Мы и наша Бабушка Лена

Маленькое предисловие от внуков Никитиных

«Я учусь быть бабушкой» – это, строго говоря, не книга. Потому что она не была написана автором. Это снятая с диктофона запись разговоров с Леной Алексеевной, которые состоялись зимой 2007/2008 годов. Беседовал с ней журналист из Санкт-Петербурга Егор Болтаев. Благодаря материалам, которые сохранились в АНО «Агентство образовательных проектов», впервые опубликовавшем «Я учусь быть бабушкой» в 2008 году, нам и удалось восстановить ход разговора.

Сначала так и подмывало этот неровный, взъерошенный, то сердитый, то смешной, местами с трудом понимаемый текст как-то причесать, отредактировать, обработать. Казалось, что он сильно проигрывает рядом с предыдущими книжками – «Отчий дом» и «Я учусь быть мамой», которые Лена Алексеевна писала, переписывала и редактировала сама.

Попробовали – стало гладко и… плоско. Скучно. Ну не вмещается живая речь Лены Алексеевны в обычную литературную форму. А в «непричесанной» записи – слышим нашу Бабушку Лену. Так она и говорила, переполненная мыслями, открытиями и историями – из всей прожитой жизни, из вчера и сегодня, из любимых книжек…

Это уже не просто текст, а нечто вроде сада расходящихся тропок, по Борхесу, или столь любимое ею домашнее одеяло из сотни лоскутов. Из одной мысли происходит не следующая, а сразу три, из которых одну она развивает сразу же, ко второй возвращается потом несколько раз, а третья, как оказывается, была закопана двумя абзацами ранее… И как это можно редактировать?

Еще она себя здесь то и дело укоряет: мол, так и не смогла стать настоящей Бабушкой. А нам другой и лучшей бабушки для всего нашего огромного семейства и невозможно себе представить.

И мы решили оставить всё как есть. Почти. Вопросы журналиста не сохранились, поэтому заменили их маленькими заголовками – постарались словами самой Бабушки Лены. Некоторые фактические ошибки (цитировала Лена Алексеевна всегда по памяти) оговорили в сносках. Постарались выделить на письме то, что, как нам кажется, она сама выделяла интонацией или считала особенно важным.

Тут все мысли – ею выношенные, выстраданные, передуманные много-много раз. Нам самим над ними еще думать и думать…

 

Какой не надо быть бабушке… или «Любая самая сложная наука менее сложна, чем понимание другого человека»

«Какой не надо быть бабушке…»

Написала я это, когда мне до бабушки было еще далеко, когда я считала, что я умная. У нас тогда много было ссор с моей матушкой по поводу воспитания.

Моя матушка родилась в 1892 году. Типичная эмансипированная женщина: из семьи сапожника, старшая из 13 детей, сумела окончить гимназию, стала учительницей еще до революции 1917 года. Строгая была, настойчивая. Мужа ее, моего отца, убили в 41-м, и тянула она этот воз до самой смерти.

Бабушки мои меня одолевали: все не так им, все не эдак. В нашем-то семействе действительно все «не так» и «не эдак».

И вот, наверное, потому, что мне, как матери, никакой самостоятельности не давали замечаниями, я и написала: «Не лезь со своим уставом в чужой монастырь». Не лезь, не нажимай со своим мнением в жизнь молодых.

Сейчас, когда я сама давно уже бабушка, я с теми словами согласна. Но тянет ведь, когда видишь, что «не так»! И начинаешь вмешиваться.

Тут-то и кроется самая главная беда нашего времени. А какой у этой беды корень? Разъединение людей.

У Ахматовой (ошибка памяти: это строчка из стихотворения М. Цветаевой. – Примеч. сост.) одна фраза мне запомнилась: «Нас расс о рили и рассор и ли… ».

Растрясли по всему земному шару. Чего людей тянет Бог весть куда? Истоптали уже всю планету. Чего ради? Чтоб посмотреть. Всего-навсего посмотреть. Да ты дал чего-нибудь тому краю, где будешь пребывать месяц или два? Нет. Едут потребить. А в том уж краю наворачивают всякого, чтоб пришли смотреть-то.

Разве настоящую жизнь там смотрят? Чтоб настоящую увидеть – пожить надо, остаться. Я поэтому не очень люблю всякие экскурсии. Вот и у нас в доме много людей бывает, разных. Ухватывает человек только краешек жизни, а вникнуть в то, что происходит в этой семье и стоит ли такую семью сооружать, никто не успевает. Потому что это невозможно понять, побыв здесь два часа или даже несколько дней. Соединение людей происходит только тогда, когда они живут вместе.

Я встречаюсь со многими очень людьми. Смотрю в глаза. Женские, в особенности, – одинокие глаза. В себя не пускают, но и других не видят. Умные. От этой умности не по себе делается. Нет ласковых. Моя матушка говорила: «Есть женщины “иди ко мне”, а есть – “отойди от меня”». Холодные, как ледышки, несчастные, гордые чересчур. Трагедия нашего века! Лезут в науку. А ведь любая самая сложная наука менее сложна, чем понимание другого человека.

Женщина вообще может многое, что мужчине не дано. И наоборот. Но при этом она всегда была угнетена своим положением в обществе. И вот мы «поравнялись»: уже полтораста лет прошло с начала эмансипации, бедствия этого, от которого весь земной шар страдает, кроме некоторых племен.

А ведь то, что женщина изначально другая, – не просто вынужденно, это еще и естественно.

Насколько удивительно и гармонично все это соблюдается у животных. И в этой сложнейшей функции живых существ – выращивании нового поколения – все распределено, и очень четко. Хочется сказать людям: да опомнитесь же вы, живите вы по-человечески! А по-человечески – значит по-природному. Божеские заветы и законы природы – для меня это едино.

 

Дедушка и бабушка – «учебники жизни», или У всех взрослых в воспитании свои задачи

Как в деревне было?

Вот родители. Рождаются дети. У детей – свои семьи. Родители старые уже, дедушки и бабушки. Они сдаются куда-то? Нет, здесь же живут. Молодые сначала при них. А иногда, если есть возможность, если кто-то из младших детей еще в семье есть, их отделяют, строят дом – пусть простой, но отдельный. Молодые начинают жить своим домом довольно рано. И в то же время все они рядом, а часто бывало, что и вместе.

И вот надо было как-то ужиться всем этим людям. Поэтому жили они по определенным канонам, религиозным и нерелигиозным. Дед – всегда последнее слово его. Бабушка – хозяйка в своем хозяйстве.

И у всех взрослых в воспитании свои задачи. Отец должен быть умелец. И мальчишка при отце, помогая ему, уже многому учится. Мать – то же самое по отношению к девочке.

А вот ласка. Просто посмотреть ребенку в глаза. Для чего глаза-то людям даны? Смотришь в них – и многое понять можешь. А у детей-то уж все нараспашку. Только кто смотрит в их глаза? Вот они тянут: «Мама, мама!» А мамы нет рядом, занята. Зато рядом – бабушка. Малоподвижность стариков в этом отношении даже лучше, чем беготня.

Один мальчишка сказал: «Дедушка – это учебник жизни». Во сказанул, правда? Значит, почувствовал он это. Если дедушка путный, непьющий, без конца не ругающийся со своими, много слов не произносящий.

А что у нас сейчас происходит? Ребенок растет, мало видя даже родителей. В детском саду он уже отделен. Детский сад нужен, но часа на два в день. Тем более что сейчас в семьях хорошо, если двое ребятишек есть. А если он один? И двора нет. С кем он будет?

Сближение людей, понимание друг друга начинается очень-очень рано.

Начинается до рождения – с того, как мы относимся к еще не родившемуся детенышу, как его ждем. Все пытаются понять, в чем заключается тайна «Моны Лизы», ее улыбки. А кто-то сказал: «Да она же просто ждет ребенка!» Женщина сосредоточена на том, что в ней, это сейчас главное в ее жизни. А значит, ребенок и родится нормально, и расти будет нормально.

И еще нужна гармония между мужчиной и женщиной, любовь взаимная. Ничего другого, особенного, не нужно. Любить друг друга, понимать друг друга, говорить на языке, друг другу понятном. А то бывает так: жена ластится к мужу, а ему как раз в этот момент тошно от этого. Она-то думает, что так сейчас нужна, а он досадует: «Надоела!» И все – разрушилось многое, и у того, и у другого. И поди восстанови. Бывает и наоборот: он с лаской, она с таской. А надо-то чувствовать друг друга, чувствовать, без слов лишних.

 

О сказках и пряниках, или В сказке нет занудства

Вот этому тончайшему делу – вниманию к другому – выучиться можно только в семье. Именно чтобы была полная семья: и отец, и мать, два начала жизни, и у каждого свое место. Он один – не человек. Она одна – не человек. Двое – человек. Простейшая, как кажется, мысль. А поди соедини двоих. Что их будет связывать? Только профессия или еще что-то? В этом еще одна трагедия нашего века. Мы дошли уже до того, что и двоим жить вместе стало невозможно.

Ну а как до маленького человека, несмышленого еще, донести сложные вещи? Законами. Заветами. Запретами. Поощрениями. Объяснить-то ведь никак. Очень многие матери злоупотребляют этим: «Это нельзя», «Это опасно» и так далее. А ему хоть бы что. Что это значит? То, что только действие его учит. Он должен попробовать сам – прыгнуть, пробежать, обжечься.

А как нравственные вещи ребенку преподнести? В сказках, в легендах. Сказки – мудрость, преподнесенная в такой изящной форме, что даже ребенок начинает понимать. Так вот, мне представилось, что сам Божий закон и все, что вокруг этого сделано, в любом народе, – это все та же сказка.

В сказке нет занудства – «это можно, это нельзя». Ребята быстро соображают, где правда, где что. И могут к себе приложить.

Часто вспоминаю:

Вот моя деревня,

Вот мой дом родной,

Вот качусь я в санках

По горе крутой…

Бабушку сразу вспомнишь:

Весь ты перезябнешь,

Руки не сожмешь,

И домой тихонько

Нехотя бредешь…

Дальше волшебные строчки:

Заберешься на печь

К бабушке седой,

И начнешь у бабки

Сказку ты просить,

И начнет мне бабка

Сказку говорить…

Не навязывает она сказки, он сам ее просит!

И дальше целая картина – о чем рассказывает бабка. А он-то слушает и видит себя героем этой сказки. Вот вам и воспитание – и храбрости, и верности, и Бог весть еще чего. Как разъяснишь ему, что это – так, а это – эдак? А тут – через сказку, причем не навязанную бабушкой.

Меня стихотворение это поразило просто, я себя даже укорила. Мы сейчас умные: «Ну, давайте садитесь, вслух почитаем». И тем самым отвращаем ребят от книжки. Теперь я никогда уже так не говорю – наоборот, меня попросят, чтоб я почитала. А для этого надо работать: читать как, рассказывать как! Надо ведь, чтоб пришли, как этот мальчонка, чтоб был голод на это! Это необыкновенно и естественно умели делать наши старики.

Одни пословицы чего стоят! Знание пословиц, поговорок, притч – богатство пожилых людей, причем чаще всего не имеющих «высших образований», а подчас и средних тоже. А мы, со всеми возможными науками, не владеем этим огромным богатством нашего живого языка. Мы предпочитаем цитаты – выписанные из «книг мудрых мыслей», вырванных из контекста.

И часто попадаем впросак.

Пример? Пожалуйста! Все знают знаменитое «В человеке все должно быть прекрасно…», и подписывают: А. Чехов. Бедный Антон Павлович. Не он сам это говорит, а его персонаж, любящий «говорить красиво», – доктор Астров в пьесе «Дядя Ваня». И там же еще один «шедевр», который повторяют нередко сущие бездельники: «Дело надо делать, дело!» – его произносит профессор Серебряков, паразитирующий за счет родственников.

Книжка такая есть – «Конь с розовой гривой». И там ситуация. Идут мальчишки гурьбой по ягоды, компания озорная. И мальчонка, ну, допустим, Витька, за ними увязался. А ему бабушка сказала: «Ты давай побольше собери, а я пойду на рынок – продам». Бедная семья-то. Он старался изо всех сил – набрал, действительно. И вот сделали привал. И, как всегда, один «водила» руководит. Начали все свои ягоды есть. А ему тоже хочется. Вот его и подначивают: «Чего ты не ешь, собирал ведь!» Ну, он одну, другую съел, смотрит – порядком уже нету. И стыдно-то ему, но хочется же! А тот, умный, говорит: «Чего ты, ешь ты все! Оставишь горсточку, мы под низ напихаем травы»… Соблазнился мальчонка, так и сделал. Приносит бабушке. «Ну, вот и молодец. Пойду продам, а тебе пряник куплю». Ушла. Идет назад – честит его, на всю деревню слышно: «Мой, такой-сякой, чего удумал-то! Позор какой!»

Я читала этот рассказ и думала: действительно, как теперь выкрутится? Что она сделает, бабушка-то?

Приходит домой, а там дед. Ну, сразу же все раскрылось. Малый забился в угол, спрятался куда-то за печку. Бабушка бушует, ругает его, а сама обед готовит. Дед садится есть. А у мальчишки живот подвело, есть хочется, но куда ж теперь садиться? Тут бабушка зовет: «Пойди, молочка-то попей». Дед мигает ему, мол, прошла туча.

Садится он, хлебает молоко, на глазах слезы. И вдруг увидел сквозь слезы: перед ним стоит пряник, который ему бабушка обещала купить, – белый конь с розовой гривой.

Вот бабкам-то где учиться надо, как быть и как поступать! Ведь он сам себя уж укорил.

Кончает автор этот рассказ (а это он о себе) и говорит: «Всю жизнь у меня перед глазами тот пряник».

Я прочла и думаю: Господи, мне бы десятую часть мудрости этой женщины! Мы же так не поступаем. Не понимаем простого: натворил он там чего-то, вроде бы и наказать надо, и пожалеть. Рецептов нету. Но ты посмотри на него: может, ему уже стыдно, обидно, больно? Он уже испытывает стыд, так не добивай же ты его, а помоги ему от этого подняться! А мы ему еще и добавляем. И получается не стыд уже – обозление.

Поэтому я и говорю, что бабушка должна чувствовать ребенка даже больше, чем мать. Она должна набраться за свою жизнь вот этого понимания.

 

Зачем расти при бабушке? или Интуиция гораздо лучше, чем этот наш хваленый интеллект

Лихо я как-то написала: «Теперь я учусь быть бабушкой». Было это больше двадцати лет назад. Что в результате? Чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что я не только не учусь – я не могу научиться. Я очень хочу, пытаюсь, из кожи вон лезу. Но оказалось, что это намного труднее, чем даже быть матерью. А ведь материнство – высшее, что может быть у женщины, это ее миссия. Только сейчас я это постигаю.

А что ж с бабушкой? Сплошные провалы! Мой опыт материнства надо начинать сначала, теперь уже чтобы бабушкой быть.

В моей жизни не было такого опыта, чтобы жить вместе с бабушкой. Если ребенок рядом с бабушкой живет, он вместе с ней что-то делает и волей-неволей от нее многому учится. Сейчас расти при бабушке – редкость даже в деревнях. Я сама выросла без бабушки, но вязать и всякое такое научилась сама – жизнь заставила… Однажды пригласили нас на очередную встречу, круглый стол, где собралось общество бабушек, пожилых женщин. А на стене противоположной – изделия этих бабушек: вязания, шитье, столько всего! Я всю жизнь только мечтала этим заняться. Но мне, когда я молодой была, пару раз замечание сделали, что не так я шью да стираю. С тех пор я, как человек самолюбивый, закрылась, стыдно мне было признаться, что не умею. И делала все сама. Стала детей учить – да все не так. И я постигла простую истину: что я не умею учить…

Я много размышляла: когда же учиться этому? Когда внуки появились? Поздновато. Когда матерью стала? У матери своих забот хватает, и тоже поздновато. А когда же учиться быть бабушкой? Выходит, с самого начала жизни!

Потому что суть бабушки – понимать людей. Это даже не столько относится к дедушке, сколько к ней. С младенчества понимать людей. Чувствовать.

Интуиция, или чутье, которое позволяет людям и спасаться от многого, и понимать многое, – гораздо лучше, чем этот наш хваленый интеллект. Я все больше в этом убеждаюсь. Не только умственное развитие нужно. Много мы с Борисом Павловичем спорили по этому поводу. Чувствовала я, что сильно мы запустили искусство и то, что оно дает, – эмоциональное развитие. Это же тоже язык познания других людей.

Вот признайтесь честно, когда «Евгения Онегина» читали? Я по-настоящему начала читать Пушкина уже после того, как я его преподавала, – только когда мне семьдесят исполнилось. Наслаждаюсь сейчас буквально каждой строчкой.

Почему писатели названы классиками? А потому, что они остаются «учебниками жизни». Учат нас понимать друг друга. Попробуй залезь человеку в душу, даже живя целую жизнь с ним рядом. Задача классиков – не заменить жизнь. Они показывают жизнь не просто такой, какая она есть, а какой она может быть. Бывало: иногда не могу мужу чего-то объяснить, а тут вдруг прочту и ему подсовываю – в надежде, что он прочтет и меня поймет…

Посмотрите, читают ли сейчас классиков? Сначала их убивает школа, интерес к ним, понимание их. Конечно, начинать с плохих книг нельзя. Но и так нельзя тоже. Ребенку надо дать первоклассную литературу, но для ребенка созданную. С прекрасными иллюстрациями, хорошим языком. И читать особенно. Большинство книг надо, чтобы взрослые читали детям, а дети – слушали. Чтобы у них была возможность чувствовать, сопереживать. Это им на всю жизнь пригодится.

А еще в школе стихотворения надо учить наизусть. Для этого ли стихотворения пишутся?

Помню, когда я преподавала в школе, в десятом классе, «спустили» нам тему сочинения: «За что я люблю Маяковского». Сама тема меня насторожила. Вдруг одна девочка говорит: «Лена Алексеевна, а если я не люблю?» Это была деревенская школа. Я говорю: «Ну так в чем дело? Не нравится – так и напиши: не люблю. Только ты напиши почему». Ребята так и обомлели. Тогда я начала задумываться: чему ж мы учим? На уроке в пятом классе детям нужно было выучить стихотворение и каждому ответить. Тридцать раз одно и то же: «Люблю грозу в начале мая…» Любимое мною стихотворение. Я настолько возненавидела такой способ обучения! Или эти вопросы после какой-нибудь истории, которая тронула детей до слез: «почему» да «сколько». Они же убивают живое чувство! Было в моей педагогической практике несколько до того ошеломивших меня моментов, что после этого я из школы ушла. Я пыталась и своим-то ребятам сказать – не нравится, так и скажи: «Не нравится мне». Пусть будет «два». Честно.

К возрасту бабушки то, что дано природой (или Богом, если хотите), – сердце – ни в коем случае не должно быть забито жизнью. Ни наукой, ни силой, ни страхом. Слушай сердце, учись этому с младенчества! Я, к сожалению, поздно поняла это.

 

Бабушкины возможности и бабушкины обязанности, или Кто, кроме бабушки, не будет торопиться?

Для меня теперь больная тема – образование бабушкиного круга возможностей, даже обязанностей.

Ну кто, кроме бабушки, не будет торопиться? В искусстве-то спешка вредна. Тончайшее чувство, передаваемое от одного человека к другому, через музыку ли, через живопись, требует и отношения определенного. И любое изделие, сделанное мастером, – оно индивидуально. К штампованным вещам, которых сейчас гибель, даже красивым, сердце не лежит. Все то же сердце… Видели бы вы, как делают матрешек на фабрике. Сидит вереница раскрасчиков, и каждый ставит свой штрих. А потом это дается детям, этакий стандарт. И много такого в нашем обиходе. А что умеют сегодня руки женские?

Так вот: бабушка должна учить чувствовать. Понимать и чувствовать других людей. Щадить их, жалеть их. Не ругать на каждом перекрестке, «такой-сякой». Милосердие – вот корона бабушки. Любого приветить, даже нищего, даже грязного – человека… Бомжи несчастные валяются… Да кто знает, что это за человек, кто был он? Чьи-то сыновья, дочери, а может, матери и отцы чьи-то.

И задача, особенно молодых, растущих, – оберегать стариков. Мы нуждаемся в ласке и заботе еще больше, чем дети маленькие. Может, и не больше – а по-другому.

Связь времен какая: тысячи лет прошли, а мы все еще люди, хотя уже на грани. Из-за того, что мы не учимся быть бабушками и дедушками с самого начала, прервана эта связь. Несколько поколений уже так выросли. Так откуда бабкам-то взяться? Ну и нет их сейчас, настоящих бабушек, к которым можно вот так подойти и силенок набраться для трудного школьного пути… Наоборот: «Давай, садись уроки делай!» А важно-то добиться не сделанных уроков, а того высочайшего доверия – я бы сказала, высочайшего положения и в обществе, и в семье, – чтобы тебе доверили то, что и подруге, и другу не доверишь.

Что мы передадим детям, и как это сделать-то? Мы его к пианино, а ему лишь бы откручивать у велосипеда колесо. Другое ему нужно.

Мы, родители, часто ведь ошибаемся. Ребенок не слушается – ну и правильно делает, что не слушается! Значит, не умеешь его убедить, или несправедлив с ним. Ну и признайся: сынок, я погорячился. А дети всё чувствуют, они такое нам могут прощать…

Многие ли родители поймут это? И понимания недостаточно, тут сердцем надо чувствовать. Не требованиями, а своим примером, своим отношением к делу мы их научим.

Мне во многом помогло количество детей, и собственных, и внуков. Но сегодня быть бабушкой, я вам доложу, столь сложно! Ведь сам процесс общей жизни – он же очень болезненный получается. Я часто выступаю в собственном семействе не как объединитель, а прямо наоборот. Влезаю и сама себя ругаю потом, а дело уже сделано. Тут тактичность должна быть. Знать, когда время сказать, а когда удалиться от ссоры, не встревать.

В деревнях-то тоже разные бабки были. И дедушек, так же, как и отцов, не хватает в семьях. Если б все было, как я расписала, так процветали бы деревни…

 

Когда же учиться быть бабушкой? или Не просто из рук в руки, а из души в душу

Трудно так сказать, чтобы коротко-то. Одно только скажу: что бабушкой учиться быть мне поздно. Я опоздала быть бабушкой.

Учиться надо с младенчества, чтоб была рядом бабушка, перенимать у нее всё – не просто из рук в руки, а из души в душу. То есть передавать свой опыт начинающему жить человеку ты имеешь право тогда, когда прошла школу жизни. Причем не какой угодно, а школу жизни, завещанной нам предками.

Все больше меня это волнует – прерванная связь поколений. Это не дает возможности бабушкам полноценно быть Бабушками. И такая у них старость получается: брошены они, не могут общаться с внуками, не умеют этого делать. Я сама скажу: я не умею, опоздала – при всем своем старании, и читании, и обучении этому.

Вот такой грустный вывод я сделала. Обидно, конечно. Но я не грущу. Начинаю разбираться, почему же так получилось. Разбираюсь с этим уже лет тридцать. Вроде бы все понятно: вот внуки, садись им книжки читать, рассказывай им о своей жизни, довольно бедной, ненасыщенной, как это ни странно звучит. Бедной относительно общения с людьми и понимания других людей…

Бывает, совсем простая бабушка, и неграмотная даже, а так может утешить или поддержать человека, даже не осознавая того. А опытный человек, если внимательно смотрит, сразу видит, когда человеку плохо.

У меня однажды получилось так любопытно. Сижу я в электричке, мест мало свободных уже, а напротив меня все-таки есть одно свободное. Тут вваливается пьяный человек, весьма пьяный, но вполне человечески себя держащий. Плюх прямо против меня. Я смотрю на него: неприятно, конечно. Тут кто-то из соседей его пытается в тамбур отправить. И вот, словами-то сложно объяснить, но будто мелькнуло в нем страдание, и я почему-то почувствовала это. Одним словом, мне его жалко стало, просто по-человечески. Я у него спросила одно, второе, мы с ним разговорились. И вроде бы ни о чем конкретно, но он как-то так взбодрился, протрезвел немного. Вышли мы вместе в Болшеве, хорошо так распрощались. Я будто на крыльях домой летела: рада была, что утешила человека.

А вот читаю в психологической статье: «Каждый день ребенка надо обязательно приласкать, раз пять (!) посмотреть ему в глаза». Я прямо рассвирепела от одной этой фразы. Как же так! Я что, должна это считать? А потом думать, что я «выполнила свой долг», и ждать, требовать от ребенка, когда он мне его вернет?

Нельзя считать! Не механистическое, а человеческое отношение нужно, причем отношение искреннее. В этом секрет!

 

Прекрасное время бабушки, или Напитаться надо на всю жизнь от семьи

Можно прочитать уйму книг, но они не помогают становиться бабушками и дедушками. Все мы поучить-то горазды. А вот поди ты управься с собственным ребенком – тут тебе наука похлеще. Да и не наука это, а другое – чувства. И особенно для женщин это важно, для старушек будущих. Но забиваются чувства чем угодно, исчезает раскрытость другим людям.

«С кого жизнь делать?», как Маяковский говорил. Образец, к которому твоя жизнь тянется, – какой он?

Вот беда-то: корни подрубаем собственные, не специально, а потому что не знаем, что творим. Ведь напитаться [ребенку] надо на всю жизнь от семьи.

Бабушки и дедушки действительно были настоящими учебниками… Они ведь не объясняли, они показывали. Они рядом были с малышом с первых дней его жизни. И могли передавать разнообразные обиходные умения и чувства без особого рассуждения.

Мама и папа этого не могут – им просто некогда. У бабушки и дедушки есть еще и время. Но нет умения у нынешних бабушек. Потому-то роль пожилых людей нынче – бедственная роль. Они ведь становятся ненужными, бабушки и дедушки. Не просто чувствуют себя ненужными, а становятся ненужными…

 

Венец жизни, или Стареть интересно

И все же, несмотря на все сложности, болезни, невнимание ближних, – старость прекрасна. Не буквально каждая старость – а как венец жизни твоей. Это еще не кончина, но уже близко. Стареть очень интересно: есть возможность наблюдать за собой, есть время разобраться, к чему ты приходишь.

Я сравнительно недавно поняла, почему в церкви полагается исповедь перед смертью. Ты исповедуешься, как жизнь прошла: перед Богом исповедуешься, значит, не соврешь. Подведение итогов своей жизни – это дело старости. Ты переживаешь заново свою жизнь, заново, теперь уже с точки зрения опыта, который ты прожил. Это переживание – новый взгляд. В сущности, каждая человеческая жизнь не зря прожита. Если понимать это, осознавать, то это намного облегчает жизнь, даже твои страдания. Примиряешься со многим. И делать начинаешь по-другому, и думать о другом, о многом думать.

Понимаешь (и вполне обоснованно, между прочим): нет, не зря на свете люди живут, вообще люди. Человечество сумело передавать самое лучшее, основы жизни: и в побасенках, и в сказках, и в произведениях, которые написаны не для денег, а кровью сердца.

Я читаю Шукшина, Пушкина. Бог ты мой! Тридцать семь лет человек прожил, только тридцать семь лет! Но оставил нам сколько! Смысл известнейшего «Памятника» только сейчас приходит: «Нет, весь я не умру. Душа в заветной лире мой прах переживет…»

Вот что понял человек, до сорока не доживши: главное, что надо оставить, – душу свою. И нет окончания жизни с твоим уходом.

Болшево, февраль 2008