Через час Джейк Макгрегори был уже в полицейском отделении. Саммерс оказался в кабинете один, Джейк передал ему найденный документ и с напряжением наблюдал, как он изучал записку Эрденштейна. Полицейский бегло пробежал глазами всю записку, затем начал досконально, по несколько раз перечитывая, изучать отдельные фрагменты. Внимательно перечитав записку еще раз, Саммерс усмехнулся, и сказал:

— Представляете, Джейк, сколько месяцев я пытался понять, каким же образом можно так сильно влиять на психику людей? Ломать их волю за считанные минуты, заставлять совершать поступки, которые человек не сделает даже в состоянии гипноза. Ведь раньше я считал: гипнотизер может сделать с человеком все что захочет. Оказывается, не все. И вот получается, что можно оказывать значительно более сильное влияние. Причем, не так уж и сложно, если судить по этой бумажке. Хотя, конечно же, в основе метода лежит точный научный расчет. Воистину говорят: наука творит чудеса.

— Лейтенант, прошу вас, ответить на волнующий меня вопрос, — сказал Макгрегори, пытаясь сдержать, охватившее его волнение. — Эрденштейн имеет какое-либо отношение к самоубийству охранника в банке? То самое, о котором трубила пресса?

— Думаю, вы имеете право знать все: я уверен, что его довел до самоубийства именно Эрденштейн. Более того, он заставил охранника похитить из сейфов банка кругленькую сумму, и лишь потом застрелиться. Были и другие ограбления. Да и ваши товарищи пострадали от него, я в этом уже не сомневаюсь. Хотя результаты экспертизы еще не готовы, но, я уверен, что Эрденштейн жив. Мы, кстати, нашли его сестру, Эмму Эрденштейн… Одно пока мне неизвестно, что именно видели и слышали пострадавшие в момент нападения?

— Могу рассказать, — ответил Джейк.

— Откуда вы знаете? — удивился Саммерс.

— Наш босс, Гарри Галлахер, рассказал сегодня утром. Ночью с ним случился сердечный приступ. Сейчас он в крайне тяжелом состоянии, но все же нашел силы и рассказал мне, что с ним случилось ночью.

Макгрегори подробно рассказал полицейскому все, что случилось с их боссом ночью. Единственное не рассказал, что Галлахер притворяется и имитирует сердечный приступ. Саммерс слушал и пытался представить весь ужас, охватывавший людей при действии на них аппарата Эрденштейна.

— Да, вот тебе и красная рука, — сказал он задумчиво, выслушав рассказ Джейка. Затем выдвинул ящик своего стола, достал зажигалку и поджег записку Эрденштейна.

— Мистер, Саммерс, что вы делаете? — воскликнул Джейк. — Это же вещественное доказательство.

— Нет, Джейк, никакого дела не будет, не будет и вещественных доказательств… Знаете, сколько стоит эта бумажка?

— Не знаю точно, — растерялся Джейк, — но, думаю, миллионы долларов.

— Нет, — возразил полицейский, — эта бумажка стоит десятки, а может быть и сотни человеческих жизней. Пусть живут… Если попробовать оценить ее в долларах, не сомневаюсь, что счет пойдет на миллиарды… А сжег я ее потому, что у этой бумажки чудовищный потенциал. Если она попадет в руки настоящих преступников, то они смогут поставить на колени всю страну. Если же она попадет в руки военных и политиков, они всю планету перевернут.

Наступила тягостная пауза. Саммерс пытался представить возможные последствия использования изобретения Эрденштейна преступным миром, а Макгрегори думал о Джулии и их будущем ребенке, об ответственности изобретателей за свои открытия.

Первым нарушил молчание Джейк:

— Но ведь, должна же быть ответственность ученого за свои изобретения? Ведь способность изобретать, вообще творить, это же божий дар. Надо же нести ответственность за этот дар.

— А, гений и злодейство! Один из извечных вопросов человеческого существа, — усмехнулся Саммерс. — Действительно, иногда человечество вытворяет такое на Земле, что хочется поднять руки к небу и вскричать: «Господи! Зачем ты дал нам разум?» Нам дано высшее, а он, разум, оказывается, так разрушителен. Но, увы, таков уж человек… Кстати, расскажу вам сюжет поучительного рисунка. Его автор французский художник Жан Эффель. Представьте себе, Джейк, на рисунке изображен Бог перед операционным столом. На столе лежит человек, его черепная коробка раскрыта. В руках у Бога мозг и он собирается вложить его в голову человека. А из-за угла выглядывает дьявол и говорит: «Смотри, ты еще об этом пожалеешь!»

— Да, лейтенант, рисунок очень интересный и поучительный, но вы не поняли меня. Я говорю не просто о человеке, а об очень талантливых людях.

— Конечно, Джейк, отчасти вы правы, но не следует забывать, что любой изобретатель, любой гений — прежде всего человек. Вот, что самое главное. Эрденштейн прежде всего человек, а потом уже талантливый изобретатель… Гениальность? А что, собственно говоря, это такое? Человек — очень сложное существо. У человека интеллект и душа живут в разных местах и разной жизнью: ум — в голове, а душа в сердце. Душа у некоторых людей настолько подленькая, способна на такие гадости, что дьявол может позавидовать. А может быть, дьявол и есть душа подлых людей? Как думаете?

— Не могу с вами согласиться, — возразил Джейк. — Вы так говорите будто слово «человек» подразумевает все самое плохое, самое ужасное, что может быть на Земле.

— Человек, конечно, не самое плохое создание, но далеко не самое лучшее, — засмеялся Саммерс. Затем уже серьезно продолжил, — беда в том, что преступность культурно, социально, и даже биологически заключена в человеке.

— Даже биологически? — переспросил Джейк. — Нет, это уже слишком, не могу поверить в такое.

— Да, даже биологически, — начал излагать свои взгляды Саммерс, — человек исключительно хитрое и коварное существо. Думаю, только благодаря этому предки человека и выжили в дикой природе. Представьте, Джейк, далекие предки человека в силу каких-то причин вынуждены были спуститься с деревьев. Думаю, из-за внезапно появившейся потребности в животной пищи. Ведь на деревьях кроме листьев и плодов особо ничего и не найдешь. Так вот, сразу же обнаружилось, что на земле они никому не нужны. Более того, обнаружилось, что предки человека проигрывали другим животным в силе, ловкости, выносливости, зоркости глаз, крепости клыков и когтей. Попробуй, выживи в таких условиях. А ведь выжили! За счет чего, я вас спрашиваю, наши далекие предки смогли выживать в такой обстановке? Не сомневайтесь и не мучайтесь с ответом. Только за счет хитрости и коварства! Или, как мы теперь это называем, за счет ума… А ведь эти гены до сих пор находятся в нас, все это наше наследие. Вот вам и ответ на один из главных вопросов человечества: «Может ли гений быть злодеем?». Отвечаю, со всей очевидностью для себя. Может, еще, как может! Более того, так чаще всего и бывает! И еще добавлю одну деталь: высокие умственные способности, зачастую, сочетаются с дефектами нравственного развития. Возможно, не просто сочетаются, а компенсируются. Знаете, как в физике: выиграешь в скорости — проиграешь в силе, и наоборот… Что вы притихли? Не хочется так плохо думать о человеке?

— Не хочется, — согласился Джейк. — Мне кажется, сказывается специфика вашей профессии, насмотрелись тут всякого…

— Это верно, — засмеялся полицейский, — насмотрелся. Но не только я видел таких людей. Да, собственно, что мы спорим, давайте лучше обратимся к мнению других людей, например, к литературе. Предлагаю обратиться к детективному жанру, как более близкому мне… Артур Конан Дойл блестяще описал подобного негодяя. Если вы помните, Джейк, в рассказе «Последнее дело Холмса» одним из главных героев является профессор Мориарти. Блестящий математический ум, интеллектуал высшей пробы и… глава чудовищного преступного сообщества. Как выразился сам Конан Дойл: «Наполеон преступного мира». Вспомните, как Конан Дойл характеризует этого негодяя: «Мориарти от природы наделен феноменальными математическими способностями, но в его жилах течет кровь преступника. И его необыкновенный ум не только не умеряет, но даже усиливает эту склонность и делает ее еще более опасной».

— Вот вам собственно и ответ. Кровь преступная, понимаете, а ум, интеллект только обслуживают эту преступную натуру. Ум у Мориарти только лишь изящная ширма, скрывающая его истинную натуру. Эта натура главенствует и постоянно порождает преступные потребности, а блестящий математический ум помогает ловко заметать следы преступлений.

— А теперь, Джейк, попробуйте ответить на такой вопрос, — продолжил Саммерс, выдержав паузу. — Как вы думаете, Артур Конан Дойл все выдумал, или он видел подобных негодяев в жизни?… Скорее всего, вы ответите, что видел. И будете правы! Таких людей много, они окружают нас, и если бы не страх перед наказанием, они бы так развернулись. Только держись! К счастью, далеко не все из них решаются переступить этот страх. Думаю, что Эрденштейн очень похож на профессора Мориарти. Блестящий ум, преступная натура и отсутствие страха перед наказанием… Вот только непонятно, он один действует, или уже нашел себе сообщников? Будет лучше, если один — проще будет взять его.

— Да он просто псих, — не выдержал Джейк. — Свихнулся на мести и грабеже.

— Нет, — возразил Саммерс, — он, прежде всего, человек.

— А разве человек не может быть психом? — возразил Макгрегори.

— Отчасти вы правы, — согласился полицейский, — во всяком случае, нормальный человек не способен придумать такую установку… А впрочем, преступниками не только рождаются, важно как люди живут.

— Вы имеете в виду бедность, нищету?

— Не только, — многозначительно ответил Саммерс. — Я имеют в виду взаимоотношения с другими людьми. Особенно в ранней юности.

— А, подростковые проблемы?

— Вот именно! Я рад, Джейк, что вы понимаете меня… У детей круг общения узкий, восприятие мира еще наивное, сами они еще мало что могут сделать самостоятельно. У взрослых уже выработались какие-то моральные устои. А вот у подростков все сложнее, перед ними открывается целый мир — мир взрослых людей, взрослых отношений. На юношу обрушивается целая лавина информации, которую раньше он просто не замечал. И вот вся эта разнообразная, противоречивая, часто поверхностно усвоенная информация складывается в голове юноши в своеобразный винегрет. Серьезные суждения странным образом переплетаются с наивными, детскими. Ведь юноши принадлежат, отчасти, уже к взрослому миру, а, отчасти, еще к детскому. Поэтому любое действие, любой факт может вызвать в их сознании настоящий переворот.

— Более того, — продолжил Саммерс, — мир подростков своеобразен, с одной стороны он очень жестокий, с другой стороны очень эмоциональный. Эмоции бурлят, нередко подросток готов взяться за оружие для решения пустяковых вопросов. Однако этот вопрос покажется пустяком только с точки зрения взрослого. Для юноши данный вопрос может быть самым главным, и он всецело посвящает себя его решению. Поэтому в этом возрасте легко закладываются основы для будущих преступлений. И способности, а может быть гениальность в какой-либо сфере, здесь не при чем. Если в юности человека часто обижали, то он может затем мстить всю остальную жизнь, причем, совершенно посторонним людям.

— Мне кажется, что на нравственное развитие большое влияние оказывают страдания юноши. Именно страдания позволяют человеку временно побывать в роли жертвы. Даже незначительное по времени пребывание в этой роли заставляет человека задуматься о том, что своими действиями он может причинить боль и страдания другим. Однако здесь необходима некая золотая середина. Если юноша почти не страдал, то легко уверует в свою безнаказанность и непогрешимость. Если страдал чрезмерно, то эти переживания могут озлобить человека на всю оставшуюся жизнь. Очень часто садистами становятся те, кто в детстве постоянно подвергался постоянным унижениям и насилию, не имея возможности при этом ответить обидчикам. А страдания из-за физических недостатков? Неважно, реальные они или вымышленные…

— И отсутствие страданий в юности, и их избыток могут вывести человека на преступный путь, — продолжил лейтенант, — а конкретный механизм преступления рождается в зависимости от сложившихся обстоятельств и, как это ни странно прозвучит, от способностей человека. Некоторые так лихо закручивают сюжет своего преступления, так ловко маскируют следы, что мы часто называем подобные преступления высокоинтеллектуальными… Вот вам «гений и злодейство».

— Мне кажется, что я снова перенесся в студенческие годы и сижу на лекции по психологии, — усмехнулся Джейк.

— А как же! — согласился лейтенант. — Изучению вопросов становления личности мы, полицейские, должны уделять много внимания. Важно понимать не только как действует преступник, но и почему человек становится преступником. Поэтому я часто думаю над этими вопросами… И, знаете, чем больше думаю об этом, тем больше прихожу к выводу, что истоки преступности имеются у каждого человека. И только в силу случайных обстоятельств, либо страха перед наказанием, человек не становится на преступный путь.

— Вот как? — оживился Макгрегори. — Тогда, напрашивается сам собой один интересный вопрос.

— О’кэй, попробую угадать ваш вопрос… А как насчет лейтенанта криминальной полиции Питера Саммерса?

— Вот именно, — рассмеялся Джейк.

— Думаю, что я не являюсь исключением. Сейчас, Джейк, я вам расскажу то, что никогда никому не рассказывал… Родился я в небольшом городке Аркадельфия, штат Арканзас. Он расположен, посередине так называемой аллеи торнадо. Возможно, вы слышали: некоторое время тому назад он был почти полностью разрушен ураганом… Однажды, когда мне было лет шесть, меня очень сильно отругала соседка. Причем, мне показалось, что совершенно необоснованно. И я отомстил ей: взял камень и разбил окно в ее доме. Вы спросите, что же тут особенного, причем здесь истоки преступности? А вот самое интересное произошло, как раз после того. Я вернулся домой, разделся, лег в постель и сделал вид, что сплю. Соседка догадалась, что окно разбил именно я, и прибежала к нам в дом скандалить. И вот я, шестилетний мальчик, настолько здорово разыграл пробуждение крепко спящего человека, что все поверили в мою невиновность, даже соседка. А теперь я вас спрашиваю: кто меня мог научить такому поведению? Никто! Мой жизненный опыт в таком возрасте ничтожный, телевизоры в те годы были редкостью, в кинотеатрах видел только детские мультфильмы. До сих пор не могу понять, откуда у меня взялось столько хитрости, столько изощренности. Значит, всплыло откуда-то изнутри, от далеких предков какие-то гены заиграли… А вот почему дальше я не стал совершать преступления, а, наоборот, стал полицейским? Это самый сложный для меня вопрос. Я его очень часто себе задаю, и не нахожу ответа. Хотя, сейчас, с моим-то опытом, я легко мог бы стать неуловимым преступником…

— Да, — усмехнулся полицейский после некоторой паузы, — интересный у нас получился разговор. Начали с Эрденштейна, а закончили проделками маленького Саммерса.

— Это верно, — согласился Джейк, — хорошо мы с вами поговорили. Даже на душе стало легче. Знаете, мистер Саммерс, последние события настолько сильно повлияли на меня, что даже душа сжалась в комок. Я стал крайне раздражительным и подозрительным, но, самое ужасное, что поговорить то обо всем этом не с кем было. А это так тяжело, когда приходиться держать все в себе…

— Да, Джейк, вам надо крепиться. Не сомневаюсь, что вас он не оставит в покое. Думаю, вы и сами понимаете это.

Макгрегори кивнул головой.

— Но ведь самое главное мы уже знаем. А именно: все, что вы увидите в момент покушения, будет обманом чувств. Неважно, что вы увидите, услышите, или еще как-нибудь почувствуете. Ну, например… э-э, налет вооруженных бандитов, каких-нибудь чудовищ, вампиров, или, хотя бы ту же самую красную руку. Все будет обманом чувств, а в действительности, с вами ничего страшного не будет происходить. Важно не поддаться панике, не потерять самообладание. Вы же будете знать, что это иллюзии, возникающие в результате действия аппарата Эрденштейна. И, как говорит наш мудрый капитан: «Кто владеет информацией, тот владеет ситуацией», — при этом Саммерс многозначительно покачал указательным пальцем. — А вы владеете информацией, значит, справитесь. В этом момент мы его и возьмем за «жабры».

— А можно ли его арестовать раньше? — спросил Джейк.

— Не хочется выполнять роль приманки?

— Не хочется.

— Ну, что ж, теперь давайте поговорим серьезно, — продолжил полицейский. — Арестовать Эрденштейна иным способом не получится. Не сомневаюсь, что живет он по фальшивым документам. Скорее всего, изменил внешность, ведет крайне осторожный образ жизни. Поэтому вычислить его и арестовать в этом людском муравейнике практически невозможно. Надеяться, что он совершит какую-либо ошибку? А если не совершит?

— Поэтому без вашего участия арестовать Эрденштейна мы не сможем, — продолжил после паузы Саммерс. — Но бояться вам особо нечего, мы организуем наблюдение. Правда, обеспечить вам круглосуточную охрану мы не сможем. Да, в этом и нет необходимости. Все произойдет, скорее всего, ночью, днем Эрденштейн побоится совершить нападение. Ночью вы дома, организовать наблюдения за одним домом не составит труда, и мы накроем его, как только он начнет свое дело… Далее, держите со мной постоянную связь, вот моя визитка. Однако хочу обратить ваше внимание на одну важную деталь. Во время связи со мной не пользуйтесь своим мобильным телефоном.

— Почему?

— Дело в том, — начал объяснять полицейский, — что мобильный телефон излучает радиоволны. Их перехват не составляет сложной технической проблемы. Думаю, не следует считать Эрденштейна глупее нас. Наоборот, будем считать его весьма умным и предусмотрительным. Я бы, во всяком случае, именно так и поступил. Значит, и он может додуматься. Поэтому пользуйтесь либо чужим мобильником, либо обычным телефоном, особенно с работы. Сообщайте мне о любых происшествиях, даже если вам что-нибудь покажется. Все может оказаться важным… Начнем наблюдения за вашим домом с сегодняшней ночи. Вы будете один?

— Да, конечно, я буду один, — не задумываясь, ответил Джейк. — Но, может быть, лучше начать со следующей ночи?

— Как хотите, начнем наблюдения завтра.