#img_5.jpeg
Действующие лица
В а л я — женщина с ребенком.
Т а м а р а — подруга Вали.
С т р у г а л е в — отец Вали.
С е м е н е н к о.
М и х а й л о в н а.
Дебаркадер на большой реке. Зал ожидания на втором этаже, видна часть лестницы. Белая, выкрашенная к началу навигации мебель, сияющие бронзовые ручки на окнах без переплетов. Плакат «Мирный атом»: молодая женщина держит над головой оливковую ветвь. Т а м а р а шьет платье на швейной машинке в зале ожидания. Внизу на палубе вдоль стены с окнами из жалюзи с белыми планками стоят С т р у г а л е в, М и х а й л о в н а и поодаль — С е м е н е н к о. В а л я проходит мимо них.
М и х а й л о в н а (обращаясь к Вале, и не только к ней). Слушай, девка, ты со своими делами про меня не забудь — я тоже женщина.
С т р у г а л е в. А какие у ней дела? Какие дела? Ребенок да работа — ну и хватит.
С е м е н е н к о (вслед Вале, ласково). Валентина, скажи-ка нам, чего тебе не хватает? Скажи, не стесняйся.
Валя молча поднимается по крутой лестнице в зал ожидания.
Т а м а р а (сразу набрасывается). Ну, что скажешь?
В а л я. Собираемся.
Т а м а р а. Ничего себе тайный побег — с чемоданами!
В а л я. А я зимних вещей не беру — до зимы еще дожить надо.
Т а м а р а (с силой крутит ручку машинки). Доживешь! Доживешь, Валюша, не надейся! До зимы — доживете!
В а л я. Все вы умные, одна я дура.
Т а м а р а. А я ничего, я радуюсь — подруга замуж выходит!
В а л я. Да, замуж.
Т а м а р а. Сказала б я тебе…
В а л я. Слышала. Если я здесь останусь — пропаду.
Т а м а р а. Ух ты. Конечно, тебе недолго, ты у нас такая. Все мы живем, все люди, не пропадаем почему-то.
В а л я. У меня нет выхода.
Т а м а р а. А у кого он есть? Ай, ладно. Давай меряй. (Бросает Вале на руки платье.) Говори, до каких пор вырез делать.
В а л я (роняет платье и не поднимает). Я знаю, ты ему не веришь. Не ему, а вообще.
Т а м а р а. А ты? Ты веришь? Улыбайся, улыбайся. А Толик? Чего он думает? Женщина все бросает, даже зимние вещички не берет — он это понимает?
В а л я. Говорит, все будет хорошо, главное — быть вместе.
Т а м а р а. Ну, спасибо ему. Вот ты завтра прикатишь на лесосплав, в поселок — ты ему кто?
В а л я. Да не имеет значения. Это же Толик! Как захочу, так и будет.
Т а м а р а. Стой, это он говорит — не имеет значения или это ты говоришь — не имеет значения?
Шаги на лестнице — в зал ожидания поднимается С т р у г а л е в. Он в мичманке, в шкиперском кителе.
С т р у г а л е в. Надолго разложились?
В а л я. Да сейчас.
С т р у г а л е в. Освобождайте, освобождайте. «Лев Толстой» подойдет, ты знаешь, народу сколько. Людям тоже надо в своем помещении побыть, газетку почитать. Чтоб был порядок!
В а л я. «Порядок», «порядок». Первое дело — порядок у нас.
С т р у г а л е в. А вы как думали? Все так, абы как, на авось?
В а л я. Ничего я не думаю, вы за меня думаете.
С т р у г а л е в. Вам главное — проскочить!
В а л я. Чего-о?
С т р у г а л е в (вдруг меняет тон, передразнивает дочь). Ничаво.
Валя рассмеялась.
Плохого тебе никто не желает. У меня вон Антонов сел со своей баржой. Что такое? Как весна, навигация — ему везение.
В а л я. И опять на стрелке?
С т р у г а л е в. И опять на стрелке. На «Толстого» с Михайловной обе выходите, одна не справится.
В а л я. А смена не моя.
С т р у г а л е в. А у нас работа круглосуточная! (Идет вниз по лестнице.)
Т а м а р а (негромко). Не подпишет он тебе заявление. А так — не имеешь права.
В а л я. А я ничего не имею. Одни обязанности. Отец так и говорит — «обвязанности».
С т р у г а л е в (вновь возникая в зале ожидания). Куда пожарное ведерко со щита утащили?
В а л я. Михайловна в нем голову мыла. А что, нельзя?
С т р у г а л е в. А вам все можно! Чтоб последний раз. Ясно?
В а л я. Ясно.
С т р у г а л е в. Ну и матросы у меня, коллектив. Одна юбки шьет в зале ожидания, другая пожарный инвентарь черт-те на что употребляет.
В а л я. Ты сам-то — «коллектив». Антонову обрадовался — застрял на твое счастье: теперь до утра друг друга «выручать» будете.
Т а м а р а. Ау них подстроено — весенние сборы!
С т р у г а л е в. Ладно болтать-то. Мне Антонов не чужой, не с бухты-барахты — тридцать лет мимо ходит. Я ему и так всегда готов помочь… плюс к тому. (Пошел вниз и вновь поднялся на несколько ступеней.) Ну-ка, сойди.
Стругалев и Валя внизу.
Где этот… ухажер твой?
В а л я. А я почем знаю.
С т р у г а л е в (строго). Валентина, не придуривайся.
В а л я. У себя. В каюте. А что?
С т р у г а л е в. Ведь уезжает?
В а л я. Утром. Пятичасовым.
С т р у г а л е в. Ну и все. Не вздумай готовить на дорогу. «Толстой» — с буфетом, может взять себе чего-нибудь. (Ждет ответа.)
Валя молчит.
Или у тебя со мной разногласие?
В а л я. Не беспокойся, никто ничего не заметит. Тебе это важно?
С т р у г а л е в. Ты меня не учи. А позора на моей голове и так больше, чем надо.
В а л я. Что ж мне теперь — не шелохнуться?
Сигнал с баржи Антонова: два коротких и один длинный.
С т р у г а л е в. Ладно, вас не переговоришь. Девчонку-то Тамаркиной матери спихнула? Опять за удовольствиями погналась?
Валя молчит.
Провожать не вздумай. Чтоб ни Тамарки, ни тебя утром не было, я сам выйду провожу. Ясно? (Уходит на берег.)
Валя поднимается в зал ожидания.
Т а м а р а. Сказала?
В а л я. Ему скажешь. Напишу записку и оставлю на столе.
Т а м а р а (гневно). Правильно. Он тебе кто? Отец — всего-то! Кормил, одевал, в Крым возил — прогревал, когда ты без матери вот такой соплюшкой осталась. Так что теперь с ним — антимонии разводить? Бросить и забыть, делов-то!
В а л я. Да ладно тебе ноздри раздувать. Что я ему скажу? Что?!
Т а м а р а (бойко). Как — что? Вторая попытка, вроде не запрещено!
В а л я. Не буду я говорить, что с Толиком. Неужели я не имею права просто уехать?
Т а м а р а. Скажи — на заработки.
В а л я. Не поверит. Да что я, не человек? Уеду, и все.
Т а м а р а. Ты не человек, ты мать — у тебя ребенок. Я бы на твоем месте знаешь что?.. Пусть он говорит, Толик. Чего отсиживается? Бережешь его, что ли? Я тебя не понимаю, Валентина. Пусть идет и говорит! Пусть берет ответственность, пусть обещает! Если не получится, будет хоть кого ругать.
В а л я. Да нет, я так не хочу.
Т а м а р а (подскочила). Ну да, такая особенная! Валентина, не заносись. Все равно все узнают!
В а л я. А я так сделаю, что не узнают.
Т а м а р а. Ой, ой, не надейся, не воображай, пожалуйста, что ты можешь, чего другие не могут. Что платье-то бросила? Смотри какая, бросила. Давай гляди, до каких вырез делать. До сих, до сих? Решай.
В а л я. Еду устраивать свою жизнь. А детали никого не касаются. Валюшку могу взять с собой. Поедем — я и она.
Т а м а р а (с силой). Нет уж, ты ребенка в свои шашни не путай! Ты детскую психику не ломай — потом горько пожалеешь. Валентина! Так эти дела не делаются!
В а л я. А как? Может, так, как я первый раз замуж выходила? Платье белое, цветы, ключи от комнаты, а потом — мордой об стол.
Т а м а р а. Не обязательно. У меня лично — по-другому.
В а л я. А, уж у тебя.
Т а м а р а. Во всяком случае, не развелась. (Сквозь слезы.) Что я, за себя, что ли, переживаю? За себя?!
В а л я (берет наконец платье). Оно все-таки летнее, можно и пониже.
Т а м а р а. Давай указывай. Мне хоть до каких.
В а л я. Ты еще оборку обещала.
Т а м а р а. Да вот она, твоя оборка. Только говори, где пришивать.
В а л я. Как — где? Посередине плеча, как в журнале.
Т а м а р а. А надо?
В а л я. А как же. Там написано: рекомендуем, у кого широкие плечи.
Т а м а р а. «Написано». Твои плечи, дорогая моя, оборками не прикроешь.
В а л я. А я и в семнадцать была такая. И с такими плечами и со всем прочим. И никто меня «тростиночкой» не звал!
Т а м а р а. Чего ты, ну? Не волнуйся, подруга, все твое — с тобой, носи себе на радость. Но я бы на твоем месте не приплясывала, ага, а то как останешься с одними оборками!
В а л я (мрачно). Ладно. Не нужно. Ничего не нужно. Ни оборок, и платье тоже брось. Дай сюда. (Хватает со стола ножницы.)
Т а м а р а (отпрыгивает с платьем). Ты что? Уже совсем, да?..
В а л я. Я все равно его порежу на тряпки, отдай. «Приплясываю». Дай, я тебе сказала!
Т а м а р а. Это мой труд, между прочим!
В а л я. Ты что думаешь, он не знает? Отлично знает. (Дергает за платье.) И какие плечи! И про мою Валюшку! И сколько мне лет! И как меня муж мой бывший мучил! И как я все терпела ради семьи! Так что мне скрывать поздно! (Платье наконец у нее в руках, но ножницы потеряны.) А тебя попросила как человека…
Появился С е м е н е н к о, слушает, стоя на лестнице.
Т а м а р а. А я и не отказываюсь. Я тебе и раньше шила и сейчас не отказываюсь.
В а л я. Про меня все все знали, и все равно осталась хуже всех. Все сочувствовали, и все равно виновата, что от мужа ушла. А теперь… Что у меня с Толиком, одна я буду знать, никто ничего. И отец в том числе!
Т а м а р а. У тебя так не выйдет.
В а л я. Что — не выйдет?
Т а м а р а. Ничего не выйдет.
В а л я. Ничего?!
Т а м а р а. Не-а. Кто умеет, тот умеет, а кто уж не умеет… не научится.
В а л я (не сразу). Ну, тогда мне лучше и не пытаться. (Собирается уйти.)
С е м е н е н к о уходит.
Т а м а р а. Куда это ты?
В а л я. К себе пойду.
Т а м а р а. К Толику, что ли?
В а л я. Я сказала — к себе. А куда же? Когда заранее все известно. Пойду спать!
Шаги на лестнице: это М и х а й л о в н а, на голове — бигуди.
М и х а й л о в н а. Вот чего не могу себе простить — шить не умею.
Т а м а р а. Ты ведро пожарное повесила на щит, красавица? Смотри! Уволит он тебя! Я тут сезон отматросила, когда Валентина на лесоповал замуж выходила, знаю его!
М и х а й л о в н а. А мне не страшно, у меня муж есть. Любящий. (Подняла с полу оторванный рукав.) Ой, девки, девы мои, какое платье-то шикарное. Сшила бы и мне такое, Тамара. Только вырез поболе. А что? Я теперь могу носить все что пожелаю! Раньше-то как? Красное — ярко, боже сохрани, белое — больно наивно. Зеленое — вроде и совсем вызывающе. А тепе-ерь! Свобода. Ой, девы, хорошо замужем. По всем статьям хорошо! Каждую минуту хорошо. Меня теперь ничем не расстроишь, а раньше — все расстраивало.
Т а м а р а (берет у нее из рук рукав). Ой, да ладно, слыхали уже. (Садится за шитье.) Как будто без замужества и прожить нельзя — какого-никакого хватай.
М и х а й л о в н а. А ты зачем хватала плохого? Я себе взяла хорошего, дождалась! Женщина — кузнец своего счастья. Мой Гри-иша-а! Король.
Валя смеется.
Т а м а р а (с возмущением). Неужели мне было ждать до сорока шести?! Если б я дожила до таких годов без мужа, я б в жизни не пошла — позориться-то.
В а л я (с упреком). Тамарк…
М и х а й л о в н а. А пусть, пусть. Пусть. У ней брак неудачный. Ах, Тамарочка, бедная, много ты понимаешь — «позориться». Счастье это! Что я, для людей, что ль, живу? Я ведь для себя живу! Верно, Валентина? Поддержи, поддержи.
В а л я. Она у нас женское счастье не признает.
М и х а й л о в н а (подхватывает, играя). Да ну? Надо было получше глядеть, когда мужа выбирала.
Т а м а р а. Неужели я и с седой головой все буду про любовь мечтать?! У меня детей двое, мне есть чему себя отдать!
М и х а й л о в н а. Слушай, Тамар, у тебя ведь еще Иван, муж. Ведь он от тебя сбежит! Ты не обижайся.
Т а м а р а. Он? От меня? Да пускай. Деньги все равно платить обязан.
М и х а й л о в н а. Ой-ой-ой, скука какая. (Вале.) Не верь ей, не поддавайся.
Т а м а р а. Была любовь, была, не скрою. А теперь — жизнь! Да вот я ее (показывает на Валю) больше вижу, чем Ивана.
М и х а й л о в н а. Уж очень ты суха, мать.
Т а м а р а. Конечно, что тебе на старости лет не побаловаться: без детей, без родителей — гуляй, казак, никаких забот.
М и х а й л о в н а. Валентина, замечаешь? У нас с тобой одна линия: меня всегда попрекали, что замуж поздно вышла, теперь — что детей нет. А тебя — что ребенок без отца, что с мужем развелась. А еще раз выйдешь, обязательно скажут: эгоистка, ребенка не пожалела. Вот она — первая!
Т а м а р а. А неужели не скажу? (Крутит ручку машинки.) Ой, ну что с вами делать, с женщинами! Ну вот сколько я знаю, все одно и то же, одно и то же! Опыт-то какой-то должен быть?! Жизнь вас чему-то учит? Или нет?
М и х а й л о в н а. А ты нам не сочувствуй. У тебя один опыт, у нас — другой. Верно, Валентина?
Т а м а р а. Ха-ха-ха, не надейтесь. Все одинаковое! Чего напрасно-то выделяться? Рукав оторвала, сумасшедшая. Хорошо еще — по шву. Совсем голову потеряла.
В а л я. Михайловна, а можно верить мужчинам?
М и х а й л о в н а. А это смотря какой мужчина, к чему расположен. Толику — можно.
В а л я. Да Толик ни при чем. А почему ему можно?
Т а м а р а. Она останавливать, конечно, не будет!
М и х а й л о в н а. А ты что, про него плохое знаешь?
Т а м а р а. Ничего не знаю, а жизнь за себя говорит. По-твоему, бросайся, ломай голову — все хорошо.
М и х а й л о в н а. А везде риск. А тут, на воде сидим — не рискуем? (Вале.) Доверяй, доверяй, не сомневайся.
Т а м а р а. А если не сложится?!
М и х а й л о в н а. А это от нее зависит — она кузнец своего счастья.
Т а м а р а. Ой, надоела…
В а л я. Не права ты, Михайловна. Что от нас зависит?
М и х а й л о в н а. Да все. (Тамаре.) Чего ты смотришь? Все! Местком тебе не поможет, не жди.
Т а м а р а. А отец?! Ему опять переживать? Один развод! Второй развод или там не развод, уж теперь нельзя сказать что!
М и х а й л о в н а. А ты зачем ее пугаешь? Какой твой интерес?
Т а м а р а. Такой. Нерасписанные — раз… А ребенок?! Валюшка маленькая. А где жить?! А народ?! Мнение общественное? А как вернуться?! С какими глазами?
М и х а й л о в н а (машет на нее руками). Да сидите. Сидите! Курицы мокрые. Кому вы нужны?! Ну?!
Т а м а р а. А чего ты меня спрашиваешь? Я, между прочим, еще замужем.
М и х а й л о в н а. Ага! Слыхала, Валентина? Отмежевывается! Вот так-то. Ну, мои горькие, я на вахте, на дежурстве — пошла я от вас. (Вале, интимно.) Видишь, человек хороший — держись. Борись, действуй. А если он никто да ты никто, ну и выйдет… ништо. И винить будет некого. (Пошла вниз по лестнице.) Все равно некого!
В а л я. Поеду. Рано мне спать!
Палуба. Помещение кассы. У открытого окошка — В а л я. Здесь же, у притолоки, стоит С е м е н е н к о. Он курит, выдыхая дым к потолку — из уважения к даме.
В а л я (в сторону окошка кассы). Три тридцать.
М у ж с к о й г о л о с. Тридцать?!
В а л я. Три рубля и тридцать копеек.
С е м е н е н к о (приоткрыв дверь, выглядывает наружу). Командировочный.
В а л я. Испугался. Все, что ль?
С е м е н е н к о. Пока все, отдыхай. (Деликатно берет Валю за руку, глядит на ее часы.) На «Льве Толстом» моя Татьяна теперь в буфете. Заказывай, чего взять — для тебя, для твоей Валюшки.
В а л я. Это какая Татьяна?
С е м е н е н к о. У меня на турбазе была поварихой.
В а л я. Как она теперь? У нее тоже девочка…
С е м е н е н к о. Живет! В порядке. С моей легкой руки.
В а л я. Вот, Семененко, а я сижу. Как привязанная.
С е м е н е н к о. А чем тебе здесь плохо?! (Предостерегающе.) Валюша! Тебе неплохо.
В а л я. Да я не жалуюсь.
С е м е н е н к о (загибая пальцы на руке Вали). А — дом и работа вместе. Б — отпуск три месяца. В — красота, какую редко где встретишь, будем говорить прямо. Г — перспектива. И Д — я рядом. Если что. Тоже важно.
В а л я. Да все нормально, все о’кей.
С е м е н е н к о. Все-все?
В а л я. Все-все. (Улыбаясь.) А ты… пожалеть пришел?
С е м е н е н к о. А разве это плохо?
В а л я. Спасибо, не надо.
С е м е н е н к о. Ты мне улыбаешься?
В а л я. У меня сегодня настроение, Семененко. Живу хорошо.
С е м е н е н к о. А должна — еще лучше.
В а л я. Ой, ты у нас прямо гадалка. Погадаешь мне?
С е м е н е н к о. А я и так знаю. На днях у меня на турбазе начальство ночевало. Был разговор насчет будущего нашего района. Большое будущее, Валюша! Вместо этой вашей пробки (постучал ногой в настил палубы), извини, конечно, за выражение, намечается построить пристань, стационар.
В а л я. Правда, Семененко?
С е м е н е н к о. Я, Валюня, никогда не унижусь до неправды.
В а л я. И зарплату прибавят. Пристань — это ж совсем другой класс.
С е м е н е н к о. Николай — начальником, ты — его правая рука! А пониже — стайка матросни.
В а л я. А у нас и сейчас — он начальник, потом его левая нога — первый советчик, а потом — мы с Михайловной.
В окошко кассы просовывается стриженая голова.
Г о л о в а (блеющим голосом). «Ме-е-е!» (Скрылась.)
В а л я. Во дурень. Видали такого?
С е м е н е н к о (выглянув наружу). Демобилизованный.
В а л я. Это он так ухаживает. Сегодня с утра около меня мекает.
С е м е н е н к о. Думает, тебе лет восемнадцать.
В а л я. Что же я, старая?
С е м е н е н к о. Еще не старая, но все-таки тебе посолиднее кого надо.
В а л я. Где ж его взять?
С е м е н е н к о (помолчав). Этот, свободный стрелок, Толик, отваливает, слыхал?
В а л я (легко). Да меня все бросают. И ты бы бросил. Скажи, нет?
С е м е н е н к о (серьезно, опустив глаза). Чем я тебе не нравлюсь? Время только теряешь.
В а л я. А по-твоему, мне одни женатики остались?
С е м е н е н к о (предостерегающе). Валюша, я — вариант неплохой. Для женщины с ребенком.
В а л я. А ты меня не хорони раньше времени — я еще живая!
В окошко кассы просовывается голова М и х а й л о в н ы.
М и х а й л о в н а. Валя, выйди на минутку.
С е м е н е н к о. Я выйду. (Выходит.)
М и х а й л о в н а (появляясь в помещении кассы). Слушай, Валя, ведь ты ехать собралась, я тебя поняла. Ты меня не обманывай. У меня Гриша здесь с бригадой на стройке! Как же я одна буду тут крутиться круглые сутки? И отец небось не знает. Нет? Я так и поняла. У меня ж Гриша! Ну? А если я здесь с пяти утра до ночи?.. Не нужны мне и деньги ваши, мне семейная жизнь дорога. Нет, это все как-то не по-людски. Найди сменщика — другой разговор.
В а л я. Отец пока сменит.
М и х а й л о в н а. Валентина, ты как хочешь, а я, наверное, здесь не останусь, я заявление подам.
В а л я. Все правильно — каждый за себя.
М и х а й л о в н а. А ты?! Твой отец помрет, когда узнает, чего ж ты об нем не вспомнишь?
В а л я. Разберемся… кузнец своего счастья.
С е м е н е н к о (появляясь). «Толстой» показался.
М и х а й л о в н а. Подожди, Семененко.
В а л я. А чего ему ждать? Пусть заходит. Заходи, заходи.
М и х а й л о в н а. Ну, я сказала. Смотри сама. (Уходит.)
С е м е н е н к о. Чего она?
В а л я. Да все то же. Найди нам еще одного на пристань.
С е м е н е н к о. Куда вам? Вас же и так трое.
В а л я. Михайловна бунтует. Можешь?
С е м е н е н к о. Да хоть завтра, Валечка.
В а л я. Завтра? Ой, это завтра. Скорей бы.
С е м е н е н к о. А чего ты своего знакомца не взяла?
В а л я. Уговаривала. Не идет.
С е м е н е н к о. Не идет.
В а л я. А зачем ему? У него все впереди. Не то что у нас с тобой.
С е м е н е н к о. Интересно ты рассуждаешь…
В а л я. Зачем ему сюда, в это прибежище? Он свободный.
С е м е н е н к о (распаляясь). А между прочим, прибежище не такое уж худое место для человека. У меня лично — все здесь. И между прочим, к твоему сведению, мотаться легче, чем здесь налаживать! Думаешь, по бревнам прыгать — дело большое делать? Деньги! Вот и весь интерес. А потом с этими пачками — на юг, бросать направо и налево!
В а л я. Не все же такие.
С е м е н е н к о. Все! Ты еще не поняла? На обратную дорогу с юга у матерей занимают. Знаю я их, Валентина, будь уверена. По лесам шарят, рыбу толом глушат, паразиты, у бурундуков запасы грабят. Им не то чего дать женщине, а чего у нее взять?
В а л я. Ты не того ругаешь. (Сгребает мелочь в жестяную баночку, убирает в стол билеты.)
С е м е н е н к о. Того, того. Того самого. (Пригибаясь к Вале близко.) Смотри, Валька. Когда у бурундука его запас отнимут — два мешка орехов на зиму, — он, вот такой зверек весь, он ищет рогатину (показал два растопыренных пальца), найдет и вешается. Головку вставит — и конец. Чтобы это, чтобы не унижаться перед голодной смертью.
В а л я. А чего ты мне это рассказываешь? Чего?! (Кричит.) Нашелся пропагандист! К тебе, что ли?! У тебя жена есть!
С е м е н е н к о. А ты не доверяй первому встречному.
В а л я. Убери руки. (В окошко кассы.) Куда вам? Да я вам скажу, сколько стоит, скажите пункт остановки! «Заградительные ворота»? Четыре шестьдесят. Места только на палубе.
Басит приближающийся теплоход, доносится звучащая на нем музыка.
Надо выходить — музыка с «Толстого».
С е м е н е н к о. Помочь?
В а л я. Не надо. Я сама.
С е м е н е н к о. Ну а что тебе взять в буфете? Если побаловать. Колбаски, а? Сувенир.
В а л я. Да ничего мне не нужно, всего мне хватает. Выходи, мой хороший.
С е м е н е н к о. Ждать его, что ли, собралась?
В а л я (с вызовом). Всю жизнь.
Семененко стоит перед Валей. В а л я открывает дверь за его спиной и уходит. Затемнение.
Высокий борт теплохода, и по нему — огромные черные буквы: «Лев Толстой». Вдоль борта стоят Т а м а р а, М и х а й л о в н а, С е м е н е н к о, В а л я.
С е м е н е н к о (рядом с Валей, но обращается не только к ней). Вот говорят: человек нужен ей, она человека ищет, о нем мечтает, спит и видит. Не нужен ей человек — муж нужен. А если ты чужой муж, то ты и не человек. Ей свой мужик нужен! А все остальные… Кто он, что у него там внутри, как его, собственно, зовут — это ей абсолютно до фонаря. Женщины! Темный лес.
М и х а й л о в н а (Вале, но и не только ей). Я как замуж вышла, у меня — где мой Гриша, там и дом. В лесу — в лесу, в поле — в поле, в городе у нас — для меня одинаково. Была б моя воля, я б все время ездила. Новое место! Еще ничего о нем не знаешь, боишься за угол завернуть, а уж чувствуешь: пройдет день-два — и ты сам всех будешь знать, и тебя будут знать. Другой раз живет человек — хуже некуда, а переменить боится. Некоторые без толку ездят, это, конечно, маленько глупо…
Т а м а р а (Вале, и не только ей). Обрати внимание. Как парень с девушкой — разговаривают, смеются, общаются. Вот он ей что-то показывает на берегу. Ишь, какая счастливая, улыбается. А вон — сразу узнаю — муж с женой: смотрят в разные стороны, жуют только вместе супруги дорогие. Вот сюда идут: он впереди, она, конечно, позади, сумки тащит. До свадьбы обнимаются! Обжимаются! Пиджак она его на своих плечиках носит. Он ее сумочку в двести грамм таскает! А теперь — супружеская дистанция: впереди он выступает, как фон-барон, да еще — ду-ду-ду, ду-ду-ду через плечо, ум своей жене показывает. И у меня с Иваном то же самое. Ну почему такая антикультура? Не могу понять. Куда все девается?
С т р у г а л е в (появляясь над высоким бортом теплохода, озорно). Эй, вы, матросы! Работнички! Валентиныч, чего «варежку» открыла? Слушай мою команду! Уезжаю я от вас, с приветом! (Капитану теплохода, другим тоном.) Надоели мне за двадцать-то шесть лет, Петрович, — уеду. (И опять — вниз.) Скажи Антонову, пускай сам выгребается! Хоть на лошади! Скажи, трактор не дают, смеются! Он там ждет, а я уехал! (Капитану.) Петрович, возьмешь меня помощником капитана? (Снова — вниз.) А чего? Не имею права? (Капитану.) Сейчас знаешь, Петрович, права сами берут. А мы с тобой — старики? (Вниз.) Уеду. Хватит! Отбатрачил, теперь я свободная птица! Эй, Валентиныч! Передай Антонову! (Начинает хохотать.) Передай ему… В общем, все! Все! С приветом! На «Толстом»! Отдельная каюта! (Капитану.) Петрович, каюту дашь? (Вале.) Даст каюту. Гуди, Петрович! Поехали!
Валя смотрит вверх на отца, растерянно улыбаясь.
(Заметив эту улыбку.) А я тоже эгоист. Мне тоже надо когда-нибудь для себя пожить. Поеду, заработаю мешок денег, женюсь — что я тут с тобой застрял в отцах? Уеду. Гуди, Петрович.
Раздается густой бас теплохода, и С т р у г а л е в а как ветром сносит вниз. Затемнение.
Зал ожидания. Вечер, огни. В а л я убирает помещение после пассажиров с «Толстого».
Т а м а р а (возникая неслышно на лестнице, в руках у нее хозяйственная сумка). Не твоя ж смена. На прощание драишь, для души?.. Николая не пропусти. Смотри, если ты не скажешь, скроешь, я сюда — ни ногой. А девчонку приведу и поставлю.
В а л я. Собралась — иди.
Т а м а р а. Надо же отнести продукты. Ребята, конечно, легли. Но хоть Ивану покажусь.
В а л я. Утром не опоздай. А то и не увидимся.
Т а м а р а. Глупости. Валюшку поднимать?
В а л я. Ни к чему. Мы уже простились. (Достала из куртки плитку шоколада.) Отдашь, когда встанет. Тамарк, я на тебя надеюсь.
Т а м а р а. Да что зря говорить, она мне как своя. (Помолчав.) Толик чего не показывается?
Валя молча подхватывает ведро, идет вниз. Тамара — за ней. Палуба внизу, стенка с окнами, закрытыми жалюзи.
(Задерживаясь у окна, громко.) Ему тоже надо с отцом твоим по-хорошему проститься. Пустил его сюда, постель дал, устроил подработать. На такое отношение тоже, знаешь, плюнуть нельзя!
В а л я (наливает из пожарного крана воду в ведро). Иди, хватит тебе учить. Пошла — иди.
Т а м а р а. Я бы на его месте!.. (Заглядывает в щели жалюзи.) Все-таки мужчина! Ответственность на нем!
В а л я. Чего орешь? Человек отдыхает.
Т а м а р а (кричит в щели жалюзи). Все тут с ума посходили, а он закрылся, фон-барон! Толик! Покажись! Выходи, поговорим!
В а л я. Ну, все? Отвела душеньку? Его там нет.
Т а м а р а (сразу поверила). Очень жаль. Кто ему еще когда правду скажет.
В а л я. Ему не скажут — мне скажут.
Т а м а р а (после паузы). А куда ушел?
В а л я. Нашел куда.
Т а м а р а. Молодняк. Еще отчитываться не приучили. (Улыбнулась.) Личико у него ровное, как яичко. Ты что, поругалась с ним?
В а л я. И не думала. (Собирается подняться наверх.)
Т а м а р а. Какая ты несдержанная — со всеми успела полаяться. Я бы на твоем месте знаешь что?..
В а л я. Знаю. Я его не видела.
Т а м а р а. Где же он?! (Смеется.) Слушай! Валентина! А может, он на «Толстом» в буфете остался?! Он у тебя совсем детский сад.
Валя идет к лестнице.
(Вслед.) Много мы знаем своих мужчин?!
Валя останавливается.
Ничего мы не знаем о своих мужчинах. Он что-нибудь скажет — господи, откуда взялось? А ничего не взялось, а всегда было. И ты Толика не знаешь, хоть он и моложе тебя на четыре года. Иван тут мне как-то признался: не могу, говорит, тебе простить, что ты меня с моим старым другом детства раздружила. А я и забыла, кто такой! А у Ванюшки травма, оказывается. Какой такой друг детства, как зовут, почему разошлись — убей, не могу вспомнить. Во как. Учти, между прочим.
Валя пошла наверх.
(Вслед, громким шепотом.) Валя!
В а л я. Ну, чего?
Т а м а р а. А не страшно?
Валя молчит.
Не тужи. Уедешь завтра — и все останется позади! Вдруг да повезет. Валь!
В а л я. Ну?
Т а м а р а. Смелая ты.
В а л я. А что?
Т а м а р а. У тебя завтра будет. А у меня — двадцатое мая, среда. (Вздохнула.) Ладно, Валюша, пойду к своему. Может, еще не спит… Посидим, поразговариваем. (Уходит.)
Зал ожидания.
В а л я (продолжает уборку, подходит к открытому окну, смотрит вниз). Кто тут?.. Что ты там делаешь, Семененко?
Г о л о с С е м е н е н к о. А ты что?
В а л я. Я-то дома.
Г о л о с С е м е н е н к о. А я у тебя в гостях.
В а л я. Другого времени не нашел?
Г о л о с С е м е н е н к о. Отца твоего поджидаю. Может, ты ему посигналишь?
В а л я (зло). Чего?
Г о л о с С е м е н е н к о. Ты бы полегче. Помягче. Пригодится на будущее.
Валя не отвечает.
А я думал, у тебя прощальный вечер. Обмен адресами и фотокарточками. Адрес-то он оставил?
В а л я. Не твоя забота.
Г о л о с С е м е н е н к о. А телеграммы куда будем слать? «Заболела, вылетай».
В а л я (у окна). Ну чего ты лезешь ко мне? Чего ты хочешь, чтобы я тебе сказала?
Г о л о с С е м е н е н к о. Чего? Я тебе сейчас скажу чего.
С е м е н е н к о (оказываясь в дверях). Если ты, конечно, серьезно. (Здесь несколько робеет.)
В а л я. Выпил? Приходи завтра, проспись.
С е м е н е н к о. Жена положит? Укроет?
В а л я. Да, жена положит, накроет. Есть кому позаботиться.
С е м е н е н к о. А мне этого не надо.
В а л я. А чего вам всем надо?!
С е м е н е н к о. Ну, что мне теперь, выгнать ее?
В а л я. Чего-о?! Еще чего — выгонит он.
С е м е н е н к о (выкладывает на стол конфеты, «палку» колбасы). Не хочешь ты меня понять, Валентина. А я!.. Я тебя понимаю.
В а л я. Рентген.
С е м е н е н к о. Сидишь, ждешь, а его нет. Вот так с холостыми, неженатыми. И скоро не придет! И я знаю, куда он пошел — на турбазу. Он там все в волейбол стукал. Чего ж он тебя не выучил?
В а л я. Сама не захотела.
С е м е н е н к о. Ну, куда тебе — тяжела больно, не для спорта. Там все больше девчонки зеленые, студенточки. А ты не расстраивайся, черт с ними — у нас свои дела. (Широко.) Я-то остаюсь! И ведь неплохой мужик, верно? И всегда тут как тут — бобиком, только свистни. (Отвернул пиджак — в кармане горлышко бутылки.) Глянь-ка. Ав! (Наливает в стакан.) Сейчас с тобой встречу друзей устроим. Подумаешь, какой принц. Понимал бы в женском вопросе. Ну, Валюш, ты сядь. Я тебя прошу. (Ходит за ней.) Покушай, сядь. Копчененькой. Покушай, покушай. Да брось ты эти стулья, поживи ты для себя!
Валя садится к столу, ест.
(Развернул конфетку, положил перед Валей.) Кушай. Эх, не умеем мы жить, как венгры! Вот они живут. А мы все чего-то жмемся, косимся друг на дружку. Знаешь, Вальк, давай так. Ты ему сегодня вообще не показывайся. Я выйду. Зачем тебе? Унижаться перед всяким…
В а л я (помолчав, с улыбкой). Вот был бы край света… если б только ты, и все. Представляешь?
С е м е н е н к о (легко). Да это все лишнее. Выкинь ты все это из головы, лишнее все это, для нашей жизни ненужное. (Проникновенно.) Ты, Валюня, меня еще не знаешь, ты меня еще узнаешь… какой я ласковый. Ты меня… Ты моя, я тебя еще когда увидал… (Пытается обнять ее.)
В а л я (Семененко в лицо). Не бросил он меня, не бросил. Уезжаем мы, вместе уезжаем, завтра. (Вскакивает.) И он и я, утром.
Борьба. Падает стул.
С е м е н е н к о. Чего ты, ну? Не верю, я тебе не верю. Я же чувствую! Я же тебе нравлюсь, я же чувствую!
В а л я. Нет. Нет, берет он меня, в жены берет. Я ему жена! Я ему детей нарожаю.
С е м е н е н к о (держит ее у стены). Стой! Ну! Я с тобой как с человеком, чего ты сопротивляешься?
В а л я. Мы бы и здесь расписались. Я из-за таких, как ты, не хочу. Чтоб не каркали. Чтоб не лапали!
С е м е н е н к о (убежденно). Ты дура, не свое берешь. (Угрожающе.) Валентина, тебе этого не надо! Стой, ну!
М и х а й л о в н а (появляясь). Чего не свое? Чего вы тут делите? Чего не надо? (Увидела на столе конфеты.) Батюшки, какое угощение. (Садится к столу.) Садитесь и вы!
С е м е н е н к о сбегает по лестнице.
(Голосисто, оглядывая чистый зал.) Люблю чистоту! Прямо с ума схожу. Но ты и постаралась! Как на праздник.
В а л я. Скажи, ты хоть с мужем хорошо живешь?
М и х а й л о в н а (радостно). Хорошо. Хорошо живем, даже можно сказать — прекрасно.
В а л я. А может, нет. Люди всегда больше вид показывают.
М и х а й л о в н а. А ты?
В а л я. И я. А как же, обязательно. Мы с моим мужем, бывшим конечно, вдвоем так часто никогда не ходили по улицам, как накануне развода.
М и х а й л о в н а. Для чего?
В а л я. А черт его знает для чего. Люди про нас все знали. Всю нашу трагикомедию. А! (Умолкает.)
М и х а й л о в н а (после паузы). Не знаю, ручаться, конечно, не буду, но, по мне, Толик — самый раз.
В а л я (усмехнувшись). Он меня на руках носил, муж мой бывший. В буквальном смысле. Идем по поселку, он схватит в охапку и несет. Он тоже был приезжий. На свадьбу директор пришел, сразу комнату нам выделили, подарков нанесли, счастья все желали. Да оно и было… Дома посадит напротив себя — смотрит не насмотрится… Когда мы разводились, многие поражались — такая была любовь… А как Валюшка родилась, так, наверное, года через полтора, я стала замечать, что все уже не то и не так — его как подменили. А может, во мне порок есть?
М и х а й л о в н а. Постой, значит, был один, стал другой. С чего?
В а л я. С чего?.. (Задумалась.) Не могу вспомнить, не заметила. Валюшка родилась — очень орала, она у меня с голосом девочка, и он старался уходить из дома. Я не высыпалась, ну, конечно, внимания ему меньше стала уделять — не до того было. Его нет дома — мне и не надо. Ведь он с ребенком не хотел возиться, совсем не сидел. Сошелся с прежней компанией, там холостых много, а кто и женат, тоже вроде холостого. Там свои у них законы. Не выпивши домой не возвращался. Стал врать, деньги прятать. А потом вообще перестал давать, а обедать придет — требует. Вернется ночью, пьяный, страшный, ребенка испугает, глупости говорить начнет, то угрожает, то лезет обниматься, а то и в драку. Все было… Вот такой случай. Уехал в командировку на два дня. Проходит пять, бегу на работу: как же вы так с человеком поступаете? А они мне в глаза смеются — он уже третий день на работу вышел, давно в поселке. А один раз еще похуже. Уехал, дает телеграмму: срочно высылай денег, купил тебе вещи. Я бегала, занимала, выслала. Привозит — бумажную кофту. Прогулял. Главное, знал, что денег нету. (После паузы.) Потом вроде у нас наладилось. Валюшку в садик определила, опять стала зарабатывать, дали мне сплоточную машину. Работала. Даже в пример меня стали ставить, я, можно сказать, расцвела снова. И что ты думаешь? Стал мне завидовать. Как зальет шары, заведется, так обязательно скажет, что я гвоздя разогнуть не могу, а туда же, машиной управляю. Это же надо — жене своей завидовал, гад какой. А когда уже развелись, оформили документы, он мне заявил: я тебе устрою желтую жизнь! И устроил. Из комнаты не уходит, является когда хочет и с кем хочет. А Валюшке уже четыре годика, она чувствует, что что-то происходит… Вот тут я и узнала желтую жизнь. Ну как это может быть — к своему ребенку ни вот столько сердца не было! Ни почитает, ни поговорит, ни сказку не расскажет, игрушку не подарит — ни-че-го! Когда делился после развода, крышку… (невольно рассмеялась) крышку от кастрюли полчаса искал. Представляешь? Даже под кровать залез — искал.
М и х а й л о в н а. Нарочно, что ли?
В а л я. Да именно, что не нарочно! Хотел он эту крышку, нужна ему была. Простить себе не могу, что столько терпела.
М и х а й л о в н а. Это еще ничего, у тебя сил хватило порвать.
В а л я. Да какие силы. Пока не истоптал всю — не смела уйти. Отец к нам приезжал посмотреть, как мы живем. И я мужа попросила: пока отец с нами, сдержись, побудь семейным. Отец так, бедный, переживал, ужас. Ну, муж, конечно, без внимания, еще хуже стал. Отец посмотрел, послушал все наши сцены, взял билет и уехал — не выдержал. (После паузы.) Долго я была под впечатлением, Михайловна, очень долго.
М и х а й л о в н а. Еще бы.
Появляются С т р у г а л е в и С е м е н е н к о.
С е м е н е н к о (Михайловне). Сторож, называется!
М и х а й л о в н а. Какой я тебе сторож, я на дежурстве! (Уходит.)
С е м е н е н к о. Теперь, Коля, послушай, что она тут надумала.
В а л я. Я сама скажу, не лезь. (Отцу.) Я выхожу за Толика. И завтра мы уезжаем.
С е м е н е н к о. «Выхожу». Отцам бы правду говорили.
С т р у г а л е в (помолчав). Так замуж или не замуж?
В а л я. Буду там жить, работать, как все. Хочу наладить свою жизнь. А Толик… Я сама все решила, пап.
С е м е н е н к о. Слыхал? Он уже ни при чем и никакой не муж, но дедушкой он тебя успеет сделать!
С т р у г а л е в. Значит, захотела свою жизнь менять? Выучись, поменяй профессию. А это что — через мужиков в люди выходить?
С е м е н е н к о. Время другое, между нами говоря! На, Коль, выпей. Такое несчастье у тебя.
С т р у г а л е в. Ну а где ж все-таки жених?
С е м е н е н к о. Да что ты, Коля! Зачем ему сюда? Он там, на турбазе!
С т р у г а л е в (Вале). Я против ничего не имею. Раз так серьезно, пускай остается. Раздельно, конечно, пока. А там поглядим. Запретить я тебе не могу, да.
С е м е н е н к о. Останется он, как же. Он зачем сюда? На лесосплав — за рублем! Он тут заявил: у вас, говорит, пристанище.
С т р у г а л е в. Чего-о?
С е м е н е н к о. Пристанище, вроде мы тут все инвалиды. (Покрутил пальцем у виска.) Без «девятого».
С т р у г а л е в. То они, понимаешь, такие самостоятельные, куды там! А то… Интересно, а Валюшку, куда ж ты ее, думала?
В а л я. Ну, к Тамаре…
С т р у г а л е в. Это мы знаем, это ко мне.
В а л я. Потом заберу.
С т р у г а л е в. Ну а работа? Как мы тут будем? Навигация все-таки! Плюс к тому.
В а л я. Ты, Михайловна. Да и найти можно.
С т р у г а л е в. Вижу — рассчитали: опять все на мне. А ты опять за свое.
С е м е н е н к о. А потом опять жди с узелком и еще одним. (Покачал ребенка на руках.) Она уже тут мечтала.
С т р у г а л е в. На меня ты, вижу, плюнула — ладно, на то мы родители. А сама-то? Неужели терпения нет? Неужели мужик дороже всего?!
С е м е н е н к о. Мальчишку схватила.
С т р у г а л е в. Родила одного — сядь, успокойся!
В а л я. Любовь еще есть на свете.
С т р у г а л е в. Любовь…
С е м е н е н к о. Он же аферист! Ты понял?
С т р у г а л е в (Вале). Хочешь мое мнение? Я против. Решительно. Сдерживать себя надо! Сколько у вас любовей этих?! Шестнадцать?!
С е м е н е н к о. Ведь это уже второй случай, Коля. А там и третий! Завтра Валюшка маленькая скажет ему — папа, послезавтра — папа…
С т р у г а л е в. Ну да, а через год опять нету папы-то.
С е м е н е н к о. Да через месяц!
С т р у г а л е в. Правда, что через месяц. Да и знакомству — три недели. Семененко. Какой это стаж? Смех. Увозить зачем? Ну? Аферист!
В а л я (взрывается). Вы что говорите?! Что несете?! (Проскакивает к дверям.) Все равно уеду! (Кричит с лестницы.) Не удержите!
С т р у г а л е в. Не визжи! Кошка. Запру под замок, ей-богу. Они как думали? Раз — мы все. А я — два, и ничего!
С е м е н е н к о. Ты — отец, исполняй долг.
Зал ожидания. Свет падает только через окна от наружной лампочки. В а л я сидит на скамье с высокой спинкой, подобрав под себя ноги. По реке прошел буксир. Слышен шум двигателей. И снова тихо. Шаги на лестнице, затем входит С т р у г а л е в. В руках у него хлеб, консервы в открытой банке и матрас. Молча кладет хлеб, ставит консервы на стол. Снаружи, со стороны реки, вдруг слышен шум двигателей самоходной баржи. Голос (в мегафон): «Стругалев! Николай! За мной медаль «Спасение на водах»! Затем сирена — сигнал приветствия.
С т р у г а л е в. Антонов снялся… Полетел план выжимать. (Помолчав.) Ну, запираю. (Смотрит на дочь.)
В а л я. А мне все равно.
С т р у г а л е в. Потом сама спасибо скажешь. Я о тебе не подумаю — никто не подумает.
Валя молчит. Стругалев кладет матрас на стул, идет к выходу.
В а л я (с вызовом). Еще подушку принеси.
С т р у г а л е в (вышел за дверь, вновь показался). А ты мне соломки постелила?.. (Скрывается.)
Слышно, как закрывается дверь на ключ. Пауза.
Г о л о с М и х а й л о в н ы (за дверью). Валентина, жива? Ключ от кассы вроде подходит. (Открывает дверь, входит.) Вот тебе и вся тюрьма. (Включает свет.) Выгонит он меня. (Подходит к Вале.) Сейчас Толик появится. Бегите. До райцентра — машиной, а там — катером до места.
В а л я. Не поеду я.
М и х а й л о в н а. Ты не права, не сделай ошибки!
В а л я. Вот именно. Уже все было, хватит с меня.
М и х а й л о в н а. Слезай с лавки, не ерунди. Мало чего было. Это он матрас приспособил? Отец, как же. Мне тут за тебя сутки трубить, а у меня Гриша! Слезай.
В а л я. А зачем? Кто меня потом пожалеет? Опять все это пережить… Вот он ушел…
М и х а й л о в н а. Да сейчас явится!
В а л я. Я же сама сказала, иди простись. А теперь… так прямо, кажется, убила бы. Замучаю только себя и Толика.
М и х а й л о в н а. Так ведь на ошибках учимся. Надо как-то примудряться!
В а л я. А может, я сама свое семейное счастье поломала? Вот я же не могла вспомнить, с чего у нас с мужем началось. Ну, значит, есть и моя вина.
Слышно, как подвыпившие Стругалев и Семененко поют: «И за борт ее бросает…»
М и х а й л о в н а. Я ведь не побоюсь сказать этому старому дуралею, с кем он песни поет и чего тому надо. (После паузы.) Я, например, Валентина, поверила, когда он мне о метрах сказал. Ни про любовь, ни про что такое, а про метры, конкретное. А что, говорит, разве тебе моих двадцати метров мало? Я промолчала, а подумала: если мужчина предлагает свою площадь, это серьезно. Ну, сказать сказал, а молчит. Дни идут, я тоже молчу, не спрашиваю, а ходим, видимся каждый день.
В а л я. Мы же снимать будем.
М и х а й л о в н а. А у тебя должно быть что-то другое. Я ведь еще не знала, как все сложится, а поверила! Меня, надо сказать, Валентина, тоже обманывали. Особенно — так к тридцати. Очень я хотела замуж. Прямо в отчаяние впадала. Ну, они и пользовались. А когда я со своим Гришей встретилась, мне уж вроде и спрашивать неудобно и надеяться не на что — не бросает, и ладно. А тут эти метры в душу мне запали: не станет такой солидный мужчина зря своей площадью бросаться! Так все и вышло.
В а л я. А знаешь, Михайловна, что он вчера заявил, когда мы из кино шли? Если, говорит, ты меня обманешь, я никогда не женюсь.
М и х а й л о в н а. Да что ты?
В а л я. Да, так и сказал.
М и х а й л о в н а. Во, страсти. Ну и ясно-понятно — либо ты, либо никто. А ты еще говоришь, что ты его не знаешь! Послушай, Валя, не думай ты лишнего, поезжай. Потружусь на твое счастье. (Улыбнулась.) Женщины у нас кто?
Валя рассмеялась.
Правильно, кузнецы! А снимет с работы — пойду к Грише на стройку. Ну, конечно, уж того воздуху не будет…
В а л я (смотрит в окно). Идет.
М и х а й л о в н а. Ну вот. Идет, насвистывает, соловей. Пиджак внакидочку.
В а л я. Что я ему скажу?..
М и х а й л о в н а (собираясь уйти, озорно). А мы послушаем, чего он нам скажет! (Торопится к дверям.) Валь, интере-есно-о! Жизнь. (Выходит.)
Пауза. Валя ложится на скамью.
Появляется М и х а й л о в н а, подходит к Вале.
М и х а й л о в н а. Валентина, сказал так: если она сейчас не выйдет, я никуда не двинусь. (Повышая голос.) Чтоб и не думала и не мечтала! Пусть не надеется! И вещи стал разбирать.
В а л я (быстро). Из сумки или из чемодана?
М и х а й л о в н а. Из чемодана. И уже плечики достал, чтоб все в шкаф.
В а л я (садится). Он очень аккуратный. Про отца говорили?
М и х а й л о в н а. А как же! Я, говорит, этого ожидал, напрасно она меня отстраняла, сейчас пойду.
В а л я. Ой! (Встает.) А не сказал, что со мной сначала надо повидаться?
М и х а й л о в н а. Нет, тут не угадала. Я, говорит, все сам.
В а л я (улыбнулась). Да знаю я. Конечно, сам. А я без него совсем растерялась.
М и х а й л о в н а. Его слова! Растерялась без меня, говорит…
В а л я. И не расстроился?
М и х а й л о в н а. Ничуть. Поедем через неделю, говорит.
В а л я (смеется). А билеты-то на теплоход мне будет сдавать! А ну, Михайловна, запирай меня на замок.
М и х а й л о в н а. Да что это? Пойдем-пойдем, вместе выйдем!
В а л я. Закрой, я сказала.
М и х а й л о в н а (подчиняясь решительному тону). Ну, не знаю… Ничего он со мной не сделает!
В а л я. Ну, я прошу — запирай.
М и х а й л о в н а выходит и запирает дверь.
Закрыла?! Отойди! (Вышибает дверь.) Вот ты и ни при чем.
Затемнение. Палуба дебаркадера. Раннее утро. В а л я, у ног ее — дорожная сумка и чемодан. С т р у г а л е в. Немного в стороне — Т а м а р а и М и х а й л о в н а.
С т р у г а л е в. Если что, сразу ко мне… На одном месте сидеть — тоже ничего не будет. А какая твоя судьба… этого никто не знает, никому не известно. Какую заработаешь. А верить надо.
В а л я. Михайловна! Зови Толика — нам пора.
З а н а в е с