ЦЕНТРАЛЬНАЯ СЛАВЬСпецкор Ц. С. Н. И. Сашик 13.06. 2013
Знаменитый писатель, драматург и киносценарист Антон Павлович Райский серьезно болен.
Сегодня утром в службу спасения с просьбой о помощи позвонила супруга Антона Павловича, Людмила Анатольевна Райская.
Писатель заперся в своем кабинете, забаррикадировал дверь, на вопросы испуганной женщины не отвечал и не отзывался.
Приехавшая по вызову бригада спасателей была вынуждена проникнуть к Антону Павловичу через балконную дверь.
Спасители обнаружили знаменитого прозаика под письменным столом.
Антон Павлович пребывал в состоянии сильного душевного расстройства, плакал, прижимая к груди фигурку черной пешки. Отдать фигурку следственным, спасательным и медицинским органам Антон Павлович наотрез отказался.
На вопросы спасателей и медицинских работников Антон Павлович отвечал громким лаем, вследствие чего был доставлен в 6-ю городскую психиатрическую больницу с подозрением на маниакально-депрессивный психоз.
В интервью нашему корреспонденту супруга Антона Павловича Людмила Анатольевна Райская рассказала, что поводом для трагедии, произошедшей с Антоном Павловичем, мог послужить отказ Соломона Арутюновича Миргрызоева, владельца издательства «Луч-Просвет», издавать новый роман мужа «Липовая аллея», а также гибель любимой собаки Антона Павловича Мерсью.
«Последнюю неделю, – сказала Людмила Анатольевна, – Антон пребывал в постоянном напряжении, не мог работать, отказывался от пищи и страдал бессонницей».
Все мы, читатели, многочисленные поклонники произведений Антона Павловича, приносим ему свои соболезнования и искренне надеемся, что прозаик вскоре поправится, чтобы и дальше радовать нас своими произведениями.
Rg8-f6
«Душевная болезнь представляет собой закономерный биологический процесс, разделяющийся на несколько видов, имеющих каждый определенную этиологию, характерные физические и психические признаки, типическое течение, патолого-анатомическую основу, и тесно связанный с самой сущностью процесса заранее предопределенный исход ».«Психиатрия», 1896 год
1.06. 2013
09:00
– Попрошу немедленно меня отпустить! Вы не имеете никакого права! У-у-у меня дела! У меня роман! – сердито сказал Антон Павлович, стремительно входя в кабинет заведующей психоневрологическим отделением 6-й МКБ Лилит Беэтовны Удушиловой.
Лилит Беэтовна, красивая статная докторша с екатерининским профилем и непрерывной бровью на лбу, ласково улыбнулась и сделала приглашающий жест в сторону кушетки.
Антон Павловича подвели, уложили и застегнули ремнями.
Лилит Беэтовна, кивая, зашуршала листами истории.
Антон Павлович продолжил:
– Условия моего содержания здесь считаю совершенно неприемлемыми. Еда отвратительна. Курица. Рис. Капуста. Котлеты. Кефир. Меня никуда не пускают. Ко мне совершенно свободно приходят очень странные, неприятные, неопрятные люди. О чем-то просят, но произносят все шепотом, затыкая при этом мне уши. Я не могу их услышать. Мне страшно. Все пахнет клопами.
Лилит Беэтовна быстро писала. Кивала. Понимающе взглядывала.
– За стеной по ночам кто-то воет, шуршит, – чувствуя в докторе благодарного слушателя, торопился дальше Антон Павлович. – Вчера в мертвый час ко мне явилась какая-то женщина в белом с зубами и укусила вот тут! – Антон Павлович слабым кивком показал доктору, где его укусили. – После укуса я совершенно ослаб и не мог написать пары слов. Сегодня ночью какая-то гадина украла из тумбочки мою новую рукопись. Я запираюсь, но гадина, вероятно, перегрызла решетку и влезла. Обрывки романа я собирал по частям. Гадина скомкала и выкинула рукопись в уборный бачок. Бачок засорился. Получился запах!
Лилит Беэтовна свела бровь углом и, перестав писать, огорченно посмотрела на возмущенного писателя.
– Я чувствую себя скованным по рукам и ногам! – Антон Павлович красноречиво пошевелил всем, чем мог шевелить, – пальцами и ушами. – Я в клетке. Я погибаю! Я совершенно здоров! Пожалуйста, доктор, я умоляю вас! Подпишите мне выписку, выпустите меня!
Тут Антон Павлович заплакал, пронзительно кося глазами на доктора, и беспомощно заскреб пальцами розовую резиновую клеенку.
Лилит Беэтовна молчала, тикали часы.
Решив, что доктор по-прежнему пребывает в сомнении, Антон Павлович стремительно перешел в наступление.
– Доктор! – прошептал Антон Павлович и, бросив на Удушилову умоляющий взгляд, приблизиться.
Доктор встала. Подошла и, склонясь над кушеткой, ласково погладила выздоравливающего по волосам.
Антон Павлович почувствовал к Удушиловой совершенное доверие и нежность.
Лилит Беэтовна ждала.
– Вам, только вам я могу сказать…
Доктор наклонилась к губам писателя, и Антон Павлович едва слышно прошептал самое важное:
– Я не в силах творить. Кончится тем, что я перестану служить источником бытия… Первопричиной. Я перестану вас создавать… И тогда… – Тут Антон Павлович испуганно замолчал. Похолодевшие от ужаса пальцы прозаика опять заскребли клеенку, но Лилит Беэтовна накрыла пальцы теплой, мягкой ладонью. Ладонь остро пахла земляничным мылом и была резиновой от перчатки.
– Вы мне верите? – недоверчиво спросил Антон Павлович.
– Совершенно! – заверила Удушилова.
– И не станете лгать и смеяться?
– Поверьте, Антон Павлович, мне не до смеха. Я хочу вам помочь! – искренне и встревоженно отвечала Лилит Беэтовна.
И Антон Павлович решился.
– Доктор! В ваших силах спасти человечество! Поймите, я перестану вас создавать, и тогда человечество обречено! Все вы исчезнете! Вас никого не будет! Вот к чему это приведет! Доктор… Доктор! Вы должны, вы обязаны выпустить меня! Подпишите выписку! Немедленно. Вы можете… Человечество… Цивилизация…. Пока не поздно!
Но тут Антон Павлович почувствовал легкий укол под ремнем правого запястья. По телу его побежало тепло, накрыло волной. И понесло куда-то, качая.
– Отвратительно кормят… курица, рис, компот из сухофруктов… совершенно не сладкий…
Лилит Беэтовна грустно кивала.
Тикали часы.
1.06. 2013
11:02
…Сегодня, сразу после утренних процедур, я имел несчастье выслушать их.
Они говорили все разом, с четырех сторон моей комнаты.
Очень близко подходили к ее краям и, рассмотрев, что там я, но что стены мои бумажные, они били по ним кулаками. Эти удары разбудили меня. Оглушенный, я отчетливо слышал, как за ними скребутся, плачут и перешептываются фигуры.
Я проснулся.
Первая стена моей комнаты была порвана в клочья, вторая скомкана в чьих-то пальцах. Третья стена лежала у меня под ногами и была не больше формата А4, и их шепот показался мне гораздо громче, чем их крик или плач.
Я прислушался. Они говорили, что меня нет. Это показалось мне очень забавным, и я рассмеялся.
Но они меня не слышали, потому что смеялись тоже.
А мне было все равно.
Мое отвращение к ним и неверие в них не имело больше предела. К несчастью, они надоели мне до того, что на ужине я смог съесть только твердую булочку с изюмом и, запив ее тем, что они называют тут чаем, пошел в свою клетку.
МКБ
А. П. Райский
Маниакальное состояние. Больной разговаривает сам с собой. Неожиданно смеется. Бредит.
Наблюдаются галлюцинации: тактильные, зрительные, обонятельные, вкусовые, слуховые.
А также галлюцинации общего чувства: висцеральные, мышечные.
А также их комбинации.
Больной видит в своей комнате группу знакомых или незнакомых людей, слышит, как они переговариваются.
Бредовые расстройства; ложные умозаключения; ошибочные суждения и пр.
Бред не поддается коррекции или разубеждению со стороны. Больной полностью убежден в достоверности своих ошибочных идей.
Деменция начальной стадии.
Пирамидон
Атропин
Сероводородные ванны
Массаж
02.09. 2013
06:00
Меня хотят съесть.
(Дальнейший текст съеден.)
МКБ.
А. П. Райский
Мегаломания.
Симтомокомплекс паранойи.
Маниакально-депрессивный психоз, развившийся в результате дереализации больным окружающего мира.
Пароксетин 40 мг
Клоназепам, за 20 мин. до еды
02.06. 2013
Продолжаю напряженно работать. Психиатрия – это наука, которую я раньше недооценивал. Польза лекарственных средств только в том, что они какое-то время помогали мне не делать первого хода. Но не более.
Потом я сорвался.
Еще никогда не писалось мне так легко.
Они отобрали у меня доску. Я протестовал и кусался. Но меня схватили и ударили.
Кормят вареной курицей и холодным рисом. Суп отвратителен. Везде пахнет тушеной капустой. Курица тоже холодная и жесткая, а я люблю серое мясо, какое бывает на лапах и под спинкой.
Дают белые таблетки. Попросил угля, объяснив, что живот болит.
Дали две черные. Две белые у меня уже были. Этого вполне достаточно для первого хода.
Долго думал над ним, пока наконец не решился пойти от е2-е4.
Е7-е5.
Фигуры все тут одеты в белое, и если не вглядываться в них внимательно, то ничего не заметишь. Но я наблюдаю очень внимательно. Их выдают глаза и обувь.
Лилит Беэтовна тут всех их хитрее. Она переодевает обувь, и глаза у нее тоже черные. Но бывают и белые.
У нее еще красные лодочки, как есть у Люды, а руки у нее пахнут детским земляничным мылом.
Я перестал доверять ей. Я никому из них тут не доверяю, но ей особенно.
Вчера я честно признался ей, кто я, и предупредил, чтоб меня выпустили.
Сделав вид, что обрадовалась тому, что я совершенно здоров, она попросила меня подписать ей на память мой роман «Липовая аллея».
Я обрадовался, как последний дурак, совершенно забыв о том, что «Липовая аллея» мною еще не написана, и когда мне отстегнули от кровати правую руку, подписал свой несуществующий роман.
Все они: и черные, и белые, все. Все, кто были, шептались так, точно боялись меня разбудить. Но я не спал.
Потом слились в серое.
И я перестал их различать друг от друга.
МКБ
А. П. Райский
Аффективный синдром.
Амитриптилин
Гиперецин
Флуксидоглоболенпроак
Рикситин
Лечебная физкультура
03.06. 2013
Больше никогда никому из них не говорить о себе правды. Ни слова. Не сознаваться ни в каком случае. Не верить их лживым обещаниям и фальшивым улыбкам.
Все они боятся меня. Потому привязывают, кормят отвратительной, невкусной, скользкой капустой и жесткой белой курицей, чтобы я ослаб, и запирают. В чай подмешивают яд. Вчера был ужасный случай, но об этом потом.
Больше всех боится меня она. У нее страшное резиновое лицо. И маленькие, как у кошки, зубы. Когда она улыбается, у меня в позвоночнике начинается шорох, хлюпает внутри и кажется, что отрывается голова. Запах земляничного мыла стал мне отвратителен.
Сегодня проспал весь день.
Когда проснулся, голова моя была на удивление ясная, а мысли отчетливы. Я сразу понял, в чем состоит их план. Лежащая на поверхности истина ужаснула меня.
Лишив меня воли и возможности владеть собой, сломив меня, они надеются посредством меня управлять моей шахматной доской сами.
МКБ
А. П. Райский
Парафренный синдром.
Больной приписывает себе фантастические способности, при этом убежден в отрицательном влиянии на себя извне, а также, что сам может оказывать такое влияние.
(Религиозный бред) – больной считает себя Создателем. Утверждает, что виноват в смерти и рождении выдуманных (несуществующих в реальности) людей.
У больного наблюдается непрекращающаяся сенестопатия.
Астения в запущенной стадии. Маниакальное состояние.
Потливость. Тахикардия. Зябкость. Колебания артериального давления.
Рогипнол
Метаквалон
Бензодиадепин отменить
Посещения противопоказаны
03.06. 2013
Мои создания не замечают своих клеток. Смешно наблюдать, как они бегают в них, расставляют в них шкафы и диваны, клеят обои, белят потолки, вешают картины… И заводят кошечек с рыбками.
А-ха-ха!
Муравьи.
04. 06. 2013
День прошел впустую. Я никого не создал.
05. 06. 2013
Не могу писать.
06. 06. 2013
Не могу писать.
07. 06. 2013
Сегодня сидел в черной клетке. В белой клетке страшнее.
08. 06. 2013
Ненавижу людей. Больше никогда не стану их создавать. Пропади они все пропадом.
08. 06. 2013
Трудно быть богом.
9. 06. 2013
Стало гораздо легче. Лилит Беэтовна старается убедить меня в том, что я невиновен.
10. 06. 2013
Я невиновен?
11. 06. 2013
Я невиновен. Никогда еще мне не было так хорошо. Так легко и счастливо на душе. Как я мог в чем-то подозревать Лилит Беэтовну? Она замечательный доктор. Настоящий специалист. Страшно даже подумать, что бы было со мной, если бы не она.
Ведь я мог уничтожить весь мир! Это ужасно.
12. 06. 2013
Мне разрешили посещения.
Приходила Люда. Какие красивые она принесла оранжевые апельсины!
Лилит Беэтовна разрешила прогулки. Мы с Людочкой вышли на улицу. Здесь прекрасный яблоневый сад. День был чудесный. Солнечный, теплый. Сидели, взявшись за руки, на лавочке. Какое лето!
13. 06. 2013
Случилось ужасное. Я опять убил человека.
F2-f4, e5-f4.
14. 06. 2013
Как отчетливо вижу я теперь свою клетку. Так же как у них, в моей клетке нет выхода.
Я обречен создавать и, создавая, обрекать их на гибель. Но в отличие от них у меня нет ни надежды, ни выхода.
15. 06. 2013
Я ошибался. Выход есть.
Центральная славьСпецкор Н. И. Сашик
Скорбим и помним.
Сегодня, между пятью и шестью утра, внезапно ушел из жизни Антон Павлович Райский.
У знаменитого драматурга отказало сердце.
Доктора связывают эту трагическую, неожиданную кончину с наступившим в деятельности знаменитого автора кризисом.
Антон Павлович был найден за шахматной доской.
Расставленные на доске фигуры были не тронуты.
Скорбим и помним.
Антон Павлович дочитал неприятную заметку, очень расстроился и на всякий случай перечитал заметку еще раз.
«Вот те на… Говорят, что я умер…» – недоуменно подумал Антон Павлович и, чтобы удостовериться, что эта печальная новость ему не снится, перелистнул «Центральную славь» на погоду.
Погоду обещали хорошую.
Малооблачно. Без дождя.
Удостоверившись, что погода будет хорошая, Антон Павлович сверился с окном.
В раме плыли барашковые безмятежные облачка.
«Плывут… – с горечью и обидой подумал про них Антон Павлович. – Как плыли, так и плывут себе. Как будто со мной ничего не случилось… Я умер, а им хоть бы хны…»
Антон Павлович пошуршал газетными листами. Нашел еще пару-тройку интересных статей, попытался читать, но буквы скользили от его внимания, как утиные выводки в камышовые заросли.
«Я умер. Это ясно. Что же мне делать теперь?» – рассуждал сам с собой Антон Павлович, и хотя никто не гнал его с кухонного кресла, а Людмила Анатольевна, как ни в чем не бывало, хлопотала у плиты к завтраку, бедному покойнику было совершенно ясно, что ему теперь в кресле не место.
Никто не говорил Антону Павловичу, что делать в случае своей смерти, а самому ему ничего не приходило в голову.
Антон Павлович посмотрел в спину жены и нетерпеливо покашлял. Людмила Анатольевна, улыбаясь, обернулась, и, почувствовав на себе приязненный и нисколько не удивленный взгляд жены, Антон Павлович подумал, что Людмила Анатольевна, наверное, еще не читала про него заметку.
– Что пишут, Антуля? – бодро спросила Людмила Анатольевна, ставя на стол тарелку с шипящей яичницей, и Антон Павлович хотя и умер, но все же почувствовал, что голоден и, наверное, немного покушает.
– Пишут, что я умер. Ерунда какая-то, – вставая с кресла и пересаживаясь за стол, отвечал Антон Павлович, берясь за вилку и отпивая горячий чай.
– Почему же ерунду? – возразила тем временем Людмила Анатольевна, с кружкой горячего кофе усаживаясь напротив Антона Павловича и мешая чайной ложкой кусочек сахара. – Разве ты не умер?
– Да я и сам не пойму, – с аппетитом прожевывая кусок крепкого жилистого бекона, отвечал жене Антон Павлович. – С одной стороны, всякое может быть. Но с другой стороны, это все же, согласись, как-то несколько неожиданно и неприятно.
Людмила Анатольевна с жалостью и нежностью смотрела на мужа.
– Ну почему же неожиданно, Антуля, ты долго болел…. Вспомни хотя бы, как ты переживал из-за нового романа. Подлец Миргрызоев отказал нам в издании. Ты страдал из-за Мерсью, – перечисляла Людмила Анатольевна, прихлебывая крепкий кофе, и Антон Павлович огорченно кивал, вынужденный принимать ее доводы. – Неприятности и беды следовали одна за другой, – рассказывала Людмила Анатольевна, пока Антон Павлович кушал, и от ее рассказа он как-то разом приободрился и одновременно смирился.
«В конце концов, какая мне разница, умер я или нет, раз ничего, кажется, от этого все равно не изменилось?» – успокаивал себя Антон Павлович, но, однако, с каждой секундой ему делалось все тяжелее и тяжелее смириться со своей кончиной.
«Скорбим и помним… У, лицемеры! – горевал Антон Павлович. – Знаю я, как вы скорбите! Знаю я, как вы помните!
Разве это так делают, поступают так разве с человеком?.. Ведь никто меня даже не предупредил!
Дали газету в руки, не подготовили, как это обычно делается в таких случаях. Разве можно вот так, с бухты-барахты, прямо за завтраком, давать такое читать немолодому, больному человеку? – сердился Антон Павлович, и ему было очень жалко себя. – Ведь так и умереть можно от инфаркта сердца!..» – беспокоился бедный покойник.
Тем временем Людмила Анатольевна собрала со стола тарелки и, сметя полотенцем хлебные крошки, уселась читать «Поленьку Сакс» в кресло Антона Павловича.
«Еще даже дня не прошло, как я умер, а она уже Державина у меня на глазах читает… – окончательно расстроился Антон Павлович, и мысль понесла его дальше в этом траурном стремительном русле, как горная река несет зазевавшуюся инфузорию к водопаду Виктория. – Вот так умрешь и даже пикнуть не успеешь, как все про тебя забудут, точно тебя и нет!»
Антон Павлович, сердито отодвинув табуретку, встал и, нарочно громко шлепая тапками, прошелся туда-сюда по кухне.
Жена спокойно перелистнула страницу.
Антон Павлович недоверчиво покосился на Людмилу Анатольевну и напряженно задышал.
Антон Павлович напряженно и очень громко дышал, но Людмила Анатольевна, не обращая на вздохи-выдохи Антона Павловича никакого внимания, с удовольствием читала.
Антон Павлович встал у жены за спиной и горячо, обиженно задышал ей в макушку. Людмила Анатольевна поморщилась, обернулась к окну и, прикрыв форточку, продолжала чтение.
Антон Павлович беспомощно огляделся, соображая, что бы еще предпринять против жены, и внезапно ему показалось, что все это – и газетная статья, и Державин в руках Людмилы Анатольевны, и полуденный зной, колышущий занавеску на стеклопакете – уже было когда-то в его жизни.
Антон Павлович вздрогнул и прищурился с удивлением. Упорное дежавю смотрело на него изо всех углов кухни.
Смотрело с клеенчатой скатерти. Смотрело из сахарницы.
Смотрело с потолка, лежало знакомыми тенями на полу.
Даже из кафельного узора пристально и жутко смотрело на Антона Павловича дежавю.
«Сейчас я войду на кухню, жена вздрогнет и захлопнет книгу», – с ужасом вспомнил Антон Павлович, и ему стало так страшно, как еще никогда не бывало в жизни…
«А потом я выйду на балкон… – стремительно всплывало у Антона Павловича из памяти, – и плюну в Добужанского…
Боже мой! Мне же ни в коем случае нельзя плевать в Добужанского! Ведь с этого все начнется…
И кончится тем, что я умру»! – Антон Павлович, покрываясь холодным потом, схватился за голову и застонал.
«Ерунда… Не может этого быть. Тогда был май, а теперь уже осень…» – напомнил себе Антон Павлович и, чтобы удостовериться, что ему померещилось, шмыгнул мимо жены на балкон. Но запах цветущей черемухи, сиреней и акаций, неумолимый, как приговор, встретил Антона Павловича у перил.
Антон Павлович бросился к газете, желая свериться с числом. Но число на газете оказалось тринадцатым маем.
Оставалась одна надежда, что Антон Павлович проспит.
Часы пробили полдень. Антон Павлович замер посередине кухни, с ужасным предчувствием глядя на дверь.
Людмила Анатольевна вздрогнула и захлопнула за спиной Антона Павловича книгу.
Антон Павлович вошел, мрачно посмотрел на жену и, не здороваясь, направился к балкону…
За Антоном Павловичем, цокая коготками, спешила Мерсью.
Остановившись у ног бедного, беспомощного умершего, преданная Марсельеза отчаянно завертела головой и вдруг задрала мордочку и пронзительно, жалобно заскулила.
Антон Павлович проснулся в слезах.
Встал.
Накинул халат.
И зашлепал на кухню.
Людмила Анатольевна захлопнула Державина.
Антон Павлович прошел на балкон. Он не стал здороваться с женой. Следовало дать жене понять, что ему неприятно, когда вместо него Людмила Анатольевна читает кого-то еще.
Выйдя на балкон, Антон Павлович накопил слюны достаточно, чтобы плюнуть.
Из арки на тротуар легла чья-то тень.
«Наверняка это Добужанский», – отчего-то подумал Антон Павлович и старательно прицелился.
Антон Павлович прицелился, но в этот момент из кухни донесся пронзительный, звонкий вой Марсельезы Люпен Жирардо.
Он вздрогнул, отвернулся и, быстро прошлепав на кухню, взял Марсельезу на руки.
Cd6-e7#