Абдулла и Насыров уехали.

Хамдам сидел на галерейке, прислушиваясь к шуму в Беш-Арыке.

«Вот жизнь! - думал он. - Ничего нет твердого. Сегодня ты - голова, а завтра - ноги. Сегодня - дуб, завтра - солома!..»

Сапар поместился возле него, на деревянной приступочке. Он вздыхал, поглаживая себе колени.

- Не бойся, - сказал ему Хамдам. - Пойдем посмотрим, что делается.

Он крикнул женам:

- Заприте калитку… Я скоро приду.

Потом взял плетку, чтобы отгонять собак, надел на себя летний серый плащ и вышел вместе с джигитом из ворот. Ночь была прохладная.

Несмотря на поздний час, по Беш-Арыку ходили люди. На площади еще была открыта чайхана, и Хамдам решил зайти в нее, напиться чаю. Толкнув дверь, он замер от удивления. В чайхане он услыхал голос Юсупа. Хамдам не сразу понял, в чем дело… Но, оглядевшись, увидел черную тарелку репродуктора, висевшую на стене около керосиновой лампы.

«Колхозы - крепкое дитя… - говорил Юсуп. - Оно закалилось! Но каждый час, каждую минуту враги готовы отравить его. Советская власть много помогла колхозам. Но я буду несправедлив, если скажу, что у нас все благополучно. Нет. Колхозник понимает свои обязанности? Нет! Он часто не понимает их. Почему? Потому что их не хочет понимать колхозный руководитель - чужой человек, готовый в любую минуту предать колхоз… Крестьяне требуют руководства, а он молчит. Но хуже, когда он вредит! Так было у нас в Беш-Арыке…»

Хамдам заметил, что люди, сидевшие в чайхане, зашептались.

«Снова зашевелились наши враги… - продолжал Юсуп. - Они упрекают нас в беспокойстве… Конечно, им было бы приятнее, если бы мы не заметили их. Убийца не любит, когда его хватают за руку, он кричит: «Я же не убил…» Да, еще не убил, но ты занес руку, и мы знаем - ты способен убить, ты ведь убивал…»

Хамдам увидел, как один из сидящих в чайхане толкнул локтем своего соседа. Этот человек внимательно посмотрел на Хамдама, и вся чайхана снова стала шептаться.

- Полно! Негде сесть, - сказал Хамдам Сапару и вышел вместе с ним из чайханы.

- Видел, как посмотрели? Никто не встал. Места мне не нашлось, проговорил он, обращаясь к Сапару. - Как будто меня можно унизить! Скоты…

Он мрачно зашагал по беш-арыкской площади.

«Плохо! Вот что сделаю… - подумал он. - Схожу к Юсупу и объявлю ему, что уезжаю на покой в Андархан… Скажу: «Возвращаюсь туда, откуда жить начал…» Потом у Карима спрошу: что мне делать?»

Темные щели переулков и тупиков, редкие огни, яркое небо - все казалось Хамдаму тревожным в эту ночь. Сапар шел сбоку. Хамдам опирался на его плечо и все время оглядывался назад.

Люди прошли мимо Хамдама, не узнав его… Хамдам зевнул. Сердце его успокоилось.

Он хорошо спал. Однако через два дня («ах, лучше бы никогда не было этого дня!» - не раз впоследствии думал Хамдам) вернулся Насыров из Гальчи. Все устроилось как будто нельзя лучше для Хамдама. Но жизнь человеческая подобна песку. «Куда сыплется? В какую сторону? Неизвестно». Теперь он встревожился уже не на шутку, потому что все случилось не по его воле… Значит, в это дело вмешалась судьба. Ее испугался Хамдам.

Он после обеда пил чай, держа в растопыренных пальцах пиалу. Как раз в это время показался на дворе Насыров. Перед балаханой (род галерейки, балкона) он молча спрыгнул с коня и пошел к Хамдаму. Конь же сам побрел в сторону конюшни. Уже вечерние сумерки стояли на дворе.

- Хорошо съездил? - спросил Хамдам.

- Да, - по привычке ответил киргиз, но совсем невеселым голосом.

- Ну как?

- Ее нет… Не было!

- Как не было? - глухо сказал Хамдам и расплескал чай из пиалы. Нахмурившись и обтирая ладонью мокрые штаны, он повторил уже шепотом: Почему не было?

- Ночью, после того как мы уехали, она умерла.

- Он врет, собака! - закричал про Баймуратова Хамдам. - Он убил ее! Он выпустил? Он ее выпустил… Врет!

- Нет, - сказал киргиз. - Он не врет. Бог так хотел. Слава богу, она умерла своей смертью. Она лежит теперь в саду. Зарыта. Я знаю это место. И в погребе теперь все чисто. Вчера утром, как раз после того, как мы убрали тело Садихон, пришла комиссия. Дворы сейчас обыскивают. Ищут заточенных женщин не только в Гальче. Ты слыхал об этом?

- Нет… - Хамдам покачал головой. Ему ничего не было известно. - Вот как!.. - прошептал он. - Ему захотелось водки. Но он сказал себе: «Нет, не надо». Он закрыл лицо руками.

Киргиз Насыров сказал Хамдаму чистую правду, он мог бы даже подробно рассказать своему хозяину о смерти Садихон. Но, пожалев, не сказал всего услышанного им от Баймуратова. Это была страшная, жуткая смерть. Встреча с Хамдамом в последний раз, когда он приезжал в баймуратовскую усадьбу, потрясла безумную. Два дня она плакала и стонала, после вдруг успокоилась. Баймуратов поднял доски, когда она притихла, и следил за ней; у сумасшедшей глаза стали вдруг такими красивыми, что Баймуратов не мог ими налюбоваться; она что-то шептала про себя и будто баюкала кого-то, потом вдруг начала говорить, болтать всякий вздор, упоминала Юсупа, затем ласкала рукой воздух - воображаемого ребенка. Наконец, измаявшись, легла на бок в яме. Баймуратов все смотрел на нее, сердце у него сжалось от боли. Прекрасные глаза Садихон были полуоткрыты, мечтательны, даже счастливы, словно она видела что-то хорошее, потом икнула несколько раз и вытянулась. Это был ее конец.