Позвольте-ко… Сысой… Сысой…

Не вспомню вот отечества…

Ах, боже мой! И брат-то свой -

Из нашего купечества…

Ну, все равно-с! Мужик - добряк

И голова торговая,

А смирен, сударь, то есть так,

Что курица дворовая.

Ни боже мой-с не пьет вина!

Ребенок с ребятишками…

Но слабость у него одна -

И спит, то есть, за книжками…

Оно - ничто. Тут нет вреда,

Из книг, то есть, выведывать

И что и как… да вот-с беда -

Любил он проповедовать.

В торговле-де у нас обман,

Нам верить-де сомнительно,

И то, и то… такой туман,

Что слушать уморительно.

Бранил и бил отец крутой

Его за эти шалости, -

Все толку нет… Махнул рукой

И перестал… из жалости!

И вздумал он-с его женить.

Сын плачет, убивается.

"Постой, дескать! Зачем спешить?" -

В ногах, то есть, валяется!

Отец сказал, что это вздор,

Одно непослушание.

Сын так и сяк… и бросил спор,

Исполнил приказание.

Жена лицом что маков цвет,

Дородная, работница,

Метет, скребет, встает чуть свет,

И мыть и шить охотница.

Ну-с муж того… ей не мешал.

Что думал - дело темное,

И все, то есть, сидел - читал,

Все разное-с, мудреное.

Когда-то он, когда с женой

Словечком, перебросится!

Лежит, то есть, что пень какой,

Пойдет куда - не спросится…

Жена со зла и ну рыдать:

Что вот-де напущение -

И день читать, и ночь читать,

Жены милее чтение!..

Муж все молчит. Картуз возьмет,

На рынке пошатается…

Нельзя-с, купец!.. Домой придет,

Никак не начитается.

Грустит жена: зачем она

Жизнь девичью покинула?

Она ль глупа? Она ль дурна?..

Да книжки в печь и кинула.

Тот, знаете, тужил-тужил,

Да с кислою улыбкою

И молвил ей: "Себя сгубил,

Связал тебя ошибкою…"

Возьмет картуз, из дома вон,

На рынке пошатается.

Придет домой - опять трезвон!

Жена не унимается:

"Куда ходил? За чем пропал?

Такой-сякой и грамотник!

Жена плоха, иной искал…

Не грамотник, ты лапотник!"

А завтра то ж, и после то ж,

Попреки да разладица,

И нет, то есть, добра на грош,

Такая беспорядица!

Оказия-с!.. Жену винить?

Любовь, то есть, ревнивая…

И мужа, сударь, грех чернить:

Природа молчаливая…

Молчал он год, молчал он два,

Читал что попадалося,

Тайком, то есть… Но голова…

Да-с! тут вот помешалося.

Он жив теперь. Все вниз глядит,

Ничем не занимается,

Глуп, энаете!.. И все молчит

Да горько улыбается.

Март 1856

***

У кого нет думы

И забот-кручины,

Да зато ееть радость -

Уголок родимый.

Сядет он, усталый,

С мицрю женою,

Отдохнет в беседе

Сердцем и душою.

На дворе невзгода,

Свечка нагорает…

На полу малютка

Весело играет.

К дому он подходит -

Путь неровный гладок;

Ужинать присядет -

Бедный ужин сладок.

Не с кем поделиться

Теплыми словами, -

Поведешь беседу

С мертвыми стенами!

Облаку да ветру

Горе порасскажешь

И с подушкой думать

С вечера приляжешь.

26 апреля 1856

***

Помню я: бывало, няня,

Долго сидя за чулком,

Молвит: "Баловень ты, Ваня,

Все дурачишься с котом.

Встань, подай мою шубейку;

Что-то холодно, дрожу…

Да присядь вот на скамейку,

Сказку длинную скажу".

И старушка с расстановкой

До полночи говорит.

С приподнятою головкой

Я сижу. Свеча горит.

Петухи давно пропели.

Поздно. Тянется ко сну…

Где-то дрожки прогремели…

И под говор я засну.

Сон покоен. Утром встанешь -

Прямо в садик… Рай земной!

Песни, говор… А как глянешь

На росинки - сам не свой!

Чуть сорока защекочет -

Понимаешь, хоть молчишь,

Упрекнуть она, мол, хочет,

"Здравствуй, Ваня! Долго спишь!"

А теперь ночной порою

На груди гора лежит:

День прожитый пред тобою

Страшным призраком стоит.

Видишь зла и грязи море,

Племя жалкое невежд,

Униженье, голод, горе,

Клочья нищенских одежд.

Пот на пашнях за сохами,

Пот в лесу аа топором,

Пот на гумнах за цепами,

На дворе и за двором.

Видишь горькие потери,

Слезы падшей красоты

И затворенные двери

Для убитой нищеты…

И с тоскою ждешь рассвета,

Давит голову свинец.

О, когда же горечь эта

Вся исчезнет наконец!

27 апреля 1856

(В АЛЬБОМ Н. В. ПЛОТНИКОВОЙ)

Прохладно. Все окна открыты

В душистый и сумрачный сад.

В пруде горят звезды. Ракиты

Над гладью хрустального спят.

Певучие звуки рояли

То стихнут, то вновь потекут;

С утра соловьи не смолкали

В саду - и теперь всё поют.

Поник я в тоске головою,

Под песни душа эамерла…

Затем, что под кровлей чужою

Минутное счастье нашла…

6 мая 1856

(В АЛЬБОМ М. И. ЖЮНО)

И дик и невесел наш север холодный,

Но ты сохранила вполне

Горячее сердце и разум свободный

В суровой, чужой стороне.

С тяжелой тоскою по родине дальней,

Скромна, благородно-горда,

Ты шла одиноко дорогой печальной

Под гнетом забот и труда.

Ты злому невежде и плуту не мстила;

Как голубь, нежна и кротка,

Ты черные сплетни презреньем казнила,

Прощала всегда дурака.

Ты грусти своей показать не хотела

Пред бедной и жалкой толпой

И смело на пошлые лица глядела,

Сквозь слезы смеялась порой.

Но рано иль поздно минует невзгода -

Недаром ты крепла в борьбе, -

Как дочери милой, родная природа

Откроет объятья тебе.

И ты отдохнешь… Но под кровлей родною

Не помни минувшего зла;

Поверь: на Руси не одною душою

Ты крепко, любима была.

Май 1856

***

Чуть сошлись мы - друг друга узнали.

Ваши речи мне в душу запали,

Но, увы! не услышать мне их,

Не услышать мне звуков родных.

Не помочь, видно, горю словами!

На мгновенье я встретился с вами,

Расстаюсь навсегда, навсегда:

Унесетесь вы бог весть куда!

Вот как жизнь иногда бестолкова!

Вот как доля глупа и сурова!

Уж как ляжет она на плечах -

Белый свет помутится в глазах!

Май (?) 1856

***

День и ночь с тобой жду встречи,

Встречусь - голову теряю;

Речь веду, но эти речи

Всей душой я проклинаю.

Рвется чувство на свободу,

На любовь хочу ответа, -

Говорю я про погоду,

Говорю, как ты одета.

Не сердись, не слушай боле:

Этой лжи я сам не верю.

Я не рад своей неволе,

Я не рад, что лицемерю.

Такова моя отрада,

Так свой век я коротаю:

Тяжело ль - молчать мне надо,

Полюблю ль - любовь скрываю.

Май или июнь (?) 1856