Давно уж не вижу я солнца и неба,
Не знаю, как мир и живет и цветет,
Как птица, не сею зернистого хлеба,
Пою и ночуюг где бог приведет.
Но слух мой в замену отрадного зренья
Неведомой силою чудно развит, -
Когда и былинка стоит без движенья,
Со мною незримая жизнь говорит:
Листок ли на землю сырую ложится.
Змея ли ползет где-нибудь в стороне,
Камыш ли сквозь сон вдалеке шевелится, -
Я всё различаю в ночной тишине;
И голос веселья, и стон тайной муки
В тревоге дневной я умею ловить;
И в душу однажды запавшие звуки
В согласные песни спешу перелить.
Когда же порой, окруженный гостями,
Под крышей чужою найду я приют,
И гусли вздрогнут у меня под рукам,
И звуки волнами от струн потекут, -
Откуда-то вдруг во мне сила возьмется,
Забегают пальцы, и кровь закипит,
Развернется дума, - и песня польется…
И свет мои очи тогда озарит!
Мне кажется, вижу я степи раздолье,
Блеск солнца и краски душистых цветов,
И светлые воды, и луга приволье,
И темные сени родимых лесов, -
Пою - и на мне подымается волос,
И впалые щеки румянцем горят,
И звучным становится слабый мой голос.
И гости, заслушавшись, молча сидят.
Умолкну - гусляра толпа окружает.
Но я уж не слышу тут грома речей:
Душа, словно ветер, по свету гуляет,
И слезы ручьями бегут из очей!
Март 1855
(П. И. САВОСТЬЯНОВУ)
Не спится мне. Окно отворено,
Давно горят небесные светила,
Сияет пруд, в густом саду темно,
Ночь ясная безмолвна, как могила…
Но там - в гробах - наверно, есть покой;
Здесь жизни пир; во тьме кипят желанья,
Во тьме порок идет своей тропой,
Во тьме не спят ни страсти, ни страданья!
И больно мне и страшно за людей,
В ночной тиши мне чудятся их стоны,
И вижу я, как в пламени страстей
И мучатся и плачут миллионы…
И плачу я… Мне думать тяжело,
Что день и ночь, минута и мгновенье
Родят на свет невидимое зло
И новое, тяжелое мученье.
24 июня 1855