Давно уж не вижу я солнца и неба,

Не знаю, как мир и живет и цветет,

Как птица, не сею зернистого хлеба,

Пою и ночуюг где бог приведет.

Но слух мой в замену отрадного зренья

Неведомой силою чудно развит, -

Когда и былинка стоит без движенья,

Со мною незримая жизнь говорит:

Листок ли на землю сырую ложится.

Змея ли ползет где-нибудь в стороне,

Камыш ли сквозь сон вдалеке шевелится, -

Я всё различаю в ночной тишине;

И голос веселья, и стон тайной муки

В тревоге дневной я умею ловить;

И в душу однажды запавшие звуки

В согласные песни спешу перелить.

Когда же порой, окруженный гостями,

Под крышей чужою найду я приют,

И гусли вздрогнут у меня под рукам,

И звуки волнами от струн потекут, -

Откуда-то вдруг во мне сила возьмется,

Забегают пальцы, и кровь закипит,

Развернется дума, - и песня польется…

И свет мои очи тогда озарит!

Мне кажется, вижу я степи раздолье,

Блеск солнца и краски душистых цветов,

И светлые воды, и луга приволье,

И темные сени родимых лесов, -

Пою - и на мне подымается волос,

И впалые щеки румянцем горят,

И звучным становится слабый мой голос.

И гости, заслушавшись, молча сидят.

Умолкну - гусляра толпа окружает.

Но я уж не слышу тут грома речей:

Душа, словно ветер, по свету гуляет,

И слезы ручьями бегут из очей!

Март 1855

(П. И. САВОСТЬЯНОВУ)

Не спится мне. Окно отворено,

Давно горят небесные светила,

Сияет пруд, в густом саду темно,

Ночь ясная безмолвна, как могила…

Но там - в гробах - наверно, есть покой;

Здесь жизни пир; во тьме кипят желанья,

Во тьме порок идет своей тропой,

Во тьме не спят ни страсти, ни страданья!

И больно мне и страшно за людей,

В ночной тиши мне чудятся их стоны,

И вижу я, как в пламени страстей

И мучатся и плачут миллионы…

И плачу я… Мне думать тяжело,

Что день и ночь, минута и мгновенье

Родят на свет невидимое зло

И новое, тяжелое мученье.

24 июня 1855