Трансформация во времени произошла настолько незаметно и иллюзия была такой яркой, что я, так же как Василий Харитонович, могу только удивляться: где сон, а где явь? Я сказал «иллюзия», применив это слово к прошлому, — с таким же правом я мог бы сказать «иллюзия» про настоящее и будущее…

…Я бежал по тропе к озеру. От белого камня, спустившегося с неба, доносился надсадный плач ребенка. Я бежал и думал, что возьму ребенка и отдам Дохлятине — тогда Верзила оставит ее в покое. И вдруг я увидел, что Верзила гонится за мной. Жизнь моя повисла на волоске: либо спасаться бегством, либо падать на землю лицом вниз и позой смирения просить пощады. Я помчался что есть духу к озеру через заросли травы. У него ноги были длиннее, но зато я был легче. Вот и озеро! Я кинулся в воду прямо в шкуре и в подошвах. От страха я не чувствовал холода и плыл, быстро перебирая руками и ногами. Верзила метался вдоль берега. Ему жалко было бросать дубину, страшно было лезть в холодную воду, но и боязно было других, которые, как стая шакалов, окружали его, готовые отомстить за старые обиды. Наконец ненависть ко мне переборола все, и Верзила, бросив дубину, кинулся в воду. Его широкие руки на воде работали лучше, чем мои. Я плыл и смотрел на высокий белый камень как на спасение. Голос плачущего ребенка отчетливо доносился сверху, из темной дыры, в которой что-то блестело. Я уже слышал за собой сиплое дыхание Верзилы, когда из высокого белого камня вылетело Что-то и упало недалеко. Я подплыл ближе и, едва протянул руку к тому, что упало и было похоже на сплющенное яйцо, как Верзила ударил меня по руке, — Что-то ушло под воду. Я нырнул, пытаясь поймать Что-то, но оно утонуло. А Верзила схватил меня за горло и стал душить, но почему-то отпустил и, как заарканенный, заскользил к берегу, тараща глаза и размахивая руками. Я поплыл к другому берегу, из последних сил выбрался на песок и, поднявшись, медленно побрел к высокому камню. Еще издали я увидел в основании камня вход в пещеру — она была светлая и теплая. Меня потянуло внутрь. Вход закрылся за мной, но я не испугался — только удивился. Впереди открылся еще вход, поменьше, и там, дальше, тоже была пещера, только маленькая. Я вошел в нее, вход закрылся, и снова я не испугался. Вдруг пол стал сильно давить на подошвы и в голове сделалось туманно. Я закачался, но тут же все прошло. Я осторожно выглянул: передо мной была светлая и теплая пещера, но совсем другая. Эта была огромна и просторна. В центре в круглом углублении была вода, в ней виднелось точно такое же Что-то, что утонуло на середине озера. Сзади раздался шелест, я обернулся и вскрикнул от удивления: стена на высоте моей груди отвалилась и образовалась большая дыра, сквозь которую видны были горы, лес, наша пещера и внизу — озеро. На берегу Старик и другие связывали Верзилу. Они возились с ним, как с медведем, — он рвал в клочья путы, отбрасывал их, но они, как муравьи, облепляли его снова, и он рычал и выл от бессильной ярости. Я заплясал, предвкушая, как они сейчас прикончат Верзилу, но тут Старик увидел стадо кабанов — я тоже их увидел, — и другие, бросив Верзилу, погнались за кабанами. Возле Верзилы остался один Старик, — он ударил его дубинкой, связал и, вскочив на лошадь, ускакал вслед за другими. Я видел, как впереди, колыша траву, неслись кабаны, а за ними, рассыпавшись цепью, бежали другие. Старик скакал на кобыле и гортанным голосом подавал команды — другие слушались. Я с жадностью следил за охотой. Отсюда было видно, как другие загнали кабанов в каменный клин с отвесными стенами и начали избивать их — вопли и визг еще долго доносились оттуда.

От усталости и голода я опустился на пол и заснул было, но вдруг земля подо мной задрожала, вода в яме, в центре пещеры, покрылась рябью, и я услышал звук — такой страшный звук, будто выл большой голодный волк, рыдала сова и плакал маленький ребенок одновременно. Звук исходил от воды, от того белого и круглого, что было похоже на Что-то, утонувшее в озере. Мне хотелось вскочить и бежать, но вместо этого я ползком приблизился к воде. Едва я обмакнул пальцы, как звук изменился. Я погрузил кисть — звук стал приятнее, не таким резким и выворачивающим душу. Тогда я опустил в воду одну руку, потом другую, — звук еще более смягчился. Я опустил в воду ноги и погрузился весь, по самое горло, — звук стал певуч, будто запела стая перелетных птиц. В воде было тепло и приятно и я, плавая как рыба, случайно дотронулся до белого и круглого Чего-то, лежавшего на дне ямы…

…Вынырнул я на середине озера. Солнце палило нещадно, но здесь, в воде, было не так жарко — два могучих вентилятора Станции Контроля Космических Объектов (СККО) подсасывали к озеру холодный воздух с вершины восточного хребта. До конца дежурства было еще полтора часа, и я включил гермошлем, чтобы проверить показания приборов и окинуть взглядом Входной Экран.

Гермошлем — очень удобная штука: где бы вы ни были, в озере, в лесу ли, на вершине горы — в радиусе десяти километров гермошлем соединит вас с контрольным пунктом, и перед вами возникнут приборы и экраны, как будто вы перенеслись в операторский зал. Просто не верилось, что было время, когда операторы как идолы торчали перед приборами, не смея отлучиться. В гермошлеме вы можете, бродя где угодно, одновременно видеть показания приборов.

К тому же гермошлем следит за малейшими изменениями в показаниях приборов, и как только какой-нибудь параметр превысит допустимое значение, шкала начнет мерцать с негромким тревожным позвякиванием. Если же вы не среагируете, то получите порцию электрощелчков, которые способны разбудить любого засоню.

Итак, я переключил гермошлем на обзор приборов и Входного Экрана. По Инструкции такие проверки полагалось делать каждый час, но мы с женой считали этот пункт пережитком прошлого: ведь подобные системы были просты и работали без сбоев сотни лет на межпланетных радиомигалках. Однако как бы мы ни критиковали Инструкцию, а Инструкция была для нас законом, нарушить который можно только раз, — Автомат Станции сразу отключал нарушителя от систем контроля, и вы должны были подыскивать себе другое занятие — всякие переговоры с Автоматом исключались.

Осмотрев приборы, я перевел глаза на Входной Экран. Каждый раз, когда смотрю на него, я поражаюсь нашему пристрастию к старомодным терминам. Входной Экран! Надо же было так скучно назвать гениальнейшее изобретение последнего столетия! И главное — ничего, что походило бы на старые экраны. Просто перед вами возникало черное, разбитое на квадраты пространство космоса. Квадрат за квадратом плавно проходил перед глазами, просматриваемый бегающими лучами на глубину в два световых часа. Поговаривали, будто бы Другие уже испытывают системы с глубиной просмотра до пяти световых часов, — если это так, то в случае появления космического объекта они смогут «перехватить» его прежде нас и «высосать» полезную информацию. Такого еще не случалось за всю историю человечества, но Инструкция требовала, чтобы мы были готовы к любому варианту…

Входной Экран зиял, как огромная мрачная дыра в Ничто. Иногда мне даже казалось, что из него веет холодом, хотя конечно же, никакого холода не могло быть, потому что это было чисто иллюзорное изображение. Я осматривал свой сектор, когда вдруг скорость просмотра резко возросла, квадраты замелькали, как кадры древнего кинематографа, — я весь напрягся, ожидая чего-то необычайного. Таких явлений еще не отмечалось за все время существования Станции. От мелькания черных зияющих дыр у меня закружилась голова, и, забыв, что нахожусь в воде и что надо хотя бы чуть-чуть грести, я пошел на дно и порядком нахлебался. А вынырнув, с удивлением обнаружил, что передо мной «висит» квадрат, уже просмотренный мною, с яркой, все увеличивающейся точкой, движущейся прямо на меня. Включился автоматический хронометр, и сбоку светящимися цифрами начался отсчет времени и расстояния. Тут же пришел сигнал, что Станция успела взять объект под свой контроль. Это значило, что любая информация, в виде ли электромагнитного излучения, в виде ли гравитационных волн или комбинированными способами, например, шнур в шнуре, — вся информация, которую мог бы передавать космический объект любым известным способом, надежно экранировалась и сообщалась только на нашу Станцию. Подобные системы Других уже ничего не могли перехватить.

Я сообщил об этом через стереофонический мегафон — мой голос, как эхо, прозвучал по всему горному району. Даже если кто-то из сотрудников Станции был на охоте на расстоянии до двадцати километров, он услышал бы мое сообщение.

Точка нарастала, и, когда появился Главный, она была величиной с кедровый орех. Объект шел с огромной скоростью, системы наблюдения выдавали результат с большой погрешностью — на самом деле объект был уже намного ближе к нам, чем это показывал Входной Экран. Правда, надо отдать должное его скромности: время от времени на табло вспыхивали слова: «Не могу оценить точность. Не могу оценить точность». Ну что же, теперь, когда объект в нашем «мешке», особая точность и не нужна — какое имеет значение, через час двадцать он достигнет атмосферы или через час тридцать. Важно, что информация из него уже «выкачивается» нашей станцией и по специальным каналам связи поступает в Центр. Мы, работники Станции, понятия не имели, что там «качают» наши «насосы».

Главный, очень пунктуальный и придирчивый, тщательно просмотрел видеоотчет о начале контакта Станции с объектом и сухо сказал через стереомегафон, что я действовал точно в соответствии с Инструкцией. У него принцип: никогда никого не хвалить.

У нас коллектив небольшой — пятеро, не считая старого коня для верховой езды и веселого молодого пса. Мы работаем уже несколько лет и все очень дружны. Главный и его жена, врач Станции, и мы с женой — все довольно едины во взглядах и интересах и не стремимся искать другое общество. Пятый — одинокий старик, прибившийся к Станции и выполняющий различные вспомогательные функции, — увлечен разгадкой секретов тибетской медицины. Главный и его супруга любят охоту, рыбалку, метание копий. Мы с женой предпочитаем разведение древних, почти истребленных животных, например бурундуков.

Объект приближался, и направление его движения менялось: ясно было, что он лишь приблизится к Земле и уйдет дальше, в сторону Солнца. Я вылез на берег, развалился на горячем песке. Передо мной проносились черные квадраты космоса, а объект, напоминавший серебристый сияющий мячик, как бы висел на одном месте, чуть заметно уменьшаясь в размерах. Вдруг от мячика отделилась искорка и стала уходить по касательной в сторону. Я тотчас же объявил по стереомегафону. Главный распорядился включить второй «мешок». Я включил и тотчас получил сигнал, что микрообъект взят под контроль.

Через час объект исчез с Входного Экрана, а микрообъект, тормозясь, начал крутить вокруг Земли сужающиеся петли. Я должен был сдавать дежурство Главному, когда из центра сообщили, что, по расчетам, микрообъект приземлится в нашем районе. Главный объявил готовность всего персонала — все мы собрались на берегу озера, в гермошлемах, и даже Старик вынужден был оторваться от ста томов «Ганжура» и двухсот семнадцати томов «Данжура». Он принес лассо, сплетенное по просьбе Главного для охоты на заводных механических косуль. За ним приплелись его любимчики — умняга конь и веселый пес.

Мы стояли возле «пещеры» — так называли мы между собой нашу Станцию, потому что она была построена в бывшей пещере, которую пришлось значительно расширить. Стояли, задрав головы к небу. Микрообъект был уже настолько низко, что Входной Экран не брал его, и мы использовали допотопные оптические дальномеры. Мы с женой первые увидели поблескивающую точку прямо над нами. Все наперебой стали высказывать предположения, что бы это могло быть. Но фантазировать пришлось недолго — вскоре микрообъект уже плавно покачивался над поверхностью воды на маленьком парашюте. Стропы тянулись к сетчатому мешочку — там лежало Что-то, напоминающее сплющенное яйцо, гладкое и белое, как полированная кость.

Глядя, как Что-то медленно приближается к воде, я сказал, ни к кому не обращаясь, что надо бы срочно подплыть, чтобы не дать утонуть. Главный, тоже как бы разговаривая с пространством, сказал, что торопливость здесь неуместна, а уместны осторожность и выдержка. Я сказал, что потомки нам не простят, если с микрообъектом что-нибудь случится. Главный ответил, что те, кто его запускал, знали о существовании атмосферы, — он показал на парашютик, — а следовательно, знали о существовании воды, и поэтому вода ему не страшна. Я сказал, что, возможно, это и так, но все-таки проще взять его сейчас, подставив руку, чем потом нырять на сто метров под воду и шарить там между камней. Ведь все равно придется его брать. «Мы не имеем права своевольничать», — все более раздражаясь, сказал Главный. Я возразил, что Инструкция не запрещает входить в физические контакты с космическими объектами. «Да, — сказал он, — Инструкция не запрещает». Спорить с ним было бесполезно. У него принцип: делай то, что поощряется, и не делай того, что не запрещается.

В этот момент раздался металлический щелчок, и один из четырех стропов, на которых держалось Что-то, автоматически отстегнулся. До поверхности воды оставалось несколько метров. Я знал, что если я сейчас брошусь в воду, то успею доплыть, но я знал и другое: Главный нажмет в своем гермошлеме специальную кнопочку, Автомат Станции навсегда отключит меня от работы, и я вынужден буду снова уйти в город, откуда мы с женой вырвались с таким трудом.

— А вы как считаете? — обратился я к его жене.

Она не сводила глаз с микрообъекта. Я думал, что она не расслышала, но она вдруг повернула ко мне строгое свое лицо и быстро сказала:

— Я бы на вашем месте не спрашивала!

Главный с удивлением взглянул на нее и покачал головой. Старик странно улыбнулся и, подняв к небу палец, изрек:

— «Ваша душа очистится, если вы познаете истину».

Жена незаметно кивнула мне, и я бросился в озеро.

— Запрещаю! — закричал Главный, и я услышал, как он плюхнулся в воду вслед за мной.

Я плыл, поглядывая через плечо за преследователем. Главный быстро нагонял меня — сказывалась его натренированность. Я напряг все силы. Микрообъект висел уже почти над головой. Когда я подплыл к нему, отстегнулся второй строп, и Что-то сильно наклонилось, готовое выскользнуть из сетчатого мешочка. Я дотянулся, ощутил его холодную твердую поверхность. Главный ударил меня по руке, схватил за горло. В глазах потемнело, но внезапно пальцы его разжались, и он, рыча от бессильной ярости и размахивая руками, заскользил к берегу. Сквозь туман, плавающий перед глазами, я увидел, как Старик, сидя верхом, вовсю погонял коня. От него в воду тянулась длинная веревка…

Тут возле моего лица раздался всплеск, и Что-то скользнуло под воду. Я нырнул и едва коснулся его пальцами, как тотчас же ощутил сильный рывок…

…Я понял, что веревка, которой я был связан с плотом, зацепилась за бревно. А когда вынырнул, был оглушен грохотом и воем. Над озером висела полная луна, все вокруг странно дрожало. Я посмотрел на берег — там должен гореть фонарик Ирины… Вдруг кто-то возник из темноты, схватил своими лапами гофрированные трубки акваланга и пережал их, скалясь от дьявольского смеха. Подача кислорода прекратилась, аварийный клапан, видимо, тоже был пережат, — задыхаясь, я сорвал с пояса веревку и накинул петлю на голову страшилища. Он отпустил меня и, рыча, заскользил к берегу. Мне некогда было разбираться с веревкой, которая застряла где-то между бревен, — я дернул ее что было сил, вырвал и тотчас нырнул.

Я погружался все глубже. Фонаря, укрепленного на маске акваланга, было недостаточно, я включил запасной фонарик. Звук продолжался. Пеленгатор указывал направление: вертикально вниз, на дно озера. Я торопился. Времени оставалось не так уж много, да и начинала сказываться холодная вода, хотя я и был в белье, смоченном постным маслом.

Внезапно стрелка пеленгатора задергалась, заметалась из стороны в сторону, как бешеная. До меня донесся приглушенный грохот, вой, скрежет. Мягкая, но сильная волна ударила снизу в лицо, в грудь, швырнула, закрутила и понесла в чудовищную воронку. Грохот нарастал — звука, который исходил от источника, почти не было слышно.

Теперь меня уже не крутило, а несло, как щепку, вниз, на дно. Свет фонарика отражался от слоев воды, дробился, и я мало что мог видеть. Мимо мелькнул черный рваный край, и на расстоянии вытянутой руки заскользила вверх каменная стена с причудливо изогнутой поверхностью. Такая же стена проносилась с другой стороны. Я понял: дно озера раскололось и меня засосало в трещину.

Постепенно скорость потока уменьшилась, и я плавно опустился на глыбу, застрявшую между стен. Где-то вдали свистел и ревел поток — здесь же было спокойно. Я направил пучок света под ноги и вскрикнул от удивления: в выемке между глыбой и стеной блестело Что-то, напоминавшее сплющенное яйцо, гладкое и белое, как полированная кость. Я взял Что-то в руки, и тотчас странное, чудное ощущение овладело мною: будто я раздробился на множество других «я», в каждом из которых как бы присутствовал тот «я», у которого в руках было Что-то. Будто я окунулся в бассейн, кишащий точно такими же телами, как и я, причем каждое другое тело было тоже моим. Я засмеялся, руки мои затряслись, и от белого, гладкого, напоминавшего сплющенное яйцо, пошел тот самый звук, который исходил от озера, только этот был тихий и мелодичный. Изумленный, я застыл, глядя вытаращенными глазами на то, что было у меня в руках, — звук прекратился. Я снова потряс руками — звук пошел опять. Тогда я как сумасшедший стал встряхивать Что-то, забыв обо всем на свете. И чем дольше я тряс, тем больше терял ощущение самого себя и все больше как бы уходил куда-то, растворялся во времени, переходя из одной телесной оболочки в другую. И вот я увидел, или, точнее, охватил мысленно, все, что было раньше со мной, что есть теперь и что будет в будущем. Я понял, что сквозь века в разных телесных оболочках передается одна и та же человеческая суть — моя! Я был Умник, Янис Клаускис и Оператор Станции Контроля Космических Объектов одновременно, — я жил сразу во всех них или все они частично состояли из меня. Я понял, что я вечен! Вечна моя суть!

Видимо, это был последний толчок — стены трещины заколыхались, как фанерные декорации от случайного сквозняка, глыба подо мной зашевелилась и пошла вниз. Я полетел вслед за глыбой — сверху меня нагнал огромный камень, от которого я не сумел увернуться. Удар пришелся по голове. Как бы из другого тела я увидел себя, того, который держал в руках Что-то, — я увидел, как меня, то есть его, отшвырнуло камнем к стене, поцарапало до крови плечо, грудь, бедро. Как вывалилось из ослабевших рук Что-то и, планируя в струе и крутясь, скользнуло в черную жуткую глубину.

Больше я ничего не помню…