Я все ходил и ходил. Мой маршрут не ограничивался одной лишь комнатой. Он пролегал через всю квартиру, включая ванную и туалет. Каждый раз, оказываясь рядом с телефоном, я хищником набрасывался на его пластмассовую плоть. Но все впустую – мерзкая тварь продолжала издавать короткие гудки, и я возобновлял свои странствия.

Моя голова пылала, как новая звезда. Обожженный язык давно уже был не в силах конкурировать с ней. Я сунул голову под кран. Холодные струи стекали с моих волос, как речной водопад с веток ивы. Внезапно сквозь журчание я уловил заливистые трели.

Телефон! Это наверняка она! Я выскочил из ванной и, по-собачьи отряхиваясь, поскакал в комнату.

– Да! Да! Слушаю! – заорал я в трубку.

– Васильев, ты что кричишь? Соседей разбудишь, – проговорил знакомый голос.

– Кто это? – несколько тише крикнул я.

– Во дает, чудила! – изумилась женщина, словно я был обязан помнить голоса всех своих дам. – Я это. Светлана…

Светлана. Бывшая жена моего бывшего друга. А я и забыл о ее существовании.

– Ты где? – глупо спросил я.

– В Черустях. Но завтра буду в Москве. Названиваю тебе битый час.

– А я-то здесь при чем?

Она помолчала. В нашу связь вклинился далекий голос телефонистки:

– Освободите линию.

– Получается так, что ты у меня один остался в Москве, – оживилась моя собеседница. – Ничего, если я у тебя остановлюсь ненадолго? Пока квартиру не сниму?

А что, если Маша вздумает нанести мне визит? Если я ей дозвонюсь, конечно. Хорошо же я буду выглядеть: добиваюсь ее любви, а сам живу с посторонней женщиной. Более того, эту постороннюю особу Маша наверняка прекрасно помнит!

– Пожалуйста, только могут возникнуть некоторые трудности, – попытался я отвязаться от незваной гостьи.

– Ну, Сенечка, – заныла трубка. – Позарез надо. Не могу я здесь больше, в провинции, задыхаюсь… Я в Москве работу нашла. Хорошую… Что она, ждать меня будет, пока я соизволю появиться?

– Что же ты к Витальке не поедешь? Он ведь твой бывший муж?

– Ха! К Витальке! Да он же меня выставил из дому!

– …свобод… ли… – опять прорвалась телефонистка.

– Так я приеду? А, Сень? Ты ключ оставь под ковриком, у тебя все равно красть нече…

Связь оборвалась. Тьфу ты, пропасть!

Минут пять я уныло размышлял, что бы предпринять, но тут мой мозг словно иглой пронзило. «Маша!!!»

Я опять забегал по квартире, но сообразил, что это ни к чему путному не приведет, и схватился за телефонную трубку. Мадам Еписеева соизволила наконец ответить.

– С кем ты трепалась все это время?! С этим прищуренным штурманом?! Я тебе всю ночь звоню!!! – зарычал я.

– А если и с ним, тебе-то какое дело?

Вот теперь-то я ее точно теряю! Решение должно быть резким и молниеносным, как удар сабли! Я сконцентрировался и выпалил:

– А ничего! – а потом неожиданно: – Маша, выходи за меня замуж!

Мать хулигана помолчала и просто ответила:

– Я согласна.

Штурман съежился и отошел даже не на второй, а на сотый план. Я победил! Сначала я, правда, испугался собственных слов, но мутный поток ликования смыл страх.

– А где мы будем жить, ты подумал? – мадам Еписеева была настроена прозаически. – Впрочем, жить будем у меня, а твою квартиру сдадим на год какому-нибудь приличному иностранцу. И с работой, Сеня, надо что-то решать. Пойдешь охранником к нам в отель. Зарплата там приличная, так что…

Мария выдвигала все новые и новые предложения, я же восторженно лепетал:

– Да! Да! Да!

– Значит, прямо завтра днем идем в загс. Чего тянуть?

И действительно, чего тянуть? Отступать теперь некуда. На всякий случай я ехидно осведомился:

– А штурман твой против не будет?

– Да какой там штурман, – ласково ответила Маша. – Нет никакого штурмана…

Я удивился:

– Чья же тогда у тебя фотография? Рядом с моими цветами?

Она засмеялась:

– Это я нарочно поставила, чтобы ты поревновал немного. Это мой первый муж. И трубку специально сняла – тебя помучить. Я ведь знала, что ты мне позвонишь…

Ловко она меня подтолкнула к самому ответственному шагу в моей жизни. Профессионально! Я был восхищен и ничуть не обижен. Истинных профессионалов следует уважать.

– Маш, а ты меня хоть любишь? – поинтересовался я.

– Ну конечно люблю, глупенький.

В ответ я прошептал подслушанные в одном телесериале слова:

– Целую, любовь моя! До завтра! – и плавно опустил трубку на рычаги.

Я ощущал почти физическую потребность поделиться с кем-нибудь своей радостью.

Милая, милая Машенька! Как мы с тобой чудесно заживем! Утром я буду уходить на работу и махать тебе одной рукой, другой прижимая к груди газетный сверток с бутербродами. Целый день ты будешь что-нибудь шить и ждать возвращения своего ненаглядного. После трудового дня я, купив алые розы, стрелой помчусь в родное гнездышко. Уже издалека запримечу, как светится уютом кухонное окошко, мелькнет твой нежный профиль. После великолепного ужина мы устроимся рядышком на диване и станем вслух читать кого-нибудь из твоих любимых писателей. А потом…

– Стоп! – сказал я сам себе на самом интересном месте. – А Еписеев? Его что же, надо будет усыновить?

Эх, Вова! Володя! Володюшко! Я стану помогать тебе делать уроки, и мы вскоре подружимся. По воскресеньям всей семьей – хоккейный матч или театр. А может, лыжная прогулка по заснеженному старинному парку. «Дядя Сеня», – скажет мне Вова. Или нет. «Папа, у меня тут что-то с карбюратором не клеится». А я ему… Так, а что же я ему? В карбюраторах-то я ни черта не смыслю! Ну хорошо. А я ему: «Вовик, давай лучше почитаем Бальмонта». Мы выйдем на балкон под ласковое августовское солнце, сядем в шезлонги…

Непроизвольно расплывшись в улыбке, я принялся набирать номер Катькиного телефона. Поздновато, конечно. Но кому же узнать о моем счастье в первую очередь, как не Кэт?

– Катька, я женюсь, – восторженно выпалил я, как только она взяла трубку.

– А, Васильев, – притворно зевнула она. – Ты вернулся?

– Вернулся, и вот – женюсь! – еще более торжественно объявил я.

– На ком это? – Катькин голос стал чуть более заинтересованным. – Уж не на той ли хабалке, что недавно вытягивала из меня место твоей ссылки?

– Ну почему на хабалке? – я даже не обиделся. – На Маше Еписеевой…

– Я так и думала, что у нее имечко еще то… Что ж, вполне подходящее. Успехов тебе, женишок, – ядовито пожелала Кэт.

Я восторженно пролепетал:

– Кать, ты знаешь, она такая, такая…

– Послушай, Васильев, – устало вздохнула моя лучшая подруга, – уже четыре часа утра. Как-нибудь потом поведаешь о достоинствах своей пассии, хорошо?

Она сухо попрощалась и повесила трубку. Я был ошарашен. И это называется дружба! Мало того что не видела человека сто лет, так у него еще и величайшее событие в жизни! А она даже выслушать не пожелала! Ну разве Машенька позволила бы себе подобную черствость? Нет! Этот ангел отправился за сто километров, в неведомую глушь… А тут? Эх, Катька, Катька!

Я горестно вздохнул и зачем-то полез под душ. Однако мое настроение портиться решительно не желало. Под душем я опять принялся мечтать об идиллическом будущем и рисовать сияющие картины грядущего семейного счастья. Я даже что-то напевал. Изредка в моем ошалевшем мозгу проскакивали некие деловые мыслишки. Вроде той, что утром надо бы заглянуть в школу и забрать свою трудовую книжку. Или – не забыть оставить для Светланы ключ под ковриком. Но все это были не имеющие никакого значения мелочи…

Заснул я только в седьмом часу, когда под окнами раздалось привычное тарахтенье. Сосед разогревал свой «Запорожец». Несчастный!