Разговор с Харрисоном в некоторой степени развеял лейтенанта. Во всяком случае, уже не было чувства внутреннего раздвоения. Раздвоения, связанного, с одной стороны с необходимостью исполнять свой долг, долг полицейского, а с другой стороны, с осознанием того, что исполнять этот долг становится все труднее, и даже противнее. Во всяком случае, долго продолжаться подобное состояние не могло. Это он отчетливо понимал. А вот чем потом заниматься, Саммерс не представлял. Может быть, и в правду следовало попробовать писать романы на криминальную тематику? Если бы ему удалось описать хотя бы половину из того, что произошло с ним на протяжении многих лет работы полицейским, тогда успех был бы гарантирован. Однако все литературные эксперименты потом, а сейчас нужно было разобраться с необычным ограблением банка. Он уже решил, что это будет его последним серьезным делом. И чем бы оно ни кончилось, Саммерс уйдет в отставку.

Так, продолжая разбираться со своим внутренним «Я», Саммерс ехал по улицам города. Наконец, он начал осознать, что происходит. Оказывается все это время, он ехал по направлению к дому профессора Сильваина Франкоера. Однако, подъехав к его дому, Саммерс остановился в нерешительности. Он утратил внутреннюю уверенность, столь необходимую для успешной работы полицейским. Как вести разговор с профессором Франкоером, он не представлял. Саммерс не мог вспомнить, что когда-либо был в подобном состоянии. Видимо, действительно настало время для ухода в отставку. Но уйти хотелось красиво.

«Да, Питер, — продолжал он мысленно разговаривать сам с собой, — что-то не узнаю я тебя теперь. Что случилось? Ты совсем раскис. Как можно работать в таком состоянии? А работать надо. Необходимо любой ценой разобраться с этим «гипнозом», или как его там… Все, пойдем! Даст бог, разберусь, как с ним разговаривать».

Саммерс вышел из машины, прошел к дому по выложенной красивой плиткой дорожке, поднялся по ступенькам и позвонил. Дверь ему открыла пожилая негритянка в ухоженной униформе старинного покроя. Он представился и показал жетон.

— Здравствуйте, мистер Саммерс, — приветствовала его женщина. — Вам направо, к секретарю.

Саммерс повернул направо и увидел за секретарским столом миловидную женщину лет тридцати пяти. Он подошел к столу и представился. Секретарша изящным движением левой руки сдвинула очки на кончик носа, и внимательно, по верх очков, рассмотрела его. Саммерсу взгляд карих глаз показался весьма игривым.

— Вы записаны на прием, мистер полицейский? — воркующим волосом спросила она.

— Я лейтенант криминальной полиции, и пришел сюда по очень важному делу. Думаю, что этого достаточно.

— В таком случае, мистер лейтенант криминальной полиции, вам придется немножко подождать. У профессора клиент. А это значит, что его нельзя тревожить. Никому, даже криминальной полиции… Потом я доложу профессору. Не исключено, что он согласится вас принять.

Несмотря на приятный тембр, Саммерс уловил в ее голосе весьма властные нотки, и решил не перечить. Он развернулся и направился к дивану, обитому черной кожей.

Сидя на диване, Саммерс осмотрелся, и пришел к выводу, что рассматривать в этом помещении, кроме самой секретарши, нечего. Поэтому он с интересом стал ее разглядывать. Светлые волосы были зачесаны высокой копной на затылке, на висках тонкие локоны, закрученные в изящные спиральки, выбивались из-под дужки очков. Края очков слегка приподняты, и от этого ее глаза казались немного раскосыми. Эта деталь, однако, не портила общего впечатления. Нельзя было сказать, что она писаная красавица, но ее лицо привлекало внимание необъяснимым очарованием.

Постепенно Саммерс стал рассматривать светлую блузку секретарши. В начале ему блузка показалось полупрозрачной. Однако дальнейшее разглядывание не позволило различить ничего: ни белья, ни чего-либо другого. Данный факт не очень огорчил его, так как внимание постепенно сконцентрировалось на движениях секретарши. Двигалась она грациозно. Величавая осанка, плавные движения, а повороты головы вызвали бы зависть у любой царствующей особы. Вот она изящно, и со знанием дела, переложила бумажки из одной папки в другую.

«Интересно, зачем она так сильно поворачивают голову? — подумал в этот момент лейтенант. — Это нужно для работы, или она хочет, чтобы ее лучше рассмотрели? Скорее всего, последнее. Да, в жизни женщины реклама играет не последнюю роль».

Переложив все бумажки в нужную папку, женщина стремительно встала, строго посмотрела на Саммерса, и направилась к стеллажу в углу холла. Весь стеллаж был заполнен разноцветными папками.

Расстояние до стеллажа с папками было небольшим, и Саммерс не успел насладиться всеми прелестями ее походки. Подойдя к стеллажу, секретарша повернулась к нему спиной, предоставляя возможность полицейскому оценить все достоинство ее фигуры.

А полюбоваться было чем. Узкая талия, широкие бедра, длинные и крепкие ноги. Оторвать взгляда от ее фигуры Саммерс уже не мог. Вдруг он заметил какие-то ниточки на нижнем краю ее короткой юбки. Внимательно присмотревшись, он понял, что это не ниточки, а своеобразный узор на ее колготках.

«Это оплошность, или так надо? Держится она уверенно, значит так надо», — размышлял он, рассматривая все изгибы ее крепких ног.

Секретарша стала переставлять папки с одной полки на другие, и Саммерса совершенно не удивило желание женщины достать папку с бумагами с самой верхней полки стеллажа. Она поднялась на носочки и потянулась рукой к папке, расположенной на самом верху. Юбка стремительно поднялась, и у него появилась возможность внимательно изучить все особенности узора на колготках секретарши.

От неожиданности у Саммерса даже дыхание перехватило. Дышать он начал только после того, как она опустила руку.

«Здорово это у нее получается, — подумал полицейский, — никакой стриптиз-клуб не сравнится».

Вдруг отворилась дверь кабинета, и из нее вынырнул невысокий мужчина с блуждающими глазками. По количеству изделий из золота на нем, Саммерс догадался, что это один из богатых клиентов профессора. Он хотел что-то сказать секретарше, но, увидев постороннего человека, смутился, и его глазки забегали еще быстрее. Все же он ухитрился подмигнуть ей и поспешно удалился. Женщина одарила его совершенно прелестной улыбкой.

После его ухода, секретарша снова строго посмотрела на Саммерса и направилась в кабинет к профессору. На этот раз Саммерс успел насладиться ее походкой в полной мере. Невольно его взгляд устремился ниже талии секретарши. Грациозные перекатывания ягодиц под узкой юбкой черного цвета произвели на него неизгладимое впечатление. Он вновь утратил способность двигаться и мыслить.

Очнулся он лишь после того, как она скрылась за дверью. И только в этот момент Саммерс почувствовал, что уверенность в своих силах к нему вновь вернулась. «Вот оказывается, что надо для вхождения в форму», — усмехнулся он. Теперь он уже не опасался начинать разговор с профессором Франкоером.

Минуты через две секретарша показалась в дверях и ласковым голосом произнесла:

— Мистер полицейский, вы можете зайти.

Саммерс поблагодарил ее и направился в открытую дверь. Она провожала полицейского цепким взглядом. Поравнявшись, он улыбнулся ей, женщина охотно ответила тем же.

«Да, она просто, львица, — мелькнула у него в голове. — У профессора полно богатых посетителей, и чувствует она себя в их компании весьма вольготно».

Полицейский очутился в кабинете профессора. Кабинет производил должное впечатление на посетителей своим величием. Изысканного дизайна мебель, компьютер, телевизор с большим экраном, большой глобус рядом со столом. Но, главное, стеллажи с огромным количеством книг в роскошных переплетах. Они полукругом располагались позади стола, за которым сидел профессор.

Сильваин Франкоер внешне оказался полной противоположностью профессору Марку Шустеру. Высокий и полный, он больше походил на финансового магната. Недостаток волос на голове с лихвой компенсировался их избытком на груди и руках. Франкоер был в рубашке с расстегнутыми пуговицами и короткими рукавами.

Саммерс постоял перед ним с минуту и, убедившись, что на него не обращают внимания, откашлялся. Профессор оторвал взгляд от бумаг и, глядя поверх очков, внимательно рассмотрел полицейского с ног до головы. Затем раздраженно спросил:

— Так, а это еще что такое?

Саммерс показал полицейский жетон и представился.

— Понятно. И что же вам нужно, сэр?

— Ваша помощь, профессор, — осторожно начал Саммерс. — Речь идет об ограблении банка, дело государственной важности… Не стану скрывать, следствие в тупике, так как мы никак не можем понять, каким образом преступник заставил охранника банка совершить кражу крупной суммы денег, а потом застрелиться.

— Ха! У вас всегда дела государственной важности. А у меня дела только личные и, не смотря на это, заметьте, сэр, они не менее важны, чем ваши, государственные. Какого черта я буду отрываться от своих дел?

Саммерс был внутренне готов к такой встрече и даже мысленно поблагодарил профессора Марка Шустера за предупреждение. Еще за долго до встречи с профессором Франкоером, он решил придерживаться линии осторожного поведения и «давить на жалость». Такого самоуверенного человека, каким был профессор Франкоер, трудно было привлечь к сотрудничеству призывами о необходимости помощи следствию, соблюдения законности и тому подобное.

— Профессор, — продолжил полицейский, — речь идет о необычном ограблении банка, произошедшем недавно. После многочисленных неудач, следствие пришло к выводу, что только вы можете помочь нам. Профессор, мне крайне жаль отрывать вас от важных дел, но, поверьте, только чрезвычайные обстоятельства заставляют меня обратиться к вам.

Саммерс заметил, что Франкоер с нескрываемым удовольствием слушает его. Лейтенант продолжил:

— Я не умею красиво говорить.

— Это верно, — подтвердил профессор.

— Поэтому, разрешите показать вам видеокассету с ключевыми моментами преступления.

Франкоер небрежно махнул рукой в сторону телевизора.

Саммерс вставил кассету в видеомагнитофон и вернулся к столу. Затем он достал из кармана пиджака фотографии и положил их на стол профессора.

— Кроме того, на фотографиях отдельные кадры с видеопленки.

Профессор Франкоер жестом руки предложил Саммерсу сесть, затем взял пульт и включил видеомагнитофон. Как только экран засветился, он стал внимательно смотреть на него.

— Черт побери! — воскликнул профессор после просмотра первых же секунд пленки. — У вас же пленка с фиксацией одного кадра в секунду. Что по ней поймешь? Расшифровка таких пленок — сущая пытка!

Саммерс молчал, так как боялся вызвать еще большее раздражение профессора своими некомпетентными соображениями.

Однако по мере того, как видеомагнитофон продолжал показывать развитие трагических событий с охранником в банке, внимание профессора Франкоера все больше приковывалось к экрану. После того, как пленка закончилась, он еще некоторое время молча смотрел на погасший экран.

— Да, здорово, — наконец произнес профессор, — а с кем охранник все время разговаривал?

— Неизвестно, — развел руками полицейский. — В этом как раз и заключается главная сложность. Если бы удалось выяснить, что говорил охранник, то, возможно, мы смогли бы ответить и на этот вопрос.

Франкоер минуты три продолжал молча рассматривать фотографии, затем спросил:

— Хорошо, на пленке, как вы говорите, ключевые моменты. А что делал охранник в другие моменты?

— Вел себя самым обычным образом, — начал рассказывать полицейский, — был в отличной форме… Что делал? Осматривал помещение, слушал радиоприемник, выполнял разминочные упражнения, пил кофе и тому подобное. Ничего необычного. Затем внезапно что-то изменилось. На охранника было оказано каким-то образом чрезвычайно сильное воздействие. Но видеопленка ничего не зафиксировала… Вот, если бы удалось удалось разобрать хоть несколько слов, произнесенных охранником в ту страшную ночь. Возможно, удалось бы за что-нибудь зацепиться. А пока — полный тупик. Поверьте, все доступные технические экспертизы были проведены. Пробы кофе, образцы формы охранника, фрагменты нервной и мышечной тканей его тела проверялись на уровне федерального банка данных. И ничего не удалось обнаружить, все в норме.

— Потом появилась идея, что был применен гипноз, — продолжил Саммерс. — Есть, знаете ли, такие умельцы. Ездил к профессору Марку Шустеру консультироваться. Он меня убедил, что гипноз тут не причем, и посоветовал обратиться к вам… Вот почему я у вас. Можно сказать, что вы наша последняя надежда.

— Спасибо, как говорится, за доверие, — проворчал профессор. — А заодно и коллеге Шустеру за совет. Однако разобрать слова по такой пленке исключительно сложно. И говорю это я вам не для того, чтобы содрать большой гонорар. С вашего ведомства я возьму по обычному тарифу. А деньги, знаете ли, я деру со всех этих хлюпиков.

Франкоер попытался изобразить воображаемого им человека. Он прищурил глаза, прижал скрюченные руки к животу и пропищал: «А скажите уважаемый профессор, о чем говорила моя крошка с тем здоровенным негром».

Затем он принял обычный вид и продолжил:

— Можно подумать, интересовалась прогнозом погоды на завтрашний день. Вот с таких деньги деру беспощадно. И что самое интересное — дают! У вас же совершенно другой случай. Мне даже самому интересно стало. Давненько не испытывал интерес к работе. Сложный случай, но очень интересный. Очень. Даже представить трудно, что такого с ним сотворили?

— Скорее всего, — продолжил профессор, постепенно оживляясь, — это преступление, а не простое самоубийство. Здесь я с вами согласен. И каждое расшифрованное слово может оказать существенную помощь в расследовании. Сейчас попробую вас немножко приободрить, и даже раскрою небольшой секрет. При расшифровке слов внимание следует обращать не только на движения губ, но и на выражение глаз, на жесты и так далее. На эмоции, другими словами. Ведь когда человек произносит слова, он не только передает некоторую информацию, но и за счет эмоций выражает свое отношение к этой информации. Понимаете?

Саммерс понимающе кивнул головой. Хотя, по правде сказать, его мало интересовали слова, произносимые профессором. Он, воспользовавшись услышанным секретом, обращал больше внимания на эмоции профессора. А они свидетельствовали, что профессор Франкоер заинтересовался его материалами. Заинтересовался, значит, постарается помочь.

— А эмоций на вашей пленке и фотографиях хватает, — продолжал профессор. — Я бы сказал, колоссальные эмоции… Кстати говоря, и пленка, и фотографии отменного качества. На них как раз то, что нужно. Прекрасно видно каждая черточка лица. Неужели это съемки системы видеонаблюдения банка?

— Нет, наши спецы постарались.

— Молодцы, — восторженно сказал Франкоер, — с такими приятно работать.

Некоторое время профессор продолжал внимательно рассматривать, принесенные полицейским фотографии. Потом сделал заключение:

— Предлагаю поступить следующим образом. Я попробую разобраться с вашими материалами. Расшифровать каждое слово не удастся, это просто невозможно на пленке с такой частотой фиксации кадров. Но общую направленность, если хотите, тональность, его слов можно определить. Думаю, это реально. О сроках договариваться не будем, спешить не стану. Придется попотеть, уж слишком сложное дельце вы мне подкинули.

— Да, это вам не фунт лапшички, — согласился Саммерс, находясь в раздумье.

— Как вы сказали? — смеясь, спросил профессор. — Не фунт лапшички? Замечательно, нужно будет запомнить.

— Профессор, я очень благодарен вам, за стремление помочь следствию. Но убедительно прошу вас сохранить детали нашего разговора в тайне, это секретные сведения.

— Не сомневайтесь, — усмехнулся Франкоер, — язык за зубами я умею держать. Возможно, по этому и жив до сих пор.

Они попрощались, и Саммерс направился к выходу.

— Да, и еще, лейтенант, — остановил полицейского профессор. — Сообщите Луизе почтовый адрес и номер счета вашего отделения. Она оформит заказ.

Саммерс сообщил все необходимые сведения секретарше, и направился к двери. Уже перед самым выходом он обернулся и послал ей воздушный поцелуй, чего ни разу в своей жизни не делал. Лицо Луизы засветилось от удовольствия.

Саммерс снова сел за руль своего автомобиля. Мимолетное общение с секретаршей профессора и успешный разговор с ним самим окончательно изменили его настроение. Надо же, всего полчаса, и он снова готов к работе. От прошлой неуверенности не осталось и следа. Более того, у него появилась уверенность в своем будущем. Да, несомненно, он попробует писать криминальные романы.

Лейтенант посмотрел на часы. Было еще слишком рано возвращаться домой, и Саммерс решил отправиться к вдове охранника. Он круто развернул автомобиль и поехал в южный район города. Полицейский вел машину по улицам города, безостановочно улыбался и повторял: «А, хороша, штучка».

Сравнительно быстро он добрался до нужного района. Однообразные многоэтажки, похожие друг на друга, как капли воды. Саммерс хорошо знал эти места, по службе ему частенько приходилось здесь бывать. Вдовы охранника Браверса не оказалось дома, она была с дочкой на игровой площадке. Саммерс быстро нашел их, но подойти так и не решился. Она была беременна, и тревожить ее расспросами в таком состоянии лейтенант криминальной полиции не решился.

Саммерс стоял за высокой оградой, окружающей игровую площадку, и любовался дочуркой охранника, которую мать раскачивала на качелях. Из протоколов по делу об ограблении банка он знал, что девочку звали Анжела, и ей пять лет. Она была так красива, что Саммерс стал называть ее про себя ангелочком. Анжела звонко смеялась и беззаботно размахивала ножками. Когда качели поднимались в самую верхнюю точку, девочка переставала смеяться и озорно взвизгивала.

Саммерс минут пять стоял и любовался маленькой девочкой, затем молча удалился. Возвращаясь, он уже реже вспоминал секретаршу профессора Франкоера, и все же, вернулся домой в приподнятом настроении. Без напоминаний Саммерс сразу же пошел мыть руки, чем несказанно удивил свою жену. Затем пришел на кухню и, радостно потирая руки, спросил:

— С чего начнем, дорогая?

— Как обычно, с салата.

— С салата? Замечательно… О, как вкусно!

— Что с тобой сегодня случилось? — удивилась Барбара.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому, что последнее время ты совершенно не замечаешь вкус пищи, которую поглощаешь. Да что вкус? Вообще ничего не замечаешь!

— Правда? — удивился Саммерс.

— Правда, правда, — подтвердила Барбара.

— Вот с этих пор и стану замечать, — рассеялся он.

— И что же случилось? — спросила жена, став посредине кухни и приставив сжатые кулаки к талии. — Может быть, влюбился?

— Господи, у вас, у женщин, одно на уме! Просто мне кажется, что появился свет в конце тоннеля. Вот и настроение хорошее.

— Что ты имеешь в виду под словом «тоннель»?

— Свою работу, конечно же.

— И что там на твоей работе?

— Ты знаешь, что сейчас я занимаюсь расследованием очень необычного дела. Оно настольно сложное, настолько запутанное, что совсем меня измучило. Превратилось просто в пытку, а отступиться никак не могу.

— Это точно, никогда не успокоишься, пока не распутаешь, — согласилась жена.

— Так вот, — продолжил Питер, допивая чай, — сегодня мне показалось, понимаешь, только показалось, что наметился небольшой прогресс в расследовании этого дела. Пока ничего конкретного, но надежда появилась… А впрочем, хватит обо всем этом. Пойдем-ка, займемся более важными делами.

— Ой, ой! Что-то ты сегодня распетушился? — насторожилась Барбара. — Может, встретил кого-нибудь?

— Кого я могу встретить, кроме преступников? — раздраженно отреагировал Саммерс.

— Преступницы тоже иногда бывают красивыми, — парировала Барбара.

— Ладно, хватит рассуждать, пойдем, — заключил Саммерс. Сам, однако, вспомнил секретаршу профессора, и даже успел подумать: «А она, наверное, шалунья».