Мы с Рыбкиным пугливо переминались у его бронированной двери и робко по очереди нажимали кнопочку звонка. По ту сторону стоял мелодичный перезвон.

– И не звони, – донеслось из-за брони, – не пущу я тебя, скотина! Иди ночуй к своим бабам!

– Светик, – ласково позвал Виталька и выпятил вперед нижнюю губу, под которой уже пробивалась щетина, – открой, а? Поговорить надо…

– Не о чем нам говорить! Ты, сволочь, у меня уже вот где сидишь со своим «поговорить»!

Рыбкинская жена, видимо, провела ребром ладони по горлу, потому что как-то странно булькнула и на мгновение умолкла. Виталий воспользовался дарованной ему судьбой и этим красноречивым жестом паузой и медовым голосом заметил:

– А я, между прочим, не один!

– Ну конечно, – отозвалась жена, – небось, бабу опять привел!

– Светик, ну что ты такое говоришь? Какую бабу? – Рыбкин подмигнул мне. – Представляешь, иду я по двору и встречаю Арсюшку Васильева. Мы с ним еще в институте учились! Оказывается, он тут рядом живет…

– Так я тебе и поверила, – голос Светланы Рыбкиной явно смягчился.

– Я иду, а он стоит. Несчастный такой. Что ж ты, старик, говорит, меня совсем забыл. Правда-правда!

Повисло молчание. Видимо, с той стороны меня рассматривали в глазок. Наконец в замке заскрежетал ключ.

– Сработало! – торжествующе прошипел неверный муж и, строго глянув на меня, добавил: – Только ты смотри, поинтеллигентней…

Дверь распахнулась. На пороге стояла плотная, но довольно симпатичная дама с огненными волосами. Лицо ее было таким загорелым, что походило на одну из африканских масок, украшавших стены квартиры Виталькиных родителей. Из-за плеча женщины выглядывала ее бледная копия. Портрет на стене.

– Добрый вечер, – скромно, но с достоинством проронил я.

Светлана внимательно посмотрела на мой (вернее, Виталькин) галстук. «Наверное, узнала», – подумал я. Тем не менее госпожа Рыбкина ничего не сказала на этот счет. Она жестом пригласила меня войти и буркнула:

– Не слишком-то вовремя.

Я зацепился о железный порог и ткнулся головой в мягкий, но упругий живот Виталькиной жены.

– Светик, – встрял Виталька, – это вот и есть Арсений, мы с ним…

– Слышала уже, – отмахнулась бронзоволицая супруга и саркастически обратилась ко мне: – Проходите, Арсений, чувствуйте себя как дома. Надеюсь, вас жена не выгнала?

Я замялся и с усилием выдавил:

– Да нет, что вы. У меня нет жены…

– Повезло, правда, Витасик? – она насмешливо посмотрела на мужа.

Рыбкин молчал. Его роскошная шевелюра сбилась куда-то набок, как на египетском барельефе.

Мы прошли в гостиную. Строгая женщина на портрете сверлила нас с Рыбкиным глазами. Я поежился.

– На диван лучше не садитесь, – предупредила меня Светлана, – тут Виталий проводит время с женщинами. Это святое место! Экспонат!

Я вспомнил Ларису и уже открыл было рот, чтобы сказать, что я, мол, знаю, но вовремя опомнился.

– Светик, может, хватит? При посторонних! – театрально взревел Виталька.

– Ну ты же сам его привел, – мадам Рыбкина посмотрела на меня и заключила: – Значит, он не посторонний. Можно сказать даже – член семьи. И сейчас станет свидетелем грандиозного скандала…

Она решительно сжала кулаки. Золотые кольца выступили вперед кастетом. Виталька бочком пробрался к бару и достал какую-то фирменную бутылку.

– Давай выпьем, Сень, – невозмутимо предложил он. – За встречу…

– Ты же знаешь, я не пью, – отказался я, прочно застолбив за собой роль интеллигентного человека.

– Вот видишь, паскуда, – бросила Светлана, – есть еще приличные люди на свете. Хоть они и твои бывшие друзья!

Виталька предательски сверкнул на меня глазами: мол, не обижайся, друг.

– Ха! И ты ему поверила? Да Сенька пьет как собака! Это он просто стесняется.

Мадам Рыбкина недоверчиво окинула взором мою неказистую внешность и спросила:

– Это правда, Арсений?

Я оказался меж двух огней. Сказать, что неправда, – подвести Витальку. А согласиться – значит опуститься в глазах его жены и, следовательно, опять-таки подвести друга.

– Виталий шутит, – дипломатично заявил я. – Я пью только по праздникам. Или за знакомство.

– Ну что ж, – согласилась Светлана и закинула ногу на ногу, – за знакомство, пожалуй, и я выпью. Налей-ка жене, стервец!

Рыбкин радостно наполнил рюмки.

– Вы, Арсений, чем занимаетесь? – осведомилась Виталькина жена после моего вялого тоста «за знакомство». – Тоже кетчупом торгуете?

– Да если бы не этот кетчуп, – взвился Рыбкин, – ты бы не на Канарах отдыхала, а в лучшем случае у себя на кухне, на табуретке!

– Я учитель, – ответил я.

– Это благородно, – отозвалась Светлана. – Где же вы живете, если я вас до сих пор не видела?

Виталька развернулся на диване и вытянул палец:

– Да вон его окно горит. Напротив.

Я обнаружил, что забыл выключить свет, и забеспокоился: а вдруг и плиту тоже? Мадам Рыбкина взглянула на меня с возросшим интересом.

– Это очень хорошо.

– Что же тут хорошего? – спросил я.

– Такой милый человек и совсем рядом. Я ведь тут совсем одна, если не считать этого стервеца.

Она кивнула на мужа, Виталька благодарно посмотрел на меня. Я почувствовал, что перемирие вовсе не так уж невозможно. Светлана встала и, покачивая бедрами, прошла мимо меня на кухню.

– Старик, ты гений! – зашептал Рыбкин, как только спина его жены исчезла из поля нашего зрения. В который раз я слышу это слово? – Она просто растаяла! Даже на синяки не обратила внимания! Вот что значит педагог! Женщины, они же как дети…

– Думаешь, хватит? – с опаской спросил я. – Тогда я, пожалуй, пойду, а то там у меня свет горит.

– Старичок, еще один такой воспитательный натиск, и дело в шляпе. Ночь я проведу в родимой спальне. Под боком у родимой женушки… Кстати, зря ты от Ларисы отказался, – цинично добавил Рыбкин, – мировая баба!

– Тс-с! – я приложил палец к губам. По коридору зашелестели тапочки.

Виталька беззаботно откинулся на диване и даже принялся тихонько насвистывать. В комнату вплыла его жена. Она успела переодеться в золотистое платье, подчеркивавшее ее гитарообразную фигуру. На вытянутых руках Светлана несла поднос, уставленный иностранными закусками. В ее глазах горела решимость.

– Давайте, Арсений, посидим по-человечески. А то рядом с моим мужем все волей-неволей превращаются в свиней.

Виталька фыркнул, наполнил рюмки и толстыми пальцами ухватил с подноса кусок колбасы.

– Мне достаточно, – проронил я.

– Да будет тебе, старик. Еще рюмашку.

– Завтра на работу с утра, – пришлось соврать мне. Эта, с позволения сказать, вечеринка мне уже порядком поднадоела.

Светлана с уважением покосилась в мою сторону, но тем не менее проворковала:

– Не слушайте моего дурака, Арсений. Выпейте лучше со мной…

Пришлось чокнуться и сделать несколько глотательных движений.

– Большое спасибо, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Пойду я, пожалуй…

К счастью, никто не стал меня удерживать. Виталька благодарно ухмыльнулся и остался сидеть. Его жена вышла меня проводить.

– Так где вы, говорите, живете? – спросила она почему-то шепотом.

– Виталий же вам показывал. В доме напротив…

– Это очень хорошо. – Светлана коснулась моего потертого драпового плеча. – Вы почаще заходите к нам.

– И вы заходите, – вежливо отозвался я. – Мы с вашем мужем старинные друзья.

– Обязательно, обязательно. – На вздымающейся рядом с моим боком бронзовой груди болталась золотая цепочка.

– Пожалуйста-пожалуйста.

– Ну что вы там застряли? – донеслось из комнаты. – Старик, если передумал уходить, то имей в виду – все еще на столе.

– А ты бы вышел проводить друга, – крикнула Света и ласково добавила: – Свинтус ты у меня все-таки…

Виталька удовлетворенно захохотал.

Окончательно убедившись, что в этом доме воцарился мир, я с легким сердцем покинул его пределы. Когда я спускался, до моих ушей донеслась двухголосая площадная брань. Милые ругаются – только тешатся!