В поисках Земли Санникова

В существование Земли Санникова, как знают читатели увлекательного романа В. Обручева «Земля Санникова», верили когда-то реально. Писатель построил сюжет своего произведения, отталкиваясь от подлинной географической легенды.

Еще в начале XIX в. русский промышленник Яков Санников будто бы увидел к юго-западу от острова Котельного – одного из Новосибирских островов – большую землю. Однако сам он не побывал на ней, потому что путь преграждали большие полыньи, остающиеся открытыми в течение почти всего года.

Санников действительно открыл ряд островов в Северной Ледовитом океане – Столбовой, Фаддевский, Новая Сибирь. Никто не усомнился в том, что Земля Санникова тоже существует на самом деле.

Экспедицию на поиски Земли Санникова в 1900 г. возглавил замечательный русский исследователь Эдуард Васильевич Толль.

Человек исключительно одаренный, отличавшийся большой широтой научных интересов – таким был Толль. И еще – он был увлекающимся и в то же время крайне целеустремленным человеком. Целью его жизни стали поиски Земли Санникова, будто бы находившейся в Северном Ледовитом океане, где-то возле Новосибирских островов.

Однако никому так и не удавалось достичь ее. Толль решил, что первым на эту землю ступит именно он.

Во время прежних своих полярных экспедиций, в 1885–1886 гг. и в 1893 г., Эдуард Васильевич Толль проводил самые разнообразные исследования – геологические, метеорологические, ботанические, географические, Земля Санникова стала для него всеобъемлющим символом поиска.

Полярный исследователь барон Эдуард Васильевич Толль

В 1885 г. Э.В. Толль принял участие в большой полярной экспедиции, организованной Российской Академией наук для «исследования прибрежья Ледовитого моря в Восточной Сибири, преимущественно от Лены по Яне, Индигирке, Алазее и Колыме и пр., в особенности больших островов, лежащих в не слишком большом расстоянии от этого берега и получивших название Новой Сибири…».

В 1886 г. он впервые увидел ту самую землю, которую когда-то описал промышленник Яков Санников.

Семь лет спустя состоялась вторая экспедиция Э.В. Толля в высокие широты, теперь он сам был ее руководителем. Основной целью были раскопки тела мамонта, обнаруженного на побережье Восточно-Сибирского моря. Кроме того, проводились и инструментальные наблюдения, определялись астрономические пункты – это позволило бы во многом исправить и уточнить географические карты того времени…

Маршрут Толля пролег от верховьев реки Яны до северного берега острова Котельного, а затем – до Хатангской губы. Экспедиция произвела 4200 км маршрутной съемки. Первым из исследователей Эдуард Васильевич Толль дал описание плоскогорья между реками Анабар и Попигай. На карте остались предложенные Толлем географические названия – хребет Прончищева и хребет Чекановского. Экспедиция вела подробный метеорологический журнал. Собраны были немалые палеонтологические материалы, которые впервые позволили получить представление о геологическом строении района Анабары и Хатанги. А к этому надо добавить и собранные экспедицией весьма обширные ботанические, зоологические, этнографические коллекции…

Большая серебряная медаль имени Н.М. Пржевальского – вот награда, которую получил Эдуард Васильевич Толль от Русского Географического общества, высоко оценившего результаты его путешествий.

Ученый оставил службу в Академии наук и переехал в Юрьев, где начал писать большой научный очерк о геологии Новосибирских островов и работу о важнейших задачах исследования полярных стран.

И не переставал мечтать о том времени, когда он сможет отправиться еще в одну экспедицию – специально снаряженную для того, чтобы достичь Землю Санникова.

21 июня 1900 г. началась его экспедиция на шхуне «Заря». Академия наук России, наконец, сочла возможным выделить средства на поиски предполагаемой суши к северу от Новосибирских островов.

Несколько ученых разных специальностей и небольшой экипаж «Зари» – таков был состав экспедиции. В путь отправились исследователи-энтузиасты, люди, похожие на своего руководителя. Маленькое судно отошло от Васильевского острова – оно стояло неподалеку от того места, где высится памятник первому русскому путешественнику вокруг света – И.Ф. Крузенштерну. Словно бы сам великий мореплаватель провожал Э.В. Толля в его экспедицию.

И, конечно, Толль не подозревал о том, что эта экспедиция окажется для него последней…

Первая зимовка «Зари» прошла у полуострова Таймыр. Затем судно перешло к острову Котельному – одному из островов Новосибирского архипелага. Здесь экспедиция провела вторую зимовку. Подойти к Земле Санникова из-за льдов было невозможно. Тогда Э.В. Толль принял решение: вместе с ученым Ф.Г. Зеебергом и двумя местными жителями-промышленниками он отправится к земле, которая так его манила, на нартах, а там, где путь преградят полыньи, на байдарках.

…«Заря» не смогла подойти к острову Беннета в назначенное время из-за ледовых условий, хотя капитан шхуны делал героические усилия, совершая одну попытку за другой. Наконец, когда были перегружены последние запасы угля из трюма в бункерные ямы, выяснилось, что осталось всего около 9 т топлива. К тому же этот уголь, поднятый с самого дна трюма, оказался некачественным: он был сильно измельчен и смешан со льдом замерзшей трюмной воды. Угля такого качества для суточного движения судна требовалось больше четырех тонн; таким образом оставшихся девяти тонн хватило бы лишь на два дня.

Скрепя сердце капитан был вынужден отказаться от дальнейших попыток снять Толля и других исследователей с острова Беннета.

«Заря» повернула на юг. День спустя она встала на якорь возле одного из островов в бухте Тикси. А еще через несколько дней к острову подошел пароход «Лена», и немедленно началась перегрузка на него обширного научного материала, собранного за два года экспедицией Толля. Потом, поднявшись на пароходе по Лене, участники экспедиции добрались до Якутска. В декабре 1902 г. они вернулись в Петербург, откуда два года назад началось их путешествие на поиски Земли Санникова.

Теперь некоторым из них предстояла новая экспедиция в те же места. На этот раз – спасательная.

Еще не дойдя до мыса Эмма, участники спасательной экспедиции нашли две стоянки Толля. На них были обнаружены следы костров, рубленые бревна плавника, служившего топливом. А на мысе Эмма сразу же были найдены документы: в груде камней, сложенных рукой человека, лежала бутылка с тремя записками.

Разгадка судьбы, постигшей Толля и его спутников, была совсем рядом, близко. Едва дав себе короткий отдых, люди, искавшие следы отважного исследователя, поспешили к месту, указанному в третьей записке.

Прямо на берегу нашли два песцовых капкана и четыре ящика, в которых лежали собранные Толлем геологические коллекции. Неподалеку находился небольшой домик; до половины он был заполнен снегом, который смерзся, превратившись в твердую ледяную глыбу. Когда же попробовали расколоть лед, заполнивший избушку, из-под груды камней появился на свет обшитый парусиной ящик, в котором лежал еще один документ. Это был краткий отчет Толля, составленный на двух языках и адресованный на имя президента Российской Академии наук. С волнением участники экспедиции прочитали: «В сопровождении астронома Ф.Г. Зееберга и двух промышленников… Николая Дьяконова и Василия Горохова, я отправился 5 июня из зимней гавани “Заря” (губы Нерпичьей острова Котельного). Мы шли по северным берегам острова Котельного и Фаддеевского к мысу Высокого острова Новой Сибири. 13 июля взяли курс на остров Беннета. Лед был в довольно разрушенном состоянии. 25 июля в расстоянии 3 миль от мыса Высокого лед был окончательно разломан ветром. Приготовляясь к плаванию на байдарах, мы убили здесь последних собак. Отсюда нас несло на льдине нашего лагеря в течение 4 с половиной суток 48 миль по курсу. Заметив затем удаление нашей льдины на 10 миль к югу, оставили ее 31 июля. Проплыв благополучно на двух байдарах оставшиеся 23 мили до острова Беннета, 3 августа высадились у мыса Эмма.

По съемке астронома Зееберга, определившего здесь сверх того, как и по пути, магнитные элементы всего в 10 пунктах, остров Беннета – не больше 200 квадратных километров. Остров Беннета представляет плоскогорье не выше 1500 футов (457 м). По геологическому строению остров Беннета является продолжением Средне-Сибирского плоскогорья, сложенного и здесь из древнейших осадочных пород (кембрийских), прорезанных извержениями базальтов. Местами сохранились под потоками базальтов флецы бурого угля с остатками древней растительности, именно хвойных. В долинах острова изредка лежат вымытые кости мамонтов и других четвертичных животных.

Ныне живущим обитателем острова Беннета, кроме белого медведя и временного гостя моржа, оказался олень: стадо в 30 голов водилось на скалистых пастбищах острова. Мы питались его мясом и шили себе необходимую для зимнего обратного пути обувь и одежду. Следующие птицы жили на этом острове: 2 вида гаг, один вид куликов, снегирь, 5 видов чаек и между ними розовая. Пролетными птицами явились: орел, летевший с юга на север, сокол – с севера на юг и гуси, пролетевшие стаей с севера на юг. Вследствие туманов земли, откуда прилетали птицы, так же не было видно, как и во время прошлой навигации, – Земли Санникова».

Когда уже кончались запасы продовольствия, Толль и его спутники приняли решение пробиваться по льдам на юг…

Что могло заставить Толля решиться на столь рискованный шаг, как переход по морскому льду в полярную ночь? Ведь сам он, как это видно из инструкций, отданных капитану «Зари», из последней телеграммы жене, намеревался, если «Заря» не придет в назначенный срок, остаться здесь на зимовку. На острове Беннета нетрудно было заготовить обширный запас продовольствия на зиму: здесь были и птицы, и олени. Но, очевидно, Толль был уверен в том, что яхта обязательно придет на остров, а потом, когда выяснилось, что надежды на это больше нет, заниматься промыслом было уже поздно: птицы улетели, олени ушли от преследования на лед.

В 1902 г. температура к 9 сентября упала до -21° и до времени ухода Э.В. Толля с острова Беннета (8 ноября) неизменно колебалась между -18 и -25 °C. При таких низких температурах на пространстве между островом Беннета и Новосибирским архипелагом нагромождаются высокие труднопреодолимые торосы. Затянутые льдом и предательски запорошенные снегом промежутки между торосами во мраке полярной ночи становятся еще опаснее, чем при путешествии в светлое время года. Обширные полыньи, покрытые тонким слоем ледяных кристаллов, совершенно не видны в густом тумане. При движении по полынье байдарка покрывается толстым слоем льда, а 2-лопастные весла, обмерзая, превращаются в тяжелые ледяные глыбы. Кроме того, ледяное «сало» спрессовывается перед носовой частью байдарки и еще более затрудняет движение и обмерзшая байдарка легко переворачивается. При таких обстоятельствах трещина во льду шириной всего лишь в 40 м представляла непреодолимое препятствие для перехода партии.

Земли Санникова, как это совершенно точно известно теперь, никогда не было. Ее напрасно искали впоследствии, уже в советское время, и ледокольные и воздушные экспедиции. Как считают теперь ученые, скорее всего она была лишь огромной ледяной горой, просуществовавшей века и наконец исчезнувшей.

По материалам В. Малова

 

Таинственные лучи инженера Филиппова

В ночь с 11 на 12 июня 1903 г. 45-летний петербургский ученый-химик Михаил Михайлович Филиппов был найден мертвым в своей лаборатории, помещавшейся в его же квартире, в доме № 37 по улице Жуковского. Ученый лежал без сюртука на полу ничком. Ссадины на лице свидетельствовали о том, что он упал, будто подкошенный, не успев даже выставить руки.

Полиция, впрочем, отнеслась к происшествию без видимого интереса, как-то спустя рукава. Полицейский врач, наскоро осмотрев покойного, сделал скоропалительный вывод, что смерть наступила из-за перенапряжения организма.

М.М. Филиппов

«Апоплексический удар», – безапелляционно заметил эскулап и подмахнул полицейский протокол, в котором среди прочего говорилось, что последнее время ученый много работал, случалось, просиживал в своей лаборатории и ночи напролет. Следователь забрал все бумаги ученого, в том числе рукопись книги, которая должна была стать его 301-й публикацией, и позволил похоронить покойного.

Между тем все обстояло далеко не так просто, как хотела показать полиция. Загадочной смертью ученого заинтересовалась пресса. И не только потому, что видела в Михаиле Михайловиче собрата по цеху: кроме всего прочего Филиппов был также основателем, издателем и редактором журнала «Научное обозрение», выходившего с 1894 г., и в котором считали за честь сотрудничать химики Д.И. Менделеев и Н.Н. Бекетов, психиатр и психолог В.М. Бехтерев, астроном С.П. Глазенап и другие видные ученые того времени.

Редакция газеты «Санкт-Петербургские ведомости» получила тем временем письмо М.М. Филиппова, датированное 11 июня 1903 г. – то есть оно было написано и отправлено как раз накануне той трагической ночи. Автор его писал, что с юношеских лет раздумывал, как остановить войны, сделать их невозможными. «Как ни удивительно, – сообщал Филиппов, – но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну. Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна на расстояние тысяч километров… Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук».

Друг Филиппова, профессор А.С. Трачевский, дал интервью «Санкт-Петербургским ведомостям», в котором, в частности, сказал: «Мне, как историку, Михаил Михайлович мог рассказать о своем замысле лишь в общих чертах. Когда я напомнил ему о разнице между теорией и практикой, он твердо сказал: “Проверено, были опыты, и еще сделаю”. Сущность секрета Филиппов изложил мне приблизительно, как в письме в редакцию. Он не раз повторил, ударяя рукой по столу: “Это так просто, притом дешево! Удивительно, как до сих пор не догадались”. Помнится, Михаил Михайлович прибавил, что к этой проблеме подбирались в Америке, но совсем иным и неудачным способом».

Счел своим долгом выступить в печати и Дмитрий Иванович Менделеев, который отметил, что «идеи М.М. Филиппова вполне могут выдержать научную критику». А в беседе с Трачевским великий химик выразился и еще более определенно: «В основной идее Филиппова нет ничего фантастического: волна взрыва доступна передаче, как волна света и звука».

И хотя правительство отнеслось ко всем этим публикациям весьма прохладно, газетчики не успокоились и продолжали раскопки. Так, московская газета «Русское слово» со временем выяснила, что изобретатель довольно часто ездил в Ригу, где еще в 1900 г. «в присутствии некоторых специалистов производил опыты взрывания объектов на расстоянии». А возвратившись в Петербург, рассказывал, что чрезвычайно доволен результатами опытов.

Когда же корреспонденты газеты попытались разыскать препараты и аппаратуру из лаборатории Филиппова, изъятые при обыске Петербургским охранным отделением, а также его бумаги, в том числе рукопись книги, оказалось, что все это бесследно исчезло, причем при содействии членов царской семьи, да и самого императора Николая II.

Дело стало еще более интригующим, когда выяснилось, что изъятая рукопись называлась «Революция посредством науки, или Конец войнам». Причем она не была чисто теоретическим сочинением. Филиппов писал друзьям – а его письма, должно быть, вскрывали и читали в тайной полиции, – что он сделал удивительное открытие. Похоже, он в самом деле нашел способ воспроизводить с помощью направленного пучка коротких радиоволн действие взрыва.

«Я могу воспроизвести пучком коротких волн всю силу взрыва, – писал он в одном из найденных писем. – Взрывная волна полностью передается вдоль несущей электромагнитной волны, и таким образом заряд динамита, взорванный в Москве, может передать свое воздействие в Константинополь. Проделанные мной эксперименты показывают, что этот феномен можно вызывать на расстоянии в несколько тысяч километров. Применение такого оружия в революции приведет к тому, что народы восстанут, и войны сделаются совершенно невозможными».

Но, может, все это блеф, и все высказывания Филиппова – не более чем научная фантастика? Давайте попробуем разобраться…

Прежде чем входить в подробности дела, сообщим кое-какие сведения о самом Филиппове. Да, Михаил Михайлович был неплохим литератором. Когда в 1889 г. он выпустил роман «Осажденный Севастополь», Толстой и Горький восхищались им в один голос. Да, он обладал недюжинным воображением, умом и талантом. Этих качеств хватило ему, чтобы оценить, например, по достоинству работу Константина Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами» и напечатать ее в своем «Научном обозрении» – первом, кстати, в России научно-популярном журнале. Так что если бы не Филиппов, о Циолковском, возможно, никто никогда бы и не узнал – засох бы калужский учитель в своей глуши. Получается, в какой-то мере именно Михаилу Михайловичу мы обязаны первым спутником и современной космонавтикой.

Кроме того, Филиппов перевел на французский язык и тем самым дал всему миру возможность познакомиться с главным трудом Менделеева – «Основами химии», где сформулирован его знаменитый закон и дана периодическая система элементов.

Вот каков был этот человек: научный популяризатор, крупный писатель, математик, экономист, химик, экспериментатор, теоретик связей между наукой и идеологией марксизма, убежденный революционер, находившийся под полицейским надзором со времени убийства императора Александра II! Понятное дело, столь крупную фигуру не упускал из виду и Николай II, в особенности его жена Александра Федоровна.

Настаиваем на этой версии вот по каким причинам. Вспомните, данные события происходили перед Первой мировой войной. Супруга последнего нашего императора была родом из немок, и многие секреты российского двора тут же становились достоянием двора немецкого. Известно также, что немцы старательно работали над лучевым оружием с начала века. Причем, не получив надлежащих результатов при кайзере, продолжали свои изыскания при фюрере, вплоть до самого окончания Второй мировой войны (см. подробности в «Технике – молодежи», № 9 за 1997 г.). И не вина Филиппова, что немецкие специалисты так и не смогли толком воспользоваться его наследием.

Велись подобные работы и за океаном. Вспомните намек Михаила Михайловича о том, что к данной проблеме «подбирались в Америке, но совсем иным и неудачным способом». По всей вероятности, здесь имелись в виду исследования и эксперименты Николы Теслы, которые он проводил в своей лаборатории в Колорадо-Спрингс. Примерно в эти годы он продемонстрировал возможность зажигания электрической гирлянды без подключения ее к электрической сети и носился с идеей «всемирного телеграфа». Башню этой установки, которая по идее должна была решить проблему передачи электроэнергии без проводов на любое расстояние, даже начали было строить. Однако грянула Первая мировая война, и строительство свернули…

Об идеях Теслы и Филлиппова вспомнили лишь в 60-х гг., уже после Второй мировой войны, когда вовсю развернулись работы с лазерами. А в 70-е гг., насколько известно, в США прошла успешные испытания так называемая аргоновая бомба.

Принцип ее действия таков: при взрыве заряда динамита или другой взрывчатки, помещенной в кварцевом цилиндре, сжимается газообразный аргон и начинает интенсивно светиться. Эта световая энергия концентрируется в лазерный пучок и передается на большое расстояние.

Таким образом удалось поджечь алюминиевую модель самолета на высоте 1 тыс. м. Говорят, сейчас самолетам запрещено летать над некоторыми регионами Соединенных Штатов, где проводятся подобные эксперименты. Во время эпохи «звездных войн» предполагалось, что такое оружие можно будет размещать на ракетах и использовать его для поражения других ракет, что должно представлять собой эффективное средство защиты даже против многоступенчатых ракет-носителей для водородной бомбы.

Стало быть, идея Филиппова, пусть в урезанном виде, была в самом деле осуществлена.

Профессор, конечно, не знал лазера, но он изучал ультракороткие волны длиной около миллиметра, которые получал с помощью искрового генератора. Он опубликовал несколько работ на эту тему. Даже сегодня свойства таких волн до конца не изучены, и Филиппов вполне мог найти способ преобразования энергии взрыва в узкий пучок ультракоротких волн.

Как именно он хотел преобразовать ударную акустическую волну взрыва в микроволновое излучение, это неплохо было бы выяснить. Глядишь, да пригодилось бы современным изобретателям…

Кому-то, быть может, покажется нереальным, что ученый в одиночку совершил такое важное открытие, теперь полностью утраченное. Но против этого возражения есть множество доводов.

Прежде всего Филиппов не был в полном смысле слова ученым-одиночкой. Он поддерживал отношения с самыми крупными деятелями науки всего мира, читал все научные журналы, был одарен энциклопедическим умом, и мог работать на стыке многих наук и синтезировать их результаты. К тому же, несмотря на все то, что рассказывают о неоценимой роли коллективов ученых, никто еще не опроверг того факта, что открытия, как и прежде, делаются все-таки одиночками.

У Филиппова денег было немного, но ему не приходилось заниматься административными формальностями, чтобы получить нужный прибор, и это давало возможность продвигаться достаточно быстро. И потом он работал в то время, когда изучение сверхвысоких частот только начиналось, а первопроходцы часто видят неоткрытые еще области лучше, чем те, кто приходит им на смену.

Известный французский популяризатор науки Жак Бержье так вообще убежден, что убийство М.М. Филлипова было осуществлено царской охранкой по прямому указанию инициатора Гаагской конвенции о законах и обычаях войны Николая II, который тем самым не только изничтожил опасного революционера, но и спас мир, находившийся на краю гибели…

Что произойдет, если сегодня кто-нибудь сумеет воспользоваться методом Филиппова для передачи на расстояние энергии взрыва атомной и водородной бомбы? Ясно, что это привело бы к апокалипсису и полному уничтожению мира.

И такая точка зрения, идет ли речь об изобретении Филиппова или других изобретениях, распространяется все шире. Современная наука признает, что она стала слишком опасной. Например, профессора Гротендик и Шевалле, стоявшие в 70-е гг. во главе движения «Выжить», пытались, изолировав науку, прекратить какое-либо сотрудничество между учеными и военными.

А ведь подобным изобретениям вполне можно найти мирное применение. Горький опубликовал запись своего разговора с Филипповым. Больше всего писателя поразила возможность передачи энергии на расстояние, что позволило бы эффективно индустриализировать те страны, которые в том нуждаются. И ни словом не обмолвился о возможности применения открытия Филиппова в военных целях.

Филиппов, как уже говорилось, был одновременно и ученым, открытым научному миру, и революционером. И он скорее всего обнародовал бы свое открытие, наивно полагая, будто народы, получив от него это оружие, сметут с лица земли королей и тиранов и, благодаря марксизму, установят повсюду мир.

По материалам С. Зигуненко

 

Капитан Руднев: герой или перестраховщик?

О сражении крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец» с японской эскадрой у порта Чемульпо, казалось бы, известно все. Но предлагаемое вниманию читателей расследование Александра Широкорада позволяет по-новому взглянуть на этот трагический эпизод Русско-японской войны.

23 января 1904 г. командир французского крейсера «Паскаль» сообщил командиру «Варяга» капитану 1-го ранга Рудневу о разрыве отношений между Россией и Японией. Руднев запрашивает русского посланника в Сеуле А.И. Павлова, что делать. Тот отвечает, что японцы уже начали вторжение в Корею в районе Пусаня, но что делать, он, Павлов, не знает. 25 января Руднев лично едет к Павлову – может, тот чего надумал. Увы, тот ничего не надумал.

26 января в 8 ч 40 мин на рейде появился русский пароход «Сунгари», на котором прибыл из Шанхая американский военный атташе. В 15 ч. 40 мин. 26 января «Кореец» уходит в Порт-Артур с рапортом наместнику Алексееву, где опять же был поставлен вопрос: что делать?

«Кореец» встречает на фарватере отряд японских кораблей, сопровождающих транспорты с десантом. «Кореец» подвергается торпедной атаке японских миноносцев, но мины проходят мимо. «Кореец» выстрелами из мелкокалиберных пушек отгоняет миноносцы и возвращается к «Варягу».

Руднев спокойно наблюдает, как японские транспорты подходят к берегу и на расстоянии 2500 м от «Варяга» начинают высадку десанта в Чемульпо.

Десант без боя овладел корейской крепостью в Чемульпо, пушки которой были направлены на русские корабли. А затем японцы предложили командирам английского, французского и американского стационеров покинуть рейд Чемульпо, так как японская эскадра собирается атаковать русские корабли.

Крейсер «Варяг» – гордость Военно-морского флота России

27 января 1904 г. в 11 ч. 10 мин. на крейсере «Варяг» прозвучал сигнал «Все наверх, с якоря сниматься». И через 10 мин. 4-трубный красавец-крейсер под звуки «Боже царя храни» начал свой последний парад. Героический бой крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец» с 15 японскими кораблями известен всем с детства.

Неужели Руднев не понимал, что высадка японцев в Пусане – это уже война.

Если бы Руднев принял решение вступить в бой, это надо было делать в 16.00 26 января, когда на рейде появилась японская эскадра. Но тогда в нее входили всего 3 тихоходных легких крейсера (постройки 1885, 1897 и 1890 гг.) и 4 миноносца, прикрывавших транспорты.

Превосходство в артиллерии у русских в этот момент было полное.

Вечером 26 января у Руднева были все шансы на победу. В худшем случае японские крейсера ушли бы, но тихоходные транспорты с десантом заведомо были бы потоплены, что существенно повлияло бы на дальнейший ход войны. После разгрома десанта Руднев мог затопить «Варяг», «Кореец» и «Сунгари» у пирса, взорвать и все портовые сооружения. Все это отсрочило бы повторную высадку японского десанта на многие недели, а то и месяцы.

После ожесточенного боя в 18 км от Чемульпо поврежденные «Варяг» и «Кореец» вернулись на рейд. Команды «Варяга» и «Корейца» были размещены на иностранных кораблях и отправлены морем на родину. «Кореец» был взорван, а «Варяг» потоплен на рейде Чемульпо.

После серии неудач нашей армии и флота на Дальнем Востоке царскому правительству был нужен хоть какой-то успех. Поэтому моряков «Варяга» и «Корейца» с триумфом встретили в Одессе. Специальный поезд везет героев по стране. 14 апреля их ждет торжественная встреча в Москве. Через два дня команды «Варяга» и «Корейца» церемониальным маршем проходят по Невскому от Московского вокзала до Зимнего дворца, где их встречает император. Далее господ офицеров приглашают на завтрак к Николаю II в Белой зале, нижние чины обедают в Николаевской зале Зимнего дворца.

Таким образом, бой «Варяга» был официально канонизирован и причислен к лучшим сражениям русского флота.

 

Жизнь и смерть Саввы Морозова

В начале XX в. верхушку московского купечества составляли два с половиной десятка семей – семь из них носили фамилию Морозовы. Самым именитым в этом ряду считался крупнейший ситцевый фабрикант Савва Тимофеевич Морозов.

Забронированное место на тот свет

Начал семейное дело дед и тезка Саввы – хозяйственный мужик Савва Васильевич Морозов.

«Савва сын Васильев» родился крепостным, но сумел пройти все ступени мелкого производителя и стать крупнейшим текстильным фабрикантом. Предприимчивый крестьянин Владимирской губернии открыл мастерскую, выпускавшую шелковые кружева и ленты. На единственном станке работал сам и сам же пешком ходил в Москву, за 100 верст, продавать товар скупщикам. Постепенно он перешел на суконные и хлопчатобумажные изделия. Ему везло. Увеличению доходов способствовала даже война 1812 г. и разорение Москвы. После того как в первопрестольной сгорели несколько столичных фабрик, был введен благоприятный таможенный тариф, и начался подъем хлопчатобумажной промышленности.

Савва Тимофеевич Морозов

За 17 тыс. руб. – огромные по тем временам деньги – Савва получил «вольную» от дворян Рюминых, и вскоре бывший крепостной Морозов был зачислен в московские купцы первой гильдии.

Дожив до глубокой старости, Савва Васильевич так и не одолел грамоты, однако это не мешало ему отлично вести дела. Своим сыновьям он завещал четыре крупные фабрики, объединенные названием «Никольская мануфактура».

Его именем назвали стачку

«Т-во Никольской мануфактуры Саввы Морозова, сын и Кº» располагалось в Покровском уезде Владимирской губернии. Делами здесь до середины 40-х гг. XIX в. заправлял сам Савва Васильевич, а затем его младший сын Тимофей.

Ловкий и оборотистый наследник взялся за дело засучив рукава. Он решил взять под свой контроль весь производственный цикл: чтобы не зависеть от импортных поставок, он скупал земли в Средней Азии и начал разводить там хлопок, модернизировал оборудование, заменил английских специалистов на молодых выпускников Императорского технического училища.

Заработную плату своим рабочим он постоянно снижал, изводил их бесконечными штрафами. И вообще считал строгость и жесткость в обращении с подчиненными лучшим способом управления. Порядки на мануфактуре напоминали удельное княжество. Здесь была даже своя полиция. В кабинете хозяина никто не имел права сидеть, кроме него, – как бы долго ни длились доклады и совещания.

7 января 1885 г. на Никольской мануфактуре разразилась забастовка рабочих, позднее описанная во всех отечественных учебниках истории как «Морозовская стачка». Длилась она две недели. Кстати, это было первое организованное выступление рабочих. Когда судили зачинщиков волнений, Тимофея Морозова вызвали в суд свидетелем. Зал был переполнен, атмосфера накалена до предела. Гнев публики вызвали не подсудимые, а хозяин фабрики.

После суда производственные дела Тимофей Морозов отказался вести напрочь: переписал имущество на жену, так как старший сын, по его разумению, был молод и горяч.

Родом из домостроя

Будущий капиталист и вольнодумец воспитывался в духе религиозного аскетизма, в исключительной строгости.

Но Савва не отличался особым послушанием. По его собственным словам, еще в гимназии он научился курить и не верить в Бога. Характер у него был отцовский: решения принимал быстро и навсегда.

Он поступил на физико-математический факультет Московского университета. Там серьезно изучал философию, посещал лекции по истории В.О. Ключевского. Потом продолжил образование в Англии. Изучал химию в Кембридже, работал над диссертацией и одновременно знакомился с текстильным делом. В 1887-м, после морозовской стачки и болезни отца, вынужден был вернуться в Россию и принять управление делами. Было Савве тогда 25 лет.

Он выписал из Англии новейшее оборудование. На мануфактуре были отменены штрафы, изменены расценки, построены новые бараки. Тимофей Саввович топал на сына ногами и ругал его социалистом.

Дела в Товариществе шли блестяще. Никольская мануфактура занимала третье место в России по рентабельности. Морозовские изделия вытесняли английские ткани даже в Персии и Китае. Савва распоряжался сначала по-своему, как считал нужным, и лишь затем подходил: «Вот, мол, маменька, разрешите доложить…»

Звездный шлейф

Помимо своих производственных побед, Савва одержал одну скандальную победу на любовном фронте. В Москве он наделал много шума, влюбившись в жену своего двоюродного племянника Сергея Викуловича Морозова – Зинаиду. Ходили слухи, что Сергей Викулович взял ее из ткачих на одной из морозовских фабрик. По другой версии, она происходила из купеческого рода Зиминых, и ее отец, богородский купец второй гильдии Григорий Зимин, был родом из Зуева.

В России развод не одобрялся ни светской, ни церковной властью. А для старообрядцев, к которым принадлежали Морозовы, это было не просто дурно – немыслимо. Савва пошел на чудовищный скандал и семейный позор – свадьба состоялась.

Газеты подробно комментировали помпезное открытие нового морозовского особняка на Спиридоновке, 5, который сразу же окрестили «московским чудом».

Дом необычного стиля – сочетание готических и мавританских элементов, спаянных пластикой модерна – сразу же стал столичной достопримечательностью.

Личные апартаменты Зинаиды Григорьевны были обставлены роскошно. По отношению к себе Савва Морозов был крайне неприхотлив, даже скуп – дома ходил в стоптанных туфлях, на улице мог появиться в заплатанных ботинках. В пику его непритязательности, мадам Морозова старалась иметь только «самое-самое»: если туалеты, то самые немыслимые, если курорты, то самые модные и дорогие.

Савва на женины дела смотрел сквозь пальцы: обоюдная бешеная страсть скоро переросла в равнодушие, а потом и в совершенное отчуждение. Они жили в одном доме, но практически не общались. Не спасли этот брак даже четверо детей.

Роковая тезка

Ведя строгий счет каждому целковому, Савва не скупился на тысячные расходы ради хорошего, по его мнению, дела. Он давал деньги на издание книг, жертвовал Красному Кресту, но его главный подвиг – финансирование МХАТа. Только строительство здания театра в Камергерском переулке обошлось Морозову в 300 тыс. руб.

Морозов не только щедро жертвовал деньги – он сформулировал основные принципы деятельности театра: сохранять статус общедоступного, не повышать цены на билеты и играть пьесы, имеющие общественный интерес.

Бог не уберег его от актрисы Художественного театра Марии Федоровны Андреевой, по иронии судьбы – тезки его матери. Жена высокопоставленного чиновника А.А. Желябужского, Андреева не была счастлива в семье.

Став завсегдатаем Художественного театра, Морозов сделался и поклонником Андреевой – у нее была слава самой красивой актрисы русской сцены. Завязался бурный роман. Морозов восхищался ее редкостной красотой, преклонялся перед талантом и мчался выполнять любое желание.

Андреева была женщина истерическая, склонная к авантюрам и приключениям. Только театра ей было мало, ей хотелось театра политического. Она была связана с большевиками и добывала для них деньги. Позже охранка установит, что Андреева собрала для РСДРП миллионы рублей.

«Товарищ феномен», как называл ее Ленин, сумела заставить раскошелиться на нужды революции крупнейшего российского капиталиста. Савва Тимофеевич пожертвовал большевикам значительную часть своего состояния.

Воззрения социал-демократов под влиянием обожаемой Машеньки и ее будущего гражданского мужа Максима Горького Савва воспринял сочувственно.

В театре Андреевой давали второстепенные роли – она требовала главных. Морозов отказался от своего директорства. Вместе со своим близким другом Максимом Горьким и Марией Федоровной он затеял новый театр. Но тут Андреева и Горький полюбили друг друга. Это открытие было для Саввы тяжелейшим потрясением.

Нормальный капиталист (да даже бы батюшка Тимофей Саввович) тут же бросил бы изменившую ему возлюбленную. Но даже после того, как Андреева и Горький стали жить вместе, Морозов все равно трепетно о Марии Федоровне заботился. Когда она на гастролях в Риге попала в больницу с перитонитом и была на волосок от смерти, ухаживал за ней именно Морозов.

…Было уже начало 1905 г. Разгоралась революция. На Никольской мануфактуре вспыхнула забастовка. Чтобы договориться с рабочими, Морозов потребовал у матери доверенности на ведение дел. Но она, возмущенная его желанием договориться с рабочими, категорически отказалась и сама настояла на удалении сына от дел.

Самоубийца

Круг одиночества неумолимо сжимался. Морозов остался в совершенной изоляции. Талантливый, умный, сильный, богатый человек не мог найти, на что опереться.

Любовь оказалась невозможной и неправдой. Светская жена раздражала. Друзей в своем кругу у него не было, да и вообще среди купцов было невообразимо скучно. Он презрительно называл коллег «волчьей стаей». «Стая» отвечала ему боязливой нелюбовью. Савва впал в жестокую депрессию. Врачи рекомендовали направить «больного» для лечения за границу.

В сопровождении жены Савва Тимофеевич уехал в Канны. Здесь в мае 1905 г., на берегу Средиземного моря, в номере «Ройяль-отеля», 44-летний ситцевый магнат застрелился.

По столице еще много лет ходила легенда, что в гробу был не Савва Тимофеевич и что он жив и скрывается.

По материалам журнала «Профиль»

 

Гапону – Гапонова смерть!

Публичная жизнь этого странного человека была очень быстротечна: всего 3–4 года известности. И славы, сменившейся всеобщим презрением и – почти век забвения… О жизни и смерти Георгия Аполлоновича Гапона (1870–1906) все знавшие его вспоминают по-разному. И это неудивительно: человек он был крайне непостоянный, способный в считанные дни изменить если не свои убеждения, то форму их представления…

Появившись на свет в селе Беляки Полтавской губернии в семье волостного писаря, Георгий Гапон получил духовное образование и стал священником кладбищенской церкви в Полтаве. Он женился по любви, заимел двух детей, но после смерти жены затосковал и уехал в Петербург поступать в духовную академию.

Впрочем, известность Гапон приобрел не как пастырь человеческих душ, а как организатор и вдохновитель многотысячного шествия петербургских рабочих к Зимнему дворцу, закончившегося жестоким расстрелом, известным в истории как «кровавое воскресенье» 1905 г.

Труп Талона, прикрытый пальто

Зубатов, прошедший «славный путь» от члена московского народовольческого кружка до начальника охранного отделения, вспоминал о знакомстве с Байоном: «По прибытии моем в Санкт-Петербург осенью 1902 г. местная администрация настоятельно стала убеждать меня познакомиться с отцом Георгием Гапоном, подавшим в градоначальство записку о желательности организации бедняков. Странность темы не располагала меня к знакомству с автором. Тем не менее, меня с Гапоном познакомили (…) Из бесед я убедился, что в политике он желторот, а в рабочих делах совсем сырой человек…»

Тем не менее Зубатов и охранка субсидируют Гапона, чтобы «движение» не выходило из-под контроля властей. Бежавший из России без документов Гапон почти весь 1905 г. провел в Германии, Англии, Франции и Швейцарии… Он купается в лучах славы, встречается с шишками политической эмиграции – вождями партии эсеров, с Плехановым, Лениным (который дарит Гапону свою книжку с трогательной надписью), Ан. Франсом, Жоресом; публикует написанную с помощью журналистов «Историю моей жизни».

Гапон получает солидный гонорар за книгу, выпущенную на нескольких европейских языках, но страсть к картам, развившаяся в нем во время зарубежных странствий, превращает эти деньги в труху…

Он вернулся в Россию после амнистии, объявленной царским манифестом 17 октября и – оказался никому не нужен!

О связях Гапона с полицией стало достоверно известно опекавшей его партии эсеров. Эсеры, дольше и глубже других политиков очаровывавшиеся Гапоном, выносят ему смертный приговор. Этот приговор, согласно революционным правилам, они честнейшим образом рассылают в редакции петербургских газет.

Извещенная и о приговоре, и о месте казни своим верным агентом Е. Азефом, полиция не сочла нужным предпринять что-либо для спасения Гапона – он действительно стал никому не нужен! Между тем приговор был приведен в исполнение в четыре часа дня 28 марта 1906 г. на даче Звержинской в Озерках.

Похоронили Георгия Аполлоновича на Успенском кладбище Петербурга по соседству с жертвами 9 января.

В церемонии приняли участие несколько сотен еще веривших в него рабочих. По-российски путаная и нелепая жизнь, трагическая и нелепая смерть – такова судьба Георгия Гапона.

 

Таинственная смерть Рудольфа Дизеля

Последний сентябрьский день 1913 г. клонился к вечеру. В антверпенском порту пароход «Дрезден» заканчивал посадку пассажиров. До начала его очередного регулярного рейса в Англию оставались считанные минуты.

На верхней палубе особняком стояли три пассажира. Двое из них – Георг Грейс и Альфред Люкманн – уже зарегистрировались в журнале пассажиров, а третий – Рудольф Дизель – почему-то этого не сделал. Может быть, понадеялся на своих попутчиков или просто забыл. Когда в вечерней дымке исчезли огни порта, все трое направились в ресторан, где и продолжили беседу.

Инженер Дизель рассказывал попутчикам о своей жене, потом об изобретении. Его собеседники больше интересовались политикой, в частности деятельностью лорда адмиралтейства Уинстона Черчилля, который ратовал за коренную модернизацию британского флота. Наконец, беседа коснулась накалявшихся международных отношений и все отчетливее чувствующегося «запаха войны». Эта тема тогда была у многих на устах, ведь костер войны уже пылал на Балканах.

Рудольф Дизель

Около десяти вечера Рудольф Дизель раскланялся со своими новыми знакомыми и спустился в свою каюту. Утром в 6.15 стюард пытался разбудить пассажира, долго стучал в дверь, но безрезультатно. Тогда он открыл дверь и увидел несмятую постель, пижаму на ней и часы на стенке каюты. Вскоре вахтенный нашел на палубе шляпу и плащ изобретателя. Его самого нигде не было. Долго допрашивали стюарда, но перепуганный молодой человек снова и снова повторял сказанное в самом начале: пассажир попросил его разбудить, но утром в каюте его не оказалось.

В бельгийских, французских, голландских газетах появилась версия: самоубийство. Дизелю, дескать, грозило банкротство, полное разорение. Его изыскания, экспериментальные работы финансировал Крупп, вложив в это предприятие немалые деньги. И теперь пришло время платить по счетам…

Но эта версия была подвергнута серьезным сомнениям.

Странно, но почему-то на первых порах никого не волновало: зачем, собственно, Рудольф Дизель отправился в Англию и что там собирался делать? Так возникла другая версия: Дизель был убит, так как собирался продать свой патент англичанам. Эту гипотезу высказали английские, а потом и американские публицисты.

Версия об убийстве представляется наиболее правдоподобной и логичной. Это отметил в своих мемуарах и Уинстон Черчилль, который во время последнего плавания Дизеля был первым лордом британского адмиралтейства и прилагал все усилия для модернизации флота. Вполне можно допустить, что именно Черчилль – инициатор поездки немецкого изобретателя в Лондон.

Конечно же, поездка в Англию изобретателя столь перспективного двигателя не могла остаться незамеченной в Германии, готовящейся к войне. В итоге агенту или агентам кайзеровской спецслужбы (а может быть, и киллерам, нанятым Круппом) было поручено ликвидировать «предателя».

Странно, что досконально не была выяснена роль попутчиков изобретателя – господ Грейса и Люкманна. И можно ли быть уверенными, что никто из команды «Дрездена» действительно не видел ночью ничего странного?

А почти через год, в июле 1914 г., началась Первая мировая война. Это отодвинуло на задний план загадку исчезновения Рудольфа Дизеля…

 

Последнее плавание «Геркулеса»

Топограф медленно поднимался к вершине острова.

Вершина острова была не такой уж высокой: каких-нибудь 30 м над уровнем моря. Опытным взглядом топографа он определил это с безошибочной точностью. Но вот добраться до нее оказалось не так-то легко.

Подъем был каменистым, а земля под ногами сырой и тяжелой. Камни осыпались под ногами, земля комьями налипала на сапоги. Но наверху, на самой вершине острова, топограф еще издали увидел деревянный столб, который наверняка кто-то поставил здесь неспроста. Значит, надо было подняться.

Столб был большой, чуть ли не в 3 м высотой. Его основание было укреплено камнями. Топограф подошел к нему вплотную. Впрочем, надпись, аккуратно вырезанную на столбе, он прочитал еще раньше: «Геркулесъ 1913 г.».

Полярный исследователь Владимир Александрович Русанов

Так была сделана первая из находок, проливающая хоть какой-то свет на загадочную судьбу экспедиции русского полярного исследователя и геолога Владимира Александровича Русанова. Столб, поставленный экипажем «Геркулеса» на маленьком острове, получившем позже название острова Геркулес, нашел топограф А.И. Гусев, участник гидрографических исследований возле западного побережья Таймыра.

Шел 1934 г. «Геркулес» Русанова вышел в плавание за 22 года до этого.

…В папках дореволюционных полицейских дел, хранящихся в одном из архивов, можно найти такую запись: «Секретно. Сведения о лице, привлеченном к дознанию. Фамилия, имя, отчество: Русанов Владимир Александрович. Время рождения: 1875 год, 3 ноября. Место рождения: г. Орел. Происхождение: сын купца. Народность: русский…»

1898 г. датирована эта запись. Русанову было тогда около 23 лет. Причина «привлечения к дознанию» – революционная пропаганда и хранение нелегальной литературы. Наказанием за это могло стать тюремное заключение или ссылка. Владимиру Русанову довелось испытать и то и другое.

Отбыв ссылку, Русанов уехал во Францию. По существующему положению в дальнейшем ему не разрешалось жить в тех городах, где были университеты, а он хотел учиться дальше. В Париже Русанов закончил Сорбонну, где специализировался по геологии. Чтобы собрать материалы для диссертации, в 1907 г., уже вернувшись в Россию, плавал к Новой Земле.

Прошло совсем немного времени, и бывший политический ссыльный возглавил собственные экспедиции в Арктике.

Но уже не только Новая Земля интересовала исследователя. У него появились новые цели, более многообразные и смелые. Его все больше и больше увлекала важная проблема Северо-Восточного морского пути из Атлантического океана в Тихий вдоль всего побережья России через Северный Ледовитый океан.

Попытки совершить это не удавались ни англичанам, которые разведывали Северо-Восточный путь еще в XVI в., ни голландцу Виллему Баренцу – он делал три попытки в самом конце того же столетия, но каждый раз неудачно. Впрочем, после плаваний Баренца осталась хорошая память о нем – море, названное его именем. И лишь одному человеку суждено было пройти СевероВосточным путем до Русанова – шведскому путешественнику Нил су Адольфу Норденшельду.

Почти 35 лет прошло со времени плавания Норденшельда, и никому больше не удавалось повторить его удачу. В чем тут причина? Русанов, прекрасно понимая важность освоения Северо-Восточного пути, считал, что причина неудач кроется в том, что моряки стараются держаться слишком близко к берегу. Он полагал, что ближе к северу океан должен быть меньше загроможден льдами, и написал об этом в своей статье «Возможно ли срочное судоходство между Архангельском и Сибирью?» Вывод, казалось бы, нелогичный. Но Русанов считал: где-то около 80° с. ш. в Северном Ледовитом океане есть подводное теплое течение и, значит, льдов там не может быть.

Впрочем, он полностью отдавал себе отчет, что пока это лишь гипотеза.

…В 1912 г. авторитет Владимира Русанова как полярного исследователя и геолога был высок. Именно ему, бывшему политическому ссыльному, русское правительство дало важное поручение – разведать запасы каменного угля на Шпицбергене. Приняв предложение, Русанов отправился в Норвегию, чтобы купить судно для предстоящей экспедиции. Вместе с ним отправился будущий капитан этого судна – Александр Степанович Кучин. Это – примечательный человек, тоже оставивший свое имя в истории географических открытий, как участник… знаменитой экспедиции Амундсена в Антарктику.

Водоизмещение судна, которое купил Русанов, составляло всего 63 т, длина «Геркулеса» была лишь около 25 м, мощность мотора – всего лишь 16 лошадиных сил. Но зато впервые у него было судно, которым он мог распоряжаться по своему полному усмотрению.

Всего 13 мужчин было на борту «Геркулеса», четырнадцатой была женщина – невеста Русанова француженка Жюльетта Жан, врач и натуралист экспедиции.

А для современников Русанова загадочным так и осталось вот что. Знали ли все эти люди заранее, что их ждет работа не только на Шпицбергене, что Русанов, впервые получив в свое распоряжение судно, задумал плавание Северо-Восточным морским путем?

Быть может, подобно Амундсену, который всегда был для него примером, Русанов решил объявить спутникам о своих планах лишь на Шпицбергене, хотя «Геркулес» заранее был нагружен достаточным запасом и продовольствия, и снаряжения?

Однако возможно и другое: участники плавания сознательно держали свои планы до поры до времени в секрете. Причина? Хотя бы простое суеверие моряков, знавших о том, сколько было прежде неудачных попыток пройти Северо-Восточным путем. На Шпицбергене вместе с геологом Р.Л. Самойловичем Русанов всего за месяц выполнил всю программу намеченных работ. Он разведал и нанес на карту несколько крупных месторождений каменного угля. Затем, оставив на Шпицбергене трех членов экспедиции – А.Я. Попова, З.В. Сватоша и Р.Л. Самойловича, которые и доставили потом в Россию все геологические материалы работ, – «Геркулес» отправился к Маточкину Шару, а затем на восток…

И сегодня еще шахтеры добывают уголь там, где когда-то поставил заявочные столбы русский путешественник и геолог Владимир Русанов. Шахты Шпицбергена – это память, которую оставил о себе этот человек. А сам он, уйдя с Новой Земли, пропал без вести.

Поисковую экспедицию возглавил известный полярный путешественник Отто Свердруп.

Он провел «Эклипс» вдоль всего побережья Карского моря. Однако льды, держащиеся близ берегов, не позволили обследовать его целиком. К тому же и сам Отто Свердруп вынужден был осенью 1914 г. встать на зимовку. Следующей весной он продолжил плавание, пройдя от мыса Вильда до мыса Челюскина. Никаких следов экспедиции Русанова обнаружено не было.

Новые поиски «Геркулеса» после этого не велись: началась Первая мировая революция, потом к власти пришли большевики, а вслед за тем страна была охвачена пожаром Гражданской войны. И когда на острове, получившем имя Попова-Чухчина, были наконец обнаружены несомненные следы пропавшей без вести экспедиции, прошло уже 22 года после начала плавания «Геркулеса».

Находки, сделанные на острове Попова-Чухчина в 1934 г., так и остались единственными достоверными памятниками экспедиции Русанова. И они не только не сняли все вопросительные знаки, связанные с ее исчезновением, но, по сути дела, даже увеличили их число.

Правда, еще в 1921 г. советско-норвежская экспедиция во главе с Н. Бегичевым и норвежским капитаном Л. Якобсеном искала следы двух матросов, участников плавания Амундсена Северо-Восточным путем. Да, спустя несколько лет после Русанова все тому же Амундсену удалось повторить достижение Норденшельда и пройти из Атлантического океана в Тихий через Северный Ледовитый океан. Во время этого путешествия он послал двух матросов от мыса Челюскин на остров Диксон, и они пропали без вести.

На безымянном мысе Бегичев и Якобсен обнаружили следы лагеря, который и посчитали лагерем двух норвежцев. Но ведь здесь были найдены вещи, сходные с теми, что нашлись на острове Попова-Чухчина, например, патроны одного и того же типа… Так, может быть, здесь действительно была стоянка не норвежцев, а русановского отряда?..

По материалам В. Малова

 

Смерть лейтенанта Седова

В конце августа 1914 г. к становищу Рында на Мурмане подошло странное судно. Верхняя часть бортов его была разрушена. На останках мачт висели потрепанные штормами паруса. На неприбранной палубе стояли давно немытые, бородатые люди в обветшалой одежде. На родину, наконец, возвратилась экспедиция лейтенанта Седова. О ней, о судьбе ее начальника потом будет написано много.

И все же главное осталось невыясненным. До сих пор нет полного ответа на вопрос: как погиб Георгий Седов, что произошло тогда на далеком северном острове?

«Офицер черной кости»

Ни одна полярная экспедиция не готовилась столь поспешно и в таких трудных условиях…

Весной 1912 г. Георгий Яковлевич Седов, офицер-гидрограф, подал начальнику Главного гидрографического управления генералу Вилькицкому рапорт с планом похода к Северному полюсу. «В этом состязании, – писал Седов, – участвовали почти все страны света и только не было русских… Мы пойдем в этом году и докажем всему миру, что и русские способны на этот подвиг».

Лейтенант Георгий Седов

План Седова состоял в следующем. В середине июля 1912 г. экспедиция должна выйти из Архангельска к Земле Франца-Иосифа и там остановиться на зимовку. С первыми лучами солнца небольшая группа на нартах с собаками выступит к полюсу.

Как гидрограф Седов уже проявил себя отчаянно смелым исследователем Севера. Перед его волей, казалось, не могли устоять никакие преграды. Он горел грандиозными проектами вроде скорейшего освоения Северного морского пути, заселения пустынных заполярных островов и освоения новых портов.

В офицерской среде этот неугомонный лейтенант, выбившийся из низов (отец его был рыбаком), «офицер черной кости», казался «выскочкой», кто-то завидовал его успехам.

«Все было против нас»

Над планом Седова «шефствовала» известная столичная газета «Новое время» во главе с ее издателем Сувориным. Требовалось по меньшей мере 70 тыс. руб. Средства на экспедицию собирались подпиской, за счет пожертвований по всей России. Часть их удалось собрать устройством благотворительных вечеров и великосветских базаров.

Для экспедиции было зафрахтовано паруснопаровое промысловое судно «Святой мученик Фока». Владелец его, архангельский шкипер Дикин, брался доставить экспедицию на Землю Франца-Иосифа. «Фоку» загрузили провизией на три года. На палубе громоздились ящики, клетки с собаками, доски и бревна для строительства дома на месте зимовки.

Снаряжение экспедиции оставляло желать лучшего. Визе – метеоролог и географ экспедиции, в будущем крупный ученый-северовед, тогда, в 1912 г., записал в дневнике: «Он (Седов) упрям и наивен… Нужно совершенно не знать полярную литературу, чтобы с таким снаряжением, как наше, мечтать о полюсе».

Буквально накануне отплытия Дикин отказался идти в плавание. Ушла с ним и его команда. Возмущенный Седов в течение суток набрал новых матросов. Удивительно ли, что некоторые из них явились на судно в одних пиджаках за час до отплытия. «Никогда мы не ощущали так сильно косности и тупого, непроходимого бюрократизма, как в дни перед уходом экспедиции. Все было против нас», – писал художник Пинегин, участник экспедиции.

14 августа (здесь и далее все даты по старому стилю), на месяц позже намеченного срока, «Фока» отошел от Соборной пристани Архангельска.

Даешь полюс!

Уже 20 лет в Заполярье не видели таких тяжелых льдов. К тому же экспедиция вышла слишком поздно, рискуя вмерзнуть в дрейфующий лед. Седов все же попытался пробиться к Земле Франца-Иосифа. Но это не удавалось. Затертое льдами, судно остановилось на зимовку в небольшой бухте Новой Земли.

Лишь в сентябре следующего, 1913-го, года с огромным трудом и риском, на последних остатках угля и сжигая в котельной топке сало медведей и нерп, удалось достичь желанного архипелага. Здесь, в безымянной бухте острова Гукера (бухту называли Тихой), начали вторую, еще более трудную зимовку. Скудное, однообразное питание вызвало цингу. Даже Седов, прежде отличавшийся железным здоровьем, сдал.

Но мысль о возвращении «с пустыми руками» казалась ему нестерпимой. Огромное честолюбие, ужас бесчестья гнали его вперед. «Долг мы исполним, – сказал он в прощальной речи. – Наша цель – полюс! Все возможное для достижения будет сделано!»

Полярная партия

Было решено идти втроем с тремя нартами, запряженными 24 собаками. Запас провизии был рассчитан на 10 месяцев. Своими спутниками Седов избрал матросов Григория Васильевича Линника и Александра Матвеевича Пустошного.

Трудно сказать, почему именно этих людей выбрал Седов, почему не взял того же Визе (хотя раньше такие планы были), и это несмотря на то, что Линник – действительно самый энергичный и способный из матросов – отличался заносчивым, вспыльчивым, дерзким характером.

За две недели до решающего дня врач экспедиции Кушаков подал Седову рапорт, в котором жаловался на Линника за его недисциплинированность, грубость, «постоянные порицания и сквернословия по адресу всех начальствующих лиц экспедиции» и даже просил о предании этого матроса суду.

Но Седов – всегда строгий к команде и требовавший беспрекословного подчинения – на этот раз оставил рапорт Кушакова без последствий.

Роковой поход

Наступило 2 февраля 1914 г., день выхода к полюсу. Последний завтрак на корабле. Последние объятия. Три человека и три тяжело нагруженные нарты двинулись на Север. В тот день Визе записал в своем дневнике: «При прощании Г.Я., совершенно больной, разрыдался. Выход полюсной партии оставил во мне мрачное впечатление. Гибель этой экспедиции, учитывая смелость, упорство и легкомыслие ее начальника, кажется мне почти неизбежной». Седов шел не только на самоубийство, но и ставил на карту жизнь своих спутников.

Стояли суровые морозы, 40° и более. Уже на седьмой день похода Седов идти не мог и принужден был ехать, сидя на нартах. Здоровье его ухудшалось с каждым днем. Было известно, что в бухте Теплиц-бай на западном берегу острова Рудольфа, самого северного острова Земли Франца-Иосифа, находится брошенная база полярной экспедиции герцога Абруццкого. Седов надеялся, что там им удастся пополнить свои запасы, в частности керосина, и отдохнуть. Но до желанной бухты было еще далеко. От нее же до полюса – еще дальше. Около 800 км.

Гибель Седова

На всех был один большой спальный мешок. Но матросы редко забирались в него, стараясь не тревожить больного. К тому же приходилось то и дело подниматься на стоны и жалобы Седова. «И одного часа за ночь не пришлось уснуть, так как начальник ежеминутно жалуется на ужасный холод в ногах и невозможность дыхания», – отмечал Линник в дневнике на 17-й день похода.

Наступило 20 февраля. Сильная вьюга опять остановила их. В тот день, по словам матросов, Седов скончался. Двадцать лет спустя Пустошный так описывал смерть Седова. Они начали свой скудный обед, как вдруг услышал странный и страшный хрип. «В безотчетном ужасе, – рассказывал Пустошный, – мы повернули головы. Наш начальник лежал, приподнявшись в спальном мешке, упершись головой в заднюю стенку палатки. Глаза его выкатывались из орбит, как стеклянные шары».

В 2 ч. 40 мин. Седов умер. Линник, рассказывал Пустошный, вынул платок и накрыл им искаженное лицо своего начальника.

Судебное дело

Старшинство принял на себя Линник. Когда вьюга утихла, матросы положили тело Седова на нарты. Повернули назад, к мысу Бророк. Здесь, по их словам, они и похоронили Седова, на высоком месте, под скалою.

Вырыть могилу не было никакой возможности. Тело Седова, рассказывали матросы, они положили между двумя валунами вместе с русским национальным флагом. Сверху прикрыли каменными плитами, пустоты заполнили щебнем. Над могилой установили крест, наспех сделанный из лыж. Рядом оставили нарты, кирку и молоток.

Закончив печальный обряд, матросы, как они позже рассказывали, отправились в обратный путь, на юг и, пережив невероятные лишения, чудом добрались до судна.

Путь на родину также был тяжелым. Уголь кончился. Шли, сжигая части корпуса, мебель, такелаж. Однако и дома мытарства «седовцев» не закончились. Два месяца команда «Фоки» бедствовала на полуразрушенном судне, пока не получила расчета. Тяжелее всех пришлось спутникам Седова, Линнику и Пустошному.

Александр Пустошный прожил после возвращения еще 30 лет, работал в Архангельске лоцманом и умер в декабре 1943 г. Судьба же Григория Линника до сих пор неизвестна…

Загадка дамской туфельки

Неподалеку от бухты Теплиц-бай, на мысе Аук (а вовсе не на мысе Бророк, в нескольких километрах от него) в 1938 г. наши летчики нашли флагшток с надписью: «Sedov Pol. Exped. 1914.» и обрывки русского флага. Останков Седова рядом не оказалось. Странным образом исчезли нарты, кирка, молоток и крест.

Тогда летчики начали обследовать брошенную базу в Теплиц-бай. Каково же было их удивление, когда среди разбросанных вещей на столике в одной из комнат жилой постройки они увидели… дамскую туфельку – лакированную, с небольшой ножки, чуть поношенную, но прекрасно сохранившуюся. На белой лайковой подкладке отчетливо виднелась золотая надпись: «Поставщик Двора Его Императорского Величества. Санкт-Петербург».

Среди иностранных полярников, которые здесь когда-то базировались, женщин не было. Значит, туфелька была взята с собой. Но кем? Не Седовым ли, раз она русского происхождения? Аккуратов был почти уверен, что туфельку своей жены вез именно Седов. Возможно, хотел поставить ее на полюс?..

Значит, матросы Линник и Пустошный все-таки посетили столь желанную для них бухту Теплиц-бай с Седовым или уже без него. Почему же они это отрицали? Почему рядом с флагом не оказалось останков Седова, а также нарт и других предметов? Есть во всем этом какая-то тайна, быть может, страшная тайна о трагическом финале роковой экспедиции.

По материалам Г. Черненко

 

Гибель «Титаника»: загадки старые и новые

«Титаник», крупнейшее пассажирское судно начала XX в., принадлежавшее английской почтово-пассажирской пароходной компании «Уайт Стар Лайнз». Построено в 1911 г. Водоизмещение – 46 328 т, длина – 269 м, скорость – 25узлов. Во время своего первого плавания из Саутгемптона в Нью-Йорк в ночь с 14 на 15 апреля 1912 г. «Титаник», столкнувшись с айсбергом, затонул в 800 км к юго-востоку от острова Ньюфаундленд. Число погибших, по различным данным, составило от 1400 до 1517 человек (всего на борту было около 2200 человек).

1 сентября 1985 г. трое участников подводной экспедиции, возглавляемой профессором Робертом Баллардом, опустились в батискафе «Альвин» на глубину свыше 4 км и впервые через 73 года после катастрофы увидели на морском дне разломившийся на две части корпус «Титаника». Однако его обследование не только не прояснило некоторых загадочных обстоятельств гибели гигантского лайнера, но и вызвало много новых вопросов.

«Титаник»

Факт столкновения «Титаника» с плавучей ледяной горой сомнения не вызывает. Его засвидетельствовали многочисленные пассажиры и члены команды, которым посчастливилось остаться в живых. Но почему, опять-таки по свидетельствам очевидцев, ни пассажиры, ни члены команды не почувствовали ничего, кроме легкого содрогания корпуса и как бы отзвука далекого взрыва? А ведь о гигантскую ледяную глыбу, имевшую твердость скалы, ударилось тело массой 66 000 т, двигавшееся со скоростью 40 км/ч!

Так, может быть, «Титаник» вовсе и не столкнулся с айсбергом, а лишь слегка коснулся его? А столкнулся он с чем-то совсем другим?

Ну а если все-таки виновник – айсберг, то почему вообще произошло это столкновение? Как могло случиться, что при ясной, безветренной погоде и полном отсутствии волнения – явлении удивительном для этих широт и этого времени года – вахтенным офицерам и матросам не удалось вовремя заметить опасность и принять меры.

Расчеты показали, что в этом случае при столкновении оказались бы разбитыми два носовых водонепроницаемых отсека, судно получило бы дифферент на нос, который легко устранялся заполнением забортной водой двух кормовых отсеков. Оставшиеся невредимыми остальные 12 отсеков обеспечили бы «Титанику» плавучесть, и если при этом он все же не смог бы своим ходом дойти до Нью-Йорка, то, по крайней мере, все пассажиры и члены команды были бы спасены.

Когда неизбежность столкновения с айсбергом стала очевидной, роковую и непростительную для профессионала ошибку совершил старший помощник капитана Уильям Мэрдок. Если бы в тот момент он дал команду «Полный назад! Прямо руль!», то «Титаник» остался бы на плаву.

К несчастью, Мэрдок скомандовал по-другому: «Полный назад! Лево руля!», подставив под удар айсберга весь правый борт лайнера. Результат этой ошибки опытнейшего морского офицера нам известен.

Комиссия, расследовавшая обстоятельства гибели «Титаника», пришла к заключению, что ближе всех от места катастрофы был пароход «Калифорниен» – единственное судно, которое, по мнению комиссии, могло бы прийти на помощь гибнущему лайнеру, тем более что оба они находились один от другого в пределах прямой видимости.

В течение многих лет заключение комиссии не подвергалось сомнению, и лишь в 1968 г. Американская ассоциация капитанов торгового флота, повторно изучив обстоятельства гибели «Титаника», пришла к выводу, что «Калифорниен» находился слишком далеко и с него не могли видеть тонущий «Титаник». Вместе с тем выяснилось, что между тонущим «Титаником» и лежащим в дрейфе «Калифорниен» оказалось еще какое-то судно, причем с «Титаника» его принимали за «Калифорниен», а с «Калифорниен» – за «Титаник». Название и принадлежность этого судна-призрака остаются загадкой до сих пор. Характер маневров таинственного судна (назовем его «Икс») удалось достаточно точно установить по записям в вахтенном журнале «Калифорниен» и по показаниям членов его команды, а также людей, спасшихся с «Титаника». Эти маневры представляются достаточно странными.

«Икс», идущий курсом с северо-востока на юго-запад, попадает в поле зрения вахтенных на обоих упомянутых судах примерно в одно и то же время, в 22.25. Ровно в 23.40, то есть в тот момент, когда «Титаник» сталкивается с айсбергом, «Икс» стопорит машины и ложится в дрейф, а затем… разворачивается на 180°, словно намереваясь пойти обратным курсом! Однако он этого не делает и до 02.05 продолжает дрейфовать, словно бы издали – с расстояния около шести морских миль – наблюдая за развитием трагедии «Титаника». А может, «Икс» вовсе и не был судном в общепринятом понимании этого слова?

По материалам В. Ильина

 

«Бейлисиада», или Господа присяжные заседатели

Восемьдесят семь лет назад, в октябре 1913 г., в помещении Киевского окружного суда, что напротив Софийского собора, был завершен крупнейший судебный процесс, получивший название «Дело Бейлиса».

Рассказывает драматург А. Козак:

– В читальном зале Центрального государственного исторического архива Украины мне подают несколько пудовых папок с документами о знаменитом киевском процессе.

Аккуратно подшитые, пересохшие, потертые на сгибах газеты, четкие, на великолепной веленевой бумаге машинописные докладные губернатора в МВД империи и оттуда в Киев, секретные телеграммы, шифрованные донесения тайных агентов полиции…

Всю страну лихорадит, все заняты одним и тем же вопросом: виновен ли служащий кирпичного завода, что на Подоле, Мендель Бейлис (39 лет, вероисповедание иудейское, пятеро детей) в добывании христианской крови путем зверского убийства с помощью шила ни в чем не повинного ребенка?

Последняя речь на суде В.А. Маклакова. Виднейший русский адвокат, родной брат шефа МВД Н.А. Маклакова, один из лидеров конституционных демократов, ставший после февраля 1917-го послом России во Франции, Владимир Александрович обращается к жюри присяжных: «Если Бейлис виновен в убийстве, то тогда ему нет оправдания. Но если у вас этой уверенности нет, если в вашей душе имеется сомнение, то не делайте его жертвой той ненависти, которую многие питают к еврейству.

Это будет позором для русского правосудия, и этот позор не забудется никогда».

Когда В.Г. Короленко увидел состав присяжных заседателей, его охватило отчаяние. Обычно в жюри входили люди образованные, грамотные – профессура, врачи, учителя – словом, народ, способный разобраться в существе судебного процесса и самостоятельно вынести свое решение. Судьбу же Бейлиса должны были решить «серые мужики» – семеро крестьян и пятеро мелких мещан и чиновников, с трудом вникавших в разыгравшееся перед ними юридическое действо.

«Все погибло, разве смогут эти присяжные найти истину? Бейлиса ждет вечная каторга» – так казалось многим, присутствующим в зале суда.

По-другому были настроены черносотенцы: «Наш православный мужичок не даст себя обвести вокруг пальца, уж он-то разберется, где святая правда, а где иудейские козни! Бейлису не выпутаться, его ожидает заслуженное возмездие, и это решающее слово скажет народ!»

Два года тянется следствие, мучительно долго длится суд. Наступает октябрь 1913 г.

…Последний день судебного заседания. Присяжные удаляются в совещательную комнату, куда, кроме них, никто не смеет входить.

«Ввели Бейлиса, в последний раз туда, за решетку, на скамью подсудимых. Он бледен, как смерть, взволнован, но владеет собой…

Вошли судьи.

Публика стоит. Тишина необычайная, жуткая, тревожная. Многие крестятся, плачут.

– Суд присяжных идет! – раздается властное восклицание. – Прошу встать!

…Старшина присяжных читает вопросный лист, читает долго, ровно, вопросы такие длинные… И наконец:

– НЕТ, НЕ ВИНОВЕН!

…Все ликовали, что вековечный позор миновал этот один из лучших городов России…»

А что же присяжные – те самые «серые мужички»? Как случилось, что именно они, поставившие последнюю и решающую точку, остались фактически неизвестными?

В одной из газетных публикаций того времени есть такие строки: «Эти люди вышли на суд из гущи народной и, выполнив свое праведное дело, снова с народом смешались, растворясь в его океане».

Бейлис вскоре покинул Россию. Были собраны деньги, и он смог с семьей добраться до Палестины.

Чем занимался там бывший киевский конторщик – неизвестно. Вообще, сведения о дальнейшей, как теперь говорят, «забугорной» жизни несчастного героя нашумевшего процесса крайне скудны, если не назвать их просто крохами – отрывочные, малопроверенные догадки и слухи…

Однако достоверно известно, что в 1920 г. семейство Бейлисов перебралось в США. Есть фотография, где Бейлис уже не в традиционной черной шляпе (что характерно для религиозных евреев), а в сером макинтоше и такого же цвета мягкой шляпе, рядом – одна из дочерей. Это уже – американцы.

Бейлис умер под Нью-Йорком в 1934 г. в возрасте 60 лет. Так тихо и буднично угасла жизнь маленького бедного человека, не по своей воле расколовшего когда-то общество Российской империи, которого ненавидели и которому сочувствовали, о котором кричали и спорили чуть ли не на каждом углу…

Впрочем, лучшая ли доля ждала Бейлиса, останься он тогда в Киеве?

Через несколько лет грянула Гражданская война – украинских евреев окатили волны кровавых погромов, а доживи он до 41-го – ему и его семье было уготовано «местечко» во рвах Бабьего Яра…

Несколько слов о присяжных заседателях – 12 праведниках, спасших Бейлиса от вечной каторги.

К сожалению, следы их окончательно затерялись, несмотря на то что известны их имена и тогдашние адреса. После того как по России прокатились три войны – Первая мировая, Гражданская, а затем – Отечественная, найти что-либо в Киеве и его окрестностях представляется безнадежным. Нельзя также забывать, что уже во время процесса присяжные были людьми немолодыми, к началу 40-х они были глубокими стариками. Разыскать их сыновей, внуков и правнуков? Вряд ли они расскажут о деле Бейлиса что-либо новое.

 

Пропавшая рукопись инженера Гаккеля

В истории авиации есть имена создателей летательных аппаратов, в большой доле способствовавших дальнейшему развитию авиации, давших много плодотворных идей, но в силу обстоятельств так и не вошедших в первый ряд корифеев. Таким был один из первых авиаконструкторов и летчиков, инженер-электрик Яков Модестович Гаккель, построивший первые аэропланы в самый начальный период авиации, в 1909–1912 гг., когда наука аэродинамика была в самом зародыше и многим вообще было неясно, «откуда берется подъемная сила», удерживающая аппарат в воздухе?

Я.М. Гаккель родился 13 мая 1874 г. в Иркутске, в семье военного инженера. Среднее образование получил в реальном училище, высшее – в Петербургском электротехническом институте.

В 1905 г. он принял участие в постройке станций и подстанций петербургского трамвая и одновременно преподавал в электротехническом институте. Заинтересовавшись авиацией, в своей мастерской на Сабировской улице в начале 1908 г. со своим братом приступил к постройке своего первого самолета, остов которого был из бамбука, который широко использовался в те времена для постройки летательных аппаратов.

Аэроплан торжественно доставили на Коломяжский ипподром. Во время запуска от выхлопа в карбюраторе загорелось нижнее крыло, которое быстро погасили, но аэроплан к полетам был уже непригоден.

Гаккель немедленно приступил к постройке второго аэроплана – «Гаккель-II». Это был уже бимоноплан, то есть аппарат, имевший две связанные между собой поверхности. Вскоре конструктор решил сам научиться летать, поэтому в аэроплане «Гаккель-IV», удлинив фюзеляж на 0,6 м, он поставил еще одно сиденье и дублирующее управление. Маслорадиатор конструктор убрал под двигатель. Аэроплан был устойчив в полете, легок в управлении, и Гаккель быстро освоил на нем «искусство летания». Вскоре состоялось знакомство с пилотом Г.В. Алехновичем. В августе 1911 г. он участвовал в перелете Петербург – Царское Село и обратно, выиграв приз Всероссийского аэроклуба.

В программу I конкурса военных аэропланов, помимо других условий, входили взлет и посадка на невспаханное поле. Два его конкурента бипланы «Дуке» и «Лебедев», сделанных по типу «фарманов», каждый раз ломали шасси, и только эластичное и хорошо разработанное конструктивно шасси Гаккеля – выдержало!

Пилотируемый Алехновичем, аэроплан Гаккеля достиг скорости 92 км/ч, на высоту 500 м с пассажиром он поднимался за 9 мин! Такая скороподъемность по тем временам была фантастической!

Весной 1912 г. Гаккель направил на II Международную выставку воздухоплавания в Москве свой новый аэроплан «Гаккель-VIII» и получил за него от Московского общества воздухоплавания Большую Золотую медаль.

Следующим оригинальным самолетом был «Гаккель-IX», первый в мире подкосный моноплан.

Оба его аэроплана «Гаккель-VIII» и «Гаккель-IX» участвовали в конкурсе, и многие специалисты предрекали несомненную победу конструктору. Но произошло непредвиденное. Еще недавно хорошо отрегулированные и доработанные самим Гаккелем моторы на обоих аэропланах как по команде стали давать перебои в воздухе и запускались с большим трудом. Аэропланы как будто подменили.

Причина выяснилась много позже. Механик Гаккеля, нанятый на время соревнований, оказался подкупленным летчиком конкурирующего завода «ДУКС» А.М. Габер-Влынским, который в нужный момент подливал серную кислоту в рубашки двигателей, чем выводил их из строя.

Призов Гаккель не получил. Все деньги были израсходованы. 5 декабря 1912 г. в морозную ветреную ночь «от невыясненной причины» загорелся ангар, в котором оба красавца-самолета мгновенно сгорели.

Началась Первая мировая война.

Яков Модестович, чтобы развить авиационную отрасль в России, составил проект основания акционерного «Общества русских летательных аппаратов» (ОРЛА) и одновременно разрабатывает конструкцию военного самолета, способного нести бомбы.

Это был триплан с четырьмя двигателями, расположенными в фюзеляже, что уменьшало лобовое сопротивление и давало удобный доступ к ним во время полета. Они вращали два больших винта, вынесенных на крылья. Конструкция была оригинальной, имела много новых решений, но и здесь дело застопорилось: с началом войны заводы спешно выполняли правительственный заказ по строительству самолетов И.И. Сикорского «Илья Муромец», уже хорошо себя зарекомендовавших в рекордных полетах, что признавал и сам Гаккель.

В 1922 г. он предложил основать акционерное общество по производству и эксплуатации на пассажирских авиатрассах самолетов. Под эту идею он тщательно разработал проект 3-моторного пассажирского самолета «Гаккель-Х», но комиссия Главвоздухфлота проект отклонила, сославшись на трудности реализации проекта, на что Гаккель возразил: «Имея весьма скромную мастерскую, я на свои деньги смог построить 9 аэропланов, а вы не в состоянии произвести на свет в собственном государстве ни одной машины»…

Рукописи и чертежи не горят

Так можно сказать, перефразируя слова профессора Воланда. Удалось разыскать чудом сохранившиеся чертежи проекта пассажирского самолета «Гаккель-Х». Тем самым представилась редкая возможность изучить и оценить как саму конструкцию, так и проследить ход мысли талантливого конструктора.

В носовой части самолета установлен центральный мотор. Два других подвешены симметрично по обеим сторонам, на высоте центрального мотора, между крыльями.

Расстояние между осями боковых моторов составляет 5 м, они снабжены толкающими пропеллерами.

Несомненное преимущество перед всеми нового самолета заключается в том, что Гаккель сумел превратить боковые двигатели в силовые стойки, поддерживающие крылья.

Самолет Гаккеля был достаточно комфортабелен для 1922 г., когда он проектировался, и был много лучше самолетов, обслуживающих авиалинии Франции, Италии и Англии. Самолет мог выполнять 8-часовой полет со скоростью 160 км/ч.

Остается в очередной раз выразить сожаление, что столь совершенный по конструкции и замыслу комфортабельный и быстроходный «воздушный корабль» не был построен.

Как рассказывал Гаккель, в середине 30-х гг. германская фирма «Юнкере» построила 3-моторный самолет, напоминавший самолет Гаккеля. НКВД нашел это сходство подозрительным, и конструктору было предъявлено обвинение в «продаже немцам своего самолета». В его квартире был произведен тщательный обыск. Гаккеля несколько раз вызывали на допрос «с пристрастием». Он знал, что Туполеву недавно было предъявлено такое же обвинение и он уже отбывает срок. Положение создалось критическое.

Внимательно слушавший Гаккеля следователь задал еще несколько вопросов и затем предложил все сказанное изложить письменно. Показания Гаккеля были тщательно проверены и уточнены у члена ЦК партии Кржижановского, и его оставили в покое.

Правда, после этого ему несколько раз предлагали перейти работать в авиационные конструкторские бюро, но Гаккелю не хотелось работать в «режимных КБ» и он под благовидным предлогом (стране нужны были тепловозы) отказывался.

Чертежи своего «десятого аэроплана» он, уже тяжело больной, передал П.Д. Дузю.

Он намеревался передать для публикации и другие свои разработки, например, быстроходного глиссера, учебно-спортивного самолета «Гаккель-XI», авиетки «Муха», гидросамолета, но они случайно попали в другие руки и пропали бесследно…

Основательно здоровье Гаккеля было подорвано во время блокады Ленинграда, силы восстанавливались медленно. Яков Модестович Гаккель умер в 1945 г. в возрасте 71 года. За его гробом шли близкие, профессора институтов и студенты на алых подушках несли его орден Трудового Красного знамени и медали.

По материалам Л. Вяткина

 

Исчезнувшая Казанская икона Богоматери

Есть в Португалии небольшой городок – Фатима. В туристских путеводителях он отмечен как один из важнейших мест паломничества страны и всего Пиренейского полуострова. Огромный религиозный комплекс и вид ползущих к нему на коленях паломников производят большое впечатление. Но самым удивительным оказалось то, что превращение Фатимы в религиозный центр католиков непосредственно связано с Россией, а главное – и об этом не пишут никакие путеводители! – с католическим храмом соседствует православный, судьба которого напрямую связана с историей одной из самых загадочных пропаж XX в.

Еще 80 лет назад Фатима была ничем не примечательным, можно сказать, Богом забытым местечком. Но 13 мая 1917 г. там произошло чудо. Трое детей-пастушков стали свидетелями явления Девы Марии. Чудо повторялось 13 числа каждого месяца вплоть до октября. Молва об этом быстро разнеслась по всему Пиренейскому полуострову. И в 1928 г. в Фатиме, на месте явления Пресвятой Богородицы, построили паломническую церковь, площадь перед которой пришлось сделать вдвое большей, чем площадь Святого Петра в Риме, чтобы вмещать всех верующих.

В нескольких десятках метров от этой церкви стоит православный храм.

Долгие годы до недавнего времени здесь хранилась подлинная Казанская икона Богоматери, считающаяся пропавшей уже много десятков лет!

Казанская икона Божией Матери

Знаменитая икона была обретена в Казани в 1579 г., после мощнейшего пожара, истребившего значительную часть города. Недалеко от того места, где начался пожар, стоял дом одного стрельца, сгоревший вместе с другими. Когда стрелец хотел приступить к постройке нового дома на пепелище, его 9-летней дочери Матроне явилась во сне Божия Матерь и повелела взять икону Ее из недр земли, указав место, где икона скрывалась. И 8 июля Матрона на пепелище действительно нашла образ, на который ей указала Божия Матерь. С иконы сняли список и послали царю Ивану Грозному, который повелел на месте обретения иконы основать женский монастырь…

Икона стала на три века важнейшей святыней не только города, но и России. Еще при Иване Грозном икону одели в ризу червонного золота, а Екатерина II в 1767 г. при посещении Богородицкого монастыря надела на икону бриллиантовую корону. Вельможи и купцы соревновались в украшении иконы драгоценными камнями и жемчугами…

Но 29 июня 1904 г. икона пропала. С этого момента и начинается удивительная история ее поисков, неожиданных ее появлений в различных местах, мистификаций и загадок.

Пропажу святыни обнаружили ранним утром 29 июня 1904 г. Дверь в храм была взломана, церковный сторож Захаров – связан. Исчезли две иконы: Казанская Богоматерь и Спас Нерукотворный.

На ноги тут же была поднята полиция, и по горячим следам похититель был быстро найден. Им оказался Варфоломей Чайкин (известный еще как Стоян), крестьянин 28 лет, рецидивист и специалист по церковным кражам. На его совести целый ряд краж из церквей Казани, Коврова, Рязани, Тулы и Ярославля в 1903–1904 гг. Причем самих образов он не крал, а лишь сдирал с них ризы.

И на этот раз он утверждал, что драгоценности и оклад образа продал, а саму икону расколол и сжег в печи.

Но похищены были две иконы, и пепел мог принадлежать лишь одной из них – менее ценному Спасу Нерукотворному К тому же оклады обеих икон найдены так и не были.

Если же Казанская икона Богоматери была на самом деле сожжена, то какой же образ висел в Фатиме? Подделка? А может, старинный список? Тем более что следы некоторых из них тоже теряются.

Известно, что сразу по обретении иконы в Казани с нее был сделан список и отправлен Ивану Грозному. Известно также, что в Москву к Дмитрию Пожарскому в 1611 г. попал список из Казани вместе с казанским ополчением. Затем он находился в домовой церкви князя на Лубянке, а в 1633 г. был собственноручно перенесен им в Казанский собор на Красной площади.

Как повествует церковная литература, Казанская икона Богоматери, перенесенная из Казани в Москву в 1579 г. (вероятно, тот самый список, сделанный сразу по обретении иконы), оставалась там до 1721 г. Тогда по воле Петра I она была перенесена в Петербург, где находилась в различных храмах, пока в 1811 г., по сооружении Казанского собора, 15 сентября, в день открытия храма, Чудотворная икона не была перенесена и поставлена в его иконостас.

После закрытия Казанского собора на Невском проспекте Казанская икона Богоматери была перенесена во Владимирский храм, действующий и по сей день.

А что же стало с иконой, висевшей в Казанском соборе в Москве? После закрытия собора на Красной площади его храмовый образ был сначала передан в Богоявленский собор в Дорогомилове (ныне разрушен), а из него после закрытия и этого храма в 1930-е гг. икона пропала…

Любопытно, что в Москве, в Богоявленском соборе в Елохове, ныне имеется еще один список Казанской иконы, также находившийся в казанском ополчении в 1612 г.

В общем, разобраться в судьбе всех этих списков непросто, так как в церковной литературе списки называют просто «чудотворной иконой», и понять, идет ли речь об оригинале или о копии, невозможно.

Во всяком случае мы имеем дело как минимум с двумя пропажами: в 1904 г. в Казани исчез оригинал, в 1930-е гг. в Москве пропал список, висевший в Казанском соборе. А значит, если Чайкин и сжег оригинал, в Фатиме мог объявиться и старинный список.

В 1960-е гг. из Англии поступили сведения, что у одного коллекционера обнаружена «древняя Казанская икона Богоматери, во многом походившая на подлинную». «Всплыла» она будто на знаменитом аукционе «Сотбис». Ее перевезли в США, где архиепископ Сан-Францискский Иоанн Шаховской попытался организовать сбор средств для приобретения святыни, но нужной суммы собрать так и не удалось. Как икона оказалась у коллекционера в Англии – информации на этот счет нет. Какая все-таки икона попала на Пиренейский полуостров из США?

Единственно, что можно сказать почти с уверенностью, – оклад иконы, висевшей в Фатиме, был подлинный. Это подтверждают и заключения специалистов об «английской» иконе, и описания португальского журналиста того образа, что он видел у себя на родине («в дорогом золотом окладе, украшенном драгоценными камнями»).

Не так давно в Россию вернулась Казанская икона Божией Матери. Специальный самолет из Ватикана с делегацией римско-католической церкви привез ее в нашу страну. 28 августа 2004 г. православную святыню передали Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II в Успенском соборе Кремля. Секретарь по межхристианским отношениям Московского патриархата Игорь Выжанов так прокомментировал это событие: «Этот образ – один из списков чудотворной иконы, который был сделан в XVIII в., а в 1920-е годы был вывезен из России, как и многие церковные ценности, и мы благодарны Ватикану за справедливый акт доброй воли».

По материалам Н. Кривцова

 

Безвестный предшественник Алексея Маресьева

В знаменитой «Повести о настоящем человеке» Бориса Полевого есть такой эпизод. Герой ее, летчик-истребитель Алексей Мересъев (как известно, прообразом его был Герой Советского Союза Алексей Маресьев) с ампутированными ногами лежит в госпитале. Сосед по палате – комиссар – приносит летчику старый журнал с рассказом о русском авиаторе Карповиче, который еще во время Первой мировой войны, потеряв ногу, научился летать с протезом, вернулся в строй и был награжден за свои подвиги офицерским Георгиевским крестом.

Не ясно, знал ли писатель Полевой (Кампов) настоящую фамилию предшественника Алексея Маресьева, но даже если и знал, то не мог бы его назвать, поскольку этот человек в 1917 г. покинул Россию.

Александр Николаевич Прокофьев-Северский – предшественник Алексея Маресьева

Александр Николаевич Прокофьев-Северский – вот как его звали. Он родился в Петербурге в 1894 г. Его отец Николай Георгиевич Прокофьев был популярным артистом оперетты и носил сценический псевдоним Северский. В 1906 г. Николай Георгиевич основал в Петербурге театр «веселого жанра» и являлся его директором, режиссером и актером. Современники восхищались игрой и пением Николая Северского. И вот этот «артист Божьей милостью», как писала о нем одна театральная газета, вдруг покинул сцену, закончил Гатчинскую летную школу и стал авиатором.

Два его сына, Георгий и Александр, тоже увлеклись авиацией и тоже стали летчиками.

В мае 1915 г. Александр Николаевич совершил первый самостоятельный полет.

Служить морскому военному летчику довелось на острове Эзель (Сааремаа) в Балтийском море.

Не раз пилоту приходилось участвовать в воздушных боях. Во время одного из таких вылетов летом 1915 г. и случилась трагедия. Уже начинало смеркаться, когда на Эзельскую базу гидропланов пришло сообщение о том, что в бухте Лео замечены немецкие подводные лодки. В этот момент только машина мичмана Прокофьева-Северского была в полной готовности, и авиатор вместе с механиком вылетели на боевое задание. С собой взяли две полупудовые бомбы.

Быстро долетели до бухты, тщательно обшарили ее сверху, но подлодок не обнаружили. Решили возвращаться обратно, и вскоре уже были на подлете к базе. Увидели сигнальный костер, специально разведенный на берегу, и маленькие фигурки людей. Несмотря на темноту, Прокофьев-Северский уверенно посадил свою летающую лодку на воду. Легкий удар, и в этот миг грянул сильнейший взрыв – рванула бомба, находившаяся в кабине механика!

Механика буквально разорвало на куски, а летчика страшный взрыв взметнул из кабины вверх и бросил в море. Летчик вынырнул на поверхность, захлебываясь и теряя силы. Его удивило, что совсем не чувствует правую ногу, и понял, что с ней беда…

Вскоре подошел катер с авиабазы. На автомобиле его доставили в Аренсбург, затем пароходом переправили в Ревель (Таллин), а оттуда – в Кронштадт. Там Прокофьеву-Северскому сделали операцию – отняли ногу немного ниже колена.

Александру Николаевичу приладили протез. За те долгие дни, пока он привыкал к своей искусственной ноге, его не покидала мысль о возвращении в авиацию. Он начал усиленно заниматься гимнастикой, играть в гольф, плавать, кататься на коньках и даже… танцевать. Друзья-авиаторы иногда брали его с собой в воздух, но о самостоятельных полетах летчика авиационное начальство и слушать не хотело. Нигде в мире не было еще такого случая, чтобы одноногий человек управлял самолетом.

Однако со службы летчика не уволили и оставили в наземной должности – приемщиком новых гидропланов. И вот однажды проходил смотр новых самолетов. Собрались высшие чины. В небо поднялась очередная машина и начала выделывать головокружительные фигуры высшего пилотажа. Когда же самолет приземлился, все увидели… летчика на протезе – Прокофьева-Северского! Оказалось, что в самолет он забрался самовольно, за что ему грозило разжалование и военно-полевой суд.

Но об этом деле доложили царю. Отвагу летчика-инвалида Николай II оценил по достоинству. Он простил авиатора и, более того, разрешил ему продолжать летать в боевой авиации!

Прокофьев-Северский не только летал, но и бесстрашно сражался. Однажды его бой с немецкими аэропланами длился около двух часов! Летчик сумел подбить четыре вражеские машины. За этот подвиг мичман получил чин лейтенанта и Золотое оружие. Всего же в течение войны герой совершил 57 боевых вылетов и сбил 13 вражеских самолетов. За смелость и победы авиатор удостоился ордена Святого Георгия IV степени.

Когда выдавалось свободное время, Александр Николаевич изобретал и мастерил. Он придумал оригинальное колесно-лыжное шасси для истребителей, удачный бомбардировочный прицел, разработал устройство для дозаправки самолетов в воздухе.

В 23 года летчик стал командовать истребительной авиацией Балтийского флота.

Герой-летчик добрался до Соединенных Штатов… Там Александр Николаевич вернулся к изобретательству и организовал фирму, занявшуюся конструированием самолетов.

Александр Северский дожил до 80 лет и скончался в августе 1974 г. в Нью-Йорке. И после смерти имя замечательного летчика и авиаконструктора в нашей стране еще долго оставалось запретным…

 

Так кто же убил Распутина?

Широко распространена версия, что Распутина устранили русские аристократы, озабоченные дурным влиянием старца на царскую семью. Однако французский историк Ален Деко придерживается версии, что убийство Распутина инспирировано британской разведкой.

Напомним вкратце события трагической ночи с 16 на 17 декабря (по старому стилю) 1916 г. Заговорщики – великий князь Дмитрий Павлович, Юсупов, Пуришкевич, поручик Сухотин и доктор Лазаверт – решили отравить старца цианистым калием. Под предлогом знакомства с женой князя – Ириной, племянницей царя и одной из первых красавиц столицы, они заманили Распутина во дворец Юсупова.

Доктор Лазаверт начинил ядом пирожные и насыпал его в рюмки с вином. Затем он переоделся в костюм водителя.

Шофер Лазаверт и Феликс Юсупов сели в машину Пуришкевича. Это был 6-цилиндровый «Нейпир» с двигателем мощностью в 35 л. с., корпусом типа «Кароссери» и брезентовым верхом. В целях конспирации Лазаверт перекрасил машину из защитного цвета в белый.

Распутина привезли во дворец князя и провели в подвальное помещение. Юсупов сказал старцу, что жена сейчас принимает гостей на первом этаже и, когда их проводит, спустится в подвал. На самом деле на первом этаже находились остальные заговорщики, а Ирины в это время вообще не было в городе.

Григорий Распутин с офицерами. 1910-е гг.

Хозяин предложил гостю отравленные пирожные. Распутин съел все шесть и ничего не почувствовал. Князь был поражен: яд, которого могло хватить на 20 человек, не подействовал! Затем старец выпил две рюмки вина с цианистым калием, и снова безрезультатно!

Потрясенный Юсупов под каким-то предлогом вышел из подвала к сообщникам и сказал, что яд не действует. Посовещавшись, все решили, что Юсупов должен убить старца из револьвера. Вернувшись в подвал, князь так и сделал. Но перед этим Распутин выпил третью рюмку отравленного вина и остался жив.

После выстрела заговорщики прибежали в подвал. Доктор констатировал смерть Распутина.

Неожиданно Распутин ожил, едва не задушил Юсупова и выбежал во двор. Пуришкевич погнался за ним, стреляя из револьвера. Лишь третья и четвертая пули попали в цель. Тело Распутина затащили в подвал, и там князь, утративший самообладание, стал бить мертвеца гантелью.

Труп сбросили с Петровского моста на Малой Невке. Впопыхах убийцы забыли привязать к телу приготовленные гири, они полетели в реку вслед за покойником.

По дороге от моста автомобиль трижды останавливался из-за неисправностей двигателя. Дмитрий Павлович недоумевал: совершенно новая машина, до сих пор работавшая безотказно, вдруг начала ломаться!

Все неудачи, включая и неисправность автомобиля, заговорщики истолковали как происки черной силы, исходившей от Распутина, и радовались, что он уже мертв.

В 60-х гг. XX в. на Западе большим успехом пользовался фильм «Я убил Распутина», который советский зритель не увидел. Одним из авторов сценария был известный французский писатель и историк Ален Деко. Собирая материалы для фильма, Деко узнал, что князь Юсупов, будучи в преклонном возрасте, проживал тогда в Париже на улице Пьер Гуерен вместе с женой Ириной.

Деко узнал от Юсупова много интересного. Но самым любопытным Деко показалось то, что во французской столице, в том же XVI округе на бульваре Фландрен, жил еще один участник заговора – доктор Лазаверт. Он вел замкнутый образ жизни и не общался с журналистами. Лазаверт тоже написал воспоминания, но они так и не были опубликованы. С большим трудом Деко удалось ознакомиться с рукописью, и известные всем события вдруг предстали в совершенно неожиданном ракурсе.

Оказывается, Лазаверт имел все основания «не светиться». На самом деле Лазаверт являлся британцем Верноном Келли, капитаном, близким другом молодого Уинстона Черчилля и опытным разведчиком. В 1912 г. его направили в Санкт-Петербург для сбора информации о позиции России в ожидавшемся конфликте с Германией.

Под именем доктора Лазаверта Келли втерся в доверие ко многим высокопоставленным людям в России. Келли решил, что Распутин состоит в «германской» партии и с учетом его влияния на царскую семью представляет угрозу для британских интересов.

В результате хорошо спланированной британской разведкой интриги заговор был подготовлен. Русские участники в нем были лишь исполнителями. Для надежности к ним приставили доктора Лазаверта, который вызвался отравить губителя России.

После убийства сообщники обвинили Лазаверта в том, что яд не подействовал на Распутина.

Мысль о своей неудаче преследовала Келли многие годы. Сразу после убийства он и Пуришкевич выехали на фронт. Там они дали небольшую дозу оставшегося яда раненой лошади. Эффект был мгновенным. Тогда почему же яд не повлиял на старца?

Келли впоследствии все-таки нашел объяснение. Яд не оказал воздействия по ряду причин. В ту роковую ночь в Петрограде было 3° мороза, что с учетом высокой влажности привело к снижению активности яда. К тому же пирожные были посыпаны сахаром, который преобразовал отраву в безвредный состав, да и яд был смесью цианистого калия с курарином, что также снижало его эффективность. Кроме того, Распутин регулярно принимал противоядие, которое давал ему доктор Бадмаев.

По материалам М. Азарова

 

Золото генерала Самсонова

Русская армия вступила в Восточную Пруссию 4 августа 1914 г. Вступила, не подготовившись как следует. Союзники-французы умоляли: спасите Париж! Русское командование приняло решение ударить прямо на Кенигсберг.

Германских войск в Восточной Пруссии было в полтора раза больше, чем в наступавших русских армиях. Однако первые же бои принесли немцам поражение. Победа русских под Гумбиненом повергла в панику кайзера и заставила приостановить наступление на Париж. Но союзники буквально давили на русскую Ставку: «Продолжайте наступление, гоните немцев!»

Оторвавшись от тылов, оставшись без обозов с продовольствием и боеприпасами, армия генерал-лейтенанта А.В. Самсонова все больше углублялась в заболоченные леса. Железная дорога проходила неподалеку, но узкая немецкая колея не могла принять российские вагоны со снарядами и пополнением. Эшелоны так и стояли на границе, прочно заблокировав все пути на станции Млава.

Без боеприпасов и пополнения, без продовольствия, окруженные со всех сторон, войска генерала Самсонова продолжали сражаться. Были предприняты отчаянные попытки прорваться к своим, но немногим это удалось.

В группе, с которой пробивался к своим командующий армией, находились генерал Лебедев, полковник Вялов, несколько офицеров и солдат. 29 августа 1914 г. они оказались в болотистой местности неподалеку от городка Вельбарк. Все шли пешком. В группе была лишь одна повозка – в ней, укрытый брезентом, находился тяжелый металлический ящик – казна Второй армии, составлявшая почти 300 тыс. руб. золотом, и ордена из золота и серебра. Из окружения вышли 31 августа в районе Остроленки. Но среди спасшихся командующего армией не оказалось.

По-разному описывают очевидцы его судьбу. Один из офицеров в своих воспоминаниях утверждал, что генерал погиб от разрыва снаряда, другой – что, мучимый приступом астмы, он ночью отошел от своих спутников и застрелился. Правды о последних минутах генерала Самсонова мы, наверное, не узнаем никогда…

В реляции о разгроме армии Самсонова кайзеровское командование среди захваченных трофеев упомянуло 22 знамени и 32 тыс. руб. золотом. Казна Второй армии была ровно в 10 раз больше. Сразу же возник вопрос: куда она девалась? Ее поиски предпринимали несколько раз.

Генерал Александр Васильевич Самсонов

В 60-х гг. в этих местах появились вооруженные современными металлоискателями польские офицеры-саперы. Их сопровождал пожилой человек – по его словам, возница той самой брички, на которой везли металлический сундук с золотом. Он утверждал, что якобы генерал Самсонов лично приказал ему вывезти из окружения ценный груз. Возница с охраной начал выполнять приказ, но при переезде через какой-то ручей повозка увязла, и усталые лошади никак не могли сдвинуть ее с места. Тогда решили выкопать яму и спрятать сокровище.

Свыше недели провели на полигоне приезжие, но, кроме осколков снарядов, исковерканного оружия, ничего не нашли. Хотя поиски и не увенчались успехом, весть о них разнеслась среди окрестных жителей. Все чаще появлялись в лесу люди, снабженные заостренными металлическими прутьями, и прощупывали каждый бугорок.

К слову, золото в этих местах все же находят. Попадалось оно солдатам, рывшим окопы на полигоне, несколько раз плуг крестьян выворачивал из борозды пару золотых монет, а однажды обнаружили сверток, в котором находился золотой Георгиевский крест. Но это – не то золото. Монеты могли быть и потеряны, и закопаны русскими солдатами, чтобы не достались немцам.

Один из русских офицеров, сопровождавших повозку с казной, писал в своих мемуарах, что сундук они зарыли в тени огромного дуба. Легенда гласит, что 30 августа, ровно в полдень, тень от самой большой ветви старого дуба покажет место, где надо искать клад…

 

Укрощение цеппелинов

Зарубежные издания, посвященные Первой мировой войне, буквально напичканы фотографиями, на которых изображены разрушенные цеппелинами западные города. Считается, что немецкие дирижабли разбойничали в небе Франции, Бельгии и Великобритании, а над Россией они появлялись эпизодически. Это не так.

По германскому плану мобилизации, для Восточного фронта предназначалось всего 3 дирижабля: Z-5 с базой в Познани, SL-2 – в Лигнитце, Z-4 – в Кенигсберге. Так как на Восточный фронт прибывали новые дирижабли, то в ходе войны были построены их новые базы в Алленштейне, Тори-Найденбурге, Шнейдемюлле, Ковно, Ямболи, Лодзи и Варшаве.

Следует отдать должное немцам. Если в мирное время один цеппелин строился от года до двух с половиной лет, то в военное время цеппелин новой конструкции выпускался за 6 месяцев, а цеппелин однотипной конструкции – всего за один месяц. За время войны в Германии было построено 120 таких дирижаблей! Соответственно выросли и их характеристики.

В ночь на 8 августа 1914 г. в небе России появился первый неприятельский дирижабль. Это был Z-5 (LZ-20). В течение августа он летал в районе Влоцлавска, Плоцка, Кутно, Лодзи, Плонска и Новогеоргиевска. Экипаж Z-5 вел разведку, разбрасывал листовки и штурмовал русскую кавалерию.

В августе немецкие дирижабли весьма активно стали бомбить русские города, железнодорожные ветки, войсковые обозы и т. п. Были отмечены и ночные бомбардировки. Причем для поиска целей немцы использовали прожектора. Следует уточнить, что в начале Первой мировой войны это были не массированные бомбардировки, как в годы Второй мировой войны, и не ковровые бомбардировки, как в 1963–1975 гг. во Вьетнаме.

В конце сентября над русским передовым госпиталем показался немецкий дирижабль. Тогда еще строго соблюдались правила Красного Креста. Госпиталя не обстреливались, в них лечились как свои, так и неприятельские солдаты. На крыше госпитального барака был вывешен флаг Красного Креста. Несмотря на это, из цеппелина на госпиталь были сброшены бомбы. В результате несколько русских и немецких солдат было убито, а часть госпиталя разрушена. «Хулиганством» назвали эту акцию русские газеты. Цеппелины грешили бомбардировкой госпиталей и на Западном фронте. Так 13 августа 1914 г. в Антверпене бомбой из немецкого дирижабля была разрушена часть госпиталя Св. Елизаветы. Над этим госпиталем также развевался флаг Красного Креста.

13 сентября посыпались бомбы на Варшаву. Чуть позже «немецкая сигара» появилась и над Ригой. В конце сентября во время боев под Осовцом немцы не ограничились бомбардировкой крепости. Бомбы из цеппелинов падали на поля, где крестьяне убирали картофель.

Цеппелины всегда проявляли активность перед наступлением немецких войск.

В 1915 г. уже стало ясно, что цеппелины не оправдали возлагавшихся на них надежд. Действия цеппелинов на Восточном фронте затруднялись спецификой погоды в этом регионе, обилием лесов и неровностей земной поверхности. Развивалась и противовоздушная оборона русских войск. Тем не менее налеты цеппелинов на нашу территорию не прекратились. Наоборот, их число увеличилось, а дальность полета и бомбовая нагрузка возросла.

География налетов расширялась. Увеличивался и ущерб от бомбардировок. Например, в Вильне дирижабль повредил состав со снарядами. И это в то время, когда в русской армии был большой дефицит снарядов, а двумя винтовками было вооружено 5 солдат.

За 6 полетов с 20 июля по 11 августа Z-12 сбросил 8400 кг бомб. В ночь на 11 августа на Брест-Литовск совершил налет самый мощный тогда цеппелин – LZ-49 (LZ-79). Он сбросил на железнодорожный вокзал 1200 кг бомб. Затем дирижабль направился на Ковель, здесь он сбросил 300 кг бомб и вернулся на свою базу. За 17 ч полета SL-49 прошел 1350 км. Его целями были тыловые железнодорожные узлы Брест, Лунинец, Злобинка. Летом 1915 г. дирижабль SL-4 в рижском заливе вместе с судами немецкого флота проводил совместные операции против русских моряков. Отличился он бомбардировкой Балтийского порта.

Минску много доставалось от германских дирижаблей. Там находился штаб Восточного фронта. Весной 1916 г. генерал Лебедев направил в Петроград телеграмму, где просил «…хотя бы одну змейковую станцию (привязной аэростат. – Авт.) для осуществления мер по борьбе с налетами цеппелинов».

Такая активность немецких дирижаблей не могла остаться безнаказанной. Следует сказать, что за время войны было уничтожено 26 немецких сухопутных цеппелинов. Из них 17 сбито противовоздушным огнем, 1 сгорел в эллинге, 1 погиб во время шторма на море, 1 не вернулся с боевого полета и 6 погибло от несчастных случаев. Потери морских цеппелинов за время войны составили 53 аппарата. Из этого числа 23 было уничтожено противовоздушным огнем, 13 погибло в неблагоприятную погоду, 12 сгорело в эллинге, 4 погибло от удара молнии и 1 погиб от невыясненной причины.

В 1915 г. на Восточный фронт прибыли дирижабли LZ-17 «Саксония» (Алленштейн), Z-11 (LZ-30) – в Познань, LZ-34 – в Лигнитц. LZ-34 бомбил Гродно и Ковно. 21 июня 1915 г. огнем русской артиллерии он был подбит и получил значительные повреждения. Экипаж совершил вынужденную посадку около Инстербурга. При наземных маневрах LZ-34 сорвался и полетел без людей. Опустился он в Германии около Бишофсбурга, где и сгорел.

В 1915 г. по Российской императорской армии был издан приказ, в котором было сказано, что за сбитый цеппелин военнослужащие будут награждаться Георгиевским крестом и крупной денежной премией. Теперь, когда на позициях появлялся немецкий дирижабль, солдаты не прятались, а встречали его дружным огнем. Офицеры тыловых частей палили по дирижаблям даже из револьверов.

Летом 1917 г. на замену выбывшим из строя цеппелинам из Западного фронта прибыли Z-12 (EZ-26) – в Алленштейн и EZ-39 – в Шнейдемюль.

Эффективность применения EZ-39 была малой. Для увеличения дальности полета экипаж брал больше горючего в ущерб количеству бомб. Его целями были Варшава, Новоминск, Новогеоргиевск и Ровно. 17 декабря 1915 г. дирижабль был так поврежден русской артиллерией, что его корпус стал в воздухе почти перпендикулярно земной поверхности,

До февраля 1916 г. EZ-56 совершал налеты на Двинск. За один рейс он сбрасывал на город 3500 кг бомб. В середине февраля дирижабль был переведен в эллинг под Ковно. Но так как была намечена бомбардировка Петрограда, то в Ковно был переведен более мощный цеппелин EZ-68 (EZ-98). EZ-56 был отправлен на Западный фронт. Там 4 сентября 1916 г., во время полета у него оторвалась часть гондол. Случилось это на небольшой высоте, часть экипажа осталась жива.

EZ-68 31 января 1917 г. пытался долететь до Петрограда, но потерпел неудачу. В дальнейшем он использовался для морской разведки, совершил 15 полетов и прошел в общей сложности 11 982 км. В августе 1917 г. дирижабль был разобран.

27 июля 1916 г. капитан Вобезер во 2-й раз направил дирижабль SE-10 на Севастополь. Но из бомбардировочного полета этот дирижабль не вернулся. Он погиб от невыясненной причины в Черном море при возвращении домой. Вероятно, над Севастополем SE-10 от огня артиллерии получил повреждения, шторм над морем довершил работу русских моряков.

Специально для бомбардировок Петрограда на Восточный фронт прибыли самые современные тогда цеппелины EZ-57 (EZ-87), EZ-62 (Г-30), EZ-73 (EZ-103), LZ-75 (L-37) – июнь 1916 г. – февраль 1917 г. в Кенигсберг, а также в это же время, но на другие базы LZ-81 (LZ-111), LZ-83 (LZ-113), LZ-84 (L-38), LZ-90 (LZ-120). В силу погодных условий и, главным образом, в создании русскими войсками плотной противовоздушной обороны в районе Прибалтики, – до Петрограда эти дирижабли не долетели. Русская столица, единственная из столиц союзников, так и осталась непокоренной для немецких дирижаблей.

После бомбардировки Млады Z-5 полетел на северо-запад. По дороге цеппелин обнаружил кавалерийскую бригаду, которая вместе с конной батареей следовала походным порядком. На большой скорости дирижабль пошел в атаку на кавалеристов, обстреливая их из пулеметов. Но самые лучшие в мире немецкие дирижаблисты не учли одного: русские артиллеристы также были лучшими в мире. Батарея моментально развернулась и открыла по дирижаблю огонь.

Когда подбитый дирижабль отходил к немецкой границе, батарея быстро свернулась, обскакала рощу и снова открыла огонь по дирижаблю. Дирижабль также сбросил на батарею бомбу и обстрелял ее из пулеметов. С новой позиции по Z-5 был сделан только один залп. У него оказались разбитыми двигатели и ветер стал сносить его на юг, обратно в Россию. Батарея прискакала на первоначальную позицию и окончательно добила дирижабль.

История с Z-5 имеет свое продолжение. Винтомоторная группа дирижабля была доставлена в Офицерскую воздухоплавательную школу. Здесь моторы были изучены и переданы в секретную лабораторию, которой руководил капитан Н. Лебеденко. Он вместе со своими помощниками А. Микулиным и Б. Стечкиным – будущими академиками – установил их в 1915 г. на боевую колесную машину. Эта машина оказалась третьим по счету проектом танка, который был реализован. Некоторые части танка Н. Лебеденко зимой 1996 г. были найдены в подмосковном лесу. В 1915 г. Александр Микулин перестроил двигатели цеппелина. Они стали мощнее, а 20-летний конструктор получил первый опыт в двигателестроении. Впоследствии Александр Александрович сконструировал первый советский авиационный двигатель. Его моторы стояли на самолетах АНТ-25, ТБ-3, МиГ-3, Пе-8, Ил-2, Ил-10, Ту-104.

1 августа 1915 г. над крепостью Усть-Двинск показался немецкий цеппелин. Дирижабль сопровождало несколько аэропланов. После бомбардировки крепости дирижабль направился к Риге. Как только до русских летчиков, которые дислоцировались недалеко от крепости, дошла информация о цеппелине, они, захватив зажигательные снаряды, стрелы и зарядив пулеметы, бросились к дирижаблю. Три летчика направились по разным направлениям, пытаясь подкараулить цеппелин. Дежурство над морем продолжалось всю ночь. Но цеппелин так и не показался.

На рассвете летчики приземлились и едва отправились на отдых, как было получено известие, что к крепости на большой высоте продвигается немецкий дирижабль. В 7 ч. 30 мин. так и не отдохнувшие летчики снова взмыли в небо. В кильватерной колонне они бросились наперерез цеппелину. Дирижабль уже подошел к Усть-

Двинску, и его экипаж, видимо, не ожидал такого развития событий. Дирижабль резко повернул на север и стал удирать в море. В море он освободился от бомб.

Авиатор Ягелло продолжал преследовать цеппелин. Этот воздушный бой был совершенно новой формой применения авиации для русских летчиков. То был очень смелый бой: на русском аэроплане был один пулемет, а на дирижабле – шесть. Экипаж самолета состоял из двух человек. То есть можно представить, как мощный воздушный дредноут-дирижабль огрызается плотным пулеметным огнем, а вокруг него кружится маленький юркий аэроплан.

Наши артиллеристы, моряки и летчики стали достойными их противниками. Мы вправе гордиться тем, что они укротили грозные в годы Первой мировой войны цеппелины. Достойно сожаления только то, что эта победа оказалась забытой.

По материалам М. Павлушенко

 

«Постарайтесь убрать “Марию”»

До сих пор умы историков и иных специалистов будоражит трагическая гибель в 1916 г. одного из сильнейших боевых российских судов – черноморского линейного корабля «Императрица Мария».

После многочисленных конкурсов и экспертиз честь постройки первого линкора на Черном море была предоставлена судостроительному акционерному обществу «Руссуд» в г. Николаеве.

11 июня 1911 г. одновременно с церемонией официальной закладки новый корабль был зачислен в состав российского императорского флота под названием «Императрица Мария».

Уже через несколько месяцев после прихода в главную базу – Севастополь «Мария» принимает активное участие в боевых операциях против германо-турецкого флота. На линкоре держит флаг командующий Черноморским флотом адмирал Александр Колчак. Залпы орудий главного калибра быстроходного линейного корабля, а также ввод в строй однотипного корабля – «Екатерина Великая» положили конец наглым действиям германских крейсеров.

Особенно возросла нагрузка на линкоры во второй половине 1916 г. Только за июнь – октябрь совершено 24 боевых похода. Это была тяжелая, но весьма эффективная служба. Боевая деятельность противника была скована действиями «Императрицы Марии» и «Екатерины Великой».

Но… ранним утром 7 октября 1916 г. в 00 ч. 20 мин. на стоявшем в Северной бухте Севастополя линейном корабле «Императрица Мария» гремит взрыв. Затем в течение 48 мин. – еще 15 взрывов. Корабль начинает крениться на правый борт и, перевернувшись, тонет. Русский военный флот потерял в то утро 217 моряков и сильнейший боевой корабль.

Трагедия потрясла всю Россию. Выяснением причин гибели линкора занялась комиссия Морского министерства.

Линкор «Императрица Мария»

Однако после рассмотрения всех версий комиссия заключила, что «прийти к точному и доказательно обоснованному выводу не представляется возможным».

Сразу же после гибели линкора жандармским управлением в Севастополе развертывается бурная деятельность – производятся обыски на квартирах и аресты 47 подозреваемых в причастности к взрыву лиц. Через неделю после трагических событий Редлов, используя поступившие к нему от агентуры данные, в письме на имя начальника штаба командующего Черноморским флотом приводит возможные версии причин взрыва, не исключая при этом, что корабль был взорван шпионами.

Новые документы уже из архивов советской контрразведки свидетельствуют о пристальном внимании к «Императрице Марии» и другим кораблям Черноморского флота военной разведки главного противника России в Первой мировой войне – Германии. Вполне возможно, что лица, о которых пойдет речь, имели отношение и к гибели корабля.

В 1933 г. органами ОГПУ Украины в крупном судостроительном центре страны Николаеве была разоблачена резидентура немецкой разведки, действовавшая под прикрытием торговой фирмы «Контроль-К», возглавляемой Виктором Эдуардовичем Берманом, 1883 г. рождения, уроженцем города Херсона, проживавшим в Николаеве.

Сам Берман являлся разведчиком со стажем. На допросе он рассказывал: «Шпионской деятельностью я стал заниматься в 1908 г. (именно с этого периода начинается осуществление новой морской программы России. – Авт.) в Николаеве, работая на заводе “Наваль” в отделе морских машин».

Особый его интерес вызвал электрик Сгибнев. Он отвечал за работы по оборудованию временного освещения строящихся на «Руссуде» военных кораблей, в том числе и «Императрицы Марии». В 1933 г. в ходе следствия Сгибнев показал, что Бермана очень интересовала схема артиллерийских башен дредноутов. А ведь первый взрыв на линкоре «Императрица Мария» раздался именно под носовой артиллерийской башней.

Но вернемся к взрыву на «Марии». В этот период Берман был депортирован и организовать взрыв не мог. Но в Николаеве и Севастополе была оставлена хорошо подготовленная разведсеть.

…Матросы говорят о том, что рабочие по проводке электричества, бывшие на корабле накануне взрыва, до 10 ч. вечера могли что-нибудь учинить и со злым умыслом, так как рабочие при входе на корабль совершенно не осматривались и работали также без досмотра. Интересны сведения закордонного агента петроградского департамента полиции, выступавшего под псевдонимом Александров, Ленин и Шарль. Его настоящее имя Бенциан Долин.

В период Первой мировой войны Долин, как и многие другие агенты политической полиции, был переориентирован на работу в области внешней контрразведки. В результате проведенных оперативных комбинаций Шарль вышел на контакт с немецкой военной разведкой и получил задание вывести из строя «Императрицу Марию».

Что заставило линейный корабль «Императрица Мария» погрузиться в воды Черного моря, до сих пор остается загадкой.

По материалам А. Черепкова, А. Шишкина («Независимое военное обозрение»)

 

Голова таинственного монгола

В Петербурге, в знаменитой Кунсткамере, основанной еще Петром Первым, в простом аквариуме, наполненном формалином, хранится экспонат № 3394, который никогда не выставлялся и вряд ли когда-нибудь будет выставлен. В реестре он скромно обозначен как «Голова монгола».

Это голова человека, происхождение и обстоятельства жизни которого темны, а таинственное влияние, оказанное им на соотечественников, огромно. Почти полвека будоражил он монгольскую Степь, вселяя веру и ужас в кочевников. Даже имя его неизвестно в точности. Называли его Джа-лама, или Дамбижанцан.

Еще при жизни он был признан святым, а сам себя объявил потомком легендарного ойратского князя XVIII в. Амурсаны, прославившегося в борьбе против маньчжурско-китайского засилья. Но главное – Джа-лама словом и делом убеждал всех, что является земным воплощением ужасного Махакалы, «Великого черного», одного из буддийских божеств. Этого грозного защитника «желтой веры» ламы-иконописцы всегда изображали с ножом или мечом на фоне очищающего огня, готовым впиться в сердце врага веры и выпить его еще неостывшую кровь. Махакала не просто побеждает Зло, но испытывает блаженство при виде смертных мук носителя Зла. Страшная участь ждала и того, кто смел усомниться в святости Джа-ламы.

Наибольшую известность как бесстрашный воин Джа-лама приобрел в 1912 г., после знаменитого штурма города-крепости Кобдо с засевшими в нем китайцами. Он был одним из руководителей этого сражения, и по его приказу на неприступные стены погнали собранных по Степи старых верблюдов с привязанным сзади и подожженным хворостом. Именно это внесло панику в ряды защищавшего Кобдо гарнизона и позволило монголам ворваться в город.

По некоторым сведениям, Джа-лама был калмыком Астраханской губернии. Во всяком случае, Россия считала его своим подданным, что и послужило поводом для ареста в феврале 1914 г. и препровождения его в тюрьму и ссылку. Одним из доказательств зверств Джа-ламы называют тулум – снятую аккуратно, «мешком», кожу человека, хранившуюся в его юрте для ритуальных целей.

В 1917 г., принесшем Российской империи революционные катаклизмы, некому стало «надзирать» за Джа-ламой, и он снова пробрался в Западную Монголию, в Степь.

Смерть ламы

О гипнотической силе его ходили легенды. Одну из них приводит в своей книге, опубликованной в Лондоне в 1936 г., бывший военнопленный венгр Йозеф Гелета, техник, работавший в 1920–1929 гг. в Монголии. Вот как бежавший из России Джа-лама «справился» с отрядом казаков, преследовавших его. Оглянулся беглец: позади – погоня, впереди – озеро. Жители небольшого кочевья, наблюдавшие эту сцену, ожидали, что его вот-вот схватят. Но Джа-лама спокойно встал лицом к погоне, пристально глядя на казаков. И произошло удивительное: казаки на полном скаку стали разворачиваться и с криками: «Он там!» – понеслись объезжать озеро, а затем стали натыкаться друг на друга и колоть пиками, думая, что поражают беглеца…

Последние годы своей бурной жизни Джа-лама провел в городе-крепости, возведенном среди пустыни Гоби, – своем городе, который, видимо, намеревался сделать в будущем столицей независимого теократического государства в Западной Монголии. В планы его входило и строительство новых буддийских храмов. А пока он промышлял грабежом торговых караванов, пересекающих пустыню. Все это, конечно, никак не могло устроить красное правительство в Урге.

Ему было послано подложное письмо о том, что правительство в Урге нуждается в его содействии и приглашает занять пост «уполномоченного сайда» (министра, сановника) в Западной Монголии. И Джа-лама согласился принять в своей ставке «представителей» с якобы выданной ему утвержденной печатью. И там он был убит с максимальным коварством – во время молитвы и благословения.

Проклятие головы

Как известно из мемуаров, Джа-лама обладал мстительной памятью – человек, вызвавший его гнев, мог считать себя погибшим. Некое проклятие будто преследовало и некоторых людей, кто так или иначе был связан с судьбой Джа-ламы или имел дело непосредственно с Головой. Так в тот день, когда Голова, как бесценный трофей, прибыла на пике к зданию правительства в Урге, скончался «главком монгольской революции» товарищ Сухэ-Батор (более того, молва утверждает: как только всадник привез Голову, Сухэ-Батор умер).

В 1937 г. как «агент японской разведки» был расстрелян в Ленинграде монголовед В.А. Казакевич, разыскавший Голову в Урге и полулегально привезший ее в Россию.

В 1943 г. в лагерях умер человек, хорошо знавший Джа-ламу, переписывавшийся с ним, когда тот был в ссылке, – русский купец и ученый-практик А.В. Бурдуков, попавший в Монголию в довольно раннем возрасте и отдавший ей многие годы жизни. Бурдукову принадлежат и несколько фотоснимков Джа-ламы, один из которых был опубликован в журнале «Огонек» в 1912 г.

…Закончился XX в. Репрессии, войны и просто годы выкосили всех, кто знал Джа-ламу, когда-либо встречался с ним. Во время ленинградской блокады рушились дома, пострадали многие музеи. От холода, голода и бомбежек гибли люди. Но все эти бурные события Голова мирно пережила в своем аквариуме, как бы взирая с недоброй усмешкой на дела рук человеческих.

 

Мистический Сталин

Деятельности одной из «ярких» политических фигур XX столетия посвящены тысячи книг и прочих публикаций. И тем не менее он остается двуликим Янусом.

Биография «вождя народов» страдает огромными пробелами, которые не позволяют более или менее точно объяснить мотивировку тех или иных его действий и поступков. Первым в этот феномен внес свой весомый вклад Лев Троцкий.

В книге Троцкого «Преступления Сталина» был выстроен набор обвинений Сталину, которые в силу различных политических конъюнктурных соображений время от времени воскресают и на страницах современных отечественных и зарубежных СМИ.

Главным козырем Троцкого в борьбе со Сталиным было так называемое «Завещание Ленина», в котором «Ильич» ставил вопрос о снятии Сталина с поста генсека, ссылаясь на его «грубость». Однако сегодня исследователям достаточно хорошо известно, что в истории с «Завещанием» далеко не все однозначно.

Мистик Георгий Гурджиев

Когда удалось обнаружить шифропереписку между бакинским военным министром Коргановым и центральным Совнаркомом, идущую по линии Баку – Астрахань – Москва, перед глазами предстала остросюжетная драматическая картина последних дней существования Бакинской Коммуны. Корганов просил оставить в Баку части Кавказской армии, состоящие «исключительно из русского элемента». Но Троцкий потребовал перевода этих частей в Россию «для борьбы с белочехами», а оборону города осуществлять «с опорой на дашнакские боевые части». Дашнаки предали Шаумяна. В свою очередь Троцкий пытался доказать Ленину, что во всем виновен Сталин, находившийся в то время в Царицыне и «отвечавший за Баку».

В свое время троцкисты что-то искали в Астраханском архиве – то ли пытались уничтожить компрометирующие их деятельность документы, то ли пытались в чем-то уличить Сталина.

Таких таинственных эпизодов в истории советского государства множество.

Все мемуары представителей элиты того времени, изданные как в России, так и за ее пределами, страдают какой-то недосказанностью. Логика беспристрастных рассуждений невольно приводит к одному выводу: официальная идеология была для Сталина и его самого ближайшего окружения всего лишь прикрытием какого-то «мистического злого дна». Даже дочь Сталина Светлана Аллилуева в одном из своих интервью заявила, что ее «отец спутался с темными силами». Что это были за «силы», никто не знает точно. Пожалуй, только известный астролог Павел Глоба решился открыто заявить, что у Сталина якобы был «тайный советник» мистик Георгий Гурджиев.

Формула «тайного советника» сегодня популярна. Она восполняет хоть какой-то пробел в сталинском политическом силлогизме, ибо в противном случае невозможно понять, каким образом «невежественному грузину» удалось переиграть в многоходовых политических комбинациях более именитых и хорошо образованных оппонентов.

 

Александра Блока спасти было невозможно

Есть какая-то роковая закономерность в том, что судьбы русских писателей и поэтов в XX в. складывались особенно трагически. Обстоятельства гибели многих из них до сих пор остаются загадкой. Есенин, Маяковский, Цветаева – не утихают споры о том, была ли их смерть самоубийством или, наоборот, точно просчитанным политическим убийством. Время от времени появляются новые данные об этих тайнах: рассказы очевидцев, всевозможные документальные источники. Однако историкам и литературоведам еще предстоит доказать, являются ли эти сведения умелой подделкой или они правдивы.

Тем не менее «белых» пятен в истории литературы с каждым годом становится меньше. Не так давно была наконец раскрыта тайна смерти Александра Блока. По официальной версии, великий русский поэт скончался в августе 1921 г. от нервного напряжения, цинги и голода. Власти предприняли все, чтобы спасти народного любимца и отправить его на лечение за рубеж, но выездные документы немного опоздали.

Александр Блок в 1919 г.

Народная молва породила совсем другую версию, которая стала наиболее распространенной в период перестройки. Согласно ей, Блок умер от… сифилиса. Известно, что мастера литературы, искусства навещали петербургские бордели, а их в конце XIX в. было около 150. Блока будто бы лечили препаратами ртути, в результате чего произошло заражение всего организма, и поэт скончался в невероятных мучениях.

11 июня, за два месяца до смерти поэта, Луначарский писал Ленину: «Александр Блок, в течение всех этих четырех лет державшийся вполне лояльно к Советской власти и написавший ряд сочинений, учтенных за границей, как явно симпатизирующих Октябрьской революции, в настоящее время заболел нервным расстройством. По мнению врачей и друзей, единственной возможностью поправить его является временный отпуск в Финляндию». Ленин попросил В.Р. Менжинского, в то время члена Президиума ВЧК, составить отзыв на письмо. Ответ Менжинского был категоричен: «По-моему, выпускать его не стоит, а устроить Блоку хорошие условия где-нибудь в санатории».

Возникает вопрос, если бы Блока вовремя отпустили за границу, можно ли было за два или три месяца спасти его от гибели? Недавно петербургский врач Людмила Андреевна Батурина сделала сенсационный вывод об истинной причине смерти русского поэта. Оказалось, что Блок страдал септическим эндокардитом (инфекционное поражение сердечной мышцы). Болезнь достигла последней стадии, и спасти его было невозможно. Следовательно, о сифилисе и сумасшествии в последние дни Александра Александровича не может быть и речи. Умер поэт в полном сознании.

Подготовлено А. Монастырской по материалам статьи М. Бекетова «Воспоминания об Александре Блоке» («Вестник архива президента Российской Федерации», 1995, № 2)

 

Исчезнувшая казна Азиатской дивизии

Вот уже более 70 лет не поддается разгадке тайна пропавшей казны Азиатской дивизии, одного из легендарных кладов времен Гражданской войны. Молва утверждает, что эти несметные сокровища зарыты где-то в монгольской степи.

Начало этой истории относится к лету 1917 г., когда генерал-майор Роман Федорович Унгерн фон Штернберг отбыл из Петрограда в Забайкалье в качестве эмиссара Керенского, чтобы укрепить среди казаков доверие к Временному правительству Обратно барон не вернулся.

В начале зимы 1920 г. конная Азиатская дивизия, сформированная им из казаков, монголов и бурятов, вторглась в оккупированную китайцами Внешнюю Монголию. Пока растянувшаяся на многие километры армия барона – конница, пехота, артиллерия, обозы – медленно продвигалась по безводной желтой степи, сам он во главе передового отряда вышел к монгольской столице Урге.

Он верил, что с взятием Урги начнется осуществление его грандиозного плана создания собственной империи, которая будет простираться от Тибета до тунгусской тайги.

Будучи дальновидным политиком, барон Унгерн объявил себя защитником желтой веры. И даже торжественно принял ее, пройдя церемонию посвящения в буддистском монастыре.

Он присвоил себе право забирать в казну своей Азиатской дивизии все отбитое у китайцев золото, поскольку это был желтый металл. В числе других трофеев туда попала и метровая статуя Будды из чистого золота. Впрочем, даже не она представляла главную ценность в легендарном кладе барона-буддиста.

Когда позднее ЧК вело розыск казны Азиатской дивизии, ее сотрудники установили интересные факты. Из сохранившихся финансовых документов следовало, причем взятые в плен штабные офицеры Унгерна подтверждали это на допросах, что касса дивизии действительно располагала огромными суммами как в денежной наличности – в основном в золотых монетах русской чеканки и в китайских, серебряных, так и в драгоценных камнях. Но вернемся в 1921 г. Как это ни парадоксально, взятие Урги стало предвестником конца генерал-лейтенанта Романа Федоровича Унгерна.

Против Азиатской дивизии были брошены регулярные части Народно-революционной армии Дальневосточной республики. Началось безостановочное преследование изрядно потрепанной Азиатской дивизии.

То, что дивизионную кассу нужно надежно спрятать, не вызывало сомнений. Вопрос только в том, кому доверить столь ответственную миссию.

Унгерн вызвал к себе подъесаула Ергонова, бурята, командовавшего эскадроном его личного конвоя, и долго инструктировал. Поставленная генералом задача была очень трудной, если вообще выполнимой. Предстояло доставить в Хайлар, а оттуда поездом в Харбин 24 ящика, в каждом из которых было три с половиной пуда золотых монет, а также обитый железом 7-пудовый сундук барона. В случае явной опасности захвата дивизионной казны красными ее следовало надежно укрыть. Для этого Унгерн указал на карте несколько подходящих мест на пути следования.

Когда барон в результате предательства попал к чекистам, он не выдал тайну клада и был расстрелян.

21 июня на территорию суверенной Монголии вступили регулярные части Красной Армии – экспедиционный корпус под командованием Константина Неймана. 6 июля они взяли Ургу. В тот же день туда пожаловало Временное народное правительство, возглавляемое типографским наборщиком Дамидины Сухэ. Через четыре дня монгольский народ узнал, что у него есть «великий вождь Сухэ-батор» и что под его руководством в стране произошла революция.

Сухэ-батору и его команде было обещано, что, как только удастся захватить полевую кассу Азиатской дивизии, часть денег будет передана монгольскому правительству, так сказать, «на обзаведение». По меньшей мере с десяток не афишировавшихся их организаторами экспедиций – монгольских, советских и совместных – занимались в разное время поисками «клада Унгерна». С китайской стороны границы в районе озера Буир-Нур и реки Халхин-Гол тоже колесили по степи вольные кладоискатели из числа русских эмигрантов. Однако успехом никто похвастаться так и не смог.

По случайному стечению обстоятельств к судьбе барона и его сокровищ оказались причастны трое поляков.

Первый – это некий пан Антоний-Фердинанд Оссендовский, «литератор, путешественник, ученый», как значилось на его визитной карточке. В жизни этого человека было много самых невероятных приключений, встреч, событий. В мае 1920 г. он совершил поездку через всю Монголию и был гостем Унгерна. Перед расставанием, по словам Оссендовского, барон вручил ему мешочек с золотыми монетами достоинством 5 и 10 руб.

Барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг

Эти деньги поляк должен был передать жене Унгерна, проживавшей в то время в Пекине. А еще генерал предоставил в его распоряжение свой 6-местный «фиат».

Позднее Оссендовский описал это путешествие в своих мемуарах. Там можно, в частности, прочесть о посещении вместе с Унгерном Гандана – священного города буддистских монахов-лам. Причем барон в присутствии поляка якобы вручил настоятелю завещание и план тайника, в котором спрятаны 1,5 т золота. В завещании было сказано, что, если в течение пятидесяти лет не объявятся законные наследники, все золото должно быть употреблено на распространение ламаизма.

Польский «литератор», очевидно, был тайным эмиссаром спецслужб Антанты, которому поручили посмотреть на месте, что собой представляет новый вожак контрреволюции на Дальнем Востоке и стоит ли вкладывать в него деньги.

Вторым источником является Камиль Гижицкий, ополячившийся татарин из Галиции, которому довелось служить при штабе Азиатской дивизии.

Гижицкому повезло: после разгрома Азиатской дивизии он сумел избежать плена и в конце концов вернулся в Польшу, где в 1929 г. во Львове вышла книга его воспоминаний «По Урянхаю и Монголии». Этот человек из ближайшего окружения Унгерна прямо ничего не говорит о местонахождении клада. Единственное, что он позволяет себе, так это как бы между прочим высказать предположение: искать его следует вблизи озера Буир-Нур, в одной из бесчисленных, заполненных илом и жидкой глиной лощин, которые монголы называют «лагами». Распорядиться, чтобы золото было зарыто в земле, Унгерн не мог, утверждает Гижицкий. Ибо он чтил ламаистские обычаи, которые запрещают копать землю, считающуюся святой.

Если Унгерн доверил Оссендовскому тайну клада, поляк мог сделать свой снимок только по дороге из Урги через Тамсак-Булак и Амгалан в Хайл ар, переправившись через реку Халхин-Гол. Поэтому, говоря об истоках Амура, он имел в виду верховья Аргуни.

Далее, если взять крупномасштабную карту, то на ней видно, что вблизи своего устья Халхин-Гол делится на два рукава: левый впадает в озеро Буир-Нур, правый – в речку Орчун-Гол, соединяющую озера Буир-Нур и Далайнор, а последнее в свою очередь соединено протоком с Аргунью. Так что никаких расхождений между Оссендовским и Гижицким нет. Истоки Амура, о которых говорит первый, и озеро Буир-Нур, относящееся, как указывается в географических справочниках, к бассейну Амура, это одни и те же места.

Наконец, есть еще и третий источник – Казимек Гроховский. По специальности горный инженер? он долгое время занимался разведкой месторождений золота в южной части Барги, вел геологические исследования на востоке Монголии. После Октябрьского переворота осел в Харбине, где в 20-е гг. стал директором гимназии, в которой учились дети поляков.

На основании рассказов лиц, хорошо знавших командира Азиатской дивизии, Гроховский писал, что после нескольких дней пути маленькая группа солдат, сопровождавшая ценности, наткнулась на отряд красных.

Погоня настигала. И вот примерно в 160 км (или в 160 верстках?) к югу от Хайлара, посовещавшись, они решили закопать золото. Но это как раз и будут окрестности озера Буир-Нур.

Площадь района вероятного захоронения «золотого клада Унгерна» составляет около 600 км2. На первый взгляд кажется, что найти его там, пожалуй, потруднее, чем иголку в стоге сена. Однако при использовании современной техники, в частности новейших магнитометров для съемки с воздуха, эта задача вполне может быть решена.

 

В революцию – «под Парвусом»

Во второй декаде октября 1924 г. в «Правде» появился некролог, подписанный Карлом Радеком. Он начинался следующими тщательно обдуманными словами: «В Берлине скончался от удара в возрасте 55лет Гельфанд-Парвус. Молодое поколение знает это имя как имя предателя рабочего класса, как имя не только социал-патриота, но человека, объединяющего в своем лице вдохновителя германской социал-демократии и спекулянта. Но старое поколение революционеров, старое поколение русских социал-демократов и участников рабочего движения Германии помнит Парвуса другим, помнит его как одного из лучших революционных писателей эпохи II Интернационала. Парвус – это часть революционного прошлого рабочего класса, втоптанная в грязь».

Годы учения

Наш герой принадлежал к еврейской общине России, из недр которой вышло немало известных людей, и родился за чертой оседлости в Минской губернии, в местечке Березина; когда – точно неизвестно, но в анкетах будущий Парвус писал впоследствии, что родился 27 августа 1867 г. Отец младенца, нареченного Израилем, Лазарь Гельфанд, был ремесленником – то ли слесарем, то ли кузнецом. Позже Израиль Гельфанд самолично взял себе другое имя – Александр. Сведения о его детстве и юности до крайности скудны. Известно, что после погрома семья Гельфандов перебралась в Одессу. Здесь Израиль учился в местной гимназии, где большое внимание уделялось преподаванию языков, в том числе древних, и классическим дисциплинам.

Чуть ли не каждый гимназист в те далекие поры в России считал своим первейшим общественным долгом быть оппозиционным по отношению к царскому режиму. Вот и Гельфанд уже в 1885 г. дебютировал на поприще служения делу рабочего класса: вместе со своим другом Шаргородским он стал подмастерьем слесаря; и, получив начатки отцовского ремесла, друзья с год кочевали по мастерским – видимо, для ознакомления с настроениями в рабочей среде и «революционной пропаганды». В 1886 г. он оказался за границей, в Швейцарии, постепенно переходя с имени «Израиль» и еврейского вероисповедания на имя «Александр» и атеизм.

Во время своего первого зарубежного вояжа он предавался в основном чтению запрещенной в России литературы, а также пытался вблизи познакомиться с русскими эмигрантскими революционными организациями.

Через некоторое время он оседает в Базеле, где поступает в университет осенью 1888 г. Университетские годы выявили в Гельфанде две черты: колоссальную работоспособность, гармонично сопряженную с самонадеянностью, и органичную антибуржуазность, не отделимую от желания быть богатым.

Первая позволила ему, хотя и не без издержек, пройти путь от новичка до доктора философии, специалиста по вопросам политической экономии. Диссертацию он защитил в 1891 г. по теме «Техническая организация труда (“кооперация” и “разделение труда”)». Выдержана она была в строго марксистском духе.

Вскоре он стал журналистом с достаточно громким именем, желанным автором крупных социалистических периодических изданий, а затем – главным редактором самой успешной социалистической газеты в Германии – «Sachsische Arbeiterzeitung» («Саксонской рабочей газеты»).

Неистощимая теоретическая продуктивность Гельфанда, в 1894 г. взявшего псевдоним Парвус, превратила его в одного из крупнейших марксистских теоретиков на рубеже XIX–XX вв. В 1915 г. Парвус начал издавать в Германии свой «Колокол».

Русские дела Парвуса

К концу 90-х гг. XIX в. он стал деятельным участником всех партийно-политических дискуссий в СДПГ. Карл Радек давал такую оценку деятельности Парвуса на посту главного редактора «Саксонской рабочей газеты» в 1924 г.: «Эта газета под его редакцией являлась первой и притом блестящей попыткой постановки революционной ежедневной марксистской газеты. В этой газете в первый раз после Маркса и Энгельса давалось действительно марксистское объяснение мировых событий».

Антиоппортунистические статьи Парвуса стали важнейшим фактором идейно-политического самоопределения Владимира Ульянова-Ленина и всех русских социалистов его поколения. Мартов, Потресов, Ленин горячо поддержали Парвуса в его борьбе с идеями Бернштейна.

В 1899-м Парвус совершил нелегальную поездку в Россию, где опять-таки встречался с русскими социалистами, обсуждая план издания за границей русской социалистической газеты. Парвус убедил Ленина и Потресова наладить издание именно в Мюнхене. В ноябре первый номер «Искры» на папиросной бумаге вышел в свет.

В Мюнхене он был единственным из немецких социалистов, с кем Ленин и Крупская встречались регулярно. Тесные отношения связывали его и с Львом Троцким. Парвус в конечном счете принял сторону меньшевиков. Между тем на Россию надвигалась революция, в которой Парвусу довелось принять деятельное участие.

В русской революции: 1905–1906 гг.

В начале ноября Парвусу и Троцкому удалось забрать в свои руки незначительную «Русскую газету», и тут Парвус проявил все свои журналистские и редакторские таланты. В ноябре тираж вырос с 30 до 100 тыс. экземпляров, в начале декабря газета выходила уже полумиллионным тиражом.

Ленин и большевики с ужасом увидели, что Парвус и Троцкий, теоретики, предвосхитили самое существенное в большевистской программе и тактике, не связывая себя никакими обязательствами по отношению к претендовавшим на первородство большевикам.

В начале декабря 1905 г. исполком Совета был арестован. Парвус, который по случайности избежал ареста, сумел тут же организовать новый Совет, который действовал уже в подполье. Совет предложил измученным почти непрерывными забастовками рабочим новую стачку – в знак протеста против ареста первого Совета. Стачка захлебнулась, и Парвус сразу призвал к беспощадной гражданской войне с царским режимом. Это уже была чистейшей воды провокация: рабочие не имели опыта боевых действий, у них не было оружия. 16 января 1906 г. члены исполкома нового Совета были арестованы. Парвус скрывался, писал политические брошюры, но 3 апреля арестовали и его. В тюрьме он пробыл недолго – до сентября; его привлекли лишь к административной ответственности, без суда приговорили к трем годам ссылки и по этапу отправили в Сибирь. По дороге, в Енисейске, Парвус напоил до полусмерти конвой и сбежал. Осенью 1906 г. он уже был в Германии. Написанная по итогам его пребывания в России книга «В русской Бастилии во время революции»(1907) стала бестселлером и на какое-то время превратила Парвуса в культовую фигуру. О России Парвус забыл без малого на 10 лет. Он был сильно занят. Он занимался своим личным первоначальным накоплением.

Как купить себе революцию на чужие деньги

Переместив свою активность в Константинополь, уже в 1912 г. – богатый человек, тесно связанный с концерном Круппа и торговой империей Василия Захарова, совладелец ряда банков и финансовых компаний; в его руках сосредоточены поставки зерна в турецкую столицу. Помимо этого он занимался модернизацией турецких железных дорог. Парвус пользовался покровительством турецких официальных кругов и со своей стороны покровительствовал социалистическому и националистическому движению в Турции.

Когда началась Первая мировая война, он сделал однозначный выбор в пользу Германии с ее союзниками и против российского самодержавия, которое он оценивал как главную угрозу европейскому социализму.

На приеме 7 января негоциант-социалист заявил германскому послу в Турции фон Вангенхайму: «Интересы германского правительства полностью совпадают с интересами русских революционеров. Российские демократы могут добиться своих целей только при условии полного разрушения самодержавия и разделения России на отдельные государства. С другой стороны, Германии не удастся добиться полного успеха, если в России не произойдет революция». Парвус представил свой план выведения России из войны посредством революции.

В середине марта 1915 г. Парвус становится главным консультантом германского правительства по вопросам революционного движения в России. Его задание состояло в организации объединенного фронта европейских социалистических сил, направленного против царского режима, и в помощи социалистическим организациям в России в деле приближения страны к краху за счет пропаганды пораженческих взглядов, забастовок и саботажа. В конце марта он получил от МИДа Германии первый миллион марок на эти цели.

В середине мая 1915 г. Парвус прибыл в Цюрих, чтобы побеседовать с Лениным, на которого он делал основную ставку в своей политической игре.

Ленин дал Парвусу в подручные своего друга и помощника Якова Фюрстенберга-Ганецкого, кстати, бывшего члена ЦК объединенной РСДРП. Кроме того, Парвус создает экспортно-импортную компанию, которая специализировалась на тайной торговле между Германией и Россией и из своих доходов финансировала революционные организации в России.

Парвус закупал в России необходимые для германской военной экономики медь, каучук, олово и зерно, а туда поставлял химикаты и машинное оборудование. Одни товары перевозились через границу легально, другие – контрабандой.

В 1915 г. партнерами Парвуса становятся видные большевики Леонид Красин и Вацлав Боровский: Красин входил в правление Русско-Азиатского коммерческого банка и возглавлял филиал фирмы Сименс-Шуккерт в Петрограде, а Боровский был руководителем отделения филиала и импортно-экспортного бюро, а также представлял интересы компании Парвуса до приезда в Петроград Фюрстенберга-Ганецкого.

Граф Брокдорф-Ранцау принял близко к сердцу идеи Парвуса относительно России и стал постоянным ходатаем по его делам в германском МИДе. Это был сильный союзник, и он помог Парвусу во многом: например, запустить новый журнал «Glocke» («Колокол»).

Через графа Брокдорфа-Ранцау Парвусу удавалось если не влиять на позицию германских властей в отношении России, то доносить свою точку зрения до германского руководства, причем самого высокого, включая рейхсканцлера. В меморандуме, поданном в германский МИД, Парвус предостерегал против контактов с царским режимом и попыток заключения с ним сепаратного мира: это похоронило бы, между прочим, планы Парвуса на развязывание в России революции, создание временного революционного правительства, которое и должно было, по выкладкам стратега, заключать сепаратный мир с Германией. Он предлагал подорвать денежное обращение в России посредством гигантской финансовой махинации. Финансовый прожект Парвуса поддержки не возымел, но миллион рублей на пропаганду в русской армии он получил.

Параллельно с этим Парвус энергично готовил день «X» в России: им должна была стать очередная годовщина «кровавого воскресенья», 22 января 1916 г. На этот день намечалась всеобщая политическая стачка, призванная если не похоронить, то максимально расшатать царский режим. На каждого забастовщика Парвус заготовил то ли 3 шиллинга, то ли 1,5 марки вспомоществования в день. Однако революции не произошло. И германское руководство зачло это Парвусу в поражение. Он был отлучен от власти. В течение года к Парвусу не обращались из Берлина по деликатным вопросам организации подрывной деятельности в России.

Ситуацию Парвуса изменила только Февральская революция в России, Парвусу позарез был нужен Ленин. Причем Ленин не в Швейцарии, а в России. Парвус заручился поддержкой германского Генерального штаба и доверил Фюрстенбергу-Ганецкому сообщить Ленину, что для него и для Зиновьева в Германии устроен железнодорожный коридор, не уточняя, что предложение исходит от Парвуса. В Цюрих выехал в качестве сопровождающего лица сотрудник Парвуса (и германской разведки) Георг Скларц. Ответ Ленина через Зиновьева телеграммой Фюрстенбергу был скорее отрицательным.

Неаккуратные действия прибывшего в Швейцарию Скларца побудили Ленина резко прервать переговоры.

Ленин отказался от встречи с Парвусом: после поездки в «пломбированном вагоне» через Германию с таинственной остановкой в Берлине он перестраховывался. Роль главного переговорщика с Парвусом со стороны большевиков взял на себя Радек: 13 апреля они беседовали в обстановке полной секретности целый день. Видимо, именно тогда Парвус напрямую предложил свою поддержку большевикам в борьбе за власть в России, а они – в лице Радека – ее приняли.

Этот финансово-переговорный non-stop Парвуса прервался в июле 1917 г., когда в Петрограде после неудавшейся попытки большевиков организовать вооруженное восстание в российской печати поднялась волна разоблачений связей большевиков с Парвусом и через него – с германскими властями. Парвус скрылся в Швейцарии.

Парвус был также неудобен Ленину и большевикам, которые в 1917 г. входили в силу. И они пренебрегли Парвусом. Этого он не смог пережить. Если его пестрая и многослойная жизнь и имела какой-то смысл, то он был безвозвратно утрачен. Мавр мог уходить. И он ушел 12 декабря 1924 г., в тот же год, что и его провиденциальный собеседник и враг Ленин.

По материалам кандидата исторических наук С. Земляного

 

Кто «заказал» Ленина?

Официальная версия покушения на Ленина в 1918 г. хорошо известна, но вопрос, насколько она истинна, до сих пор остается открытым. В июне 1992 г. Генеральная прокуратура России, рассмотрев материалы уголовного дела по обвинению Фанни Каплан, установила, что следствие было проведено поверхностно, и вынесла постановление «возбудить производство по вновь открывшимся обстоятельствам».

Этих «обстоятельств» оказалось так много, что рассматривают их до сих пор.

Так что же произошло 30 августа 1918 г.?

Сразу же после выстрелов в вождя было опубликовано воззвание ВЦИК, подписанное Яковом Свердловым. «Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. Двое стрелявших задержаны. Их личности выясняются. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов».

Фанни Каплан

Помощник военного комиссара 5-й Московской пехотной дивизии Батулин задержал Фани Каплан. В показаниях, данных по горячим следам, он заявил:

– Я находился в 10–15 шагах от Ленина в момент его выхода с митинга, а это значит, еще во дворе завода. Затем услышал три выстрела и увидел Ленина, лежащего ничком на земле. Я закричал: «Держи! Лови» – и сзади себя увидел предъявленную мне женщину, которая вела себя странно… Когда я ее задержал и когда из толпы стали раздаваться крики, что стреляла эта женщина, я спросил, она ли стреляла в Ленина. Последняя ответила, что она.

Прошла всего неделя, и Батулин заговорил иначе. Оказывается, револьверные выстрелы он принял за обыкновенные «моторные звуки» и лишь тогда понял, что к чему, когда увидел лежавшего на земле Ленина. И женщину он задержал не во дворе, а на Серпуховской улице, куда бросилась напуганная выстрелами толпа, причем все бежали, а она стояла, чем и привлекла внимание бдительного комиссара.

Ею оказалась Фейта Хаимовна Каплан, известная также под именами Фанни и Дора и под фамилиями Ройд и Ройтман. Ее привели в Замоскворецкий военкомат. Там Фаню раздели донага и тщательно обыскали. Ничего путного, кроме булавок, шпилек и папирос, не нашли. Лежал в портфеле и браунинг, но как он туда попал, Фаня объяснять не стала. Тогда ее передали чекистам, и те увезли ее на Лубянку. Там ею занялись куда более серьезно и, если так можно выразиться, профессионально. Протоколы этих допросов сохранились. В одном из них зафиксиовано следующее:

– Я, Фаня Ефимовна Каплан, под этим именем я сидела в Акатуе. Это имя я ношу с 1906 г. Я сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному убеждению».

Дальнейшие события развивались столь стремительно, что более или менее разумных объяснений им просто нет. Судите сами. Следствие в самом разгаре, и вдруг 4 сентября в «Известиях ВЦИК» появляется совершенно неожиданное сообщение: «Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан)».

По правилам, во время приведения смертного приговора в исполнение должен присутствовать врач – именно он составляет акт о наступлении смерти. На этот раз обошлись без врача. Пролетарский писатель и баснописец Демьян Бедный, который в то время жил в Кремле, узнав о предстоящей казни, напросился в свидетели. Пока стреляли, Демьян держался бодро. Не скис он и тогда, когда его попросили облить тело женщины бензином. А вот когда вспыхнул костер и запахло горелой человечиной, певец революции шлепнулся в обморок.

Известие в расстреле подлой террористки, покушавшейся на вождя революции, прогрессивным пролетариатом было встречено с большим энтузиазмом. А вот старые революционеры и бывшие политкаторжане увидели в этом акте нарушение высочайших принципов, ради которых они гнили в казематах, а то и шли на эшафот.

К концу лета 1918 г. положение большевиков было критическим: численность партии уменьшилась, один за другим вспыхивали крестьянские мятежи, почти непрерывно бастовали рабочие. А если принять во внимание еще и жестокие поражения на фронтах, а также оглушительное поражение во время выборов в местные Советы, то всем здравомыслящим людям стало ясно: дни пребывания у власти сторонников Ленина сочтены.

В августе 1918 г. сотрудники германского посольства в Москве сообщали в Берлин, что руководство Советской России переводит в швейцарские банки «значительные денежные средства», что обитатели Кремля просят заграничные паспорта, что «воздух Москвы пропитан покушением как никогда».

А теперь сопоставим кое-какие факты… Кто подписал первое воззвание ВЦИК о покушении на Ленина и до выяснения каких бы то ни было фактов указал адрес, по которому надо искать организаторов покушения? Яков Свердлов. Кто поручил Кингисеппу вести следствие по делу о покушении? Свердлов. Кто в разгар следствия приказал расстрелять Каплан, а ее останки уничтожить без следа? Снова Свердлов.

Версия о том, что организатором покушения был Свердлов, причем не без участия Дзержинского, звучит, конечно же, дико, но в том-то и проблема, что опровергнуть ее доказательно пока что не удается. Чего стоит хотя бы один не поддающийся объяснению факт, который всплыл лишь в 1935 г., то есть через 16 лет после смерти Свердлова.

Тогдашний нарком внутренних дел СССР Генрих Ягода решился вскрыть личный сейф Свердлова. То, что он там обнаружил, повергло его в шок, и Ягода немедленно написал Сталину, что в сейфе обнаружено: «Золотых монет царской чеканки на 108 525 рублей. 705 золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями. Чистые бланки паспортов царского образца, семь заполненных паспортов, в том числе на имя Я.М. Свердлова. Кроме того, царских денег в сумме 750 тысяч рублей».

По материалам газеты «Восточно-Сибирская правда»

 

Тайный архив Ленина

В конце 60-х гг. в комитет КПСС Новоалтайска (до 1942 г. – поселок Чесноковка) стали приходить необычные письма: некто сообщал, что знает, где спрятан эвакуированный из Петрограда большевистский архив.

Рассказ С. Теплякова:

– Письма шли одно за другим. А потом в Новоалтайск нагрянул и их автор. Он был смертельно болен и перед уходом в мир иной хотел рассказать о тайнике.

На Алтае этого человека прозвали «хранителем». Информация была настолько важной, что с ним встречались первый секретарь горкома Валентин Карбышев и секретарь по идеологии Василий Решетников.

Приехавший в Барнаул лектор ЦК КПСС на вопрос Решетникова об утерянных архивах ответил: «Если найти, кто знает, что потянется?» После этого у Решетникова и Карбышева желание искать архив пропало.

И все же в 90-х гг. Василий Решетников позвонил местному историку Артему Климову (фамилия изменена по его просьбе).

В.И. Ленин

Решетников поведал Климову рассказ «хранителя». В 1918 г. в поселке железнодорожников Чесноковка, близ одноименной речки, жил у своего дяди 10-летний мальчишка. Дядя был большевик, часто пропадал из дому по партийным делам. Как-то поздним вечером то ли в конце весны, то ли в начале лета он приехал к дому на телеге, да не один. Племяннику велел взобраться на сарай смотреть – если кто появится, дать сигнал. Мальчишка видел, как мужики выкопали яму «глубокую, как могила», выстлали ее дно брезентом и сгрузили туда несколько зеленых снарядных ящиков. «Запомни место, – сказал дядя племяшу. – Это архив Смольного. Наши придут – расскажешь».

Дядю арестовали белые и расстреляли вместе с одним из главных руководителей советской власти в Барнауле Иваном Присягиным.

Артем Климов был уверен: он знает, что за место описывал очевидец.

Но там уже был асфальт. Нельзя было просто прийти с лопатой и начать копать, делая вид, что тебе нужны черви для рыбалки.

Василий Решетников, перелопатив книжки, решил, что там спрятан «чемодан Фрея». Уильям Фрей – один из 146 псевдонимов Владимира Ульянова.

Но «чемодан Фрея» в 1923 г. после многократных напоминаний Ленина привезли в Россию, и Крупская передала рукописи в музей.

А вдруг это архив ЦК партии, который вывезли в Екатеринбург в 1918 г., когда немцы подошли к Петрограду? Там были документы о работе Ленина и ЦК с февраля до октября 1917 г., в первые месяцы установления советской власти. Никто не знает, куда этот архив делся.

Кому Ленин мог доверить архив? Логично предположить, что это должны быть близкие к вождю люди. И как раз такой человек в Барнауле был. Это Иван Присягин, упомянутый в рассказе «хранителя». Он был не просто коммунист, а один из ленинских «апостолов» – воспитанников школы Лонжюмо, созданной возле Парижа весной 1911 г. для подготовки партийных кадров. Честь была немалая: со всей России отобрали лишь 13 слушателей.

Тогда вместе с Крупской во Францию приехала ее мать, Елизавета Васильевна, дочь начальника Барнаульского сереброплавильного завода.

И вот после революции Присягина видят на Алтае.

Неожиданно 25 мая 1918 г. восстали солдаты Чехословацкого корпуса. Чехи брали города один за другим. Казалось, в Гражданской войне наступил непоправимый для красных перелом. Присягин узнал о мятеже в Новониколаевске (ныне – Новосибирск).

Есть мнение, что архив Присягин зарыл по дороге – в 700–800 м от железнодорожного полотна узловой станции Алтайская (так она называлась и в 1918 г.). Но правы краеведы или нет – уже никто не узнает. Тайну участники той истории унесли с собой в могилу.

Мнение специалиста

Владлен Логинов, один из самых авторитетных знатоков ленинской эпохи:

– Это предположение представляет несомненный интерес. То, что секретный архив ЦК существовал, абсолютно достоверно. В 1918 г. он был отправлен из Питера на Урал. Версия мне кажется вероятной по двум соображениям. Первое – летом 1918 г. в связи с наступлением белых на Урале стала складываться сложная обстановка. Вполне возможно, что возникла необходимость «перепрятать» архив. Второе – самой подходящей фигурой для этого был Иван Присягни, пользовавшийся абсолютным доверием Ленина и Свердлова. В 30-е годы пытались разыскать документы, но результатов они не дали. Эта версия дает новую ниточку для расследования…

 

Правда о Петьке

О судьбе этого человека знают, кажется, все. Но знание это либо книжно-киношное, либо мифологизированное (в том числе через такой «антигероический» жанр, как анекдот). Белозубый лихой рубака Петька, верный ординарец любимого народом легендарного усача-комдива, стал кумиром советских мальчишек 30–40 гг. сразу же после того, как на экраны вышел знаменитый фильм «Чапаев».

…Между тем есть в России место, где анекдотов про Чапаева и Петьку не любят ни рассказывать, ни слушать. Для живущих здесь Петька – и не «Петька» вовсе, а Петр Семенович Исаев, геройски павший в Гражданскую войну земляк, а для многих и родственник. Место это – деревня Корнеевка в Саратовской области. И чапаевскому ординарцу посвящен тут даже скромный деревенский музей.

И вот Петр Исаев на портрете, который сохранили в корнеевской школе. У настоящего Петра Семеновича весьма благородные черты лица, смелый взгляд. Батрацкий сын Семена Дмитриевича и Агриппины Ивановны Исаевых…

До призыва на действительную ничем себя наш герой не проявил. Говорят, работал с малых лет – как все. Учиться было некогда и не на что. В 1916 г. призвали в армию.

Военную науку проходил в учебной команде Финляндского полка. Вскоре получил звание унтер-офицера. На фронте сошелся с большевиками. После тяжелой контузии Исаев возвратился в Корнеевку. Здесь вместе с односельчанином Дмитрием Корсаковым они сколотили из местной бедноты отряд и отправились к Чапаеву. Когда начдив знакомился с новыми бойцами, на левом фланге увидел Исаева – маленького, но ладного парня с угольными глазами. Его и назначил своим порученцем.

Внучка нашего героя, Валентина Ивановна, хорошо помнит рассказы о том, как прятался от белоказаков под амбаром, а бабушка Фима сидела в камышах, что растут по берегам пруда. А еще сохранилось в памяти отца, как Петр Исаев последний раз приезжал в село. Был он в нарядной форме, красивый, жене и сыну привез большой кусок рафинаду – роскошь по тем временам.

Воевал Петька отчаянно. Однажды заменил павшего в бою пулеметчика и помог отбить атаку. За это Чапаев подарил ему часы. А потом представил к ордену Красного Знамени, только наградили Исаева уже после смерти на берегу Урала, где он отстреливался до предпоследнего патрона. А последний направил в свое сердце…

Могли бы и затеряться Петр Исаев вместе с Василием Ивановичем Чапаевым среди миллионов рядовых бойцов и десятков начдивов, погибших на Гражданской. Но в дивизии комиссаром был Дмитрий Фурманов, который написал роман «Чапаев». Петька в нем – далеко не главный персонаж. Это уж в фильме он вместе с Василием Ивановичем и Анкой – на переднем плане. Так и начал наш герой свою посмертную жизнь.

Единственный сын Петьки – Иван Петрович Исаев – вырастил семерых детей, Петькиных внуков. Из Корнеевки они перебрались в соседний поселок Петровский. Семья жила трудно – советская власть вниманием не баловала. Работал Иван Петрович в местном колхозе то пастухом, то скотником, то сторожем. Для высоких должностей не хватало грамоты. Семерым детям тоже было не до учебы. Подрастали – и за работу, чтобы помочь родителям.

Сейчас из семи внуков Петьки живы только четверо.

Среди внуков, как, впрочем, и среди десятка правнуков Петьки, героических личностей не наблюдается. Обычные сельские жители. Правнуки Александр и Вячеслав ни книг о Чапаеве не читали, ни фильма не видели…

А в грубоватом народном творчестве наши герои оказываются в уморительно-смешных и нелепых ситуациях то на экзамене, то где-нибудь в Африке, то в бане. Они благополучно закончили Гражданскую войну, пожили в годы советской власти, даже поучаствовали в перестройке…

Словом, в разных ликах, ипостасях и Чапаев, и Петька живут – в истории и в памяти народной.

По материалу А. Петрова, «Комсомольская правда»