Крепость продолжала стрелять методически и спокойно. Кипчаки, не выдержав наконец орудийного огня, рассыпались по городу. Козак Насыров собирал их, посылая в новую атаку. После нескольких наступлений испуганные отряды стали таять. Обстрел различных точек города, рассчитанный с математической правильностью, сильнее действовал на воображение, чем непрерывная канонада. Крепость стреляла очередями, как машина. Среди кипчаков создалось представление, что она может громить их без конца. Хамдам прибыл в штаб Иргаша и заявил ему, что потерял половину своих отрядов.

- Они просто удирают. Я должен покинуть Коканд, - сказал он о своих отрядниках и о себе.

Иргаш сидел на подоконнике и смотрел в окно. Над его штабом еще развевалось зеленое знамя. Внизу под окнами шумели и ругались начальники отрядов. Они обвиняли друг друга в трусости. Некоторые из них вскакивали на лошадей и, не взглянув в ту сторону, где сидел кокандский хан, уносились неизвестно куда вместе со своими джигитами. Иргаш чувствовал, что большинство дожидается ночи, тогда все растечется, как туман, и до зари растает все его могущество.

Хамдам - единственный, кто остался около него, но это только потому, что он ненавистник и ему сладко видеть соперника в час унижения. Так думал Иргаш о своем союзнике.

Хамдаму действительно был приятен разгром Иргаша. С первых встреч Хамдам заметил, что этот человек любит власть. Но Хамдам тоже ее любит. Значит, где-нибудь, когда-нибудь они должны столкнуться. На первых порах он уступил Иргашу, так как за Иргаша высказывались и люди и организации. Но эту мнимую уступчивость отлично понимал Иргаш, да и Хамдам не скрывал ее. Он не выступал открыто против Иргаша, и даже сейчас, в минуты, близкие к падению Иргаша, ничем не обнаружил своей радости, но Иргаш должен был чувствовать, что Хамдам равен ему и только случай держит его в подчинении.

Иргаш был расстроен. Как тонущий хватается за соломинку, так он схватился теперь за Хамдама, - он даже обнял его.

- Дорогой друг, - сказал он, потеряв власть над собой, - я гибну. Где причина?

- Ты не знал разве, что имеешь дело с рабами? - ответил резко Хамдам.

- Разве я дал им волю? - задумчиво спросил Иргаш.

Хамдам откровенно расхохотался:

- Нет, на это у тебя не хватило смелости.

- Но ведь они пошли за мной?

- А потом наплевали тебе в шапку!

Коренастый, маленький, уверенный в себе солдат, в солдатском обмундировании, в сером плаще, в старой засаленной тюбетейке, Хамдам никак не был похож на одного из соратников кокандского хана. Начиная с Иргаша, все его близкие друзья и начальники обернули себе голову чалмой. Хамдам этого не сделал. Один только раз он позволил уговорить себя, в день молебствия улемы на площади. «Да и то моя чалма распустилась!» - смеялся он над собой. Он считал лишним рядиться. «Глупые затеи! - говорил он себе. - Дело не в одежде, а в душе. Смешны все эти украшения, клички и партии! Как будто мы управляем событиями! Они текут сами, как вода… Наш бог - судьба».

Хамдам был одинок и верил только себе, только своему чувству, которое подсказывало ему: «Ты все получишь. Умей ждать! Живи так, как живут кошки в доме! Будь осторожен и в ненависти и в любви!»

Хамдам хотел проститься с Иргашом, но Иргаш удерживал его.

- Ты все еще надеешься? - сказал Хамдам. - Хорошо. Я останусь, если ты просишь. Но когда пойдет, русская пехота…

- Там не только русские, - вставил Козак Насыров.

Он только что вернулся из боя. В последний раз, пользуясь темнотой, с отрядом всадников он попробовал налететь на крепость и видел там узбеков. Иргаш вскочил, как зверь, увидевший жертву. Он налетел на киргиза с криком:

- И ты вернулся, не порубив их!

- Я не сумасшедший, - равнодушно ответил хану любимый есаул.

Иргаш побагровел и камчой сбил с Насырова высокую черную папаху. Хамдам, поморщившись, удержал руку Иргаша:

- Не сердись, брат! Все это сейчас бесполезно. Когда русская пехота выйдет из крепости, кишлачники все равно побегут. А это будет только утром. Не думай, что в Коканде остались одни храбрые! Нет! Наоборот! Остались только трусы, которые еще боятся тебя, но в последнюю минуту они тебя предадут. Умные и решительные покинули неверное дело. Я ведь ухожу не из трусости, ты это понимаешь, а из благоразумия. Как хочешь? Хочешь, я останусь?

- Уезжай! - прохрипел Иргаш и сбросил с себя халат.

Хамдам приложил руку к сердцу. Выходя, он встретился глазами с Козаком Насыровым. Насыров, покусывая свою порубленную губу, стоял навытяжку около дверей. Хамдам улыбнулся ему, как друг, призывающий к терпению.