Словно безлюдный, спокоен весь город.

Солнце чуть видно сквозь сеть облаков,

Пусто на улице. Утренний холод

Вывел узоры на стеклах домов.

Крыши повсюду покрыты коврами

Мягкого снега; из труб там и сям

Дым подымается кверху столбами,

Вьется, редеет, подобно клочкам

Тучек прозрачных, - и вдаль улетает…

Скучная улица! Верно, народ

Здесь неохотно дворы покидает…

Вот только баба, согнувшись, несет

Гробик под мышкою… Вот и другая

Встретилась с нею, поклон отдала,

Кланяясь, молвила: "Здравствуй, родная!"

Остановилась и речь повела:

"Кому же этот гробик-то

Ты, мать моя, взяла,

Сыночек, что ли, кончился

Иль дочка умерла?"

- "Сынка, моя голубушка,

Сбираюсь хоронить;

Да вот насилу сбилася

И гробик-то купить.

А уж свечей и ладану

Не знаю где и взять…

Есть старый самоваришког.

Хочу в заклад отдать.

Муж болен. Вот три месяца

Лежит все на печи,

Просить на бедность - совестно,

Хоть голосом кричи!"

- "И, мать! и я стыдилася

Просить в твои года…

Глупа была, уж что таить,

Глупа да и горда.

Теперь привыкла, горя нет;

Придешь в знакомый дом,

Поплачешь да поклонишься,

Расскажешь обо всем:

Вдова, мол, я несчастная…

Глядишь - присесть велят,

Дадут какое платьишко

И к чаю пригласят.

Другое дело, мать моя,

Под окнами ходить, -

Вестимо, это совестно.

Уж надо нищей быть.

А примут тебя в комнате, -

Какой же тут порок?..

Tы, кажется, кручинишься,

Что помер твой сынок?"

- "Ох, я ведь с ним заботушки

Немало приняла!..

Кормить его, по немочи,

Я грудью не могла.

Поутру жидкой кашицы

Вольешь ему в рожок,

Сосет ее он, бедненький,

Да тем и сыт денек.

Тут, знаешь, у нас горенка

Зимой-то что ледник, -

Чуть сонный он размечется,

Ну и подымет крик…

И весь дрожит от холода…

Начнешь ему дышать

На красные ручонки-то,

Ну и заснет опять".

- "И плакать тебе нечего,

Что бог его прибрал…

Он, мать моя, я думаю,

Недолго прохворал?"

- "С неделю, друг мой, маялся

И не брал в рот рожка;

Бывало, только капельку

Проглотит молока.

Вчера, моя голубушка,.

Ласкаю я его,

Глядь - слезки навернулися

На глазках у негог

Как будто жизнь безгрешную

Он кинуть не хотел…

А умер тихо, бедненький,

Как свечкаа догорел!"

- "О чем же ты заплакала?

Тут воля не твоя.

И дети-то при бедности -

Железы, мать моя!

Вот у меня Аринушка

И умница была,

По бархатуt душа мояЛ

Шить золотом могла;

Бывало, 8а работою

До петухов сидит,

А мне с поклоном по людям

И выйти не велит:

"Сама уж, дескать, маменька,

Я пропитаю вас".

Работала, работала, -

Да и лишилась глаз.

Связала мои рученьки:

Ведь чахнет от тоски;

Слепа, а вяжет кое-как

Носчишки да чулки.

Чужого калача не съест,

А если и возьмет

Кусок какой от голода,

Все сердце надорвет:

И ест, и плачет глупая;

Журишь - ответа нет…

Вот каково при бедности

С детьми-то житьг мой свет!.."

- "Ох, горько, моя милая!

Растет дитя - печаль,

Умрет оно - своя ведь кровь,

Жаль, друг мо, крепко жаль!"

- "Молися богу, мать моя, -

Не надобно тужить.

Прости же, я зайду к тебе

Блинов-то закусить".

Бабы расстались. На улице снова

Пусто. Заборы и стены домов

Смотрят печально и как-то сурово.

Солнце за длинной грядой облаков

Спряталось. Небо так бледно, бесцветно,

Точно как мертвое… И облака

Так безотрадно глядят, бесприветно,

Что поневоле находит тоска…

Январь 1855

***

Погуляла вода

По зеленым лугам, -

Вдоволь бури понаслушалась;

Поломала мостов,

Подтопила дворов, -

Вольной жизнью понатешилась.

Миновала весна,

Присмирела река, -

По песку течет - не мутится;

В ночь при месяце спит,

Дунет ветер - молчит,

Только хмурится да морщится.

Погулял молодец

По чужим сторонам, -

Удальством своим похвастался;

По пирам походил,

Чужих жен поласкал,

Их мужьям придал заботушки.

А теперь при огне

Сиди лапоть плети, -

Всю вину на старость сваливай;

Молодая жена

Ею колет глаза, -

Ну, раз не рад - а смалчивай.

Январь 1855

***

Над светлым озером пурпуровой зари

Вечерний пламень потухает.

На берегу огни разводят косари,

И беззаботно собирает

Рыбак близ камыша сеть мокрую в челнок.

Уснули в сумраке равнины,

И только изредка прохладный ветерок

Пошевелит листы осины.

Люблю я этот час, когда со всех сторон

Ко мне идут густые тени,

И веет свежестью, и воздух напоен

Дыханьем дремлющих растений;

Когда становится яснее каждый звук,

Горит зарница надо мною.

И месяц огненный, безмолвный ночи круг!

Встает над ближнею горою.

Что нужды? Этот день печально я прожил

Под гнетом горьких впечатлений,

Зато теперь кипит во мне избыток сил

И новых чувств и размышлений.

Я вновь теперь живу! и как отраден мне

И сон полей в тиши безлюдной,

И этих ярких звезд, горящих в вышине,

Язык торжественный и чудный!

Январь 1855