Жизнь моя, хотя бы в материальном плане, теперь была более-менее налажена. Осталось наладить ее в плане личном и духовном. С этим проблем не было. Надо всего лишь жениться. И я, обрадованный, поскакал к загсу, где меня уже поджидала мадам Еписеева.

Загс располагался на первом этаже высотного здания. Уже издалека я углядел у небоскреба крохотную и стройную Машину фигурку. Мы расцеловались, будто не виделись много лет, и Мария ввела меня в стеклянные двери брачного учреждения. Угрюмая особа вручила нам две анкеты и ткнула в сторону низенького столика, над которым имелась надпись: «Место заполнения».

Все в загсе было строго регламентировано. Везде красовались таблички. На дверях, из которых появилась угрюмая особа, к примеру, было написано: «Регистрация брака и оформление развода». На соседних створках – «Уборная жениха» и «Уборная невесты». Очень разумно. Я с вожделением посмотрел на тяжелые двери с надписью «Зал регистрации» и склонился над анкетой.

Без труда расправившись с первыми пунктами, я перешел к графе «Фамилия после брака» и уже хотел написать: «Васильев». Но сначала решил поинтересоваться, что написала Маша. Заглянув в ее бумажку, я с удивлением обнаружил, что моя суженая собирается оставить свою неблагозвучную фамилию. Чем ей, интересно, не нравится моя?

Я был искренне убежден, и факты не опровергали этого убеждения, что однофамильные семьи гораздо прочнее всех остальных. Знаю я, например, человека по фамилии Говядин. Обычная, в общем-то, фамилия. Вроде Козлова или Баранова. А теперь представьте, как будет именоваться супруга гражданина Говядина. Неплохо, да?

Так вот, жена моего знакомого ничуть не испугалась присвоить себе это гастрономическое название, хотя до этого носила благородную и древнюю фамилию Орлова-Затонская. Их брак счастлив и поныне. А все почему? Да потому, что если жена не берет фамилию мужа, то у него в подсознании откладывается некая обида. И даже, можно сказать, подспудная установка на развод с этой женщиной. А Маша написала «Еписеева»…

– Ты что, не хочешь брать мою фамилию? – обиженно спросил я.

Мадам Еписеева оторвалась от анкеты.

– Ты уже дошел до этого пункта? Очень хорошо. А то я чуть не забыла тебе напомнить одну мелочь. Ты, наверное, забыл?

– Что еще за мелочь?

–Ну как же, я ведь тебе говорила о завещании моего отца, где он просил, чтобы его фамилию носил мой муж. Если ты против, то у нас ничего не получится, – вздохнула мадам Еписеева. – Я не собираюсь перечить отцу. Тем более покойному.

– И что, твой первый муж, этот прищуренный алкоголик, тоже выполнил эту нелепую волю предков? – недоверчиво спросил я.

– А как же! Иначе я бы ни за что не вышла за него замуж!

– Да, в славном полку Еписеевых в моем лице скоро прибудет. Еще на одну боевую единицу, – усмехнулся я.

– Так ты согласен?

– А что мне остается делать?

Мария проследила за тем, чтобы я правильно вписал ее фамилию в свою анкету, и удовлетворенно откинулась на спинку стула. Я улыбался. Но на самом деле решение далось мне вовсе не так легко, как я хотел показать.

В конце концов, не устраивать же скандал прямо здесь и отказываться от своего предложения руки и сердца. А брак наш, согласно моей же теории, должен быть крепким, как орех. Плюс ко всему лишний раз докажу своей невесте, как сильно я люблю ее, раз иду на такую жертву.

Мы отнесли заполненные анкеты строгой регистраторше.

– Вы уверены, что все правильно заполнили? – усомнилась она, разглядывая мой листок.

– Правильно! Правильно! – быстро проговорила Маша.

Процедуру бракосочетания назначили через месяц. Ближе к весне.

– Жаль, до Красной горки не дотянули, – по-деревенски вздохнула моя невеста.

Мы вышли из загса под руку, и я сообщил мадам Еписеевой радостную весть о своем трудоустройстве. Мария оживилась, и мы тут же поехали по магазинам. Выбирать ей свадебное платье.

Она, несмотря на то что выходила замуж во второй раз, хотела сочетаться непременно в белом. И с невинной девичьей фатой. В одном магазине мадам Еписеевой понравилось аляповатое нагромождение из тюля и марли с бумажными цветами и пластмассовым жемчугом. Стоило платье, хоть и являло, с моей точки зрения, образец безвкусицы, неимоверно дорого. Глаза мадам Еписеевой вспыхнули хищным огнем. Она сказала:

– Вот это нам подойдет, – и для проформы поинтересовалась моим мнением: – Как ты думаешь, дорогой?

Опять это жуткое словцо!

– Зачем тебе эти кладбищенские цветочки? Давай лучше купим вот это.

Я показал на скромное белое платье из атласа. Оно тоже, конечно, стоило о-го-го, но не столько же, как этот муляж праздничного торта.

– В нем на работу прийти и то неловко, – взвилась Мария. – Ты еще не забыл, что у нас свадьба? Надо как у людей…

Про свадьбу я, конечно, не забыл, а потому согласился. Осталось дело за малым – получить первое жалованье. Я надеялся, что слова Хренова не были пустым звуком. К тому же я еще получу комиссионные за Автоклава Борисыча. Надо будет наведаться в подвал дома номер семь.

Но вот на собственном свадебном наряде я решил сэкономить. В глубине души я лелеял надежду, что обойдусь своим стареньким, видавшим виды костюмчиком и Виталькиным галстуком. Однако Мария и для меня присмотрела кое-что. Это кое-что так и называлось: «Костюм новобрачного» – и тоже стоило немалых денег.

Нет, я не жадный, но зачем же покупать этакую гадость?! Черный лоснящийся пиджачишко с одной пуговицей, рубашку с загнутым воротником, полосатые брюки… Брр. Да ведь в этом наряде я буду смотреться как разжиревший мартовский кот! Прибавьте к этому еще и бабочку! Ладно бы она была как у Хренова. Элегантная и простая. Так нет, неизвестные мне модельеры предусмотрели для новобрачного какую-то двойную бабочку. На подкладке и гофрированную, как обертка от конфеты «Трюфель»! Этими соображениями я попытался поделиться с невестой. В ответ она объявила непререкаемым тоном:

– Молчи! Костюм как раз для тебя!

– У нас что, костюмированный бал намечается? – мрачно спросил я. – Новый год вроде бы уже прошел.

Маша изумленно глянула на меня, словно я сообщил ей сногсшибательную новость.

– Дурачок! Я просто хочу, чтобы мы выглядели как люди!

Где бы мне узнать, кто такие эти люди, на которых ссылается Мария? И почему они имеют привычку наряжаться столь кошмарным образом?

Костюм пришлось внести в графу предстоящих расходов.

Остаток дня мы провели в магазинах. К платью и моему маскарадному наряду прибавились следующие пункты: три банки икры, какие-то жуткие ленты, огромная кукла со вставными глазами («На машину, как все, посадим», – пояснила Мария), нэпманские штиблеты с загнутыми носами, обручальные кольца с алмазной гранью, дюжина тошнотворно сладкого шампанского, сетчатые белые колготки и прочая, и прочая. Я боялся, что, когда придет время закупок, не хватит не только моей зарплаты, но всего фонда заработной платы нашей школы, пардон, гимназии. Но мадам Еписеева несколько успокоила меня:

– У меня есть кое-какие сбережения для такого случая. Как развелась, сразу же начала копить…

Подумать только, какая предусмотрительная!

– А потом, мы ведь еще твою квартиру сдадим, – добавила Маша.

Вымотавшись, как походный конь Рюрика, я проводил свою невесту до дома и наконец поехал к себе. О том, что на постой ко мне попросилась мадам Рыбкина, я как-то забыл. И потому, обнаружив, что все окна моей квартиры сияют иллюминацией, поначалу перепугался.

Я позвонил в дверь. На пороге возникла знойная женщина с рыжей гривой. Она одарила меня ослепительной улыбкой.

– Это ты в Черустях так загорела? – поинтересовался я.

– Ага, – к моему удивлению, ответила Светлана и закрыла за мной дверь.

– Зимой?!

– А солярий на что, дурачок! Или ты думаешь, что Черусти на Северном полюсе?

В моей убогонькой прихожей царил восхитительный аромат, мутное зеркало блистало не свойственным ему никогда блеском; пол, казалось, улыбался своему нерадивому хозяину. В комнате был накрыт стол с шампанским и фруктами. Играла тихая музыка. В моем доме правила бал волоокая дива в шелковом халате.

От неожиданности облившись шампанским – с вином у меня, как я и говорил, всегда проблемы, – я чокнулся со Светой, выпил и восхищенно уставился на нее.

– Что, нравлюсь? – прямо спросила она. – Это хорошо! Но главное, чтобы я понравилась директору фирмы. Меня тут пристроили в одну контору. Они обувь итальянскую закупают. Надо, чтобы директор увидел во мне женщину со вкусом. И тогда… Италия моя.

– Мне, значит, понравиться – не главное, – немного обиделся я и забубнил: – Ну конечно, Сенька безотказный, Сенька и квартиру, и себя, и вообще что хочешь отдаст на растерзание…

– Ой-ой-ой, – дурашливо запричитала мадам Рыбкина. – Откуда это у нас такие мрачные мысли? Жениться, что ль, надумал?

Я опешил. Откуда она знает?

– А если и жениться?

Глаза Светланы блеснули. Она оторвала банан от связки, очистила и проворно сжевала. Потом так же быстро наклонила бутылку и плеснула шампанского в бокалы. Мы молча чокнулись. Когда в воздухе утих хрустальный звон, Света пересела на диван и прижалась ко мне своим теплым коровьим боком.

– Сенечка-а, – прогнусавила она, – ты серьезно, насчет женитьбы?

Так, сейчас начнет отговаривать! Как такое возможно?! Ведь она даже не видела Машу! Но я ошибся.

– А где вы думаете жить? – вкрадчиво спросила моя постоялица и положила голову мне на плечо.

Я слегка размяк.

– Ну вообще-то, у нее.

– Чудесно! – Света почему-то захлопала в ладоши и плеснула еще шампанского. – За тебя и за твою невесту! Как ее, кстати, зовут?

– Мария, – ответил я, ощущая в носу легкое потрескивание лопающихся игристых пузырьков.

–Значит, у Машеньки будешь жить? – переспросила Светлана. – А с этой квартирой что? Съезжаться собираетесь?

– Да нет. Подумываем сдавать, – ничего не подозревая, ответил я. – Какому-нибудь иностранцу. Поприличней…

Мадам Рыбкина затараторила:

– Ну зачем иностранцу-то? Зачем иностранцу? Я тебе чем не иностранец? Человек все же хорошо знакомый! Можно сказать, бывшая жена твоего друга. Сенечка-а! – опять затянула она. – Сдай эту квартирку мне, а? Зачем вам кого-то искать?

В первую минуту я подумал, что все складывается как нельзя лучше. Но потом вспомнил о своей ревнивой невесте.

– А Марии я что скажу?

– Так и скажешь, что нашел, мол, одну иностранку. Похожа я на жительницу Парижа? – Светлана по-кошачьи выгнула спину, встала и прошлась по комнате, словно по подиуму. – Кутюр-то какой! Ты посмотри только!

«Кутюр» был действительно эпохальный, но я решил не сдаваться.

– Какой фигур! Какой мускулатур! – на кавказский манер начал восторгаться я.

– Дурак! – Светка плюхнулась рядом со мной.

– Тоже мне, нашлась парижанка, – продолжал издеваться я. – Да любой скажет, что перед ним коренная уроженка славного города Черусти!

– Хамишь!

– Отнюдь. Вот только Мария тебя сразу же узнает. Ведь вы уже виделись в ресторане, на Виталькином торжестве.

– Так это она твоя невеста?

Ну вот, сейчас-то уж точно начнется. Посыплются оскорбления, нелицеприятные эпитеты…

– Очень хорошенькая, – сказала Светлана. – Жаль, что она тогда так быстро ушла… А ты скажи ей, что у тебя живет иностранка, – продолжала она, – а я спрячусь куда-нибудь, если она приедет. Или вообще уйду.

– Ну что с тобой делать, – вздохнул я. – Живи уж.

– Сенюльчик! – Это еще что за гадость такая? – Какая же ты прелесть!

Мадам Рыбкина звонко чмокнула меня в заросшую за день щеку и вспорхнула с дивана.

Я лежал на кухне и мучился. Во-первых, оттого, что приходилось с первых же дней нашей совместной жизни врать Маше. А во-вторых – и главным образом во-вторых, – из-за волнующей близости Светланы. Она лежала за стеной. Перед глазами так и стояло ее рубенсовское тело, рыжие волосы… Через десять минут подобной терапии я довел себя до белого каления. Я готов был ворваться в комнату, где мирно посапывала моя квартирантка.

Ну уж нет! Где, черт побери, моя воля?! Нет, я не допущу подобного свинства. При живой-то невесте!