Конечно, Вика на все согласилась. Дэн знал, что так будет, еще до того, как озвучил новость. Выслушав доводы, молча кивнула, успокоилась и ушла.

Впряглась в работу, да так, что весь офис начал потихоньку постанывать. День — терпели, а на следующий начали поступать первые жалобы. От тех, кого обидела, кому несправедливо поделила нагрузку, и от тех, у кого отняла лакомые кусочки. Отчего‑то решила, что лакомство незаслуженное. Жаловались по — разному: кто‑то прямо вываливал недовольство, кто‑то намекал, кто‑то, совсем уж продуманный, подсылал с разговором Ларису. А та и рада была поделиться ошибками шефской любимицы. Нет, само собой, радость старательно пряталась, но Денис видел, как хищно поблескивают глаза секретаря, как вздрагивают в довольной ухмылке губы… Удивлялся только, отчего нормальная, казалось, тетка, вела себя так глупо.

В общем, его устраивало происходящее. Недовольство подчиненных было привычным, ожидаемым, и говорило только о том, что Вика думает о результате, а не о том, чтобы её любили и души не чаяли. Палыч не ошибся, говоря, что девочка далеко пойдет.

Но была одна вещь, которая вовсе не устроила: Вика снова замкнулась. Не улыбалась ему, не заговаривала ни о чем, кроме работы. И, даже когда задерживалась, кофе не предлагала. А он скучал по ней. Очень. И не стыдился это признать. Мог бы и девушке признаться, но она, будто чувствуя, постоянно сворачивала разговор в другую сторону. А говорить о своей тоске, обсуждая нюансы тендера, казалось глупым. Он докатился уже до того, что вечером приходил к ней, садился в сторонке и наблюдал. Стареющий дурак, увлекшийся ближе к пенсии — горькая ирония не помогала.

Вика знала о его присутствии: чутко вздрагивала, стоило войти. Но — лишь выпрямляла спину, не оборачиваясь, и продолжала работать. Пальчики летали по клавиатуре, что‑то чертили в блокноте, брови хмурились, губы поджимались… Потом она словно забывала, что не одна в помещении, расслаблялась, он видел это по тому, как напряжение уходило из тела, из резких движений рук… Дожидался момента, когда начнет чаще тереть глаза, устало крутить головой — и прекращал совместные мучения. Нет, массаж больше не предлагал. Страшно было, что куда‑нибудь отправит, откуда не приходят с нормальными ощущениями. Просто сообщал, что пора выключать компьютер и ехать домой. Она, порой, возражала, канючила, что нужно еще доделать… Но Дэн в этом был непреклонен. Домой отвозил сам, радуясь возможности просто помолчать вместе. Нужные слова не выговаривались, а болтать попусту не хотелось.

Только на прощание, провожая до дверей подъезда, пару раз пытался протянуть руку — поправить волосы. Так хотелось дотронуться до шелковистой пряди, растрепанной ветром… Коснуться щеки, погладить. Обманывал себя, конечно. Совсем другого хотелось. Ломало от этого желания, казалось, до хруста костей.

Вика, словно зная, чем это может закончиться, не позволяла. Торопливо прощалась и скрывалась в подъезде.

Он понял, что пора прекращать мучения, в пятницу. Понял, что есть шанс не увидеться на выходных. Это пугало. К чему это все приведет — не знал, но и сидеть без действия не мог. Крамольная мысль поехать к Татьяне, и не мучиться, была изгнана так же быстро, как и появилась.

— Вика, поехали завтра к Женьке? Навестим, отвезем гостинцев. Может, что‑то ему нужно — купим. А ты Аню хоть немного поддержишь. Я — мужик, утешать не умею…

Вика глянула с недоверием, даже обидно стало.

— А что, можно? К нему пускают? За один день обернемся? — Вот откуда взялось недоверие… Немного полегчало.

— Ну, он же не при смерти… Конечно, можно. А как быстро доберемся — не знаю. Зависит от дороги. Придется выезжать очень рано. Поедем?

— Конечно! Здорово! Я постоянно переживаю — как он там, звоню — не берет трубку. Смс пишу — отвечает, но почему‑то очень поздно… И — так, коротко, двумя словами..

Она впервые улыбнулась ему — открыто, искренне. О чем‑то тараторила по дороге домой, Денис не вслушивался. Просто наслаждался тем, как звучит её голос, когда не напряжен. И снова скучал по ней. Неимоверно.

Выезжали рано. Где‑то в районе шести утра Дэн уже стоял во дворе и дожидался Вику. Она выпорхнула почти вовремя — буквально на пять минут задержалась. Он бы и час простоял, предвкушая долгий, пусть и сложный день, наполненный её присутствием. Правда, увидев сонное личико с припухшими глазами, тут же о своем эгоизме пожалел:

— Зря я тебя потащил в такую рань… Могла бы выспаться сегодня. Всю неделю пахала, не разгибаясь, а теперь и выходной насмарку.

— Ничего страшного. Подремлю в дороге. Ну, продрыхла бы полдня, а что дальше делать? Таисия Павловна уже притомила своими разговорами. Я всю жизнь её наизусть уже знаю, теперь до детей и внуков добрались…

Он, улыбаясь, тронулся с места. Не утерпел, спросил:

— Ты же говорила, что совсем не в тягость пообщаться с пожилым человеком. Уже передумала?

— Я таких еще никогда не встречала. Она же не просто рассказывает, а устраивает проверку, как я услышала и поняла… — Тяжкий вздох и комический ужас на лице.

— Сочувствую. В понедельник можно будет посмотреть пару вариантов квартир. Нашлись желающие сдать надолго.

— Надолго — это как?

— Полгода. — Странная тишина воцарилась после этой фразы. К счастью, он быстро догадался о её причинах. — Не переживай. Никто тебя не заставит сидеть здесь до лета. Уедешь домой, а квартира останется в аренде. Форс — мажор у нас, руководство это прекрасно понимает, поэтому согласилось взять на себя дополнительные расходы. А если подберем других арендаторов, не будет проблемы и пересдать…

— Ну, тогда ладно… Я уже смирилась с тем, что придется задерживаться, но не так сильно…

Поднимать тему о том, что он бы не прочь оставить её и навсегда, было слишком сейчас неуместным.

— Сейчас на заправку заедем. Что тебе в дорогу взять? Термос с чаем на заднем сиденье лежит, а вот насчет перекусов вчера забыл… Чего хочется?

— Ой, пока ничего… Я еще не проснулась для еды. Может быть, лучше потом остановимся? У меня даже идей нет, что может потребоваться.

— Вика, у нас не центральная часть России. Север. Четыре часа в пути. А заправок — раз — два, и обчелся. Готова столько терпеть? — По — доброму усмехнулся.

Ему сегодня, вообще, постоянно хотелось улыбаться. Неважно — чему. Просто настроение было такое — почти весеннее. Несмотря на надвигающийся декабрь.

— Ой. Постоянно забываю, что у вас здесь всё… — Она запнулась.

— Что? Не как у людей? — Девушка кивнула. — Ну, к этому сложно привыкнуть… Для этого аборигены и существуют, чтобы напоминать.

— А ты уже чувствуешь себя аборигеном? — Лукаво подняла бровь. Заставляя градус настроения резко зашкалить за все, самые немыслимые, отметки. Шутит — уже хорошо. Просто здорово.

— Почти. Так, иногда забываю, где я есть, но пейзаж за окном и термометр быстро напоминают.

— Не устал от холода? От того, что здесь так не хватает обычных вещей? Какого‑нибудь "Макдональдса", например?

— Вот уж, о чем я точно не собираюсь скучать…

— Ну, это я для примера сказала. Не знаю… Магазины круглосуточные, кинотеатры, банальная развлекуха… Здесь же вообще почти ничего нет…

— Это тебе так кажется, избалованное дитя цивилизации. А вдруг, я обижусь сейчас за свою новую малую родину? Может, она мне, как сыну, уже дорога? — Полусерьезно, полушутя… Он подъезжал к колонкам с топливом, и мало значения придавал словам, сосредоточившись на дурно очищенной дороге.

А Вика, похоже, вознамерилась выпытать у него все по этому поводу. Терпеливо выждала, пока он блуждал по минимаркету, придирчиво выбирая, что бы такого ей взять, повкуснее, и не самого вредного. Раньше такие проблемы не сильно волновали, но стали, вдруг, очень важными.

Мучился долго, а потом плюнул и сгреб все, что попалось под руку — орешки, сухарики, конфеты, шоколадки, что‑то еще… Девочка, не первый год стоявшая за кассой, только удивленно глянула. Но благоразумно смолчала, увидев недовольно насупленные брови.

Только, когда уже выехали на трассу, освещенную лишь луной, и то — изредка, в перерывах между бегущими тучами, Вика вернулась к расспросам:

— А все‑таки, неужели, тебе нравится жить здесь? В вечном холоде, когда лето бывает, но никогда не совпадает с твоим выходным? Люди говорят, что здесь даже купаются не каждый год… Неужели, не хочется домой?

— Нет. Мне здесь хорошо. Я поднял этот филиал с нуля. Раскачал его, нашел способы заработать. Дал возможность зарабатывать целой толпе людей. Я искренне и заслуженно им горжусь. Это перевешивает многие минусы. — Денис рассказывал ей все то, что привык отвечать толпам людей, которые, рано или поздно, начинали задавать точно такие же вопросы. Одинаковые — как у местных, так и у приезжих.

— А как же… — Видимо, почувствовав, что заходит за опасную черту, девушка смолкла. Дэн чувствовал, как она подбирает слова, чтобы с честью выкрутиться. Продолжить так, чтобы не вызвать неловкости.

Промолчал, давая шанс. Если необходимо, он готов был сделать вид, что просто ничего не слышал.

Вика шанс не использовала. А может быть, не догадалась, что он был. Вздохнула, еще раз подумала, а потом выдала мучивший вопрос:

— Не тяжко так, в одиночестве, целых пять лет? — Ступила на очень тонкий лед, сама это чувствовала, он видел, но продолжала идти по нему.

— Нет. Я привык. Скучать некогда. А когда остаюсь один — отдыхаю от людей. Не представляешь, как они задалбывают, иной раз. Выть хочется.

Коротко. Четко. Ясно. Дал ей понять, что все в его жизни хорошо, и всего достаточно. Привычный, за годы отточенный до минимализма ответ. Ничего лишнего. О чем никому не положено знать…

Например, о том, что когда‑то сбежал в первое попавшееся захолустье… Туда, где не найдут, и с трудом достанут. Прятался, словно сошедший с ума от боли зверь, искал место, чтобы хоть немного зарубцевалось… То, что болело, жгло, не давало уснуть. Годами. И так помогало не спать — думать, работать, чертить, писать, считать… Только не спать и не травить себу душу воспоминаниями.

Сейчас это виделось, будто сквозь мутную пелену… Будто из тумана, в котором он жил первые годы. Раны затягивались, а он продолжал существовать все в том же ритме — только бегом, только вперед, только не оглядываться. Где‑то внутри жил еще легкий страх, что остановка сродни самоуничтожению.

И никто ему был не нужен все эти годы. Был. В прошедшем времени.

Ему понравилось перекатывать это слово в уме. Не был нужен — раньше. А сейчас… Потребовался кто‑то. Вполне определенный.

И этот "кто‑то" определенный, похоже, снова решил обидеться и замкнуться. Конечно же: своими словами он ощутимо щелкнул ей по носу. Не размениваясь на сантименты, дал понять, что не стоит лезть не в свое дело…

И, наверное, что‑то еще она для себя придумала, Денис просто физически ощущал, как Вика делает какие‑то выводы, что‑то раскладывает по закромам своей памяти, чтобы при случае достать. И врезать ему, прямо в лоб, чем‑нибудь веско — значительным. Это свойство женской фантазии он прекрасно изучил, еще будучи женатым. Не фиктивно, а по — настоящему.

Что‑то слишком часто этот факт биографии он начал вспоминать…

— Вик, не обижайся, пожалуйста.

— Да я и не…

— Ага. Я вижу, как ты "не". Просто, есть такие темы, на которые не очень хочется говорить. Даже вспоминать не хочется. Давай, не будем бередить? Может быть, когда‑нибудь…

— Когда‑нибудь? Хорошо…

Казалось, оба вспомнили об одном: время утекает. Сквозь пальцы. Еще не известен срок, когда ей придется уезжать. Но — ведь известно, что навсегда не останется.

Как‑то тоскливо стало на душе. День, начинавшийся радостно, вдруг потускнел…

— Посмотри, в бардачке диски лежат. Выбери, что нравится. Или поспи, ты же собиралась….

Вика, обрадованная, что есть, чем заняться, подошла к вопросу с поистине царским размахом: вывалила себе на колени весь запас музыки, что Денис накопил за пару лет, начала перебирать, очень внимательно и вдумчиво. Потом, искоса глянув на хозяина, получив разрешающий кивок, вставила первый… Послушала… Пощелкала кнопками, перебирая треки, недовольно поджала губы, вытащила..

— У тебя они все сборные? Нет записей какой‑нибудь одной группы? Выбирать вслепую устанешь…

— Нет. Здесь очень длинные дороги. За несколько часов даже самый любимый исполнитель надоест.

— Не знаю… Некоторые вещи я могла бы слушать без конца…

— Это только кажется, Вик, поверь. Поищи, там где‑то есть инструментальная… Без всяких слов. Вот её можно слушать вечно.

— Хорошо.

Она вглядывалась в надписи на обложках, пытаясь разобрать надписи, сделанные неразборчивым почерком…

— Ты все это сам записывал?

— Почти. Временами накатывает — могу целый день сидеть и выискивать что‑то хорошее в Интернете…

— Забавно… — Она пробормотала себе под нос, но Дэн расслышал.

— Что?

— Как‑то не вяжется твой образ с этой надписью. — Улыбаясь, протянула диск, на котором красовалось, размашисто "Тоска".

— Почему? Думаешь, у меня такого не бывает?

— Не знаю… Не представляю, чтобы ты — и тосковал..

— Вика, я же не зверь. Со мной много чего бывает. Просто, это мало кому интересно…

Девушка задумчиво повертела кусочек пластика в руках, а потом решительно засунула в щель дисковода.

— Тогда, давай послушаем, что для тебя значит "тоска". Мне интересно.

Он, затаив дыхание, ждал, что скажет. Немного жалел о том, что вообще зацепил эту тему — слишком близко сейчас впускал. Гораздо ближе, чем в свою постель, в квартиру… Ближе, чем в моменты, когда разговаривал по душам. Эта подборка была такой интимной, обнажающей сокровенное… И, в то же время, был рад, что есть теперь, с кем поделиться своими находками…

Как подсудимый, ждал вердикта, и не знал, на что лучше надеяться: на то, что поймет и проникнется, или на то, что отметет, не станет вслушиваться, скажет "туфта", и забудет…

А Вика молчала и слушала, откинув голову, прикрыв глаза. Явно о чем‑то думала: бросая короткие взгляды, он замечал, как порой хмурится, как улыбается чему‑то… Словно почувствовав, что он смотрит, пару раз подмигнула ободряюще..

Он не успел поймать момент, когда девушка уснула. Так и не дав заключения: что же она, все‑таки, думает про эту подборку?

Оставшись один на один со своими мыслями, в тишине, оттененной музыкой, с удивлением вслушивался… Ничего в ней не было тоскливого… Щемило где‑то — да, заставляло притормозить бег мыслей — несомненно, будило желание чего‑то светлого — однозначно. Но где здесь тоска? Денис решил, что пора бы выкинуть все эти диски, записать новую подборку, но уже — на флешку. Между прочим, когда‑то давно собирался поставить в своем кабинете колонки… Еще до того, как появилось право на этот кабинет. Теперь есть отдельное шикарное помещение, а поставить там аудиосистему так и не удосужился…

Внезапно поймал себя на том, что размышляет о чем‑то отвлеченном, никак не связанном с работой, Женькой, дорогой, какими‑то еще заботами… Давно такого за собой не замечал. Виновница нежданных изменений сладко спала и ни о чем не догадывалась. И от этого было грустно.

Она открывала глаза всего несколько раз за всю дорогу, что‑то пыталась сказать, не очень внятное, а потом опять куда‑то проваливалась. Как ни хотелось ему пообщаться, жалел — видел, как за неделю умаялась, поэтому не будил.

Только на въезде в город, Вика очнулась от резкого гудка: мимо пролетел какой‑то идиот на ярко — синей тачке.

— Вот гад, куда гонит, по такой дороге? — Дэн чертыхнулся, крепче сжал руль.

— Угу. А потом их в больницах по частям собирают…

— Если останется, что собирать…

Вика помрачнела.

— Да ты не думай, Евгений, как первого родили, очень осторожно водить начал. Ответственный стал. Там просто неудачное стечение обстоятельств было…

— Я понимаю. Долго еще?

— Нет, сейчас в магазин заедем, купим гостинцев. Не с пустыми же руками идти.

— А ты знаешь, что ему можно, а что нельзя?

— Догадываюсь. Вернее, в курсе.

— Да? А откуда…

— Не важно. Был уже опыт. — Он перебил её, но не раскаивался: есть моменты, о которых лучше не вспоминать.

Гуляя с тележкой по супермаркету, на автомате скидывал то, что считал нужным и полезным, и, что важно, то, что можно приносить в больницу. Ничего яркого, цитрусового, соленого, острого… В общем, выбор невелик — печеньки, водичка, йогурты, яблоки… Завис над какой‑то заморской грушей: выпало из памяти, можно ли груши больным?

— Вика, как думаешь? Можно ему?

— Ну, даже если нельзя, не съест, а кого‑нибудь угостит…

— Я тебя умоляю! Знаешь, чем их там кормят? Разве можно отказаться от чего‑нибудь этакого, что уже в тумбочке лежит?

— Что, все так плохо с едой? — Вика моментально расстроилась.

— Нет. Просто все очень пресное. Нагрузка на почки и печень, кучу химии вливают, поэтому острое и соленое употреблять не стоит.

— Ох, а я уже испугалась… Слушай, а "Сникерсы" ему можно?

— Вот чего не знаю, того не знаю…

— Давай, купим, а? — У неё глаза загорелись. — Он их очень любит. В бардачке всегда парочка лежит. И меня угощает постоянно. Я уже смотреть на них не могла. И не откажешь — обидится.

— Ну, тогда нужно брать.

Не мелочась, попросил у бежавшего мимо сотрудника достать пару упаковок "Сникерсов". Вика ошарашенно уточнила:

— Не много ли?

— Да пусть радуется человек. Ему там лежать еще и лежать. С тоски помрет. А так хоть какая‑то радость…

Вика с сомнением поджала губы, но спорить не решилась…

Уже на парковке больницы она спохватилась:

— А нас сейчас пустят? Вдруг, время не приёмное? У них же там сложно как‑то… Обходы, процедуры, что‑то еще..

— Пустят. Я знаю способы, которые все двери открывают.

Страх перед начальством, даже не своим, — вечная слабость служащих. Достаточно показать уверенность в том, что тебе можно, сделать пару намеков, главное — грамотных, и перед тобою откроются очень многие двери, плотно запертые перед теми, кто вежливо просит или заискивает. Ну и, само собой, волшебную силу хрустящих бумажек никто не отменял. В качестве благодарности, естественно. Какая взятка простой медсестре?

Десять минут — и им выдали бахилы и халаты. Вике — огромный, совсем не по росту, Денису — маленький, только накинуть на плечи. О том, чтобы влезть в рукава, даже надежды не было. Вика хихикнула, запахивая полы на спине, обмотавшись ими почти два раза.

А Денису было совсем не смешно.

Спертый воздух больницы, пахнущий хлоркой и лекарствами, чужим несчастьем и безысходностью, упал на плечи. Давил к земле, пережимал горло. Умом Денис понимал, что это — рефлекторно, просто ассоциации с прошлым, но…Глухая тоска… Какая ирония: меньше часа назад казалось, что он от тоски избавился, но вот же…

Вика, будто заметив, что с ним что‑то неладное происходит, затихла. Посмотрела вопросительно, надеясь, видимо, что пояснит… Он лишь коротко отмахнулся, расправил плечи, придержал халат, норовивший свалиться…

— Пойдем.

— Пакет не забудь, пожалуйста. Я не дотащу такую гору.

Он оглянулся непонимающе (совсем забыл о гостинцах):

— Ах, да… Что‑то я рассеянным становлюсь… Старею?

— Не прибедняйся. — Она рассмеялась. — Просто устал уже, наверное. Встал рано, и столько времени в дороге. Пойдем, а то я тебя потеряю в этих коридорах. И сама заблужусь.

Удивительно непринужденно взяла его за руку, ободряюще сжала пальцы… Надо же, догадалась… Делает вид, что все нормально, что не заметила состояния, но эта теплая ладошка — лучшее, что могло помочь.

Они так и бродили по коридорам, держа друг друга за руку. Вернее, Денис держал, а Вика не отдергивала. И даже, когда на время выпускал её пальцы, чтобы поправить сползающий халат, она не прятала их, и снова охотно принимала его ладонь обратно. Глупое и смешное ощущение — эта хрупкая девушка стала для него соломинкой, спасавшей от падения в пустоту иррационального страха. Он сейчас только понял, что без Вики не выдержал бы — уехал бы домой, так и не найдя палату Женьки.

Полчаса хождений — и нужная палата, наконец, нашлась. Вика первая дернула за ручку, сделала шаг, и замерла. В одноместной палате было как‑то слишком много людей. Подталкивая девушку вперед, Денис успел разглядеть Аню, трех медработников… Женьку из‑за их спин видно не было.

Аня только успела удивленно кивнуть вошедшим, а врач, видимо, главный из этих троих, уже возмущался:

— Вы что здесь забыли? Кто разрешил? По выходным никого не пускаем, тем более — к тяжелым… — Он осекся, перехватив возмущенный взгляд Анны. — К лежачим больным вход жестко ограничен. Выйдите вон!

— Нам можно. — Игру в упрямые взгляды Дмитриев Денис привык выигрывать. Эта исключением не стала. — Я вас потом найду и все объясню. Не переживайте, мы ненадолго.

Доктор помолчал, видимо, оценивая — стоит ли связываться… Отступил, осознав, что не стоит. Лишь время терять, доказывая что‑то.

— Хорошо. Двадцать минут. Не больше. Ему нужен покой и отдых. Тем более, только что ввели обезболивающее, больной заснет еще раньше. Анна Васильевна, вы уж проследите. В ваших интересах.

И покинул помещение, как оскорбленный в лучших намерениях император.

Наконец‑то, закрывающие больного спины раздвинулись, и стал виден сам Женька. Дэн, в принципе, был готов к этому зрелищу… А вот Вика дернулась и замерла, как испуганная птичка. Он бросил пакет, обхватил за ее плечи, погладил успокаивающе. Теперь уже ей, а не ему нужна была опора. С запоздалой досадой понял, что нужно было хоть что‑то девушке рассказать, подготовить к увиденному. Он же смягчил и приукрасил последствия аварии, не хотел пугать без особой нужды. А теперь она потрясенно разглядывала слабо улыбающегося парня и не могла даже слова сказать.

Наконец, выдохнула:

— Женя… Ты как?!

— Нормально. Жить буду. — С трудом растянул губы и тут же поморщился. В этом жалком подобии весельчака и здоровяка Женьку напоминали только глаза и голос.

— Тебя обнять‑то хоть можно? Или лучше не трогать? — Вика, похоже, собралась с духом, рванула к постели, присела на краешек, взяла его за руку. — А мы тебе "Сникерсов" принесли. Целую упаковку. Две. Правда, Денис?

— "Сникерсы" — это здорово! Жизнь вообще налаживается. А обнимайся лучше с Аней. Боюсь, не простит, если ты меня обжимать при ней начнешь…

— Да запросто! Ань, ты как? Целыми днями здесь? Устала, наверное, от капризов этого вредины? Давай обниматься!

Измученная Аня лишь кивнула, молчаливо благодаря за шутливую поддержку. Действительно, обняла. Прикусив губу, уткнулась в плечо Вики, да так и застыла.

Они наблюдали за женщинами. Каждый — за своей. Евгений неожиданно перевел глаза на Дениса, поймал его взгляд, проследил за ним, обращенным на Вику… Что‑то понял. С вопросом, наполненным осуждением, поднял брови. Дэн лишь невозмутимо пожал плечами. Да, мол, друг, все правильно. Осуждай, не осуждай, ничего не изменишь.

Слишком давно они знали друг друга, чтобы не понять, о чем была эта игра в гляделки. И слов не нужно: Евгений не одобряет этого чувства собственника, с которым Денис смотрит на Вику. И то, отчего это чувство возникает, ему не нравится тоже. Слишком правильный парень. Слишком прямой. И менять его, наверное, не стоит.

Дэн знал одно: чужое мнение не может сделать никого счастливым. Его‑то уж — точно. Несчастным — запросто, но тоже не его. Научился за свою долгую и сложную жизнь прислушиваться только к тем, кто этого заслужил.

Евгений в этот список пока что не входил. Молодой еще и наивный. Такой же, наверное, как и Вика… Только вот, Вика уже вступила в мир, в котором грани между черным и белым размыты. Дай Бог, чтобы не потерялась в поисках ориентиров. Денис был готов помочь ей в этом тяжелом пути, а вот Женька мог помешать — сломать своим осуждением, заставить разочароваться в самой себе.

Поэтому он постарался вложить в свой взгляд максимально ясное предостережение: не лезь, мол, туда, куда не зовут и не просят. Парень долго держался, но привычка подчинения шефу оказалась сильнее: сдался, пожал плечами, опустил глаза…

Долгого разговора не вышло: то ли на парня действовали успокоительные и обезболивающие, отчего он стал вялым, то ли расстроился так от того, что понял про Вику и Дениса. Говорила, в основном, девушка, а Евгений все больше кивал и поддакивал, но было явно заметно, что он скатывается куда‑то в мрачную глубину своих мыслей. Когда он, в очередной раз, промолчал, глядя в стену, не заметив, что окружающие ждут ответ, Вероника совсем расстроилась, беспомощно оглянулась на Аню и Дэна… Анна ободряюще пожала ей руку:

— Все нормально. Он сейчас просто засыпает, но не хочет отключаться. Стыдно ему столько спать… Вы здесь ни при чем… Не грустите..

— Может, нам лучше, тогда, уйти? Пусть отдыхает…

— Да, наверное. Разговора уже не получится.

Они наскоро попрощались, вялый парень только благодарно прикрыл глаза (видимо, не мог дождаться, когда уже сможет отключиться), и отвернулся к стене.

Вика ждала Дениса в приемном покое, пока он разыскивал доктора, чтобы выяснить, каково состояние Женьки, и "поблагодарить" за благосклонность. О чем угодно, а об этом Дэн не забывал…

Разобравшись с насущными вопросами, которые незаметно сожрали массу времени, он обнаружил Веронику, тихо дремлющую на дермантиновом диване, с неудобно повёрнутой головой. В который раз за сегодняшний день, проснулась совесть: не стоило подвергать девушку такому испытанию. Ранний подъем, тяжелая дорога, состояние и настрой Евгения — все это не лучший повод, чтобы удачно отдохнуть перед трудовой неделей. Но он понимал, что никакие муки совести не заставили бы его отказаться от этого дня вдвоём…

— Вика, я уже здесь. Просыпайся.

Девушка встрепенулась, неизвестно, от чего более: от его тихих слов или от мягкого поглаживания по щеке. Краем глаза он видел, как завистливо на них смотрит дежурная медсестра… Знала бы, чему завидует…

Он очень явственно ощутил, как не хватало ему этой сонной, теплой, неосознанной улыбки… Такой, ради которой можно и горы сворачивать, и даже — каждый день.

— Ну, что? Едем домой, обратно?

— За кого ты меня держишь, Вик? Совсем за монстра? Сначала поесть нужно, перед дорогой. Потом, если хочешь, пройдёмся по магазинам. Наверняка, ведь, нужны какие‑то вещи? Ты же не планировала оставаться здесь так надолго…

— Ой, это было бы здорово… Всяких мелочей не хватает. И чего‑нибудь эдакого вкусного — тоже. А здесь есть, куда сходить?

— Ну, город немного покрупнее и побогаче нашего. Есть даже подобие торгово — развлекательного комплекса. И даже, — Дэн сделал страшное лицо, — с кинотеатром и кафе!

По — детски загоревшиеся глаза девушки были для него лучшей наградой.

Он кормил её местной сложной ухой из рыб, названия которых и сам не знал. Пришлось искать в Интернете и показывать картинки, доказывая, что к Красной Книге они отношения не имеют. От котлет из лосятины Вика наотрез отказалась, сообщив, что лоси имеют право на жизнь, и она не хочет участвовать в их истреблении… В общем, Вероника оставалась все той же милой врединой, но её тараканы сейчас казались такими мелкими и безобидными…

Зато без всякого сопротивления проскочил заказ на фруктовый салат, мороженое, молочный коктейль и большую порцию латте. Вика притормозила, лишь когда брови официантки уползли куда‑то под чепчик…

— Ой, мне кажется, я разошлась… Ведь не съем всего… И не знаешь, что вычеркнуть…Хочется всего и сразу… — Она с надеждой глянула на Дениса. — Что лучше оставить?

— Да бери все, Вик. Что не понравится — отставишь в сторону. Чем‑нибудь поделишься со мной… Опять же, мы никуда не торопимся — время есть, чтобы пережевать и проглотить весь заказ. Давай, ни в чем себе не отказывай!

— Если что, будешь помогать! Хорошо?

— Запросто. Здесь, в принципе, можно попросить упаковать с собой. Не заморачивайся…

Обед растянулся часа на два: они смаковали блюда, с удовольствием ощущая, что не нужно никуда спешить, что все время сегодня принадлежит им… Ни разу об этом не заикались, но Денис видел, что и для Вики все происходящее — в радость. Что‑то мелькало в её глазах, звучало в рассыпчатом смехе такое… очень похожее на счастье… Или ему так хотелось в это верить?

Потом они бродили по торговым отделам, словно сознательно растягивая время, задерживаясь у каждой витрины, обсуждая с упоением любую мелочь, что попадалась на глаза. Только в отделе с женским нижним бельём Вика смущенно кашлянула, глянула недовольно…Еще бы: Денис, забывшись, кто он и кем приходится девушке, взялся активно выбирать модели и цвета, и готов был идти вслед за ней в примерочную кабинку. Если бы Вика не осекла, даже и не подумал бы, что что‑то он делает не так. Пришлось ждать и скучать на скамеечке, с завистью и сожалением глядя на мужчин, которые могли бы пойти вслед за своими женщинами, но, почему‑то, этого не захотели…

К счастью, то ли Вике повезло с выбором, и она сразу нашла все, что хотела, то ли просто пожалела его и не стала испытывать терпение, мучения длились максимум полчаса. За которые Дэн успел просмотреть все новости в Интернете, пересчитать всех манекенов и все одетые на них предметы в зоне видимости, дважды проверил подсчеты, ни разу не сбился… В общем, он откровенно изнывал от скуки, безделья и отсутствия рядом Вики. Её появление было наибольшей радостью в жизни за последние пару лет, так показалось мужчине…

— В кино пойдем? Здесь даже есть какая‑то имитация 3D. Не уверен, правда, что качественная…

— Давай, только без этих "Дэ", у меня глаза от них болят. Есть обычные фильмы?

— Наверняка, есть. Пойдем, помучаем кассира…

— Прямо с этим со всем пойдем? — Девушка потрясла руками, в каждой из которых было по несколько пакетов, кивнула на руки Дэна, тоже "немного" занятые.

— Ладно, вещи закину в тачку, а потом выберем сеанс. Хорошо?

— Заметано! — Вика сейчас была больше похожа на радостного подростка, чем на солидную молодую женщину, "ВРИО зам. директора"…

Они немного поспорили, решая, что выбрать: триллер, боевик, или романтическую комедию. Вика наотрез отказалась "засорять мозги" отрицательными эмоциями. Дэн, подумав, согласился, что не стоит её лишний раз напрягать: все‑таки, неделя была тяжелой, да и день сегодняшний — не из простых. А ему, в принципе, было неважно, что там будут показывать на экране, слишком давно разучился воспринимать всерьёз чьи‑то сыгранные проблемы и переживания. То, что принято называть "розовыми соплями", его раздражало, но, ради удовольствия девушки, он готов был и потерпеть. С двумя ведёрками поп — корна, солёного и сладкого, со стаканами "Кока — Колы", они пробрались в полупустой зал, подшучивая друг над другом, и над своей схожестью с подростками. Он никогда еще не слышал, чтобы Вика так часто смеялась. Да еще и с ним…

Сначала он откровенно тосковал, наблюдая за безыскусным сюжетом, думая, насколько бездарно просажены деньги, потраченные на фильм…

Затем — начал прислушиваться к комментариям Вики. Они порадовали: девушка плескала иронией, над некоторыми моментами искренне издевалась. При этом, старалась не шуметь, сдерживала голос. Для того, чтобы Дэн услышал, она очень близко склонялась к его лицу, не отрывая глаз от экрана. Ему тоже пришлось придвинуться поближе, вслушиваясь в этот тихий говорок. Ощущая, как отросшая за день щетина царапает кожу на её щеке, хотелось застыть и не шевелиться больше…

И ему стало совсем безразлично, что там происходит на белом полотне: смотрел на Вику, на смену выражений на её лице, на то, как она увлеклась отношениями героев, забыв про комментарии, как её губы слегка приоткрылись, а дыхание замедлилось…

Мельком глянув на экран, Денис понял, что её так заворожило: герой с героиней увлеченно целовались. Очень правдоподобно, даже на его искушенный вкус. Дэну показалось, что лучшего момента не придумаешь. Сам еле дыша, он очень осторожно повернул голову Вики к себе. Поймал её взгляд, сначала отвлеченный, потом — недоумевающий, потом — наполняющийся осознанием того, что сейчас произойдет… Убедился, что она действительно понимает, но не дал возможности передумать. Просто прижался к её рту своим, будто впервые изучая. Уловил легкий вздох, поймал выдох… А потом, с удовлетворением, почувствовал, как руки девушки неуверенно поднимаются по груди, обнимают за шею, зарываются пальцами в волосы…

Ему показалось, что кто‑то посторонний довольно заурчал… Или это сам он издал такой звук, что‑то среднее между рыком и мурлыканьем кота? Это было не очень важно, главное, что Вику не испугал, не оттолкнул. Она так же, как и Дэн, самозабвенно изучала все способы, которыми можно целоваться в темном кинозале: то легко, еле ощутимо, слегка притрагиваясь краешками губ, то жадно, будто стараясь выпить до дна, так, что зубы сталкивались, заставляя отпрянуть друг от друга, смущенно хихикнуть, и снова припасть к источнику терпкой сладости, отдающей привкусом соленой воздушной кукурузы…

Чем закончился фильм, оба так и не узнали… Дэн, грешным делом, порывался перетащить девушку к себе на колени, забыв про подлокотники на креслах. Вика не позволяла, прерывистым шепотом напоминая, что здесь куча людей, и подростки тоже есть. Денис плохо понимал, о чем она, однако, послушно прекращал попытки. Минут на десять. И снова к ним возвращался…

Оторваться друг от друга смогли только, когда загорелся свет в зале, а люди начали подниматься, сопровождаемые грохотом откидывающихся кресел. Дэн понял, что продолжать поцелуи в такой обстановке — это, как мимнимум, некомфортно, а как максимум — веский повод для возмущения девушки. Он осторожно отстранился, пристально вглядываясь в её лицо, дождался, когда откроются глаза, когда проморгается… Все это время придерживая в руках, не давая шанса отстраниться (знал же, что можно и схлопотать за такую инициативу)…

— Вика…

— Да?

— Все нормально?

— Угу. — Она кивнула, но не совсем уверенно…

— Пойдем? Фильм закончился. Или еще на один сеанс остаемся? — С трудом выдавил из себя намек на смешок, в попытке разрядить обстановку.

— Нет уж, пойдём… Иначе, нас выгонят, за нарушение общественного порядка… — Денису не очень понравилось, что девушка снова начала прятать и отводить глаза, прикрывая это якобы беспокойством о чистоте: собирала остатки поп — корна с сидений, старательно укладывала ведерки и стаканчики, трамбуя их в сумочку… Понаблюдав за этими метаниями, он решительно отобрал у Вики весь мусор, смял его, сжал одной рукой, а второй спокойно взял её ладошку.

— Пойдем. Сейчас придут уборщики, и все это барахло унесут.

На улице их ошеломил холодный, морозный воздух, сдавивший легкие так, что с трудом дышалось.

Денис, не задумываясь, будто проделывал это сотни раз, затянул молнию на куртке Вики, накрутил потуже шарф, не обращая внимания на попытки увернуться, со слабыми возгласами "я сама".

— Лучше натягивай шапку, "сама", а то уши отморозишь.

— Я же не маленькая, Денис, прекрасно знаю, что нужно одеваться… Мне одного опыта хватило… — Воспоминание об этом опыте заставило обоих умолкнуть, на какое‑то время…

Денис шел, пиная носком ботинок мелкие ледышки, оставшиеся после очистки тротуаров, долго собирался с мыслями. Собрался.

— Вик, уже девятый час вечера… Загулялись мы с тобой.

— Ага. Я тоже думаю. Как представлю, что еще ехать четыре часа… Ты как, вообще, справишься?

— Может, останемся здесь?

— Что, тяжело, да? Ох, Денис, ты меня весь день развлекал, а я даже не подумала, что тебе отдых нужен… Конечно, давай, здесь же есть нормальная гостиница?

— Вика… Понимаешь… Я бы мог спокойно доехать и тебя довезти, дело не в этом. — Соблазн сыграть на чувстве благодарности и вины, которое просто поедало сейчас Вику, был огромен. Дэн знал, что это было бы самым простым и надежным способом оставить девушку в городе на всю ночь. Но что‑то мешало ему использовать этот невинный, в общем‑то, обман, к которому Вика сама и подталкивала.

— А в чем тогда?

— В том, что я хочу остаться с тобой вдвоем, здесь и сейчас. Чтобы не мешали мысли о посторонних глазах, чтобы ты не думала, на чьей мы территории… И чтобы понимала, что делаешь, и зачем. Если не захочешь — я тоже пойму. И спокойно сниму два разных номера. Не вопрос. В общем, думай, пока мы добираемся до гостиницы. Минут пятнадцать есть…

Девушка нахмурилась, начала нервно покусывать губы, не замечая, что прикусывает почти до крови.

— Прекрати. — Он провел пальцем по несчастным губам, не позволяя их мучить. — Потом обветрятся, распухнут… Не стоит…

Вера прекрасно знала, что все, происходящее в этот день, неправильно. И дня этого не должно было быть. Потому что неверно — оставаться наедине с человеком, от которого нужно держаться подальше, чтобы не искушать и себя, и его, и судьбу. Но она устала… Бороться устала. С собой, со своей совестью. Разрываться между желанием поступить "как должно" и как требует душа. Устала заставлять себя не думать об этом непонятном, жестком и жестоком человеке. Да, жестоком. Потому, что перестал думать и решать за нее. Оставил перед выбором: отказать в его совершенно прозрачной просьбе или согласиться. Самой. Добровольно. Без шансов сдать назад, потому что сама выбрала.

Страшно было сейчас предавать саму себя. И еще более страшно — отказаться от этого предательства. Что‑то в его глазах подсказывало: другой попытки не будет. И он больше не сделает первый шаг. Не мальчик, чтобы без конца бегать за приглянувшейся юбкой.

И ей больше уже не хотелось бессонных ночей с мыслями: а как бы все могло быть, если бы… Если бы она отключила мозг и, хоть на время, позволила себе пожить в свое удовольствие. На очень короткий момент. И пусть, за него придется расплачиваться… Хотя бы тем, что однажды она посмотрит в глаза Мише…

Все эти глупые, ненужные мысли крутились в её несчастной голове, нескончаемым хороводом. Вещь проще всего было сказать "нет". Язык не поворачивался, отяжелев, не желал слушаться. "Да" было так же трудно произнести.

Денис молчал всю дорогу, видимо, выбрал принцип невмешательства. Только то, как нервно сжимались руки на руле, как непривычно резко он тормозил и трогался на светофорах, говорило, что ему тоже непросто. Что он так же, как и она, напряжен, и молчание тяжко дается.

Только на парадном крыльце отеля (гордое звание, как ни странно, весьма подходило к внешнему виду строения), он остановился и спросил:

— Ну, что ты решила?

Вера смогла только беспомощно вздохнуть. Глянуть умоляюще, болезненно хмурясь. Впервые она чувствовала, что это такое, когда слова застревают в горле.

И Денис, хвала всем богам, что‑то в её взгляде уловил, нужное и правильное. Необходимое обоим. Помог.

— Я снимаю один номер, Вик? Ты хоть головой кивни, если так страшно говорить. Что ты, маленькая? Не съем тебя, даже если скажешь "нет". — Улыбнулся, очень устало и очень по — доброму. Вера мгновенно ощутила себя юной глупышкой, такой понятной и прозрачной для него. Полегчало. До рези в глазах. Она закивала головой, прерывисто вздыхая. Потом просто уткнулась ему в грудь. Прямо на пороге гостиницы. Забыв о том, что мимо проходят десятки людей. Как‑то неважно стало…

Денис никак не среагировал на эту слабость, за что Вера была особенно благодарна. Просто развернул ее в сторону дверей и мягко подтолкнул.

— Пойдем. Не мешало бы еще нормально поужинать.

— Хорошо.

Она сидела и смущенно смотрела в пол и в стену, пока Дэн оформлял и оплачивал номер. Ей сейчас, вдруг, показалось, что все понимают, кем они приходятся друг другу, и косятся осуждающе. Понимала, что все это глупости, но ничего с собой поделать не могла. Очень хотелось оказаться уже, наконец, в закрытом помещении и спрятаться от любопытных глаз.

Дэн подошел неожиданно быстро, протянул карту — ключ и какой‑то буклет с инструкцией.

— Поднимайся, а я из машины покупки принесу.

— Думаешь, нам что‑то понадобится?

— Не уверен. Но, вдруг, тебе приспичит срочно примерить обновки? А я потом уже не побегу. — Улыбнулся. — Лениво будет одеваться заново и топать на мороз. Да и перегнать машину хотел на стоянку.

— Хорошо.

— Не скучай. Я скоро приду.

Оставшись одна, почувствовала себя намного уверенней. Как будто, обычная командировка. О том, что произойдет дальше, боялась думать. Сердце замирало от страха… и от восторга… Почему‑то казалось, что сегодня все должно быть иначе. По — другому. И тут же себя одергивала: что особенного в том, чтобы провести ночь под крышей гостиницы? Ничего. Нужно расслабиться и принять все, как есть…

Погруженная в свои мысли, Вера не обращала внимания на обстановку — лифт, коридоры, обилие шикарных цветов вдоль стен и на самих стенах… Было не до этого. Но, распахнув дверь номера, она запнулась на пороге. Слишком хорош для того, чтобы просто отдохнуть перед тяжкой дорогой. Ей приходилось бывать в командировках, и разные отели попадались. И уровень у всех был разный. Вера, конечно, догадывалась, что бывают и круче, но это был лучший из всех, виденных ей вживую. Две огромные комнаты — спальня и что‑то вроде гостиной. С широкими, мягчайшими диванами. Плазма на полстены. Смотреть на кровать она вообще не решалась. Ложе. Иначе не назовешь. Глянула мельком и захлопнула дверь, сама не зная, чему смутилась.

Потом застряла в ванной, изучая подсветку на зеркале, висевшую на стене инструкцию для душевой… Перебрала все флакончики и пузырики, расставленные по полочкам… Как ребенок, которого на минутку пустили в сказочный теремок…

Денис и застал её за этим занятием. Оторвал от процесса "открыть — понюхать — завинтить".

— Ну, как? Все устраивает? — Небрежно облокотившись о дверной косяк, он, казалось, никуда не спешил…

А Веру опять сковало напряжение. От того, что не понимала: что и как сейчас будет происходить, и что ей нужно делать, и как ничего не испортить, чтобы потом себя не винить… Как девочка на самом первом своем свидании, забывающая о теме разговора, потому что голова занята вопросами: "Поцелует или нет? И нужно ли позволять это в первый раз? Может быть, решит, что я неприличная? Может, подождать до третьего, как положено? А если больше не пригласит, разочаровавшись?" Что‑то подобное сейчас происходило и с ней. Мука — мученическая. Знай она раньше об этих пытках, попросила бы отвезти домой, к Таисии Павловне. С той скучно, зато спокойно.

Дэн достаточно долго ждал ответа, спокойно глядя на её растерянность. Не дождался. Повторил:

— Вика, тебе все здесь нравится? Больше ничего не нужно? Можно позвонить на ресепшн, попросить, чтобы принесли.

— Нет. — С трудом выдавила. — Ничего не нужно. Здесь просто замечательно, Денис! Я такие отели только на картинках и в кино видела. Честно!

— Нужно исправлять упущение. Тебе негоже ютиться в каких‑то задрипанных комнатушках.

— Да, если честно, и надобности в такой роскоши нет… Меня вполне устраивают обычные, стандартные номера…

— А мне хочется, чтобы у тебя он был лучшим, а не стандартным.

— Спасибо тебе.

Дэн, показалось, немного смутился. Хотя, причин для этого не было никаких. Просто помялся на месте, потом развернулся и начал снимать куртку.

— Тебе, Вик, спасибо. Я люблю комфортные и красивые вещи. Но, будь я один, о люксе и не подумал бы…

Вера снова затихла, не зная, что сказать, чтобы не звучало банальностью.

— Где будем ужинать, Вика? Можно в номер заказать, а можно сходить в ресторан. Он здесь хороший, с живой музыкой по вечерам. Кормят вкусно.

— Не знаю. В меня после поп — корна, кажется, уже ничего не влезет…

— Глупости! Это разве еда? Ну, выйдем в люди, или совсем устала?

Её удивляло, как просто он ведет себя: никаких намеков, будто и не думает о том, чем этот вечер закончится, и окончание не торопит… Это не вязалось, никак, с её представлением о мужчинах. Вера всегда считала, что для них постель — самое важное. И ни одно существо мужского пола не станет оттягивать момент, когда можно получить "десерт". А Денис вел себя как‑то неправильно: не оттягивал нарочно, но и не торопил. Это было… странно… и от того еще более волнительно.

— Я одета совсем не для ресторана. Джинсы и свитер — не очень подходящий наряд.

— Брось ты думать об этом! Какая разница, в чем ты вышла поесть? Хоть в халате и одноразовых тапочках… Это же ресторан при отеле. Народ в командировках, кто‑то проездом… Там половина одета совсем по — домашнему.

— Все равно. Я некомфортно буду себя чувствовать.

Дэн вздохнул.

— Ты же купила сегодня кучу шмоток. Чем не повод их обновить?

— Ты думаешь?

— Конечно! Давай, решай, что лучше подойдет, и наряжайся.

— А утюг…

— Вик… Можно вызвать горничную. Десять минут — и все сделают.

— Хорошо.

Пришлось ей решать еще одну сложную дилемму. Извечную — что надеть? Благо, что выбор из трех платьев не давал большого простора для полета мысли. А то, что лишь одно было из немнущейся ткани, да еще и запакованное верным образом, сразу помогло определиться. Вера долго и придирчиво рассматривала себя в зеркало в ванной комнате, сомневаясь: а стоит ли? Может, лучше обратно в джинсы залезть? Но оклик Дениса, уставшего ждать, отмел сомнения. Она еще раз глянула, подумала, что замечательно все сидит, и даже будет нормально смотреться с сапожками… Поняла, что проблема с нарядом как‑то удачно отвлекла от других тревожных мыслей, улыбнулась отражению, подбадривая себя… Дернула дверь и вышла. Будто на эшафот.

Денис, полулежавший на диване, приподнялся навстречу, замер, не окончив движения. Молча рассматривая.

Вика тоже замерла. В растерянности.

— Иди сюда.

— Что? — Не совсем расслышала тихую фразу.

— Иди ко мне, Вика.

На негнущихся ногах пошла.

Дэн поймал её руки, притянул ближе, повернул вокруг оси, похоже, рассматривая… Зажал колени между своими, талию ладонями обхватил.

— Ты такая красивая, Вик… Я каждый раз удивляюсь… — Его взгляд, такой теплый и мягкий, снова сбил с толку. Вера поймала себя на мысли, что сегодня уже, наверное, в сотый раз, не находит слов, теряется. — Просто дух выбивает…

И уткнулся ей лбом в живот, притягивая всё плотнее. Она еле держалась на ногах, всего толчок — и упала бы. Осторожно погладила волосы, забралась в них пальцами, тихо перебирая. Денис довольно вздохнул, казалось, еще немного — и замурлычет, словно кот, нашедший хозяйку…

Минуты тянулись, наполненные невысказанными словами… Вера забыла, для чего она переодевалась, какой там планировался ужин… Наслаждалась уютной тишиной.

Первым опомнился Денис. Поднял голову, заглянул, снизу вверх, в её лицо…

— Синеглазая! — Довольно рассмеялся. — Правда, такие яркие, как будто линзы цветные…

— Да они у меня серые. Говорила же. Это все платье.

— Ничего не знаю. Синие, и все. — Он медленно, очень медленно, поднялся, скользя вдоль всего её тела. Пока не навис, теперь уже глядя сверху. Все так же крепко обнимая. — Ну, что, пойдем? Такой красотой грех не похвастаться! Правда, я теперь буду расхристанным на твоем фоне…

— Да ладно, Денис, ты всегда замечательно выглядишь! Вам, мужчинам, это намного проще. Главное, быть причесанным и побритым.

Он задумчиво потер ладонью подбородок..

— По поводу щетины — очень в тему сказано. Все, пойдем, Вик. Иначе, у меня сейчас будет комплекс неполноценности рядом с тобой.

Вера легко рассмеялась, не веря своим ушам. Денис — и комплексы? Очень удачная шутка вышла…

Бережно, словно хрупкую вазу, он взял в ладони её лицо. Не отрывая взгляда, медленно склонялся. Вера даже не пробовала пошевелиться, следила за ним, как завороженная. Он прикоснулся губами сначала к переносице, потом — к самому кончику носа, к щекам, к векам, заставив их опуститься, и только потом поцеловал. Томительно долго и вдумчиво. Будто в первый раз изучая поверхность кожи, слегка обветренной и многократно искусанной, по многолетней неуловимой привычке. Удерживая девушку в неподвижности, не позволяя отвечать. Словно устанавливая правила. Позволяя ничего не решать, просто сдаться…

Его прикосновения обладали какой‑то тайной силой: стоило ощутить хоть одно, и Вера забывала о том, что ей, почему‑то, мешало ими насладиться. Глупостью казались все сомнения, странной и ненужной. Только так — кожа к коже — и было правильно жить и дышать. И не дышать — тоже можно. Всякая шелуха осыпалась, оставляя чистый восторг. И горьковатый вкус нежности, почти осязаемый на губах, на щеках, на плечах, к которым он прикасался…

Поэтому холодной водой обдала фраза " Все, малыш, пойдем. Иначе, останешься голодной. Я этого себе не прощу".

Он погладил её по волосам, шее, спине… Словно охватывая, напоследок, целиком. Потом, с явным сожалением, оторвался.

— Пойдем. Накинь хотя бы шарф, чтобы не замерзнуть. Платье очень красивое, но в ресторане, должно быть, не жарко.

Вера, изумленная, осталась стоять на месте, поражаясь, как он мог так резко сменить настроение — от романтичного к практично — деловому…

— Вика… Только не вздумай расстраиваться. Мы сюда еще вернемся, некуда спешить.

— Вот еще, придумал! С чего бы мне расстраиваться? — Хотела, как положено, оскорбиться за эту явную подколку, но — передумала. Не захотела портить момент, который, знала, не повторится уже никогда. Пусть тогда в памяти только хорошее останется…

— Действительно, не с чего. А мне не хочется уходить, и от этого грустно. Ну, хорошо, что только я буду грустить… — Денис говорил очень серьезно, даже брови слегка сдвинул, чтобы впечатление усилить… Но что‑то в интонации было такое, похожее на легкий смешок, ироничный.

— Не нужно, Денис, не грусти. Сегодня день такой хороший. Пусть он и закончится хорошо. Знаешь, как обидно бывает, когда все лучшие впечатления идут насмарку, только из‑за того, что последнее кто‑то испортил.

— Я очень постараюсь, Вик, нигде не напортачить. — Простые слова прозвучали, будто присяга. Или клятва верности. Вера плохо в таких нюансах разбиралась, но ей показалось, что Дэн вкладывает в них какой‑то особый смысл…

В ресторане оказалось неожиданно много людей. Вера еще на входе почувствовала кожей, как несколько пар глаз бесцеремонно её разглядывают. Неосознанно, выпрямила спину, подбородок подняла… Дэну, похоже, тоже не понравилось что‑то, его рука немедленно легла ей на талию, прижала плотно к мужскому боку, ограждая, показывая всем, что территория занята.

Подбежавшему официанту она сообщила, что хочет место где‑нибудь в уголке, от всех подальше.

— Нам здесь не от кого прятаться, Вика, давай сядем в центре. — Денис, как будто, обиделся на что‑то…

— Я не люблю привлекать внимание, Денис… Всегда стараюсь сесть так, чтобы никто не видел.

— Загадочная ты женщина, однако… Ты же красивая, пусть смотрят… — Это мужское желание похвастаться своей спутницей развеселило и умилило.

— Мне достаточно того, что смотришь ты. Зачем мне другое внимание? — Теперь ей оставалось лишь наблюдать, как он наполняется гордостью. Конечно, выделила из толпы… А Вера еще чувствовала себя рядом с ним ребенком… Оказывается, человеческие слабости есть и у Дениса…

Она рассчитывала, что Дэн сядет напротив, как днем в кафе, но он неожиданно приземлился рядом, так, что бедро обожгло его теплом, сквозь тонкую ткань платья. Протянул руку, чтобы поправить широкий шарф, накинутый палантином, да так и оставил на её плече. Обнял, в общем, как будто случайно, и очень надежно при этом. Прошелся по шее и подбородку большим пальцем в невесомой ласке, как будто играя, и намекая на что‑то большее. Аппетит улетучивался на глазах. Вера не очень понимала, как сможет хоть что‑нибудь проглотить. Ей никогда еще не приходилось встречаться с такой интимностью, продемонстрированной всем столь открыто. Казалось, Дэн сейчас отгораживал свой мир от окружающих, непонятных, шумных людей. И нисколько этого не стеснялся. Это делала Вера, за них двоих. Краснела мучительно, глядя на официанта…

— Что тебе заказать? — Он так и спрашивал, не удосужившись отстраниться. И теплое дыхание щекотало кожу, заставляя сердце тревожно выстукивать что‑то секретное, в ритме Морзе. И мысли от этого разбегались, оставляя только обрывки, за которые Вера судорожно цеплялась, но они все равно ускальзывали…

— Не знаю… Что‑нибудь сам придумай. — Она выдавила из себя фразу, очень осторожно, боясь, что голос выдаст, как ей сейчас невозможно жарко, и томно, и хочется вдохнуть поглубже, да не получается…

— Хорошо, выберу что‑нибудь. А пить что? Красное, белое? Или что покрепче?

— Ох… Ты меня хочешь извести расспросами? — Ей непонятно было: какая разница, что им придется есть и пить? Если хочется, чтобы этот услужливый парнишка быстрее унес ноги от их столика и, желательно, забыл о его наличии, хотя бы, на пару лет.

— Молодой человек, давайте розовое! Выберем золотую середину…

О чем они говорили еще, девушка не слушала, сосредоточенно смакуя новое ощущение — теплую негу от надежного объятия. Очень хотелось положить голову на плечо Дениса. Но Вера все так же стеснялась. Пока он, будто невзначай, сам не погладил её по волосам, заставляя склониться… Она даже глаза прикрыла, наконец‑то расслабившись…

И думала сейчас, почему‑то, о том, что Денис очень прав, не опошлив минуту банальным шампанским… Этот праздничный напиток был бы совсем не в тему. Хотелось чего‑то, загадочно — терпкого, с ароматным и сложным букетом, похожим на их непростые отношения. Ведь они проще ничуть не стали.

Зазвучавшая музыка — саксофон — заставила поверить в нереальность происходящего. Ранее Вере не приходилось слушать этот инструмент, вечный спутник романтики, трогательной и щемящей, вживую. Некогда было ходить на концерты, и музыкантов среди знакомых не было. И сейчас ей легче всего было решить, что она смотрит фильм про какую‑то пару. А в фильмах бывают самые невозможные сюжеты, и счастливый конец неизбежен. Поэтому, можно просто окунуться в сказку. О том, что будет после, можно не думать.

Они что‑то ели, парня — официанта сменила девушка, со стола убрали первые пустые тарелки, принесли что‑то новое… Вера подносила кусочки ко рту, автоматически тыкая вилкой, так же, на автомате, прожевывала… Что именно — забывала моментом. Она слушала музыку и Дениса, улыбалась переливам голоса… Благо, он рассказывал о чем‑то неважном и легком, осторожно обходя любые сложные темы…

Вера удивлялась тому, сколько в Денисе было спрятано тайных талантов… Никогда бы она не подумала, что ему свойственны осторожность и такт, и такая предельная внимательность к каждому её слову, взгляду, вздоху. Казалось, что рядом с ней совершенно другой человек, не тот сатрап и деспот, жесткий и несговорчивый шеф, которого побаивались все, и сама она, порой, не была исключением. Сейчас же он окутывал её такой заботой, что сердце заходилось от непривычных ощущений. Какой же он, на самом‑то деле, этот Денис Дмитриев? Когда он — настоящий, а где — притворство и ложь? Вере эти вопросы не понравились, и она снова решила не портить момент. Искать ответы и не находить у неё будет ещё масса времени…

Саксофон затянул что‑то пронзительно — томное, от чего хотелось и плакать, и петь, и обязательно что‑то делать, что‑то очень хорошее…

— Пойдем, потанцуем, Вик? — Он её снова поразил. Вера могла его представить каким угодно, но только не танцующим…

— Пойдем. А здесь, разве, принято?

— Понятия не имею. Но кто нам запретит? Мы же на столы ни к кому не полезем… — Он улыбался, насмешливо, но совсем не обидно. Тепло.

— Хорошо.

Вера любила и умела танцевать. И даже в медленных, лиричных композициях старалась не топтаться на одном месте по кругу, а что‑нибудь этакое изобразить. Хотя бы пару замысловатых движений. Ей повезло с Мишей в этом вопросе: он всячески её поддерживал, и на любых праздниках они отрывались под музыку вдвоем, по полной.

Но сейчас, как ни странно, ей хотелось просто довериться мужчине и двигаться с ним в такт. Наслаждаясь близостью сильного тела и тем, как уверенно он ведет, как тихо шепчет какую‑то ерунду, время от времени склоняя голову…

В какой‑то момент, после долгой задумчивой паузы, он предложил:

— Может, вернемся в номер? Или хочешь еще потанцевать? Или за столиком посидим?

— Нет, наверное, пора уже уходить… Вечер затягивается…

— Хорошо. Забираем вещи и бежим.

Вера удивленно остановилась, задрав голову:

— Как это "бежим"? Ты что, не собираешься платить?

— Я пошутил, ты веришь всему, как маленькая. Они на счет запишут, на номер, а завтра на выезде я все оплачу.

— Хорошо. Я почти испугалась…

— Не нужно бояться ничего, особенно, когда я рядом.

А она снова боялась. Когда вышли из зала, вызвали лифт и остались наедине в тесной кабинке. Дэн обнял её, прижав спиной к груди, и молча целовал в виски, скулы, где‑то за ушком, перебирая мешавшие пряди волос. А Вера замерла, послушно выгибаясь, подставляя ему, словно кошка, новые, не обласканные еще участки кожи. А где‑то внутри все сладко и страшно вздрагивало, сердце отчаянно заходилось в сумасшедшем ритме и снова замирало…

Дэн, показалось, даже расстроился, когда лифт звякнул, сообщая о прибытии на нужный этаж. С неохотой разжал руки и подтолкнул девушку к коридору. Всего пара шагов — и он уже распахивает перед ней дверь, с шутливой церемонностью, будто приглашая в барские покои…

Она проскочила вперед, разуваясь на ходу, и спешно уселась на диван. Подобрала со столика пульт от плазмы и начала бездумно тыкать в кнопки, плохо понимая, что делает и зачем. Дэн замешкался у входа, вытаскивая ключи, бумажник и еще какие — то мелочи… Вера напряглась при его приближении, снова не зная, как себя правильно повести. Чтобы все не испортить, не показаться неопытной дурочкой, какой себя ощущала.

Но он, словно угадывая все её мысли, никуда не спешил, не давил, не требовал. Будто забыл, вообще, о логическом продолжении вечера…

Даже присаживаться рядом не стал. Облокотился сзади на диван, обнял за шею обеими руками, поглаживая, растирая большими пальцами какие‑то точки на затылке, заставляя снова плавиться от того, как тепло разлилось по коже…

— Вик… — Тихий шепот куда‑то затылок…

— Да?

— Покажешь белье, которое купила? Очень хочется посмотреть… — Ей почудилось, как он сглотнул. Первый раз за вечер показывая, что и его сдержанность тоже имеет предел. И это, почему‑то, обрадовало…

— Что, прямо всё? Там несколько комплектов. Можно полночи мерить.

— Нет. То, которое покупала и думала обо мне. Ведь думала?

— Ох… Денис… Ты от меня требуешь больше, чем я могу…

— Я ничего не требую. Я прошу. Пожалуйста, Вика…

Как можно отказать этому вкрадчивому, такому теплому голосу? И она не смогла.

Только сейчас, находясь в какой‑то прострации, похожей на легкое сумасшествие, Вера могла признаться самой себе, что думала о Денисе в этом отделе с бельём. Иначе, зачем ей приспичило покупать набор с шелковым пеньюаром? Она их в обычной жизни терпеть не могла, как и атласные пижамы и комбинации. Практичный, комфортный и мягкий хлопок — вот то, что она любила носить. А на все эти изыски смотрела, любовалась, порой даже мерила, но когда и как будет их носить — даже представить не могла. А сегодня ей жутко захотелось именно этот шелк, такой непрактичный, скользкий, неудобный… но такой красивый… И она себе нравилась в нем, в кои‑то веки. Любовалась своим отражением, не рискуя взглянуть на горящие щеки, не желая ловить в зеркале свой собственный взгляд, горящий каким‑то лихорадочным предвкушением. Знала, что уже задержалась в ванной, но все дальше и дальше оттягивала момент, когда придется повернуть ручку…

Ручка повернулась сама.

— Вика, я уже соскучился. Может, тебе помощь нужна? — Дэн вошел и замер. Так же, как замерла она, ловя его взгляд в зеркале. — Ого! ЗдОрово… Лучше не может быть…

В жизни Веры, наверное, не было еще ни одного дня, когда она так часто терялась в поисках слов. Обычно, с быстрыми и точными ответами не было проблем. А сегодня — будто бы кто‑то отнял у неё дар речи. Но она и жалеть об этом не хотела, слишком правильным было сейчас ничего лишнего не произносить.

Денис, обнимая её со спины, снова разглядывал её, будто бы в первый раз… Этот взгляд был таким осязаемым… Вера всей кожей прочувствовала его путь, словно вспыхивая в тех места, к которым он прикасался…

При этом, руки мужчины все еще послушно лежали на талии, все так же легко обнимая, пальцы перебирали поясок халата… будто лаская скользкую ткань… И эти неспешные движения задавали ритм её выдохам и вдохам, завораживали…

Вот поясок распустился, упал, позволяя легким полам разъехаться по сторонам… Вера смотрела на это, ждала… Зеркало играло с ней в странную игру, заставляя думать, что отражение живет само по себе, оставляя девушку в стороне, простым наблюдателем… И верить, что мягкие, теплые губы, играющие с мочкой уха — тоже иллюзия, только очень чувственная, заставляющая дрожать и выгибаться, льнуть к широкой мужской груди…

И, с трудом держа глаза открытыми, видеть, как отражение Дениса медленно очерчивает пальцами линию белья, то ли прячущего, то ли бесстыдно открывающего грудь…

— Вика, спасибо… — Тихий шепот не разрушал, а уплотнял фантазию…

— За что? — На вдохе, запнувшись с выдохом, глотая воздух, как в последний раз…

— Оно бесподобное… И ты — потрясающая в нем…и без него тоже… я помню…

Поцелуи перебрались к ямочке на затылке, все такие же легкие, ни к чему не обязывающие… Затем — к вискам… Заставили безвольно откинуть голову на его плечо, теряя способность держаться на ногах… Единственной точкой опоры стало мужское тело, такое надежное и горячее…. Мир стремительно расплывался, теряя очертания… А Денис не спешил, прокладывая губами едва осязаемый путь по коже, сдвигая подбородком края пеньюара, все ниже и ниже, пока он сам не скатился с плеч, обдавая их на прощание легким холодом… Таким внезапным, и таким коротким ощущением, которое тут же сменилось жаром от его рук. Невыносимо неторопливых и бережных…

Она нетерпеливо заёрзала, пытаясь прильнуть к ладоням мужчины, сама, раз уж он сам не догадывался, что ей так от него нужно…

По движению губ, где‑то в районе лопаток, поняла, что он усмехнулся… Смутное озарение пришло: все он прекрасно знает, специально томит. Поэтому, так дотошно изучает все позвонки, трогая каждый кончиком языка, медленно опускаясь вдоль спины… И руки его — играют с ней, оглаживая каждый изгиб, дразня, намекая на что‑то большее, но не позволяя хоть чуточку лишнего получить…

Пришлось ухватиться за край столика. Такого ненадежного, хрупкого по сравнению с тем, как уверенно держал её Дэн… Но надеяться на него, стоящего на коленях, было бы неверно…

— Денис…

— Да? — От этого искушения в голосе снова пробежала дрожь, от корней волос, до кончиков пальцев…

— Я сейчас упаду… — Не поверила, что вслух сказала.

— Я поймаю. Не бойся, я рядом. — Он легко развернул её вокруг оси, позволив упереться руками в плечи, сам плотнее стиснул руками. И, решив эту маленькую проблему, тут же о ней забыл. Губы снова вернулись к коже, мягко прошлись по животу, заставляя его поджаться, добрались до шелка, обтянувшего бедра, прошлись по кромке, лаская…

Вера поняла, что забывает дышать… Делает вдох, а обратно не выдыхает… Рвано рассмеялась, когда Дэн пальцами подцепил резинку, слегка оттянул, отпустил. А затем подмигнул, игриво, помог хоть немного расслабиться, передохнуть…

Правда, воздух опять застрял в горле, когда легкий лоскут мягко скользнул к ногам, оставляя её открытой мужскому взгляду. Из которого совершенно ушла улыбка, оставив лишь неприкрытый, жадный, голодный интерес. Почти пугающий, до дрожи в пальцах, или — будоражащий, так, что волна мурашек прошлась по коже, заставляя все мышцы напрячься, в болезненном ожидании…

Денис неожиданно резко встал, заставив задрать голову вверх, чтобы вглядываться, в поисках ответа: что дальше?

Отвечать он совсем не спешил. Руки легко порхали по её шее и плечам, задевали бретельки бюстгальтера, пальцы слегка цепляли их, а затем отпускали… Эта прелюдия уже становилась мучительной и перестала забавлять.

— Денис, не томи уже…

— Вика, не торопись… У нас с тобой масса времени. Все — наше. — Его голос щекотал своей хрипотцой, чем‑то острым цеплял за нервы.

— Думаешь, нам его хватит? — Шепнула куда‑то в гладкую, сильную шею, с трудом удерживаясь, чтобы впиться в неё губами. Слишком манящей она казалась, и это сводило с ума. Заставляя произносить вслух вещи, о которых и думать раньше не могла…

— Ты, оказывается, маленькая жадинка, да, Вик? — Улыбающиеся губы погладили впадинку между ключиц, щетина слегка поцарапала нежную кожу, а Денис медленно, слишком медленно снимал с неё последний лоскут шелка.

— Да… оказывается — да… Денис, ну, прекрати уже дразниться…

— Не могу прекратить. У нас каждый раз получалось как‑то скомкано и неверно. Хочу теперь по — другому.

Он, наконец, отщелкнул застежку и позволил белью свалиться. Все туда же — на пол. Вере было совсем не жалко…

— Дэн… Я тоже хочу, но давай — в другой раз, ладно? — Сама поражаясь своей смелости, она уже расстегивала его рубашку, путаясь в пуговицах, нервничая, торопясь…

— Я постараюсь, Вика… Но, видишь ли, в чем дело… Я уже раз десять представил, что буду с тобой делать, и в каком порядке… Не хочу сбиться… — Вера могла поклясться, что он все так же улыбается, и эта усмешка еще больше заводила. Хотелось, чтобы забыл про все свои планы и схемы, и, подобно ей, потерял выдержку и рассудок. Она прошлась ладонями по груди мужчины, слегка царапая, искушая, заставив и его вздрогнуть. Обрадовалась, что и ему не так просто вся эта выдержка далась…

Радость была недолгой: Дэн перехватил её запястья, завел за спину, обездвиживая, заставил выгнуться, прижимаясь всем телом. Снова перехватил власть.

— Милая, мне нравится то, что ты делаешь… Очень нравится… Но ты слишком ускоряешь процесс… — Слушать это, будучи прижатой к его телу, еще совсем одетому, было невыносимо.

— Денис, давай, ты разденешься, а потом говори все, что хочешь… Я так больше не могу… — Ей уже было абсолютно плевать, что это требование идет вразрез со всеми моральными принципами… И не важно, совершенно, что она первая проявляет инициативу… Главное — почувствовать горячую, гладкую кожу Дениса, прижаться к ней своей, жаждущей…

— Викуль, подожди… Совсем немножко, и все будет, как ты захочешь. Хорошо? — И жаркие губы снова гуляют по груди, дразня легкими укусами и лаской игривого языка, но все равно — не так, как нужно, все равно — мало… И Вере так хочется прижать его крепче, но запястья все так же сжаты, и даже дернуться, лишний раз, нельзя.

Эта сладкая, невозможная пытка продолжалась бы еще бесконечно долго, но Денис, вдруг, решил поймать очередной стон, выпить его, и сам попался. Вера больше не желала сдаваться…

Она вложила в этот поцелуй все, что сейчас в ней сгорало и плавилось, не находя выхода, заставляло оседать на слабеющих ногах, и бессильно требовать снисхождения…

Терпение Дэна на этом сломалось. Что‑то невнятно рыкнув сквозь зубы, он обхватил её лицо руками, впился губами, сильно, на грани боли. Зато, теперь её рукам дали волю. И она могла стаскивать с него одежду, и даже, ломая ногти, пробовать расстегнуть пряжку. Та не сдавалась, Вера что‑то бормотала недовольно, снова дёргала, злилась, пока он не сжалился и не помог.

— Ну же, Денис, ну… — Она подгоняла его, не стесняясь. — Пожалуйста!

— Тише, маленькая, подожди. — Его шепот был таким же прерывисто — сбивчивым, не очень внятным… Вера, скорее, догадалась, чем разобрала, о чем он…

А потом события разворачивались, будто спиралью скрученная пружина — мощно, быстро, оглушающе, горячо. Вселенная Веры готовилась к взрыву, ведущему то ли к гибели, то ли к рождению сверхновой…

Она плохо помнила, как Дэн разделся окончательно, как они перемещались из ванной комнаты в спальню… В памяти задержался лишь его мучительный стон, когда он, передумав, снял её с туалетного столика и куда‑то понес… Её возмущения ничего в тот момент не значили. Он лишь тихо, отрывисто шептал, что сейчас не время, что столик проверят на прочность потом. А сначала, все нужно сделать правильно. Что значит "правильно", Вера не понимала, и была очень против, и хотела всего здесь и сейчас. На Дэна её уговоры не действовали. Пришлось соглашаться…

А потом, отдельным ярким пятном в сознании — гладкость атласного покрывала, слегка охладившего разгоряченную до боли кожу. И руки Дениса, которые постоянно путались в волосах, и он останавливался, чтобы их аккуратно убрать, а через пару секунд — снова запутаться.

И, будто новый поворот калейдоскопа, — дружный протяжный стон, когда Дэн, наконец, одним мощным рывком наполнил её, вызывая разноцветные брызги под веками, даря удовольствие на грани боли, едва выносимое… Такое, которое пережить невозможно, и прекратить — нельзя. И хриплый, гортанный вскрик, выпущенный сквозь искусанные губы, и испуганный вопрос мужчины… и её мольба, чтобы ни в коем случае не останавливался…

Вера забыла, что значит стесняться, и как можно просто молча ждать, когда мужчина догадается… Она всхлипывала, требовала, умоляла о ласках, давно переставших быть невесомыми. Дэн впивался пальцами и губами в её плоть, покусывал, сжимал, вбивался в нее и вдавливал в себя. А ей все казалось, что этого недостаточно, участки кожи, которых он не касался, в тот же момент разрывались от жажды его прикосновений, горели и плавились.

Она извивалась всем телом, стараясь прильнуть плотнее, остаться с ним спаянной неразрывно…

— Какая ж ты у меня голодная, Вика… Я тоже соскучился… Тише, маленькая, все успеем… — Он успокаивал, пытаясь немножечко сбавить темп, но сам тут же срывался, и спешил, спешил…

Легкий, неспешный поцелуй в шею, контрастом с их сумасшедшей гонкой, — то, чего не хватало ей, чтобы взорваться… Что‑то гортанно выкрикнуть и забиться в его руках, чувствуя, как мужчину накрыл шквал его удовольствия… И затихнуть, убаюканной нежными, сильными руками…

Из блаженной, задумчивой неги она вынырнула, разбуженная тихим поглаживанием по спине, переходящим во что‑то большее, с привкусом жадного интереса…

— Денис… — Протянула томно, вытягиваясь вдоль его тела, подставляя шею под его укусы. — А говорил, что это я голодная…

— Я тоже проголодался… А под боком лежит кто‑то очень вкусный… Разве я могу удержаться?

— А поспать ты не хочешь, голодающий? Встал ни свет, ни заря, весь день на ногах, и завтра в дорогу…

— А мы, разве, завтра куда‑то спешим? Я думал, у нас еще целый день в распоряжении… Просто спать, когда ты рядом, было бы глупо и скучно, Вик. А я ведь совсем не глупый, да? — Эти пояснения перемежались паузами, короткими и не очень, заполненными легкими касаниями губ, скольжением пальцев…

— Денис, мне щекотно, и я хочу спать… — Желание покапризничать — еще одно открытие, которое Вера неожиданно сделала. Раньше она такого себе не позволяла никогда. А сейчас ей очень хотелось прикинуться маленькой обиженной девочкой, надуть губки, и чтобы кто‑нибудь непременно утешал…

— А ты спи, моя хорошая, спи… Я же не настаиваю, чтобы ты бодрствовала… — Ласковый шепот оказывал странное воздействие: расслаблял сознание до состояния плавленого воска, а тело от него возбуждалось… — Поворачивайся на животик, обнимай подушку и спи, моя сладкая. Дальше я все сделаю сам. А когда проснешься, мы восстановим всю цепь событий и закрепим навыки, повторением…

Денис давно уже и спокойно жил с уверенностью, что он — взрослый, циничный, прожженный насквозь и сотню раз битый — перебитый реалист. Не верящий ни в какую романтику, "чувства", привязанность и тому подобный бред. По молодости хватанул этих радостей полной ложкой, досыта наелся, до оскомины. И больше пробовать не хотел. А тоска, что порой в душу закрадывалась — так это нормально, все думающие люди иногда тоскуют о чем‑то таком, чего и сами не ведают. И Вика ему, поначалу, была интересна, увлекала, вызывала желание победить, завоевать, доказать себе и ей… что‑то обязательно доказать… И — ничего более. Дэн так считал и в это верил. И тяга к этой девушке его не беспокоила, не казалась опасной.

А сейчас в нем будто что‑то треснуло и начало со звоном рассыпаться. Нечто такое, что больно цепляло за невидимые струнки, что‑то неправильное. С ним творилось что‑то неладное, опасное, но сил от него отказаться просто не хватало.

Он даже точно мог назвать момент, когда эта трещина пошла, и игра в соблазнение, которую он сознательно и успешно вел, вдруг превратилась во что‑то большее. Перестала быть игрой. И к соблазнению это тоже теперь никак не относилось. Та секунда, когда в распахнутых викиных глазах, почти прозрачных тогда, он увидел все её страхи, неуверенность, опаску, ожидание боли, которая непременно придет, когда все закончится, и — решимость. И веру в то, что он, Денис, ни за что её сейчас не подведет, и все сделает правильно. Все, что Вика обычно прятала в дальних закромах, сегодня выплеснулось на него, накрыло с головой, как приливной волной, а потом отхлынуло, оставив — такого же обнаженного перед самим собой, задыхающегося. И многих сил ему стоило не показать девушке, что он так же сомневается в каждом своем шаге, и что дрожь её пальчиков, доверчиво вложенных в его ладонь, так же пугает его самого. Страшно, что подведет, и какой‑нибудь нечаянной глупостью докажет, что не зря она боялась. Но приходилось делать вид, что все ему нипочем, и он знает, что делает… Эх, а Вика и не догадывалась, что дыхание у него перехватывало не от срочного желания секса, а от нежности и какой‑то трепетной чувственности…

И, до боли где‑то в горле и легких, ему хотелось бережно укачивать её на руках, и целовать пальчики, и слушать, как она дышит, расслабленно положив голову на его плечо, и ощущать, как щекочут кожу на щеке её волосы… Ему бы и этого сейчас, наверное, хватило, но вот тело, проклятое, никак не планировало подчиняться глупым трепыханиям увядающего рассудка. Вика была красива, невероятно сексуальна, и так доверчиво к нему прижималась… Пьянящий коктейль из желания, нежности и чего‑то еще, чему Дэн опасался давать точное название, дурманил рассудок похлеще любого вина. Он его и не пил, ограничившись минералкой, а вот Вику слегка подпоил, из самых благих побуждений: чтобы хоть чуть перестала нервничать…

И он с трудом сдерживал свои руки, чтобы не начали хватать и подминать, и рот — чтобы не впился в мягкую кожу, неважно где, главное — ощущать бы её вкус. И медленная пытка, которой он Вику подверг, его самого изводила не меньше.

Но так хотелось не заниматься сексом, а любить её… Залюбить до беспамятства, до звона в ушах, до состояния, когда вылетят все мысли, оставив лишь чистое наслаждение. И он старался, видит бог, он долго и мучительно старался, сознательно умеряя свой пыл. Пока девушка не начала сама его раздевать, да еще так уверенно и настырно. Вот тогда он сломался, и позабыл о всех своих благих намерениях. Отрывался вместе с ней, не отказывая себе в возможности стонать, хрипеть, рычать, что‑то бормотать бессвязно, подгоняя её, подгоняя себя… Ненадолго обмякнув, понял, что одного совместного взрыва совсем недостаточно. Необходимо еще повторить, и не раз, не боясь излишеств.

И совсем неожиданной была мягкая шутка Вики о его ненасытности. Она снова его удивила. Даже здесь и сейчас.

Долго не мог угомониться, сам себя поражая невесть откуда взявшимися силами. Уже Вика начала отбрыкиваться и просить хоть немного покоя, давя на совесть и на то, что скоро вторые сутки без сна начнутся… Дэн успокаивался на время, даже пытался дремать, но совсем скоро опять просыпался интерес, вполне определенный, и он снова её будил, хоть и пытался быть осторожным…

Отключился внезапно, незадолго до писка будильника на телефоне. Смог лишь вырубить трубку полностью (найти нужную кнопку на экране никак не вышло), и провалился в глубокий сон.

Утро началось ближе к обеду. Верещал телефон Вероники. Похоже, давно, и очень настойчиво. Дэн раздумывал, как поступить — отклонить вызов или разбудить девушку, чтобы сама решала… Не успел сообразить, как Вика, недовольно сопя, глядя одним полуоткрытым глазом, нашарила телефон на полу под кроватью, посмотрела на экран… и просто спрятала его под подушку. Наивная. Это помогло ровно на полминуты. Затем мелодия, пусть и приглушенная, снова раздалась. Теперь еще и постель неприятно вибрировала.

Дэн, затаясь, наблюдал, как девушка хмурится, что‑то бормочет, раздраженное, приподнимается на локтях, долго вглядывается в имя звонившего… Рассмотрел имя "Миша", напрягся, ожидая реакции… А она просто перевела телефон на беззвучный режим и снова спрятала его под кровать. Рухнула лицом в подушку, немного повозилась, что‑то её, видимо, не устроило… Потом повернулась к Дэну, прижимаясь всем горячим телом, закинула на него руки и ноги, и уснула, судя по мерному дыханию, почти мгновенно. Дэна такая реакция на звонок вполне удовлетворила. Хотя, сам он долго не мог успокоиться… Нежданное напоминание о том, что за стенами номера есть еще люди, и обязательства, и все совсем не просто, разозлило.

Раньше об этом Михаиле он не очень‑то и задумывался. Так, иногда, раздражался, слыша его имя от Вики. А сегодня его не слабо зацепило. В чем конкретно проблема — и сам не мог себе точно сказать. Но бесился. Тихо, стараясь ничем не показать Вике, однако — до зубовного скрежета, стоило лишь подумать…

Он держался полдня, не заикаясь по этому поводу. И искренне верил, что справится с собой, не станет поднимать тему… Не получилось.

Взрыв произошел, когда они возвращались домой. Вика, задремавшая во время дороги, встрепенулась, начала что‑то разыскивать в сумочке. Оказалось, что у нее вибрирует телефон. Она долго не могла извлечь трубку на божий свет, однако, чудо свершилось, и та нашлась. Девушка долго смотрела на светящийся номер, потом вздохнула, и молча убрала телефон обратно.

Дениса накрыло необъяснимой злостью:

— Что же ты не ответишь? Стесняешься? Меня или его? Или боишься? Хочешь, я с ним поговорю?

Вика сделала долгий, протяжный вдох, прикрыв глаза, с шумом выдохнула… Помолчала немного еще. Денис уже, было, подумал, что она ничего не ответит. Но переспрашивать не стал. Ярость бурлила, заставляя вжимать педаль газа, стискивать руки на руле, хорошо, что глаза оставались ясными.

Когда молчание стало практически невыносимым, она, все — же, выдавила из себя, с трудом, почти осязаемым:

— А что я должна ему сказать сейчас, по — твоему? Не звони, пока что? Я тут себе хахаля нашла, занята немного, не до тебя? Так, что ли? — Её голос, глухой и безжизненный сначала, набирал силу от нарастающей злости, и к последней фразе почти звенел, отдаваясь в перепонках оглушающей болью. Не от громкости. От того, с каким надрывом она говорила.

Хотелось пожалеть и сбавить обороты, но — не получалось. Собственная обида оказалась более мощной.

— Так я, значит, хахаль, получается? А другого словечка не могла подобрать? — Почти выплюнул слово, которое оскорбило бы обоих, но воспитание не позволило, вовремя заткнулся. Понимая, что оно могло бы стать последним в разговоре. Вообще для них последним.

— А кто ты мне, Денис? — Вопрос, заданный тихим голосом, повис в воздухе. Потом оборвался и ухнул камнем вниз, будто придавливая все светлое и легкое, что до этого случилось.

Дэн догадывался, что он прозвучит, рано или поздно. Но надеялся, что не очень рано. До жути не любил такие вопросы. Обычно, по опыту, они вели к окончанию отношений. Потому что означали — его привязывают. Сажают на поводок нечаянно выданных обязательств. А он их не сдерживать не любил. Поэтому и не бросался. Прекращал разговор на эту тему, как только он начинался. Иногда — мягко и щадяще, иногда — резко и грубо.

А сейчас ему не хотелось ничего прекращать. Ведь, по сути, все только начиналось. И ему нравилось все. Кроме этого Миши.

— А кто я тебе, Вик, действительно? — Он так и не нашел верного ответа. А его очень хотелось бы получить. И, понимая, что складывает сейчас на неё всю ответственность, очень не по — мужски и неправильно, не мог придумать ничего лучше.

Вика снова тяжело вздохнула. Молчание уплотнялось, начинало давить, выдавливая наружу все нехорошее, что в нем сейчас клубилось. Дэн отчаянно психовал, зная, что делать этого нельзя. Но ничего не мог с собой поделать. Эта женщина ломала все его навыки самообладания, растряхивала душу, к чертям. Делала больно и неприятно, просто выдержав паузу. О том, что с ним будет, если она заговорит и скажет что‑то неверное… Он предпочел не представлять последствий заранее. Будет повод — тогда и подумает, как быть.

— Мне бы тоже хотелось понять, кто мы друг другу… Очень хотелось бы. — Ему совершенно не нравился тон, которым девушка выдала фразу. Чересчур пустой и спокойный. — Обычно, таких, как мы, называют любовники.

Это слово она выделила какой‑то особой интонацией. С налетом отвращения и горечи. Дэну это совсем перестало нравиться. Абсолютно. Он притормозил, а потом и вовсе остановился. Понял, что этот разговор лучше вести, глядя в глаза, прямо и безотрывно. Чтобы успеть поймать момент… Какой? Он пока еще только догадывался. Но должен был оставаться бдительным. А Вика упрямо смотрела вперед, к нему не поворачивалась. Зря он, вообще, затеял этот разговор. Нужно было свернуть на что‑нибудь легкое… Но ведь ему тоже было важно услышать…

Вот. Услышал. Что дальше?

— Ну, лучше любовником быть, чем хахалем. Разве не так? — Попытка пошутить провалилась. У Вики лишь дернулся уголок губ. Но не в улыбке. В раздражении.

— Не знаю. Когда‑то я верила, что никогда так не поступлю… И вот…

— Вика, ну, почему? Ведь слово‑то хорошее, от любви произошло… — Он понимал, что говорит банальность, затертую, заезженную до дыр, до состояния ветхой тряпки… Но ничего другого придумать не мог.

— Не знаю. Оно грязное какое‑то… Противное.

— Зря ты так. Разве между нами есть какая‑то грязь? Мне так не кажется… По — моему, все очень правильно. Нет?

— Денис. Однажды моя мама решила устроить личную жизнь с женатым мужчиной. Он был очень хорошим, я успела к нему привыкнуть и полюбить. Всегда жалела, что он редко появлялся. Ждала. А потом пришла женщина. С двумя девочками — моими ровесницами, может, чуть младше. Она громко кричала, девочки плакали. Моя мама тоже кричала в ответ. А мне тогда было страшно. Я не понимала, кто эти люди и чего они хотят. Запомнила только это слово. Тошнит от него теперь. Потом в нас на улице соседки тыкали пальцем, что‑то шептали. Некоторые вслух говорили, не таясь. Мама держалась вначале, а потом горько плакала по ночам. Я слышала. И… как‑то… знаешь, не нравится мне все это, Денис…

Теперь пришла его очередь молчать. Сказать хотелось многое. Но всё — не ко времени и не к месту. Все, что вертелось на языке, могло испортить тающие на глазах остатки их отношений. Одним махом перечеркнуть, без надежды на восстановление. Он долго вглядывался в лицо Вики, надеясь увидеть в нем… Что? И сам не знал, что именно. Не нашел. Поэтому, откинулся на сиденье, взъерошил волосы, зачем‑то стиснул руль…

Заговорил глухо, медленно. Тщательно подбирая слова.

— Ты знаешь… Я тоже многое могу на эту тему рассказать. Не очень хорошего. И мне тоже всегда было противно думать и говорить про измены. И не всегда был на стороне тех, кто виноват. Ну, или кого считают виноватыми. Как‑то так… А теперь, видишь, как вышло: я‑то не чувствую своей вины. Вообще никакой. И не перед кем виниться, кроме тебя. И то, лишь потому, что сейчас расстроил. Все. Больше поводов не вижу. — Со злостью долбанул по рулю. — И тебе, Вик, нечего стыдиться и придумывать грехи. Ничего плохого мы не делаем.

Сейчас он ни капельки не лукавил. Искренне верил в то, что говорил. Только дохленький червячок сомнения попытался вылезти из темноты: "Да ну? Где же раньше были эти светлые мысли? Раньше по — другому говорил…"

Но он быстро этого червячка придавил. Нечего тут сбивать с пути истинного.

— Тогда, отчего мне так тошно, Денис? Если я ни в чем не виновата, почему радости нет? — В её глазах застыла горечь, неистребимая. И было бы совсем тяжело, если бы не отголосок надежды, что звучал в этом вопросе… Будто Дэн мог найти для неё такой ответ, от которого ей станет легче, и все окажется на своих местах, и не будет мук совести…

— Потому что ты слишком честная, так я думаю. И слегка наивная. И веришь, что бывают случаи, когда всем одинаково хорошо. А так не бывает. Всегда есть пострадавшие. Мир несправедлив. Только тебе, Вика, нужно бы научиться не о других думать, а о себе. Тебе никто потом спасибо за добровольную жертву не скажет. И в голову никому это не придет. А вот ты потом сотню раз пожалеешь, что не о себе подумала.

— Но так же нельзя, понимаешь ты? А как же совесть? — Она была явно растеряна…

Дэн хмыкнул… Подумал, стоит ли так её огорошивать своими взглядами на жизнь. Решил, что не просто стоит, а необходимо, жизненно. Девочке пора взрослеть. Чтобы не повторять, при случае, чужие ошибки.

— А с совестью, Вика, нужно дружить. Иногда — советоваться, иногда — поспорить. Временами, идти на компромисс..

— Да ты что? Разве можно?!! — Её возмущению не было предела.

— Нужно. Ты пойми, что совесть твоя — не больше, чем набор правил и запретов, которые тебе с детства в голову вбивали. И засунули так глубоко, что они работают уже усилий сознания. Вот ты и думаешь: " Так нельзя"… А почему нельзя? Ты об этом думала?

— Потому что я не хочу делать больно кому‑то другому, обижать. Они ведь не заслужили этого, ни Миша, ни… — Она не закончила фразу, но Дэн и без того понял, что имелась в виду его жена. Стало даже немного весело.

— Поверь мне, милая, что моя супруга заслужила до черта всего нехорошего. Ей сотню лет еще отмаливать грехи. О ней можешь не париться, точно.

— Ну, хорошо… А… — И снова пауза. Вика на глазах теряла свое красноречие. То ли обдумывать начала все им сказанное, то ли в чем‑то сомневаться…

— Миша твой? Вообще, дурак. Разве можно отпускать свою женщину одну к черту на кулички? На север, да еще и зимой? И на столько времени?

— Ну, он же понимает, что у меня работа, обязанности… что я отказаться не могла…

Его умилила эта непробиваемая женская наивность, этот самообман, от которого все они кажутся себе такими умными и сильными. Самая большая глупость в современной жизни.

— Вика, девочка моя хорошая… Послушай меня, старого опытного м… Ладно, не буду договаривать. Мужчину, пусть будет так. Если бы твой Миша нормально соображал, то дал бы тебе возможность заниматься домом и семьей, а не гнать на край света, за каким‑то хреном. Или — работать, но в любой момент встать и уйти, если что‑то не по нраву придется. А так, получается, где твой тыл? Он тебе его создал? — Он пытливо глянул ей в лицо. Увидел то, что хотел. — Правильно. Не создал он ни хрена. Вот тебя и носит в богом забытом месте. Дурак он, что отпустил. И заслуживает, чтобы его послали.

— Хочешь сказать, ты бы на его месте запретил мне ехать в командировку?

— Я бы сделал так, чтобы ты сама этого не захотела…

— Мне кажется, что ты сейчас передёргиваешь факты. Получается, что правильный мужчина — тот, кто не дает женщине развиваться самостоятельно. Практически, домостроевец. Разве нет?

— Мне кажется, Вика, что ты хочешь услышать от меня слова, которые избавят тебя от ответственности. Убедят, что ты ничего плохого не делаешь. Вот я и стараюсь. Если не то говорю — скажи, что ты хочешь услышать, и я сотню раз тебе это повторю…

— Ах, значит, так ты обо мне думаешь, да?! — Теперь она, похоже, нашла повод обидеться…

— Я понял, Вика. Иди сюда. — Он отщелкнул сначала свой ремень, потом — пассажирский, а потом потянул её к себе на колени. — Чем ближе ты ко мне находишься, тем меньше споришь… Посиди, погрейся.

— Я, вообще‑то, не замерзла!

— Все равно, посиди. — Он прижал к своему плечу её голову, уткнулся подбородком в макушку, подождал, пока перестанет ерзать…

Вика затихла, лишь изредка тяжело вздыхая. Но обнять себя позволила, и даже сама обвила обеими руками его, забравшись под куртку. И не сопротивлялась, когда он легко поцеловал её в висок, потом в лоб, прошелся губами по скулам… Продолжать не стал — момент казался не очень подходящим…

Наконец, она не выдержала (хотя, Дэн молчанием не тяготился, вместе молчать ему очень даже нравилось), подняла голову:

— Ну, почему все так сложно, а?

— Наверное, потому, что ты все усложняешь…

— А если я не умею по — другому?

— Нужно учиться. Научишься — поймешь, как легко и радостно стало жить…

— А ты научился? Не усложняешь?

— Ну, как тебе сказать… Местами. И временами. Но я не останавливаюсь на достигнутом и все больше упрощаю. — Он себя чувствовал сейчас мудрым старцем рядом с маленьким ребенком. Очень мудрым и очень старым, уставшим. А разницы — всего‑то, десять лет…

— И что мне нужно для того, чтобы научиться?

— Желание. И время. Очень сильное желание и еще больше — времени.

Вика выпрямила спину, подняла голову, уставилась своими, почти прозрачными сейчас, глазами прямо в его глаза:

— А оно у нас есть?

— Я дам тебе столько времени, сколько будет нужно. И еще немного сверху. Главное, чтобы ты этого хотела. А я никуда не спешу.

— Оно заметно… — Легко усмехнулась. — Но… Денис… я же когда‑то отсюда уеду…

— Не уезжай. Я же говорил тебе, что сделаю все, чтобы ты осталась.

— Ты не так говорил, и не о себе. — Капризно. Занервничала. Потому что, недомолвками и намеками, речь шла о важном.

— Но сказал‑то об этом. Ты же умная девочка, все понимаешь.

— А если я все равно захочу уехать?

— Значит, я плохо старался. Сам дурак.

— И просто так отпустишь?

— Ну, если ты сможешь убежать, связанная по рукам и ногам, из запертого подвала в заброшенной сторожке в глубине тайги… Выходит, я реально заслужил, чтобы ты сбежала…

— Шутишь, да? А я с тобой серьёзно разговариваю, между прочим…

— Женщинам не стоит вести серьёзные разговоры. Они от этого становятся вредными, скрипучими старушонками. Оно тебе надо? Мне — точно, ни к чему. А если без шуток, Вик, то я жалею, что поднял эту тему. Поторопился. Прости. Больше не буду. — Вздохнул покаянно, сам не зная, чего в этом больше — искреннего сожаления, притворства, чего‑то ещё… Факт присутствия этого Михаила где‑то рядом, почти за спиной, свербил занозой. Но, по сути, будучи женатым, что он мог требовать от девушки? Ничего. Головой понимал, и это слегка отрезвляло. Хотя бы на время. Что будет дальше, решил не думать. Ни к чему хорошему это не привело бы…

— И что ты предлагаешь делать дальше?

— Сейчас, например, целоваться планирую. Но не очень долго. Иначе, до дому не доберемся. А когда приедем, что‑нибудь еще сочиним. — В голос прокралось предвкушение того, что воображение уже активно рисовало. Пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от картинок…

Вика, наконец‑то, оттаяла, несмело улыбнулась. Потом капризно наморщила носик, искусно пряча искорки удовольствия в глазах…

— Ну, не знаю, с кем ты собрался тут целоваться… Я, лично, в округе никого не вижу. В лес пойдешь, медведей будить?

— Да есть тут одна капризная мадам… Надеюсь, потеряет бдительность, вот я её и заловлю…

— А если она против?

— Ну, я ей позволю посопротивляться, для приличия… А потом, все равно, поцелую.

— А если она обидится?

— Если она захочет обидеться, это, в любом случае, произойдёт. Независимо от того, что я сделаю или не сделаю. Так лучше я поступлю так, как понравится обоим. А дальше буду искупать свою вину. — И он, для убедительности, чмокнул её в нос, потом в губы.

Вика отдернулась, в последний момент.

— Так любишь принимать решения за всех? А если я хочу сама решать?

— Лучше признайся сама себе, что намного легче, когда кто‑нибудь берет ответственность на себя. Хотя бы, в личной жизни. На работе, так уж и быть, это право никто не отменит.

— А если я так не умею?

— Учись. Иногда полезно. Особенно для девочек, таких, как ты…

Он так и не понял, чем смог её убедить, но… Что‑то в девушке поменялось. Будто расслабилась и поплыла по течению. Направление которому задавал он — Денис. Не спорила, не убеждала их обоих, что все это нужно прекратить… Хватала, с какой‑то необъяснимой жадностью, полными горстями загребала те минуты счастья, которые они могли выкроить, в днях, перегруженных заботами и тревогами. Будто, выныривая из глубины, вдыхала воздух полной грудью, в надежде надышаться с запасом, на пол — жизни вперед… Дэна это, порой пугало. Что‑то тоскливо — пронзительное мелькало в её глазах, когда Вика думала, что он не видит. Он старался понять, выспрашивал о причинах, но девушка лишь отмахивалась…

Он так и не понял, чем смог её убедить, но… Что‑то в девушке поменялось. Будто расслабилась и поплыла по течению. Направление которому задавал он — Денис. Не спорила, не убеждала их обоих, что все это нужно прекратить… Хватала, с какой‑то необъяснимой жадностью, полными горстями загребала те минуты счастья, которые они могли выкроить, в днях, перегруженных заботами и тревогами. Будто, выныривая из глубины, вдыхала воздух полной грудью, в надежде надышаться с запасом, на пол — жизни вперед… Дэна это, порой пугало. Что‑то тоскливо — пронзительное мелькало в её глазах, когда Вика думала, что он не видит. Он старался понять, выспрашивал о причинах, но девушка лишь отмахивалась…

Вера позволила себе сделать то, чего больше всего боялась: бросилась в омут с головой, позволила себе расслабиться. Помня, как это бывает больно в итоге, снова не удержалась. В минуты просветления останавливалась, с ужасом думая: "Что я творю? Зачем? Как можно?!" Но просветление быстро заканчивалось. И она летела, закрыв глаза. Не понимая, куда этот полет её тянет: вверх, вперёд, или не полет это вовсе, а падение. В пропасть. Слегка затянутый, в виду её глубины. Но даже у самых бездонных впадин дно существует. И, как долго ни падай, с ним обязательно встретишься. И единственное счастье летящего вниз безумца — короткая безмятежная невесомость. И воздух свободы, рвущий грудь…

И она хватала это сладкий воздух, напоенный смесью азарта, влюбленности, тревоги, сладкой горечи, и осознания своей нужности. Необходимости для Дениса, которую он выражал, как мог. Всеми известными способами — словами, глазами, интонациями, касаниями рук, нежданными, запретными, тайными, и от того — еще более важными. Он словно пил её близость и никак не мог ею напиться… Вера знала об этом, а он не скрывал, как хотел быть с ней чаще, дольше, плотнее, сильнее… Расставаясь даже на полчаса, он звонил, или слал СМС — ки. Она делала вид, что не замечала их. Молчала. Хватало ровно на две минуты — её личный рекорд терпения. Иногда, расставшись у дверей подъезда, пожелав спокойной ночи друг другу, они спокойно расходились, каждый в свою сторону… А потом разворачивались и неслись навстречу друг другу… Потому, что как‑то неправильно попрощались…

Будто подростки, целовались на морозе, не жалея распухших губ, забывая, что руки обветрятся, если долго держать их без перчаток… Дэн подталкивал её к двери, заставляя себя оторваться, а потом сам же хватал за плечи и возвращал. Её одно радовало: в этом доме жили одни пенсионеры, сидящие по вечерам у телевизора, и им никто не мешал, не пытался спугнуть и раскрыть их тайну.

А тайна все чаще оказывалась под угрозой, все более рискованно они ходили по краю, прокалываясь на мелочах. И от того, чтобы их раскрыли, спасало только равнодушие коллег, соседей, знакомых…

Иначе, кто‑нибудь давно бы уже заметил, как Вера выскакивает из его кабинета, старательно пряча горящие щёки… Как их поездки к чиновнику затягиваются на полдня, что они возвращаются, совершенно потерянные для мира… Как расходятся по сторонам, не слыша, не видя ничего вокруг… Она вздрагивала и замирала каждый раз, когда Дэн нечаянно оказывался за её спиной. Делал вид, что контролирует и направляет молодого, неопытного помощника… Но она‑то знала, что он пришел безо всякой цели. Вернее — не для работы. По тому, как лежала рука на её плече, будто случайно забытая, как с трудом он втягивал воздух, как каменели скулы, когда к ним кто‑то подходил, незваный, она догадывалась: просто скучал, и хотел быть рядом, и желательно — подальше от всех.

И она скучала по нему постоянно. Ловила себя на том, что, глядя очередную смету или договор, думает о Денисе. О том, что он говорил при последней встрече, как смотрел, как притрагивался… И уже представляла, что именно скажет ему вечером. Сразу всплывало столько мелочей, ранее неважных, но теперь — обязательных для обсуждения… Вера планировала спросить его обо всем, что стало таким интересным, но… забывала сразу же, как только оставалась с ним наедине. Улетали куда‑то в сторону все вопросы и интересы, был только он — такой внимательный и бережный, и такой жадно — нетерпеливый. Какими‑то остатками здравого смысла и почти заглохшей интуиции Вера еще держалась на краю, не позволяя себе ухнуть в пропасть без раздумий. Очень хотелось вообще обо всем позабыть и отдать себя увлеченности целиком. Ведь этот раз казался таким непохожим на все предыдущие опыты её влюбленностей: Дэн давал ей ощущение полета, от уверенности в том, что она ему нужна, и никуда он не денется, и не предаст, и можно не бояться, что передумает и перестанет любить…

Она, в принципе, старалась никак не называть эти отношения, про то, что каждый чувствует, они ни разу не говорили. То ли стеснение мешало, то ли боязнь спугнуть и сглазить… Ей казалось, что слово "любовь" — слишком громкое, чересчур увесистое, и оттого — опасное. А сердце старалось убедить, что все, с ними происходящее, называется именно так. Проще было вообще не думать на эту тему.

Денис настаивал, чтобы Вера снова перебралась к нему, и всегда была рядом. Уверял, что целоваться у подъезда, оглядываясь — очень романтично, и он всеми руками "за"; и даже не против того, чтобы отвозить её домой среди ночи, а утром, через несколько часов, приезжать и забирать на работу. Ему это, якобы, совершенно не было в тяжесть. Но казалось глупым терять время на расставания, когда можно бы обойтись и без них. Вера с ним, в общем‑то, была согласна. Однако, что‑то удерживало её от переезда…

Одна часть её души мучилась от этих расставаний, не меньше, чем Денис, желая их прекратить. А вторая настойчиво убеждала, что это будет полной капитуляцией, во — первых, и Вера полностью будет зависеть от мужчины, во — вторых, и им быстро надоест круглые сутки находиться рядом, это в — третьих, и ей просто необходимо личное пространство, собственная территория, в — пятых… И были еще сотни и тысячи аргументов для того, чтобы остаться жить в съемной квартире. Они перевешивали все доводы в пользу переезда.

Поэтому, они продолжали прятаться, приезжать домой к Дэну, второпях снимая друг с друга одежду еще в прихожей, не желая тратить драгоценное время, украденное у сна и других важных дел. Они все время спешили. Скорость и темп бесконечной гонки за тающими секундами задавала Вера, Денис лишь поддерживал. Ей постоянно казалось, что над их хрупкой связью висит Дамоклов меч её скорого отъезда. Поэтому девушка старалась взять как можно больше счастья и радости у этих мгновений, зная, что когда‑то им придет конец.

Но от того, что каждую прожитую с Дэном минуту она считала и фиксировала, чтобы потом бережно сложить эти кусочки сладких секунд в самый сокровенный уголок памяти, все было ярче, острее, пронзительнее, каждый вздох‑как последний, потому такой упоительный. Будто отравленным вином, она упивалась радостью, зная, что в конце яд о себе заявит, и будет мучительно больно, и пытка болью растянется… Но не могла отказаться, как заядлая наркоманка, летела к нему за новой дозой короткого и яркого счастья…