Инна Живетьева
ВКУС ЯБЛОК
— Лин! Линка! Надень шляпку — слишком активное солнце! — кричит мама со второго этажа.
— Да слышу я!
На белую стену в столовой проецируется прогноз погоды. Холеная Ела Винт, мисс-СВ, показывает тревожно-красные пятна на карте.
Лин не любит шляпки, и ей всегда приходится напоминать, а то и заставлять, чтобы надела. Но сегодня дочь послушно сдергивает с вешалки нежно-голубую панамку. Нахлобучивает на голову и смотрит в зеркало: хороша! Лин — мамина удача, самая красивая девочка в классе. Крутится, чтобы юбка вздулась колоколом, открыв выше колен белые ноги. В городе, где солнце палит почти круглый год, незагорелая кожа — очень стильно. Лин везет: загар к ней почти не липнет. Подружка Дита уверяет, что такой белоснежной была Королева Севера.
Выскакивает на улицу — ух, ну и жара! Свободное такси мигает зеленым огоньком, и Лин машет ему рукой. Легко взбирается на сиденье и, сунув карточку в щель детектора, набирает адрес: Центр управления удачей. Под прозрачным колпаком машины приятная свежесть, пахнет апельсинами. Лин опускает руку в карман, нащупывает плотный кусочек картона и задает такси максимальную скорость.
Она играла в лотерею с самого дня своего четырнадцатилетия. И уже через два года выиграла. Повезло — мало кому удавалось получить такой подарок. Маме — всего раз в жизни, когда ей дали билет на сдачу. И хотя неприлично спрашивать и рассказывать о своей удаче, Лин знает: мама попросила дочку. Самый удачный набор хромосом, чтобы умница и красавица. А отец не выиграл ни разу. Лин усмехнулась — папа один из самых удачливых бизнесменов, и никто не верит, что он ни разу не ходил в ЦУУ.
Машина зависла над площадью, пережидая пробку, и Лин в досаде прикусила губу. Быстрее! Такси нырнуло в поток машин, найдя единственно свободное место, и девочка снова тронула в кармане лотерейку. Подумать только, а ведь чуть было не спустила монетки на новый сорт мороженого! До последней медяшки цена совпала — что билет, что нежный, сладкий холод. Лин тут же, сидя в такси, пообещала себе целый год не есть мороженого.
Приземлились, и Лин выскочила наружу, даже не подхватив подол платья. Треснула материя, зацепившись за острый край ступеньки. Девушка смутилась, хотя на Часовой площади перед ЦУУ пусто, и никто не видит ее промашки. Взяла себя в руки и медленно, гордо выпрямив спину, по шла к двери. Медная ручка холодна даже в этот жаркий день. За дверью большой полутемный холл.
— Ваш билет!
Седой импозантный мужчина в светло-сером костюме подошел неслышно, не побеспокоив рой пылинок, плавающих в луче света из окна. Лин, проверившая за дорогу лотерейку несколько раз, сейчас торопливо шарит в кармане. Выхватывает картонку так радостно, что сует ее мужчине прямо под нос. Тот с достоинством отклоняется, берет из ее вспотевшей ладошки билет и кивком головы приглашает следовать за ним.
Долго идут по винтовой лестнице. Лин кажется, что вот-вот выйдут на чердак, — снаружи здание ЦУУ вовсе не выглядит таким уж высоким. Но оказываются на последнем этаже. Провожатый пристально оглядывает Лин и направля ет ее к двери № 18:
— Ваша удача ждет вас.
Уходит, не дожидаясь, когда Лин войдет. Девочка глубоко вздыхает, как перед прыжком с леолетом, и шагает за дверь.
Маленькая веранда, не застекленная, вся усыпанная желтыми листьями. Запах яблок — они повсюду: лежат вдоль стены, закатились под плетеные кресла, рассыпались по круглому столу. За окнами — сад, желто-красные деревья до самого горизонта.
— Здравствуйте!
Лин от смущения застревает у порога. Старушка в темнозеленой шали неторопливо опускает на колени вязание и кивает:
— Садись, коли пришла.
— Я…
— Знаю, все знаю. Вижу: ехала, торопилась. А что торопиться? — твоя удача теперь никуда не денется, — старушка говорит, а сама снимает со стола яблоки, роняя их в подол и под стол. — Ну, смотри, деточка!
Скидывает с себя ажурную шаль, небрежно бросает на стол. Толстые шерстяные нитки сплетаются в новом узоре. Перед Лин лежит карта ее жизни. Множество путей-дорог — и к любви, и к славе, и к богатству, и к покою. И к бедам, и к гибели на леолете, и к нищете. На каждой дороге — своя удача, разная. Каждая своим символом оборачивается. Удача в любви покатилась розовой жемчужиной. На пути к богатству лежит коричневый шершавый орех. Льдисто-голубой шарик — к безмятежности.
— Ну что замерла? — усмехается старушка и с сочным хрустом откусывает от яблока. — Выбирай!
Девочка присаживается на краешек кресла. Легко сказать: выбирай — да тут хотя бы разобраться в переплетении дорог. Вот ближайшая развилка — Лин видит, это удача на экзамене. Вот-вот она закончит школу, и очень важно набрать золотой или хотя бы серебряный квадрат. Откажется от удачи, и может быть только бронзовый, хорошо хоть белый, серый и черный ей не грозят. Так, а потом?
С золотом или серебром Лин поступит в архитектурный. Дальше дорог множество: там и спокойная работа, и выигранный кубок Парящего замка. А вот и любовь однокурсника, ребятишки. Как везде нужно везенье! Девочка уже тянет руку к дороге с кубком — удача, желтенький клубок, так и просится в ладошку, но вовремя останавливается. Нет ли какой другой дороги? Взгляд бежит по сплетению нитей: ух ты! Лин зажмуривается, а потом открывает один глаз и боком, как птичка кифку, смотрит на стол. Верит: правда — и открывает второй. Она может стать ведущей и носить титул мисс-СВ больше десяти лет подряд! Золотая мечта ее одноклассниц лежит перед Лин и ждет выбора. Не нужен золотой квадрат, и кубок не нужен — к футху гиглому их обоих!
— Я хочу удачу на этой дороге!
Лин улыбается, поднимает ярко-красный кубик, зажимает в кулачке.
Другой рукой берет с колен старушки яблоко. Кисло-сладкий сок ударяет в небо и девушка счастливо улыбается.
— Лин! Мисс Лим! Эфир через десять минут!
— Я буду готова, — Лин говорит, не поворачивая головы. В шумном кафе легко не услышать кого-то другого, но только не ее. Девушка отставляет стакан с недопитым яблочным соком и неторопливо встает.
На стереостудиях суета, и Лин все время обгоняют, пока она идет по коридору. Кто-то почтительно здоровается, кто-то ощупывает изящную фигурку масляным взглядом, девочки с завистью смотрят вслед или гордо отворачиваются — подумаешь, мисс-СВ! Они-то получше будут. Лин коротко усмехается про себя. Может, и будут, кто же спорит? Не одна мама просила такую дочь. Но пока королева — Лин, и будет ею очень долго. Ее удача пришла первой, и ничья не смеет перебить — таков закон.
При входе на студию Ела Винт раздраженно сует Лин маленький инфокубик. Девушку не сердят такие манеры быв шей мисс. Винт завоевала все сама. Но что делать — чужая удача оказалась сильнее упорства… Лин шагнула к эстафу, привычно сжав в руках хрупкую оболочку кубика, и потекла информация через пальцы в мозг: последние новости и старые сплетни о правящем доме, прогноз погоды с данными о солнечной активности, программа сериалов категории «Д», ток-шоу «О и Эл».
Встает на эстаф, привычно поворачиваясь к стальному сектору. Там ждут новости; очередь желтого для сплетен и голубого для прогноза придет потом.
Еще четыре года Лин. отмечая свой день рождения, будет поднимать бокал и мысленно благодарить судьбу за выигрыш в лотерею и правильный выбор.
— Мисс Лин, поднимите, пожалуйста, голову.
В маленькой гримерной душно, до эфира мало времени. Девочка-пластик слишком долго убирает наметившиеся морщинки в уголках глаз мисс-СВ Да старается сделать так, чтобы Лин не заметила ее усилий. Ведущая не желает слышать подобные вещи от восемнадцатилетних девиц.
Но сегодня Лин плевать на морщинки. В пальцах еще покалывает, как всегда после чтения инфокубика. Кубок Парящего замка получил Дорт Тим за медиацентр в Прадге. Лин видела стереомакет — здание достойно награды. И это гложет мисс-СВ еще сильнее. Она закрывает глаза, мешая девочке-пластику, и пытается представить: а за что бы она получила свой кубок? Но перед глазами только привычные дома и угловатое здание ЦУУ.
Лин идет к эстафу, и затихающий шум в студии впервые кажется ей назойливым и неприятным. Из-за правого стереовиза торчит нежно-голубой бант.
— Чей ребенок? — разносится по студии недовольный голос королевы. До эфира еще три минуты, и Лин может позволить себе это. — Почему тут посторонние?
— Это моя. — торопливо пробирается с другой стороны студии младший редактор Реди. — Я сейчас уведу, простите, дочка так хотела вас увидеть.
— Некогда! Две минуты до эфира! Но если она издаст хоть звук…
Реди быстро кивает. Лин поворачивается к зеленому сектору и в который раз поражается, как легко все ей сходит с рук: и мелкое хамство, и надменность. Удача на ее пути никогда не оставит Лин, это неизбежно, и так порой хочется проверить судьбу мелкими уколами.
Только не в этот раз. Малышка вызвала в душе Лин настоящее отвращение, и женщина знает, почему. На этой дороге вся удача ушла на СВ, и в любви ей не повезет. Мало кто верит в свою удачу, не запрограммированную ЦУУ, так и Лин не надеется сама встретить избранника.
— Уважаемые зрители! — на губах ослепительная улыбка, в глазах тепло и нежность. — Посмотрите на это чудо. Кубок Парящего замка…
Лин выходит из СВ-центра в изнурительную жару, машет пролетающему такси. Но машина мигает красным огоньком и мчится в другую сторону. Женщина прислоняется плечом к торговому автомату, и над ухом бренчит всем знакомая мелодия лотереи.
Лин не играет с шестнадцати лет, мало кому везет во второй раз. Но сегодня она находит в кармане мелочь и бросает в прожорливую пасть автомата. Тот выплевывает на руку лотерейку. Подлетает свободное такси, но Лин не обращает на него внимания, и машина, крякнув клаксоном, едет искать другого пассажира. Лин с трудом разворачивает обертку, скользя пальцами по гладкому фантику. «Ваш выигрыш ждет Вас в Центре управления удачей!». Лин закрыла глаза. Второй шанс.
На веранде стало холоднее, яблоки сморщились, а за окном полыхает ярко-красная рябина. А вот старушка совсем не изменилась: то же вязание на коленях, та же зеленая шаль, превращающаяся в дороги судьбы.
Лин вздрагивает: где тот сложный узор, открывшийся ей почти десять лет назад? Сейчас тянется всего несколько дорог.
— А любовь? А где же любовь? — жалобно спрашивает Лин, не найдя нужного пути.
— Что же ты, милая, хотела, — старушка подперла подбородок морщинистым кулачком и смотрит на Лин. — Проворонила ты любовь-то свою, ушла удача.
— Как ушла? Но у меня выигрыш!!
— А вот так, — в старческих глазах плавает безмятежность. — Твой мужчина встретил другую, детишек нарожал, да и счастлив. А что до выигрыша, так вот ваша встреча. — показывает спицей на узкую дорожку.
Лин всматривается: любовь, стягивающая двоих прочными канатами, его развод, оставленные дети. Его чувство вины и ее досада. Память о прошлом, встающая между ними. И его решение — вернуться, старая любовь не отпускает. Лин думает, что та, к которой он вернется, когда то тоже сидела в ЦУУ и выбирала свой путь. Интересно, какой была удача в любви той женщины? Красным бутоном розы или тонким золотым колечком?
Лин закрывает лицо руками и раскачивается в такт словам старухи:
— Что же ты, милая, думала, дали тебе удачу за порцию мороженого, и всю жизнь королева? Эх. деточка, кабы все так просто было. Цена удаче-то твоей повыше оказалась.
— Любовь? — потеряно спросила Лин. — Это — цена?!
— Глупая ты. милая, может, молодая еще, потом поймешь. Выбирать-то будешь?
— Буду! — решительно встряхивает Лин волосами. Нашла: не любовь, так самого перспективного мужчину. Гар Ванд, писатель, леолетчик. Лин никогда бы с ним не встретилась, Ванд не интересовался СВ-дивами, но удача ждет ее через неделю на приеме по случаю нового леосезона.
— Лин, ты меня слышишь? — зовет муж.
Она водит пальцем по карте — бездумно, забираясь то на соседнее государство, то в горный край. Переплетение рек напоминает дороги судьбы. Даже странно, что рука так легко скользит по карте, свободно выбирая путь, не оглядываясь на удачу.
— Звонил Кан, поздравил тебя.
Гар завязывает перед зеркалом галстук. Лин думает, что надо бы встать и помочь — мужа раздражает необходимость самому себе вязать на шее узел, но остается сидеть.
— Говорит, такой гениальной интуиции не встречал за всю свою жизнь.
Лин молча кивает и продолжает водить пальцем по кар те.
— Маленькая женушка, я ушел.
Гар все-таки завязал галстук. Через минуту захлопывается дверь, и Лин осталась одна в самом большом и модном доме на Еловой аллее. Встает, подходит к зеркалу. И в тридцать два мисс-СВ хороша так, что даже свежесть юниц не затмевает ее.
— Это не интуиция, — говорит Лин зеркалу.
Правящий дом выбрал наследника. Это очень трудно сделать, когда претендуют два близнеца. Старейшины рода заседали два дня напролет и вынесли вердикт — править будет Фрад.
Произнести в эфир другое имя было равносильно самоубийству. Но только не в случае Лин. Улыбаясь стальному сектору, она произносила имя Нея и краем глаза видела, как застывают лица, словно схваченные инеем, и как беззвучно кричит ответственный режиссер за стеклом пул-комнаты.
Лин спустилась с эстафа, прошла мимо людей, сторонящихся ее. как прокаженной. Вот вам и проверка удачи.
В запертую дверь студии забарабанили так, словно за пришедшим гонится стая гиглых футхов. Мисс-СВ — бывшая мисс-СВ, как казалось в ту минуту, — отперла замок, и в студию ввалился директор канала. Он был непривычно взъерошен, и от него резко пахло потом.
— Ошибка. — шевелил посиневшими губами Кан, — вам по ошибке передали не то имя. Фрад не наследник, правитель Ней.
Тишина взорвалась отчаянными криками, и Лин поверила до конца, что знает цену удачи.
Женщина отрывается от зеркала. Как все просто — предопределенность. Ни шагу в сторону. Удача на стороне судьбы, и ты не сможешь отказаться от нее. Даже если Лин сейчас изуродует себе лицо — завтра в моду войдут шрамы. Или лучший хирург создаст красавицу заново, а людская молва сочинит красивую легенду, еще больше обожествляя любимую ведущую. Чтобы Лин не сделала, ей всегда придется идти по одной дорожке. Только по одной.
Лин накидывает плащ и торопливо выходит из дома. В единственный зимний месяц холодно, но она пешком идет до угла с Липовой аллеей. Бросает в автомат целую горсть мелочи, и в подставленные ковшиком ладони скользят не меньше десятка лотерейных билетов. Торопливо срывая фантики, женщина в который раз убеждается: один выигрыш достается некоторым, второй — избранным, третий еще ни разу не доставался никому.
Сует замерзшие руки в карманы и медленно бредет домой. Взгляд скользит по ажурным решеткам, за которыми прячутся богатые дома. Интересно, кто построил их на свои деньги, а кто — на заработанные удачей? И что было на отвергнутых ими дорогах — потеряно, упущено? Лин заглядывает в лицо случайному прохожему, и тот горделиво приосанивается, польщенный вниманием красивой женщины. Но та уже отворачивается.
Что сказал бы Гар, узнав, что их встреча запланирована ЦУУ? Снисходительно усмехнулся или возненавидел бы женщину, укравшую другую линию его судьбы? Лин до сих пор не знает, играл ли Гар, была ли его судьба такой же удачей, как и ее? Женщина задает себе эти вопросы, стоя на пороге своего дома и все не решаясь войти. Потом сердится на себя за глупость и шагает в прихожую. В прихожую дома, на который она обречена счастливой судьбой.
Гар возвращается поздно. Как примерная жена, Лин целует его и помогает снять пальто. От мужа пахнет легким вином, торговым реалити-фант-домом, голосами поклонников и рукопожатиями издателей. Из кармана пальто выскальзывает яркий прямоугольник в знакомой обложке.
— Что это? — отодвинув ногу в пушистом тапочке, спрашивает Лин.
Глупый вопрос, как выглядят лотерейки — знают все.
— Девчушка подарила. Говорит, на удачу, — усмехается Гар, стягивая галстук. — Только я в такие игры не играю… Извини, маленькая женушка, но очень тянет на боковую.
Муж уходит, а Лин все стоит и смотрит на валяющийся под ногами билет.
В углу веранды лежит пара яблок, да одно — яркое, краснобокое — старушка перекатывает по столу.
— Чудишь, девка? — усмехается вместо приветствия.
Лин стискивает зубы. Она не сразу пришла в ЦУУ, тщательно храня завернутый в носовой платок билет на самом дне сумочки.
За прошедший месяц Лин вытворила столько, сколько было не под силу самой разбалованной мисс за всю историю существования СВ. Режиссер орал, что она дура. Директор Кан трижды приказом снимал ее с работы. Девочки-пластики менялись одна за другой. После каждого скандала Лин пожимала плечами и отправлялась домой. На следующее утро по Еловой аллее проносился золотой «пунч» директора, и мисс-СВ увозили на работу.
Ведущую любят зрители и герои ток-шоу. Начинающие звезды считают добрым знаком, если о них говорит Лин. Виртуозы политических игр платят студии огромные деньги, лишь бы их работу освещала именно она. Это понятно: слова, слетая с губ ведущей, тут же становились правдой.
Лин повторяла тот же эксперимент, как с правящим домом, и все уверовали в ее интуицию. Только однажды, когда ведущая наперекор судьбе соврала, что бывшая мисс Ела Винд выжила после сложной операции, она ошиблась. Даже чужая удача не воскрешает из мертвых, а ведь Лин так поверила, что это в ее силах. Вот сейчас произнесет заветные слова, и Ела снова будет встречать у входа в студию с инфо-кубиком в руке. Но в момент передачи вышел из строя стереовизор, и слова Лин не прозвучали в эфире.
— Чего глупишь, спрашиваю? — настаивает старушка.
Лин коротко усмехается, забирает яблоко и сама принимается катать его по столу.
— А надоело, — отвечает. — Я сейчас глупость скажу, а вы послушайте. — Лин наклоняется, почти ложится грудью на стол и шепчет, преувеличенно четко шевеля губами. — Все определено, свободы нет. Удача — это конвоир, ни шагу в сторону. Можно сколько угодно пинать судьбу, но нельзя свернуть с единственной дорожки, на которой будет всегда везти. Как ребенка за руку ведет по заданному пути, крепко держит, не вырваться!
— А ты, значит, свободы захотела? — Старушка отбирает яблоко и надкусывает его. — А делать-то с ней что будешь, милая? Ты ж привыкла королевой быть. Знаешь, была лет тридцать назад звездочка, своей судьбой бы мисс-СВ стала, да вот споткнулась, когда на эстаф вставала. И все — покалечило девочку. Неудача, не судьба.
Лин зажмуривается и представляет: мир становится опасным, за каждым углом может поджидать неудача и крах карьеры. А Гар? Муж, к которому так привыкла? Сейчас она наудачу устраивает сюрпризы или скандалы и всегда точно попадает в настроение Тара. Страшно.
— Так как? — торопит старушка.
— Я отказываюсь от удачи!
И зажмуривается, словно сейчас грянут громы небесные да спустится стая футхов.
Старушка ворчит:
— Отказывается она. Ты что же. милая, думаешь, удача — это тебе брошка-безделушка? Хочу ношу, хочу нет? Э, милая, вы брала, так будь добра радоваться этому, — тянет с плеч шаль, застилает стол. — Ну, выбирай!
— Я не буду, — мотает головой, не глядя на свои дороги.
Резко встает — кресло бьет под коленки, и женщина чуть не падает обратно. Торопливо идет к двери.
— Ты же всегда можешь уволиться сама. Или развестись, — шелестит вслед голос.
Лин, не поворачиваясь, отвечает:
— Это все равно, что смириться с судьбой.
И слышит за спиной тихий смех старушки.
— Лин, ты что сегодня задумчивая такая?
Гар откладывает нож и отодвигает тарелку. Его жена крутит в руках салфетку, сидя над остывающим ужином. Медленно поднимает голову:
— Гар, ты знал, что я выбрала тебя в ЦУУ?
Замирает, но мужа не пугает неприличный вопрос.
— Конечно, я догадался, — безмятежно улыбается и наливает себе яблочный сок в высокий стакан. Лин чуть морщится — с некоторых пор она не любит яблоки.
— И ты на мне женился. Почему?
— Ну, маленькая, видишь ли, жена, которой везет с мужем, лучшая жена.
Лин не понимает, то ли Гар шутит, то ли говорит правду. Она часто не понимает мужа, но всегда действует наудачу.
— Пойду поработаю, — говорит Гар, но не встает из-за стола. Он-то хорошо знает свою жену.
— А ты когда-нибудь играл?
Пальцы рвут салфетку на мелкие клочки.
— Нет. Видишь ли, я люблю побеждать по-честному, — Гар протягивает Лин еще одну салфетку. — Судьба слишком интересный противник, чтобы мухлевать с ней таким способом. У победы совсем другой вкус, если ее добиваться самому, не зная постоянной удачи. Я не готов платить такую цену за свое благополучие и гладкую карьеру. И подумай вот еще над чем: почему об управляемой удаче говорить неприлично?
Не дожидаясь ответа, Гар уходит. Лин остается сидеть за столом, но думает о другом. Она нашла еще одну цену удачи. Стала бы Лин мисс-СВ сама? Нет — качает головой, и отражение в блестящем кофейнике повторяет ее жест. Лин сбрасывает его со стола и смотрит, как темная лужа расплывается по светло-зеленому ковру. Потом вскакивает и швыряет тарелку в стену. Небьющаяся, та со звоном отскакивает и падает к ногам Лин. Женщина поднимает ее и швыряет снова и снова, пока не устает.
С внутренней галереи раздаются редкие хлопки. Лин поднимает голову — муж аплодирует, с интересом разглядывая ее.
— Спасибо, маленькая женушка, мне как раз не хватало такого зрелища для продолжения сюжета. Кстати, ты не забыла, что можешь развестись со мной?
Лин повторяет сказанное старушке:
— Это проигрыш, все равно, что смириться с судьбой.
Гар ласково улыбается:
— Я же говорил, что мне нужна такая жена.
Лин поднимает с пола тарелку:
— Как звали того журналиста? Паль. Пань?
— Поль.
— Пригласи его к нам на ужин, хорошо?
— Лин, это правда?
Кажется, Дита сейчас выскочит из маленького экранчика телефона, так ей интересно.
— Правда, — устало отвечает Лин и отключает телефон.
Свершилось. Она нашла способ вырваться из предопределенности.
Весь тираж «Новостей от Дирка» раскупили за четыре часа. На первой странице с яркой объемной фотографии улыбалась Лин Ванд: «Я выбрала удачу!». Это было сенсацией почище откровений секретарши из правящего дома или историй о продажности главы корпорации «Пунч». Ни одна звезда, ни один политик не смели признаться в подобном. Ни один — кроме мисс-СВ.
Лин шла по быстро пустеющим коридорам стереостудий. Встречающиеся люди торопливо сворачивали за ненужные им двери. СВ-шники дрожат за репутацию и торопливо стирают номер телефона бывшей мисс из адресных книжек. Вот и все. Такой выходки руководство не простит. Прощай, удача мисс-СВ! Да здравствует новый путь!
Золотой «пунч» директора прибыл на Еловую аллею спустя три дня. Интервью Лин стало первой каплей, прорвавшейся через плотину запрета. Истерические признания, горестные откровения. эпатажные выкрики следовали один за другим. Мисс-СВ стала женщиной-историей, и ее требовалось вернуть в эфир.
Лин ходит на прием к доктору Валю. Известный психиатр должен ответить: почему женщина так стремится наперекор судьбе? Это похоже на желание суицида, только мисс-СВ желает не уйти из жизни, а поломать ее. Лин хочется верить, что она больна. Тогда есть шанс, что ее вылечат, и она прекратит свои бессмысленные попытки. Только доктор Валь и муж знают о ее странных желаниях, Лин скрывает их ото всех, даже от Диты.
Лечение не помогает.
Ночью Лин снятся яблоки. Зеленые и желтые, ярко-красные и темно-багровые. Просто яблоки на засыпанной листьями веранде. Женщина просыпается задолго до рассвета. Под мерный шум кондиционера и легкое похрапывание мужа дожидается утра. Ей нужно сделать два звонка. А потом — ждать. Спокойно — ЦУУ не обманывает. Удача будет на ее стороне.
— Мисс Лин! Поздравляю! — Реди, главный редактор, растроганно прижимает платочек к сухим глазам.
Через расступающуюся толпу проталкивается директор Кан.
— Лин, я так рад за вас!
Почтительно склоняет голову, целуя руку. Мисс-СВ видит, как сквозь безукоризненный пробор просвечивает начинающаяся лысина, и ей становится смешно.
— Подумаешь, управляемая удача! — говорит за спиной молоденькая практикантка.
Все на мгновение смолкают, а потом начинают говорить хором, перебивая друг друга, не важно что — лишь бы громко.
Лин усмехается и думает, что каждый из них готов подписаться под словами практиканточки. Стать лицом первого канала в Прадге — это даже не удача, это королева удач. Желающих — тысячи. Везет только Лин.
Гар врывается в дом и подставляет голову под кондиционер.
— Простудишься, — укорят Лин.
— Ты права, маленькая женушка, простужаться мне нельзя.
Гар сияет так, как не улыбался кубку за Большой прыжок с леолетом. Он подхватывает Лин на руки и кружит по комнате. Жена дергает ногами, роняя тапочки. Один из них отлетает на журнальный столик и чуть не сбивает маленькую вазочку из розового стекла. Любимую вазочку Лин, но ей все равно.
— Да что случилось-то?
Гар ставит жену на пол. Лин смотрит на себя в зеркало краем глаза: актриса она великолепная. Даже все понимающий муж не узнает правды.
— Нас пригласили в Рин! По «Бронзовым облакам» будут ставить фильм. Я буду писать сценарий.
Лин целует мужа, пряча глаза. Все получилось! Есть удача!
— А что там буду делать я? — спрашивает, оторвавшись от губ.
— Ты? Ты будешь устраивать приемы и вечеринки, и вообще быть лучшей женой в Рин! Твоя удача тебя не покинет — место ведущей СВ есть, а ты получаешь еще более престижного и популярного мужа.
— Меня пригласили на первый канал в Прадге.
Гар разжимает руки.
— Понятно, — сухо говорит он. — Золотой шанс для каждой мисс-СВ выпал тебе.
Лин ждет, когда муж поймет суть происходящего. А пока ставит кондиционер на меньшую силу и идет собирать тапочки.
— Вот такая значит у тебя удача.
Гар стоит у окна и смотрит на Еловую аллею. Руки засунул а карманы, и Лин видно, что он сжимает кулаки.
— Если ты едешь со мной — муж становится богат и знаменит, ура-ура, какая удача! Но в этом случае проваливается твоя карьера. Отказываясь от Прадги, ты губишь свою репутацию. Не нужны ведущие, ставящие личную жизнь выше жизни СВ. А если ты выбираешь удачу в карьере, то теряешь удачу в браке со мной. Правильно?
Лин держит в руке тапочек, почему-то не решаясь надеть его. Кивает, хотя муж стоит к ней спиной.
— Я могу же отказаться от Рина и поехать с тобой, — заходящее солнце бьет Тару в лицо, но он не отворачивается.
Лин тяжело садится на диван и, наконец, обувается. Разжимает губы:
— Не можешь. Ты не сможешь отказаться от такой игры.
Гар выходит из комнаты, не взглянув на жену.
«Вот и все», — думает Лин. Все получилось, и нет ни громов небесных, ни стаи гиглых футхов. Решение оказалось очень простым — одна удача должна противоречить другой.
Лин надо думать о том, какой путь ей выбрать. И как работать, не чувствуя за спиной незримую поддержку. Ей почти сорок. Для мисс-СВ это слишком много, и без удачи она не продержится в этом титуле и года.
Ей надо думать о Таре. И дело вовсе не в том, престижен он или нет. За прошедшие годы Лин не научилась его любить, но поняла, какое это счастье — иметь понимающего и сильного мужа. А Гар все равно догадается, что экранизация книги — не его победа, а удача жены.
Ей нужно подумать об очень многих вещах, но Лин сидит и вспоминает золотые листья на заброшенной веранде и вкус яблочной мякоти.
Елизавета Афанасьева
МАТЬ ТООХ
Аа-хэээ… Шуууууу…
Это песня злого духа — горячего ветра.
Хо-оооо… Ше-ееее…
Ищет добычу по пустыне.
Нге-нге, ааи-э…
Прочь, прочь уходи, злой дух!
Танг, таиг, донги танг…
Говори, говори мой бубен. Прогоняй злого духа.
Криком гортанным и пением отпугну, как пугают песчаных волков подобием крика Хон, птицы, заслоняющей небо.
Пустыня качнется под моими руками, что по бубну — танг, танг, донги танг…
Боги добры сегодня к Тоох. Злой дух уходит, не взяв никого из ее детей, скитаться по пустыне, искать другую жертву. Пусть это будет песчаный волк, боги!
Я, мать Тоох, старая, как эта пустыня, старше — разве что боги… Мое сердце больше пустыни, чуткое, как уши песчаного волка, мягкое, как перья Хон. Я, Тоох. защитница моих детей, их сердце. Я чувствую беду и отвожу песнями и танцем.
Ушел злой дух, пустынный ветер, но неспокойно моему сердцу.
Хеее-уаааанг… Хаооонг-нгеее…
Что скажете мне, боги?
Танг, танг, донги-донг…
И сказали мне боги: расколется небо и пошлет сына солнца.
Что за странные слова, боги? Пошлите дождей и богатой добычи охотникам!
Но молчат боги, ничего больше не говорят Тоох.
Ждали сына солнца всем племенем, в небо смотрели, от солнца плакали, но не пришел он. Шутят боги, смеются над Тоох…
Ночью одна Тоох в небо глядеть осталась, да Эфе, осколок сердца моего, цветок песчаный… И дождались: в небе ночном солнце вспыхнуло, промчалось быстрее птицы Хон, сына своего на землю сбросило, задрожала пустыня, огнем озарилась.
Дети мои проснулись, перепугались, закричали, заплакали, ко мне бросились — защити, мать Тоох.
— Не бойтесь, дети, с вами Тоох.
Только Эфе не боится. Смеется, руками на небо показывает, ладони к сердцу прижимает, что-то лопочет непонятное.
Высокая она, как тень вечерняя, а ума — как у самого малого из детей моих. Оттого и жальче других ее. Возьмет горстку песка в одну ладошку, пересыпает в другую, шепчет что-то. Шейка тоненькая, пальцами обхватить можно, ручки, как тростинки, глаза в половину пасмурного ночного неба, темные, мутные. Что там в головке ее косматой происходит? Никому, кроме богов, неведомо.
Боги любят мою Эфе, в пустыне ее никто не трогает: волк песчаный подбежит, понюхает, в коленку лизнет — и дальше бежать. Птица Хон не улетает, дает крылья трогать, только клювом щелкает.
И сейчас — все дрожат, а Эфе вскочила с песка, побежала в пустыню — сына солнца искать, я за ней. Хоть и любят ее боги, но приглядеть бы надо.
Песок как корка блестящая сделался. Под подошвами ломается, башмаки из толстой кожи рвет. А Эфе моя босиком бегает — до крови ноги оцарапала, след за ней тянется. Но несется, не замечает, будто ничего важнее сына солнца для нее не осталось.
Вижу, сидит Эфе на корточках, а перед ней — сын солнца. Лежит в песке растопленном, в скорлупе сверкающей, спит. Как же ты, мать-солнце, дитя свое так далеко отпустила? Кто ж его защищать будет здесь?
Взяла бубен, к богам обратилась.
Хеййй-ахеее… тонг, тонг…
Говорят, Тоох, теперь ты будешь его матерью.
Качаю головой: а как не сберегу сына солнца? Не простит меня мать-солнце, отвратится навсегда от детей пустыни.
Лежит сын солнца, лицом светлее песка, глаза закрыты. Спит ли, жив?
Вдвоем с Эфе дотащили его до пещер.
Гадала долго на перьях птицы Хон — доставать его из скорлупы, или сам вылупиться должен. Но тут он глаза открыл, рукой двинул, и отпала скорлупа сама собой.
Белый он, светлее песка, а глаза — небо полуденное.
Эфе моя стоит рядом, улыбается, светится почти как сын солнца.
Чем же кормить его, боги? Что было лучшего, все ему принесли. Он одно потрогал, другое понюхал, взял только листья с дерева вечнозеленого. В пустыне они редкость, детей своих отправила, чтобы еще нашли и принесли.
Дети мои сердятся — что за чужак явился? Не поймут они, что дар небес это, сторонятся, по углам шепчутся. Нехорошо.
Нельзя Тоох сына солнца одного оставлять, но как же остальные дети? Эфе, былинка моя, вызвалась, на себя руками показывает, потом на него, дескать, я пригляжу за ним, мать Тоох.
Щебечет ему что-то по-своему, то волосы его песчаные трогает, то брови над глазами небесными. А он ничего, не сторонится, смеется вместе с ней.
Уходят они вдвоем в пустыню — куски неба собирать, что до сих пор там валяются. Принесут в пещеру мою и сложат в уголке. Скорлупу еще одну притащили зачем-то. Да я их и не спрашиваю, сами знают…
Эфе его за руку держит, не отпускает от себя. Если и отойдет куда, плачет, беспокоится, ладошками себя по лицу бьет, и так — пока не найдется. Рядом с ним — как дитя малое, ласковое и смирное.
Недобро на него смотрят сыновья мои, все дочери на него заглядываются, какой он светлый и ладный. Но — каждому кувшину своя крышка, лишь Эфе моя понять того не может, потому что дурочка она. Гордая, рядом ходит, как будто она — его единственная.
Сокровища ему свои показывает: кусок песка талого и застывшего, цветы засушенные… Руку его возьмет и к груди своей прижимает. Счастлива Эфе моя.
Дети они одинокие. Он — с небес упал, да и она вроде как откуда-то свалилась. Чужие всем другим. А вместе им хорошо.
Только кому-то это не нравится.
Совсем с этим сыном солнца про обязанности свои забывать стала. Недоглядела — охотника нашего песчаный волк покусал.
Фахо, один из сыновей моих, на меня пальцем показывать стал: мать Тоох состарилась, защитить детей своих не может, новый защитник нужен, молодой воин.
Сперва не поверили ему. но волк болезнь какую-то охотнику передал, а тот — другим. Один за другим в песок уходить стали — ни травы мои не помогают, ни песни богам, Не сегодня завтра, чую, отрекутся от матери Тоох, тогда сыну солнца несдобровать — Фахо во всем его винит, говорит, беду с собой принес, убить надо. И Эфе моя не спасется, ее вместе с ним в песок отправят.
Но тут сын солнца ко мне подходит, в ладонях горсть семян каких-то протягивает. Показывает — есть надо. Что ж ты. думаю, неразумный, понимаешь, а он к больным меня тащит, пихает им в рот семечки эти. Ладно, думаю, хуже уж и некуда, остальным семечки его скармливаю.
А к вечеру чудо боги свершили, перестало детей моих в лихорадке корежить, выздоравливать стали.
Все радуются, один Фахо не рад. Слышу, как за спиной шепчется, в сторону сына солнца пальцем показывает.
Сердце мое беду чует. Бью в бубен, богов спрашиваю. А они мне: на след его смерть встала.
Как могу, знаки сыну солнца даю — не жилец ты здесь, показываю. Смотрит на меня, понять пытается. Эфе языку его научилась. По-нашему ни слова сказать не хотела, а за ним повторять стала.
Скажи ему, Эфе, что смерть за ним ходит, скоро с тенью его сольется, бежать надо.
А он головой мотает, в небо пальцем тычет.
Я — за бубен, к богам снова. А они мне: ждите скоро, за ним мать-солнце придет.
Да где ж, говорю, скоро, ждать нельзя, погибнет он. Но молчат боги.
Эфе живот поглаживает, улыбается. Что же будет-то? Одного небесного гостя не приняли, а тут скоро двое будет.
Опять в пустыню они уходить стали. Да ходят как-то странно, круги вытаптывают в песке, линии длинные. А вернутся — в обломках небес роются, что-то мастерят. Эфе ловкая стала, в глазах блеск появился, будто тучи разошлись. Соорудили штуку какую-то, мигает, звуки издает. Послушает он ее — и смеется, на небо показывает, дескать, скоро мать-солнце заберет его.
Поскорее бы. Фахо совсем дурной стал. Глаза бегают, зубы скрипят. Большой он, самый рослый из моих сыновей, сильный, как ветер, но злой и глупый. Жди беды.
Сижу в пещере, в бубен постукиваю, сын солнца с Эфе рядом — со штукой своей разговорчивой; слышу, фахо зовет меня — выходи Тоох.
Выглядываю, вижу, Фахо с другими сыновьями перед входом — в руках копья, в глазах смерть.
Ах, сын солнца, ах, Эфе, бежать вам нужно! Да куда ж? Выход у пещеры один. Кто спасет вас? Боги равнодушно отворачиваются, мать-солнце далеко.
Стойте, говорю, выйду я к ним, пусть меня убивают, а вы под шумок в пустыню бегите. Задержу их.
Но сын солнца головой мотает. На себя и Эфе скорлупу натянул. Ох, думаю, так вас в ней в песок и зароют. У порога легла как волчица, не пускаю.
А они за руки взялись, через меня перепрыгнули и наружу выскочили.
Эх, и закричала же я: пустыня содрогнулась. У сыновей моих уши заложило, чуть волосы не посрывало, к песку пригнуло. Сын солнца на меня обернулся, посмотрел удивленно. Не видал, поди, такого… Да и не надо тебе видеть этого.
Бегите, кричу, глупые!
Есть у матери Тоох один танец в запасе. Много сил отнимает, потому и не годится на каждый день.
Бурю песчаную колдую. Духов выкликаю по именам.
Призвала горячий пустынный ветер, завертелась вокруг себя, в бубен бью.
Тха, тхз, ииииу!.. Хооон, хооон!
Стаей песчаных волков вою, птицей Хон кричу. Приходите, духи, защитите сына солнца!
Песок с земли поднимается, тучей встает, сына солнца с Эфе заслоняет.
Аиййййя, хооооооооо!
Вихрь налетел, закружил, небо опустилось крышкой. Духи из песка потянулись, пустыми глазницами смотрят, жутко, душу из меня тянут…
Тынго, тынго, дакам…
Бубен отгонит их, не даст утащить за собой.
Тьма навалилась, душит, мучает». Не справиться старой Тоох с такой силой. Погибнет племя!
Но вдруг с небес мать-солнце свесилось, руки огненные за сыном своим тянет, сквозь бурю. Жаром от них веет, травинки горят. Отступили духи, завыли на все голоса и сгинули!
Не пожги, мать-солнце, детей моих! Видишь, валяются на песке, головы руками позакрывали, чтобы не ослепнуть.
Один Фахо лицо поднял, увидел, как сын солнца к матери уходит, схватил копье и в него метнул. Ай, не миновать горя!
Протягиваю руку и кричу.
Тааааа-лоооо-хоооооооооо! Йеееу!!!
И мимо летит копье, хотя Фахо никогда не промахивается.
Тут я к Фахо сама подскочила, да бубном ему по голове, звону на всю пустыню — пустая она у него, хоть и большая. Не больно, бубен мой легкий, да дурь выбьет.»
Мать-солнце сына своего вместе с Эфе в руки приняла, к груди прижала. Мне Эфе кричит что-то, рукой манит, да я мотаю головой.
На кого ж я детей своих брошу? Фахо им не покровитель — злобен и глуп. Мать нужна им, мудрая и добрая. Мать Тоох, с сердцем огромным, как пустыня.
Иди, сын солнца к своей матери. И ты, мать-солнце, будь родной моей Эфе…
Аа-хэээ… Шу-ууууу…
Бродит рядом злой дух — пустынный ветер.
Хо-оооо… Ше-ееее…
Вынюхивает, есть ли для него добыча.
Нге-нге, ааи-э…
Прочь, прочь уходи, злой дух!
Танг, танг, донги танг…
Не бойтесь, дети пустыни, с вами мать Тоох.
Ночью я слушаю небо, ловлю в ладони смех дочери Эфе.
Огромное теперь сердце у матери Тоох… Больше пустыни, дальше небес, там, где есть Эфе.
Тонг-тонг… Донги-тонг…
