По горькой и странной иронии судьбы, он встретил Вику на вокзале. До этого не встречал. Не мог дозвониться, и в квартиру к ней его не пускали.

А номер её телефона мог без ошибки назвать, даже разбуженный посреди ночи. Думая, что Вика сознательно не отвечает ему, купил новую сим — карту, звонил с городского и рабочего, смс — ки писал. Пробовал найти адрес её личной почты, через Аню добыл все контакты в соцсетях… Не помогало.

Один раз, устав бесконечно набирать заветные цифры, хотел уже сбросить вызов, чтобы набрать снова, но на том конце прекратились гудки.

Прикрыв глаза, не веря нечаянной радости, выдохнул:

— Вика… Наконец‑то…

И услышал холодное:

— Слушай, мудила… Прекрати ей звонить. Она не ответит. Я предупредил. — И снова короткие сигналы…

Понял, что девушку охраняют, не допуская контактов с ним. И, все равно, продолжал и писать, и звонить… Пусть без результата, но не мог остановиться.

Почувствовал, что по — тихому сходит с ума. Будто наваждением, она заполонила все мысли, никак не отпускала. Не свихнуться окончательно помогала надежда: на работе встретятся и поговорят. Тогда‑то, уж точно, он дров не наломает.

И снова готовил речь — искупительную, о том, какой идиот он был, и как постарается стать другим, и как не может простить себе все слова, раньше сказанные…

И вот — встреча. Такая долгожданная. И совсем не такая, как ждал. Что она делала на вокзале, если должна была сейчас двигаться по дороге к офису?

Может быть, Мишу своего провожала? Дэн и увидел‑то первым его, Мишу. В суетливой толпе провожающих, отъезжающих и встречающих Вика могла бы и незаметно пройти. А Михаил выделялся: и одеждой, не местной, слишком легкой, и небольшой сумкой, и ростом. Не мог не цеплять взгляд.

Но главное, что взгляд приковывало: чемодан, стоявший с ним рядом. Тот самый, огромный, с которым Вика когда‑то, невероятно давно, ждала Дениса на этом же вокзале.

Только, почему‑то, рядом с Михаилом её сейчас не было. Странная нестыковка напрягла.

Усадив Дашку с Ромой на кресла в соседнем зале, так, чтобы зря глаза не мозолили, он рванул обратно. Туда, где боялся и надеялся увидеть Вику.

Боялся — потому, что не хотел верить в её отъезд, надеялся — на то, что успеет увидеть, пока не уехала. И, все же, поговорить…

Этот злосчастный мужик, зовущийся Миша, засек его на подходе. Что‑то короткое бросил Вике, она уже рядом сидела, спиной к Денису, и двинулся наперерез.

Дэн решил дождаться его. Не хватало еще и здесь морды друг другу бить. Плевать на всех остальных, но Вика этому не была бы рада. Он помнил ещё ту истерику…

— Что здесь забыл? — Похоже, парень по жизни предпочитал не ходить вокруг да около. Бросался в проблему сразу.

Большого труда стоило не нахамить.

— Провожаю. — Не стал договаривать, кого именно. Не стоило.

— Видел. А сюда за каким прешься? Мало тебе прошлого разговора? Хочешь еще добавить?

— Вот, давай, еще здесь померяемся достоинством. Ты же взрослый мужик…

— А ты, я вижу, не очень. — Глядел тяжело, исподлобья. Всем видом показывая: "Не подходи. Моё. Не позволю". — Я о Вере сейчас говорю. Добить её напоследок хочешь? Не успокоился?

— Прекрати. Не заводись, Михаил.

— Даже не начал еще.

— Я прощения хочу попросить. Очень сильно её обидел. О ней и думаю. А ты наезжаешь.

— На кой сдались ей твои извинения? Куда она их положит? Засунь себе лучше… — Сдержался. Не договорил, куда. Но Денис и так понял.

— Миш. До поезда — минут пятнадцать. Я ничего плохого сделать не успею. И не собираюсь. Честно.

— Ты и раньше не собирался, я уверен. А вышло все как‑то через задницу. Что‑то сомневаюсь, что ты научился хорошему за это время.

Денис физически ощущал, как в нем нарастает ярость. Она бурлила, заставляя дышать чаще, мозги плавиться, а кулаки сжиматься. Пришлось делать очень глубокий вдох, и такой же глубокий — выдох. Чтобы хоть немного расслабиться.

— Вот ты мне скажи: кому будет лучше, если она оскорбленная уедет? Я ж её в шпионаже обвинил, не подумав…

— Ну ты и… даже слов нет, как тебя назвать…

— Да зови, как хочешь. Без разницы. Но этот‑то косяк ты мне позволишь исправить? Это же для неё важно, не для меня.

Снова пришлось выстоять под тяжелым, колючим, оценивающим взглядом, и не психануть, и глаз не опустить. Михаил что‑то взвешивал в уме. Казалось, можно увидеть, как летят его мысли, как ворочаются и сталкиваются в голове…

Наконец, он что‑то решил для себя, кивнул, прищурился…

— Ладно. Попробуй. Но если опять до слез доведешь — пеняй на себя. Два раза не предупреждаю…

— Убедил. Постараюсь. — Уже сделал, было, первый шаг в сторону Вики… Затормозил. — Спасибо тебе, Михаил. Искреннее.

Тот поморщился.

— Сам знаешь, куда его засунуть. Только ради неё позволяю…

Вика сидела спиной к ним, не видела, что происходит. Не оглядывалась.

Дэн пробрался между пластмассовых сидений, наваленных на пол сумок, чемоданов и мешков, цепляясь за чьи‑то колени. Замерзшие люди двигались, пропуская, но никто даже не посмотрел наверх, не поинтересовался, кто их тревожит…

Каким‑то чудом, кресло напротив девушки было свободным. Дэн уселся на краешек. Так, чтобы, наклоняясь, можно было взять её за руку. Но притронуться не осмелился: глаза были прикрыты, дыхание — спокойное, не хватало еще испугать..

Поэтому, лишь тихо позвал:

— Вика… Слышишь?

Резко распахнутые ресницы, огромные, ошалелые глаза… Сразу отметил, что веки красные, сама — бледная, скулы впали… Что‑то сдавило в районе грудной клетки. Что‑то больное и пакостное. Нет, не жалость. Скорее, желание укутать потеплее, обнять и утащить отсюда. И никому не отдавать. Слишком острое желание, и слишком нереальное. Хотя…

Дэн откинул все проснувшиеся идеи. Нельзя. Сейчас — нельзя.

— Денис? — Неверяще и растерянно. Даже сморгнула несколько раз. Очень по — детски, совсем неуверенно. — Что ты здесь делаешь?

— А ты? Не ждал тебя здесь видеть, маленькая… — От этой нечаянной фразы она будто сжалась. Еще меньше стала. Не выдержал, поймал за руку… Ледяная.

— Я уезжаю. Домой.

— Понял… А я провожаю. Теперь и тебя.

— Я не хотела говорить заранее, чтобы снова не начинать скандалы… Сейчас затишье. Ты справишься.

— Справлюсь, Вик. Естественно. Где наша не пропадала? — Не о том говорил. Совсем не о том. А секунды капали, оставляя все меньше возможностей о том сказать. — Но я, все равно, приеду. Скоро. Подам на развод.

— Хорошо. — Слишком вяло. Слишком безжизненно произнесла.

— Вика. — Как в прорубь ухнул. — Прости меня. Пожалуйста.

— За что, Денис? Может быть, все случилось так, как надо?

— Нет. Я идиот. Обидел тебя и сотни раз пожалел. И раскаялся. И дальше каяться буду…

— Не нужно. Я тоже, кажется, не всегда была права…

— Вика, я же знал, что ты ни в чем не виновата. С самого начала знал. Ревность и злость глаза закрыли. Придурок просто. А тебя обидел…

— Да. Обидел… — Без всяких эмоций в голосе. Очень устало.

— Ты сможешь меня простить? Когда‑нибудь? — С силой потер глаза ладонями. — Вика, я знаю, что некоторые вещи не уходят из памяти. Слишком… задевают, что ли… Но я постараюсь, чтобы ты забыла.

— Как? Я уезжаю. Ты останешься. Пройдет время, и все встанет на свои места. Конечно, прощу, Денис.

— Правда? — Он радостно вскинулся, схватил её за руку, немного сильнее, чем нужно…

— Да. Когда‑нибудь. — Тяжело вздохнула. — Мне кажется, мы слишком запутались, Дэн. И дел наворотили. Таких, что долго разгребать. Не знаю даже, как долго.

— Я разгребу, Вика. Обязательно, моя хорошая. Мы справимся.

— А оно тебе нужно, Дэн? Столько усилий, нервов… Так сложно все… — Она закашляла надсадно. Прикрыла глаза.

— Конечно. Очень. Ты даже представить себе не можешь, как мне это нужно… Веришь? — С беспокойством вглядывался в её лицо. — Ты хорошо себя чувствуешь, маленькая? Может, тебе не стоит сейчас никуда ехать? Еще на неделю, хотя бы, останься… Отлежишься, переболеешь.

— Нет. Я уже отлежала себе все бока за это время. Не могу больше. Домой хочу. В свою собственную постель, а не в чужую…

— Я понял. Хорошо. — Ничего хорошего он не мог представить, особенно — при словах о постели. Но сейчас ли об этом говорить? — Я скоро приеду. Мы встретимся и поговорим. Тебе будет лучше, и будет на это побольше времени. Хорошо?

— Наверное… — Безразлично пожала плечами. Сделав так больно, как никогда еще никто не делал.

С трудом сдержался, чтобы не выругаться от бессильной злости. Но не вспылил. Смог.

— Ладно. Я понял, что тебе сейчас не до этого. Бежать нужно, скоро посадка.

— Да.

Он привстал было, собираясь нейтрально попрощаться. Не выдержал. Снова уселся, схватил её ледяные ладошки, начал, по привычке, растирать.

— Только, пожалуйста, береги себя. Ладно? Ты мне нужна веселая, бодрая и здоровая. — Сыпал какими‑то глупыми фразами, не умея иначе выразить беспокойство…

Вика, вдруг, усмехнулась, нерадостно:

— А такая, больная, что? Не нужна? — Напомнила себя, настоящую, тихую язву… Вселила надежду, что не так все и плохо…

— Нужна. Хочешь, заберу к себе, сейчас же? — Рванул вверх, потянул её за руку. — Вставай. Поехали.

— Ты сначала семью проводи. Поедет он…

— Провожу. Тогда — поедешь?

— Денис, давай, ты сначала проводишь, а потом поговорим на эту тему? Сначала в этом разберись. — Она осталась там же, где и сидела. Не двинулась с места. И, почему‑то, прятала глаза…

— Разберусь. Ты дождешься? Обещаешь?

— Попробую. И не на этом вокзале же мне ждать…

Противный голос из динамиков заголосил, сообщая о прибытии поезда. Толпа вокруг засуетилась, мешая смотреть и разговаривать.

— Беги, Денис. Сажай свою семью, они же тебя ищут, наверное. Беспокоятся…

— Да черт с ними!

Взгляд с укоризной.

— Так неправильно. Иди уже.

— Хорошо. Побежал. — Неотвратимо и с очень угрюмым видом, к ним приближался Миша… Денис охватил её всю, целиком, взглядом, напоследок. И обнял, порывисто, всего на пару быстрых биений сердца. — Я люблю тебя. Верь мне, пожалуйста. И не обижайся.

Не стал дожидаться ответа (страшно было не то услышать), легко прикоснулся губами к щеке… Встал.

— До свидания, Вика.

— Прощай, Денис Дмитриевич. — Это уже Михаил ответил. А Вика молчала…

Он плохо запомнил, как помогал Дашке вкатывать чемоданы, как обнимал мальчика на прощание… В памяти остались только его печальные, горячие, темные глазенки. И то, как обещал Ромке, что ненадолго расстанутся, и увидятся — очень скоро.

Ощущал, что обрастает этими обещаниями, словно вязким налетом. Привычный к действиям, стремительным решениям, не умеющий молоть языком, чувствовал себя актером в какой‑то чужой пьесе. Хотелось уже начать что‑то делать. И ничего, пока что, не мог. Но как же чесались руки и в голове свербило от сумятицы мыслей.

Лишь увидев хвост уходящего поезда, внезапно понял: Вика уехала. Вот только что. И теперь удаляется, неуклонно. А завтра будет вдали от него за тысячи километров. И он вернется в пустую квартиру, уже скучную без привычного детского топота и лепета. И будет сидеть там грустными вечерами, думая, как же хреново ему без Вики. И даже в офисе её не встретишь. И не увидишь, минимум, дней семь — десять. О том, что и потом еще можно не встретиться, думать себе запретил.

Идея проклюнулась уже по дороге к работе. Дурная, наверное, идея. Но даже не пришло в голову остановиться.

С трудом удерживая руль на скользкой дороге, потянулся за телефоном. Благо, что номер забит был списке быстрых вызовов, долго искать не пришлось.

Палыч, конечно же, ответил сразу. Денис не так часто звонил ему первым, и только по важным делам.

После короткого, но теплого приветствия, сразу взял быка за рога:

— Палыч, оставь девчонку у меня. Очень нужно.

Даже молчание шефа, кажется, похолодело:

— Не понял. Ты о чем, Денис?

— Величко. Вероника. Она сегодня домой уехала.

— Ну. Я в курсе…

— Нужно, чтобы она сюда вернулась. Не сейчас, позже. Но верни её мне.

— Ты охренел там, что ли, Дэн?!!!

Тон собеседника не предвещал ничего хорошего. Но это сейчас никак не могло повлиять…

— Палыч. Очень надо.

— А ты ничего не путаешь, а? — Очень вкрадчиво, голосом, не предвещающим ничего хорошего. — У нас двадцать первый век, напомню. Крепостное право отменили хренову тучу лет назад.

— Александр Павлович, не передергивай. Я знаю, что ты сможешь убедить её и настоять. Тебя она послушается, уверен.

— Я не буду спрашивать, зачем это все тебе нужно. Не хочу даже даже думать. Но, давай, накидай мне хоть пару аргументов: на кой ляд это ей? Каким опытом ты еще с девочкой не поделился?! — Тон Палыча к концу фразы был весьма раздраженным, а голос звучал раскатисто.

— Значит, уже донесли. Все, что надо и не надо… — Денис не спрашивал. Скорее, вслух рассуждал. — И кто у нас такой ответственный, хотелось бы знать?

— Ничего никто не доносил. — Шеф показался усталым и разочарованным. — Не нужно быть суперсообразительным, чтобы понять, хотя бы примерно, что там у вас произошло. Явно, что‑то очень личное.

— И как же ты догадался, проницательный ты мой? — Осведомленность шефа несколько обескураживала. Дэн, вообще‑то, надеялся поведать ему историю первым. Так, чтобы ненужные детали не исказили впечатление. Опоздал. Теперь нужно было понять, куда и как двигаться дальше.

— Да письмецо мне тут одно в ящик упало… Такое… очень эмоциональное… Погоди. Сейчас найду и зачитаю. — Он на время замолк. Из динамиков доносилось только дыхание шефа и щелканье мышкой. Дэн ждал. Не хотел выступать раньше времени…

— Тааак… Где же оно было? Я ж его в отдельную папку спецом закинул… Ага. Вот. Слушай. Цитирую. — Денис просто прирос к трубке. Даже встал на обочину, с включенной аварийкой, чтобы на дорогу зря не отвлекаться. — "Я отказываюсь работать под управлением Дмитриева Д. И. Категорически… " Дальше неважно… Ага. Вот. Еще. " Вы имеете право принять любое решение в отношении меня, вплоть до увольнения. Если нужно, заявление напишу. Но возвращаюсь домой в первой декаде января, независимо от вашего решения. Тринадцатого января появлюсь в главном офисе…"

Дальше была долгая пауза. Шеф, похоже, дал ему время осмыслить услышанное. А Дэн переваривал. Ничего нового, в общем‑то… Но удивило, что Вика, даже в таком состоянии, не забыла, что еще работает, и что никто её из командировки не отзывал.

Взрослая девочка, ответственная и умная. Сейчас он себя ощущал идиотом на её фоне. Полным и круглым дураком. Который сам себя обвел вокруг пальца.

— Итак, друг дорогой. Ты не хотел бы теперь что‑нибудь добавить к вышесказанному? — Шеф откровенно издевался, похоже. А еще он был очень зол. Так, что лишний раз нарываться не следовало бы. А Дэну сейчас было фиолетово на эту злость. Другие проблемы волновали.

— Саш… А какого хрена ты раньше мне об этом не сказал? Меня, по сути, обвинили непонятно в чем, а ты молчал?

— А что именно тебе непонятно? Ты чего там натворил такого, что абсолютно адекватная, вменяемая девушка такие перлы мне подбрасывает, а? Что‑то мне подсказывает, Дёня, что лучше тебя никто об этом не знает…

— Млять. Саня, я все могу понять. Ты, конечно, крутой босс и начальник. И даже, наверное, знаешь, почему и зачем так делаешь, но почему не сказал ДО того, как она уехала?

— Потому, что Вероника попросила тебе ничего не сообщать. Я выполнил её просьбу. А потом ждал.

— Чего?

— Твоей реакции. Любопытно было. Давно я таких чудес не видал.

— Развлекаешься за мой счет?

— Нет. — Тон его снова похолодел. — Жду твоих объяснений. И это уже не шутки.

— Дней через десять приеду, и все тебе объясню. Лично.

— О — па — па!!! Это что за новости?! А я тебя сюда звал, что ли?

— Нет. Я беру отпуск, если помнишь, я там не был пять лет. Если не шесть. Имею право, полное.

— Все так серьезно, что ли? Зачем, Дэн?

— Разводиться буду. Нужно лично присутствовать.

— Охренеть… Какие нюансы… Значит, говоришь, у вас там разногласия в принципах управления возникли? Ну — ну…

— Я этого не говорил.

— Значит, послышалось… Ты продолжай, дружище. Только не тяни. У меня время свободное, конечно, есть… Но не все же на тебя тратить…

— Палыч, не издевайся. Давай, приеду и все расскажу.

— Нет. Хотелось бы услышать сейчас. Только вкратце.

— Я обвинил её в шпионаже. Она обиделась. Этого достаточно? — Дэну даже сейчас не хотелось об этом говорить. Слишком было неприятно признавать свою глупость и порывистость.

— В общем, да. Хотя, конечно, странно. Твой профессионализм раньше сомнений не вызывал. А теперь иллюзия рассыпается на глазах. — Дэну показалось, что шеф прикуривает, там, на другом конце связи… — Кстати. Настоящего виновника нашел? Обещал же мне выслать доклад, еще до праздников…

— Нашел. Не хотел торопиться, после того, как в первый раз облажался.

— Отчасти правильно. И кто это? — Однозначно. Шеф затягивался, и, похоже, сигарой…

— Палыч, ты же бросил курить?! На кой снова начал?

— С вами, друг мой, можно в запой уйти, с такими выкрутасами…

— Да есть у нас тут один салабон. Виталик Земский. В отделе продаж. У парня корона выросла, а мы не заметили. Нужно было лопатой сбивать, и намного раньше. — Дэн подумал, что сейчас тоже не отказался бы от затяжки. Бросил давно, а вот, поди ж ты, дурной пример заразителен оказался… Да и каяться в своих ошибках другу, по совместительству — начальнику, было не очень приятно. Он бы и коньяка сейчас хлопнул, чтобы расслабиться. — В общем, обиделся, что на Женькино место не его поставили. Устроил слив, чтобы Вику убрать… Даже денег не заработал. Прикинь, какой дурак?

— Да… Что‑то ты, Дёня, расслабился. Под собственным носом дерьма не видишь… Как у тебя мог такой талантливый фрукт оказаться?

— Да бес его знает, Палыч. Старею, наверное…

— Или дуреешь. Это намного вероятнее… И что, он сам управился, или кто помог? На одной зависти и обиде далеко не уедешь. Или талант оказался, криминальный?

Теперь уже Дэну хотелось и выпить, и закурить, конкретно.

— Нет. Ларка помогла и надоумила.

— Кто? Секретарь твой?!! Мля. Дэн, я когда тебе говорил, что не нравится мне эта профурсетка? Она‑то с чего? Ты ей тоже успел под подол заглянуть?

— В том‑то и дело, видимо, что не успел…

— Да ладно? В самом деле? Точно, стареешь, братуха. — Шеф невесело хохотнул. — А она так вокруг тебя вертелась… И каким боком Лариса оказалась замешана?

— Контакты дала Виталику. Намекнула, что у конкурентов, вроде бы, есть интерес. А дальше, как будто, и не при делах была. Только, без её наводки, Виталик не додумался бы, никогда…

— Мда. И что теперь будешь с ними делать?

— Хм… Так‑то, убить хотелось бы… Да в снегу прикопать… В наших лесах и не нашлись бы, даже подснежниками. Но, ты ж понимаешь, время не то, и не наши методы…

— Это ты от Серого, что ль, идей понабрался? — Шеф понимающе хмыкнул. — Ты поаккуратнее, смотри, с такими‑то мыслями. Кому‑нибудь понравятся, воплотят их в жизнь, а тебе отдуваться…

— Палыч, да я ж не маленький, все понимаю…

— Не маленький. А дел наворотил. Что еще с Величко случилось, рассказывай?

— Саш, давай, все‑таки, при личной встрече, а?

— Понятно.

— Да что тебе может быть понятно‑то?! — Дэн вспылил, еле удержался, чтобы не завопить. Как ему, счастливо и много лет женатому, довольному семьей и детьми, может быть что‑то ясно? Когда впору идти и посыпать голову пеплом, настойчиво и многократно?

— Что ты — придурок, Дэн. Ведешь себя, как маленький. С молодой девчухой не мог управиться. Эх, ты…

— Все, Палыч. Заканчивай. До связи. — Но трубку бросать не спешил.

— Ага. Съехал, подлец, с темы. Давай, держи в курсе ваших расследований. И обойдись без членовредительства, я настаиваю.

— Окей.

Вера помнила свой отъезд, будто в тумане. Не отложилось в памяти ни расставание с Таисией Павловной, ни дорога на вокзал, ни долгое ожидание отстающего от графика поезда. Разговор с Дэном остался, но какими‑то обрывками: его слова о прощении, о том, что приедет скоро, о чем‑то еще… Потом она долго сомневалась: что было на самом деле, а что она уже досочиняла. Ведь не раз представляла себе эту встречу — и до неё, и после. Представляла и надеялась, что не будет её. Слишком страшно было смотреть ему в глаза после… предательства? Слабости? Безрассудства? Она толком не знала, как свое возвращение к Мише назвать.

И было ли это возвращением, или прощальным аккордом в их песне — тоже не знала. Михаил вел себя, как ни в чем не бывало, окружал вниманием и заботой, так необходимыми ей сейчас, кормил с ложечки, на руках носил, практически, ни в чем и никогда не упрекая… И в поезде, всю дорогу, не оставлял её больше, чем на десять — пятнадцать минут. Во всяком случае, каждый раз, вырываясь из тяжкого, мутного сна, Вера встречала его внимательный, встревоженный взгляд.

Лишь одна четкая мысль преследовала на всем пути: с каждым перестуком колес, Денис оставался все дальше. И дальше, и дальше… Превращаясь в горьковато — сладкое воспоминание. Которое, тем не менее, никак не стиралось.

И эти нервные метания, будто маятник раскачивался между полюсами, больше всего вынимали душу: поверить, простить, ждать и надеяться, или простить и навсегда забыть?

Не давали покоя темные глаза, которые снились и мерещились, то с упреком, то с надеждой, то с обидой, то с мольбой о прощении и любовью. И память о том, как напоследок его руки касались её пальцев.

Мишу к себе, после того единственного раза, больше не подпускала. Болезнь оказалась очень удобным предлогом: жарко, холодно, тесно, душно, и невозможно, когда что‑то давит… Тот молчал, хмурился, но не требовал, не настаивал…

Весь этот бред воспаленного и измученного мозга вдруг показался мелочью и глупой выдумкой. Ровно в тот момент, когда Вера осознала себя стоящей у кабинета Палыча. Тогда она поняла, что все её пытки и метания — бред, не стоящий внимания и потраченного времени шефа. Как объяснить взрослому, серьезному, ответственному человеку, да еще и начальнику, что на неё нашло? Какая муха заставила бросить филиал, который в ней нуждался, и рвануть домой, никого не спрашивая?

Ей было стыдно и, впервые, по — настоящему страшно. Нет, не криков, угроз и оскорблений боялась, а того, что придется посмотреть в глаза человеку, в неё поверившему, и увидеть в них разочарование. Поняла, что не сможет сказать и слова, внутри все сковало холодом, и даже челюсти сжались с такой силой, что не смогла бы разжать для простого приветствия.

Помогла помощница шефа, Галочка, милая и приветливая, всем и всегда улыбающаяся девушка (не к месту вспомнилась вечно недовольная Лариса, но Вера с усилием отогнала эти мысли). Галя ободряюще подмигнула, и почти подтолкнула Веру к двери в кабинет:

— Давай, иди, не съест же он тебя, в самом деле.

Так проще оказалось сделать первый шаг. Который стал и последним. Зашла, прикрыла за собой дверь, да так и осталась на месте.

— Ну, заходи, Вероника. Что ты, как чужая, мнешься там? Хоть посмотреть на тебя, такую… смелую. Давно ж не виделись, а ты прячешься…

— Здравствуйте, Александр Павлович… — Выдавила с усилием. Но подойти смогла.

— И тебе не болеть. Присаживайся, давай, в ногах правды нет. — Шеф сверлил взглядом, но Вера понять не могла, что в его глазах крылось. Исподлобья смотрел, так, что неудобно вглядываться. — Что‑то бледненькая ты… Устала, не выспалась после каникул?

— Да нет, простыла… До конца не отошла.

— Ясно. Тогда выздоравливай скорее. — Он сделал внушительную паузу, во время которой девушка извелась, не зная куда спрятать глаза. — Рассказывай, как ты докатилась до жизни такой?

— Какой, Сан Палыч? — Вздохнула, чувствуя, что сил нет говорить загадками.

— Ну, такой вот… — Он перебрал, демонстративно, какие‑то бумаги. — Категорически отказывается она, уволиться хочет… А если, действительно, уволиться предложу?

— Ваше право, Александр Павлович. Скажете — уволюсь. Я же вам написала…

— Это всегда успеется. Так серьезно все? Если бы пару дней подумать, а потом решать, стала бы пороть горячку?

— Да. И это — не горячка. Я обо всем подумала, и много раз.

— Хм… И что же такого Денис натворил, что ты вот так категорична?

— А это важно?

— А сама как считаешь? От лучшего директора филиала сбегает один из самых перспективных работников… Тут впору огорчаться… То ли директор не такой и лучший, то ли с перспективным работником фигня какая‑то, и я облажался…

— Директор хороший, не сомневайтесь! — Это вырвалось без её желания. Сначала сказала, а потом пожалела.

Но было поздно: шеф услышал. Ухмыльнулся хитро…

— Даже, значит, так? — Вера лишь кивнула головой, нервно сглатывая. Осознавая, что выглядит совсем уж глупо…

— Хороший, говоришь, директор? Значит, это ты — плохая? Или я что‑то путаю?

— Не знаю… Нормальный он. Просто я с ним больше не могу работать. Никаким образом.

— Да уж… Ответ, достойный профессионала…

Вера опустила голову еще ниже… Ей раньше только казалось, что сгорает от стыда. А вот сейчас она, действительно, сгорала…

— Вероника. — Он дождался, пока снова поднимет глаза и посмотрит прямо. — Я же говорил тебе раньше о том, что нельзя принимать решения под властью эмоций?

— Да. Говорили…

— А ты послушала и сделала все наоборот. Правильно?

— Александр Павлович, ну, так же нельзя с людьми обращаться! Это же свинство!

— Как? Объясни мне, Вероника. Что именно нельзя? Что такого Денис тебе сделал? Я хочу понять.

Уже прекрасно зная, что будет выглядеть глупо, Вера вывалила свой главный аргумент:

— Он меня в шпионаже обвинил! Представляете? Как можно работать, после этого? Лично я — не представляю.

— Он обвинил или заподозрил? Вот так тебе прямо и сказал: " Вероника, ты виновата. Я знаю, что ты шпионишь и продаешь все наши секреты на сторону"? — Голос Палыча сквозил насмешкой и усталостью. Благо, что еще не брезгливым был…

— Не знаю… Теперь уже ничего не знаю… Звучало, как обвинение. А что он там себе думал, понятия не имею…

— Ну, вот. И ты, не разбираясь, приняла решение.

Снова тяжелая, давящая тишина. Вера понимала, что от неё ждут какого‑нибудь ответа. Но ничего больше говорить не собиралась. Как объяснить начальнику, что эта причина была последней каплей? Что она просто не могла находиться рядом с Денисом, дальше? Или, все‑таки, смогла бы, хорошо все взвесив и откинув глупые обиды? Не каяться же ей во всех грехах, и в главном — в их связи с Дэном?

— Или что‑то еще случилось, о чем я не знаю, а вы мне оба не говорите?

Она помотала головой. Такой ответ не устроил. Шеф ожидал чего‑то еще.

— Нет. Не случилось.

— Ага. Понял. — Внезапно, мужчина, до этого вальяжно сидевший в кресле, резко придвинулся к столу, навис над ним, всем видом излучая какую‑то угрозу. — Тогда скажи… А ты не в курсе, с чего он, вдруг, решил разводиться?

Вот теперь она окончательно потерялась. Только хлопала ресницами, беспомощно глядя в лицо шефу, в надежде, что ей послышалось, что не было такого вопроса…

— А… Причем тут я? — Нашлась, наконец‑то. Не лучший вариант, но можно было попробовать разыграть изумление. — Это же его личное дело…

— Да что ты?! Прямо‑таки, ни причем? Столько лет мужик провел на Севере, и ничто ему не мешало. А тут, вдруг, приперло скинуть с себя брачные узы. Потяжелели, внезапно, крылья расправить не дают… И с чего бы это?

— Александр Павлович, я не понимаю, куда вы клоните…

— Вот не поверишь, Вероник, но Дёня мне тоже самое сказал! — Он развеселился, так же неожиданно, как начинал сердиться до этого… — Какое совпадение, да?

— Александр Павлович, мне кажется, что личная жизнь сотрудников не имеет никакого отношения к работе. Какое вам дело, кто и почему разводится? — Вера сама удивилась той смелости, с которой задала вопрос. Но ей, действительно, стало надоедать, что все лезут туда, куда не положено. И так тяжко, а посторонние люди устраивают допросы. Она даже подруге до сих пор ничего не рассказывала, хоть Ника и пытала о причинах подавленности… А сейчас, по непонятным причинам, должна директору, да еще и мужчине, да еще и женатому счастливо, душу раскрывать. Возмутила её эта ситуация, потому и вырвалось то, что на язык само просилось…

— В целом ты, конечно, права. И я не имею права лезть туда, куда никто не просит… — Шеф, как ни странно, казался довольным… Не возмутился её наглым отпором, а даже слегка расслабился. Вновь откинулся на кресле, но продолжал внимательно её рассматривать. — Но! До тех пор, пока это не сказывается на работе. А оно уже сказалось… Или я ошибаюсь, и вы с Денисом повздорили только по рабочим вопросам?

Вера замялась. Было бы проще ответить утвердительно, но тогда пришлось бы врать и сочинять. А этого она делать не умела. И не хотела начинать учиться…

— Я не хочу об этом говорить, Сан Палыч. Если вы оставите меня здесь, в офисе, то даже поводов не возникнет, чтобы эту тему поднимать. Давайте, не будем об этом? — Твердость закончилась. И почти умоляюще закончила фразу. — Пожалуйста.

— Надо же. Характер никуда не пропал… — Шеф улыбался. Слегка, только уголками губ, но не хмурился, и уже это радовало. — А я уже испугался, что Денис тебя довел до ручки и сломал. А трудности, Вероника, у всех бывают. Главное, чтобы характер был и мозги, а еще желание что‑то с ними делать.

— У меня больше нет никаких трудностей. И не ожидается. Во всяком случае, таких, которые смогут повлиять на мою работоспособность.

— А если появятся? Что будем делать?

— Какие, например? — Палыч говорил загадками. И Вере совсем не нравилась эта тема.

— Например, Денис через пару недель приедет сюда. Будет в офисе. Я планирую задержать его на несколько дней. Грех не воспользоваться его помощью, раз он тут окажется. И что ты будешь делать? Прятаться, скандалить, снова грозить увольнением?

— Он что? Серьезно приезжает? — Только сейчас она поверила в реальность обещаний Дэна. Раньше казалось, что все это — просто сказки, чтобы её успокоить и не прощаться на плохой ноте. Вера была искренне убеждена, что история с Денисом закончилась. Она теперь здесь, он — остался там, на Севере…

— Похоже, девочка моя, ты мало что поняла про Дениса… — Этот отеческий тон царапнул, как и снисхождение, столь явно прозвучавшее… — Каким бы он ни был м. ком, в общем‑то, но слов на ветер никогда не бросает. Если сказал, что сделает, поверь, все будет именно так, а не иначе. Я его полжизни знаю, и ни разу не было, чтобы Дёня от своих намерений отказался. Так что, да — приедет, и скоро. Поэтому я тебя и пытаю. А не от любопытства нездорового или скуки.

— Я его так никогда не называла, как вы сейчас… — Пробормотала, глубоко задумавшись. Как‑то подобный исход событий Вера себе не представляла. Не ожидала, что еще вживую увидятся…

— Да какая разница? — Шеф уже смеялся. — Ты еще просто молодая, лексикон еще не богат на ругательства. Козлом‑то, все равно, считаешь?

— С чего вы это взяли?

— Вероника, не смеши. Ты сбежала от ангела во плоти, что ли? Груза своих грехов испугалась, на его фоне?

— А мне, между прочим, совсем не смешно! А вы глумитесь…

— Мне тоже. Но, видимо, я тебя слишком сегодня огорошил, поэтому не стоит ждать внятного ответа. Иди, работай. Завтра на эту тему поговорим.

Ей совсем не хотелось больше говорить на эту тему. И думать — тоже. Новость оглушила, раскидав по сторонам с таким трудом собранные осколки — равновесия, спокойствия, веры в то, что все обойдется, все у нее будет хорошо…

Весь день ходила, как пришибленная, невпопад отвечая на вопросы коллег, торопившихся разузнать, как она съездила, что видела, что интересного в лучшем филиале… Что она могла ответить? Что стала любовницей директора, который её же и обвинил в предательстве? В том, чего она и в страшном сне никогда не видела? А потом приставал с признаниями, зная, что за дверью — жена и её мужчина… И прощения просил, но она не запомнила, за что именно, и как просил… В общем, конечно, очень многим она могла бы поделиться… Но таким даже с близкими не всегда делиться можно, не то, что с коллегами…

Ночь спала плохо, просыпалась, что‑то бормотала во сне… Будила своими метаниями Мишу… К утру он окончательно нахмурился и посмурнел, но ей уже было безразлично: сам выбрал такой путь. Она еще не раз ему предлагала расстаться и разойтись по — хорошему. И всегда один ответ получала: "Выгонишь — уйду. А сам — никогда не подумаю. Даже не надейся". Сказать о том, что он ей совсем не нужен, и пусть уходит, язык не поворачивался…

Она поняла, что поговорить не получится: Миша старательно уходил от темы, делал вид, что не слышит, отвечал невпопад, либо сообщал, что все уже сказано, какой смысл повторять?

Придумала выход: если спрашивать письменно, то вопрос никуда не денется, в воздухе не повиснет. А если снова не ответит, можно отправлять смс — ки бесконечное количество раз.

Набрала текст. " Миша, зачем ты меня прощаешь? Я же виновата. И мы оба это знаем…"

Долго перечитывала, прежде чем отправить. Стирала и набирала заново. Даже уже решила, что глупая выдумка, и не стоит еще больше бередить раны… Рука дрогнула, и сообщение улетело.

Вера замерла, ожидая ответа. Знала, что прочитает мгновенно: он всегда был на связи, даже ночью и в выходные, всегда и всем отвечал. Спал с телефоном у подушки, готовый проснуться и говорить.

Ответа не было. Пять минут. Десять. Пятнадцать. Собралась переслать повторно. И тут звякнуло входящее сообщение. Даже сомнений не было, что от него.

Руки почему‑то задрожали. От волнения. Хотя, вполне могло быть, что Миша опять нашел способ нейтрально отделаться от вопроса.

Пустое поле, без лишних слов. Одна только ссылка. И все.

Ссылка вела на Ютуб. Одно название песни сказало о многом. Они любили её слушать вместе, оба. Но Вера никогда не придавала ей такого значения, которое пришло сейчас.

Мягкий, негромкий голос Макаревича рассказывал, что " Он был старше её, она была хороша…". Наизусть знакомые слова… тихая повесть о том, как жил и что чувствовал Миша, "в час, когда она летала по ночам"…

Выключила на середине. Не захотела дослушивать. Знала, чем кончится. И теперь уже по — настоящему боялась. За Михаила…

Не смогла унять заходившееся сердце. Набрала номер. Миша ответил сразу же. Видимо, ждал…

— Скажи, что это неправда?! — Почти выкрикнула, не дав ему сказать обычное "привет"…

— Что именно? Что я буду ждать, сколько бы ты ни уходила? Это правда. И буду надеяться, что вернешься. И про то, что люблю — тоже правда… — Голос был безнадежно усталым. Глухим..

— Нет. Не про это!

— А про что?

— Ты же ничего с собой не сделаешь, если… — Она осипла. Спонтанно и неожиданно. — Если мы, все же, расстанемся?

В трубке раздался смех. Не очень веселый.

— Малыш… — Кажется, успокаивать начал… Так мягко… — Я всегда был против суицида. И даже не думал никогда об этом. Конечно, жить я буду, никуда не денусь…

Вера облегченно выдохнула. Поверила. Если он говорил, то только правду. Мог умалчивать что‑то, но никогда не врал. Да и рисоваться не стал бы. Так по — детски глупо… Это она уже себя накрутила…

— Только я не представляю, что буду делать с такой жизнью… — Обреченно и безрадостно. Снова выворачивая душу.

— Господи, Миш… — Почти простонала.

— Верунь. Прекрати себя казнить. Просто живи и радуйся. А я буду радоваться за тебя.

— И даже…

— И даже если уйдешь, все равно буду рад, что ты счастлива. Так бывает. Не парься, Вер. Все мы кого‑то отвергаем, а иногда бываем отвергнутыми. "Се ля ви", или как там правильно по — французски?

Нельзя сказать, что ей намного полегчало, но, все же, чуть посветлело на душе. Миша, как будто, развязал какие‑то узелки, позволяя дышать глубже. Осталось теперь решить: как пережить встречу с Денисом, не сорваться в истерику, не поддаться мольбе в горячих глазах…

Палыч вызвал её в середине дня, когда девушка уже расслабилась, в надежде, что шеф просто о ней забыл.

— Ну, что, Вероника? Придумала что‑нибудь?

— А вы не могли бы отправить меня в командировку, на то время, когда Денис будет здесь? — Это вырвалось без её воли. Думала об этом, но даже не собиралась говорить…

— И куда, интересно? И с какой целью? — Сарказм в голосе шефа переливался и искрил.

— Ну… Неужели, мне больше негде набраться опыта? Только там можно было? — Это уже было наглостью, откровенной, но Вера уже не хотела сворачивать с выбранного пути.

— А тебе мало уже полученного опыта? Не хватило? — Издевался, не скрывая своей насмешки.

— Хватило…

— А мне кажется, что главному ты так и не научилась. И командировка тут не поможет.

— Чему? — Сникла окончательно. Ведь ясно, что ничего хорошего не услышала бы…

— Разговаривать.

— Но…

— Без "но". Говорить вы умеете. Каждый о себе. Разговаривать — нет. — Сказал, как отрезал.

Когда‑то две недели казались Дэну обычным набором цифр в календаре: перечеркнул, забыл, живешь дальше… Привык отсчитывать время только до важных дат: тендеров, совещаний, подписаний договоров, сдачи очередного проекта. Никогда еще секунды так не растягивались, а потом так же стремительно не летели, как в эти дни.

Он старался забить делами каждый час, по максимуму, чтобы успеть все до отъезда. А еще — чтобы не думать лишний раз. Вообще ни о чем. Не хотелось гонять по кругу одну и ту же безвкусную жвачку. Бессмысленно и бесполезно.

Днем еще было нормально: в отсутствие Женьки и без уволенной Ларисы, он категорически зашивался. Нужно было утрясти проблемы со сливом данных, добиться пересмотра тендера, запустить новые проекты, ввести в курс дела нового секретаря… Приходил домой и падал, практически без сил, и должен был бы уснуть, сразу же… Но тоска мешала. Хотелось поговорить. О чем‑нибудь. С Викой. Не важно о чем, просто поболтать о мелочах. Она все так же не отвечала на звонки. На смс — ки не отвечала. И на письма. А он, как дурак, продолжал звонить, писать, набирать, отправлять… Без толку. Но он не отчаивался. Еще не было ни разу, чтобы Дмитриев Денис не добивался своего. Одна была проблема — почти не спал. Работа, как раньше, от бессонницы не спасала.

— Да уж… Укатали Сивку крутые горки… — Это было первое, что он услышал от Палыча. — Тебе бы в отпуск, парень…

— И тебе, Саш, не болеть. Тоже рад тебя видеть.

— Ну, и как с тобой общаться, таким вумным? — Палыч откровенно зубоскалил. Дэн знал, что под этой маской скрыта и искренняя радость от встречи, и множество не заданных вопросов. Просто они оба умели делать многое, сметая все преграды на пути, на общей трудной дороге к успеху, только одного не могли — проявлять эмоции, искренние, настоящие. Они же — мужики, успешные причем, им не положено это умение. Поэтому, Денис на хохмы шефа никогда не обижался.

— Как положено: сначала накорми, напои, потом спать уложи, а с утра, на ясну голову, разговоры заводи. Мне ли тебя учить, Палыч?

— Борзеешь, Дёня. Теряешь нюх. А ну, как рассержусь на тебя? — Это он спрашивал, крепко, по — мужски обнимая друга, хлопнув по плечу так, что кости затрещали…

— Да сколько угодно… Одним больше, одним меньше — уже без разницы… — Надоело играть в веселого раздолбая, которому все нипочем…

— Что? Достали тебя твои женщины? — Палыч посерьёзнел.

— И не только они. Предки готовы предать анафеме. Отец вчера, думал, с инфарктом сляжет. Все орал, чтобы я ехал и забирал заявление… Пришлось в гостинице ночевать. Не могу жить в дурдоме.

— А ты категорически настроен? Может, ну его, этот развод? Столько лишнего геморроя… Будешь еще алименты платить… — Шеф не был бы сам собой, если б не начал с разведки боем.

— Саш, это нужно было совершить хренову тучу лет назад. А я отмахнулся и сделал вид, что все нормально. Теперь пожинаю плоды. Хватит уже, нет смысла оттягивать.

— Вероника из‑за этого уперлась? — Шеф уже стоял у заветного шкафчика, выбирая бокал попузатее, да бутылку "повкуснее". Кто б сомневался, что такой разговор не будет вестись "насухую". Обернулся к гостю. — Ты все так же, коньяком балуешься, или взял иностранную моду — вискари да бренди? У меня выбор большой… Даже коллекционный херес есть…

— Саш. Кончай выпендриваться. Из твоих рук и водку буду.

— Ясно. Держи. — Подтолкнул налитый до середины бокал. — Сильно не разгоняйся. Вечером где‑нибудь еще посидим, там и оторвешь душу.

— Как Вика, Саш? Мне, пока что, не до посиделок…

— О, как. И что, хочешь рвануть к ней прямо сейчас?

Дэн только сжал губы, не желая распространяться о своих слабостях.

— Не, если хочешь, едь, конечно. Адрес‑то знаешь?

— А ты?

— А мне она, как‑то, не сообщала. И я не особо привык в такие подробности вдаваться. Оно мне надо?

— Мог бы для меня подсуетиться… Знал же, что спрошу. Ведь знал? — Денис отхлебнул уже несколько глотков янтарного напитка, но ожидаемого удовольствия от вкуса и аромата не ощущал. Просто выпил и забыл.

— А я в сводники не нанимался. И не планирую. Так, держу руку на пульсе, не более того. Плеснуть еще? — Кивнул на опустевшую посуду.

— Не нужно. Не в коня корм. Когда помирюсь, тогда и напьемся.

— Мда? — Шеф с сомнением покачал головой, продолжая держать наклоненной бутылку. — Не пришлось бы тебе сухой закон объявлять…

— Нужно будет — и объявлю. — Жестче, чем хотелось, вышло. Повременил со следующим вопросом, покручивая ножку… — А что? Думаешь, все так плохо?

— Завтра с ней встретишься и разберешься.

— Хорошо.

— Побриться не забудь. Похож на абрека какого‑то. Не с гор, чай, спустился, должен человеком выглядеть, а не туземцем.

— Слушай, Палыч, неужели ты думаешь, что Вика будет смотреть на мою рожу?

Шеф расхохотался. Откровенно и унизительно.

— А куда она будет смотреть, скажи мне? Ты ж не баба, чтобы на ноги и титьки пялиться. И не о Вике я думаю, а о других сотрудниках.

В общем, надежды на скорую встречу не оправдались. Поздним вечером Вики не было в офисе, адрес никто подсказать не мог, а на телефон она до сих пор не отвечала. Выпытать что‑нибудь у шефа не вышло так же. Тот злорадно подхихикивал над Дэном, издевался, жизни учил… Не помог ничем. Спасибо, что вмешиваться не стал, такая "помощь" могла бы кончиться совсем не так, как хотелось бы.

На следующий день шеф позвал Дэна к себе и полдня мурыжил вопросами о делах, финансах, проектах и другой ерунде. Несомненно, важной для компании ерунде, но такой… Денис удерживал себя от взрыва с огромным трудом. Хотел орать и топать, и требовать Вику сюда. Срочно. Без промедления, а лучше — самому к ней бежать. Но он молчал, терпел, скрипел зубами, и даже что‑то отвечал.

Шеф сдался на третьем часу разговора.

— Дёнь…

— Да?

— А ты, вообще, слышал последний вопрос?

— Да.

— Нет.

— Саш… Я внимательно тебя слушаю.

— Повтори.

— Ладно. Не слышал. И не хочу.

— А что…

— Вику увидеть хочу! Неужто, не понимаешь?! Видал я все эти дела! Я что, по — твоему, ради них приехал?!

— Оба — на!! Какая экспрессия… Почти обидел меня.

— Сначала с ней поговорю, а потом с твоими обидами разберемся.

— Убедил. Сам пойдешь или сюда вызвать?

— Я дойду и найду. Только вот… Ты же ей отдельный кабинет не выделял?

— Нет. А в чем проблема? Уже пора?

— Сань. Прекрати издеваться. Разговор не для лишних ушей. Придется всех посторонних выгнать. Оно тебе нужно, чтобы встал целый отдел?

— Да понял я тебя. Не кипишуй… — Он уже снял трубку селектора. — Позови ко мне Величко. Только лично. Найди и приведи.

— Спасибо тебе, Палыч…

Шеф поморщился и отмахнулся:

— Пока еще не за что. И я за собой вину знаю: зря отправил девочку к тебе…

— Что?! Ты считаешь…

— Ничего я не считаю. Виноваты мы оба. А тебе исправлять. Давай, постарайся.

Он достал сигареты, дождался стука в дверь и вышел почти сразу же. Только поздороваться с девушкой успел.

Дэн столько раз представлял эту встречу. И ночью сегодняшней, и за много ночей до нее. И слова готовил. А сейчас он их все забыл.

Просто шагнул к ней, застывшей у порога, схватил за руки (мельком, про себя, ответил, что опять ледяные), заглянул в глаза:

— Здравствуй, моя хорошая! — Радость от того, что она рядом, затмила все сомнения и страхи, не дала заметить, как она скована и совсем не счастлива, на вид…

— Добрый день, Денис Игоревич.

— Вика… — Он растерялся несколько… Немного другого ожидал. — Я не вовремя? Может, попозже поговорим? Я подожду, если нужно…

— Да нет. Нормально все. Какая разница? Зачем оттягивать разговор?

— Ты… не рада меня видеть?

Вика замялась, глядя несчастными (теперь‑то он заметил, что нет в них тепла и веселья), потерянными глазами… Покусывала губы и молчала.

— Вик? — Его совсем не устроило такое положение дел. — Скажешь, что происходит?

— Я… Я не знаю, Дэн. Честно.

— Чего? В чем ты не уверена? Поделись? Может, разберемся вместе? — Эта неуверенность больше обрадовала, чем простое и окончательное "нет".

— Ни в чем. Ни в себе, ни в тебе…

Теперь пришла его очередь молчать. Думать. Чтобы не вспылить и не наделать новых глупостей. Уж до этого он, слава богу, уже сотню раз догадался и допер своим разумом.

Присел на первую попавшуюся горизонтальную поверхность (то ли тумбочку, то ли стол), зацепив и рассыпав лежавшие там каталоги… Махнул рукой на них — не до этого. Кивнул девушке, предлагая тоже приземлиться. Она послушалась.

— И что мы будем делать?

— Ничего. Наверное, жить. Что еще?

— Вик… Я же умирать и не предлагаю… — Тут его осенило. — Жить — вместе? Ты на это намекаешь? Я согласен. Хоть сейчас!!!

— Денис. Ты же еще даже не развелся! О чем сейчас можно говорить?

— Я вчера подал на развод. И ты прекрасно знаешь, по какой причине.

— По какой? Уточни, пожалуйста. — Ему совсем не нравилось её заторможенное спокойствие. Лучше бы кричала, истерила… Он бы быстренько с ней " помирился". А так… вроде, и не ссорятся… и радости нет…

— Я хочу быть с тобой. Вместе. Чтобы никто между нами не стоял, и ничто не мешало.

— А расстояние в несколько тысяч километров? Для тебя оно тоже не преграда?

Вопрос, несомненно, резонный. Однако, Денис им ни разу не озадачивался. Все же было ясно и так…

— Зачем? С какой стати, нам жить на расстоянии, Вик? Я чуть не сдох, за это время. Не хватало тебя — до чертиков просто.

Она лишь грустно усмехнулась, опустила глаза… Дэн готовился к следующей фразе, но, все равно, оказался не готов.

— А если я не хочу отсюда уезжать? Если не хочу жить полгода в морозе и полгода — в легком намеке на тепло? Ты готов переехать сюда, Денис?

Оглушила. Будто пыльный мешок надела на голову…

— Как? Вика, но ты же об этом ни разу не заикалась… Почему только сейчас?

— А ты спрашивал?

— Если честно… Мне даже в голову не приходило, что ты не захочешь переехать. Все же было здорово, Вик? Если бы не эти явления… неприятные… ты могла бы там и остаться…

Он потянулся к ней и так привычно взял за руки, заглядывая в глаза. С болезненным ожиданием и умирающей надеждой на чудо…

— А мне не приходило на ум, никогда, что у нас с тобой может быть будущее. Слишком все было… — Замолкла, подбирая слова… — Быстро. Ты ведь почти ни о чем меня не спрашивал и ничего не обещал. Так не должно быть, Дэн, когда по — настоящему…

— Хочешь сказать, что все это — баловство? Так? Поигрались — и будет? И шел бы ты на хрен, Денис? Не мешай моей жизни спокойной? — Больно укололи её слова. От того больнее, что слишком похожи на правду…

— Денис! Ты меня слышишь, вообще?! — Этот вскрик был каким‑то отчаянным… Вика грустно усмехнулась. — Хотя, о чем это я… Разве моё мнение хоть что‑нибудь значит? Захотел — пригрел, захотел — подальше послал, захотел — оскорбил, ни о чем не думая… Теперь вот, осчастливить решил своей свободой… А я должна молча подчиняться твоим решениям и капризам. Какие бы они ни были… А тебе не приходило в голову, что я могу думать иначе? Что мне, в общем‑то, и нужно совсем не много.

— Что?! Скажи мне, что именно, и я дам тебе все, что захочешь. — В тот момент он готов был достать ей с неба и звезды, и луну, и солнце, в придачу. Только бы успокоилась, перестала говорить загадками, и согласилась уехать с ним. Сейчас же.

— Нет. Этого у тебя нет, Денис. И не знаю, будет ли, когда‑нибудь. — Поджав губы, она смотрела ему прямо в глаза. Щеки алели пятнами. Видно было, как нелегко давался ей этот разговор…

— Чего?

— Умения спрашивать. И слышать ответы. У тебя на первом месте — ты. Твои желания. Твои хотения. Мне просто ненароком повезло, что попала в поле твоего зрения. И ты меня захотел. Только и всего…

— Вик, не придумывай. — Ему совсем не нравилось, куда идет разговор. Не о том и не так она думала. Дэн планировал, что покается, вымолит прощения, потом они помирятся, и он увезет девушку с собой. Главное было — добиться, чтобы перестала думать о том обвинении, что он выдвинул сгоряча… А тут, оказалось, была еще масса претензий…

— А никак. Не получается, Денис. Ты же совсем обо мне ничего не знаешь. Составил себе портрет, какой нравится, и общаешься только с ним. А кто там, на самом деле, за этой картинкой, даже не догадываешься…

— И что ты хочешь этим сказать? — Не было никакого желания вести долгие душеспасительные беседы. Выяснять, кто, кем и насколько недоволен, можно было бы и в другое время. Дэн хотел добиться ясности: когда, как быстро, Вика будет с ним. Рядом. Постоянно.

— А ты не понял? — Она дала ему время на ответ, чуть подождала. Но ему нечего было сказать на это. Если женщине требуется выговориться — пусть говорит. Ничего страшного.

— Что ж. Разъясняю. Никуда я не уеду отсюда. Во всяком случае, не сейчас. Может быть, через месяц ты обо мне забудешь. А я таких отношений не хочу, ненадежных…

— Будем играть в любовь на расстоянии? Ты этого хочешь? — У него снова начали ходить желваки, подрагивать ноздри… — Сказала бы лучше сразу, что останешься с этим своим… как его… Мишаней. Он же тебя обратно принял, после меня? Просто идеальный парень….

Он презрительно сморщился, всем видом показывая, что думает об этом человеке.

И совсем не был готов к пощечине. Звонкой. С оттяжкой. Зло поймал её за руку.

— Что? Не нравится?!

— Ты идиот. Прощай.

— Вика! О чем ты?

— Отпусти руку! И отстань от меня! — Дернулась. Он только сжал крепче. Совсем не такой он представлял эту беседу. Но отпускать — никогда. Ни за что.

— Нет.

— Я сейчас кричать буду. — Её глаза блестели. От возбуждения, злости, еще каких‑то невысказанных эмоций… Красивые, любимые глаза. Такие отчужденные….

— Никто не услышит. У Палыча все отличное. Звукоизоляция — тоже.

Она просто закинула голову вверх, с тяжелым вздохом. А Дэн смотрел, как на шее пульсирует жилка. На такой нежной и тонкой шее. Которую сотню тысяч лет не целовал. Подтянул её за руку ближе к себе. Прижался губами к тому самому месту. Застыл, вбирая её запах. Забытый почти и сладкий, до боли.

Она замерла. Как натянутая тетива, за секунду до выстрела…

Судорожно дернулась. А потом… Всхлип… Или ему показалось? Неверяще поднял голову.

— Вика? Ты что? — Почему‑то, шепотом…

Потом еще один всхлип, подавленный…

Обхватил её лицо ладонями, заставил посмотреть на себя. Глаза все так же блестели. Только теперь уже от влаги.

— Вика, маленькая, девочка моя… Прости меня… Только не плачь… Не надо… — Шептал, снимая соленую влагу с ресниц, щек, губ… Горькую влагу и дрожь от почти ощутимой боли…

А ей, как будто, становилось все горше и больнее… Без слов уткнулась в его плечо, уже усаженная на колени, но все более далекая. Отвернулась, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

— Ну? Все? Успокоилась? — Отчего голос охрип и сел, он и сам не понял.

— Да. — Шмыгнула носом, еще раз потерла лицо, уже двумя руками. — Отпусти меня.

— Может быть, посидишь еще? Воды принести?

— Ты не понял меня. Отпусти. Совсем.

Руки, до того гладившие спину и плечи девушки, бессильно упали.

— Вика. Ты меня не любишь? — Очень дурацкий вопрос. Он и сам понимал. Но и без того уже дураком себя чувствовал. Подумаешь, чуть усугубил. Но зато — важно…

Прикусив губу, почти изжевав её, без всякой жалости, она снова молчала. Доводя его до грани отчаяния.

— Люблю. — Тихо, почти шепотом. Откинув на другую грань — безумной радости.

— Значит, не все так плохо, да? Ты же не совсем уйти хочешь?

— Нет. Нам нужно еще немного времени. Понимаешь? Мы сейчас глупостей наделаем, а потом… Сломать легко, а обратно собирать — сложно.

— Боишься, значит?

— Да.

— И что мы будем делать?

— Не знаю… — Она пожала плечами… — Жить, наверное, как раньше жили. А потом станет ясно — получается ли жить порознь, или, все же, лучше вместе…

— А как мы это поймем? Я‑то понял уже, в принципе. Хватило времени. А как про тебя узнать? Я же мысли читать не умею…

— Нет. Зато хорошо умеешь домысливать за меня…

— А что мне делать, Вика? Мы за прошедший месяц второй раз общаемся! Откуда я должен брать информацию? Из космоса?! — Опять начал злиться. Понимая, что снова заходит в тупик…

— А кто тебе мешает позвонить? — Эта невинная фраза вышибла воздух. Полностью. Снова ощущение, что его делают идиотом…

— А кто тебе мешает ответить? Хотя бы смс — кой, если говорить неудобно?

— С ума сошел? Я всегда тебе отвечаю. Отвечала. Когда звонил.

Дэн молча вытащил телефон. Порадовался, про себя, привычке не чистить журналы входящих и исходящих вызовов. Иногда они бывали полезны. Как, например, сейчас…

Открыл список, повернул экран так, чтобы видела Вика, и начал его пролистывать. Задерживаясь там, где светилось её имя. Давая рассмотреть и даты, и количество звонков…

Девушка хмурилась и на глазах мрачнела…

— Достаточно? — Остановился на дате недельной давности.

— Да. Понятно. — Вздохнула. Теперь уже как‑то иначе… — Я разберусь с оператором, сим — картой и телефоном. До вечера точно. Тогда и звони.

— И все?

— Да, Денис. Думаю, сейчас нам лучше по сторонам разойтись. И тебе остыть нужно, и мне.

— Значит, не передумаешь?

— Нет. — Что‑то в её лице подсказало: не нужно настаивать. Только хуже будет.

— А поцеловать?

— Тоже не стоит.

— А вот здесь — не соглашусь. — Не позволив опомниться, притянул к себе. Прижимался губами, сначала везде, где успевал попасть, пока уворачивалась. Она долго не сдавалась. Потом затихла, позволила прижаться ко рту, смять его, так, что оба задохнулись. И целовать, целовать… Зная, что прощаются. Слишком отчаянно она отвечала. С горечью, жадностью и обреченностью, что ли…

Тем же вечером он купил билет на завтрашний поезд. Не было ни смысла, ни желания оставаться: Вика очень ясно дала понять, что давить и требовать от неё что‑либо — это дорога в никуда. Пауза — значит, пауза. Куда деваться?

Нанял адвоката, надежного, с безупречной репутацией, для ведения дел о разводе. С родителями так и не стал мириться. Мать еще, казалось, что‑то поняла, а отец уперся рогом в землю. Дэн слишком похож был на него характером, чтобы надеяться, что тот быстро передумает.

А вечером напился с Палычем, в хлам. Как, наверное, не напивался с тех самых пор, как его "обрадовала" Дашка. Под градусом легче было поделиться с другом своими проблемами. Тот слушал, поддакивал, грустил, временами… Но никаких полезных советов так и не дал… Лишь сказал, что отношения за месяц не строятся. Годы на это уходят, и то не всегда хватает…

Палыч и так‑то любил философствовать, а под коньяк — тем более. Дэн его слушал вполуха, как обычно. Может быть, зря. Чужим умом ведь счастья не достигнешь…

А потом полночи еще разговаривал с Викой. Она, наконец‑то, ответила. Даже с первого раза. Оператор несколько раз обрывал связь, так как законные полчаса вышли, но он снова набирал. И разговаривал снова. Что‑то доказывал, требовал, объяснял, извинялся…

На утро очнулся в гостиничном номере, больной, разбитый и несчастный. С чувством чего‑то непоправимого, но чего — неясно. А может быть, невнятную тревогу вызвала гудящая голова. Он помнил о ночном разговоре. О чем речь шла — не знал. Все будто стерли из памяти. Денис подумал, что это к лучшему. И занялся лечением себя и сборами в дорогу.

Выяснил, что ошибся, только уже в тронувшемся поезде. Вика не пришла провожать, как надеялся. И не позвонила, чтобы объяснить причину. И трубку снова не брала. Денис обиделся. Звонить перестал. Сколько можно‑то за девчонкой бегать? Тоже, дурачка нашла. Гордая…