Джейк Макгрегори после звонка в полицию решил поговорить о давно волновавших его вопросах с Гарри Галлахером. В последнее время в компании произошло много событий — смерть Уинстона Джексона, долгожданная победа в конкурсе на поставку кинопроекторов, внезапная гибель Чарльза Абрахамсона, Герберт Уингли оказался в психиатрической клинике.

Если раньше у Джейка были неясные предчувствия, то теперь, после происшествия с Уингли, у него сложилось твердое убеждение, что разворачивающиеся вокруг их компании события далеко не случайны. Более того, у него все четче складывались представления о происходящем и разговор с боссом смог бы прояснить многое. Конечно, Джейка останавливало ухудшение здоровья Галлахера, но откладывать давно назревший разговор дальше он не мог.

Макгрегори спустился в приемную и спросил у Джулии, показывая на дверь босса:

— У себя?

— Да, — растерянно сказала Джулия. Ее очень поразил вид Джейка, его неожиданная резкость и раздражительность. Такого она не ожидала, поэтому растерялась и не знала, как сказать Джейку, что отпросилась у босса на прием к врачу.

Джейк, не говоря ни слова, прошел в кабинет. Внешний вид Галлахера за последнее время сильно изменился. Он заметно постарел, многое ему пришлось пережить в этот период. И все же, жалость, которая возникла в этот момент у Джейка, не смогла пересилить его стремление разобраться в ситуации. С другой стороны, он не хотел слишком раздражать босса, поэтому начал разговор осторожно:

— Как здоровье, Гарри?

— А, Джейк, это ты. Заходи, садись… Здоровье? Здоровье, как ни странно, налаживается. С одной стороны, все эти пилюли и уколы делают свое дело, а с другой стороны… Ты знаешь, Джейк, с другой стороны, человек привыкает ко всему, даже к плохим новостям. Как ни кощунственно это прозвучит по отношению к Уингли, но произошедшее с ним оказало на меня значительно меньшее влияние, чем смерть Абрахамсона. И не потому, что Чарльз был мне дороже, чем Герберт. Нет, не потому. Просто, и к плохому привыкаешь. Знаешь, как на войне, первые смерти производят ошеломляющее впечатление, а потом и к смертям люди привыкают.

— Да, бедняга Герберт, — согласился Джейк. — Я, кстати, хотел бы посетить его сегодня. Вы не будете возражать, если я съезжу к нему в клинику?

— Нет, конечно. Понимаю, что работать продуктивно в такой обстановке трудно.

— Гарри, я хотел поговорить с вами еще и о другом.

— Пожалуйста.

— Я хотел бы поговорить с вами об обстановке, которая складывается вокруг нашей компании.

— Да, Джейк, ты абсолютно прав. Обстановка складывается чрезвычайная. Думаю, что необходимо созывать внеочередное собрание акционеров.

— Нет, я хотел поговорить не о собрании акционеров, — тихо сказал Макгрегори, — я хотел поговорить об Эрденштейне.

— Джейк, да что с тобой? — Галлахер от досады закрыл правой рукой глаза и покачал головой. — Почему ты никак не успокоишься? Ведь он мертв давно. Выброси его из своей головы. Нет его, и все. Нет, понимаешь?

— Сейчас меня больше интересует не Эрденштейн и обстоятельства его исчезновения, а то, чем занимался он сам и его отдел, — твердым голосом заявил Джейк. Он решил идти до конца, чтобы разобраться с давно волновавшим его вопросом. Неоднократно он уже пытался завести с Галлахером разговор на эту тему. И так же неоднократно босс в резкой форме отказывался разговаривать о работе отдела, которым руководил Эрденштейн.

Галлахер изменился в лице. Складывалось впечатление, что у него внезапно начался приступ сильной зубной боли. Глядя на его лицо, Джейк подумал, что босс вновь перейдет на крепкие выражения и откажется обсуждать этот вопрос. Однако разговор повернул в другую сторону.

— Джейк, зачем тебе все это надо? — умоляющим голосом сказал Галлахер. — Нет Эрденштейна давно, нет давно его отдела, нет никаких проблем. Зачем тебе ворошить прошлое? Мы победили в конкурсе, у тебя невеста красавица, живи и радуйся. И вообще, если бы не внезапная смерть Абрахамсона и болезнь Уингли, можно было бы сказать, что наступили золотые времена.

— Вот именно, «если бы», — сказал Джейк, делая особое ударение на последнем слове.

— Что ты имеешь в виду? — лицо Галлахера стало неожиданно серьезным.

— Я думаю, что Эрденштейн жив и мстит нам всем.

— За что же нам мстить? — удивился Галлахер.

— За те унижения, которые ему якобы пришлось пережить в нашей компании, — ответил Джейк. — Вы же знаете, какой он псих.

— Какие унижения? — еще больше удивился Галлахер. — Кто и когда его унижал? Неужели ты считаешь унижением последнее совещание, на котором он присутствовал? И потом, почему ты считаешь Эрденштейна живым? Тебе что-нибудь известно?

— Нет, ничего мне неизвестно, — ответил Макгрегори. — Нет у меня и фактов, но я чувствую, что он жив и мстит нам.

— Господи, Джейк, — голос Галлахера вновь стал спокойным, — это все нервы и переживания, которые выпали на нашу долю в последнее время. Забудь ты обо всем, что связано с этим человеком. Через некоторое время все уляжется, и заживем мы спокойно. Тогда и займемся нашим суперпроектом.

— И все же, несмотря на отсутствие фактов, я решил обратиться в полицию. Может быть, они помогут разобраться.

Последние слова Джейка произвели на Галлахера сильнейшее впечатление. Его спина выпрямилась, глаза округлились. Он подался вперед, словно пытался задержать Джейка руками, и торопливо заговорил:

— Обожди, Джейк. Причем тут полиция. Эрденштейна давно нет, давно нет и его отдела. Все уже забыли, чем он занимался. Зачем полицию тревожить? У них и своих проблем хватает.

— Возможно, вы и забыть успели, но я, например, до сих пор ничего не знаю, — не сдавался Джейк. Он понял, что босс скрывает что-то более серьезное, и решил, во что бы то ни стало, добиться от него истины. — Я не последний человек в компании, и ничего не знал о происходящих в ней событиях. А события, как я теперь понимаю, весьма серьезные. Думаю, полиция поможет разобраться.

— Нет, Джейк, не спеши. При чем тут полиция, можно и без нее… Хорошо, раз тебя это так интересует, я все расскажу.

— Да, меня все это очень интересует, — подтвердил Джейк, сделав ударение на слове «это».

— Еще несколько лет назад, — начал рассказывать Гарри Галлахер, — наша компания испытывала серьезнейшие финансовые затруднения. Да что там затруднения, мы были просто на краю пропасти. Ты, ведь помнишь, как нам было тяжело? А потом проблема, как бы, сама собой рассосалась.

— Помню, — подтвердил Джейк, — вы тогда сказали, что удалось получить кредит на очень выгодных условиях.

— Да, но никакого кредита не было.

— Что же было на самом деле? — настаивал Джейк.

— Совсем другое… Года полтора тому назад на меня неожиданно вышел специальный агент ФБР Джонсон. Он был уже в курсе наших финансовых проблем и предложил нашей компании помощь. Финансовую, конечно. Однако взамен предложил расположить на нашей территории секретную лабораторию, во главе с Эрденштейном.

— Эрденштейн — агент ФБР? — удивился Джейк.

— Этого я не знаю… Поверь мне, Джейк, единственным условием той финансовой помощи была строгая секретность. Поэтому я сам толком ничего не знаю. Не знаю, был ли Эрденштейн агентом ФБР, не знаю также, чем он занимался. В целях секретности лаборатория, во главе с Эрденштейном, была оформлена, как наш новый отдел. Вся дополнительная охрана, ну ты сам понимаешь, этот лифт, телекамеры и тому подобное, призваны были защищать лабораторию Эрденштейна, а не наши производственные секреты. Но, можешь быть спокойным, все за их деньги. Сам Эрденштейн, опять же в целях секретности, посещал наши совещания, хотя, как мне показалось, даже не пытался вникнуть в суть наших проблем.

— Это было очевидно, — с раздражением сказал Джейк.

— После его смерти ребята из ФБР быстро все убрали, даже личные дела всех работавших в отделе. Вот тебе и вся правда, — развел руками Галлахер. — Надеюсь, теперь ты успокоишься.

— Не могу поверить, что это вся правда, — не унимался Джейк. — Я больше чем уверен, что вы знаете, чем занимался Эрденштейн. Просто невозможно поверить в это!

— Трудно поверить, — согласился Галлахер, — но это действительно так. Признаюсь тебе, мне самому было просто необходимо знать, что там творится. Может быть, что-нибудь противозаконное, а я несу полную ответственность за все, что происходит на нашей территории.

— Вот именно, — согласился Макгрегори.

— Я спросил однажды специального агента Джонсона, — продолжил Галлахер, — о направлении работы лаборатории Эрденштейна. Естественно, он мне толком ничего не рассказал. Единственное, что я сумел понять из его ответа, цель лаборатории заключалась в разработке устройства, позволяющего влиять на психику террористов. Включаешь такое устройство, террористы полностью утрачивают способность сопротивляться, и их берут без единого выстрела.

— Понятно, значит, все-таки, влиять на психику людей, — сказал задумчиво Джейк. — И теперь последний вопрос.

— Джейк, слишком много вопросов, — взмолился Галлахер.

— Ничего, потерпите, пожалуйста. Я хочу спросить о судьбе служебной записки, которую передал вам перед тем злосчастным совещанием Эрденштейн. В этой записке, на сколько я понимаю, он излагал суть своих предложений.

— А, та бумажка, — небрежно сказал Галлахер, — успокойся, ее давно уже нет. Я ее просто выбросил.

— Вы помните, что было в ней написано?

— О чем ты говоришь? Как можно такое запомнить, одни технические термины. Я толком и понять ничего не смог.

— Вот, пожалуй, и все, — сказал удовлетворенно Джейк.

— Теперь ты успокоишься?

— Возможно, — ответил Джейк. — Во всяком случае, хотя бы что-то прояснилось. А теперь я поеду, если вы не будете возражать.

— Куда? — напряженно спросил Галлахер.

— В клинику, попробую навестить Уингли.

— Хорошо поезжай. Если удастся, передай ему привет от меня. И пожелай побыстрее поправляться.

Макгрегори вышел из кабинета. Джулия все это время с тревогой ожидала его. Джейк заметил тревогу в глазах Джулии, заулыбался, подошел к ней и обнял.

— Все хорошо, дорогая. Не волнуйся. Я ненадолго съезжу в клинику, проведать беднягу Уингли. Вернусь и все тебе расскажу.

— Как босс? — спросила она.

— Он очень устал за последнее время, его не следует слишком беспокоить. Все, пойду. Я тебя люблю.

Он нежно поцеловал ее и вышел из приемной.