Двадцать первого июля делопроизводитель Майборода доложил Гасанову, что какой-то милиционер из района с утра ждет его в коридоре.
- По какому делу? - спросил Гасанов.
- Не знаю. Он плохо говорит по-русски. Что-то о базаре толковал.
- А ну его! Мне некогда, - сказал Гасанов.
- Да вы примите хоть для виду, минут на пять! А то неудобно! Сидит парень три часа, - уговаривал его делопроизводитель, толстый, тщательно выбритый старик, бывший чиновник ферганского суда. По своему костюму (краги и старая с круглыми фалдами визитка) Майборода, если бы не его толщина, был больше похож на жокея, чем на чиновника. Ему не хватало только стека.
Гасанов согласился:
- Ну, черт с ним! Давай!
Майборода ушел в коридор и привел оттуда Алимата. Стараясь не стучать тяжелыми сапогами, Алимат на цыпочках подошел к письменному столу Гасанова и вонзился в следователя маленькими глазками.
- Садись! - сказал Гасанов.
Алимат сел.
- Какое у тебя дело?
Алимат смутился.
- Не мое дело, - вздохнул он. - Общее дело.
- Снимите фуражку! Здесь не мечеть! - брезгливо сказал делопроизводитель, оглядывая посетителя сквозь пенсне на широком черном шнуре.
Алимат, сдернув фуражку с головы, положил ее себе за спину на стул.
- Ну, рассказывай! Кто ты такой? - спросил его Гасанов и взял перо.
- Я из Беш-Арыка. На базаре мой пост.
- Ну и что же? - Гасанов, задавая вопросы, даже не смотрел на Алимата. Он быстро подмахивал бумаги, подготовленные ему на подпись. - Как тебя зовут?
- Алимат Алимов.
- Давно в милиции?
- Давно. Потом басмачил три года. Теперь в милиции месяц.
- Только месяц? А до этого - басмач? Где же ты басмачил?
- У Иргаша.
Гасанов бросил перо:
- Ну-ка, расскажи все по порядку!
И Алимат подробно рассказал ему всю свою жизнь. Когда он кончил рассказывать, Гасанов, внимательно вглядываясь в его глаза, спросил:
- Значит, тебя простили за услуги?
- Да, - ответил Алимат. - Теперь я стою на базаре. Базар - мой пост в Беш-Арыке. Слышу, люди говорят. Говорят раз. Говорят два. Говорят три. Я пришел тебе сказать.
- Что же говорят люди?
- Много.
- Что именно?
- Хамдам убил, - сказал Алимат и закрыл глаза. Открыв их, он увидал улыбку следователя.
- Все эти слухи, о которых ты говоришь, нам известны. Но ведь ты бывший басмач? - сказал, точно не доверяя ему, Гасанов.
- А Сапар? А Хамдам? - горячо перебил его Алимат. - Я-то знаю, что Хамдам боролся против советской власти. Сидел!
- В восемнадцатом году? Мало ли что было в восемнадцатом году! А потом?
- Не знаю.
- Вот видишь! Ты сейчас служишь у Хамдама?
- Да.
- Почему ты служишь у Хамдама, а сам показываешь против него?
- Я не против него, я правду говорю. Я сам видел через пять минут после убийства бойницу в стене.
- Бойницу?
- Да. В стене на площади. Я стал показывать. Хамдам молчит. Я говорю: «Надо сказать об этом». - «Хорошо», - сказал он. Я потом его спросил: «Сказал ты?» Он сказал: «Сказал». Теперь бойницы нет. Заделана!
- Ты думаешь, что слухи правильные?
- Народу верю.
- Кого называют? Ведь не сам же Хамдам стрелял?
- Не сам.
- Тогда кто?
- Не знаю. Свои! Насыров Козак. Или кто? Кто раньше у него служил…
- Насыров был в эти дни в Андархане. Он сопровождал жену Хамдама.
- Да, Насыров не был. Ну, Сапар! Ну, еще есть люди, которые у него в восемнадцатом году были. Сейчас вся милиция новая. Новые джигиты. Старики теперь начальниками стали. Они председателями сельсоветов служат. Тут не Абита били. Тут Юсупа били.
- А как Юсуп относился к Хамдаму?
- Плохо. Сапар не скажет. А я помню!
- Почему? Они ссорились? Что между ними было?
- Це-це! Если бы я знал!
- Скажи, Алимат… Это дело серьезное, ответственное… Ты можешь лично назвать имена тех, которых ты подозреваешь? Можешь перечислить их? Но я тебя предупреждаю, ты должен не только подозревать, но быть убежденным в своем подозрении.
- Как быть убежденным? Своими глазами видеть? Тогда зачем ты? Я бы сам всех зарезал! Без тебя.
Следователь отпустил Алимата. Вечером он долго советовался со своими товарищами; он объяснял, что слова милиционера действуют на него почти гипнотически.
Товарищи пожимали плечами. Некоторые говорили, что не следует трогать Хамдама. Другие - что базар есть базар, мало ли там болтают глупостей. Третьи считали, что этот бывший басмач просто подослан убийцами, чтобы еще более запутать следствие. Четвертые весь разговор с басмачом называли бредом.
Всю ночь Гасанов не мог заснуть, а утром он подписал ордер на арест Сапара Рахимова и еще трех милиционеров, старых прислужников Хамдама. Он будто прыгнул в ледяную воду, когда выпустил ордер из рук. «Что делаю - не понимаю, но так именно и надо поступить», - подумал он.