Первые сутки пребывания на Хлайбе пролетели незаметно – после обеда, на котором посол представил Сандерса и Полубоя персоналу посольства и своей подруге, он допустил их к собственной базе данных, в которой можно было найти личные дела всех мало-мальски значимых в городе Пяти Башен персон. Напарники оторвались от экрана, только когда Уолш намекнул им, что на ночь имеет обыкновение сдавать технический отдел посольства под охрану.

Утром Сандерса разбудил какой-то непонятный шум. Приоткрыв глаза, он огляделся. Дверь закрыта, за окном – то ли туман, то ли облака. Звук доносился из спальни Полубоя.

Зевая, Дик стукнул для приличия пару раз в дверь и вошел. В комнате пахло, как в спортивном зале. Сандерс хорошо помнил подобные запахи, потому что после каждого отпуска он вгонял себя в форму, до одури отрабатывая приемы единоборств, работая с холодным оружием и проводя бесчисленные спарринги. Тренажерный зал Конторы навсегда пропитался запахами пота, железа и немного – крови. Какие же спарринги без крови – так, балет. Полубой в одних трусах стоял, расставив чуть согнутые ноги на ширину плеч, и отбивал атаки риталусов. Зверьки кидались на него с пола, а он ладонями и предплечьями отводил атаки, смахивая их, как назойливых мух. Риталусы грациозно переворачивались в воздухе, падали на лапы и тотчас бросались в новую атаку. Пару раз Полубой не успевал за стремительными животными, они, пробивая защиту, глухо тыкались мордами в его грудь и живот, и тогда он негромко рычал. Все происходило в таком темпе, что Счастливчик зажмурил глаза и громко провозгласил:

– Сегодня в нашем цирке всемирно известный Касьян Неустрашимый и его дикие медведи!

– Риталусы, – пробурчал Полубой, взглянув на него через плечо. Чувство юмора у него, видно, еще не проснулось.

Риталусы, воспользовавшись тем, что он отвлекся, таранили его грудь, и он, покачнувшись, отступил на шаг.

– Ша, ребята, – негромко сказал он.

Зверьки угомонились и, не взглянув на Сандерса, юркнули под кровать.

Полубой подхватил полотенце. Когда он обернулся, Дик увидел на его груди и животе красные пятна – места, куда риталусы, пробив блок, ткнулись острыми мордами. Предплечья же были почти полностью багровыми. На лице мичмана выступил пот, мускулистая грудь была мокрая, словно он побывал под душем.

– Утренняя гимнастика? – спросил Сандерс, посторонившись, чтобы пропустить Полубоя.

– Точно.

– Мне хотелось бы попробовать.

– Не советую, Дик. Вы не в лучшей форме, – отрезал русский, скрываясь в ванной комнате.

– Ну и черт с вами. – Сандерсу стало обидно. Конечно, он видел, на что способны риталусы, да и сам Полубой, во время схватки с мнимыми пиратами, но он тоже не мальчик-только-что-из-колледжа. «Ладно, после поговорим», – решил он.

Посол не зря гордился своей кухней – никаких пищевых синтезаторов, никакой химии, только натуральные продукты и настоящий шеф-повар, выписанный из одного из лучших ресторанов столицы Содружества. Во время званого обеда Сандерс успел оценить способности повара и за завтраком лишь утвердился во мнении, что никакая синтезированная пища в подметки не годится созданной живыми человеческими руками. Он поглощал пищу не торопясь, наслаждаясь каждым кусочком. Полубой же ел так, словно это был концентрат из рациона абордажной группы, оставленной на захваченном корабле. Во время завтрака он что-то заказал повару, отчего у того глаза полезли на лоб. Однако не прекословя господину археологу, которого представил сам посол, через пятнадцать минут повар принес металлический судок. Из-под крышки выбивались струйки пара. Полубой заглянул в судок, удовлетворенно кивнул и поблагодарил повара. Тот, пожав плечами, удалился. Запах, который донесся до Сандерса, не имел ничего общего с теми, которые должны сопутствовать пище, и был способен на весь день испортить аппетит. Когда Дик поинтересовался, что это, Полубой коротко ответил, что это пища для риталусов. Сам собой возник следующий вопрос. Усмехнувшись уголком губ, Полубой взял судок подмышку и поднялся из-за стола:

– Не беспокойтесь, Дик, в вашей комнате они не нагадят.

Перед своим номером они обнаружили молодого парня, который подпирал стену, явно кого-то ожидая.

– Господа археологи? – с сомнением осведомился он. – Я Мигель, личный водитель господина посла.

– Мы археологи, – подтвердил Сандерс, открывая дверь, – а вот тебя я вчера не видел.

– У меня был выходной, – беззаботно отозвался Мигель. – Мистер Уолш сказал, чтобы я покатал вас над городом и вообще поднатаскал в здешней обстановке. Глидер на крыше, как соберетесь – поднимайтесь. Номер машины – ноль семнадцать.

– Договорились. – Сандерсу понравился шустрый, разбитной парнишка. Он чем-то напоминал его самого в молодые годы, когда он был вожаком одной из уличных банд, в изобилии водившихся в его родных кварталах. – А ты что, местный?

– Местный. Коренной. Вы только скажите, куда надо, – мигом доставлю.

– Мы еще и сами не знаем, куда, – буркнул Полубой, на которого энтузиазм водителя не произвел никакого впечатления.

Небесно-голубой глидер был не последней модели и даже не предпоследней, но чистый и ухоженный. Мигель плавно довел его до края крыши и свалил в крутое пике. Полубой, предусмотрительно пристегнувшийся к креслу, едва покачнулся. Сандерс размазался по спинке водительского сиденья.

– Эй, полегче.

– Как скажете. А мистер Уолш любит, чтобы уши закладывало. – Мигель оскалился в улыбке.

Видно было, что и ему доставляет удовольствие выписывать в небе дикие виражи.

– Предупреждать надо, – проворчал Сандерс, пристегиваясь.

– Куда едем? – спросил парнишка.

– Давай по периметру. Посмотрим, что к чему, – прогудел Полубой.

Срезая верхушки облаков, глидер помчался вдоль башен. Все они были похожи только на первый взгляд, а вблизи было видно, что строили их не одновременно и что архитектор каждой дал волю фантазии. Даже цвет башен был разный. Если Южная-1, с крыши которой они свалились, была серо-зеленая, как гранит, тысячелетиями омываемый морем, то Западная была темно-вишневого цвета. Северная, к которой они приблизились через полчаса, имела фиолетовый оттенок. Воздушное пространство между башнями было непривычно пусто – Сандерс привык, что в столице Содружества глидеры ползут по выделенным коридорам на любой высоте, словно муравьи, бредущие к муравейнику. Здесь же он заметил от силы три-четыре машины, прочертившие серую муть нависшего неба, да и те прошли высоко, на уровне верхних этажей, а то и выше.

– А воздушный транспорт в Башнях разрешено иметь только официальным лицам и полиции, – пояснил Мигель, – ну конечно, купить статус официального представителя какой-нибудь планеты не сложно – были бы деньги. Но деньги большие. Да и куда тут летать? Планета мертвая или почти мертвая. Только возле экватора есть несколько поселений, и те для туристов. Местным все до чертиков – и в городе экзотики хватает.

– Кстати о городе, – сказал Сандерс, – здесь смотреть нечего, а что, если мы снизимся?

– Можно попробовать. – Мигель неуверенно качнул штурвалом. – Я, правда, не знаю, насколько высоко облака – можем ткнуться в сеть. То есть автомат предупредит об опасном приближении. Вы все равно ничего внизу не разглядите – сеть натянута на высоте около четырехсот футов от поверхности. Ну крыши посмотрите, улицы внизу…

– Давай рискнем, – предложил Сандерс.

– Как пожелаете. – Мигель завалил глидер на крыло и нырнул в облачную муть.

– А зачем сеть? – поинтересовался Полубой.

– Официально – чтобы предотвратить незаконные полеты выше разрешенного уровня.

– А неофициально?

– Суицидников развелось, как клопов в ночлежке, да и, кроме того, был у нас тут такой спорт, что-то вроде русской рулетки: собиралась команда отмороженных, человек десять. Всем раздавали парашютные антигравы, ну и прыгали они с какой-нибудь башни. Говорят, впечатления незабываемые: вдоль окон башни летишь, потом в облаках, потом выныриваешь – и Нижний город внизу. Красота!

– А при чем здесь рулетка?

– Один антиграв из десяти был неисправен. Модное увлечение было. Я даже сам хотел попробовать, но мистер Уолш сказал: хочешь у меня работать – забудь. Его можно понять – полгода назад у него секретарша с крыши сиганула. Вообще без ничего. Ну, и был еще случай: в честь дня рождения господина Сигевару его лучшая боевая группа прыгнула в полном составе, чтобы доказать свою преданность. Тридцать человек. И ни у одного антиграв не сработал.

– Однако… – Сандерс покрутил головой.

– Ага… А полгода назад что-то вроде эпидемии случилось. За неделю больше семисот человек покончили с собой. Мы, помню, с мистером Уолшем с приема летели. Консул Нового Амстердама устраивал. Подлетаем, значит, к башне, я и говорю – смотрите, а по крыше человек двадцать бегут, взявшись за руки. Мы близко уже были – видно, что люди не хотят, страшно им, жить хочется – лица такие, что я три дня заснуть не мог и месяц кошмары снились. Ну вот, добежали они до края и, так и не расцепившись, полетели вниз. Мистер Уолш кричит – давай за ними. Я подумал – ему интересно будет, как они об асфальт шмякнутся, а он двери раскрыл, свесился и попытался поймать хоть кого-то… Не удалось. Он сам чуть не вывалился. Я его за шиворот ухватил, а он орет, меня отпихивает… а потом заплакал. Мы с ним после два дня пили, и он приказал никого не пускать, хоть секретарь, хоть Флоранс, а хоть президент Содружества.

Сандерс с Полубоем переглянулись. Да, посол показал себя с неожиданной стороны.

– Не судите да не судимы будете, – пробормотал мичман.

– Когда, говоришь, эпидемия была?

– Как раз за неделю перед Днем Обретения Столицы. Это у нас праздник такой – Хлайб признали свободной планетой под протекторатом Содружества. Планировались торжества, фейерверки там всякие. Но какие праздники, если граждане свободной планеты пачками с жизнью прощаются? От асфальта отскребать не успевали. Вот после этого сеть и повесили.

– Расследование было?

– Было… только выводы остались там, – Мигель поднял глаза вверх, – до народа ничего не дошло. Так, слухи ходили разные. Мол, кто-то дал понять: обретайте хоть столицу, хоть чего, а закон здесь не вы, и людьми не вы командуете.

– Хм… а кто же?

– Кто его знает… – Мигель замкнулся. – Слухи, что вы хотите.

Глидер вывалился из облаков футах в пятидесяти над гравитационной сетью, Мигель резко поднял нос машины и повел ее по кругу, чтобы пассажиры могли рассмотреть Нижний город.

Сверху небоскребы казались протянутыми к небу пальцами. Грязными, немытыми, разной длины и торчащими без всякого порядка, будто здесь, в стремлении достичь высоты, сплелись несколько рук, мешая друг другу добраться до намеченной цели. Город напоминал земные города, какими их показывали в хронике – никакого порядка в застройке, в архитектуре. Но вид был потрясающий, хотя здешним небоскребам до земных было далеко – дома поднимались едва ли на триста футов над поверхностью и узкие улицы казались отсюда ручейками, прорезавшими глубокие ущелья. Развалины в центре города походили на новые строящиеся районы. Только строители будто остановились несколько лет назад, оставив здания недостроенными где наполовину, а где только уложив фундамент. Сандерс попытался определить, что ему напоминают Развалины, и наконец понял – муравейник. Полуразрушенный муравейник, в котором похозяйничал голодный медведь.

Грависеть чуть поблескивала узлами в местах сцепления силовых полей. Она накрывала город сверху, как рыбацкий невод косяк тунца, не позволяя никому выскользнуть к поверхности, добраться до облаков и затеряться в них.

– Глидер она удержит? – внезапно спросил Полубой.

– Наверное, удержит, – задумчиво ответил Мигель, – я не пробовал, да и не слышал, чтобы кто-нибудь снизу или сверху пытался прорваться. «Подушка» начинается сразу под нами – я уже чувствую, что машину будто кто поддерживает. Если кто прыгает с башни – повисает, будто муха в паутине, и через пять минут прибывает полиция. Вылавливают бедолагу – и в дурдом. Сначала, конечно, накостыляют, как же без этого. Ну что, насмотрелись? Нас, конечно, не задержат – машину посла знают, но мистер Уолш будет недоволен.

– Вали все на нас, – сказал Сандерс, – мы, археологи, народ непредсказуемый.

Посол пригласил их к себе в кабинет вскоре после ленча. Угостив гостей виски и пивом и включив глушилку, Уолш обошел свой стол и присел на его край. Лицо у него было непроницаемо – ни дать ни взять дипломат старой школы, который улыбается одними губами и смеется, когда этого ждут.

– Ничего утешительного, господа, сообщить я вам не смогу. Я связался с портовыми властями – все новоприбывшие обязаны пройти карантин…

– А мы? – спросил Сандерс, больше для того, чтобы сбить Уолша с официального тона.

– Вы – мои гости, хотя прививки не помешают. Но об этом позже. Так вот, за последние несколько лет никто, похожий на вашего клиента, на планету не прибывал. Я сам просмотрел личные дела, так что…

– Несколько лет – это сколько? – поинтересовался Сандерс.

– Три года.

– Пластическая операция, – буркнул Полубой.

– А заодно и смена ДНК, что ли? – усмехнулся посол. – Нет, господа, здесь хоть и бардак, но за приезжими присматривают строго. Раньше бывало, что туристы, не соразмерив собственных сил и аппетитов, ввязывались в сомнительные увеселения и приключения, но после того как один из высокопоставленных политиков Турсонга был найден мертвым, дело поставили весьма серьезно.

– Миновать портовый контроль возможно?

– Теоретически возможно все, но практически… Челноки садятся только на полосы, расположенные на башнях, причем на Северной башне было много аварий, и несколько лет назад, не помню, то ли пять, то ли семь лет, ее перестали использовать. Проникнуть в Нижний город, помимо как из одной из башен, практически невозможно. Так что, похоже, вы ошиблись.

Сандерс взглянул на Полубоя и поразился – он был безмятежен, словно Агламба Керрор уже сидел под замком, дожидаясь скорого и справедливого суда.

– А скажите, Ян, нельзя ли проверить эту информацию в Нижнем городе? – спросил Дик, потому что мичман невозмутимо пил пиво и, кажется, говорить ничего не собирался.

– Это займет больше времени, чем проверка по официальным каналам, но я могу попробовать. Среди клиентов банка, о котором вы упоминали, есть люди, которые… м-м… имеют вес в Нижнем городе. Они мне ничем не обязаны, и придется за услугу оказать ответную любезность. Как вы понимаете, если гарантий о том, что налоговая инспекция утратит интерес к банку, не будет, я мало что смогу сделать. – Уолш искоса посмотрел на Сандерса, делая вид, что решение далось ему с превеликим трудом.

– Завтра я вам гарантирую гарантии, – сыронизировал Сандерс, – так что можете приступать.

– Вот завтра и приступим, – поправил его Уолш.

Полубой смял банку, положил ее на стол и поднялся, потеряв к разговору всякий интерес.

«А чего ради я стараюсь? – подумал Дик, шагая за ним по коридору. – Мне же ясно дали понять, что в этом деле рвение не слишком уместно. Да пропади оно все пропадом! Отправлю отчет Вилкинсону, попрошу нажать на налоговиков – и хватит. Мне даже благодарность императора не пообещали, как Уолшу, так какого черта я буду жилы рвать?»

– Что будем делать, если поиски Уолша дадут отрицательный результат? – спросил он, когда они вернулись в номер.

– К чему сейчас ломать голову? Будет день – будет пища, – лениво, будто разговаривал с надоедливым ребенком, сказал Полубой и закрыл за собой дверь своей спальни.

Ответ от Вилкинсона пришел на следующий день утром. Сандерс расшифровал его в присутствии Уолша и развернул дешифратор экраном к послу.

– «В случае успеха миссии Министерство налогов и сборов потеряет интерес к «Траст энд инвестинг бэнк», – прочитал господин посол и промокнул лысину. – Это нечестно, Дик. Исход вашей миссии от меня не зависит.

– Так сделайте все, зависящее от вас, чтобы она удалась, Ян.

– Никогда не любил археологию, – проворчал Уолш.

– А я никогда ею не занимался, – усмехнулся Сандерс.

Полубой предложил прокатиться на глидере, но Сандерс отказался и спустился в бар. Все, что можно увидеть с глидера, он уже видел, а вот то, что его отпуск прервали на самом интересном месте, следовало исправить, пока было время – Уолш сказал, что информация поступит не раньше чем через сутки.

Бар был почти пуст. Сандерс заказал кофе с коньяком и присел к стойке. Бармен включил престарелую кофеварку – только в детстве Дику довелось такие видеть. Агрегат заурчал, кипятя воду и перемалывая кофе. Девиз посла – все, что можно достать за деньги, должно быть натуральным – был в ходу и здесь. По бару поплыл сказочный аромат, бармен наполнил пузатую рюмочку коньяком и отошел, чтобы не мешать клиенту. Это к вечеру, когда посетителям важно будет не только выпить, но и излить душу, он будет выслушивать слезливые истории, кивать в нужных местах и поддакивать, а пока можно лишний раз проверить чистоту рюмок и ассортимент бутылок.

Сандерс отхлебнул коньяк, покатал во рту и, одобрительно кивнув, проглотил. То, что надо.

Он был почти уверен в том, что Уолшу не удастся ничего узнать об Агламбе Керроре. Даже если он на Хлайбе, не такой это человек, чтобы оставлять за собой следы. Слишком его напугали русские. Теперь он забьется в нору на несколько лет, если, конечно, окончательно не свихнулся. Сандерс читал протоколы допросов людей Керрора, захваченных после того, как его эскадра распалась, и по всему было видно, даже без приложения выводов аналитического отдела, что Керрор понемногу сходит с ума. То ли слава ударила ему в голову, то ли страх, когда он узнал, что одна из самых влиятельных в обитаемом космосе империй объявила его вне закона, но то, что с головой у него не все в порядке, утверждали даже самые преданные ему командиры эскадры. Приступы депрессии, накатывавшие на Керрора, продолжались по несколько недель, во время которых он беспробудно пил. Депрессия сменялась лихорадочной жаждой деятельности. Последним его подвигом был захват транспорта, перевозившего поселенцев на Турсонг. Богатых людей там не было – сплошь фермеры с семьями. Словом, корабль не стоил топлива, что было израсходовано на его преследование. Керрор, не обнаружив на транспорте ничего ценного, довел его до орбиты Турсонга и бросил там, предварительно открыв все шлюзы. В пути он лично допрашивал поселенцев, и видавшие виды пираты, вспоминая эти допросы, бледнели до зелени. После этого рейда от эскадры Керрора стали откалываться, исчезая в необъятном космосе, наиболее уравновешенные капитаны из тех, что еще помнили о чем-то вроде пиратского кодекса чести. Плохо было, что пираты, сдавшие свои корабли, не смогли сказать, когда и где Керрор исчез. Может, это случилось во время последней попытки договориться со скупщиками на Гефесте, а может, после того, когда во время докования их корабли прижал к поясу астероидов русский линкор. В последовавшей неразберихе и панике каждый спасался как мог, и на каком корабле ушел Керрор, никто не знал. Так или иначе, отследить его не удалось, и откуда у русских появились сведения о местонахождении пирата, Сандерс мог только гадать. Конечно, трудно предположить, что на Хлайбе действовала русская разведка – кому нужна эта помойка. От силы один-два стукача, время от времени оказывавшие услуги тому, кто больше заплатит, но в таком случае почему Полубой так верит в то, что Керрор здесь?

Коньяк кончился, и Сандерс заказал еще одну рюмку. Как раз и кофе поспел. Дик вдохнул божественный аромат и только собрался пригубить обжигающей жидкости, как что-то мягко коснулось его плеча. Он взглянул в зеркало за стойкой. За спиной стояла, зазывно улыбаясь, Флоранс Вердье. Вот уж кого сейчас не хотелось видеть, так это подругу посла. Еще на обеде, где Сандерса и Полубоя представили как археологов, Флоранс вела себя довольно бойко, учитывая присутствие Яна Уолша, который был, как всем известно, ее благодетелем. Лет десять, да что там – лет пять назад она бы заинтересовала Сандерса. Да, минус пять лет и двадцать фунтов. На обеде она блистала, упакованная в блестящее платье, настолько тонкое, что казалось, ткань вот-вот лопнет на ее пышном теле. Правду сказать, пропорции фигуры она сохранила и теперь, вот только Сандерс предпочитал более изящных женщин. Сейчас на ней были брюки в обтяжку из атласного материала и свободная блузка со смелым декольте, заканчивающимся, кажется, в районе того места, где соединялись ее еще довольно стройные ноги.

– Вы позволите, профессор?

Вчера на приеме Сандерс сразу представился профессором – это внушает уважение. Профессор Сандерс, Таирский университет, кафедра археологии. И все вопросы отпадают.

– Конечно, дорогая Флоранс.

Она попросила называть ее по имени еще при знакомстве.

Грациозно опустившись на табурет, узковатый для ее пышных ягодиц, она поманила бармена пухлым пальчиком.

– Что вы пьете, профессор?

– Коньяк.

– В такую рань?! Нет, перед обедом я обычно принимаю аперитив. Жорж, милый, ирландский виски с сахаром. Ну ты знаешь.

Сандерс, подивился: виски могло, конечно, считаться аперитивом, но с сахаром?..

Пока бармен смешивал для Флоранс напиток, она обернулась к Дику и как бы невзначай положила ладонь на его локоть.

– Ах, профессор, вы меня так заинтриговали. Я так люблю археологию. Кажется, когда-то я даже прослушала несколько лекций. Я, правда, ничего не помню, но преподаватель был просто душка. И ваш помощник мне тоже очень понравился. Несколько застенчив, но такой милый и галантный.

Сандерс в учтивых выражениях поблагодарил ее, пытаясь незаметно высвободить руку. Флоранс держала крепко, и после осторожных попыток он смирился. Да-а, назвать русского мичмана милым и галантным? Пожалуй, на это способна только отчаянно скучающая особа. «Не дай бог, твою скуку придется развеивать мне», – подумал Сандерс.

Бармен принес заказ, и Флоранс подняла на три четверти полный бокал. Дику пришлось сделать то же самое.

– За наше знакомство, профессор, – сказала Флоранс, отпивая половину бокала.

Заглядевшись, на нее, Сандерс машинально проглотил весь коньяк, хотя надеялся посмаковать его с кофе.

– О-о, а вы умеете пить, профессор, – одобрила Флоранс, – люблю мужчин, которые умеют пить. Ян тоже ничего, но после двух бокалов становится плаксивым. Вы ведь не собираетесь рыдать на моей груди?

– Ни в коем случае, – поспешно ответил Сандерс.

– Вы мне все больше нравитесь. – Флоранс игриво повела плечиком. – Не хотите попробовать? – Она протянула свой бокал Сандерсу; на краешке его Дик заметил следы помады.

– Да у вас у самой мало, – сказал он. – Жорж, принесите мне то же самое, что пьет дама.

– Вот это правильно. – Флоранс допила напиток и щелкнула пальцами. – А мне повторить.

«Однако, темпы у нее. Так того и гляди напьется и придется ее тащить на себе, а как на это посмотрит Уолш, еще неизвестно», – забеспокоился Сандерс.

Бармен поставил перед ним бокал. Дик взял его и, делая вид, что любуется цветом напитка, осторожно понюхал. Нет, пахло только виски. Причем неплохим.

«А-а, перед обедом можно», – решил Сандерс, приветственно поднимая бокал.

Сахар слегка смягчил крепость виски. Может, поэтому он, поглядывая на Флоранс, выпил половину и даже удивился легкости, с какой виски прошел в желудок. Спиртное мягко ударило в голову. Дик отхлебнул остывший кофе и скользнул взглядом за декольте Флоранс. М-м… то, что он увидел, ему очень даже понравилось. Ну в самом деле, чтобы обновить впечатления от женщин со спортивными фигурами, хоть раз стоило попробовать зрелую женщину. Вот примерно такую, как эта. И лицо у нее милое, только красится она слишком ярко. Впрочем, спасибо хотя бы за то, что она не пользовалась новомодным тату-макияжем с голографическими вставками. Однажды ему попалась такая куколка. Вечером было глаз не отвести, а когда наутро, после душа, она вошла в спальню, Сандерс решил, что это покушение, и едва не пристрелил красотку. С тех пор, прежде чем увлечь даму в номер, он незаметно выведывал, каким макияжем она пользуется, а со временем даже научился распознавать голографические изыски. Сейчас, похоже, все было чисто.

– Расскажите мне про археологию, – попросила Флоранс, – наверное, это так увлекательно: искать новые формы жизни, летать по планетам, открывать неизведанные миры!

Сандерс внимательно посмотрел на собеседницу – издевается или и вправду путает археологию с ксенобиологией, зоологией и бог знает чем еще? Нет, женщина смотрела заинтересованно, вот только чем вызван ее интерес, Дик пока что не понял: то ли действительно его профессией, то ли им самим. Вернее, некоторые предположения у него были…

– Дорогая, на работе я говорю о работе, но наедине с такой женщиной я могу только любоваться ею.

– Фу, профессор, нельзя же так с места в карьер, – Флоранс жеманно махнула на него рукой, – я почти что замужняя женщина.

– Тем больший интерес вы возбуждаете во мне. Ведь замужняя женщина принадлежит другому, и это наводит на грустные мысли. – Сандерс заметил, что бокал ее опустел. – Бармен, повторить! За даму плачу я.

Расход небольшой, но до чего эффектно. Флоранс с благодарностью посмотрела на него, и Дик понял, что победа близка. Теперь следовало закрепить успех какой-нибудь романтической историей, которых у него имелось великое множество.

– Вот, помню, однажды мы прибыли на Сарган. Протекторат Регула, но законы еще суровей, чем в султанате. Совершенно закрытое полигамное общество. Чудом я познакомился с одной из жен местного князька, конечно, исключительно ради дела…

Бармен подобрался поближе, не переставая протирать бокалы, – ну и наплевать, пусть послушает и поучится, как надо клеить скучающих дамочек. Вот только виски кончился. От сахара во рту было липко, и Дик, не прерывая рассказа, предложил освежиться шампанским, что было встречено с энтузиазмом.

Поглядывая в зеркало над стойкой, Сандерс видел, что бар постепенно заполняется, но это его уже не интересовало. Пусть даже послу донесут, что приезжий профессор льнет к его подруге, так ему и надо – если Уолш оставил в одиночестве такую женщину, пусть ему будет хуже. Дик уже забыл, что посол отсутствует по его просьбе, он, как охотник, увидел добычу, и все вокруг перестало для него существовать. Тем более что шампанское оказалось превосходным, но слабым. Теперь можно было перейти к джину.

– …и мы остались наедине под звездным небом. Над нами всходили три луны, и озера серебрились в их сиянии…

А мичман – дурак дураком! «Не желаете ли прокатиться?» Сандерс, может быть, и пожелал бы прокатиться до Нижнего города – говорят, там есть такие заведения… Но нам и здесь будет неплохо, и кстати, нет риска подцепить местную заразу. Контора обычно косо смотрит на агентов, которые привозят с задания, а хоть и из отпуска, что-то непотребное в своем организме. Ханжи чертовы! Попробовали бы раскрутить какое-нибудь дело без привлечения женщин. Да это самое древнейшее оружие разведки, вспомнить хотя бы Суламифь! Или Сусанну? Не важно. Сандерс почти уверил себя, что Флоранс ему нужна исключительно для дела. А как же! Кому Уолш будет поверять свои горести и радости? Не секретарю же. Стало быть, он на правильном пути.

– …зашили в мешок и бросили в озеро! Сердце мое было разбито… я не мог забыть ее почти неделю. – Сандерс опустил голову и похвалил себя – как натурально дрогнул голос, и кажется, даже слезу удалось выдавить.

– Бедный Ричард, – в голосе Флоранс тоже зазвучали слезы, – как я вас понимаю.

Они уже сидели за столиком, она наклонилась вперед и положила ладонь на его руку. Какие нежные у нее пальцы, и глаза такие… такие… а губы – как эти, как их? Коалы… нет, калы, нет, калы белые. Как гвоздика, как розы и такие пухлые. Если она ими… э-э… впиявится… вопьется… словом, если поцелует, о-о…

– А вот и пиво! Флоранс, дорогая, как я рад, что встретил тебя! Мичман а-атличный археолог, а как саблей владеет… и мужик крутой, но он русский, а ты, ты – женщина моей мечты. Что? Поможешь? Кому, мне? Да я сам кому хошь помогу. Вот, держись за меня. Понаставили столов, понимаешь, пройти негде… Бармен, за посуду я уплачу. Идем, дорогая.