Осталось поговорить с последним участником совещания, с Гербертом Уингли. Однако его все не было. Джулия Уолтерс по поручению Галлахера контролировала приход участников совещания. Она звонила в отделы, вызывала нужных людей, старалась их подбодрить. Джулия также обратила внимание на задержку Уингли. Позвонив еще раз в отдел, и убедившись, что Уингли уже вышел, она начала его искать. Джулия вышла в холл перед приемной и увидела Герберта Уингли. Он делал вид, что старательно рассматривает листки одного из больших растений, занимавшего весь угол холла. Джулия сразу догадалась, в чем дело. Она подошла, и с трудом сдерживая улыбку, спросила:

— Герберт, вы ничего не забыли?

— Нет, нет, Джулия, — вздрогнув, ответил Уингли, — как вы могли так подумать? Я ничего не забыл. Просто засмотрелся на строение листков. Надо сказать, очень интересная штука.

Джулия не выдержала, и широко улыбнувшись, положила руку ему на плечо:

— Герберт, вы даже не представляете себе, как я боялась идти туда. Однако оказалось, что ничего страшного нет. Просто задали несколько вопросов о вчерашнем совещании и все. Ведь ничего страшного вчера не произошло. Идите, вас уже ждут. И скоро все кончится.

— Да, конечно, я уже иду, — ответил Уингли, стараясь выглядеть как можно более мужественным.

Герберт был высок ростом, худощав, носил очки круглой формы, аккуратную прическу, всегда был чисто выбрит, старался одеваться опрятно и неброско. Основным недостатком его были излишняя скромность и застенчивость, и причиной этого, скорей всего, была его мать. Женщина очень властная и беспокойная, в детстве она постоянно контролировала каждый шаг маленького Герберта, одергивая его ежеминутно, оберегая от малейшей опасности. Отец Герберта не занимался ни воспитанием сына, ни домашними работами, дома он всего лишь отдыхал после напряженной работы врача скорой помощи. Мать одна тянула хозяйство и выполняла по дому всю работу, и женскую, и мужскую. Естественно, что она была главой дома. Опека матери, ее постоянный прессинг, довлели над маленьким Гербертом все детство и юность. В таких условиях из мальчика не мог сформироваться полноценный мужчина, но отца это, видимо, не очень беспокоило, а мать была уверена, что передает сыну универсальный жизненный опыт. Сейчас его родители уже ушли из жизни. Отец погиб в автомобильной катастрофе, когда Герберту было пятнадцать, а мать умерла от обширного инсульта, когда он учился на последнем курсе университета.

В среде сверстников Герберту всегда было тяжело. Его не брали играть вместе со всеми, постоянно смеялись над ним, придумывали смешные прозвища. Герберт часто плакал, и не мог никому рассказать о своих переживаниях. Постепенно он стал бояться всего на свете. Боялся сильных мальчишек, боялся родителей, боялся девушек, и особенно боялся полицейских.

Служебная карьера Герберта Уингли складывалась весьма успешно, он был очень талантлив. Вначале его излишняя застенчивость не позволяла ему в полной мере проявлять свои способности, но затем у него постепенно сложился оригинальный метод воплощения своих идей. Герберт заходил в кабинет Галлахера и осторожно, как бы невзначай, излагал сущность своих идей. Через несколько дней, Галлахер, «переварив» идеи Уингли, выдавал их за свои, и назначал Герберта ответственным за их реализацию. В душе Уингли раздражало такое положение, но постепенно он привык к подобной роли. Во-первых, идеи выдвигал Галлахер, и никто не смел сомневаться в их важности;, во-вторых, Герберта начали продвигать по службе и он стал руководителем важного отдела компании.

Через минуту Герберт Уингли был уже в зале. Поздоровавшись с полицейскими, он извинился за опоздание:

— Извините, что заставил ждать себя. Я задержался в отделе. Пришлось решать неотложные дела.

— Не стоит извиняться, — ответил Саммерс. — Во-первых, вы на работе, во-вторых, мы не так уже и долго ждали вас. Да и скучать не пришлось, мы просто любовались интерьером зала. Красиво тут у вас.

— Да красиво, — согласился Герберт, при этом он широко улыбнулся и как-то внутренне успокоился. — Причем не только здесь, но и везде, даже в производственных помещениях. Наше руководство уделяет этому вопросу большое внимание. Красивый интерьер помогает работать. Я бы даже сказал, что такой интерьер придает чувство гордости за свою работу, за свою фирму.

— Ну, что же, мистер Уингли, здесь наши точки зрения полностью совпадают. Я рад этому, — продолжил лейтенант. — Однако мы прибыли сюда не для того, чтобы любоваться красивым интерьером вашей компании.

Уингли сразу сник и помрачнел. Казалось, он стал ниже и уже в плечах. Взгляд блуждал с одного предмета на другой, а на лице отразились невыразимая тоска и печаль.

— Мистер Уингли, не волнуйтесь, пожалуйста, — вкрадчивым голосом продолжил Саммерс. Он сразу понял, что собеседник не обладает сильным характером и его можно «разговорить». — Постарайтесь подробнее рассказать о вчерашнем совещании.

— Ну, что вы, я не могу, — возразил Уингли, — у нас в компании существуют строгие правила относительно технической информации.

— Герберт! Как вы могли так подумать? — не сдавался Саммерс. — Мы полицейские, нас абсолютно не интересуют технические подробности. Нам важно понять отношения между людьми. Важно, чтобы восторжествовала справедливость. Возможно, произошедшее на вчерашнем совещании повлияло на Эрденштейна, и он попал в автомобильную катастрофу.

— Возможно, — неуверенно произнес Уингли.

— Вот видите, — продолжал полицейский. — Расскажите подробнее, пожалуйста, помогите следствию.

Герберт Уингли некоторое время сидел, опустив голову, и тяжело вздыхал. Затем неуверенным голосом начал рассказывать:

— Галлахер предложил нам подготовить предварительные предложения по реализации сложного проекта. Очень сложного, я бы сказал, очень необычного. И вот вчера на совещании мы представляли наши соображения по этому поводу. В качестве основы были взяты предложения Джейка Макгрегори, мои предложения взяты в качестве запасного варианта, а предложения Эрденштейна не получили поддержки. Он сильно разозлился и покинул совещание. Вот, собственно, и все.

— А вы очень расстроились из-за того, что не ваш вариант был признан основным? — вкрадчивым голосом спросил Саммерс.

— Нет, что вы, — с некоторым облегчением ответил Уингли. — Я даже рад, что не придется ломать голову над всем этим.

— Что же мог предложить Галлахер, чтобы с этим не смог справиться такой способный человек, как вы? — настаивал полицейский.

— Представляете, — с некоторым возмущением проговорил Уингли, — вздумал осуществлять демонстрацию кинофильмов без экрана, прямо в воздухе.

— Как это без экрана?

— А вот так, прямо в воздухе. Причем изображение должно быть настолько большим, чтобы его могли смотреть несколько сот зрителей.

— И победил проект Джейка Макгрегори?

— Да, очень роскошная идея… Представляете, он предложил установку, основанную на так называемом, ионно-плазменном генераторе. Генератор создает ионно-плазменный «экран», который в определенной степени напоминает северное сияние, и на нем формируется элементы изображения за счет фокусировки магнитного поля в нужном для нас участке пространства, а сигнал в генератор подается из обычного видеомагнитофона. Таким образом, установка должна получиться передвижной и относительно недорогой… Признаюсь, мне очень понравился его проект.

— Да, очень здорово, — с наигранным восхищением сказал Саммерс. — Силен этот Макгрегори.

— Силен, — с тоской в голосе согласился Уингли.

— А вы, Герберт, что же предложили?

— Да, самый обыкновенный лазер, — от досады Уингли даже махнул рукой. — Просто за две недели ничего стоящего в голову не пришло, а нужно было что-то докладывать.

— Чем же лазер хуже ионно-плазменного генератора?

— Просто для создания изображения лазеру необходима какая-либо поверхность, тот же самый экран, или большая стена… Так, что, прямо в воздухе не получается.

— Понимаю, понимаю, — с сочувствием произнес полицейский. — И что же предложил Эрденштейн?

— Я точно не знаю. Мне показалось, что он предложил какое-то устройство, действующее непосредственно на психику людей.

— Неужели такое возможно? — удивился Саммерс.

— Не знаю, — пожал плечами Уингли.

— Но, скажите, Герберт, — настаивал полицейский, — в какой форме были отклонены предложения Эрденштейна? Не оказывалось ли на него какое-либо давление? Было ли совершено что-нибудь оскорбительное по отношению к нему?

— Нет, ничего не было, — уверенно ответил Уингли. — У нас совещания всегда проходят в доброжелательной, корректной обстановке. А если и говорить о каком-либо неуважении, то оно могло исходить только от самого Эрденштейна… Сложный тип.

— Большое спасибо, мистер Уингли, — сказал Саммерс, закрывая свой блокнот. — Благодаря вашей помощи мы выяснили, что в случившемся нет вины участников совещания.

— Конечно, нет, — с облегчением сказал Герберт.

— Мистер Уингли, можете быть свободными. Продолжайте работать, если понадобится, мы вас разыщем.

Герберт Уингли стремительно вышел из зала. Полицейские вышли вслед за ним. На пути им встретилась Джулия Уолтерс. Саммерс попросил у нее адрес проживания Эрденштейна. Получив адрес, полицейские хотели покинуть здание компании, но Джулия попросила их немного подождать. Она по телефону предупредила охрану и помогла спуститься на лифте, объяснив, что посторонние не могут воспользоваться им.