто не помнит, что такой был.

— В смысле? — поднял брови сбитый с мысли Карапет.

— Да как «Юбилейный» рынок построили, так «Центральный» сразу и ликвидировали. «Центральным» теперь кабак называется. Там та-акие телки на шесте крутятся! Прикинь, кар… этот, Федорыч, какая у них силища в руках, что они по этому шесту, будто в невесомости летают! Это ж ежели какая из них своими ручонками мужика за горло ухватит… М-да… Тебе, Федорыч, надо обязательно сходить посмотреть.

— Я не понял, Мотыль, ты чо мне тут как лошаре какому-то про телок втуляешь? Я чо, стриптизерш не видел, что ли? Я те чо, сюда с Чукотки какой-нить прикатил, в натуре?

— Чо-та я это, в натуре, лоханулся, — смутился Евсиков. — Косяк за мной, без базара, этот…

— Александр Федорович, — подсказал запнувшемуся братку Карапет. — Можно — господин Карасев. Но это лучше при посторонних. А то как-то слишком официально. А мне этот официоз, честно тебе скажу, Мотыль, еще в столице надоел хуже горькой редьки.

После последних слов Карапета Евсикову представилась тарелочка с горкой тонких белоснежных ломтиков редьки, политых ароматным подсолнечным маслом. Рядом миска с квашеной капусткой, кое-где краснеющей полосочками морковки, и усыпанной веснушками семян укропа. И, хоть Мотыль и не был сторонником алкогольных возлияний, но при таком натюрморте никак нельзя было обойтись без запотевшего лафитничка с водочкой.

Николай непроизвольно шумно сглотнул заполнившую рот слюну, получив которую, обманутый желудок громко заурчал.

— Ты чего это? — удивился вновь сбитый с мысли Карапет.

— С утра не жрал ничего, — смущенно заявил Мотыль, и словно в подтверждение, желудок вновь глухо проурчал.

Обозвав кореша рабом желудка, Карасев поведал ему о том, что первоочередным партийным шагом в городе будет овладение офисом фирмы»!Осколец», а по возможности и прилегающим парком.

Услышав об этом, Евсиков открыл было рот, дабы сообщить о том, что одним из владельцев фирмы является та самая бикса, которую он когда-то похитил по заданию Карапета, и из-за которой тот сейчас выставил ему счет в сто кусков. Однако мелькнувшая мысль заставила повременить с этим. Пусть-ка этот столичный гусь сам померяется силенками с Вороном. А он, Мотыль, будет рад, если они оба друг другу рога пообломают. Хотя, к Ворону у него счет круче, потому он по мере сил поможет Карапету. Но предупреждать ни о чем не будет. А то, кто знает, может этот столичный фраер только понтуется, а на самом деле нет за ним никакой партийной силы. Вот и проверим эту силу на бомже, о которого, по слухам, уже кое кто из местных зубки пообломал. А там, как знать, может, и действительно на этот раз Мотылю улыбнется фарт, и он пристроится на тепленькое местечко… Чем там эта политическая братва занимается-то?

Размышляя таким образом, Мотыль вышел от Карапета и, бросив подозрительный взгляд на крутившихся возле «Доджа» двоих представителей современной «ушедшей за «Клинским» молодежи, открыл дверь автомобиля. В этот момент в поясном футляре завибрировал мобильник. Не глядя на номер, он поднес трубку к уху:

— Да.

— Слышь, Колян, я чо-та не въеду, — раздался голос Баламута. — Куда пацан-то делся? Ты чо, его забрал?

Опешивший Колян несколько мгновений смотрел на телефон, борясь с диким желанием грохнуть его об асфальт. Затем, глубоко вздохнув, снова поднес к уху.

— придурок, ты ж его закопал.

— Как закопал? — не понял Вовчик. — Где?

— Как, как, — передразнил Евсиков. — Лопатой. На соседнем участке.

— Ты чо, Колян…

Злорадно ухмыляясь последнему услышанному паническому воплю, Мотыль отключил телефон и, заведя двигатель, отъехал от дома Крота, ставшего временным офисом партии «Недра России».

 

— 25 —

— Видал, какие тачки мазевые к нему приезжают? — кивнул на отъехавший автомобиль Лешик.

— Да этому «Доджу» сто лет в обед, — презрительно сплюнул Кабан. — И он не к Карасевым приезжал, а к Кротину.

— Дык, и Карась этот столичный у Кротина зависает. Я тебе отвечаю — у него бабла немеряно. Видал, какую пухлую барсетку он с собой таскает?

— Ну и как ты ее ломануть собрался? Он же постоянно на тачке ездит. Не у калитки же его товарить?

— А это тебе, Кабан, не в шахматы играть и не сумочки у теток отнимать. Тут думать надо. Но ты не боись, — ободряюще хлопнул по пухлому плечу товарища Лешик. — Думать — моя прерогатива.

— Чего твоя? — удивился Кабан.

— А что если колеса на тачке пропороть? — уже начал мыслить Лешик, и тут же отрицательно замотал головой: — Не. Не прокатит. Этот фраер все равно пешком не пошкандыбает.

Приятели были из числа той молодой поросли, что обижалась на весь мир, начиная с родителей, которые назло своим детям не стали миллионерами, и тем самым лишили собственных отпрысков беззаботной и обеспеченной юности, и заканчивая погрязшим в коррупции государством, не желающим открывать дорогу к славе и богатству талантливым представителям провинциальной молодежи, вынужденным влачить жалкое существование, перебиваясь родительскими подачками.

Если Кабану предки хотя бы купили справку о врожденном пороке сердца, навсегда отмазавшую его от армии, то Лешику приходилось решать эту проблему самому. Он каждые полгода за месяц до начала призыва ограничивал себя в еде и периодически принимал особый порошок, после которого сутки не слазил с унитаза. В итоге на призывную комиссию являлся наглядным пособием жертвы анорексии.

— А-а, жертва деятельности материнских комитетов, — узнал его этой весной главврач медкомиссии и бросил взгляд на бумаги: — Что тут у нас? Нарушение деятельности желудочно-кишечного тракта… Ха. В мозгах у тебя, парень, нарушение. Уже бы год, как отслужил. А то ведь сдохнешь, не дотянешь до конца призывного возраста.

— Ага, в армии быстрее сдохнешь, — возразил Лешик. — Там по башке табуреткой хряснут, и капец.

— Тьфу, — в сердцах сплюнул главврач и, удержавшись от комментария, что, скорее всего, мамку юного придурка уже хряснул кто-то табуреткой по пузу, когда та была беременна, пробурчал: — Впрочем, один хрен, в армии такие придурки не нужны.

С тех пор прошел месяц. Лешик немного отъелся. Хотя в сравнении со своим упитанным приятелем все равно выглядел довольно плачевно.

Идея грабануть приехавшего из столицы родственника Карасевых возникла у него тогда, когда он случайно увидел, как тот, расстегнув толстую кожаную барсетку, вытянул из нее новенький штукарь и отдал купюру дядьке Юрке Кротину. Представив, сколько таких штукарей могут там скрываться еще, Лешик понял, что их количества вполне хватит на решение армейской проблемы, и еще немало останется. А ведь там могут быть и пятитысячные… А то и вовсе баксы или еврики. Хотя, лучше бы родные «деревянные» — они проще и понятнее.

Естественно в качестве главной убойной силы к делу был подтянут Игореха Кабанидзе — светловолосый конопатый здоровяк, внешне нисколько не соответствующий грузинской фамилии. С Кабаном Лешик несколько раз занимались гоп-стопом на ночных улицах окрестных слобод. Правда, нападать решались лишь на одиноких теток, выхватывая у них сумки и быстро унося ноги. Но последний раз какая-то ненормальная жертва зафинтила вслед обломок кирпича, чирком попав Кабану по уху. Ухо чуть не разорвало на две половины, а кровищи было столько, что когда, оказавшись на свету, Лешик взглянул на приятеля, то подумал, что у того снесена половина черепа.

С того раза отнимать сумки у теток непутевые грабители больше не решались. Тем более, что улов ни разу не превысил тысячи рублей. За такую мелочь рисковать нарваться на очередную придурашную, готовую от жадности размозжить голову человеку, как-то не хотелось.

Но пухлая барсетка — это совсем другое дело. Оно конечно и отнимать придется не у тетки. Но приезжий Карасев хоть и коренастого телосложения, однако ростом почти на голову ниже Лешика. А Кабан его и вовсе одной левой сможет придушить. Хотя, идеальным вариантом было бы вообще никого не душить, а просто вырвать драгоценную сумку и сделать ноги. А нехрена рисоваться — тут тебе, лошара, не столица!

— Короче так, Игореха, — толкнул ковыряющегося в носу приятеля Лешик. — Помнишь, как в детстве делали из гвоздей ежи и раскидывали их по «Прядченко»? Твоя задача побырому изготовить такие штуки. И побольше.

 

— 26 —

Провести еще один вечер у телевизора Карасеву не хотелось. Однако и идти куда-либо одному тоже не в кайф. Да и куда идти? За годы проведенные в столице он совершенно перестал ориентироваться в злачных местах родного города. К тому же друзей в Осколе практически не осталось. Хотел было позвонить Мотылю, чтобы сходить с ним в тот кабак со стриптизершами, который он расхваливал, но, в конце концов, решил просто покататься по вечернему Осколу.

Город, окруженный промышленными гигантами, даже во времена разрухи в девяностые удивлял приезжих обилием иллюминации и ярких неоновых вывесок. Сейчас же Карапет оказался удивлен скудностью освещения. Нет, центральные улицы освещались достаточно. Но и не более. А если свернуть внутрь микрорайона или на какую слободскую улицу, то здесь единственным освещением были окна домов. Похоже, слухи, доходившие до Карапета, будто нынешний мэр был назначен губернатором для того, чтобы перекачивать получаемые городом деньги от ГОКов и ОЭМК в областную казну, оказались верны.

В общем тускловатым показался Карасеву родной Оскол после ночных столичных проспектов. А потому, покатавшись с часок, он направился домой.

Свернув с улицы «Прядченко» в темный проулок, проехал не более ста метров, когда машина будто бы просела. Прошедший в свое время крутую школу криминальных разборок на столичных улицах, Карапет, поняв, что пропорол все четыре колеса, действуя на подсознании, резко затормозил, одновременно глуша двигатель, гася свет и вываливаясь из машины.

Уже откатившись под ближайший забор и лежа в пыли, бывший браток сообразил, что здесь не столица, время крутых разборок давно прошло, да и покушаться на его жизнь в Осколе просто некому и незачем. Досадуя на свой испуг, одновременно порадовался тому, что был один, а значит, свидетелей его позора не будет.

Карапет уже уперся руками в землю, чтобы подняться, но очередная мысль заставила повременить — нельзя случайно проколоть сразу четыре колеса… Неужели местная детвора проказничает? Ну ничерта ж себе проказы! Представив сумму, в которую обойдутся четыре пропоротые колеса к его новенькой «бээмвухе», Карасев воспылал отчаянной злостью к местным малолетним отморозкам, наверняка хихикающим сейчас где-то за ближайшим забором. Нет, он их обязательно вычислит, и сполна стрясет с их родителей. Будут знать, как правильно воспитывать своих ушлепков! А то, если так дальше пойдет, они еще и мины на дороге закапывать начнут.

Проникшись мыслью, Карапет продолжил таиться, старательно вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Поначалу не было слышно ничего, кроме шума проносящихся по «Прядченко» машин и стрекота сверчков. И вот на противоположной стороне улицы послышался шорох. Глаза Карасева уже привыкли к темноте, и он различил приближающиеся неясные тени, а вскоре и разобрал вполне внятный шепот:

— Чо-та я не понял, Леший, он чо, уснул там, что ли?

— Сам нифига не пойму, — отозвалась вторая тень. — Может, его приступ какой-нить долбанул с перепугу?

Две фигуры опасливо приблизились к темному автомобилю. Судя по голосам, да и по росту, они уже давно вышли из возраста сорванцов-проказников. Но и на крутых братков никак не походили.

Карапет продолжал оставаться в тени забора, теряясь в догадках, относительно причин покушения на его персону. Может, просто с кем-то спутали?

— Я ващ-ще нифига не понял! — от удивления повысил голос один из подошедших, посветив в салон «БМВ» мобильником. — Тут же нет никого! Слышь, Леший, как это так, а?

Второй, обойдя автомобиль, тоже посветил телефоном.

— Оп-па, барсетка! — воскликнул он, обнаружив оставленную на пассажирском сиденье сумку, и, рванув дверь, нырнул внутрь.

Поняв, что его сейчас банально ограбят, Карапет отбросил все сомнения и стремительно рванул к машине. Первого грабителя, оглянувшегося на звук шагов, он срезал мощным ударом в печень. После чего, кувыркнувшись через капот, впечатал каблук в лоб второго, который как-раз вылез с барсеткой в руках. Не останавливаясь, бывший браток нырнул на другую сторону улицы. Кувырок, перекат, и вот он снова затаился в темноте, прислушиваясь и всматриваясь, не подстраховывает ли этих двоих кто-нибудь еще, одновременно думая о том, что впредь надо держать травматик не в бардачке, а при себе. А при случае следует пробить по партийной линии разрешение на более серьезное оружие. А то расслабился он что-то за последние мирные годы столичной жизни.

И все же, что это за фраера? То, что это банальный гоп-стоп, Карапет не мог даже предположить — это ж каким отморозком надо быть, чтобы подобным образом окучивать автомобилистов? Неужели тут пешеходы перевелись?

В то, что это нападение связано с его политической деятельностью, которой по сути еще и не было, тоже не верилось.

Впрочем, похоже, кроме этих двоих больше никого нет. Так почему бы не спросить у них самих?

Продолжая прислушиваться и оглядываться — вдруг все же есть кто-то третий — Карасев поднялся и направился к машине.

Тот, кто позарился на его сумку, лежал неподвижно. Пришлось присесть и убедиться, что клиент жив — не хватало еще начать политическую деятельность со жмурика. Попробуй потом докажи, что эти фраера сами напали. Зато другой уже почти восстановил дыхание и поднимался на ноги. Был он на голову выше низкорослого Карапета и, судя по внешнему виду, раза в два тяжелее. Поэтому, во избежание ненужных эксцессов, пришлось врезать ему по почкам, взять на болевой руку и, подождав, пока тот перестанет мычать, приступить к экспресс-допросу, в ходе которого узнал соседскую шпану. С отцом допрашиваемого он даже дружил в детстве. Имя вылетело из головы, а вот погоняло у того было Грузило от грузинской фамилии, которую Карапет тоже запамятовал, совершенно неподходящей человеку чисто славянской внешности.

Злость неожиданно прошла. Бывшему братку даже понравилась разработанная этими бакланами операция по экспроприации его барсетки. Будь на его месте какой-нибудь лошара, пацанам реально удалось бы поживиться.

Ну что ж, пожалуй стоит взяться за воспитание подрастающей смены. Тем более, что за пропоротые колеса они по любому должны ответить как минимум в троекратном размере. А уж где этот «размер» взять, он им подскажет. При чем, глядя на их поведение, может подсказать так, чтобы они еще больше задолжали.

Покрутив распальцовкой перед рылом Кабана — так тот сам представился — и обрисовав вытекающий из сложившейся ситуации расклад, Карапет отправил его приводить в чувство хилого кореша, а сам позвонил Мотылю, чтобы тот решил проблему с «бээмвухой». Не оставлять же ее на ночь посреди улицы. Заодно следует поручить ему шефство над этими раздолбаями.

 

— 27 —

Последний раз осмотрев в зеркало свою новую креативную стрижку и с ехидцей подумав о будущих впечатлениях Валерика по этому поводу, Герла покинула салон. Ощущая некий, свойственный обычно лишь юным девицам задор, она, поборов желание проехаться по сверкающим нержавейкой перилам, вприпрыжку спустилась с крыльца. Однако задор тут же угас, ибо оказалось, что ее автомобиль настолько плотно зажат с двух сторон другими припарковавшимися машинами, что вырулить не смог бы даже высококлассный профессионал.

— Ё-оперный Мкртычан… — в растерянности остановилась Тамара. — Вот гады!

Подойдя к пристроившемуся сзади темно-зеленому «Доджу», она пнула его по колесу, надеясь, что на звук сработавшей сигнализации прибежит хозяин. Однако продукт американского автопрома никак не отреагировал. Зато на заднем стекле «БМВ» был приклеен лист бумаги с номером мобильного телефона. Вероятно, хозяин «бумера» является порядочным человеком. Хотя, впереди достаточно свободного пространства, а этот порядочный человек будто бы намеренно притерся к переднему бамперу Тамариного «Пежо». А может, и намеренно — увидел чисто женскую ярко-красную малолитражку и решил познакомиться с хозяйкой, придурок?

— Але, — послышался в трубке мужской голос: — Да, это моя машина. В каком смысле вплотную к вашей? Не можете выехать? Извините, пожалуйста. Я очень спешил, припарковался автоматически, не обращая внимания. А номер у меня постоянно к заднему стеклу прилеплен — мало ли что. Все — все, уже иду. Сейчас освобожу вам проезд.

Каким-то неискренним показался голос владельца «бумера» — извинялся так, словно издевался. И слова тянул в манере приблатненных малолеток, хотя слышно было, что человек в возрасте. От этих впечатлений Тамара еще больше уверилась в том, что ее авто подперли намерянно.

— Здравствуйте, — голосом из трубки поздоровался с ней вышедший из-за угла дома коротышка в бежевом костюме, на которого она сперва не обратила внимания. — Еще раз прошу меня извинить. Я в последнее время стал таким рассеянным. Постоянно попадаю в какие-нибудь неловкие ситуации.

— Как же вы такой рассеянный за рулем-то ездите? — ехидно поинтересовалась Тамара. — Судя по номерам, аж из самой столицы приехали.

— За рулем я профессионал. Вожу на автопилоте, и никакие мысли меня не отвлекают. Кстати, вы правильно заметили, что я приехал из столицы. Хочу открыть в Осколе кое-какое дело и вот подыскиваю подходящее помещение для офиса. У вас, случайно, нет такого на примете?

— Чисто случайно, нет, — подражая манере собеседника, ответила Тамара и нетерпеливо напомнила: — Вы не забыли, что загораживаете мне проезд?

Извинившись, коротышка поспешно отогнал свое авто, и Герла наконец-то смогла уехать.

Вскоре она забыла об этом случае, и вероятно никогда бы уже о нем не вспомнила, если бы на следующий день не случился новый, гораздо более неприятный инцидент.

По утрам, отвозя Варвару в детский садик, Герла обычно останавливалась на дороге, напротив арки между домами, и дальше они с дочкой шли через пару жилых дворов пешком. Естественно, к воротам садика существовал подъезд, но там с утра, а так же вечером, образовывались самые настоящие пробки.

Вот и сегодня она отвела Варьку и возвращалась к машине, когда в темной арке ей вдруг загородили путь двое парней. Один худой и какой-то дерганый, второй пухлощекий здоровяк со слегка дебильным выражением лица.

— Прикинь, Кабан, тетя нам дорогу загородила, — деланно удивленно обратился к дружку дерганый, после чего перевел взгляд на недоумевающую Тамару: — Теть, вам чего-то от нас надо?

Понимая, что вступать в разговор не стоит, Тамара попыталась молча обойти хулиганов. Однако те вновь не пропустили ее, а дерганый даже попытался схватить за руку.

— Что вам от меня надо? — все же вырвалось у Герлы.

— Нам? — опять нарочито удивился худой. — Это вы нам не даете пройти. Нехорошо приставать к маленьким детишкам на улице.

— Детишки, может, вы найдете для игр девочек подходящего возраста? — предложила Тамара и, развернувшись, хотела пойти в обратную сторону.

Но здоровяк в два прыжка обогнал ее и снова преградил путь широко растопырив руки и продолжая дебильно улыбаться.

Отчаянно оглянувшись и встретившись с ехидной ухмылкой дерганого, Герла словно бы вновь окунулась в казалось бы навсегда ушедшее прошлое. За года, прошедшие после встречи с Вороном, она отвыкла чего либо бояться и даже забыла это чувство. И вот какие-то два отмороженных ублюдка, словно вынырнувших из той жизни, вернули ей забытые ощущения страха и беспомощности. Но эти ощущения вернулись лишь на несколько мгновений. В следующую секунду они переродились в презрение и холодную ярость.

 

— 28 —

После неудачной попытки познакомиться с одной из ведущих сотрудниц «Оскольца» Карапет не отчаялся, а решил предпринять еще один хоть и банальный, но, тем не менее, обычно безотказно срабатывающий ход. Для этого он привлек своих новых подопечных — Лешего и Кабана. Эти придурки должны были подкараулить телку в арке между домов, через которую та обычно возвращается, отведя дочку в садик, и слегка прессануть ее. И тут, чисто случайно, появился бы он, Карасев Александр Федорович, проходивший мимо в поисках помещения для офиса. Пара эффектных приемов, и хулиганы, крича и подвывая, уносят ноги. После этого она просто обязана будет почувствовать к нему благодарность со всеми вытекающими из ситуации последствиями.

Поначалу все шло, как и было запланировано. Объект появился вовремя и проследовал в сторону детского сада, держа за руку весело прыгающую девчушку. Следом из джипа Мотыля выпрыгнули Леший с Кабаном и отправились в арку, поджидать возвращение жертвы. Сам Карапет пересел из «бээмвухи» в «Додж», из которого просматривалась арка.

— Идет, — сообщил Мотыль.

Но Карасев уже и сам заметил появившуюся женщину. Открыв дверь, выставил одну ногу наружу, однако вылезать не спешил. Решил дать пацанам как следует зашугать телку, что бы та в итоге почувствовала более полную благодарность к спасителю. Лишь когда жертва попыталась убежать в обратную сторону, а Кабан загородил ей дорогу, Карапет не спеша направился к арке. И вот тут-то весь, казалось бы, безупречный план пошел наперекосяк.

Карасев даже остановился, удивленно подняв брови, когда жертва вдруг слегка задрала юбку.

— Чего это она хочет? — сам себе пробормотал он.

И тут же получил ответ, увидев, как женщина врезала ногой Кабану в пах.

— Ё-о-о! — вырвалось у него сквозь зубы, словно бы сам получил этот удар..

А здоровяк уже скорчился на заплеванной брусчатке.

Женщина развернулась и с нехорошей улыбкой надвигалась на Лешего. Тот растерянно пятился от нее.

— Иди сюда, мой маленький, — донесся до Карапета ласковый голос. — Тетенька тебя приласкает.

— Она их щас замочит! — голос Мотыля вывел неудавшегося спасителя из ступора, и он бросился вперед, спеша принять хоть какое-то участие в вышедшем из-под контроля действии.

В последние дни, мечтая о политической карьере, Карасев старался не употреблять слова из привычного братковского жаргона. Однако зачастую заменить их сходу на цивилизованные выражения не мог, теряясь в подборе синонимов. Вот и сейчас, вбежав под арку, он остановился, с трудом сдерживая рвущуюся из уст тираду пацанских выражений и лихорадочно вспоминая культурные слова. При этом его руки с оттопыренными пальцами совершенно непроизвольно то поднимались, то опускались, как бы показывая все, что он хочет сказать.

— Что здесь происходит? — наконец нашел подходящие слова Карапет?

— Она сумасшедшая! — взвизгнул Леший, прячась за спину появившегося братка от разъяренной фурии.

Понимая, что этот облажавшийся придурок в любой момент может назвать его по имени, Карапет, сделав шаг назад, коротко ткнул пацана локтем под дых. Тот сразу замолчал, лишь выпучил глаза и разевал беззвучно рот, словно выброшенная из воды рыба.

При появлении Карасева женщина остановилась и подозрительно посмотрела на него.

— Здравствуйте, — не совсем сообразно обстоятельствам, произнес Карапет, отчего еще больше растерялся, что в свою очередь породило в нем злость на эту рыжую сучку, нагло порушившую его планы. Однако он сдержал эмоции, пообещав себе, что как только добьется поставленной цели, отыграется сполна.

— Это ваши мальчики? — перебила мысли о будущей экзекуции строптивая жертва.

— Какие мальчики? — ступил вновь пойманный врасплох Карапет.

— Эти, — Тамара с усмешкой показала поочередно на отступающего Лешего и уже поднимающегося на ноги здоровяка.

— Ну, с-сука-а, — протянул отошедший Кабан и, сфокусировав взгляд налитых кровью глаз на обидчице, двинулся на нее, сжав немаленькие кулаки и наклонив голову, словно собрался ее забодать.

— Стоять! — наконец-то удалось проявить себя Карасеву.

Но Кабан не обратил на него ни малейшего внимания. Для него сейчас существовала только тетка, покусившаяся на самую дорогую для любого мужчины часть тела, и эту тетку нужно было раздавить, растоптать, размазать по стенке.

И не будь сейчас рядом Карапета, Тамара вряд ли что-то смогла противопоставить надвигающемуся на нее амбалу. Слишком неравны были весовые категории. А еще один удар в пах Кабан уже вряд ли пропустил бы. Весь боевый пыл вдруг куда-то испарился, и ей снова стало страшно.

Но тут навстречу здоровяку шагнул Карапет и одним резким и точным ударом в солнечное сплетение вышиб из смертельно обиженного парня дух, подумав при этом, что стоит премировать того штукой, разумеется, «деревянных». Цель была отчасти достигнута — направленный на него взгляд женщины выражал явную благодарность.

— Думаю, нам не стоит здесь задерживаться, — совсем уже уверенным тоном произнес Карапет и, развернувшись и увидев все еще пятящегося Лешего, гаркнул на него: — А ну, пшел вон!

 

— 29 —

Фирменный поезд «Москва — Старый Оскол» подошел к перрону, и Карапет в сопровождении Мотыля направился к вагону «СВ».

— Этот пацан будет, типа, за паровоза, — в очередной раз зачем-то объяснял он Евсикову. — Ну, ты понял, типа, подписи и печати ставить. Но ты смотри, он должен верить, что является основным. Так что, веди себя с ним, как с боссом. Всосал?

— Да понял я. Чо ты мне втуляешь, как лошаре, десятый раз, — отмахнулся Мотыль. Так как, став какой-то непонятной политической фигурой, фамильярничать с собой бывший кореш запретил, а называть его по имени-отчеству было западло, Николай предпочитал при обращении к Карасеву никак его не называть.

Тот повернул к нему голову и ткнул пальцем в небо, намереваясь выдать очередную мудрую и поучительную мысль, но неожиданный громкий автомобильный сигнал не дал ему этого сделать. Удивленные они обернулись и уставились на медленно накатывающий на них «Ленд Крузер» с одними семерками на номере.

— Это чо за придурки по перрону катаются? — задал в пространство вопрос Карапет, и не подумав уступить дорогу «Тойоте».

— Э, Сань, не быкуй, — забыв, что обращается к начальнику, взял его за локоть Евсиков и попытался оттянуть к краю перрона. — Это пацаны Бормана.

— Какого, на хрен, Бормана? — вырвал локоть Карапет, в жилах которого взыграла пацанская кровь.

Тем временем «Лэнд Крузер» все же остановился, почти упершись бампером в набычившегося Карасева.

— Мужик, ты чо, в натуре? — высунулся из распахнувшейся правой двери белобрысый детина с приплюснутым носом. — Может, тебя с перрона скинуть? Анна Каренина, блин.

Карапет уже и не помнил, когда на него так нагло и откровенно наезжали. Он даже растерялся от неожиданности и не сразу нашел, что ответить, позволив все же Мотылю оттянуть его в сторону.

Автомобиль покатил дальше, распугивая громким сигналом встречающих.

Карасев вдруг осознал, что времена, когда он чувствовал себя в этом городе хозяином, ушли давно и безвозвратно. Хотя, насчет безвозвратно он еще поспорит. Иначе, зачем было сюда возвращаться? И вот когда он снова приобретет вес в определенных кругах оскольского общества, то первым делом найдет и накажет этих быков, нагло раскатывающих по перрону. Здесь что, менты совсем мышей не ловят? Или Оскол застрял в девяностых?

— Кто такой этот Борман? — уже более спокойно спросил он у Мотыля.

— Хрен его знает, откуда он взялся, — пожал плечами тот. — Вроде из белгородской братвы. У него вроде с губером в какие-то общие дела. Вот тот ему Оскол на прокорм и отдал.

— Ты ж недавно говорил, что он арам город сдал, — поднял брови Карапет.

— И арам тоже, — не отказался Мотыль. — Оскола на всех хватит.

— Ладно, я с этим Борманом позже разберусь, — нарочито уверенно отмахнулся Карасев. — Сейчас не до него.

Двинувший вслед Евсиков лишь усмехнулся ему в спину, вспомнив басню про слона и Моську.

— Крузак-то к нашему вагону подкатил, — сообщил Карапет.

Из вагона вышел полный краснолицый мужчина в изрядно помятом белом костюме. Выскочивший из «Ленд Крузера» бычара услужливо распахнул перед ним заднюю дверь.

— Забери багаж у проводника, — указал босс и, пригладив редкие белобрысые волосы на вспотевшем лбу, залез в автомобиль.

Бычара закрыл за ним дверь и проворно заскочил в вагон.

В дверях вагона показался Вольдемар Хазаров. В отличие от предыдущего пассажира его серый костюм выглядел так, словно только что отутюженный. Да и сам Вольдемар не создавал впечатления человека, проведшего ночь в поезде, выглядел свежо и опрятно. Кроме того, его внешний вид совершенно не соответствовал провинциальному Осколу. Дело тут было даже не в перстне белого металла с большим рубином. Весь образ юного политика, начиная от неестественно чистых лакированных туфлей и заканчивая надменным взглядом на все окружающее, буквально кричал о его оскорбительном превосходстве над местными аборигенами.

— Это что еще за упырек? — усмехнулся Мотыль.

— Баклан, это и есть наш паровоз, — поморщился Карапет. Ему самому не нравилось находиться в подчинении у какого-то малолетнего хлыща, неизвестно каким образом сумевшего продвинуться в политике.

В это время посланный за багажом бычара вновь появился в дверях. В левой руке он нес большую спортивную сумку, одновременно держа подмышкой небольшую картонную коробку.

— Ну-ка, пацан, слиняй с дороги, — свободной правой рукой бычара толкнул в сторону продолжающего стоять в дверях Вольдемара. Однако, несмотря на кажущуюся субтильность, тот даже не шелохнулся. На холеном лице не отразилось никаких эмоций.

— Да что ж все сегодня норовят дорогу загородить?! — возмутился здоровяк и с силой врезал раскрытой ладонью по загривку Хазарову.

Соответствуй тело Вольдемара своему внешнему виду, то от такого удара он вылетел бы из вагона, как пробка, и как минимум заработал множество ссадин и синяков. Но, вопреки законам физики, парень опять не шелохнулся. Однако игнорировать нахала на этот раз не стал. Сохраняя на лице невозмутимое выражение, развернулся, схватил бычару за нижнюю челюсть и, отстранившись, вышвырнул его на перрон с такой легкостью, словно тот был набитым ватой мешком. Теряя сумку и коробку здоровяк грохнулся на асфальт и кубарем покатился под ноги остановившихся в растерянности Карапета и Мотыля.

Мгновенно проникшись уважением к своему малолетнему боссу, Карасев врезал ногой по ребрам бычаре, припомнив, как тот минуту назад угрожал сбросить его, Карасева Александра Федоровича, с перрона. А вдобавок еще и подфутбоолил картонную коробку. Коробка раскрылась, и по перрону разлетелись пластиковые футляры с дисками, на которых был изображен какой-то лысый мужик в генеральском мундире.

— Тайны управления человечеством, — прочел надпись на оказавшемся у ног диске Мотыль и, расколов его каблуком, прокомментировал: — Попсня какая-то.

Пока Мотыль рассматривал диск, из «Тойоты» выскочил водитель, выглядевший не менее внушительно, чем только что поверженный собрат, и, с явно выраженными на лице намерениями, бросился на сошедшего на перрон Вольдемара. Однако, поймав печенью кулак Карапета, согнулся пополам и пролетел мимо намеченной цели, в итоге поскользнувшись на рассыпанных дисках и воткнувшись головой в необъятный зад здоровенной тетки, спешащей миновать место неожиданного побоища.

— А-а-а! — завопила сбитая с ног тетка. — Яйца!

Приподнявшись, она вытянула из-под себя большую в серую клетку смятую сумку, расстегнула молнию и, заглянув внутрь, вновь заголосила:

— Пятнадцать десятков было! А-а-а, ироды!

Подхватившись, тетка врезала сумкой по скорчившемуся водителю, обдав того желтовато-слизистой массой и осколками яичной скорлупы.

— А-а-а! — в поле зрения налитых кровью глаз попали застывшие Мотыль и Карапет, и бешеная баба, вертя над головой разбрызгивающую битые яйца сумку, бросилась на них.

Братки в ужасе порскнули в стороны и затесались в уже собравшуюся вокруг толпу зевак. Потеряв цель, тетка осмотрелась вокруг.

— А ну-ка, мальчик, посторонись, — она легко отстранила оказавшегося перед ней Вольдемара и врезала сумкой по спине только что сошедшему грузному мужчине в пропотевшей ярко-желтой майке. Тот стоял лицом к вагону и принимал поклажу у худой женщины в красном спортивном костюме, а потому не видел творящегося за спиной безобразия.

Получив удар, мужчина втянул голову в плечи, а женщина в красном, мгновенно оценив опасность, вдернула поклажу вместе с вцепившимся в нее супругом в вагон и пронзительно закричала:

— Проводник!

Надрывно дыша, вновь потерявшая дичь, тетка отступила и уперлась задом в «Ленд Крузер». Обернувшись и вцепившись взглядом в шедевр японского автопрома, внутри которого обезумевший от творившегося вокруг Борман лихорадочно тыкал в кнопки мобильного телефона, она плотоядно улыбнулась и с криком: — Ага! — принялась мочалить об него многострадальную сумку, разукрашивая тонированные стекла и белоснежный кузов бледно желтыми пятнами.

Сквозь толпу наконец-то пробился наряд полиции. Два худосочных сержантика, оценив габариты взбеленившейся бабы, резко затормозили. Один начал что-то наговаривать в рацию. Второй все же осторожно подошел к тетке сзади и робко тронул ее за плечо. Та не глядя отмахнулась свободной рукой, вес которой не на много уступал весу сержанта, и отчаянного бедолагу унесло с перрона прямо под вагон.

— Шеф, пожалуй, нам лучше слинять… в смысле уйти отсюда, — подобрался к Вольдемару Карапет и, опасливо косясь на избивающую автомобиль бабу, добавил: — С приездом в Оскол, шеф.

Хазаров коротко кивнул, одновременно и соглашаясь с предложением убраться, и отвечая на приветствие. Карапет призывно махнул Евсикову, и они гуськом двинулись к стоянке.

— А багаж? — Мотыль вдруг обратил внимание на то, что шеф сошел с поезда с пустыми руками, — Багаж-то забыли.

Карасев, уже распахнувший перед Вольдемаром дверцу «БМВ», тоже вопросительно уставился на него. Тот, сообразив, о чем идет речь, бросил:

— Мне не нужен багаж.

— Багаж шефа в бутиках Оскола, гы, — хохотнул Карапет, обходя автомобиль к водительской дверце. Усевшись за руль, спросил: — Сразу на квартиру?

— На какую квартиру? — удивленно поднял брови Хазаров.

— Ну, как на какую? — растерялся помощник. — Я ж для тебя, шеф, приличную хату… э-э, в смысле, квартирку снял в элитном районе. И горничную нанял.

— Благодарю, — подумав, ответил Вольдемар. Квартира не будет лишней. Но сегодня я остановлюсь у родителей.

— У родителей? — на этот раз удивился Карапет. — Дык ты местный, шеф?

 

— 30 —

Статья на форуме сайта «OskolCom.ru»:

mascvich chyhin спицыальна для осколкома.

«Яишница, или побоище на вокзале» mascvich chyhin

Вчира был вынуждин приехать в радной Оскол к радитилям.

Родина парадавала миня сразу как только я сашол с поизда. Какаята бабка брасалась куриными яйцами и избивала сумкой пасажиров и встричающих. Патом стала калашматить встричающий кавота крузак. Люди вызвали минтов. Бабка адново минта забросила под калеса поизда. Харашо поизд стаял а ни ехал. Но мент всеравно потирял сазнание. Второй мент вызвал по рации амон. Амонавцы приехали в касках и накинули на бабку сеть. В крузаке был какойта крутой мужик я иво не знаю.

Вот так и пагибниш убитый яйцом в радном городе. Харашо что я атсудава уехал жить в Маскву.

Комментарии к статье:

Клара Цеткин:

О, Боже! Уважаемая администрация, как можно пропускать такие «статьи»? Вы же компрометируете свой ресурс!

Коллектор ППЦ:

Клара Цеткин, я уже заманался каждому объяснять, что политика Осколкома заточена на повышении посещаемости ресурса, а не на грамотность авторов и респондентов. Да, меня самого коробит от 90 % выкладываемого на ресурс. Но если в статьях нет ничего противозаконного, то они будут размещаться на сайте. И хватит уже об этом.

muflon:

Сережа, или я давно не читал твоих «шедевров», или ты, переехав в столицу, стал еще более безграмотным. Нельзя же так издеваться над русским языком.

mascvich chyhin:

Муфлон, мине ваш руский изык до аднаво места. Оскол был для миня трамплином в Маскву. Типерь Масква трамплин в Омерику. А вы в сваей быдларашке сами разгаваривайте на рускам изыке. Единственый изык каторый нужин саврименнаму чилавеку эта изык праграмиравания.

Колян:

Тот крузак был Бормана. Говорят, то спецом подослали бабу, чтобы типа предупредить его, чтобы сильно не зарывался. А баба до того в спецуре служила и все горячие точки прошла. Она бы и омоновцев на раз уделала, если бы надо было.

Чича Пипкин:

Это тот Борман, который хозяин «Оазиса»? Тогда поделом ему. Мне его кабаки не нравятся. Я в них быстро напиваюсь. Там специально за спину каждого посетителя ставят девочку-официанта, которая постоянно наполняет лафитничек. Только выпьешь, а она из-за спины бульк, и опять полон. И еще там салфетки почти чистые забирают. Я только губы промокну, а ее сразу хлоп, и на новую заменили. А я бы, может, этой салфеткой до конца вечера пользовался. Короче, жлоб этот Борман.

Веселая Блу:

Ну вот, опять кто о чем, только не о сути статьи. Странно еще, что местные экстремисты не обвинили во всем геев. А между тем, в обществе геев никогда не могло бы возникнуть подобного скандала. Да.

 

— 31 —

Первый день в Осколе Джасс-Вольдемар провел в родительском доме, наказав приставленному помощнику не беспокоить его до завтрашнего утра. В результате удачного совпадения — мать уехала по туристической путевке во Вьетнам, а отец отправился с приятелями на рыбалку в Астрахань — ему никто не докучал и не мешал заниматься намеченными делами. Включив компьютер, парень погрузился в изучение местных социальных и новостных сетей, пытаясь через полученную информацию оценить силовой и политический расклад в городе. Он пытался заняться этим еще в столице, но всякий раз отвлекали те или иные обстоятельства. Не помогала даже способность бодрствовать круглые сутки.

Разумеется, получить из интернета точный расклад Вольдемар не смог, но, по крайней мере, обозначил для себя несколько фигур явных и теневых лидеров, с коими следовало сойтись, а в последствии и подчинить своей воле. Для того, чтобы отыскать существо из другого мира, или точно убедиться в его отсутствии, Джассу необходим был наиполнейший контроль ближайшей местности, что невозможно сделать находясь в физической оболочке. Потому следовало взять в свои руки власть над всеми местными социальными и силовыми структурами, и осуществлять поиск с их помощью.

Неожиданно на колени запрыгнул котенок. Неизвестно, каким образом этот пушистый серый зверек оказался в доме, вероятнее всего незаметно прошмыгнул в двери, когда Вольдемар закрывал калитку, проводив Карасева.

Взяв мяукающую тварь за шкирку, он хотел было отшвырнуть ее от себя, но неожиданно пришедшая идея заставила остановиться. На раздумье ушло всего несколько мгновений. Прижав к колену забеспокоившегося зверька, Вольдемар вогнал под маленькое ушко бритвенно-острый ноготь левого мизинца. Котенок дернулся и дико заорал, однако тут же обмяк, безвольно распластавшись на коленке мучителя.

Обычно непроницаемое лицо парня озарила блаженная улыбка.

И почему только раньше ему не приходила в голову эта мысль? Ведь если мозг занятой оболочки синтезировал вещество, нейтрализующее лем и позволяющее бывшему создателю творить, то несложно было предположить, что такое же вещество имеется и в мозгах других оболочек. И как оказалось, не только в человеческих. Возможно, это свойство мозга всех млекопитающих, а может, и абсолютно всех тварей, населяющих сей нелогичный мир.

Как же приятно осознавать себя творцом, пусть даже в таком ограниченном пространстве, как тельце пушистой животинки! Нет, Джасс вовсе не собирался убивать котенка. Он всего лишь временно нейтрализовал сущность зверька, что, благодаря ее примитивности, оказалось сделать не в пример проще, чем когда-то усмирять сущность юного наркомана, и приступил к перестройке несовершенного тельца, с наслаждением отдаваясь почти забытому ощущению власти над физическими структурами.

Когда первые солнечные лучи заглянули в окна, на коленях бывшего создателя лежала тварь, внешне не отличимая от взрослого холеного кота. Но сходство было только внешнее. Назвать создание Джасса животным, исходя из земных мерок, было нельзя, ибо не было внутри привычных органов, не происходило привычных обеспечивающих жизнедеятельность процессов, не было абсолютно ничего земного, понятного с точки привычной этому миру науки. Новое тело вчерашнего котенка представляло собой отдельный мир, точно такой же, какой Джасс создал внутри оболочки Вольдемара.

Отвлеченный неожиданной трелью телефонного звонка, создатель недовольно поморщился и продолжил преобразование. Собственно эксперимент практически завершился. Осталось лишь наделить новую оболочку частицей сущности самого Джасса, настолько малой, что неспособной к самостоятельному существованию. Делиться большим Джасс, и так представляющий из себя тысячную долю некогда могущественного создателя, не собирался, да в этом и не было нужды. Для связи с новой оболочкой достаточно и мизера.

Настало время пробудить сущность котенка, дабы он ознакомился с новым телом. Очнувшись от забытья и помня последние эмоции, тот сразу заорал, теперь уже басовитым воплем взрослого кота, и стремительным броском покинул колени Вольдемара и вцепился в стенку платяного шкафа, пробив ее насквозь модифицированными когтями, которые, в сочетании с мышечной силой лап, способны были рвать в лоскуты миллиметровую сталь. Выгнув спину, монстр угрожающе зашипел, но, оценив обстановку, понял, что сию минуту ему никто не угрожает, и слегка успокоился. Поочередно втягивая и вновь выпуская когти, он перебрался наверх шкафа, оставив после себя на лакированной поверхности топорщащиеся щепой дыры. Оказавшись в относительной безопасности, котяра прислушался к внутренним ощущениям и не обнаружил ни единого привычного желания. До сих пор основной его целью было сытно и вкусно поесть, после чего блаженно дремать, желательно прижавшись к большому теплому человеческому телу. Теперь ничего подобного не хотелось. Не хотелось вообще ничего, ибо новое тело не нуждалось в прежних способах питания, не нуждалось в отдыхе. Как следствие, исчезли потерявшие смысл охотничьи инстинкты, потому пролетевшая возле морды муха не вызвала у кота совершенно никаких эмоций.

Потерявший смысл существования зверь растерянно мурлыкнул и улегся, положив голову на лапы. Взгляд его печально помутнел и приобрел выражение отстраненности от окружающего мира, свойственное старым сытым кастрированным котам.

Наблюдавший за собственным творением и частично ощущающий эмоции сущности зверька Джасс ухмыльнулся. Взяв оболочку кота под контроль, он совершил несколько прыжков по комнате, безжалостно уродуя дорогую испанскую мебель. Когда располосованный натяжной потолок обвис по стенам, обнажив неошпаклеванный бетон плит перекрытия, вновь зазвонил телефон. На этот раз наигравшийся Вольдемар поднес трубку к уху.

— Доброе утро, шеф! — бодро поприветствовал его Карасев. — Мы вчера не договорились о встрече. Во сколько мне подъехать?

Всю дорогу до временного офиса помощник болтал без умолку. Рассказывал о том, что помещение, куда они едут временное. Под их постоянный штаб он присмотрел солидное здание с прилегающим к нему парком. Надо только вытурить из него нынешних владельцев, но он этим вопросом уже занимается достаточно плотно. И вообще по словам Карасева выходило, что он развил в городе кипучую деятельность по укреплению позиций партии, и все у него тут схвачено, подняты старые связи, завязываются новые полезные знакомства, и так далее в таком же духе.

Сразу определив пустой треп, Вольдемар слушал в пол уха, продолжая размышлять над сделанным открытием и проведенным над котенком экспериментом. Он даже прицельно посмотрел на Карасева, оценивая, не лучше ли проникнуть в мозг через глаз, или все же, как с котенком, через ухо?

Не подозревая, что над ним нависла вполне реальная угроза стать сверхчеловеком, Карапет продолжал крутить баранку, вешая лапшу на уши малолетнему шефу. Миновав кольцо возле «Детского Мира», он проехал мимо стоявшего у обочины белого «Ленд Крузера», не обратив на знакомый автомобиль внимания. Зато находившийся возле «Тойоты» водитель, случайно взглянув на проезжающий мимо «БМВ», узнал вчерашних обидчиков. Разразившись непечатными выражениями, он буквально влетел за руль и тронулся вслед удаляющейся машине, стараясь не потерять ее из виду, и объясняя ситуацию товарищу, который замещал сильно пострадавшего напарника.

Свернув на улицу «Матросова», Карапет остановился возле расположенного вдоль дороги многоподъездного дома, в котором почти все квартиры первого этажа были переделаны под офисы.

— Приехали, шеф. Вон то зеленое крыльцо наше. Вывески пока нет. Думал с тобой посоветоваться, потом заказать.

Когда они прошли внутрь, Карасев представил Вольдемару подскочившую из-за стола крашеную блондинку лет тридцати:

— Это Инна. Временно исполняет обязанности секретаря, — и пояснил: — На испытательном сроке, так сказать.

Инна растянула пухлые губы в застенчиво-заискивающей улыбке, одновременно с удивлением окидывая взглядом неожиданно молодого начальника.

Начальник же холодно кивнул и прошел дальше.

— Тут твой кабинет, шеф, — пояснил очевидное Карапет, прошедший вслед за Вольдемаром в следующую комнату. — Интернет уже проведен. Комп пока только у Инки. Я подумал, что у тебя будет свой ноутбук, который не стоит оставлять в офисе. Мало ли чо…

— Ты правильно подумал, — согласился Хазаров и указал взглядом на дверь: — пока можешь быть свободным.

— Э-э, в смысле… — сконфуженно протянул Карапет. — Типа, я могу пока идти?

— Можешь, — кивнул Вольдемар. — Когда понадобишься, позову.

Недовольный, что его выставили, как какого-то беспонтового баклана, Карапет вышел в приемную и, зло зыркнув на открывшую было рот секретаршу, плюхнулся на диван для посетителей.

Меж тем рядом с «БМВ» Карасева остановился белый «Ленд Крузер». Постояв около десяти минут, автомобиль уехал.

 

— 32 —

Джасс выпроводил помощника для того, чтобы без помех позаниматься с освоенным телом котенка. Взяв его под контроль, осмотрелся кошачьими глазами. Оказалось, зверь снова забрался на шкаф. Спрыгнув, Джасс побродил по дому, решая, как выбраться наружу, ибо дверь и все окна были закрыты. В конце концов удалось довольно легко справиться с ручкой пластикового окна на кухне и выпрыгнуть в сад. Обойдя дом, протиснулся под калиткой и отправился вдоль по улице. Вскоре частный сектор кончился, и кот вышел к небольшому замусоренному пустырю позади панельной девятиэтажки. Посреди пустыря поставив одну ногу на старую автомобильную покрышку, прикуривал сигарету парень с рыжей всклокоченной шевелюрой и с выражением лица страдающего от жестокого похмелья.

— Бакс! Бакс, кошка! Бакс, фас! — заорал он, увидев кота. — Бакс!

Басовито гавкнув, из растущих под балконами кустов выскочил питбуль. Проследив за взглядом хозяина и заметив предлагаемую ему жертву, пес коричневым метеором ринулся вперед.

Лицо мучившегося похмельем парня ожило, будто после получения организмом дозы живительного алкоголя. Он даже не заметил, как из открытого рта выпала так и не прикуренная сигарета, так как оказался полностью захвачен предвкушением любимого зрелища. Уж очень ему нравилось смотреть, как его милая свирепая животинка разрывает в клочья замешкавшихся кошаков. А тут еще вышедший на пустырь кот оказался из тех наглых, что не бросаются наутек при виде собаки, а напротив, застывают на месте, угрожающе шипя и выгибая дугой спину. Правда этот ничего такого угрожающего не делал, а просто равнодушно наблюдал за стремительно приближающейся клыкастой смертью.

Если бы сигарета не выпала изо рта у рыжего раньше, то она непременно выпала бы в следующий момент. Но так как выпадать было нечему, то хозяин пса просто застыл в немом изумлении, пытаясь осознать, что же только что произошло перед его взором? Почему тело его любимца, перелетев через оставшегося неподвижным кота, кубарем катится по пыльной выгоревшей на жарком солнце траве, оставляя кровавый след, а отлетевшая в другую сторону голова, лежит в куче битого кирпича, открыв пасть и вывалив розовый язык?

Вовсе не желающий привлекать к себе лишнее внимание Джасс втянул отсекшие собачью голову когти и в несколько гигантских прыжков достиг забора детского садика, миновав территорию которого, выбежал к задней стене гаражного кооператива. Взметнувшись на крыши гаражей, вновь свернул в сторону частного сектора.

За гаражами двое мальчишек стреляли из «воздушки» по пустым пивным банкам.

— О! — обрадованно воскликнул один из них, показавшийся Джассу смутно знакомым. — Дичь! Димон, мочи кота!

Димон сноровисто переломил ружье, вложил пульку и прицелился в неожиданную живую мишень.

— Стреляй! Убежит же! — шипел от нетерпения товарищ.

— Да погоди ты. Я ему в глаз целю. Видал, какие у него зенки большие?

Тихо щелкнул выстрел и тут же послышался звук, подобный звуку в тире, когда пулька бьет по металлической мишени.

Кот остался сидеть даже не шелохнувшись.

— Ма-азила, — разочарованно протянул приятель Димона.

— Сам ты мазила, огрызнулся тот, вновь заряжая ружье. — Прикинь, Славон, я же видел, что попал ему четко в глаз.

— Да ты чо? То-то я смотрю, у кошака всего два глаза осталось. Это значит, третий ты ему подбил?

Снова хлопнул выстрел. Кот по прежнему не шелохнулся.

— Да я те зуб даю, Славон, я ему снова четко в глаз попал! — закричал Димон. — На, сам пальни.

Славка забрал ружье, перезарядил, долго целился и, наконец, выстрелил. Опять характерный звук ударившейся обо что-то пульки, и опять никакой реакции со стороны кота.

Высоко задрав брови, Славка несколько долгих мгновений пялился на непонятное животное.

— Слышь, Димон, — повернулся он к другу, — я же ему прямо в нос попал.

— А я те чо говорил?

Поняв, что стрелять по нему больше не собираются, Джасс поднялся и не спеша подошел к застывшим в изумлении мальчишкам. Привстав на задних лапах, выбил ружье из рук Славки, с зубодробительным скрежетом перекусил пополам ствол, развернулся и понесся домой почти напрямую, перепрыгивая заборы.

Возможно, он еще поблудил бы по городу в теле кота, но дело в том, что его отвлекли. Как раз в то время, когда Джасс перекусывал ствол «воздушки», в офисе два дюжих молодца с масками на лицах безрезультатно пытались заломить за спину руки оболочке Вольдемара.

 

— 33 —

За минуту до того перед офисом вновь затормозил белый «Ленд Крузер». Из него вышел водитель и, повернувшись к подъезжающему ПАЗику с закрытыми плотными шторками окнами, указал рукой на крыльцо. ПАЗик, переехав невысокий бордюр и подмяв кусты на газоне, выехал на довольно широкий тротуар и остановился. Двери открылись, и из салона посыпались омоновцы. Не делая никаких театральных кувырков и не крутя по сторонам стволами, они просто вломились в офис, сходу сбив на пол Карапета и приперев лицом к стене секретаршу Инну.

Вошедший последним окинул взглядом приемную. Заметив положившую на стену руки блондинку, подошел к ней вплотную и начал профессионально и вдумчиво обыскивать ее фигуристое тело, начиная от щиколоток и поднимаясь вверх. Наконец, дойдя до пышной груди, парень на секунду прижался к Инне всем телом и лизнул ее маленькое ушко большим шершавым языком. Еще секунду назад трясущаяся от ужаса блондинка вдруг густо покраснела, ярко напомаженные губы расплылись в улыбке, а глазки начали косить то в одну, то в другую сторону, в попытке разглядеть обыскивавшего ее мачо. Но тот уже скрылся в кабинете, где двое его подчиненных пытались заломить руки холеному хлюпику. Каждый из парней был на голову выше хозяина кабинета и, как минимум, в два раза шире его в плечах. Тем не менее они явно напряглись, пытаясь справиться с клиентом.

Удивленно хмыкнув, командир замахнулся автоматом, целя стальным прикладом в лицо. Бить он, конечно же, не собирался, ибо получил распоряжение прессовать клиента исключительно морально. Но после того, как хлюпик даже не моргнул, а лишь взглянул на него откровенно презрительным взглядом, у омоновца появилось непреодолимое желание причинить строптивому клиенту хоть какую-нибудь боль. Если бы тот не стоял за столом, то можно было бы врезать по яйцам, но взмокшим от пота подчиненным до сих пор не удалось сдвинуть клиента с места. Обойдя вокруг, командир нанес несколько безрезультатных ударов прикладом по почкам. У него создалось впечатление, что они борются с прикрученным к полу деревянным манекеном. Вновь зайдя вперед, заглянул в глаза клиента, дабы убедиться, что они не стеклянные. Издевательская ухмылка на лице хозяина кабинета развеяла зародившиеся сомнения.

Решив не заморачиваться необъяснимым для его незатейливого склада ума явлением, омоновец поднес к губам рацию и, не называя каких-либо позывных, произнес:

— Клиент упакован.

Сразу после этого из ПАЗика вышел светловолосый мужчина в темно-сером костюме и непроницаемо-черных солнцезащитных очках, стекла которых были вытянуты к вискам. Пройдя в кабинет и хмыкнув при виде не очень-то похожего на упакованного клиента, мужчина махнул перед ним корочкой:

— Отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.

— Странное у вас имя, — сделал удивленное выражение лица Вольдемар. — Нельзя ли называть вас просто Отделом? А то все остальное сложно и долго выговаривать.

— Юмор шутим? — после секундного замешательства покачал головой сотрудник ОБНОНа. — Сейчас шутить буду я. Приступайте.

Последнее слово было обращено к старшему омоновцу.

 

— 34 —

— Не поняла, — удивленно произнесла Герла и, свернув к обочине, остановила автомобиль. — Что это там такое происходит?

— Где? — закрутил головой сидевший на пассажирском сиденье Холера.

— А вон, — Тамара кивком указала на крыльцо недавно приобретенного офиса, который она сдала в аренду несколько странному типу, выручившему ее в довольно неприятной ситуации.

Эту однокомнатную квартиру на первом этаже панельного дома, переделанную под офисное помещение, она купила у знакомой. Та уезжала на ПМЖ в столицу и срочно распродавала здешнюю недвижимость. Посоветовавшись с Холерой, Тамара взяла кредит, в добавок к имеющейся у них накопленной сумме, и приобрела помещение, в котором располагалась парикмахерская. Однако клиентка, снимавшая помещение, с новыми хозяевами решила договор не заключать, и съехала куда-то в более приглянувшееся место. Герла дала объявление об аренде, а тут как специально нарисовался некий Александр Карасев. Правда, тот почему-то настойчиво выспрашивал о перспективе снять офис где-нибудь в парковой зоне, но все же согласился на то, что она ему предложила.

И вот сейчас Тамара увидела, что прямо на тротуаре у крыльца офиса стоит ПАЗик, в который грузились омоновцы в натянутых на лица масках.

— Вот не нравился же мне этот Карасев, — пробормотала она, наблюдая за происходящим.

— Да не волнуйся ты раньше времени, Томик, — положил ей на коленку руку Холера. — Я сейчас пойду и все узнаю…

— Сидеть! — властно приказала она мужу. — Фиг знает, что там за дела творятся. Хочешь, чтобы тебя мордой об асфальт повозили? Пусть сперва эти архаровцы уедут.

— А ты позвони Карасеву.

— Пока воздержусь. Неизвестно что там за дела. Вдруг его уже упаковали и конфисковали мобильник. Засвечусь со своим номером, потом доказывай, что просто мимо проходила.

Наконец-то милицейский автобус, окончательно раздавив кусты и поломав молоденькую березку, съехал на проезжую часть и, рыча и стреляя выхлопной трубой, умчался проч.

Супруги вышли из машины и изображая праздно прогуливающихся прошли мимо крыльца. Как раз в этот момент дверь открылась, и на крыльцо вышел Карасев. Скинув пиджак, он приподнял его левой рукой и начал отряхивать от пыли, хлопая правой ладошкой.

— Здравствуйте, Александр, — окликнула она. — Что здесь произошло?

— А? — Карасев оторвал взгляд от пиджака. — А-а, Тамара. Даже и не знаю, что вам сказать. Посмотрите сами.

— Это мой муж Валерий, — представила супруга Герла, когда они поднялись на крыльцо.

— Александр, — протянул руку Карасев.

Однако жест остался без ответа. Холера вперил взгляд в находящегося перед ним мужчину и будто бы впал в ступор. Немного подержав руку перед супругом Тамары, Карасев отвел ее в сторону дверей в приглашающем жесте. Про себя он отметил, что такое недружелюбное расположение к нему со стороны этого лошары вызвано, скорее всего, хронической ревностью, возможно вполне обоснованной.

Ты чо? — толкнула супруга в бок локтем удивленная его поведением Герла и прошла в помещение. Следующее ее восклицание было: — Ё-о-о…

Поперек комнаты стоял распоротый и выпотрошенный кожаный диван. У стен валялись опрокинутые стулья с так же вспоротыми сиденьями. Пол покрывали какие-то бумаги, выпотрошенный из мебели синтепон, разбитые гипсовые панели от развороченного подвесного потолка. У офисного стола над развороченным блоком компьютера горько плакала женщина, размазывая по щекам тушь. В дверном проеме, ведущем в соседнее помещение, стоял интеллигентного вида парнишка и безучастно взирал на творившийся вокруг бардак.

— Что здесь все-таки произошло? — повторила свой первоначальный вопрос Тамара.

— Искали наркотики, — вместо Карасева пояснил парнишка.

— Наркотики? — женщина удивленно посмотрела на парня и перевела взгляд на Александра, предпочитая разговаривать с более взрослым товарищем. — Нашли?

— Да какие наркотики, Тамара? — отмахнулся тот. — Ясно же, что это своеобразный привет от конкурентов. Надо же, как оперативно действуют ребята. Мы ведь еще даже и не начинали свою деятельность в Осколе.

— Что же будет, когда вы эту деятельность начнете, — еще раз обвела взглядом разгромленное помещение Тамара. — Но если они ничего не нашли, то почему бы вам не предъявить требование о возмещении ущерба?

— А-ани сказали, — продолжая хныкать, заговорила женщина, — что если у нас вдруг появятся к ним какие-нибудь претензии, то они приедут снова, поищут более вдумчиво и обязательно что-нибудь найдут.

— М-да… — покачала головой Герла. — Извините, Александр, я до сих пор не интересовалась, но все же, в какой сфере бизнеса, так сказать, плавает ваше предприятие?

— К бизнесу мы, уважаемая, не имеем никакого отношения, — вновь встрял в разговор юноша. — Мы являемся филиалом партии «Недра России». А сейчас, если у вас нет к нам никаких серьезных вопросов, извините. Нам, как видите, необходимо заняться наведением порядка.

— Какой наглый молокосос! — вырвалось у Тамары, когда они вернулись в автомобиль. — Надо ж было так бесцеремонно нас выставить. А этот Карасев даже не возразил. Такое ощущение, будто мальчишка у них главный. Валерик, ты чего, как в рот воды набрал?

— Томик, мне кажется, это бандиты.

— Чего? Ты же слышал, это политики. Хотя, говорят, от бандита до политика… А с чего ты это взял-то? И чего ты так смотрел на Карасева?

— Мне показался он знакомым. Но, теперь уже, кажется, что я мог ошибиться, — Валерий прищурил глаза, будто бы что-то вспоминая, и вдруг передернул плечами. Он никогда не рассказывал Тамаре о том страшном дне. И вообще между ними существовало негласное соглашение не интересоваться прошлым друг друга, ибо не было в нем ничего приятного. Однако увидев нового знакомого супруги, Холера будто бы вернулся в тот кошмар.

Столько лет прошло, но как, оказывается, свежи воспоминания… Как невыносимо охватившее чувство крайнего унижения…

 

— 35 —

— Але, бизнесмен, ты чо, в натуре, нам по ушам ездишь? Нет лавэ, говоришь? Кинули тебя, говоришь? А мы разве виноваты, что ты такой лошара?

— Так! Вы меня для чего сюда привезли? — подала возмущенный голос сидящая за столом холеная блондинка в норковой шубе. — Либо оформляем документы, либо доставьте меня обратно в офис.

— Ровно пять минут, госпожа нотариус, — заверил ее коренастый коротышка в спортивном костюме и тут же нанес сильный удар в живот хозяину квартиры.

Валерий согнулся, но упасть ему не дал напарник коротышки, схватив за шкирку и положив животом на стол, за которым сидела нотариус. Та недовольно поморщилась и отвела взгляд в сторону.

Почувствовав, что с него снимают штаны, Валерий дернулся, однако от последовавшего удара по почкам снова обмяк.

Кто-то схватил за волосы и задрал его голову. Коротышка сунул в лицо Валере паяльник. Из-за сбитого дыхания не было сил ни сопротивляться, ни даже закричать.

— Не баись, баклан, он пока холодный. Я просто спросить хотел, ты как предпочитаешь, чтобы паяльник в очке нагрелся, или сунуть уже горяченький?

Валерий никогда не был героем, потому подписал документы на квартиру. Следующие несколько месяцев он жил в квартире друга, уехавшего в Москву. Однако тот решил закрепиться в столице насовсем и продал Оскольское жилье. Теперь Валерий ночевал где придется. Да еще и пристрастился к алкоголю. Его, вечно пьяного и дурно пахнущего, стали сторониться бывшие знакомые.

В конце концов, подвалы и теплотрассы стали постоянным местом обитания незадачливого бизнесмена. А единственным важным желанием было забыться в пьяном угаре, приняв дозу дешевого алкоголя.

Не сведи его жизненный путь с Вороном, то наверняка Холера — такое прозвище он получил среди таких же бездомных, опустившихся бродяг — уже давно сгнил бы в безымянной могиле.

Сегодня, взглянув в лицо отряхивающему пиджак низкорослому мужчине, Валерий на некоторое время оторопел. Это был тот самый бандит, который тогда тыкал ему в лицо паяльником. Он узнал его несмотря на изрезавшие некогда круглое лицо морщины, и на посеребрившую короткий ежик черных волос седину. Он узнал этот тянущий гласные звуки голос. Узнал резкие уверенные движения.

Однако бандит не узнал свою былую жертву. Да и мало ли у него их было? Небось всех и не упомнишь. Ну и хорошо, что не узнал. Иначе Валерий не знал бы, как себя вести. Он и сейчас терялся в раздумьях. Угораздило же Тамару сдать помещение этому Карасеву. Угораздило же ее вообще с ним познакомиться… Как теперь, не посвящая в былые подробности, убедить ее прекратить с этими проходимцами все дела?

Посмотрев на костерящую подрезавшего их водителя супругу, Валерий решил обязательно поговорить с ней как-нибудь при случае, когда подберет нужные слова.

 

— 36 —

Вызвав Евсикова, Карапет поручил ему избавиться от испорченной мебели и завезти новую. Далее в планах было отвезти Вольдемара в мэрию, где тот должен был сдать какие-то документы, для регистрации городского филиала партии. Попутно Карасев решил показать шэфу парк «Осколец» и здание, которое приметил для их будущей резиденции. В ответ на предложение тот, погруженный в собственные размышления, лишь неопределенно пожал плечами. Помощник растолковал жест как согласие и свернул с проспекта «Комсомольский» в сторону рынка «Восточный». Доехав до мостика через речку, остановил машину и смущенно произнес:

— Тут, шеф, придется пешочком, — и пояснил: — Прогулочная зона и все такое.

— В смысле? — поднял брови отвлекшийся от раздумий Вольдемар.

— Дальше на машине не проехать, — еще более смутившись промямлил Карапет.

Хазаров осмотрелся вокруг с таким видом, словно не понимал каким образом и зачем они тут оказались, и снова с выражением удивления воззрился на помощника. И вдруг его ноздри затрепетали, словно у ищейки, уловившей нужный запах. Неестественно отрывистыми движениями он покрутил голову то в одну, то в другую сторону. После чего вышел из машины и прошел вдоль берега. Вернулся назад и пересек речку по мосту.

Карасев еле поспевал за мечущимся шефом, не понимая, отчего тот так взволновался.

А дело было в том, что Джасс наконец-то ощутил присутствие существа, не принадлежащего этому миру. Ведомый ощущениями он шел по аллее прямо к зданию, которое и хотел показать Карапет, предложив в качестве будущего головного офиса. Помощник бежал за шефом, что-то поясняя на ходу, но тот не обращал на него внимания.

Вот они остановились. Прищурив глаза, Вольдемар повел головой и застыл, устремив взгляд на парочку малышей, мальчика и девочку, сидящих на лавочке и бросающих хлеб уткам, плавающим в небольшой спокойной заводи. Девочка была самой обычной, а вот мальчик…

Определенно этот малыш не мог быть той птицей, которую Джасс встретил в момент своего освобождения от многовекового плена. Но то, что мальчишка не принадлежал этому миру, тоже не вызывало сомнения.

Если даже детеныши могли проникать в чужой мир, значит существовал какой-то постоянный проход. И этот проход был где-то рядом. Такой вывод следовал из того, что оба иномирных существа были встречены в этом районе.

Наконец-то бывший создатель приблизился к своей цели. Еще немного, и он соединится с частью самого себя и станет в два раза могущественнее. Пусть это будет лишь две тысячных от его былой силы, но в то же время будет в два раза больше возможностей для ее восстановления.

На крыльцо находящегося рядом здания вышли две женщины, и Джасс вздрогнул. Одна из них так же являлась существом из другого мира. На вторую он взглянул лишь мельком, узнав в ней ту, что час назад посещала их разгромленный офис.

Вольдемар перевел взгляд на застывшего рядом Карасева. Случайна ли его встреча с этим на первый взгляд абсолютно примитивным человеком? Как получилось, что он знаком с нужными Джассу существами? Неужели поверья верны, и Мать Вселенная держит своих детей под постоянным наблюдением, играя их судьбами? Но нет, в мистику бывший создатель не верил. Он точно знал — Мать Вселенная спит, и сон ее может продлиться столь долго, что вечность, в сравнении с этим отрезком времени, может показаться лишь мгновением. Не спи она, разве позволила бы своим старшим детям сотворить то, что сделали они с ее последним сыном?

А может… Может, в этом и заключается предначертанный Джассу путь, чтобы в мучениях познать власть над мирами лема и стать их единственным властителем?

Впрочем, об этом пока рано размышлять. Для начала необходимо объединить все свои частицы в единое целое и обрести былое могущество.

Тем временем женщина из другого мира вернулась в здание, а знакомая Карасева прошла к одному из стоявших перед крыльцом автомобилей.

— Вареник! — крикнула она в сторону кормящих уток детей. — Я уеду ненадолго. Ты пока побудь с Егором. Хорошо?

— Хорошо, мам, — звонким голоском отозвалась девочка.

— Почему мы не подъехали сюда на машине? — спросил Вольдемар у Карасева.

— Э-э… Я это… Я хотел, чтобы ты посмотрел на территорию. А здесь будет штаб нашей партии…

Какой штаб? Какая партия? Зачем ему, создателю, вся эта ничтожная возня? До сих пор он вынужден был продвигаться в обществе людишек, дабы найти существо, проникающее из другого мира. Теперь же, благодаря подарку судьбы, Джасс избавлен от всего этого.

Вольдемар направился к лавочке с детьми и. Подойдя, присел, положил руку на плечо с удивлением взирающего на него мальчика, и напрямую спросил:

— Как пройти в твой мир?

Егорка непонимающе переглянулся с подружкой.

— В какой мир? — вместо мальчика отозвалась Варя.

— Ты чего, шеф? — вслед за девочкой обеспокоенно поинтересовался подошедший Карасев.

— Иди в машину. Быстро! — жестко скомандовал помощнику Вольдемар. Когда тот, что-то бормоча под нос, удалился, снова обратился к мальчику: — Ты пойдешь со мной.

Джасс понял, что детеныш, в силу примитивности своего мышления, не понимает вопроса. Возможно он, следуя за взрослыми, даже не осознает перемещения из мира в мир. А потому самым эффективным способом получить нужную информацию было подчинить себе его сущность. Делать это бывший создатель теперь мог легко, с помощью прямого проникновения в мозг. Вряд ли здесь позволят вдумчиво заняться этим процессом, потому следовало уединиться с детенышем в каком-нибудь надежном местечке. Таких мест в Осколе Джасс пока не имел. Возможно, следовало не спешить, присмотреться к существам из другого мира получше, или даже попытаться выудить информацию у взрослой особи. Но, во-первых, неизвестно насколько иномирные существа сильны, и сможет ли Джасс, в своем нынешнем состоянии, противостоять взрослой особи. А во-вторых, он не в силах был ждать, когда решение проблемы находилось буквально в руках.

— Дяденька, вы маньяк? — снова спросила девочка.

Малыш же не проронил ни звука. Он, словно парализованный, не отрываясь, смотрел в глаза Вольдемара и внутренне содрогался, ощущая исходящую от крепко державшего его за плечо парня непонятную угрозу.

Вольдемар встал, взял малыша за руку, грубо сдернул со скамейки и поволок за собой. Девочка вцепилась во вторую руку Егорки и попыталась его удержать.

— Дядя, отпустите его! — потребовала она и закричала во весь голос: — Помогите!

Немногочисленные утренние посетители парка обернулись на крик.

— В чем дело? Кто тут кричит? — из-за расположенной метрах в ста дальше по берегу беседки вышел охранник и направился к ним.

Приподняв малыша, Вольдемар зажал его подмышкой. Не удержавшая своего друга Варя потеряла равновесие и упала. Похититель ускорил шаг, почти перейдя на бег. От выбежавшего навстречу еще одного охранника он небрежно отмахнулся, и тот осел на траву, врезавшись затылком в ствол ближайшего дерева. Догнавшего их первого охранника Джасс зашвырнул на середину реки, будто легкую тряпичную куклу.

— Ты чего, шеф? — с ужасом воззрился на него побледневший Карасев, когда Вольдемар зашвырнул на заднее сиденье мальчишку и сам залез вслед за ним. — Зачем тебе этот шкет? Это же конкретный срок!

— Поезжай в такое место, где нас никто не сможет побеспокоить, — произнес юный шеф, и от прозвучавших интонаций у Карапета пробежали мурашки по спине. Всего лишь два дня назад он с презрением думал об этом молодом выскочке, которого до того всего несколько раз видел в столице. Теперь же овладевшее им чувство нельзя было назвать даже уважением, ибо это было нечто сродни благоговейному ужасу. И бывший браток не смог бы сам объяснить себе причину подобного изменения. Собственно у него даже не возникло такого желания. Он предпочел беспрекословно повиноваться, ибо был уверен, что в данной ситуации это единственная возможность не потерять собственное здоровье.

Однако нужно было подумать о требовании шефа найти укромное местечко. А в голову, как назло, ничего не приходит. Слишком долго Карасев не жил в родном городе. А впрочем, одна идея появилась. Вырулив на проспект Губкина, Карапет набрал номер Евсикова.

— Мотыль, срочно нужна укромная нора, — произнес он в трубку, покосившись в зеркало заднего вида на молча сидевших пассажиров. — Та беда, в которой ты держал кинувшую тебя биксу, еще существует? Кто ненадежный? Какой Баламут? Разберемся. Говори адрес. Чего? Короче, я жду тебя у поворота на Сорокино. Срочно.

Закончив говорить, Карапет свернул возле Бульвара Дружбы в сторону медсанчасти.

К воротам злополучной дачи подъехал темно-зеленый «Додж». Из него выскочил Володька Баламут и заскрежетал ключом в давно не смазываемом замке калитки. Распахнулась дверь с водительской стороны и наружу вылез Мотыль. Потянув уставшую от сидения за рулем спину, он уставился на пассажиров, выходящих из подъехавшего следом «БМВ». Вдруг его глаза округлились.

— Твою медь! — вырвалось у него, когда он узнал мальчишку, которого держал за руку Вольдемар.

— Показывай! — скомандовал подошедший Карапет.

— Я все покажу, — подскочил справившийся с замком Баламут и, подмигнув Егорке, погрозил тому пальцем: — От нас не убежишь.

Мальчик пожал плечами, а сопровождавшие его не придали никакого значения словам хозяина дачи. Вернее, бывшего хозяина. Но сам он о том, что продал дачу, уже не вспоминал. А кроме него об этом знал только Мотыль.

Мотыль же в данный момент терялся в догадках — что предпринять? Рассказать ли Карапету, что недавно этот пацан уже побывал в здешнем подвале и, благодаря обкурившемуся Баламуту, благополучно из него сбежал? А знает ли Карапет, что это сын той самой телки, которую по его наводке они с Баламутом держали опять же в этом же самом подвале? А зачем они его сюда привезли? Неужели Карапет со своей идеей фикс решил обменять мальчишку на офис с парком? Для этого нужно быть конченым отморозком. Нет, похоже надо завязывать с этой компанией. Вот только как это сделать? Тот же баклан Баламут в случае чего сдаст его по всем совместным делам, связанным с этой чертовой дачей.

Тяжело вздохнув, Евсиков прошел в дом вслед за остальными.

 

— 37 —

— Тетя Марина, Егорку снова украли!

Марина разговаривала по телефону с мужем, который вместе с экологами осматривал берега местного водохранилища в районе баз отдыха. С удивлением уставившись на ворвавшуюся в кабинет Варю, она не сразу сообразила, о чем кричит девочка. А та, усевшись на стул и, потирая одной рукой разбитую в кровь коленку, а другой размазывая по щекам слезы, повторила:

— Егорку опять украли.

— Как? Кто?

Из ослабевшей руки выпал телефон и, ударившись о край стола, раскрылся. Выпавший аккумулятор скользнул по ламинату под шкаф.

— Кто украл? — вскрикнула Марина, осознав смысл услышанного, но все еще не веря в него.

— Манья-ак, — протянула продолжающая хныкать Варя.

Женщина бросилась из кабинета и, чуть не сбив в коридоре на ходу читающего какие-то документы Валерия, выбежала на улицу. Сразу же направилась к столпившейся у берега толпе. Растолкав зевак, увидела, как двое парней вытаскивают на берег бесчувственного мужчину в форме охранника.

— Марина Сергеевна… — обратился к ней находившийся здесь же старший смены охраны парка.

— Где Егорка? — перебила она его. — Где мой сын?

— Однако по глазам мужчины было видно, что он не в курсе происходящего и вероятно сам только что подошел.

— Сейчас разберемся. Вы, главное, не переживайте, — промямлил старший охранник полным безнадеги голосом.

— Мальчика увезли на черной бээмвухе с московскими номерами, — сообщил вдруг один из парней и даже назвал модель и номер машины. После чего добавил: — Тачка довольно приметная. Таких в городе не много.

Они опустили на скамейку начавшего приходить в себя и что-то бессвязно мычать мокрого охранника.

Мы как раз подходили к мосту, когда увидели, как пацан, тащивший подмышкой ребенка, швырнул этого на середину реки, — указал на пострадавшего второй парень. — Прямо терминатор какой-то. Потом он перебежал мост и заскочил в бээмвуху.

— Я этого не видел. Слышал только плеск, — продолжил его приятель. — Зато хорошо запомнил водилу, потому что в этот момент рассматривал тачку. Маленький такой мужичок, — парень указал ладошкой на уровне своего подбородка.

— Куда они поехали? — проявил инициативу охранник.

— Да тут одна дорога, — удивленно посмотрел на него парень, — в сторону рынка.

— Марина, — появившийся Холера взял совсем уже отчаявшуюся женщину под руку. — Варвара мне все рассказала. Я уже позвонил Тамаре. Она сейчас вернется, и мы обязательно все выясним. Я просто уверен, что это какое-то недоразумение, и все обойдется, как в прошлый раз. Ты Виктору сообщила?

Только тут Марина вспомнила, что ее телефон развалился на запчасти от удара об стол. Попросила трубку у Валерия. Пока сбивчиво объясняла мужу о случившемся, вернулась Герла и обстоятельно опросила свидетелей. Выяснилось, что кто-то из недавно подъехавших разминулся со злополучной бээмвухой под путепроводом.

Определившись с направлением поиска, Тамара скомандовала:

— Так, Марина, поехали прокатимся. Холерик, ты проследи, чтобы все свидетели дождались приезда мент…э…лиции. И за Варькой смотри! — не дожидаясь ответа, она схватила Марину за руку и поспешила к стоянке.

На выезде подошел дежуривший у шлагбаума охранник и, обращаясь к Герле, указал на нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу высокого парня:

— Тамара Геннадьевна, тут вас спрашивают.

— Потом, — отмахнулась та, — сейчас некогда. Да открывай ты скорее!

— Тамар, а вдруг это насчет Егорки? — предположила Марина, когда они уже выезжали с территории парка.

Герла резко затормозила и открыла дверцу.

— Эй, вы по какому вопросу? — окликнула она парня и тут же повернулась к Марине: — Вряд ли. Чего бы тогда им спрашивать меня, а не тебя?

Что-то спросив у охранника и дождавшись его утвердительного кивка, парень подошел к машине, указал на стоявший у обочины красный «лексус» и сообщил:

— Вам хотят задать пару вопросов.

— Кто? По какому поводу? — нахмурила брови Тамара. — Мне сейчас не до чьих-то вопросов. Приезжайте завтра.

Она захлопнула дверь, но парень встал перед машиной и положил руки на капот. Его лицо исказила злобная гримаса.

 

— 38 —

Валентин Соленый, некогда уволенный из ОБЭП «по несоответствию», последние несколько лет состоял на службе у Вазинского, известного в народе как Борман, и очень дорожил своим местом. Работа конечно была не совсем чистая в плане закона, однако достаточно хорошо оплачиваемая и в глазах окружающих Соленого людей весьма авторитетная.

Сегодня ему предстояло разобраться с людьми, грубо наехавшими на шефа. Их личности и примерный род деятельности уже был выяснен. Шеф даже поспешил организовать ответный наезд на обидчиков с помощью знакомого мента из ОБНОНа. Валентин бы так спешить не стал, но сделанного не воротишь.

Выясняя личности фигурантов, Соленый по выработанной еще во время работы в органах привычке старался не пропустить ни единой мелочи. Потому и обратил внимание на хозяйку арендуемого обидчиками шефа офисного помещения. Казалось бы, ну какое отношение она может иметь к фигурантам? Ну, сдала помещение и сдала. Делает женщина свой маленький бизнес — чего тут такого? Но умудренный опытом оперативник сразу обратил внимание на некоторые обстоятельства. Во-первых, помещение было приобретено Новиковой Тамарой Геннадьевной как раз после приезда из столицы одного из фигурантов и перед приездом другого. Совпадение? Допустим. Однако, во-вторых, почему из помещения съехали бывшие арендаторы, а именно парикмахерский салон? Зачем им покидать «набитое» место? Во всяком случае, арендную плату новая владелица не повысила — этот момент Соленый выяснил точно. Напрашивается только один вывод — помещение приобретено именно для фигурантов. А если приобретено на лицо, вроде бы никак с ними не связанное, значит затеваются мутные делишки.

Да и Бог бы с ними. Мало ли кто в Осколе «ловит рыбку в мутной воде»? Вот только если бы не наезд на шефа. Опять же, случайно ли главный фигурант ехал в одном вагоне с Вазинским? Ну да, этот вопрос Валентин еще «провентилирует» после того, как соберет больше информации. А пока информация собирается, он потянет за кажущуюся самой бесперспективной ниточку. Бесперспективной? Ой ли?

Понадобилось всего несколько минут для выяснения, что Новикова Тамара Геннадьевна имеет непосредственное отношение к эко-компании «Осколец». А об этой компании ходило множество невероятных слухов, причем, гораздо более невероятных, чем о его шефе. И, вроде бы, ниточки к ней тянутся из столицы. Все одно к одному. Может, прав шэф, и кто-то действительно собирается сковырнуть его из Оскола? Если слухи верны, и его покровитель на областном троне досиживает последний срок, то вполне вероятно. Вот и у нового мэра к Вазинскому несколько холодные отношения… М-да, как бы не пришлось Соленому в скором будущем подыскивать новое место работы… Не хотелось бы. А значит нужно «рыть землю носом», не упуская из виду ни малейших мелочей.

Решив пообщаться с Новиковой лично, Валентин приказал водителю ехать к парку «Осколец». Шлагбаум на въезде оказался опущен, а скучающий возле него охранник никак не отреагировал на остановившийся перед ним «Лексус».

Заметив вывеску, из которой явствовало, что въезд разрешен только служебным и спецмашинам, Соленый распорядился отъехать к обочине. Подумав, послал водителя, являющегося одновременно и его порученцем, передать охраннику, что ему необходимо срочно встретиться с госпожой Новиковой.

Виталик только начал объясняться с охранником, когда с территории парка выехало красное «Пежо». По полученной на планшет фотографии Соленый узнал в сидевшей за рулем женщине Новикову. Подняв шлагбаум, охранник подошел к машине и что-то сказал. «Пежо рвануло было с места, но вдруг резко затормозило. Новикова открыла дверь и поинтересовалась у Виталика, по какому вопросу она ему требуется. Когда тот указал на «Лексус», женщина грубо заявила, что спешит и захлопнула дверь. Не привыкший к тому, чтобы его шефа так откровенно посылали, Виталик встал перед «Пежо», загородив проезд. Его покрасневшее лицо выражало готовность к грубому воздействию на непослушную особу. Потому Валентин поспешил покинуть прохладный салон автомобиля и вмешаться.

Видя, что к ним направляется еще один мужчина, из «Пежо» вышла пассажирка. В ней Соленый узнал мелькавшую на местных каналах ТВ владелицу эко-компании, супругу того самого загадочного Ворона. Имя ее он к сожалению не помнил.

— Извините, пожалуйста, — обратилась к ним женщина, приложив руки к груди. — У меня только что похитили сына. Если вы не имеете к этому отношения и ни чем не можете помочь, то попрошу нас не задерживать.

— Извините, — в свою очередь произнес Соленый и кивнул порученцу, чтобы тот убрался в сторону. — Конечно же наши дела подождут.

В его голове уже щелкали варианты дальнейших действий. Как только автомобиль с женщинами уехал, он приказал Виталику ждать в машине, а сам быстрым шагом направился на территорию парка. Подойдя к группе оживленно что-то обсуждающих людей, помахал перед ними красной обложкой, в которой носил водительские права, и строгим тоном начал задавать вопросы. Когда по аллее подъехали скорая помощь и милицейская десятка, Соленый уже выяснил все нужные ему сведения.

— Оп-па, Валентин, а ты тут с какого боку? — удивился вылезший из десятки опер Сашка Попов. — То-то я смотрю знакомый «Лексус» у въезда торчит.

— Да вот, хотел отдохнуть от жары возле речки. А тут оказывается какое-то похищение произошло. Что-то и отдыхать сразу перехотелось. Пожалуй, пойду я, Сань. Тебе, надеюсь, моя помощь не понадобится, а?

— Да какая от тебя, буржуина, помощь, — отмахнулся опер.

Видя, что Попов потерял к нему интерес, Соленый поспешил удалиться. Расспросив свидетелей, он понял, что похитителями были интересующие его фигуранты. Сообщать об этом Валентин никуда не собирался, так как намеревался сам разобраться в ситуации и по возможности извлечь из нее максимальную пользу.

Итак, что получается? А получается, что Новикова является соучастницей похищения — наводчицей. Однако если фигуранты прибыли в Оскол для похищения пацана и получения выкупа, то к чему все эти манипуляции с приобретением и сдачей себе же внаем офиса? Что-то тут не вяжется. В общем, дело ясное, что дело темное. Необходимо вычислить похитителей, а там как карта ляжет.

Вернувшись в прохладный салон автомобиля, Соленый начал отдавать по телефону распоряжения. Для начала следовало вычислить приметный «БМВ». Так как по свидетельству очевидцев машина скрылась под путепроводом, значит, искать следовало в юго-западном районе. План поиска был прост. Вазинский являлся владельцем самого крупного в городе таксопарка, а значит в любой момент, в любой точке города находились его машины, снабженные видео регистраторами. По заданию Соленого диспетчера и кураторы опросили находившихся в нужное время в юго-западной части таксистов, проверили записи видеорегистраторов. В итоге через треть часа маршрут интересующей его машины стал известен.

Киднеперы можно сказать сделали круг. Выехав из-под путепровода они проехали по проспекту Губкина до Бульвара Дружбы, затем свернули в направлении медсанчасти, выехали к мемориалу у Атаманского леса и поехали по объездной дороге до поворота на Сорокино, где какое-то время стояли, вероятно, кого-то поджидая. Затем их видели в районе дачного общества Коммунальщик, едущих следом за темно-зеленым «Доджем». После этого «БМВ» больше никому не встречалась. Значит, с большей долей вероятности, находилась в данный момент в дачном поселке.

Звонок в офис, и еще через четверть часа Соленый открыл на планшете присланный архив с картинками со спутника, на которых был дан общий план садоводческого товарищества, стоявшие возле одного из участков, находившегося в самом отдаленном и заброшенном районе, черное «БМВ» и темно-зеленый «Додж», и несколько снимков с пошаговым приближением от общего плана.

Как только выяснилось место нахождения фигурантов, Валентин вызвал тройку кураторов. Это была его личная гвардия, парни, некогда служившие в ОМОНе и несправедливо оттуда уволенные за совершенно незначительные проступки. Пару лет назад он взял их на службу для курирования работы таксистов и выполнения некоторых деликатных задач. Для делового общения дал им позывные: Экс, Вай и Зэт. Позже Соленый несколько раз мимолетно задумывался над тем, откуда он взял такие позывные? Вроде бы это начальные буквы какого-то алфавита? Не считая русского, он помнил начальные буквы только из английского и немецкого. У англичан — эй, би, си. У немцев и вовсе, как витамины — а, бэ, цэ. Решив, что экс, вай, зэт начальные буквы какого-нибудь латинского языка, в конце концов, перестал задумываться над этим вопросом. Главное что позывные звучали солидно.

Сегодня парням предстояло выполнить, пожалуй, самое ответственное задание за все время работы в корпорации «Титаник». Потому Валентин велел им явиться в полной экипировке.

 

— 39 —

Узнав о похищении сына, Ворон быстрым шагом направился к дороге, где оставил автомобиль. Удивленные возгласы экологов остались без ответа. За руль попросил сесть догнавшего его технолога Решетникова Германа. Тот, поняв по состоянию шефа, что сейчас не стоит задавать никаких вопросов, молча выполнил просьбу. Сам же оборотень был просто не в состоянии управлять внедорожником. Годы, проведенные в этом мире, настолько расслабили его, что он с трудом контролировал собственные эмоции, вызывающие непроизвольную трансформацию организма. Если бы Герман чаще бросал взгляд в зеркало заднего вида, наверняка заметил бы, как открытые участки кожи сидящего на заднем сиденье Ворона то покрываются крупными пупырышками, готовыми вот-вот лопнуть и выпустить наружу иглы, которые в свою очередь раскроются в черные перья, то снова сглаживаются. Но разбитая бетонка не позволяла водителю отвлекаться, а когда выехали на трассу, оборотень, наконец-то, взял эмоции под контроль.

В городе Ворона встретил уже знакомый по недавнему инциденту опер Попов Александр. Марина с Герлой по собственной инициативе колесили по городу в поисках известной по описанию свидетелей машины похитителей.

Доверив стажеру продолжать опрос свидетелей, Попов предложил Ворону проехать по объектам, имеющим наружные камеры наблюдения. К этому же занятию они подключили и женщин. А когда освободился стажер, то и его тоже.

Данные с видеокамер дали результаты, однако приблизительный маршрут машины похитителей стал известен лишь к вечеру, да и тот терялся в районе автомойки на выезде со слободы Ямской на объездную дорогу. Больше «БМВ» нигде не была зафиксирована.

— М-да, — озадаченно произнес опер, когда все они вновь собрались в парке «Осколец». — Теоретически, машина может находиться в любом дворе как Ямской, так и Стрелецкой слободы. А так же в любом из ближайших дачных кооперативов.

— Эх, нам бы щас вертолет, как у пиндосских полицменов, давно бы с воздуха вычислили, — мечтательно почесал щетинистую щеку стажер.

Оборотень окинул взглядом собравшихся. Герла говорила что-то успокаивающее Марине. Подошедший из офиса Холера гладил по головке хнычущую Варю. Попов давал указания стажеру, водя пальцем по планшету. Пока никто не обращал на него внимания, Ворон попятился, развернулся и быстрым шагом скрылся в хозяйственном дворике за зданием офиса.

Через минуту над парком взлетела огромная черная птица, вызвав изумленные возгласы увидевших ее людей.

 

— 40 —

— Э-э, шеф, я не понял, ты чо, педофил что ли? — возмущенно вопросил Карапет, когда Хазаров затащил ребенка в подвал и приказал всем удалиться. — Я на такое не подписывался. Политика политикой, но у нас тут не Америка. За такие дела свои же пацаны враз кукарекать заставят.

Не отпуская руки продолжавшего затравленно молчать мальчугана, Вольдемар повернулся к подручному и взял его за лацканы пиджака, стянув их в хлипком на вид кулаке с такой силой, что материя, на миг невыносимо сжав ребра, треснула и разошлась на спине.

— Я не педофил, — произнес он с холодным спокойствием и, глянув на ребенка, снизошел до объяснения: — Это существо обладает нужными мне сведениями. Я получу их во что бы то ни стало. Ждите наверху. Возможно, придется отвезти ребенка обратно.

Вольдемар отпустил побледневшего Карасева и легким толчком вышиб его вместе со стоявшим в дверях Мотылем к лестнице. После чего с лязгом закрыл металлическую дверь.

Братки ошарашенно посмотрели друг на друга и молча полезли наверх.

— Ну чо там, все ничтяк? — встретил их как раз вошедший в дом Баламут.

— Что там, не твоего умишки дело, всосал? Пшел вон, баклан! — сорвался Карапет.

Вовчик хотел было возмутиться таким к нему, почти хозяину дачи, отношением, но оказавшийся под носом внушительный кулак Мотыля заставил заткнуться.

Я с тобой еще за прошлый косяк не поквитался, — угрожающе прошипел Евсиков. — Иди во двор, смотри, чтобы никого подозрительного вокруг не появилось.

— Да кто тут появится-то? — обиженно прогнусавил Баламут, однако, заметив поднимающуюся для пинка ногу Мотыля, поспешно выскочил наружу.

— Эх, — тяжело вздохнул Карапет, опустившись на старый полуразвалившийся диван, — сдается мне, что староват я стал для политики.

Мотыль угнетенно промолчал, лишь зыркнул изподлобья.

Обиженный Вовчик спустился с крыльца и зло пнул валяющуюся на дороге половинку красного кирпича.

— Ё-о-к-л-м-н! — запрыгал он на одной ноге, отбив большой палец.

А в это время с трех сторон со смежных участков к даче подбиралась группа спецов Соленого. Облаченные в камуфляж парни практически неразличимые на фоне дикой зелени, оккупировавшей заброшенные огороды, бесшумными тенями скользили к намеченному объекту.

Вот Экс затаился за большим кустом смородины и внимательно осмотрелся. Убедившись в отсутствии опасности, стремительным кувырком переместился в густые заросли ежевики и зашипел сквозь зубы изо всех сил сдерживая рвущийся наружу дикий крик, ибо вцепившиеся в голые участки тела колючие ветки словно огнем ожгли кисти рук и прикрытое маской из тонкой камуфлированной ткани лицо.

— Коты, что ли, дерутся? — обернулся на донесшееся из кустов шипение и шуршание Баламут.

Решив выместить на невинных животных накопившуюся злость, он подхватил обломок кирпича и с силой бросил его на звук в заросли ежевики. По роковой случайности кирпич угодил аккурат в лоб Эксу, избавив того от мучительной боли в изодранной колючками коже. Парень опрокинулся навзничь и, блаженно улыбнувшись, впал в забытье.

Закинув кирпич в кусты, Вовчик заскучал. Будь он сейчас в городе, уже сообразил бы с корешами на Болгарском рынке чего-нибудь выпить. А то и раздобыл бы косячок у знакомых таджиков. Баламут грустно вздохнул, вспомнив, как несколько лет назад нашел в сарае припрятанную еще покойным батей бутылку самогона. Глянув на полуразвалившееся дощатое строение, подумал, что батя мог заныкать там и не одну бутылку. От такой мысли хмурое лицо посветлело, озарившись надеждой, и страждущий бедолага решительно направился в сарай.

Покрытая рубероидом пологая односкатная крыша давно прохудилась. Тонкие стропилины подгнили и, вероятно, зимой под тяжестью снега провалились. Одно из них перегородило проход. Вовчик дернул его и чертыхнулся из-за воткнувшейся в ладошку занозы.

У-у, падла! — пнул он злополучную жердину. — Все меня сегодня обидеть норовят.

И такая его разобрала злость на окружающую несправедливость, что, позабыв о занозе, выдрал жердину с прибитым к ней куском рубероида из завала, и словно копье изо всех сил метнул через стену на соседний участок.

Крадущемуся с той стороны подручному Соленого Вайю показалось, будто с полуразвалившегося сарая по воздуху метнулся черный скат и словно кувалдой ударил его электрическим разрядом прямо в темя. Перед тем, как потерять сознание, он еще успел подумать, что скаты должны плавать в теплых морях, а не летать по воздуху. По крайней мере, не должны залетать так далеко на север.

Не подозревая, что отправил в нокаут уже второго крутого боевика, Баламут продолжил ворошить развалившееся и полусгнившее барахло. Перемазавшись в пыли и паутине, расцарапав локоть торчащим из подвернувшейся доски гвоздем, Вовчик совсем уже отчаялся найти хоть что-нибудь. Он уже выбирался из сарая и в последней попытке растолкал ногой груду прелого хлама, сваленного у самой двери. Усмотрев тусклый блеск зеленого стекла, с радостным вскриком выхватил из мусора бутылку из-под шампанского. Однако та оказалась пустой, и радость вмиг померкла.

Широко размахнувшись, Баламут бросил бутылкой в скворечник, висящий вниз крышей на засохшей сливе. Но стеклянный снаряд прошел значительно левее.

Зэт с удивлением следил за парящей в небе огромной черной птицей, когда прилетевшая бутылка ударила его по затылку. Последний боевик из посланной Соленым тройки мгновенно лишился чувств и уткнулся лицом в землю.

— Ох и духота. Точно гроза будет, — Валентин щелчком отправил в полет наполовину выкуренную сигарету и нырнул в автомобиль.

В остуженном кондиционером салоне пот начал выступать еще обильнее, и Соленый, достав сразу два одноразовых платка, принялся промокать лицо и шею. Закончив процедуру, взял с пассажирского сиденья планшет, на экран которого были выведены картинки с головных видеокамер должной уже выйти на позиции наблюдения тройки кураторов.

— Что за мутотень? — удивленно произнес он, поочередно переключаясь с одной камеры на другую. Две из них неподвижно уставились в чистое, без единого облачка, небо. Третья показывала муравья, пытавшегося утащить слишком тяжелый кусок какого-то мусора.

Поправив вставленный в ухо наушник, он произнес в закрепленный на лацкане микрофон:

— Экс, доложи обстановку, — подождав пару секунд, нетерпеливо повторил: — Экс, ответь Каракурту.

Не дождавшись ответа, Соленый попытался вызвать остальных — безрезультатно. Еще раз посмотрел на картинки с неподвижных камер. Перевел взгляд на полыхнувший далеким разрядом молнии потемневший горизонт на западе, куда уже опускался багряный солнечный диск. Ему вдруг стало страшно. Тело вновь покрылось липким потом. Захотелось поскорее уехать домой и напиться до бессознательного состояния, чтобы хотя бы до завтрашнего дня забыть о всех проблемах.

Валентин завел двигатель, но поехал не домой, а в сторону злополучных дач. Он был настоящим бойцом и умел побеждать предательский страх.

Перед въездом в садоводческое товарищество, Соленый загнал машину в небольшой лесок и еще раз вывел на планшет карту дачного поселка. Продумав пути подхода к нужному участку, он нажал на расположенный под сиденьем рычажок. От днища автомобиля отвалилась плоская металлическая коробка. Подняв и открыв ее, Валентин извлек ПМ и пару запасных обойм к нему. Вынул из наплечной кобуры газовую «кобру», забросил в багажник, а на ее место вложил «макаров». Запахнув полы пиджака, решительным шагом направился в ближайший проулок.

 

— 41 —

Когда сопровождающие удалились, Джасс сел на обшарпанную табуретку, предварительно смахнув с нее горку конфет, оставшуюся после прошлого короткого заточения Егорки. Пригнув на колени голову впавшего в оцепенение малыша, так же, как вчерашнему котенку, ввел через ухо вытянувшийся ноготь.

Некоторое время лицо Вольдемара оставалось бесстрастным, затем на нем отразилось выражение разочарования, постепенно сменившееся недоумением. Он легко овладел беззащитной сущностью детеныша, однако не узрел путь в иной мир. Более того, оказалось, что это существо, никак не вписывающееся в этот мир, в этом мире и родилось.

Взяв под контроль мозг детеныша и управляя подвластными ему процессами, Джасс наблюдал за трансформациями оболочки. Тело мальчишки превращалось то в птенца ворона, размерами не уступающего орлу, то в огромного волчонка, то в бурого медвежонка. В принципе, все звери соответствовали представителям местной фауны. Да и в легендах, слышанных бывшим создателем краем уха, говорилось о людях-оборотнях, способных перекидываться в различных зверей.

Неужели он ошибся, и встреченная им в день освобождения птица так же порождение этого мира, а не пришелец из другого? Неужели ему так и не суждено найти еще хотя бы часть себя!

В отчаянии Джасс хотел отшвырнуть от себя тело ребенка. При этом тот, пораженный в мозг, несомненно мгновенно погиб бы. Однако в последний момент присущий создателю инстинкт творца побудил интерес к работе со столь необычным, способным к физическим трансформациям материалом.

 

— 42 —

Поднимающаяся от горизонта грозовая туча начала поглощать опускающийся солнечный диск. Ворон впервые кружил над городом при дневном свете, и многие старооскольцы, оказавшиеся вне прохладных квартир в этот душный предгрозовой вечер с удивленными возгласами взирали на громадную черную птицу. Кто-то снимал ее полет на камеры мобильных телефонов. Кто-то кричал о вестнике грядущей беды. Старушки неистово крестились, поминая дьявола.

Но оборотню не было дела до вызванного им переполоха. Когда стажер высказал сожаление о невозможности поиска с воздуха, он понял, что теперь все зависит только от него. Ему давно надоело скрывать свои способности. И теперь, когда на месте пропажи сына явно ощущался след некой сущности, встреченной им несколько лет назад во время ночного полета, Ворон не собирался доверяться лишь обычным человеческим способностям друзей. Он воин-оборотень. Его долг защищать свой род!

Поднявшись в воздух, оборотень устремился к месту, где последний раз был замечен автомобиль похитителей, и принялся кружить над тем районом, внимательно осматривая окрестности. Постепенно расширяя круги, он вскоре оказался над дачным поселком, где когда-то совершенно случайно встретил Марину и, сам того не подозревая, освободил ее из рук похитителей. Несмотря на прошедшие годы, Ворон хорошо помнил то место, и воспоминания заставили непроизвольно свернуть к нему.

То, что он там увидел, заставило его громко каркнуть и камнем ринуться вниз. У той самой дачи, с территории которой он несколько лет назад унес свою будущую супругу, стояла разыскиваемый «БМВ». А снизившись, оборотень ясно ощутил присутствие чужой сущности.

Снизившись к самой земле, Ворон пролетел к заброшенному недостроенному дому на соседнем участке и приземлился на него. Затаившись за выросшем в нанесенном на перекрытие мусоре ветвистом кусте черноклена, он внимательно осмотрел двор дачи, где вероятно находился его сын. Там на крыльце сидел тщедушный мужичок, который что-то бормотал себе под нос и периодически сплевывал.

Подождав около минуты, оборотень одним взмахом крыльев поднялся в воздух и приземлился перед бормочущим человеком, которым был никто иной, как Баламут.

— Хренасе! — удивленно уставился тот на оказавшуюся перед ним огромную птицу. — Я же ничего не курил. Может пыльцы какой надышался? — он обвел взглядом заросший сорняками участок, после чего обратился к Ворону: — Слышь, глюк, сгинь, а? А то на меня и так Мотыль крысится. Не дай Боже выйдет и увидит тебя. Точняк подумает, что я опять обдолбался.

Вовчик зажмурился, сжав веки изо всех сил, дабы прогнать глюк. В это время от заполняющей небосвод грозовой тучи донесся громовой раскат. Сильный порыв ветра разорвал застоявшуюся духоту, зашуршал ветвями деревьев, поднял в воздух выхваченный откуда-то целлофановый пакет.

— А где птица Рух? — удивился Баламут, когда, открыв глаза, увидел перед собой высокого парня атлетического сложения, одетого в маскарадный костюм из черных перьев — за время, проведенное в земном мире, оборотень приучился к местной морали, и потому сейчас, обернувшись человеком, непроизвольно оставил на теле перьевой покров.

— Где мой сын? — схватив Баламута за шкирку, Ворон поднял его перед собой.

Пуговицы на рубашке не выдержали и с треском отлетели. Вовчик рухнул вниз, упал на четвереньки и, не поднимаясь, резво драпанул внутрь дома. Отбросив оставшуюся в руках тряпку, оборотень двинулся за ним.

Карапет в ожидании шефа подремывал. Мотыль, обладающий более мнительным характером, продолжал изводить себя вероятными разрешениями сложившейся ситуации, не находя хоть какого-нибудь более менее приемлемого выхода. Вползший на четвереньках голый по пояс Баламут отвлек его от раздумий.

— Опять нажрался, урод, — не спросил, а констатировал появление подельника Николай, тяжело поднимаясь с дивана. — Убью!

Однако привести к исполнению угрозу не удалось и в этот раз, ибо Мотылю показалось, будто следом за Баламутом в дверь ломится медведь. Испуганно отскочив и рухнув на диван, он рассмотрел, что это всего лишь здоровый мужик, одетый в странные, похожие на перья лохмотья.

— Где мой сын? — произнес незваный гость.

— Это чо за клоун? — зевая, промычал разбуженный Карапет.

— Это Ворон, — еле слышно ответил Евсиков, узнавший мужика в странном наряде. Он рассмотрел, что окаймляющие шею и кисти рук перья будто бы растут прямо из кожи.

Пять лет назад, когда нечто подняло его в воздух и сбросило в заросли ежевики, Мотыль решил, что все это привиделось в бреду, после того, как подкравшийся сзади освободитель заложницы вырубил его предательским ударом. Смущало отсутствие шишки или синяка, указывающих на место удара, но Евсиков, как и любой выросший в Советском Союзе человек, был материалистом, и никакие сверхъестественные причины не могли прийти ему в голову. Сейчас же, видя покрытое иссиня-черными перьями тело и вспомнив странные слухи, ходившие по городу об этом человеке, он почувствовал какой-то непонятный, доселе незнакомый животный ужас. Возможно, причиной тому было нервное напряжение последних часов. Бывший браток вдруг отчаянно позавидовал придурашному Баламуту, который, нажравшись, прополз на четвереньках через комнату, забился между диваном и стеною и затих, вероятно, забывшись пьяным сном.

— Не понял, какой еще Ворон? — вскочил с дивана Карапет и, стряхивая остатки дремоты, с хрустом в лопатках покрутил плечами. — Мужик, тебе чего надо? Здесь не наливают.

— Где мой сын? — повторил оборотень и шагнул к шустрому крепышу.

Поняв, что неадекватный незнакомец настроен агрессивно, Карапет решил усмирить его тычком в печень и, глянув для отвлечения внимания в сторону, нанес стремительный удар… И провалился. По инерции пришлось сделать шаг вперед, однако ворон поймал его, словно сопливого пацана, за шкирку, окончательно разорвав разошедшийся на спине пиджак, и, встряхнув, отбросил на диван. Диван от удара сдвинулся к стене, придавив спрятавшегося Баламута. Тот придушенно вякнул и заскребся, пытаясь выкарабкаться на свободу.

Окончательно поддавшись панике, Евсиков затравленно озирался в поисках путей бегства. Дверь загораживал покрытый черными перьями маньяк. Маленькое окошко снаружи закрывала металлическая решетка. Мелькнула мысль броситься в подвал под защиту новоявленного босса, будь он неладен. Но перспектива оказаться в тесном помещении между двух маньяков как-то не прельщала. Поэтому, как только Ворон сделал шаг от дверей в сторону дивана, Мотыль бросился в освободившийся проход. Однако был перехвачен молниеносным движением и безжалостно отброшен на диван. Царапающийся за спинкой Баламут снова вякнул и затих.

— Где мой сын? — в очередной раз повторил вопрос оборотень. — Где тот, кто его забрал?

— У-у, сучара! Порву так, что свинья со своей фуфайкой обзавидуется! — прорычал сквозь зубы Карапет и снова ринулся в атаку. И снова напоролся на жесткий отпор и был отброшен назад. Древний диван не выдержал и с жалобным скрипом просел на подломившихся ножках. Баламут на этот раз не издал ни звука.

Ворон пристально посмотрел на Евсикова, и тот трясущейся рукой указал на ведущую в подвал лестницу. Оборотень подошел к ней и будто бы прислушался. Его глаза сузились, ноздри, наоборот, расширились, словно уловив какой-то особый запах, из груди вырвалось нечто похожее на карканье. Быстро но бесшумно ступая по металлическим порожкам он спустился вниз.

Осознав, что теперь-то путь к бегству свободен, Мотыль рванул с дивана, забыв о подельниках и желая лишь скорее оказаться как можно дальше от этой трижды проклятой дачи и никогда больше здесь не появляться. Подбегая к калитке он увидел, что Баламут запер ее на замок. Ключ болтался тут же на привязанной к ручке веревке. Но терять время на отмыкание хлипкого замка не было абсолютно никакого желания, и беглец попросту вышиб его ногой.

 

— 43 —

Когда Валентин Соленый вышел на нужный проулок и наконец-то увидел искомый автомобиль, грозовая туча уже полностью поглотила солнце и, погрузив мир в мрачный полумрак, неумолимо заполняла небосклон, оповещая о себе вспышками молний, громовыми раскатами и яростными порывами ветра. Такая погода казалась Валентину знаковой, и он ощущал себя героем, которому предстояло, повергнув врагов и приобщившись к некой тайне, прославить свое имя.

Перестав опасаться посторонних взглядов, Соленый вынул из кобуры пистолет, ухватил рукоять двумя руками и поднял стволом вверх, держа у правого уха. Ступал он теперь подобно вышедшему на охоту хищнику, бесшумно ставя ноги на носок, слегка расслабив и подогнув колени. Скрытый пышным кустом сирени, подкрался как можно ближе к стоявшим в проулке автомобилям и, не жалея дорогостоящего костюма, перекатом достиг сперва одного, потом другого. Убедившись, что ни в «БМВ, ни в «Додже» никого нет и, совершенно забыв о необъяснимой нейтрализации тройки посланных им боевиков, усмехнувшись беспечности клиентов, еще одним перекатом Валентин достиг калитки.

Из-за шума ветра не было слышно ничего, что творится за забором. Устав напрягать слух, Соленый приник к щели между калиткой и столбом забора. В тот же миг внутри мелькнула какая-то большая тень, и калитку потряс удар страшной силы. Хлипкий замок не выдержал, язычок с хрустом обломился, и створка вылетела нарушу, ударив Соленого в лоб металлическим уголком обрамления и снеся его с ног. Неудавшийся герой отлетел под забор и безвольно затих, потеряв сознание.

А из выбитой калитки выбежал Николай Евсиков и, ничего не замечая, заскочил в свой автомобиль. «Додж» взревел мотором и рванул с места, в пробуксовке отбросив в подзаборный куст бурьяна отлетевший под колеса «макаров».

 

— 44 —

Джасс встрепенулся и открыл глаза. Он ощутил появление некой сущности. Ограниченный физической оболочкой бывший создатель не мог в полной мере обозревать ближайшее пространство, однако кое-какие способности все же сохранились, и он ясно ощущал, что появившийся более чужд этому миру, чем плененный им детеныш. И в то же время между ними, малышом и проявившейся поблизости неизвестной сущностью, было что-то общее и даже родственное. Нетрудно догадаться, что явился один из родителей. И это не была та женщина, которую Джасс видел в парке, ибо она ощущалась совсем по-другому.

Сверху донеслись громкие голоса. Несколько раз что-то грохнуло, словно роняли мебель. Джасс почувствовал, как гость приближается, и на лице Вольдемара отразилась удовлетворенная улыбка. Сейчас наконец-то решится вопрос, заботивший его со дня проявления в этом мире.

Вопреки ожиданиям, металлическая дверь не содрогнулась от могучего удара. Появившийся просто решительно распахнул ее, не спеша сразу вломиться в помещение. Лишь оценив обстановку, он вошел. Это был обладатель крупного человеческого тела, с частично подвергшимся трансформации кожным покровом. Мысленно Джасс окрестил его «чудом в перьях» и даже слегка искривил губы в усмешке. Однако конфликт с покрытым черными перьями существом не входил в его планы. Единственное, что нужно бывшему создателю — возможность проникнуть в иной мир. И если гость знает, как это сделать, то ради сохранения жизни детеныша он поможет Джассу. А судя по направленному в сторону маленького заложника потоку эмоций, родитель готов был на все ради спасения своего отпрыска. Вот только почему его взгляд вдруг стал таким удивленным?

А Ворон действительно был удивлен. Он всегда знал, что если его сыну суждено стать оборотнем, то только оборотнем-вороном. Да и разве может быть иначе, если даже Марина, рожденная в мире, где оборотней считают сказочным вымыслом, получила от него способность оборачиваться именно вороном.

И вот сейчас он увидел маленького бера, в котором ясно почувствовал сына.

Однако удивление завладело разумом Ворона лишь на мгновение, и его тут же сменила целая гамма чувств, от отчаяния при виде неподвижного тела малыша, до лютой ярости, направленной на сущность пленителя.

— Если я отпущу твоего детеныша, он умрет, — поспешил сообщить Джасс, видя, что оборотень вот-вот бросится на него.

Ворон замер. Он ощутил слабый ручеек жизни собственного ребенка и осознал его зависимость от существа в человеческом обличии. То, что находившийся перед ним не был человеком, оборотень так же понял по отсутствию обычной ауры, вместо которой ощущалось нечто аморфное, темное, вселяющее первобытный ужас.

Нерешительно ступая, он подошел и протянул руку к медвежонку. Испытывая потребность поделиться жизненной силой с сыном, Ворон понимал, что тем самым откроется для ужасного существа, сжимающего в руках головку юного оборотня. Однако никакие разумные решения не приходили, и подвластный родительским эмоциям отец положил свою ладонь на голову медвежонка между тонкими холеными ладонями Вольдемара…

…И словно прикоснулся к чему-то чуждому, невероятно древнему, непостижимо могущественному и будто бы совершенно безэмоциональному, мгновенно накрывшему его разум подобно несущейся с горы лавине.

Ценой невероятных усилий Ворон сконцентрировал волю и не позволил собственному разуму раствориться в чужой сущности. Совладав с собой, он рванулся к слабому жизненному источнику Егорки, ощутил непонятные изменения, вносимые в сущность сына чуждым существом, и постарался воспротивиться им, отдавая ребенку собственную силу. С таким же успехом любой родитель инстинктивно прикроет собственным телом ребенка от падающей многотонной плиты, или заслонит от несущегося огромного грузовика.

Но Джассу вовсе не нужна была жизнь маленького Егорки. Он всего лишь, толкаемый стремлением создателя получить власть над созданиями миров лема, проводил очередной эксперимент. Ему так же не нужна была жизнь взрослого оборотня. Он мог бы отмахнуться от Ворона, как человек отмахивается от надоедливо кружащейся перед лицом мошки, не задумываясь при этом, прибил ли мелкое насекомое, или отбросил в сторону невредимой.

Однако, получив доступ к сущности Ворона, бывший создатель узрел то, что заставило его остановить эксперимент над младенцем. Собственно, узрел он именно то, что и ожидал, и все же, ожидаемое открылось столь неожиданно, что Джасс в первые мгновения растерялся и чуть не допустил роковую ошибку. Так неожиданно долгое время желанный солнечный свет ослепляет вышедшего из подземелий узника. Вот и он, увидев способ перемещения в другой мир, где наверняка его ждала частица собственной сущности, чуть не оборвал жизненную нить юного оборотня, уже приготовившись отшвырнуть его тело за ненадобностью. Сдержался лишь в последний миг, сообразив, что не сможет подчинить себе волю взрослого оборотня, а значит нужно найти стимул, способный заставить того подчиниться. А лучший стимул подчинения смертного существа — жизнь его детеныша. Убей Джасс малыша и, возможно, ему никогда не удалось бы сломить волю Ворона.

Понаблюдав некоторое время за связью жизненных потоков смертных сущностей, Джасс забеспокоился, что взрослое существо может убить себя, так рьяно питая своей энергией детеныша. Потому, удовлетворившись подтверждением своего предположения о готовности к самопожертвованию родителя, он поспешил насильно прервать связь, заодно слегка восстановить силы Ворона, дабы тот был способен на вменяемый диалог.

Отброшенный чужой волей оборотень с трудом поднялся, готовясь вновь броситься к сыну, чтобы отдать ему последние силы.

— Выслушай меня, и твой детеныш останется жив, — проговорил Джасс. Он уже прекратил эксперимент с преобразованием тела маленького оборотня, потеряв к нему интерес.

— Кто ты? — спросил Ворон, опершись спиной о стену и настороженно глядя на холеного юнца, скрывающего в себе ужасную сущность.

— Кто я? — подняв брови, переспросил Вольдемар и хмыкнул. — Считай меня демоном. Или богом. Можешь считать создателем. Это не важно.

— Для создателя ты слишком мелок, — возразил оборотень, не подозревая, что уязвил находящуюся перед ним сущность в самое больное место, заметив лишь, что лицо юнца стало еще более мертвенно бледным. — Для чего ты похитил моего сына?

— По ошибке, — после недолгой паузы признался Джасс. Заметив выражение недоумения на лице Ворона, пояснил: — Я ощутил в нем сущность из другого мира и всего лишь хотел узнать дорогу в тот мир. Как оказалось, я ошибся. Но ошибка обернулась удачей — за детенышем пришел ты. И ты проведешь меня в другой мир, если хочешь, чтобы этот медвежонок остался жив.

— Ты действительно ошибся, — горько усмехнувшись, произнес Ворон и сделал шаг вперед. — Я действительно родился в другом мире, но я не знаю, как вернуться в него, и есть ли вообще такая возможность. Можешь убить меня, но оставь моего сына. Зачем тебе жизнь ребенка?

— Зачем мне жизнь твоего детеныша? Всего лишь для того, чтобы заставить тебя согласиться послужить проводником. Я узнал, как ты попал сюда, и теперь знаю, как ты можешь вернуться. Там, — Вольдемар указал пальцем вверх, — скоро будут подходящие для этого условия. От тебя требуется одно, предоставить свою оболочку для моего временного вселения. Как только я окажусь в твоем теле, жизни твоего детеныша больше ничто не будет угрожать.

— Почему я должен тебе верить? Где гарантии, что мой сын останется жив? И зачем тебе нужен мой родной мир? — задал целую череду вопросов оборотень.

— Гарантии в тебе самом. Даже находясь в твоей оболочке, я не смогу подчинить твою сущность. Мне с этим-то ничтожеством, — Вольдемар ткнул себя в грудь, — удалось справиться благодаря чистой случайности. Но, имей ввиду, то, что я не могу подчинить твою волю, вовсе не значит, что я не смогу легко убить всех близких тебе существ. Так что, в твоих интересах сделать так, чтобы я скорее покинул этот мир.

— Для чего ты стремишься попасть в мой мир? — повторил последний вопрос Ворон.

— Мне нужно кое-что забрать. Тебя это никоим образом не касается, и на состоянии того мира никак не отразится. И более я тебе не собираюсь ничего доказывать, — Вольдемар будто бы прислушался к чему-то, происходящему вне подвала, и снова обратился к Ворону: — Нам необходимо спешить. Решайся, или я убью твоего детеныша!

 

— 45 —

А наверху в это время ветер вдруг стих, и воцарилась неожиданная тишина. Мир будто замер в преддверии надвигающегося катаклизма, коим представлялась поглотившая почти весь небосвод темная грозовая туча. Ни единый листочек не шевелился на кустах и деревьях, не слышно было щебетания птиц, и даже самая мелкая букашка поспешила забиться в первую попавшуюся щель.

И вот яркий всполох молнии, сопровождаемый громовым раскатом, оповестил о конце затишья. От ураганного порыва жалобно заскрипела и, переломившись сразу в двух местах, рухнула старая засохшая береза. Еще прошлой весной Баламут проделал в ее стволе несколько отверстий, чтобы набрать березового сока, а вот залепить их снова даже и не подумал. Так и высохло дерево из-за прихоти ничтожного человечишки. Однако продолжало стоять еще более года, с немым укором показывая окружающему миру свои голые засохшие ветви. Но наконец-то иссохшийся ствол сдался под порывом ураганного ветра и упал, промяв крышу и раскрошив лобовое стекло припаркованному рядом «БМВ».

Вокруг, словно непослушная детвора, сбежавшая из-под опеки бушевавшего в вышине ветра, пыльными облачками заплясали множество мелких вихрей, периодически разбиваясь о заборы и стены домов, и возникая вновь и вновь. Но вот грозный родитель, недовольно ворча раскатистым басом, принялся стегать их пока еще редкими, но крупными дождевыми каплями, заставляя быстро утихомириться.

Среди разыгравшихся неподвластных человеку сил в небо вдруг взмыла огромная черная птица и устремилась ввысь, словно желая слиться с грозовой тучей, став ее частью. Со стороны города наперерез черной птице неслась такая же белая. Ветер бросал ее из стороны в сторону, ломая белоснежные крылья, рвал оперение. Порой могло показаться, что белая птица вот-вот не выдержит и бесформенным комком устремится к земле. Но та продолжала упорно рваться к черному собрату. Черный ворон заметил подругу и рванулся к ней. Когда фантастических птиц разделяли уже считанные метры, прямо между ними ударил ослепительный разряд. Случись кому наблюдать за ними, тот, проморгавшись от яркой вспышки и увидев отсутствие в небе птиц, наверняка бы решил, что птицы убиты молнией, и их останки упали на землю.

 

— 46 —

Очнувшись, Карапет услышал чей-то надсадный хрип и почувствовал, что под ним шевелится диван. Вскочив, он принял боксерскую стойку и окинул взглядом комнату. Однако повергшего его здоровяка не увидел. В помещении не было вообще никого, если не считать хрипящего за диваном Баламута. Тот как раз кое как выкарабкался наружу.

— Чего это было? — Вовчик обратил выпученные глаза на Карапета.

Но тут оба бандита обернулись, услышав непонятное урчание, и отступили перед выползающим из подвала медвежонком.

— Опять глюки, — авторитетно пояснил Баламут открывшему в изумлении рот Карапету.

Медвежонок, не глядя на братков и продолжая обиженно урчать, вышел из дома под шум усиливающегося дождя. Некоторое время он стоял под струями прохладной воды, затем, словно подстегнутый треском близко ударившей молнии, выбежал за калитку и резво понесся в сторону города. Уже пробегая по безлюдным из-за сильного ливня улицам слободы Ямской, вдруг остановился у одного из дворов, словно что-то почуяв, и утробно заревел. Над забором взметнулась еле различимая в сплошной пелене дождя тень, и рядом с медвежонком приземлился серый кот, шерсть которого каким-то образом оставалась сухой. Звери ткнулись носами, приветствуя друг друга, и далее продолжили бег вместе.

Лишь на берегу Оскольца, когда мишка пустился переправляться вброд, кот заскочил ему на спину. На территории парка они пробежали по безлюдным аллеям к домику администратора. Поднявшись под навес крыльца, медвежонок шумно отряхнулся и сел. Его очертания будто поплыли, меняя цвет и форму. И через несколько мгновений на крыльце сидел обнаженный мальчишка, на вид которому можно дать лет десять. Разумеется, это был выглядевший не по годам взрослым Егорка.

Осмотрев себя, Егорка недовольно нахмурился, тело его подернулось рябью, преобразовавшейся в легкие летние штанишки и белую футболку. На ногах появились сланцы. Удовлетворившись обновкой, парнишка решительно забарабанил кулачком в дверь.

— Егорка? — воззрился на гостя открывший дверь Митрич. — А я тебя ждал. Заходи. Ишь, как подрос за день-то.

— Заходи, — парнишка в свою очередь кивнул сидевшему на крыльце коту, после чего прошел сам и поздоровался: — Здравствуй, дядя Коля. А ты правда меня ждал?

— Конечно, ждал, малыш, — кивнул тот. — Когда тебя похитили прошлый раз, ты ведь пришел ко мне. Вот я и на этот раз ждал. Сейчас чайку с сушками сообразим.

Но прежде чем отправиться готовить чай, Митрич на всякий случай потрогал маечку на мальчишке, дабы убедиться, что та совершенно сухая. Шерсть у запрыгнувшего в кресло серого кота тоже выглядела сухой. Такое ощущение, будто эти двое явились не с улицы, где шумел сильный ливень.

— Ох, ты ж, — хлопнул себя по лбу старик, когда они уже хрустели сушками, прихлебывая горячим чаем, — надо же твоим родителям позвонить. Небось, извелись уже совсем.

— Их нет, — не по-детски вздохнул Егорка. — Они ушли в папин мир.