В свое время Борман просил Вальтера Шелленберга «подготовить краткий обзор административной структуры римской католической церкви» и особенно «ее политики в Южной Америке». Нацистские карты Великой Германской империи того региона, который она собиралась поделить с колонизаторами из франкистской Испании, составлялись еще с тех самых пор, когда впервые появились угрозы сбросить на американские города бомбы с южных баз. К государствам, ориентировавшимся в своей политике на нацистскую Германию, применялись дипломатические и экономические меры. По возможности американцы перекрывали пути перемещения нацистских средств, а когда операции производились через американские организации, Эдгар Гувер добивался действий со стороны министерства финансов и ФБР.

Но в Европе война закончилась ликвидацией разведывательных служб, а в лучшем случае их жестокой борьбой за выживание. Поэтому все, что предпринималось против беглецов-нацистов, делалось на той же неформальной основе, как и в начале войны, когда нью-йоркский адвокат Уильям Донован и глава отделения британской разведки в Канаде Уильям Стивенсон совместно работали над созданием военного союза, который подчинялся бы напрямую Рузвельту и Черчиллю. Теперь Донован боролся за то, чтобы его управление стратегических служб трансформировали в разведывательную организацию мирного времени. Стивенсон сворачивал латиноамериканские операции. Ему доложили о необходимости защиты советского шифровальщика Игоря Гузенко, выдавшего всю советскую шпионскую сеть, занимавшуюся добычей данных об американской атомной бомбе.

Таким образом, внимание к оставшимся последователям Гитлера заметно ослабло. Однако Донована и Стивенсона это настораживало, поскольку они были осведомлены о немецких сетях так же хорошо, как и глава нацистской разведки Шелленберг. Адмирал Канарис предупредил их, что немецкие базы будут развернуты в Мексике, Аргентине, Бразилии, на франкоговорящей территории Канады и в других местах. У Канариса имелись свои причины для того, чтобы делиться информацией с западными союзниками. Но Гитлер повесил его, обвинив в предательстве, и о его предупреждениях забыли за более срочными делами.

Уильям Стивенсон отбыл на Бермуды — свой опорный разведывательный пункт в Латинской Америке. Сеть его связных, в которую когда-то входило три тысячи шифровальщиков, работавших в подвальных помещениях отеля «Принцесса», значительно сократили. Он держал связь с Интерполом и подтверждал, что в отношении военных преступников предусмотрены самые строгие меры. Ситуация по делу Бормана оставалась неутешительной. Стивенсон задавался вопросом, кто снабдил Бормана для его охраны специалистами войск особого назначения. Таким человеком мог стать только один военный широкого профиля, и это был Скорцени. Конечно, и организации СС, устраивавшие побеги своим членам, располагали сведущими людьми. Нацистским политическим теоретикам, хранителям огня, требовалась военная поддержка. Тут пригодился опыт добровольческих отрядов. Исследователи немецкой истории были уверены, что поражение 1945 года не положило конец стремлению нацистов создавать вооруженные группы взаимопомощи.

В Рождество 1945 года «самый опасный человек в Европе», как называли его американцы, Отто Скорцени, был выпущен из лагеря для заключенных, чтобы повидаться со своей семьей, находившейся в Мюнхене. За ним следили агенты союзников в надежде, что он свяжется с Борманом. Ничего подобного не произошло.

Скорцени имел приметную наружность. Его лицо от левого виска до краешка рта пересекал хорошо заметный белесый шрам. У него был массивный подбородок, синевато-серые глаза и темные густые волосы. Его уже тогда подозревали в руководстве организации под названием «Паук» (die Spinne), устраивавшей нацистам побеги. После бегства в Испанию он заявлял, что считал себя коллегой главы управления стратегических служб (ОСС) США Донована. «Генерал допрашивал меня, и так я познакомился с американцем, который выполнял ту же функцию в своей армии, какую я в своей». Эта обезоруживающая попытка уравнять должности тайного личного телохранителя Гитлера и Донована не могла смягчить отношение к нему ОСС.

По долгу службы Скорцени часто беседовал лично с Борманом. Неразбериха, последовавшая за заговором против Гитлера в июле 1944 года, говорил он, помогла ему понять, «что может сделать находчивый человек, чтобы захватить власть». Скорцени оказался идеальной личностью для подготовки спасения тех немногих, кого отобрал Борман. «Теория Скорцени» предусматривала воздушные налеты и нетрадиционные методы установления контроля над целыми народами с помощью нескольких головорезов, способных захватить власть. Он строил планы обстрела Нью-Йорка ракетами с подводных лодок и убедил ракетного конструктора Вернера фон Брауна позволить Ханне Райч управлять ракетой V-1.

Он намеревался также похитить во время политического кризиса короля Италии. Но его реальные военные свершения не соответствовали его мечтам и обещаниям. Тем не менее Скорцени действительно умудрился вызволить Муссолини из идеально охраняемого заточения в горах, где диктатор находился в заключении после капитуляции Италии. В ноябре 1972 года он хвастал перед южноафриканскими полковниками золотыми наручными часами с выгравированной на них буквой «М» и датой спасения: «12.9.1943».

Согласно приказу, составленному Борманом в июле 1944 года, Скорцени предоставили средства для подготовки путей отступления СС. Этот документ обязывал всех сотрудников, как военных, так и гражданских, всячески содействовать Скорцени и исполнять любые его требования. Приказ, подписанный Гитлером, гласил, что «Скорцени поручено выполнение заданий особой важности и совершенной секретности».

В наибольшей степени этот документ послужил генералу Гелену, который в то время работал на Восточном фронте и готовил обширную отправку папок с разведданными по Советскому Союзу. Он часто прибегал к Скорцени, чтобы создать картину тайных операций на советской стороне фронта, и мог использовать его, чтобы купить себе свободу после падения Третьего рейха.

Скорцени был привлекателен по многим причинам. Он понадобился бы как приманка для американцев, когда Гелену и всем остальным пришло бы время перейти на другую сторону, заявив, что они всегда сражались против коммунизма. Скорцени презирал большевиков и вообще русских: «Все они, от Арктики до Черного моря, вымазаны одним и тем же дегтем. Это грубые фаталисты с азиатскими рожами», — писал он спустя долгое время после окончания войны. Он был полезен и для ODESSA, так как знал пути отступления через Италию и создал программы тренировок для бойцов. Они в совершенстве овладевали разнообразными навыками: могли управлять локомотивами и пароходами, чинили все, что двигалось, включая торпеды. Скорцени имел разрешение Бормана брать все необходимое на любом складе, собирать награбленное оружие для своих специальных войск. Он добился того, что каждый его человек был экспертом в промышленных диверсиях, отличным парашютистом, подводным пловцом и актером. Отряды планеристов, использовавшиеся в операции по освобождению Муссолини, имели при себе карты с обозначенными на них католическими приютами, где в случае необходимости они могли найти убежище, замаскировавшись в рясы и сутаны.

В ноябре 1944 года, когда начали развиваться контакты между немецкими агентами и Западом, Скорцени получил «ордер», гарантировавший ему теплый прием во франкистской Испании. Ему приказали создать организацию сопротивления в советском тылу и установить контакт с партизанами-антикоммунистами. Основная часть работы была проделана двумя годами ранее в ходе операции «Цеппелин». Советские заключенные проходили тогда курс обучения, чтобы вернуться на родину диверсантами. Гелен в это же время занимался организацией новой шпионской сети — «Тайной лиги зеленых партизан».

Во всех этих предприятиях форма значила больше, нежели содержание. Скорцени из своего пребывания на Восточном фронте извлек мало пользы, зато переболел дизентерией и стал страдать от болей в мочевом пузыре. Но подобно Гелену, впоследствии он очень красочно описывал свои подвиги. «Стальной обруч», который он должен был создать вокруг Гитлера и Альпийской крепости, являлся всего лишь мыльным пузырем. Однако этого оказалось достаточно, чтобы появились срочные телеграфные сообщения союзников о существовании последнего круга фашистской обороны. В конце войны Скорцени и несколько офицеров СС действительно отошли к австро-немецкой границе, но там не имелось ни горной крепости, ни тридцати дивизий первоклассных войск, ни складов с продовольствием и обмундированием для «защитников Альп».

Вместо этого в Альпах оказались «чрезвычайно важные партийные документы», спрятанные от врага. Президент Рейхсбанка и министр экономики Вальтер Функ добивался там защиты для себя и государственной казны. Адольф Эйхман планировал остановиться в Альпийской крепости на первом этапе своего долгого пути. Скорцени имел приказ сдаться американским войскам. Это было безопаснее, чем рисковать жизнью, изображая беглого обезображенного шрамами великана. К тому же после ареста он мог рассчитывать на сравнительно быстрое освобождение.

Так и произошло. Сначала его старый друг и поклонник генерал Гелен заключил сделку с американской разведкой. Затем Скорцени подвергся скорому суду за военные преступления и был оправдан (в основном благодаря показаниям британского агента спецслужбы), несмотря на то что все еще находился в розыске в Дании и Чехословакии. Он оставался в руках союзников, пока не настало удобное время для побега. 27 июля 1948 года Скорцени отправился на железнодорожную станцию, сел на поезд до Штутгарта и на следующий день оказался поблизости от Орлиного гнезда, куда тайно привезли его дочь. Он месяцами «путешествовал в горах, валил деревья и восстанавливал былую форму». Затем Скорцени присоединился к своей жене, дочери бывшего финансового гения Гитлера Шахта. К этому времени Шахт был уже освобожден решением Нюрнбергского суда, хотя советская сторона голосовала за признание его виновным.

Почему британцы не вмешались в дело Скорцени? Почему Шахт получил британскую защиту, когда, несмотря на оправдание по всем статьям в Нюрнберге, был приговорен к восьми годам тюремного заключения в числе «основных нацистских преступников». Его выпустили уже в 1948 году. Прежде чем суд, находившийся во французской зоне, переменил свое решение, Шахт оказался уже в британской зоне, где к соблюдению законов и формальностей подходили более гибко. Шахт считал, что обстоятельства складывались довольно странно. Он говорил об этом Стивенсону. Когда Шахт покинул тюрьму, у него в кармане было лишь две марки и пятьдесят пфеннигов, но буквально за одну ночь он стал управляющим ведущего западногерманского банка и вскоре занял пост его президента. В преклонном возрасте Шахт занимался восстановлением иностранной торговли по частным каналам.

Основная часть этой торговли была связана со Средним Востоком. После того как в Египте свергли короля Фаруха, к Гелену поступило предложение помочь обучению местной службы безопасности. Этим открывалась долгожданная возможность — восстановить немецкое влияние на Среднем Востоке, где тайные нацистские службы потерпели сокрушительное поражение, хотя их остатки все еще действовали и использовались как местные отделения ODESSA. Гелен и Шахт быстро сошлись во мнении, что существует только один человек, способный справиться с новой задачей, — Отто Скорцени.

Скорцени поддерживал связь с отставными немецкими генералами и прочими давними товарищами, надеясь собрать несколько дивизий для военной помощи американцам в Корее. Интересен тот факт, что в немногих разговорах, о которых сохранились записи, эта война всегда называлась американской, но всячески подчеркивалось, что американцы опирались на более опытных немцев. В 1950 году, Скорцени, еще не вышедший из лагеря, несомненно, привлекал интерес западных оккупационных войск. Германию переполняли бывшие вояки, не нашедшие своего места в мирной жизни, и Скорцени предложил отправить их на обучение в Испанию.

Он считал, что «корейская война» может быть организована и в Европе, и пять его отборных дивизий пришлись бы тогда очень к месту. Записи Скорцени полны громких слов: он бахвалился опаснейшими приключениями и был полон юношеского энтузиазма в отношении нетрадиционных методов ведения войны. Наделе его предприятия оказывались не столь впечатляющими. Он действительно вытащил из, казалось бы, неприступных тюрем Муссолини и шурина Франко — Рамона Серрано Суньера, но необходимо отметить, что в то же время он имел склонность к авантюрным схемам, которые ни к чему не приводили. Планируемые им операции на Среднем Востоке (как еще и те, что предусматривали бомбардировку уральских промышленных центров через «аэродромы подскока» в Калмыкии) провалились из-за абсолютной непродуманности и полного невнимания особенностей арабского менталитета. Тем не менее у него была своя оригинальная позиция относительно того, чего Германия может добиться в арабском мире, и он буквально проглатывал отчеты, поставляемые ему Вальтером Шелленбергом, приезжавшим в его организацию, открытую в Мадриде в 1950 году. Шелленберг навещал Скорцени в качестве консультанта по нетрадиционным методам ведения войны, хотя официально организация занималась «техническими разработками». Шелленберг верил, что участвует в создании великого проекта: Гелен и Организация тратили американские деньги с невиданным в Европе размахом, а Скорцени в Испании подготавливал оперативные подразделения для воссозданной службы иностранной разведки, нацеленной на работу с Советским Союзом. Коммунистическая угроза явилась наилучшим предлогом для того, чтобы выкачивать доллары у янки.

Хотя Франко и был благодарен Скорцени за спасение своего шурина, он не мог игнорировать доходившие до него сведения о проблемах аргентинского президента Хуана Перрона с неистовыми членами Братства. Он сказал Скорцени, что его оборонный проект, несомненно, интересен, однако по этому поводу американцы напрямую общаются с испанцами. Возможно, Скорцени стоило бы заручиться у американцев официальной поддержкой, особенно в том, что касается плана отступления в испанские владения в Северной Африке, если русские захватят Европу.

Позднее Скорцени, восстанавливая свои старые нюрнбергские связи, через своего тестя заключил крупнейший послевоенный контракт между Испанией и Западной Германией о поставке в 1952 году железнодорожного оборудования и машиностроительной техники на сумму в пять миллионов долларов.

Скорцени играл в Мадриде роль испанского гранда. Он встречал «клиентов» в одном из лучших ресторанов, управляемых бывшим любимчиком Геринга. В этом ресторане обедала большая часть кабинета министров правительства Франко.

Скорцени читал в испанских университетах лекции о новом типе войны, в которой больше не будет длинных фронтовых линий, а между основными военными театрами окажется большое пространство для нанесения ударов по противнику. По его мнению, конфликты следовало начинать с серии заказных убийств и похищений. Дела Скорцени шли превосходно и влияли на деятельность Братства в Латинской Америке.

Работа в Каире, по мнению Гелена и Шахта, была словно специально придумана для Скорцени. Он стал советником генерала Моххамеда Нагиба, а когда того сместили, чтобы освободить место для Насера, приспособился и к нему. Немецкая военная миссия выросла там из большого числа бывших эсэсовцев, отправленных в Египет через ODESSA. Прочих нацистов доставили из Аргентины, где их отбирал рьяный представитель Братства — полковник Ганс-Ульрих Рудель.

Американцы и британцы, знавшие о той роли, которая предназначалась Скорцени в послевоенных планах Бормана, возможно, намеренно отпустили его. Можно было ожидать, что он наведет на след Бормана или же поможет союзникам понять масштабы деятельности Братства. Используя бесчисленные средства ЦРУ, Аллен Даллес выплачивал Скорцени жалованье, убедив его в 1953 году помочь выстроить египетские службы безопасности. Идея об освобожденном арабском мире, противостоящем коммунизму, все больше занимала умы многих политических лидеров.