С приходом старости Сталин, конечно, не мог не задумываться над тем, что будет после него, прежде всего он не мог не опасаться, что пойдут насмарку его отчаянные старания фальсифицировать историю советской власти и своего правления. Но кто после него сможет запрятать еще глубже страшную правду о недавнем прошлом и продолжит возвеличивать чудовищную ложь? Сталинские соратники из числа его сверстников решительно отпадали.

Кого же он намечал на свое место? Конечно, никто не ответит на этот вопрос с абсолютной точностью. Но все же можно высказать предположение, против которого, по-моему, трудно возразить и выставить другую версию. Попробуем разобраться.

Достойным наследником Сталина оказался Михаил Андреевич Суслов. Да, он был вторым человеком в стране при Хрущеве и Брежневе, но являлся при них главным идеологом. Он сумел надолго затормозить процесс разоблачения сталинизма и довести до логичного гибельного конца борьбу большевиков за мировое господство. С этой главной идеей Ленина, Троцкого и Сталина покончено, похоже, навсегда, а вот ядовитое наследие Сталина смердит до сих пор, оно оказалось столь живучим, главным образом, потому, что он верно выбрал себе наследника. Причем не только выбрал, но и выпестовал его за много лет.

Суслов родился в 1902 году, то есть был намного моложе привычного сталинского окружения. Вырос в бедной крестьянской семье в селе Шаховском Хвалынского уезда Саратовской губернии. Вскоре после революции, в 1919 году, его отец стал членом партии большевиков, служил в местном уездном комитете и горсовете. Будучи человеком очень скрытным, Суслов почему-то не любил вспоминать об отце и своем детстве. В деревенской школе он получил начальное образование и стал сельским активистом, в 1920 году вступил в комсомол. До наших дней дошел один любопытный документ – «Протокол № 2 заседания активных работников Хвалынской городской организации комсомола от 9 декабря 1922 года». Из протокола узнаем, что Суслов читал свое сочинение-реферат «О личной жизни комсомольца». Он изложил в виде заповедей «что можно и что нельзя делать комсомольцу». Собрание решило этот реферат опубликовать и распространить по другим комсомольским ячейкам. С этим сообщением Суслов выступил в качестве члена партии, куда был принят в 1921 году.

По путевке местной партийной организации Суслов был направлен в Москву на учебу и в 1924 году окончил рабфак. С 1924 по 1928 год учился в Московском институте народного хозяйства имени Плеханова. Затем в целях повышения квалификации стал слушателем института красной профессуры. В 1929 году начал читать курс политэкономии в Московском университете и Промышленной академии. Нельзя сказать, что такое образование и тем более тогдашняя политэкономия были на высоком уровне, но все же впоследствии Суслов выгодно отличался от большинства своих малограмотных коллег в высших сферах власти.

Суслов мог бы сделать солидную и спокойную научную карьеру, но вместо этого начал решительно (без суеты, основательно) взбираться на партийный Олимп. В 1931 году решением ЦК партии был направлен на работу в Центральную контрольную комиссию ВКП(б) и Наркомат рабоче-крестьянской инспекции – единый (до 1934 года) партийно-государственный контрольный орган. Деятельность в таком специфическом органе власти вполне соответствовала характеру и наклонностям Суслова. В то самое время Сталин разворачивал массовый террор и прежде всего выстраивал под себя свою партию. В апреле 1933 года было принято Постановление ЦК о чистке партии. С этой целью для всех регионов страны были сформированы особые комиссии. Суслов участвовал в комиссии по чистке уральской партийной организации. Так он стал одним из сталинских опричников и затем не раз отличался на этом поприще. Он быстро понял, что в партии главное – борьба за власть и что при этом требуется идеологическое прикрытие, то есть самая беспринципная демагогия, если называть вещи своими именами.

Надо полагать, что деятельность Суслова в самый разгар массового террора была замечена и отмечена: в 1938 году он стал секретарем Ростовского обкома партии по кадрам, то есть продолжил свой путь все по той же стезе опричника. Документы того времени свидетельствуют, что в Ростовской области аресты носили такой массовый характер, что в местных организациях не осталось парторгов и их не из кого было выбирать! Летом 1938 года Суслов писал в местной газете «Молот»: «С каждым днем обновленное руководство обкома партии постепенно нащупывает, где у нас политически неблагополучно с руководством районов. Была проведена большая очистительная работа. Но это не значит, что кое-где еще не удалось притаиться вражеским элементам. Я думаю, что кое-где им удалось сохраниться, но житья мы им не дадим, выкорчуем до конца и наверняка».

Пустые грозные слова! Но те, кто знаком со сталинским стилем, сразу услышат в этой цитате знакомые интонации вождя. Нарочитое или врожденное сходство? Не все ли равно… Вскоре Сталин его распознал и, похоже, оценил.

В январе 1939 года Суслов стал уже вторым секретарем обкома. А на следующий месяц шагнул еще выше, занял пост первого секретаря Краевого комитета партии в городе Ворошиловск (ныне – Ставрополь). Биографы Суслова, Р. Медведев и Д. Ермаков, дают ему такую характеристику:

«Стиль руководства Суслова, окончательно определившийся и утвердившийся в эти годы, сосредоточен на тщательном, пунктуальном и аккуратном исполнении постановлений. Это верноподданническая самоотверженность в проведении в жизнь “мудрых” указаний вождя… По авторитетным в среде партийных руководителей образцам Суслов формировал и собственный строгий аскетический образ, строил свое поведение. По воспоминаниям людей, знавших Михаила Андреевича по Ставрополью, в его облике не было ничего естественного, полнокровного, открытого. Он осознавал себя в первую очередь лицом, облеченным властью, “верным солдатом партии”, частью отлаженной машины партийно-государственного управления… Именно в себе, в своем идеологически выверенном руководстве (а не где-то на заводах или колхозных полях) видел Суслов средоточие переустройства мира…»

По свидетельствам очевидцев, Суслов любил повторять такой афоризм: «Партии не нужны таланты, партии нужны преданные люди». Он никогда не забывал прославлять «гений Сталина». И, отлично понимая политику и логику вождя, Суслов не переставал всюду искать «врагов», говорить и писать о них без конца. Вот его несколько строк из местной партийной печати: «Все наши победы завоеваны в жесткой борьбе с остатками классовых врагов – троцкистами, бухаринцами, буржуазными националистами, шпионами и диверсантами, агентами иностранных разведок, пытавшимися сорвать социалистическое строительство и восстановить капиталистическое рабство в нашей стране».

Во время Великой Отечественной войны край был в 1942 году на пять месяцев оккупирован гитлеровскими войсками. Сразу после окончания оккупации Суслов возглавил поиск «врагов», виновников военных неудач на территории края. В недолгий период оккупации незначительная часть проживавших в крае карачаевцев поддерживала захватчиков. За это Сталин объявил всех карачаевцев изменниками, всех без исключения! Поэтому в ноябре 1943 года почти 80-тысячное население этой национальности было депортировано в Среднюю Азию и Казахстан. Затем такому же геноциду подверглись еще несколько народностей кавказского региона, но высылка карачаевцев оказалась самой первой. По команде Сталина Суслов, как глава края, организовал это чудовищное преступление. В результате этой акции погибло больше половины карачаевцев.

Сталин оценил усердие Суслова и выдвинул его на более высокий пост. Новое назначение было непосредственно связано с проведенной Сусловым депортацией карачаевцев. Когда в 1944 году большая часть Литвы была освобождена Красной Армией от немецкой оккупации, Сталин сформировал специальное Бюро ЦК ВКП(б) по Литовской ССР и назначил Суслова его председателем. Суслов прежде всего должен был разобраться с литовцами так же, как он это сделал с карачаевцами. Недаром он захватил с собой в Литву генерала НКВД Ткаченко, который под его руководством осуществлял депортацию карачаевцев.

Сталин назначил на новую должность Суслова с дальним прицелом: вскоре от оккупации была освобождена вся Прибалтика, и ее предстояло советизировать по сталинскому образцу. Весьма показательно, что вождь выбрал именно Суслова для осуществления на практике своей самой заветной мечты о советизации все новых и новых земель. Под началом этого процесса Сталин видел массовую депортацию всех, кто казался Москве врагом или просто подозрительным элементом, в Прибалтике таких нашлось несколько сотен тысяч.

В Литве нам пришлось несколько лет вести вооруженную борьбу с так называемыми «лесными братьями», которые выступали против советской власти и боролись с оружием в руках за независимость своей родины. Шла упорная и жестокая партизанская война. Суслов и здесь проявил себя. Он приказал для устрашения разбрасывать на улицах и площадях трупы участников сопротивления. Нечего уже говорить, что на местных жителей обрушился массовый террор. Затем Суслов стал главным эмиссаром Сталина по всей Прибалтике, где тоже очень угодил вождю, который уже точно наметил Суслова своим полномочным представителем по распространению советизации в Европе. В течение двух лет, с 1946 по 1948, Суслов выполнял особо важные сталинские поручения в разных странах Восточной Европы, ставших придатками нашей империи. Сталин лишний раз убедился, что не ошибся в своем избраннике. В 1947 году вождь лично рекомендовал Суслова на пост секретаря ЦК партии по идеологии. Это был космический взлет! Тогда в Секретариат ЦК входили всего пять человек: Сталин, Жданов, Кузнецов, Маленков и Попов.

До прихода Суслова в ЦК нашим главным идеологом (после Сталина, разумеется) считался Жданов, но в 1948 году он умер. Его место занял Суслов, с 1949 по 1951 год он был главным редактором газеты «Правда», оставаясь при этом секретарем ЦК. Он явно устраивал вождя не только как проводник его внешней политики, но и в качестве идеологического надзирателя внутри страны. Именно он проводил в жизнь сталинские планы по организации погромов в культуре, науке, литературе, которые были в послевоенные годы. Он же стал главным сторожем при «железном занавесе», которым страна наглухо закрылась от проникновения к нам западных веяний. Недаром историк Д. Волкогонов констатировал: «Долгие годы в СССР могли узнать о Западе лишь то, что сочтут люди типа Суслова».

Не случайно также, что именно Суслову Сталин доверил свою главную мечту – идею о мировой революции, вернее, о собственном мировом господстве, которое могло тогда показаться вождю не за горами. Он доверил Суслову руководство международным коммунистическим движением. С приходом гласности появилось много исторических свидетельств на эту тему. Одно из них – документ под названием «Денежные расписки». Вот его текст (корявый, но вполне доступный пониманию):

...

«1. Две расписки от 27.09.46 года 50 000 ам. дол.

2. От Суслова:

1) Расписка Чжоу Эньлая от 16.10.46 года 200 000 ам. дол.

2) Расписка Георгиу Дежа от 04.11.46 года 200 000 ам. дол.

3. От т. Суслова расписка Захариадиса от 03.10.47 года 100 000 ам. дол.

4. От т. Суслова расписка Д. Ибаррури и др. от 12.08.48 года 500 000 ам. дол.

5. От т. Суслова:

1) Расписка т. Костова от 28.11.45 года 100 000 ам. дол.;

2) Расписка Захариадиса от 02.06.47 года 100 000 ам. дол.;

3) Расписка Тореза от 02.11.48 года 5 000 000 фр. франков; 208 350 ам. дол.;

4) Расписка Тореза (Жак Менье) на 1 млн фр. и 5000 ам. дол.;

5) Расписка Менье (Тореза) на 45 000 ам. дол.;

6) Расписка П. Секкия (Рим) 01.09.48 года 40 000 ам. дол.;

7) Расписка П. Гроота, ноябрь 1948 года 50 000 ам. дол.;

8) Расписка Захариадиса 30.09.48 года 100 000 ам. дол.;

6. От т. Суслова четыре расписки В. Песси (1946–1948 г.) на 55 000 000 фин. марок.

7. От т. Григорьяна и X. 17.11.50 года на 500 000 ам. дол.;

8. От Г. Дежа расписка от 08.08.461 года на 300 000 ам. дол.»

Коминтерн давно умер, но дело его, как видим, продолжало жить.

Сталин постоянно расширяет круг деятельности своего идеологического опричника. Так, занявшись в конце своей жизни теорией, вождь поручил группе специалистов создать учебник по политэкономии, а Суслову велел это дело контролировать. Ему же доверил и такое ответственное дело, как собственный юбилей. В 1949 году был создан Комитет по празднованию 70-летия Сталина. Как член этого комитета Суслов обеспечивал информационно-пропагандистское обслуживание, то есть отвечал за самое главное дело.

Когда в ходе подготовки к XIX съезду партии в 1952 году Сталин поручил основной доклад Маленкову, многие решили, что вождь готовит в преемники именно его. Но он же поручил Суслову не менее важное дело – написать речь для собственного выступления, которое прозвучало как завещание и призыв продолжать самое главное – бороться за мировую революцию. Это было весьма многозначительное поручение вождя, Сталин любил такого рода намеки.

Нет сомнения в том, что такое отношение вождя к Суслову было замечено ближайшими соратниками Сталина и обеспокоило их, они не могли не бояться, что Суслов сядет на партийный трон, который, по их мнению, принадлежал кому-то из них, из старой гвардии. Более чем показательно, что уже на следующий день после смерти Сталина Суслов был выведен из членов Президиума ЦК, он остался просто секретарем ЦК, то есть одним из нескольких. Нет, первым лицом в партии (а значит, и в государстве) Суслов не стал, но сумел вскоре занять в партийном руководстве такую позицию, на которой оказался как бы полномочным представителем умершего вождя и постепенно превратился во второе лицо в партийной иерархии, но такое лицо, какого побаивались и не смели пальцем тронуть правившие затем Хрущев и Брежнев. Первый, придя к власти, предложил Суслову возглавить в ЦК всю идеологическую работу и вновь ввел его в Президиум ЦК, а Брежнев вообще не мог без Суслова обходиться.

В 1956 году Суслов лишний раз доказал, что и после Сталина он остался прежним. Осенью того года в Венгрии произошло восстание против нашего засилья в официально независимой стране. Суслов тут же был послан в Будапешт и настоял на вводе наших войск в Венгрию. Восстание было жестоко, в крови, подавлено. Известно, что даже в нашем руководстве были разногласия по поводу ввода войск, но Суслов сумел настоять на своем.

Пользуясь своим положением идеологического диктатора, Суслов сумел нанести культуре страны такой вред, какой может быть сопоставим только со сталинским вкладом в ее разрушение. В 60-е годы он становится главным гонителем Солженицына, которого, как известно, поначалу поддержал Хрущев. Одной из многих жертв Суслова стал писатель В. Гроссман, роман которого «Жизнь и судьба» был… арестован в 1961 году. Агентами КГБ были изъяты в разных местах, на квартирах, в редакциях, издательствах, все копии и черновики романа. Суслов организовал печально известное историческое посещение Хрущевым выставки художников-новаторов в московском Манеже в 1962 году. Это была одна из многих провокаций в стиле главного идеолога.

Как известно, Хрущев с годами постепенно отходил от тех позиций, какие занял на XX съезде партии, когда приступил к разоблачению культа Сталина. Понятно, что в отходе от того курса повинен прежде всего сам Хрущев, но Суслов, несомненно, оказывал на него свое давление. Работавший в то время в ЦК партии Ф. Бурлацкий пишет в своих воспоминаниях:

...

«Почему Хрущев так долго терпел в своем руководстве Суслова, в то время как убрал очень многих оппонентов? Трудно сказать – то ли он хотел сохранить преемственность со сталинским руководством, то ли испытывал странное почтение к мнимой марксистско-ленинской учености Михаила Андреевича, но любить он его не любил. Я присутствовал на одном заседании, на котором Хрущев обрушился с резкими и даже непримиримыми нападками на Суслова. “Вот пишут за рубежом, сидит у меня за спиной старый сталинист и догматик Суслов и только ждет момента сковырнуть меня. Как считаете, Михаил Андреевич, правильно пишут?” А Суслов сидел, опустив худое, аскетическое, болезненное лицо, не шевелясь, не произнося ни слова и не поднимая глаз».

Когда Хрущев произносил эту гневную тираду, он, конечно, не думал, что Суслов скоро отомстит ему за все. Именно он сделал в 1964 году на Пленуме ЦК доклад, после которого Хрущева отправили в отставку. Так главный идеолог рассчитался с ним за своего Сталина. Партию и государство возглавил Брежнев, при нем Суслов и вовсе стал полновластным хозяином, причем не только в идеологии. Его звали в ЦК «серым кардиналом», теперь же его можно было сравнивать и с папой Римским. Еще почти на двадцать лет в руки Суслова было отдано духовное закабаление народа, не успевшего прийти в себя после сталинской тирании. Что его власть означала на практике?

В ЦК партии он контролировал деятельность Отдела культуры, Отдела агитации и пропаганды, Отдела информации, выездную комиссию ЦК, Отдел молодежных и общественных организаций. Под его властью находились: Политуправление Советской Армии, Министерство культуры СССР, Государственный комитет по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, Госкино и Гостелерадио, вся печать и цензура, ТАСС, связь КПСС с другими коммунистическими партиями и внешняя политика государства. От него во многом зависели КГБ и Прокуратура СССР.

Суслов возглавлял борьбу с движением диссидентов в 70–80-е годы. Он держал в своих руках творческие организации писателей, художников, музыкантов, журналистов, работников кино, не забывал руководить театром и эстрадой. Разумеется, возглавлял всесоюзную систему партийного просвещения, контролировал образование в стране, издание учебных пособий и многое другое, включая церковные дела.

За три с лишним десятилетия пребывания Суслова в ЦК я не раз имел возможность наблюдать за ним, слушать его выступления, даже сидеть с ним за одним заседательским столом. Именно так я провел с ним однажды полдня. Тогда в ЦК была создана (незадолго до смерти Сталина) так называемая Идеологическая комиссия – очередная сусловская затея. На своем первом заседании она обсудила работу журнала ЦК КПСС «Коммунист», а на втором – работу журнала ЦК ВЛКСМ «Молодой коммунист» в котором я работал (вначале ответственным секретарем редакции, потом – заместителем главного редактора, затем перешел оттуда в журнал «Смена»). Среди членов идеологической комиссии запомнились М. Суслов и Д. Шепилов. Первый – своей подчеркнутой невыразительностью, второй, наоборот, – яркой, столь необычной для ЦК внешностью, начиная со львиной гривы волос. Он и личностью был яркой, со славной биографией. Такой имидж в том аппарате считался совсем неподходящим, что вскоре и подтвердила печальная судьба Шепилова, настоящей белой вороны среди черных ворон.

В качестве главного надзирателя за идеологией, главного охранителя устоев коммунистического режима Суслов был вездесущ. В этом я имел «счастье» убедиться на собственной шкуре, когда едва не стал одной из его многочисленных жертв. Случилось это незадолго до его смерти, в 1982 году. К тому времени я уже почти двадцать лет отработал в журнале «Огонек», был там заместителем главного редактора. Журнал довольно часто писал о науке. Одним из таких материалов стал очерк о Джуне, в то время она была широко известна как экстрасенс. Это был отнюдь не панегирик, а весьма сдержанный рассказ о ней, автор ставил один вопрос: нужно этот феномен (не только Джуну) исследовать со всей научной скрупулезностью и только после этого делать какие-то выводы.

Итак, в очередной четверг, как и было положено по строгому производственному графику, я подписал в печать тот самый номер «Огонька», в котором говорилось о Джуне. В типографии тут же начали печатать тираж (на это уходило четыре дня). И вот совершенно неожиданно в пятницу вечером мне домой позвонил заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК партии Севрук. С такими высокими чинами я через домашний телефон никогда не общался. Значит, случилось что-то из ряда вон выходящее! Так оно и оказалось. Севрук спросил, сколько отпечатано тиража этого номера журнала. Я ответил, что к этому времени могли отпечатать уже тысяч шестьсот номеров, а то и больше. Он объявил: «Звоните в типографию, пусть прекратят печатать журнал, а то, что уже отпечатано, пусть сожгут. Вам надлежит немедленно собрать коллектив журнала и срочно подготовить новый номер “Огонька” без этого очерка о Джуне».

Это было неслыханно! Подобного случая с журналом в прошлом я не мог припомнить. Я пытался доказать Севруку, что уничтожение напечатанной части тиража и задержка выпуска очередного номера обойдутся в несколько миллионов рублей, но он был неумолим. Ему самому решать вот так столь масштабные вопросы было не по чину, а того, кто распорядился, он, по неписаному, но строжайшему закону ЦК, не назвал. Но мне было ясно, что это могли сделать только два человека – Брежнев или Суслов. Но больше это было в характере Суслова, такой жест был совсем не в брежневском стиле, которого я не раз наблюдал вблизи во время зарубежных поездок, когда освещал его визиты в качестве корреспондента «Огонька». Я тут же позвонил директору типографии Фельдману, он был уже в курсе дела и в полной панике. Пользуясь тем, что между нами были всегда неплохие отношения, я с огромным трудом уговорил его не уничтожать пока напечатанную часть тиража и пообещал добиться отмены такого распоряжения. Позвонил Джуне, я ее неплохо знал, и она подсказала мне, кому позвонить из наших вождей, чтобы уладить этот конфликт. В то время Джуна была хорошо знакома со многими нашими самыми высшими руководителями, поскольку оказывала помощь им или их близким. Мне тут же удалось застать дома Байбакова и Епишева. Первый был заместителем Председателя Совета Министров СССР, Председателем Госплана и просто приятным знающим человеком. Второй – начальником Главного политического управления Советской Армии. Большая шишка, но все же для разрешения разразившегося скандала едва ли полезная. Но все дело было в том, что он являлся закадычным другом и собутыльником Брежнева. Оба этих важных деятеля обещали мне помочь, и к утру субботы переданное Севруком распоряжение было отменено. Потом выяснилось, что скандал затеял Суслов. Когда Брежневу доложили об этом, он прошамкал но поводу Суслова: «Так он у нас давно с ума сошел!» Он был прав, в конце своей жизни Суслов впал в полный маразм, даже Брежнев заметил это, хотя и сам не далеко ушел от своего главного идеолога. Тогда вообще партией и страной правила группа старцев. Примечательно, что после смерти Суслова они стали тоже один за другим уходить из жизни, первым оказался сам Брежнев…

Между прочим, Суслов еще в сравнительно молодые годы производил впечатление весьма пожилого человека, «замороженного судака». Но, похоже, не все было так однозначно в его душе, как это можно было судить по его облику. Например, такой был случай. Журнал «Огонек» всегда печатал цветные портреты членов Политбюро по случаю их круглых юбилейных дат. Изображения эти были на целую журнальную полосу и отличались парадной казенщиной, хотя каждый раз утверждались для нас самими юбилярами. К 75-летию Суслова я послал ему его официальную цветную фотографию на утверждение. И в ответ получил его превосходную черно-белую фотографию, сделанную всемирно известным фотомастером из Франции. Я аж ахнул от удивления. На этом снимке Суслов был похож на изысканного интеллектуала, каким, надо думать, он себя и считал. За долгие годы моей работы в «Огоньке» так не поступал ни один член Политбюро! Ни до этого случая с Сусловым, ни после него. Даже им никак было нельзя выбиваться из своего общего ряда, таков был неписаный, но железный закон, а вот Суслов в свои 75 лет стал, похоже, настолько всемогущ, что осмелел и позволил себе проявить свою подлинную натуру. А ведь всю свою жизнь вел сверхосторожный образ жизни!.. Уже цитировавшийся выше наш историк Волкогонов дал такую, по-моему очень четкую, характеристику Суслову:

...

«Сталинский догматизм, наложивший свою диктаторскую печать на общественную мысль, был воинственным, беспощадным… Особую изощренность в этом деле проявлял Суслов, настоящий идеологический инквизитор, который сумел и после Сталина на долгие годы сохранить теоретические исследования в состоянии застоя. Опуская везде свой идеологический шлагбаум, консервируя сталинизм, Суслов явился генератором дуализма, теоретического лицемерия… Худой, болезненного вида человек, ходивший всегда в поношенном костюме, он тем не менее более других ценил жизненные блага. У Суслова было ярко выраженное „шлагбаумное“ мышление: не пускать, не позволять, не потакать. Его побаивались не только люди среднего уровня, но и находившиеся рядом с ним. Тридцать пять лет, начиная с 1947 года, он в качестве секретаря Центрального Комитета заправлял идеологией. Этот человек сделал очень многое для цементирования догматизма в отечественном обществоведении не только при Сталине, но и после него. Главный идеолог партии не смог за десятилетия своей работы в ЦК выдвинуть хоть сколько-нибудь запоминающуюся идею или концепцию. Этот человек всю жизнь был хранителем догм сталинизма…»

Волкогонов пишет также, что именно Суслов виноват в том, что мы не имеем подлинной, научно объективной истории Великой Отечественной войны, не знаем всей правды о ней. Волкогонов заявляет: «Мне пришлось проработать около двух десятков лет в Главном политуправлении Советской Армии и Военно-Морского флота. Было время, когда в отделе печати Главпура в соответствии с высокими указаниями Суслова и его аппарата просматривались все мемуары».

Примечательно, что сам Суслов, будучи главным партийным идеологом, не создал абсолютно ничего своего! Не написал ни одной книги. В 1982 году, в год его смерти, у него вышел трехтомник под громким названием: «Марксизм-ленинизм и современная эпоха». Понятно, что собранное в трехтомнике – плод трудовых усилий его помощников: выступления, речи, небольшие статьи… В этой связи можно вспомнить забавный случай. В 1972 году сотрудник ЦК партии A. Н. Яковлев (в 80-е годы он стал главным идеологом Горбачева) опубликовал в «Литературной газете» свою статью. Суслову она не понравилась. Он попросил своего помощника выяснить, кто писал эту статью для Яковлева. Помощник доложил своему шефу, что статью писал сам Яковлев. «Что он, Ленин, что ли?» – удивился Суслов.

За долгие годы работы в «Огоньке» я неплохо узнал сусловского помощника В. Воронцова, большого любителя и коллекционера поговорок и афоризмов. Причем он в изобилии их издавал. Выпустил немало толстых сборников, на обложках которых красовались такие названия, как «Мудрые мысли» и т. п., при этом на обложке всегда стояло: «В. Воронцов», как будто это была его авторская книга. Разумеется, он же и получал немалые гонорары за это. На все его сборники в центральной печати регулярно появлялись восторженные рецензии, а сами издания по своей полиграфии были просто роскошными. Казалось бы, такой аскет, каким был по своей роли в жизни Суслов, мог бы унять аппетиты своего резвого помощника, но он этого не сделал, хотя и был главным надзирателем за моралью и нравственностью в нашем обществе. Партийные функционеры все, снизу до самого высокого верха, были большими прагматиками и своего никогда не упускали, роскошествуя и жируя в стране вечного дефицита. Еще в 20-е годы наш великий философ и ученый B. Вернадский писал в своих дневниках, что все партийные функционеры – воры и никчемные личности.

Брежнев в долгие годы своего правления, которое назвали застойным и застольным, все больше склонялся к тому, чтобы не возвращаться к критике сталинского режима, и в то же время всячески способствовал раздуванию собственного культа. Первую скрипку в этом деле играл, разумеется, Суслов, наступил его звездный час! Партийному эпикурейцу, отчаянному жизнелюбу Брежневу было просто не до государственных и партийных дел. Силен он был только в партийных интригах, достигнув по воле случая высшей власти, он окружил себя людьми такого же пошиба, они тоже умели хватать жирные куски государственного пирога. Что же касается Брежнева, то ему просто времени на привольную жизнь не хватало. Вот его увлечения: вино, женщины, домино (часами играл в эту «мудрую» игру), иностранные автомобили (десятками их коллекционировал), хоккей (все основные матчи смотрел), охота… Но главным его увлечением была его собственная персона. Он навесил на себя десятки орденов и медалей, его портреты наперегонки рисовали художники, а мы в «Огоньке» были обязаны их печатать. И всем этим безобразием руководил Суслов. Он лично вручил Брежневу по случаю его 75-летия четвертую по счету и третью за последние пять лет Звезду Героя Советского Союза (за что, спрашивается, за какие такие боевые подвиги?!). Кроме того, Брежнев имел еще золотую Звезду Героя Социалистического Труда. Нацепил Суслов на него и орден «Победы» А это за что?! В войну Брежнев был не полководцем, а полковником, комиссаром, и все ему было мало…

Апофеозом этой постыдной вакханалии, режиссером которой, повторим, был Суслов, стало торжественное провозглашение Брежнева первым писателем страны. Группа прозаиков и публицистов во главе с известинцем А. Аграновским написала за Брежнева его «мемуары», которые у нас тут же были изданы и названы вершиной философской мысли и литературного мастерства. Вся страна должна была не только славить, но также изучать «мемуары» Брежнева. Точно так же по команде ЦК партии в стране всенародно изучались «научные труды» Сталина. В своем писательском мастерстве Брежнев даже Сталина превзошел, поскольку был официально принят в члены Союза писателей.

Из многих конкретных вредоносных дел Суслова нельзя не выделить вторжение наших войск в Чехословакию для подавления там национально-освободительного движения. В то время именно он верховодил и в области внешней политики. После этого реставрация сталинизма в нашей стране стала приобретать все более конкретный характер. Власть, например, жестоко травила академика Сахарова, бросала в концлагеря и психушки инакомыслящих… Бывший ответственный сотрудник ЦК партии В. Печенев в своих воспоминаниях свидетельствует, что мнение Суслова для Брежнева было решающим: «А что по этому поводу Миша считает?» – обычно спрашивал Брежнев при обсуждении сложных вопросов, имея в виду Суслова. Биографы Суслова Р. Медведев и Д. Ермаков пишут по этому же поводу:

...

«Наверное, одной из составляющих “реального социализма” был незыблемый авторитет личной власти. Суслов всячески способствовал прославлению заслуг Генерального секретаря Брежнева перед советским народом, созданию мифа о ярком мыслителе, писателе и полководце. Раздуваемый им же культ Брежнева Суслов использовал в своих интересах… Леонид Ильич полностью доверял Суслову, а порой и просто не мог обойтись без его мудрого, взвешенного совета».

Последнее утверждение насчет «мудрости» – на совести авторов. Эта «мудрость» выражалась, например, в тезисах партии к 100-летию Ленина в 1969 году, составленных, разумеется, под руководством Суслова и целиком опрокинутых в прошлое. «Партия, – говорилось в тезисах, – отвергает любые попытки направить критику культа личности и субъективизма против интересов народа и социализма, в целях очернения истории социалистического строительства, дискредитации революционных завоеваний, пересмотра принципов марксизма-ленинизма». Прямая угроза всем, кому политика Суслова не нравится!

Незадолго до конца своей жизни Суслов успел как бы подвести итоги усилий на посту наследника Сталина. Для этого он использовал 100-летие со дня рождения своего кумира в 1979 году. Выражаясь партийно-бюрократическим языком, Суслов, видимо, решил вообще «закрыть» вопрос о возможности критики сталинизма, покончить с разоблачением сталинских преступлений, восстановить вождя на пьедестале. Это его намерение было четко выражено в газете «Правда» от 21 декабря 1979 года, то есть точно совпало с памятной датой:

«Партия дала исчерпывающую оценку деятельности Сталина… Деятельность Сталина необходимо рассматривать в связи с конкретной исторической обстановкой… В борьбе за победу социализма огромную роль сыграли руководящие кадры Коммунистической партии и Советского государства… В этой политической и идейной борьбе Сталин приобрел большой авторитет и популярность…» В той же статье говорится и о «некоторых ограничениях внутрипартийной и советской демократии, неизбежных в обстановке ожесточенной борьбы с классовым врагом и его агентурой…» Ловко сказано! Это – о массовом терроре, сгубившем миллионы ни в чем не повинных людей.

В конце 1979 года Суслов внес свой последний, можно сказать, смертельный вклад в самоубийственную политику КПСС в мировом масштабе. Он довел до логического конца то, о чем грезили Ленин, Троцкий и Сталин: именно по инициативе Суслова началась наша агрессия в Афганистане, которая и привела КПСС и Советский Союз к катастрофе. Очевидцы вспоминают, как накануне принятия этого рокового решения Брежнев взял телефонную трубку: «Михаил Андреевич, не зайдешь ли ко мне? Есть потребность посоветоваться». И Суслов тут же посоветовал: «В сложившейся обстановке, видимо, нужно принимать решение срочно… А на ЦК обсудим позднее».

Известный историк Ж. Медведев так высказался о судьбе Суслова: «Старший идеолог, каким был Сталин, готовился уступить место младшему, когда понял, что его собственное время подходит к концу… Суслов сумел добавить Сталину еще около 20 лет активной жизни после смерти самого Сталина». Нет, не двадцать, а гораздо больше! Последствия усилий Суслова сказываются еще и сегодня, уже в XXI веке.

Нет, недаром Суслов был похоронен на Красной площади с такими почестями, которые полагались только руководителям партии и государства. Однотипные памятники-близнецы Сталину и Суслову стоят рядом на главной столичной площади. Зловещий символ!