Карим опасался Блинова.

Правда, он видел, что Блинов действует еще по старинке, мало интересуется работой заграничной разведки, плохо учитывает международную обстановку, но все-таки он мешал. Обстановка внутри страны с каждым днем осложнялась для Карима Иманова. «Да… - думал он, - на этом месте лучше иметь своего человека…»

Даже при всей конспирации и осторожности невозможно было уберечься от случая. Карима все время преследовала одна мысль: «А вдруг? А вдруг ломовик на что-нибудь наткнется?» Поэтому Карим задумал убрать Блинова. Карим не остановился бы даже перед насильственными способами. Но в отношении к Блинову они были неприменимы. Здесь Блинов был защищен.

Был еще один способ, самый верный. Использовать всемогущего Пишо. Но такая тактика не совпадала с расчетами его покровителя. Пишо понимал, что Блинов, как старый среднеазиатец, имеет среди партийного актива Ташкента крепкие связи, пользуется уважением, и с ним не рассчитаешься так легко и просто, как с другими. Карим даже боялся, что в результате беспричинного снятия как по ведомству Блинова, так и среди партийцев подымутся разговоры, дойдут до Москвы, и тогда хлопот не оберешься. Он решил выждать благоприятных обстоятельств, и теперь доклад Юсупа ему помог… Теперь надо было этим воспользоваться. Кроме того, он не хотел, чтобы дело Хамдама попало в руки Блинова.

Через несколько часов после разговора с Юсупом он пригласил к себе Жарковского - посовещаться. (Жарковский тоже был членом Особой комиссии.)

Окна вагона теперь были раскрыты. У задней стенки, возле огромного зеркального окна, на маленьком столике в ведерке со льдом стояла недопитая бутылка боржома. На подзеркальнике в квадратном кожаном футляре тикали часы. Было уже четверть десятого. В салоне ярко горело электричество. С путей доносились свистки маневровых паровозов… Сверкая огнями, замедлив к станции свой ход, прогромыхал занесенный пылью поезд из Ташкента…

Карим сидел в мягком кресле и, медленно потягивая охлажденную льдом воду, слушал рассказ о роли Хамдама в годы гражданской войны. Он улыбался своими насмешливыми тонкими губами и слушал очень внимательно, хотя историю Хамдама знал не хуже Жарковского.

- Я только не понимаю, что все-таки нужно было Хамдаму? - говорил Жарковский. - Ведь все у него было. Отчего же он так настроен?..

- Власти хочет, - коротко заметил Карим.

- Но ведь у него была власть?

- Но не та, - ответил Карим, улыбаясь.

Жарковский рассмеялся.

- Да, власть, - сказал он мечтательно. - Пожалуй, верно, она только и дает настоящую жизнь.

- Знаете что… - сказал вдруг Карим. - Вы напишите по своей линии доклад о Блинове для Пишо. А я поддержу.

- Я не обвиняю Блинова… Но объективно - это попустительство явное. Он же все время его как-то поддерживал. Чуть ли не с двадцатого года, пожав плечами, добавил Карим.

Жарковский стиснул зубы.

Выскочка, попавший в революцию случайно, он быстро делал карьеру. Люди, для которых и жизнь и революция сливались воедино, люди, не умеющие спекулировать своими заслугами, всегда чувствовали в Жарковском беспринципного ловкача. Но одни смотрели на него равнодушно, - его беспринципность их не беспокоила. Другие с затаенным любопытством следили, до каких же высот доберется Жарковский, и как будто только ожидали минуты, когда этот ловкач споткнется.

Отношение Блинова к Жарковскому было несколько сложнее. Блинов презирал Жарковского, он не выносил людей этого типа; ловкачество и карьеризм были ему органически противны. В своих взаимоотношениях с Жарковским он оставался вежливым, но даже и эта внешняя вежливость стоила ему большого труда. Если он не выдавал себя в словах, то его презрение проступало иногда в какой-нибудь интонации, в каком-нибудь невольном жесте, - в соединении с обычной, ни к чему не обязывающей вежливостью это еще больше оскорбляло Жарковского. Жарковский молчал, но в то же время испытывал к Блинову тайную, задавленную ненависть.

Карим понимал ситуацию и решил ею воспользоваться.

Жарковский, конечно, догадался, что его покупают, - предложение Карима было чересчур ясное… Но это его не смутило. «Очевидно, я за этим сюда и командирован, - подумал он. - В чем дело? Чего стесняться?» Мысль о том, что он заменит Блинова, невероятно воодушевила его. Он старался быть сдержанным. Он встал и молча, одним поклоном, поблагодарил Карима…