Беата Кларсфельд была одной из многих, кто считал, что доклад советской разведки создан, чтобы выкурить членов Братства с территории Испании, где первый раунд борьбы коммунизма и фашизма выиграл Франко, и разоблачить их в Латинской Америке, где сражение только начиналось. Интерпол и сотрудники министерств финансов США и Великобритании прекрасно знали о скрытых запасах фальшивых купюр, инвестировавшихся в бизнес, работавший на нацистские организации. Фонды партии Бормана достигали 120 миллионов долларов США, к ним добавлялись 60 миллионов СС — все эти суммы были еще в середине сороковых переведены в твердую валюту и вложены с умом. Этот денежный поток находился под контролем Бормана.

Западногерманская секретная служба (бывшая организация Гелена) отреагировала на советский доклад о бегстве Бормана необычным образом. Генерал Гелен распространил — сперва среди своих и союзных спецслужб — информацию о том, что Борман на самом деле был советским шпионом. КГБ обвиняли в предумышленном обмане, являвшемся частью плана, направленного на то, чтобы посеять в Восточной Европе страх возвращения нацизма.

В связи с деятельностью агентства Гелена разразились два крупных скандала. Появилась информация о том, что генерал заключил союз с популярным изданием «Шпигель», и немцы, проинформированные наконец о влиянии СС и гестапо на работу спецслужбы, весьма встревожились. Процесс Гейнца Фельфе, нанятом Геленом на службу за безукоризненное прошлое, не запятнанное какими-либо связями с коммунистами, показал, что весь аппарат немецкой госбезопасности наводнен советскими агентами, которые успешно использовали в своей работе нацистские записи военного времени. Когда произошло два убийства украинских лидеров, в них сперва обвинили русских, но потом приписали вину людям Гелена.

Степень разложения империи Гелена к 1964 году обозначил канцлер Людвиг Эрхард в конце первого срока пребывания на своем посту. Он выгнал из АТТИКА спецподразделение связных, которых поместил туда Гелен. «Я отказываюсь жить под одной крышей с этими людьми», — заявил он. Ведущие издания Западной Германии писали, что при содействии Гелена многие ключевые посты заняли бывшие последователи главы ордена смерти. Газеты проинформировали, что лучшим способом найти работу в новой федеральной спецслужбе является цитирование нацистских утверждений, будто славяне — недочеловеки, а большевизм — проклятие цивилизации.

Когда русские обнародовали описание вероятных приключений Бормана и предположения о том, что могло произойти после его побега в Южную Америку, сторонники Гелена устроили дымовую завесу из слухов, из которых следовало, что Борман — советский шпион. Скандалы, связанные с его организацией, Гелен назвал «никчемной суетой, устроенной сказочной империей масс-медиа». Он всегда работал в обстановке полной секретности, но после перевода его агентства в ведомство западногерманского правительства, стало очевидно, что жертвой этой секретности является общество. Процесс Фельфе продемонстрировал, что Гелен не смог ничего утаить от идеологических противников в Москве.

Во время войны, возглавляя разведку Восточного фронта, Гелен собирал развединформацию по Восточной Европе и России. Гальдер назначил Гелена на эту должность в апреле 1942 года. Первым, кто помог Гелену в создании этих «русских файлов», являлся генерал Франц Гальдер. Теперь он заявлял, что Борман — единственный человек, который мог быть советским шпионом, передававшим секретную информацию до самого конца войны. Военный историк доктор Вильгельм фон Шрамм рассказал, что в партийной канцелярии постоянно перехватывали сообщения, которыми обменивались Борман и Москва. На всех сообщениях стояла подпись РАКВО — акроним Parteikanzlei Bormann. Жительница Берлина госпожа Гертруда фон Геймердингер заявила, что русские держали ее в заключении во время побега Бормана. Вскоре после этого ее привезли в тюрьму Моабит, где она увидела «через дверной проем секретаря фюрера, окруженного вооруженными советскими солдатами».

С этим соглашались высокопоставленные немецкие офицеры, связанные с Геленом. Эти «свадебные генералы», отобранные по принципу впечатления, которые они производили на западных любителей военной тематики, на официальных мероприятиях твердили, что Борман предал Третий рейх. Сторонником этой кампании был генерал-лейтенант Фридрих Вильгельм фон Меллетин, в прошлом глава штаба четвертой танковой армии. Позднее он уехал в Южную Америку, где возглавил «Трек Эйруэйз», выполнявшую специальные чартерные рейсы для полиции, контролировавшей черное население. Он находился в дружеских отношениях с Отто Скорцени, советника по расовым вопросам, регулярно приезжавшим из Мадрида. Скорцени в свое время также внес свой вклад в распространение слухов о Бормане как о советском шпионе.

У Гелена возникли проблемы с правдоподобностью того, что он описывал. Ранее он подготовил для ЦРУ отчет, в котором утверждал, что Борман убит в Берлине. Так как на этот раз он заявлял, будто Борман жив и здоров и находится в СССР, ему пришлось развенчать предыдущую версию. Так он и сделал. Генерал Гелен умел разрабатывать операции. Ночью 20 июля 1965 года парк в Западном Берлине, где якобы был захоронен Борман, перекопали и, естественно, ничего не обнаружили.

Майор Герман Баун описывал Гелена как человека, «беспощадного в своем стремлении воскресить немецкий рейх». В свое время Бауна считали лучшим экспертом по СССР в немецкой военной разведке. От него избавились, причем он умер такой страшной смертью, что Гелена осудили даже те, что разделял его националистические амбиции. Одной из причин убрать Бауна явилось то, что в 1946 году он слишком тесно сотрудничал с британскими спецслужбами и описал им планы побегов, которые строились во время войны. И в его отчете отразилась связь Гелена с такими важными фигурами, как Скорцени.

Отто Скорцени впервые появился рядом с генералом Геленом в конце 1944 года, когда его комиссовали и направили создавать группы сопротивления в советском тылу. Впоследствии они оба работали над проектом вервольфов и над легендой об Альпийской крепости Гитлера.

Уже находясь в отставке, Гелен поведал Стивенсону, что доказательств предательства Бормана нет. Зато эта версия очень подходила, чтобы объяснить унизительное поражение Германии. Тень подозрений ложилась на всякого, кто считал, что Борман бежал, как об этом докладывали русские.

— Беата Кларсфельд играет в коммунистические игры, — заявил Гелен и спросил: — Это правда, что она замужем за евреем? Без сомнения, это все объясняет! Борман был коммунистом по другим причинам. Он работал на Москву с самого начала. Он заставил Гитлера вторгнуться в ту часть Чехословакии, с которой и началась вся неразбериха. Он сделал это по приказу Сталина, понимаете? Сталин хотел, чтобы мы начали войну с Англией и Америкой. Все это подстроил Борман! Иначе мы все объединились бы против большевиков.

— Действительно ли Борман в Латинской Америке? — спросил Стивенсон.

— Живой Борман в латиноамериканских джунглях? Газетная утка! Мои люди знали бы об этом, будь это действительно так.

Генерал Гелен, имевший кличку Серый Лис, также был прозван «шпионом века». Можно надеяться, что это была всего лишь шутка. Теперь же он тщательно рассматривал детали, связанные с Борманом.

— Мы с адмиралом Канарисом сравнивали записи и независимо друг от друга пришли к одному и тому же выводу. Но мне следует быть осторожным в своих заявлениях, ведь я больше не работаю в секретной службе, — мрачно добавил Серый Лис. — Но я все еще генерал немецкой армии, и у меня есть определенные обязанности и принципы.

Так как Канарис стал символом «порядочного» немца, Гелен постоянно цитировал свои разговоры с ним, намекая на собственные добродетели. «Холодная война» вынудила Соединенные Штаты нанять Гелена на работу. Журнал «Тайм» обозвал его «прусаком с плотно сжатыми губами, зачарованным устаревшими кодами». Другие называли его нацистом из ЦРУ, открывшим двери своей шпионской сети для безработных гестаповцев. Перед Стивенсоном предстал старик с вкрадчивыми манерами, занятый делами евангелистской церкви и сражавшийся с католиками Баварии. На железном заборе, окружавшем две виллы, которые он разделял с семейством своего сына, висела табличка со списком дневных служб в местной лютеранской церкви.

Перед встречей Серый Лис снабдил Стивенсона подробными инструкциями о том, как найти его дом на Баварском озере в Штарнберге. Всякий раз, когда Стивенсон звонил ему, инструкции повторялись. «Летите в Мюнхен. Садитесь на электричку до Штарнберга. Возьмите на вокзале такси». Он казался очень приветливым, готовым угодить, и интересовался здоровьем собеседника.

Стивенсон приземлился в Мюнхене 25 июля 1972 года и нарушил все наставления Гелена. Таксист забрал его прямо из аэропорта и отвез к югу, в область, где были очень ощутимы приметы минувшей войны, в Берг, на Вальдштрассе, 27/29. В результате Стивенсона высадили прямо у порога дома Гелена, а большой дорогой «Мерседес» отправился обратно в аэропорт. В заборе, окружавшем две виллы, расположенные на участке земли, спускавшемся к озеру, не было входа. Одна табличка предупреждала о злой собаке, вторая предлагала позвонить в один из звонков — Гелену Старшему или Гелену Младшему. Стивенсон позвонил в оба. Результата не последовало. Он начал ходить туда-сюда по дороге вдоль больших вилл, высоких деревьев. Вокруг все было чисто выметено. Должно быть, он оказался в том месте, о котором когда-то говорил Вальтер Шелленберг. По делам иностранной разведки Шелленберга привезли туда лет тридцать назад на встречу с Вильгельмом Фриком, тем самым, который поставил евреев вне закона и таким образом отдал их на откуп гестапо.

Именно там жил Фрик, составляя списки, указания, указы и законы так, что все лазейки оказывались плотно закрытыми. Он создал проекты законов, придавших юридический лоск «окончательному решению» и позволивших Германии «очиститься от расовых загрязнений». Он не нарушал закон, заявил он перед повешением. Его совесть чиста… «Закон есть закон».

Стивенсон помнил подробный отчет Шелленберга о той поездке в это зеленое баварское поместье. В горах находился гитлеровский Берхтесгаден. Весь регион был частью Альпийской крепости — прикрытия бежавших друзей Бормана.

…Пара вертолетов бундесвера вылетела из-за деревьев и направилась к озеру. Человек в белой льняной куртке и широкополой соломенной шляпе повозился с замком на двойных воротах и вежливо отступил. Его лицо показалось Стивенсону знакомым. Впоследствии он понял, что оно удивительно напоминало лицо Гитлера, причем это чувство увеличивалось по мере разговора. Невысокий человек с заостренными ушами, какими-то застывшими голубыми глазами, с аккуратной бородкой. Он пожал ему руку и проводил мимо большой виллы в свое скромное жилище. Не будет ли его гость так любезен, чтобы оставить чемоданы в этом коридоре?

— Прошу прошения за темноту в этой комнате — ставни защищают от солнца. — Хозяин кружил по комнате, медленно открывая металлические ставни. Скромное жилище с кухней в одной части, небольшим внутренним двориком и коридором, ведущим в спальню. Вставленная в рамку гравюра изображала лондонский клуб на Пэлл-Мэлл. Большое вышитое панно из Китая. Красивый меч от арабского шейха и… обшарпанный письменный стол. Казалось, что это «бунгало» соорудили из досок и штукатурки. Явно не дворец, который должно было бы возвести для него ЦРУ.

— Все это россказни про деньги! — Серый Лис поймал взгляд Стивенсона. — Сами посмотрите, как скромно мы живем. В том доме разместился мой сын с семьей. Да нам больше и не надо.

Он пригласил Стивенсона сесть. В комнате был старый диван со стульями, расставленными с каждой стороны, и стол. Он показал на один из стульев и отправился дальше раздвигать ставни.

С момента нежданного прибытия Стивенсона прошел уже час. Примерно столько же, сколько у него заняла бы поездка по маршруту, описанному Геленом. Наконец передняя дверь открылась, и в комнату вошла мисс Крюгер. Пробили старые напольные часы. Мисс Крюгер всегда отличалась пунктуальностью и аккуратностью. Она присела и достала блокнот. Она была с генералом с 1942 года и всегда защищала его.

— Борман, — начал Стивенсон. — Должно быть, Борман обладал огромной властью?

Они взглянули на него с интересом.

— Да, у него была власть, — Серый Лис повернулся к мисс Крюгер. Она поднялась и пересела на диван. Стивенсон попытался переместиться на другой стул.

— Нет, не сюда! — попросил его Серый Лис. — Вот сюда! — Он отвел его обратно в угол, где, как предположил Стивенсон, находился спрятанный микрофон.

Мисс Крюгер открыла блокнот. Генерал сел напротив Стивенсона.

— Мне не так много разрешено говорить о Бормане. Боннское правительство попросило меня подождать с этим.

— Подождать с чем?

— С продажей этой информации.

Стивенсон подумал, что ослышался.

— Такой договоренности не было и платы не предполагается», — сказал он. И в памяти у него внезапно всплыло то, как он подсунул сто долларов другому генералу, покидая тюрьму для военных преступников. В тот раз деньги помогли молодой жене и детям генерала, ютившимся в половине шахтерского дома. Гелен запросил у газет лорда Томсона четверть миллиона долларов за свои мемуары. Издатель отказался, приведя какие-то подходящие аргументы.

— Понимаете, — вещал генерал, — о Бормане известно многое. Но раньше не все можно было говорить. Один из моих людей как-то увидел в кинотеатре журнал новостей, в котором был репортаж о каких-то спортивных мероприятиях в Москве. И он узнал на экране Мартина Бормана! Мы проверили пленку, и действительно, это оказался именно он. Вот и все, что я могу сказать. В мемуарах я уделяю больше внимания борьбе с коммунизмом, но сейчас неудобно говорить о коммунистах. Мои друзья-политики считают, что лучше хранить молчание.

Было ясно, что этот старик опасен для друзей из правого крыла, пытавшихся помешать Вилли Брандту восстанавливать дружественные отношения с ГДР.

Разговор Стивенсона с Геленом проходил в преддверии предвыборной кампании канцлера, основой которой были обещания снять барьеры между Востоком и Западом. Всю политику Брандта Гелен называл коммунистическим заговором, и если бы ему позволили распространяться об этом, он увел бы молодых избирателей в противоположном направлении, чего и боялись его более осмотрительные коллеги.

Гелен считал себя защитником традиционных немецких устоев. Он отвечал за спасение единственной сохранившейся организации нацистской Германии, будучи сначала начальником разведки Восточного фронта, а потом шефом организации, чья деятельность была направлена на СССР. Он цитировал политика полувековой давности, заметившего, что Германия и Япония — естественные союзники против любой экспансии русских, а Британская империя и Соединенные Штаты — ее самые уязвимые жертвы. Это абсолютно правильная мысль, сказал Серый Лис. Короче, если война закончилась бы иначе, имя Рейнхарда Гелена было бы увековечено в зале славы тысячелетнего рейха. Он не изменил своих взглядов и не скрывал своего раздражения британцами, которые во время войны «распространяли через Би-би-си антинемецкую пропаганду».

Мисс Крюгер записывала весь разговор и время от времени передавала Стивенсону листы бумаги с пометками для него, вроде: «Прочитайте Das Ende einer Legende — собрание доказательств того, что Отто Йон не был похищен, но бежал к русским по собственной воле — с двумя интервью с советским полковником Карповым, подтверждающим это заявление».

Вновь пробили старинные часы. Принесли чай и бисквитный торт. Серый Лис продолжал монотонно говорить.

— Восточная политика Вилли Брандта была тайно разработана на встрече в Риме между западногерманскими социалистами и итальянскими коммунистами.

Как оказалось, Гелен повторил это обвинение в своих мемуарах, не обладая никакими свидетельствами. Неудивительно, что политические сторонники самого Гелена не хотели, чтобы он распространялся об этом. Он мог, не моргнув глазом, заявить, что спецслужбы должны бороться с Вилли Брандтом, с коммунизмом и со всем, что не отвечает интересам правых. Ему никогда не приходило в голову, что своими авторитарными заявлениями он может отпугнуть новое поколение немцев.

Когда Фрик, бывший хозяин этой виллы, являлся министром внутренних дел рейха, а Серый Лис изображал борьбу с СССР, был издан следующий указ: «Война против большевиков предоставляет возможность восполнить нехватку черепов для центра изучения наследственности. Еврейско-большевистские комиссары, являющиеся воинствующим, но очень характерным примером недочеловеков, дадут нам такую возможность… При уничтожении еврея голова не должна быть повреждена, офицер должен отделить голову от тела и отправить ее в особом растворе».

Возможно, не стоило вспоминать подобные вещи, беседуя за чашкой чая с генералом, который хвастал, что, будучи главой спецслужб, он знал практически все обо всех, а затем, без какого-либо смущения, добавлял, что его работа не была связана со зверствами нацистской службы безопасности. Но Серый Лис никогда даже не удосуживался задуматься, какое впечатление на простых людей могло оказать то, что он говорит или делает. И все же в его сознании должен был завестись червь сомнения. Тогда Гелен решил отождествить себя с борцами с нацистским режимом, хотя и сделал это типично туманным способом: «Я не принимал участия в заговоре против Гитлера, но я не могу отрицать того, что знал 6 нем». К счастью для Гелена, за три недели до конца войны Гитлер отправил его в отставку. Серый Лис извлек для себя пользу из этого обстоятельства, приписав себе некий оттенок добродетели. По словам Хью Тревора-Ропера, свои заслуги Гелен «всячески приумножал и использовал, чтобы преуспеть в последующей попытке выжить — превратился из шефа восточной разведки Гитлера и Гиммлера в европейского эксперта ЦРУ, а впоследствии в главу секретной службы Федеративной Республики Германии».

21 сентября 1971 года три немецких чиновника, отвечавшие за дело Бормана, заглянули к Серому Лису. Генерал Гелен опубликовал в немецком издании своих мемуаров заявление, что Мартин Борман шпионил на Советский Союз и передавал информацию по собственному секретному радио. Франкфуртский судья Хорст фон Глазенапп, все еще надеявшийся выследить Бормана, взял с Гелена показание под присягой, в присутствии главного прокурора Вильгельма Мецнера. В этом заявлении Серый Лис сказал тоже, что и Стивенсон, — будто Канарис пришел к тому же выводу в отношении Бормана. Канарис полагал, что Бормана завербовали в двадцатые годы, когда в поверженной Германии началось политическое разделение. «Недовольные ветераны становились или ультраправыми, или большевиками». Метод продвижения Бормана вверх в нацистской иерархии был позаимствован им у Сталина. Его верность идее была ненормальной и не имела ничего общего с любовью к Германии. Борман манипулировал Гитлером, чтобы добиться результатов, выгодных для России. Он уничтожал вокруг фюрера всех, чтобы обеспечить падение рейха.

Гелен выражался как всегда обтекаемо: «Канарис представил свои основания для подозрений и предположений… В пятидесятые годы два надежных информатора убедительно доказывали, что Мартин Борман жив и находится в Советском Союзе… Я не могу даже под присягой указать личности упомянутых мною информаторов, так как убежден, что поступаю правильно, ставя интересы безопасности выше обязательства говорить только правду».

Не будем размышлять над тем, насколько можно доверять человеку, заявляющему, что безопасность важнее правды. Также не будем принимать во внимание утверждение лорда Бивербрука в «Дейли экспресс», появившееся в 1952 году: «Гитлеровский генерал шпионит за доллары». Там же говорилось, что Гелен разжигает ненависть к Советскому Союзу. И не будем задумываться о том, что произошло бы, если бы этот человек взял в свои руки контроль за всеми антикоммунистическими и антисоветскими операциями того времени. Порадуемся, что политику союзников определяли все же мудрые люди.

Если бы Гелен, вся военная карьера которого состояла из сидения в кресле, играл в свои игры бесконтрольно, костер ненависти разгорелся бы слишком сильно. У Советского Союза оставалось шесть миллионов солдат, 50 000 танков и 20 000 самолетов в Европе. США, напротив, стали сокращать свои вооруженные силы сразу по окончании войны, так что к 1947 году там от двенадцати миллионов солдат в армии осталось полтора миллиона. Гелен осуществлял провокационные операции на коммунистической территории, манипулируя жизнями людей, не осведомленных о неадекватности Серого Лиса.

Русские работали в тылу организации Гелена. Они устраивали к Гелену людей, которых он считал надежными, — добровольных агентов с хорошим нацистским прошлым, бывших эсэсовцев, гестаповцев, нацистских разведчиков… Среди них оказался Хейнц Фельфе, ставший впоследствии близким другом Гелена и шефом контрразведки. Крах организации Гелена и превращение ее во всеобщее посмешище настали тогда, когда высокопоставленный статский советник Фельфе был признан советским шпионом наряду с другими сотрудниками этой службы.

Гелен считал одним из основных достижений своей команды предсказание в 1967 году арабско-израильской войны за несколько дней до ее начала. Но еще раньше Стивенсон (и, возможно, другие журналисты) звонил из Тель-Авива, чтобы предупредить свое начальство, и назвал день и время конфликта. В мемуарах Гелен цитирует пример за примером свои сенсационные догадки, которые на самом деле основывались на чтении солидных газет, специализировавшихся на международных новостях.

Его намерение сделать из Бормана советского шпиона выглядело довольно странно. Он знал, что общественное мнение будет против этого. Единственным объяснением, которому, кстати, судья уделил особое внимание, было то, что Серого Лиса просто попросили это устроить и придать выдумке как можно более весомости. Это закрыло бы дело Бормана и, возможно, прекратило бы поиски бывшего секретаря фюрера в Южной Америке.

В 1953 году Британские секретные службы арестовали Вернера Наумана, госсекретаря министерства пропаганды Геббельса, обвинив его в попытке восстановить подпольные неонацистские группировки. Он сказал, что покинул бункер Гитлера вместе с Борманом, и добавил: «Бормана спасли русские. Он был советским шпионом и подготовился к встрече с ударными частями Красной армии… Сейчас Борман живет в Москве…»

Материалы процесса Наумана довольно известны. В британской разведке считали, что бывшие нацисты проводили занятия с молодежью. Имелось свидетельство очевидца о существовании нацистского молодежного лагеря. На него обратил свое внимание Ганс-Ульрих Рудель, основатель Братства (или Kameradenwerk, как оно названо в британском докладе). Однако по политическим причинам это дело замяли.

Эти политические причины были связаны с «холодной войной». Западногерманская республика обретала независимость, и канцлер Конрад Аденауэр попросил британцев позволить федеральным властям самим разобраться с тем, что британцы назвали «самой серьезной неонацистской угрозой». Затем Аденауэр по наущению Гелена оставил это дело.

Ветераны организации свидетельствовали, что Гелен, будучи американским служащим, отдал приказ о тщательном расследовании прошлого Аденауэра. Аденауэр преданно служил гитлеровской Германии. Один бывший эсэсовец, покинувший организацию, так как работа там казалось ему дублированием того, что он делал под руководством нацистов, заявил: «Жесткий антикоммунизм и вся загадочность организации Гелена привлекали политические силы, которые определяли путь развития германского государства. Аденауэр считал Гелена отличным союзником».

Если говорить коротко, Старый Лис — Аденауэр — считал Серого Лиса посредником для связи с американцами, способными через каналы разведки влиять на политику Вашингтона. Американская военная политика ставилась во главу угла, и если дипломаты западных союзников высказывали опасения относительно неонацизма и других форм ультраправого экстремизма, это не имело значения. Таких дипломатов можно было назвать в личной беседе тайными коммунистами.

Самой важной пешкой в игре Гелена был один из его людей (собственный «Борман»), глава администрации Аденауэра — Ганс Глобке, нацистский интерпретатор антиеврейского нацистского законодательства.

Агенты Гелена ездили по стране, занимаясь отдельными личностями и сообщая в штаб сущие пустяки. Встав на сторону американцев в общем фронте борьбы с большевиками, канцлер чувствовал себя в безопасности от местных критиков. Любой противостоявший ему в этой великой идеологической схватке был коммунистом.

Доктор Отто Йон, наблюдавший, как повторяется история Гитлера и национал-социализма, считал, что Науман замешан в неонацистской деятельности. Он также чувствовал, что Серый Лис продвигает версию побега Бормана для того, чтобы отвлечь внимание от Братства.

Отто Йон — глава отдела внутренней разведки и юрист, служивший консультантом в Люфтганзе, очень многое знал о перевозках этой компанией разыскиваемых людей. Он был другом принца Луиса Фердинанда, главы дома Гогенцоллернов, который в свое время казался подходящей заменой Гитлеру. С обычной точки зрения Йон выглядел «правильным человеком на правильном месте», если бы западные союзники действительно хотели помочь в строительстве демократической Германии. В 1944 году через несколько дней после провала заговора против Гитлера он бежал в Мадрид в самолете Люфтганзы, а оттуда отбыл в Англию.

Серый Лис отличался чрезмерным усердием. Расследования деятельности частных компаний проводились с невероятной энергией, учитывалась каждая мелочь. Все это во имя святой свободы! Таким образом было получено огромное количество промышленной и экономической секретной информации. Его доклады, доступные сейчас, представляют собой шедевры из мелких деталей или обвинений, характерных для Третьего рейха.

В то же время шпионаж позволял поддерживать связи. Собственное Братство Гелена состояло из коллег-офицеров и шестнадцати родственников, занимавших высшие посты в организации. Их назначение оправдывалось тем, что близким людям можно доверять.

Везде имелись тайные общества с помпезными названиями, сокращения которых порой звучали весьма курьезно. В службе военной разведки потешались над аббревиатурой MAD («ПСИХ»), которая заставляла американцев корчиться от смеха. Существовал и BfV, Группировка антигуманистической борьбы V, Служба предупреждений действий, наносящих вред промышленности и экономике, и огромное количество служб помощи беженцам и информирования, торговавших «информацией», и т. п. В какой-то момент в Берлине по разным оценкам насчитывалось до 47 тысяч взрослых людей, зарабатывавших себе на жизнь шпионажем. Многие из них не принадлежали ни к какой стороне, продавая информацию тем, кто готов был заплатить больше.

Создалась крайне привлекательная атмосфера для военных преступников. Недалеко от штаба Гелена — в сорока минутах езды от его виллы, в Шарнберге, находился цветущий город Гунцберг, жители которого в основном числились занятыми в семейном бизнесе доктора Йозефа Менгеле, известного в Освенциме как «Ангел Смерти».

В 1959 году он почувствовал себя в достаточной безопасности и прилетел из Аргентины (где он родился и где у его семьи был крупный бизнес), чтобы посетить семейство и присутствовать на похоронах отца. В Гунцберге доминировало семейное предприятие — «Карл Менгеле — производители и экспортеры сельскохозяйственной техники и орудий. Дочерние компании в Южной Америке, основной офис в Аргентине».

Такое шпионы не пропускают. Но генерал Гелен никогда не считал судьбу Менгеле своей заботой. Его люди не видели причин преследовать подобных персонажей, разве что под давлением из-за рубежа. Организация Гелена арестовала лионского палача Клауса Барбье, почетного командира Вилли Крихбаума и лейтенанта СС Ганса Зоммера, в прошлом возглавлявшего полевую полицию безопасности и усмирившего заговорщиков против Гитлера. В 1941 году он планировал взорвать все синагоги Парижа. Список можно продолжать. После суда над Фельфе в 1963 году пошли слухи о том, что в организации слишком охотно нанимают бывших эсэсовцев. Скандал заставил боннское правительство отправить в отставку агентов организации с «неудобными» историями.

…Однажды в лицо человека, возглавлявшего антикоммунистическую украинскую группу в Мюнхене, выстрелили из газового пистолета. Пять кубиков синильной кислоты вызвали сердечный паралич, но не оставили других следов. Стрелявший проглотил антидот, чтобы защититься от смертельного газа. Дело не получило бы огласку, если бы украинец по имени Богдан Сташинский хранил молчание. Но он рассказал офицеру берлинской полиции, что совершил это убийство по приказу КГБ. Более того, ранее он таким же образом убил лидера другой антикоммунистической украинской группировки.

Информация о расследовании просочилась в Москву через доверенного помощника Гелена — Фельфе. Спецслужбы СССР в ответ развернули пропагандистскую кампанию. Они устроили в Восточном Берлине пресс-конференцию, пригласив западных журналистов. Там бывший служащий организации Гелена рассказал, приводя неопровержимые факты и подробности, как Гелен приказывал ему совершить одно из убийств. Убийством организация Гелена хотела помешать британской спецслужбе готовить украинцев для шпионажа в Советском Союзе.

Это публичное признание сделал Штефан Лиффольц. Он заявлял, что в бытность агентом подвергался запугиванию, но он отказался от убийства и перешел на сторону коммунистов. Сначала он отправился знакомым маршрутом — через баварские Альпы в Австрию, далее в Северную Италию, затем в Норвегию.

…Генерал Гелен имел занятную привычку — копировать чужие жесты. Если Стивенсон склонялся на одну сторону и скрещивал руки, то же самое делал Гелен. Если в разговоре Стивенсон поднимал руку, и рука Гелена поднималась в ответ. Сначала это несколько нервировало Стивенсона, а затем он расслабился.

Гелен пребывал в добром здравии и в прекрасном настроении. Он чувствовал себя спокойно в отличие от многих пожилых людей, пытающихся скрыть свое недомогание. Рука его не дрожала, когда он разливал напитки, и только по своей странной привычке он теребил мочку уха всякий раз, когда это делал Стивенсон.

Вечером после встречи с Геленом Стивенсон бродил по тускло освещенным улицам и по Зеепроменаду. Большие белые лебеди спокойно скользили по темным водам. Нити ярких огней покачивались на легком летнем ветерке над головами танцоров и ресторанных посетителей. Стивенсон пытался проанализировать собственное раздражение. Он чувствовал враждебность по отношению к немцам с тех пор, как его отец годами не объявлялся дома, пропадая в оккупированной нацистами Европе. Тогда, будучи школьником, Стивенсон оказался вместо отца во главе большой семьи. Он чувствовал ненависть, глядя в окно на другую сторону маленькой улочки, разрушенную немецкими бомбами. Но когда настала его очередь сражаться, он отказался стать летчиком бомбардировочной авиации, так как не хотел бомбить мирных немецких жителей.

Стивенсон думал о том, насколько легче и спокойнее для его души было бы поверить в то, что эта нация все же изменилась. Стивенсон вырос с убеждением, что лучший способ вылечиться и вылечить — это забыть. Но как забыть зло, сотворенное нацией, которая и теперь решительно не хотела задуматься о своей совести и никогда не признавала собственных ошибок? Германия слишком легко расплатилась за все преступления повешенными в Нюрнберге. Теперь же немцы стали хвастаться достижениями, которые приписывали нацистскому прошлому, — дисциплиной, промышленным прогрессом, великими военными победами. Стивенсон часто слышал, как образованные немцы, интеллектуалы, повторяли одни и те же слова: «Если бы мы победили в этой войне, нас бы считали великой нацией. То, что на нас повесили ярлык негодяев, — всего лишь следствие нашего поражения».

Стивенсон как-то встретился со своим мюнхенским другом, профессором, чьим хобби являлась журналистика. Это был уже немолодой человек, прекрасно разбиравшийся во всех тенденциях современной Европы. (Не станем упоминать его имя или намекать, кто это такой.) Он был солдатом, участвуя в Сталинградской битве, хорошим солдатом. В Германии в это время насчитывалось 3000 генералов и 320 000 офицеров. Он оказался одним из тех тысяч, переживших советский плен.

— Ты выглядишь расстроенным, — сказал он.

Стивенсон согласился. Тогда он предложил:

— Тебе трудно поверить, что времена не изменились. Ты достаточно умен, чтобы понять: США не располагали информацией о России, когда появился Гелен с тоннами своих материалов. Только у него имелись полномочия допрашивать заключенных, вернувшихся из плена. Ты знаешь, он верно определил задачи, вставшие перед армией ГДР. Он докладывал, что там создадут двадцать четыре пехотных полка, семь артиллерийских, три танковых и так далее — всего около 48 750 военных соединений. Он промахнулся немного, но подобная неточность стоила западным союзникам очень дорого и привела впоследствии к другим ошибкам. Организация Гелена совершала ужасные ошибки, так как секретность мешает людям, подобным Гелену, и приводит их к утрате чувства реальности. Реальность — это не детали в документах и докладах, это то, что люди говорят за кружкой пива на улице. «Реальностью» Гелена оказалось возвращение к своим навязчивым идеям, в то время как новое немецкое поколение, оглядываясь на его поколение, отвергало нацизм. Однако они не отвергали то, что к нему привело.

Стивенсон угрюмо уставился в свою кружку пива.

— Когда я служил солдатом, — продолжал профессор, — они узнали, что я был еще и ученым, и заставили меня считать трупы. Это они называли разведкой. Таким образом, я стал членом ассоциации военных разведчиков…

Он рассказал Стивенсону о Герольштрассе, 39 в Мюнхене. По этому адресу располагался офис рабочей группы бывших членов контрразведки. На двери кабинета директора висела табличка с именем Франц Зойберт, в прошлом полковника гитлеровской военной разведки. Затем он работал на организацию Гелена. Группа издавала журнал «Арьергард», который распространялся исключительно среди ее членов. Воссоединение группы произошло в резиденции епископа Вюрцбурга. На собрание приехали бывшие агенты из таких далеких мест, как Тироль и Италия. Это походило на конспиративную встречу ордена Туле под руководством Гиммлера. Друг Стивенсона рассказал, что перед собравшимися выступил бывший генерал, который отвечал за нацистскую разведывательную группировку, — Герхард Хенке, ныне председатель группы… (Была сделана и распространена запись его речи.) Он заявил, что генерал Гелен, конечно же, не мог допустить официальных связей с группой. Но Герхард Бессель, преемник Гелена, принимал у себя членов исполнительного комитета группы для тайных переговоров. Вессель служил в разведслужбе при Гитлере и после войны выполнял такую же работу для американцев и Бонна. Прежде, чем сесть на место Гелена, он успел поработать в Вашингтоне постоянным представителем Западной Германии в НАТО.

— Генерал Вессель слушал заявления членов группы, — сказал друг Стивенсона. — Но человек, наследовавший пост Гелена, крепче стоял на ногах. Когда Вилли Брандт был берлинским бургомистром, о каждой выпитой им стопке виски докладывали BND — организации, пришедшей на смену организации Гелена. Но когда Брандт стал канцлером, он сам преисполнился решимости получать точную информацию, а не ту, что ему преподносили «завсегдатаи пивных», агенты его тайной службы.

Недовольные ветераны и стареющие офицеры свободно распространялись о служебных секретах, возможно, надеясь таким образом изменить ситуацию. Их откровения подтверждали слухи о том, что Гелен все-таки нанимал на службу нацистов, и что его первые предприятия создавали за границей — в Южной Америке, где можно было найти наиболее информированных людей. «Он жил за счет холодной войны, — писал Тревор-Ропер, — и на благо тех американских и немецких правительств, которые верили в примат холодной войны».

Сущность критики Гитлера со стороны Гелена сводилась к тому, что Гитлер проиграл войну из-за недостатка профессиональных советов. Гелен являлся нацистом, хотя, как все офицеры армии, не вступил в национал-социалистическую партию. Русские завладели информацией о нацистском прошлом его сотрудников, используя данные западных моралистов, которые говорили об опасности возврата к немецкому авторитаризму и тем самым способствовали коммунистической пропаганде.

Это произошло и с Отто Йоном. Гелен беспощадно уничтожил его, сказав о прошлом Йона: «Он бежал из Германии, когда заговор со взрывчаткой провалился, и сработал на благо наших противников. Он распространял контрпропаганду в наших войсках. Он носил немецкую униформу и допрашивал многих видных немецких офицеров, включая тех, которые впоследствии служили у меня в организации».

…Если Гелен мог так избавляться от противников, почему же он в разгар смертельной схватки Германии с Советским Союзом терпел присутствие Мартина Бормана, советского шпиона?

Гелен ответил на этот вопрос тем спокойным и непонимающим тоном, которого Стивенсон теперь опасался. Этот тон раздражал его. Гелен никогда не стрелял на поле битвы, но его комната была увешана фотографиями, изображавшими его на линии огня, с пистолетом в руке — типичной позе нацистов, одетым в черное кожаное пальто ниже колен и в черную заостренную шапочку.

Беседуя со Стивенсоном, Гелен восседал рядом с напольными часами. Его золотые запонки поблескивали: каждую из них украшали крошечные короны в знак его аристократического происхождения. На фотографии, висевшей над ним, он был изображен проводящим смотр солдат из РОА — русской освободительной армии.

— Я понимал, что выступить против Бормана было бы самоубийством, — признался Гелен.

Итак, обезвредить человека, который, по заявлению самого Гелена, ежедневно связывался с Кремлем, докладывая о самых главных секретах немецкого верховного командования, было слишком опасно для самого Гелена. Разница между выдачей Бормана и выдачей доктора Йона заключалась в том, что первый мог его уничтожить, в то время как второй оказался беспомощным…