Глава 10
Воспоминания об этом случае были настолько яркими, словно все случилось только вчера. И вновь Ализе осознала, что Даххарст, доводя ее до такого состояния, думал в первую очередь не о ней, а о себе, хвастаясь, красуясь и гордясь собою. Такая злость на Дахарста поднялась в ее душе, захотелось сделать что-то такое, от чего ему стало бы больно так же, как ей сейчас.
«Чтобы такое ему сделать? Похоже, мой уход от него не произвел должного впечатления. Ему, видимо, безразлично, с ним я или нет. Может, мне ему изменить? Он же мне изменил!»
И тут же волна боли захлестнула ее. Это воспоминание было самым мучительным.
…После ритуала в пещере они были вместе всего несколько дней, и Ализе еще только осваивала роль «любимой женщины», которую нежат, лелеют и выполняют любое желание. Как-то вечером Даххарст сидел в кресле, глядя на огонь в камине, а она — в объятиях на его руках.
Ализе вдруг спросила, вспомнив, что этот вопрос волнует ее много-много дней:
— Даххарст, а где ты был две недели, после того, как исчез из комнаты? Ну, помнишь, в тот, второй раз, когда я, наконец, вылечила тебя? Ты дал мне кольцо-портал, сказал, чтобы я возвращалась в Академию, а сам исчез. Где ты был?
Даххарст молчал. Ализе попыталась заглянуть ему в глаза, но он подбородком придавил ее голову к своей груди, не позволяя этого сделать.
— Даххарст, — удивилась Ализе его странной реакции, — почему ты не отвечаешь? Я думала тогда, что ты ищешь Лаэделя, чтобы поговорить с ним.
— Его я тоже искал, — глухо ответил, наконец, Даххарст. — И найду со временем обязательно.
— Я так переживала тогда, — продолжала Ализе, совершенно не понимая, почему при этих словах Даххарст судорожно сжал ее в объятиях и тихонько застонал, словно ему было мучительно их слышать.
— Ализе, — осторожно начал Даххарст, все также отказываясь смотреть ей в глаза, — я не хочу тебе врать, но… понимаешь… — Даххарст умолк, не решаясь продолжать.
Только теперь Ализе заподозрила что-то неладное. Эта неуверенность в голосе мужа, это нежелание смотреть ей в глаза ясно говорили о том, что ему… стыдно? Ализе вскинула голову и внимательно посмотрела в глаза Даххарста. Это оказалось нелегким делом, поскольку его взгляд блуждал, всматриваясь во что угодно, только не в ее глаза.
— Даххарст, — уже требовательно сказала она, — посмотри мне в глаза и скажи, где ты был две недели после того, как бросил меня одну в своем замке?
— Ализе! — умоляюще простонал Даххарст, но она не сдавалась:
— Где ты был? — Даххарст упорно молчал. И тогда она сама сказала вместо него: — Ты был с женщиной!
— Да, я был с женщиной, — покорно повторил Даххарст.
Ализе смогла только тихо ахнуть от его откровенного признания. Несколько минут она собиралась с силами, не замечая и совсем забыв, что продолжает сидеть у него на коленях, потом спросила, едва выговаривая слова:
— Как ее зовут?
— Ф-ф-ф-ф, — фыркнул Даххарст, — а я откуда знаю?
— Ты не знаешь имени женщины, с которой был? — голос Ализе предательски задрожал, предваряя приближающиеся слезы.
— Не женщины, а женщин, — поправил ее Даххарст.
— Так она была не одна?! — взвизгнула Ализе. — Сколько у тебя их было? Две, три?
— Ты имеешь в виду — одновременно? — деловито уточнил Даххарст.
Глаза Ализе на секунду стали круглыми, а потом она вспомнила, что Мия рассказывала о чем-то подобном во время… оргий. Это слово всегда казалось ей настолько мерзким, что она ни секунды не сомневалась в том, что то, что оно означает, столь же отвратительно.
— Ты участвовал в оргиях? — тихо с ужасом спросила она. Даххарст заглянул ей в глаза, а потом вдруг с бешенством столкнул с колен, поставил ее на ноги и как следует встряхнул.
— Ализе! — грозно крикнул он ей в лицо. — Ты хоть понимаешь, что со мной происходило в течении того времени, что я болел? Десять лет у меня не было женщины! Нет, я хотел, страшно хотел — и не мог. Ты хоть представляешь, как я ненавидел тебя все эти годы? Ты хоть представляешь, что я мечтал с тобой сделать? Ты представляешь, какую мстительную радость я ощутил, почувствовав себя здоровым и увидев, что ты находишься полностью в моей власти? И мне было плевать, что это ты меня излечила, в ту секунду вместо благодарности я чувствовал дикую злость и столь же дикое желание. Ты рядом — слабая, беззащитная и самая ненавистно-желанная для меня девушка на всей земле. Да ты знаешь, что тогда должно было случиться?! И вдруг я узнал, что ты ни в чем не виновата, что это я, дурак, напугал тебя своей несдержанностью. Я, только я виноват во всех своих несчастьях. Это осознание своей вины ударило меня по голове, словно обухом. Тогда, в ту проклятую брачную ночь, я, если бы знал, что у тебя не было мужчины, даже не прикоснулся бы к тебе во время того разгула, что творился в замке Правителя. Потом мы бы отправились… Что сейчас об этом говорить! — перебил сам себя Даххарст. — В ту минуту такое желание накрыло меня, что сдержаться я бы не смог. Да и ты подлила масла в огонь! Сидишь на кровати и смотришь на меня, стоит протянуть руку — и все дикие желания, бродившие десять лет в голове, станут реальными. А потом?! Ненависть до конца жизни? Ты же новичок, только делающий первые шаги в мире физического наслаждения. Чтобы не испугать тебя, чтобы раскрыть тебя, надо было бы иметь столько терпения, надо было бы так себя сдерживать и контролировать, а в ту минуту для меня это было совершенно невозможным. Ты хоть понимаешь, как мне было тяжело тогда? — он снова встряхнул ее за плечи. — На моей постели — полностью обнаженная, такая нежная, такая хрупкая, такая красивая девушка, нет, не девушка — жена, взять которую я имею полное право. Да я проходил мимо тебя, закрыв глаза и стиснув зубы, чтобы не наброситься и снова все не испортить. А сдержаться я тогда точно бы не смог! Ты меня понимаешь? — он с надеждой смотрел ей в глаза.
— Ты изменил мне, — деревянным голосом сказала Ализе, — потому что, узнав, что у меня не было еще мужчины, понял, что не сможешь быть со мной достаточно нежным и терпеливым, и чтобы у меня не возникло отвращение к этой стороне жизни на всю оставшуюся жизнь.
Даххарст хмыкнул. Ализе точно, хоть и очень сухо, сформулировала его мысли. Но, посерьезнев, сказал:
— То, что происходило в те две недели, ничего не значит, и те женщины ничего не значат, это просто лекарство от болезни, и все.
— Лекарство?! — возмутилась Ализе. — Ты изменял мне, и отрицать этого ты не можешь!
— Ализе, — пытался вразумить ее Даххарст, — в то время, когда тра… занимаешься любовью с одной, непрестанно думаешь о другой, то для той, которую ты тра… с которой занимаешься любовью, — в десятый раз поправился он, — это в сто раз большая измена, чем для той, о которой ты думаешь. А о тебе я думал все эти дни! — Ализе недоверчиво смотрела на него, а он с жаром продолжал: — То, что тогда случилось, можно сравнить… — Даххарст на секунду задумался, — ну, например, когда после долгой болезни проснулся зверский аппетит, и ты сидишь в предвкушении ужина, а тебя внезапно вырвали из-за стола и отправили восвояси, всунув лишь корку черствого хлеба и кувшин воды. Ты ешь, давишься, потому что голоден, а мысли твои все там, за тем столом и мечтами о вкуснятинах, что там остались.
— О торте? — спросила Ализе уже более мягким и не таким враждебным голосом.
— Торте? — Даххарст засмеялся. — Нет, только не о торте, сладкое я не ем. Скорее, о сочненькой жареной курочке. Ее я бы съел, не задумываясь, — он так на нее посмотрел, что сомнений, кого бы он на самом деле с удовольствием «съел», не оставалось. — Ализе, те женщины — суррогат, а по-настоящему хотел я только тебя. Знаешь, — усмехнулся, вспомнив что-то Даххарст, — как я определял, могу я к тебе уже вернуться или нет? Я закрывал глаза и представлял, что это ты в моих объятиях, это тебя я целую, и если, открыв глаза, я видел, что прокусил кожу девушки до крови, то я оставался еще на день. Я понимал, что второй раз не могу совершить ту же ошибку, что в первую брачную ночь. Что хочу, чтобы ты меня хотела так же, как и я тебя. Я понимал, что если в будущем хочу быть счастливым, не сдерживать и не контролировать себя каждую секунду, то именно сейчас я должен быть особенно бережен и осторожен с тобой.
— Ты и сейчас сдерживаешься? — удивилась Ализе.
— Еще как сдерживаюсь, сейчас я все делаю только для тебя, надеясь в дальнейшем получать и свою часть удовольствия, — не скрывая далеко идущих планов, засмеялся Даххарст.
— Ты бы хотел, чтобы я… — Ализе недвусмысленно намекнула о ласках, которые когда-то хотела ему подарить.
— Нет, нет, нет! — Даххарст, изобразив гримасу священного ужаса на лице, двумя руками прикрыл свое сокровище. — Я еще не могу доверить его тебе. Я еще помню свой стресс, когда увидел его в твоих зубах.
— О чем ты тогда говоришь? В чем себя сдерживаешь?
Ализе и сама не заметила, как так случилось, что ссора, грозившая расставанием, переросла в обсуждение самых интимных, самых сокровенных моментов их жизни.
— В чем? — глаза Даххарста хищно блеснули, и он за долю секунды намотав ее волосы на кулак, закинул голову Ализе назад и таким поцелуем, периодически переходящим в покусывание, поцеловал ее шею, что девушка охнула от боли. — Это называется страсть, — как ни в чем ни бывало, продолжил Даххарст. — Я хочу ее утолять, хочу утолять только с тобой, но хочу, чтобы такие поцелуи вызывали не крик боли, а стон страсти.
— Такое разве возможно?! — поразилась Ализе.
— Не просто возможно, а так именно и будет, но только со временем, когда ты, как женщина, полностью раскроешься и осознаешь пределы своего желания.
…Ализе с раздражением топнула ногой, теперь она понимала, что тогда он запутал ее в словах, в ощущениях, убедил, что он гораздо опытнее, умнее, даже мудрее, и знает, как правильно поступать. А ей пришлось просто смириться с его доводами, принимая все, как есть.
Ализе вдруг довольно улыбнулась. Хоть она в тот момент и вела себя, как наивная дурочка, но зацепить его она все же смогла. Она вспомнила, как тогда, понимая, что все равно его простит, она посмотрела ему в глаза и попросила:
— Поклянись, что больше мне не изменишь!
Он в ужасе закатил глаза и спросил с невыразимым отчаянием в голосе:
— Неужели придется отказаться от трех любовниц, которых мне полагается иметь при моем статусе?!
— Трех любовниц?! — Ализе была искренне поражена, впрочем, она слышала что-то такое. Якобы у Темных совсем нет моральных принципов, и считается не только вполне нормальным, но даже обязательным наличие любовницы или любовника. Вроде даже это каким-то образом влияет на статус и положение при дворе Правителя Темных. И тут же новая мысль поразила ее: получается, что и ей придется завести любовника?!
— А-а-а мне, — как всегда, заикаясь от волнения страха или удивления, спросила Ализе, — а мне скольких любовников надо иметь?
Глаза Даххарста стали черными, он в бешенстве стиснул Ализе за плечи.
— Только попробуй, только посмей, — прошипел он.
Ализе стало даже немножко страшно… восхитительно страшно. Такая волна счастья захлестнула ее, когда она почувствовала, насколько сильно он ею дорожит, насколько сильно ревнует.
— А как же ты? Можешь мне не говорить о ваших нравах, обычаях и порядках. Я больше не прощу измену и никогда не смирюсь, и не буду делить тебя с любовницами!
Лицо Даххарста сменило жесткое, и даже жестокое выражение, появившееся, едва он подумал об измене Ализе, на более мягкое и нежное.
— Ализе, — ласково сказал он, — мне никто, кроме тебя не нужен. Я хочу быть только с тобой. Десять лет я день и ночь думал о тебе, плохо, хорошо, но думал. Ты вошла в мою жизнь, в мои мысли, в мое сердце, ты — одна-единственная, и больше никто.
До чего же ей было приятно слушать такие слова! Наверное, в эту самую секунду она и полюбила его окончательно и бесповоротно. И все-таки мысль о нравах, царящих во дворце, тревожила ее.
— А не станешь ли ты в таком случае предметом насмешек? — забеспокоилась она.
Дахарст засмеялся так, что ей стало обидно. Заметив, как она нахмурилась, он тут же прижал ее к себе и прошептал в ушко:
— Ализе, моя репутация во дворце такова, что связываться со мной, а тем более, отпускать ехидные замечания по поводу моей личной жизни, никто не решиться. Все понимают, насколько плачевно это может для них закончиться. Мне нужна только одна женщина, правда… — тут он так понизил голос, что Ализе его едва расслышала, — чтобы я мог вести себя с нею так и делать с нею все то, что мне хочется.
…Вспомнив теперь эту сказанную шепотом фразу, Ализе не знала, как себя ругать, что тогда совсем не придала ей значения. Да и как она могла знать, как она могла представить, что хочется ему на самом деле?
Сейчас Ализе совершенно четко и точно осознала, что, начиная с того дня, Даххарст осторожно, но очень планомерно стал подстраивать ее под себя, под свои вкусы, под свои привычки, под свои пристрастия. Не он подстраивался под нее, а ее подстраивал под себя!
Девушка заметалась по комнате. «Вот гад, негодяй! Он меня приучал к своим вкусам! Да разве я по собственному желанию делала бы то, или позволила с собой делать то, что они делали?!» Она тогда так смущалась, но он объяснял, что если двоим это нравится, то это правильно, и это не касается никого на свете только их! «Гад, гад, гад!!!!» Ализе теперь злилась и бесилась от мысли, что он своими ухищрениями, своей подлой опытностью заставил ее получать наслаждение от таких вещей, при воспоминании о которых ее бросало в краску стыда, а от мысли, что об этом кто-то мог бы узнать, вообще в дрожь ужаса.
«Я должна ему отомстить! И я отомщу!»