Ингрид сидела у стола, положив голову на руки. Плечи ее вздрагивали.

Седов подошел и попытался обнять ее, но она дернула плечом, сбрасывая его руки.

— Оставь меня.

— В чем дело? Я-то тебя чем обидел?

— Ты? Да чем можешь обидеть ты, неудачник?

Седов присел на разобранную постель. Он почувствовал, как внутри что-то обрывается и уходит, чтобы никогда не вернуться. Это ощущение было ему знакомо — он многое потерял в жизни и, может быть, поэтому каждый раз отчетливо чувствовал, как рвется в груди нить, связывающая его с человеком, которому он доверился и от которого не ждал предательства.

Ингрид обернулась к нему, смахнула ладонью слезы. Глаза ее припухли, лицо пошло красными пятнами.

— Ты, ничтожество… ты возомнил, что у нас может что-то получиться? Что я влюбилась в тебя? Боже, какой идиот! Я любила в жизни только одного человека и люблю его до сих пор!

— Сайруса О'Брайана, — будто размышляя, проговорил Седов.

— Да! Этот сумасшедший придурок и во мне зародил сомнение: а вдруг Сайрус действительно носил в себе анимата? Кем он был: гением или… — Ингрид запнулась, но нашла в себе силы продолжить мысль, — нечеловеком? В любом случае мне — плевать! Ты думаешь, я была в постели с тобой? Нет, я искала в тебе следы Сайруса… о-о, я хорошо помню его руки, губы, его тело, но ты — не он. Он ушел и больше никогда не вернется, — губы Ингрид слились в тонкую презрительную линию, — а ты никуда не денешься, мой милый. Ты озабочен, тем, как освободиться от анимата, а потому будешь делать все, чтобы я помогла тебе. Тебе некуда идти, ты боишься, что анимат подомнет тебя. Ты — дворняжка на цепи: и хочется уйти, и страшно, потому, что за забором неизвестность, а здесь хоть и на привязи, зато сыт, и в случае чего можно спрятаться в будке и тявкать оттуда! Ты — моя лабораторная крыса, и я сделаю все, что…

— Довольно, — Седов встал и пошел к двери. Уже в коридоре, прежде, чем захлопнуть дверь, он обернулся, — запомни на всякий случай: я — не дворовый пес и за похлебку лаять не стану. В крайнем случае, я — старый облезлый волк, который, попав в капкан, отгрызает себе лапу, но обретает свободу.

Он притворил дверь и постоял, закрыв глаза.

— Мук, ты знал, что она спала с О'Брайаном? Ты был в его теле?

— Я не помню , — виновато сказал Мук.

— Но ты знал, как она ко мне относится, да? Почему ты не сказал мне?

— Ты бы не поверил.

— Да, ты прав, черт тебя возьми! Ладно, вот я и снова один.

— А я? Я же с тобой!

— Только ты и остался , — Седов представил себе мальчишку лет пяти-шести, который стоит рядом и, задрав голову, смотрит на него с надеждой… и Седову захотелось потрепать этого малыша по вихрастой голове, чтобы успокоить. И он сказал, — да, я ошибся. Ведь со мной — ты .

Оставалось решить, что делать дальше. Седов тряхнул головой, прогоняя тяжелые мысли. Сколько раз говорил себе: нельзя доверяться женщине, так нет, опять…

В словах Ингрид была правда — если он уйдет — последствия будут непредсказуемы, однако и оставаться, после того, что она сказала, было невозможно. Кроме того — сказав «а», нужно говорить — «б», иначе он и вправду почувствует себя собачкой на поводке.

— Ты все время боишься каких-то последствий, — сказал Мук, — чего именно, можешь объяснить?

— Как я тебе объясню? Ты ведь и сам не знаешь, каким образом пойдет твое развитие. И вообще, ты обещал не подслушивать!

— Я не могу, я же говорил.

— Тогда хотя бы не мешай думать.

Седов присел на кровать. Да, пожалуй, теперь его здесь ничто не держит. Одежду придется позаимствовать у Делануа. И куда идти? Конечно, можно и домой, в Москву. Последний раз он был в своей квартире почти год назад. Тоскливо возвращаться в дом, когда там тебя никто не ждет, вот Седов и старался пореже бывать дома. Нет, не надо в Москву. Адрес, скорее всего, известен людям из «Биотеха» и на московской квартире его могут ждать. К Юргену? Он примет с распростертыми объятиями, хотя Кристина наверняка дуется из-за Жаклин. Тоже не подходит — дом Скарсгартенов также могли взять под наблюдение. Не может он подставить друзей. Единственных друзей! А ведь и вправду, если не считать Скарсгартенов и Лешки, то остался он совсем один… Хелен давно вышла замуж, У Лидии тоже скоро будет своя семья, обещает подарить внуков и станет он, Сергей Седов, дедом. Одиноким, как тот старый облезлый волк с истертыми клыками и оставленной в капкане лапой.

— А я?— обиженно спросил Мук.

— Да! Про тебя-то я и забыл! — усмехнулся Седов, — ну, значит, нечего вешать нос, раз одиночество отступило. Что, приятель, погуляем по планете? Наша Земля хоть и маленькая, но посмотреть есть на что. Или тебя только наука интересует?

— Нет, почему. Мне хочется посмотреть все! А куда мы поедем?

— А вот выйдем на дорогу и пойдем, куда глаза глядят.

Седов давно знал за собой одну особенность — лучше всего он думает и действует, когда его загоняют в угол, когда времени на долгие размышления нет, когда надо действовать быстро и решительно. Потом можно будет посыпать голову пеплом, скрипеть зубами и пить горькую, а сейчас некогда. Здесь — будка с миской похлебки, а за порогом — мир, большой, непредсказуемый, но вольный. Выбор очевиден.

За дверью Ингрид было тихо, и Седов прошел мимо, не останавливаясь. Делануа сидел возле стола, окутанный клубами дыма. У локтя стоял стакан с его любимой можжевеловкой, колени были укрыты пледом. Делануа прищурился сквозь дым на спускающегося по лестнице Седова.

— Уходите, — сказал он.

В его голосе не было ни вопросительной интонации, ни осуждающей. Он просто высказал то, что подумал, но Сергей знал, что Делануа понял — он уходит навсегда.

— Да, — сказал Седов, — пожалуй, здесь мне оставаться ни к чему.

— Значит, она сказала вам, — Делануа вздохнул, — ведь знала, что вы не захотите после этого остаться, и все равно сказала!

Он, в общем-то, нравился Седову. Спокойный, уверенный, не суетливый, он четко мог обосновать свою позицию, выслушать собеседника и, наверное, в другой обстановке они могли бы стать друзьями. К сожалению, в данный момент они были по разные стороны.

— Что именно?

— Бросьте, — поморщился Делануа, — я знал это давно. Ну, что она была не только помощницей О'Брайана. Думаю, она любила его, как может любить умудренного опытом и жизнью мужчину только двадцатилетняя девчонка. К тому же мужчина этот был, с ее точки зрения, гением. Примеров такой любви сколько угодно. Она искала в вас его черты, я прав?

— Да, — коротко ответил Седов, которому этот разговор был неприятен. Ему почему-то хотелось, чтобы старый сыщик понял его.

— Значит, она поверила в мою теорию, — удовлетворенно сказал Делануа.

— Я бы сказал: вы зародили в ней сомнение. Однако то, что О'Брайан работал для человечества, хотел, так сказать, облагодетельствовать всех, это для нее осталось незыблемым.

— Пусть так, — вяло махнул ладонью Делануа, — важен первый шаг. Со временем она бы стала моей единомышленницей.

— Не уверен, — покачал головой Седов и протянул руку, — давайте прощаться. Хочу надеяться, что мы с вами больше не встретимся, каким бы я не стал, в кого бы не превратился. Вы мне симпатичны, Марсель. Позвольте совет: оставьте в покое «Биотех», если хотите жить спокойно и долго.

Делануа пожал протянутую руку, однако отрицательно покачал головой.

— Совет правильный, но я для себя все решил. Даже если меня не станет, те материалы, которые я собрал, будут обнародованы.

— Ну, дело ваше. Прощайте. Мне придется позаимствовать у вас одежду. Постараюсь компенсировать, как только смогу получить деньги.

Седов надел теплую куртку и плотно застегнулся — на улице с утра шел дождь, а под вечер еще и ветер усилился.

— А вы знаете, Седов, — услышал он спокойный голос Делануа, — ведь я не смогу вас отпустить.

Седов обернулся. Делануа все так же сидел на стуле, и трубка дымилась в руке, только плед оказался сброшенным на пол. Под пледом, на коленях Делануа лежал бластер, который теперь был нацелен Седову в голову. Даже отсюда Седов видел, что бластер настроен на широкий луч и эффект при выстреле будет не столько сжигающим, сколько ударным. Кроме того, промахнуться при такой настройке оружия с трех метров невозможно. Седов будто ощутил, как волна горячего воздуха бьет его в грудь, швыряет на стену и, пока он приходит в себя, Делануа вяжет его, беспомощного, как манекен.

— Ну-ну, Марсель. Не будем портить наши отношения. Вам не удержать меня.

— Попробуем?

Делануа чуть приподнял бластер, и Седов увидел, как побелел его палец на спусковом крючке. Сергей склонил голову к плечу, словно раздумывая, стоит ли пробовать, сделан шаг из прихожей в комнату, затем шаг в сторону и прислонился к стене, покрытой стилизованным под мореное дерево пластиком.

— Еще шаг и… — Делануа моргнул, глаза его расширились.

Седов пропал. Исчез, будто его и не было в комнате, слившись с пластиковыми досками, с отпечатанным на них древесным узором. Едва заметное дрожание воздуха, похожего на мираж, скользнуло по залу, и Делануа охнул, скривился и выпустил бластер, который сам собой вывернулся из его руки.

Седов возник, как призрак из небытия, рядом с Делануа, выщелкнул батарею из бластера и положил ее в карман.

— Я оставлю ее на крыльце, — сказал он, возвращая сыщику бластер, — плохо, когда в доме нет оружия.

— Вы сами видите, — проскрипел Делануа, массируя кисть, — во что вы превращаетесь. Неужели этого недостаточно. Ведь сейчас-то вы человек! Подумайте, какую угрозу…

— Хватит, — оборвал его Седов, — это я уже слышал.

— Нет, не хватит! — Ингрид смотрела на него с верхней ступеньки лестницы, — Сергей, я прошу тебя, останься. Я была не права, извини.

Она быстро спустилась в зал и направилась к нему, но Седов отступил, качая головой.

— Опять… — усмехнулся он, — опять женщина легко извиняется и полагает, что все вернется на круги своя. Дорогая, дело ведь не в том, что ты меня обидела. Я бы стерпел от тебя любую обиду, если бы ты любила меня. Но ты выбрала человека, который давно умер и предпочитаешь жить в мире иллюзий. Ты даже во время близости искала во мне его черты… Я не останусь, Ингрид.

— Я искала следы анимата, — тихо сказала Ингрид, — как ты не понимаешь: я — ученый…

— Боже мой! Ингрид, что ты говоришь! В тебе осталось хоть что-то от женщины, кроме внешности? Ты даже в постели ставишь опыты, — горько усмехнулся Седов.

— Ага! — воскликнул Делануа, — значит, вы знали, что О'Брайан носил в себе это чертово семя.

— Кто чертово семя? Это он про меня говорит?

Седов почувствовал, что если бы вопрос был задан вслух, он услышал бы слезы обиды в голосе Мука и прижал ладонь к груди, будто хотел размять, уничтожить горький комок, внезапно возникший внутри.

— Пойдем отсюда, Мук. Ни до чего хорошего они не договорятся. Да и нам здесь делать нечего.

— Пойдем.