Ночью от низких облаков воздух стал мягче и теплее. Дорога была темная, звезд не было видно.

Насыров мчался наудалую, всецело доверяясь коню. Он не думал об опасности пути. Ни крутизна, ни обрывы не пугали его. Он до сих пор не мог прийти в себя от обиды. «Проклятый Иргаш! Это он - гордый верблюд! Второй раз он меня оскорбляет…» - думал Насыров. До сих пор киргиз не забыл удара, нанесенного ему Иргашом в Коканде, в ночь мятежа. «Терпению бывает конец. Теперь награблю кое-что для себя и вернусь к Хамдаму. Никто не узнает, где я был. Заживу богачом».

Насыров гнал безжалостно коня, взмылив его до пены. В этой бешеной скачке он хотел забыть все случившееся. Он прискакал, когда люди в кишлаке еще спали. Насырова удивило отсутствие караулов. Прежде чем объявиться, он решил постучать в дом муллы, чтобы узнать у него, не произошло ли чего-нибудь в кишлаке.

Насыров обошел мечеть. Около нее, в небольшой пристроечке, жил мулла. Насыров тихонько постучал пальцем в дверь пристройки. Заспанный мулла, зевая, вышел и, увидев Насырова, сразу оживился. Он сообщил Насырову о приезде комиссара, а также о том, что сотня заколебалась, желает сдаться, но все-таки ждет его.

- А если ты сейчас зарежешь приезжего, тогда опять наступит порядок! Я знаю, где спит он. Пойдем, я тебя провожу! - промолвил, озираясь, мулла.

Мулла надел сапоги и вышел на улицу. Они пошли на край кишлака. Насыров вел за собой в поводу своего взмыленного коня. По пути Насыров узнал от муллы, что комиссар пришел с помощью Алимата.

- Эта змея обманула все наши посты на сорок верст. Не будь этого предателя, ни одна душа сюда не попала бы, - сказал мулла и прибавил: Его ты тоже должен зарезать.

Насыров молчал.

Не доходя до ручья, мулла ткнул пальцем в сторону крайней сакли.

- Здесь, в доме или во дворе, - сказал он и стал пробираться обратно, как вор, прижимаясь к стене, чтобы его никто не заметил на дороге.

Насыров оставил коня у стены и три раза обошел саклю. Выбрав удобное место, он перемахнул через стену и очутился на маленьком дворе.

На дворе, закутавшись в кошму, и в сакле, дверь которой была распахнута настежь, спали люди вповалку.

Киргиз стал обходить спящих, легко переступая через тела. Правой рукой он сжимал нож, спрятанный в рукав. Тех, кто спал на боку или на спине, он узнавал в лицо. Среди них не находилось чужого. Но многие спали лицом вниз или прикрытые. «Не переворачивать же их! Не может быть, чтобы мулла наврал!» - подумал Насыров. Он вышел из сакли и, еще раз обойдя двор, остановился в недоумении. Небо стало серым. Начинался рассвет.

«Если разбудить кого-нибудь и спросить? - размышлял он. - Но кого же спрашивать? Чаймахана, или Камаля, или Исмаила?»

Он перебирал в памяти имена богачей, которым верил.

«Да, - твердо решил он, - я разбужу кого-нибудь из них, потом с его же помощью отрежу голову комиссару. И тогда сотня - опять моя!»

Насыров вернулся в дом. Он замер у притолоки и только что хотел толкнуть ногой Камаля, как вдруг среди своих джигитов увидел Юсупа. Юсуп был прикрыт рваным, сальным халатом. Он вспотел во сне, и черные его брови сходились к переносице. «Неужели это Юсуп?» - подумал Насыров. Сердце заколотилось у него в груди, как птица в мешке. Он только что хотел наклониться, как Юсуп вскочил и, выставив вперед револьвер, тихо сказал киргизу:

- Выйдем на двор!

Во дворе Юсуп дружески хлопнул Насырова по спине и удивился, когда Насыров сморщился от боли и даже застонал.

- Что с тобой?

- Ничего, - ответил Насыров.

- Давно не виделись.

- Давно.

- Ну, как пировал у Иргаша? Хорошо он тебя угостил? - спросил Юсуп.

- Хорошо.

- Сытно?

- Сытно, - ответил киргиз и нахмурился.

Они шли вдоль ручья, и Юсуп рассказал Насырову, что сотня сдалась.

- Но они еще ждут меня. Слово за мной, - с некоторой гордостью, показывая, что он здесь начальник, промолвил Насыров.

- Да, за тобой! Но все равно плохо будут драться твои джигиты. Это я вижу. Они - не дураки. Положение безнадежное. В долине стоят мои эскадроны.

- Ты их привел?

- Лихолетов.

- Сашка… - сказал киргиз.

- Да.

- Це-це…

Насыров вытянул губы и взглянул в глаза Юсупу.

Юсуп сам не знал, удался ли Александру его маневр. Но мешкать было некогда, надо было действовать. Юсуп поэтому сказал Насырову:

- Сдаешься или нет? Решай!

- В тюрьму идти?

- Тюрьмы не будет, если ты мне поможешь. Мне надо внезапно окружить Иргаша, чтобы он не успел удрать, как всегда. С твоей сотней мы это сделаем. А эскадроны пойдут за нами. Хочешь?

- Я подумаю, - ответил киргиз и, отойдя в сторону, сел на камень возле воды, звеневшей по гальке.

«Иргаш - собака и мой враг. И Хамдаму он враг, и я ничего не сделаю плохого, если предам его», - решил Насыров.

Он поднял голову и сказал Юсупу:

- Хорошо. Приди ты в другое время, неизвестно, что бы вышло…

- Все то, что вовремя, то и хорошо, - заметил Юсуп, улыбнувшись.

Обеспокоенные джигиты появились на дороге. Проснувшись, они узнали от муллы о приезде Насырова и сейчас с трепетом ожидали конца переговоров.

Юсуп, увидав в толпе Алимата, крикнул:

- Пойди сюда!

По веселому голосу Юсупа басмачи догадались, что разговор окончился благополучно. Они как будто дожидались этого: сразу загалдели между собой, зашумели. Многие из них стали приближаться к ручью.

Когда Алимат подошел к Юсупу, Юсуп достал блокнот и написал записку:

«Насыров сдался. Входите! Сообщите комбригу! Юсуп».

Передавая записку Алимату, Юсуп сказал:

- Поезжай вниз! В долине ты встретишь наш разъезд. Отдашь ему это и потом всех приведешь сюда! - Юсуп задумался. - Там уже скажут тебе, что делать. Поезжай!