Солнечным субботним утром Келли нервно расхаживала по конференц-залу полицейского участка и твердила себе, что, если Годшо не появится здесь через полчаса, она его прикончит.

Годшо появился через двадцать минут. Услышав, как открывается дверь, Келли вздрогнула, как ужаленная.

– Ну? – без предисловий спросила она. – Дежурный сказал мне, что ты получил сигнал и поехал на почту. Что там стряслось? Как Рейчел?

– Нельзя ли помедленнее? – Годшо бросил на длинный стол сложенный вдвое лист. – Некоторые перед тем, как перейти к делу, обычно говорят: «Доброе утро» и «Как дела?».

Господи, от этого Годшо иногда с ума можно сойти! От него самого – и от его любви к этикету. Все-таки есть что-то хорошее в таких, как Дрейк Хантер: они всегда без лишних реверансов приступают к делу, хоть и огрызаются при этом.

Келли скрипнула зубами.

– Доброе утро, Годшо. Как ты поживаешь в столь чудное солнечное утро?

Его глаза насмешливо блеснули.

– Ну вот видишь! Всегда говорил, что тебя надо воспитывать.

Она свирепо взглянула на него и потянулась к лежавшей на столе бумаге, но Годшо поймал ее запястье. Все его веселье уже куда-то делось.

– Подожди. Сначала ответь мне на один вопрос.

Он не отводил от Келли глаз, и у нее захватило дух. Эти светло-ореховые глаза, этот дурацкий взгляд, уже такой знакомый, от которого у нее слабели ноги… Господи, зачем он это с нею делает?

– Отпусти меня! – процедила она сквозь зубы.

Пухлые губы Годшо сжались, и он со вздохом выпустил ее запястье.

– Вот и ответ. Ты все еще на меня сердишься.

Он пододвинул ей сложенный лист и отвернулся, а Келли с трудом проглотила вдруг вставший в горле ком. Разумеется, она до сих пор была зла на этого нахала! Назначил Рейчел в напарники какого-то уголовника…

Она схватила лист и принялась жадно вчитываться. Подробно изложив подозрения Рейчел насчет «Завтрака на бегу», Хантер написал внизу: «Рейчел справляется неплохо и просит о ней не беспокоиться».

Келли изо всех сил старалась держаться, но слезы облегчения обожгли ей глаза, и она довольно громко всхлипнула.

Годшо опять повернулся к ней лицом, выставив свой бульдожий подбородок.

– Видишь, она молодцом. А ты волновалась.

– Она моя единственная сестра! – снова всхлипнула Келли.

– Понимаю. Но она сама захотела этим заниматься.

– Ничего ты не понимаешь… – сдавленно прошептала Келли. Да, не понимает. А объяснить нельзя. Господи боже, как выматывает то, что нельзя рассказать ему про Си Джей…

Но все обошлось и так. Будто почувствовав, как ей страшно, Годшо обнял ее, и Келли не стала сопротивляться, хотя он никогда еще ее не обнимал. Ей почему-то показалось совершенно естественным, что он ее утешает; она сама сцепила руки у него на поясе, и Годшо притянул ее еще ближе к себе.

– Надеюсь, это значит, что ты меня прощаешь, Брэдли, – проворчал он. – Тяжело работать с тобой в паре, когда ты все время глядишь мимо меня и цедишь что-то, не слушая, что я отвечу. Ей-богу, я от этого просто с ума схожу!

Келли уткнулась лбом в его пухлое плечо, вдохнула резковатый, пряный запах одеколона, пытаясь утихомирить колотящееся сердце. Так он с ума сходит? А он хоть понимает, что делает с ней, просто находясь рядом, в одной комнате?

– Тебе надо было рассказать мне о прошлом Дрейка Хантера до того, как я подключила к расследованию Рейчел.

– Да, наверно. – Он провел ладонью по ее спине, голос почему-то звучал сдавленно. – Но ты насчет Хантера не переживай. Он говорил, что не виновен в том, за что отбывал срок, и, как бы глупо это ни звучало, я ему верю.

Келли молчала, не зная, что сказать. Сама она не слишком доверяла Хантеру – строить из себя невинно осужденного может любой рецидивист, не всем же верить. Но Хантер, кажется, не внушал никакого страха Рейчел, а вот это уже кое-что…

Годшо все крепче прижимал ее к себе, и она удивилась силе его плотно сбитого тела. Келли знала, сколько стараний он прилагает, чтобы держаться в форме. Годшо был невысок, но недостаток роста у него с лихвой компенсировался чем-то другим. Келли не раз видела, как он одним взглядом усмирял полный репортеров зал, просто выходя на кафедру.

«Но боже мой, что со мной творится?! – мелькнула у нее в голове паническая мысль. – Он просто по-дружески обнял меня, и все, и хватит».

Вздохнув, Келли попыталась высвободиться, но Годшо припер ее к краю стола и выпускать явно не собирался. Наоборот, взял за подбородок и повернул к себе ее лицо.

– Так ты меня простила или нет?

Келли уже совсем забыла, за что сердилась. Вся ее злоба давно прошла. Интересно, чего этот толстяк так беспокоится? Но нет, в его глазах не только беспокойство – что-то еще, чего она не может разгадать… Келли вдруг стало страшно, она шумно втянула в себя воздух.

– Пожалуй, придется простить, а то ты меня так и не отпустишь.

Годшо ухмыльнулся, но так и не двинулся с места, только снова посмотрел на нее тем самым взглядом, от которого у нее начинала гудеть в жилах кровь.

– Черта с два я тебя отпущу так скоро!

В следующий миг Келли осознала, что он ее целует и – да поможет ей господь – она отвечает ему! Годшо был неправдоподобно, неожиданно для своей комплекции нежен и целовался с большим мастерством, доводя ее до беспамятства, до сладкого изнеможения. Она понимала, что должна оттолкнуть его, сказать, что все происходящее – чудовищная ошибка, недоразумение, но не могла произнести ни слова, пока на губах были его губы.

Итак, она не противилась, и Годшо перешел к более решительным действиям. Теперь он языком ласкал ей рот изнутри. Келли дышала все чаще, удивляясь, как вообще еще может дышать, а между тем руки Годшо гладили ее спину – сначала осторожно и тихо, потом все смелее и сильнее. Наконец он оторвал губы от ее губ, но лишь затем, чтобы покрыть легкими поцелуями щеку, висок, коротко подстриженные завитки волос.

– Келли, – выдохнул он, – я мечтал об этом с того дня, когда мы познакомились!

Ошарашенная таким признанием, она чуть отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Ты о чем? При первой же встрече, если помнишь, ты обозвал меня фэбээровской подстилкой, потому что я хотела привлечь их к расследованию.

– Хамство – брачный ритуал полицейских, – проворчал Годшо, снова притягивая ее к себе. – А на самом деле я соображал, как бы поскорей на тебя залезть.

Пока она переваривала это сообщение, он вновь завладел ее губами, но еще более жадно, опять и опять толкаясь языком в ее горячий, ждущий рот. Помимо воли она начала отвечать ему тем же, и тогда его руки двинулись вверх по ее бедрам, по талии. Когда он наконец добрался до ее груди, Келли подумала, что сейчас растает. По его милости она уже совершенно не владела собой и потому не возразила, даже когда он вдруг поднял ее, обхватив за талию, и посадил на стол, а сам вклинился между ее ног.

Годшо уткнулся лицом ей в шею, запустил пальцы в спутанные его стараниями волосы и, не тратя времени понапрасну, прижался бедрами к ее бедрам. Почему-то она никогда не сомневалась в этом, как и во всем остальном, он нетерпелив, как бык в охоте. И, черт возьми, ей это нравилось!

– Я хочу тебя, Брэдли, – прогудел он, не отнимая губы от ее шеи. – Здесь, конечно, не место для таких упражнений, но я все равно хочу тебя! Вот уже сколько недель хочу… Переселяйся ко мне, когда мы сдадим это дело, а?

Эти слова моментально отрезвили Келли. Она вспомнила, что не собиралась ни дня оставаться в Новом Орлеане после того, как будет закрыто дело Си Джей. Вернется домой, в Квантико, на старую работу… С какой стати ей так круто менять всю свою жизнь?

Он хотел поцеловать ее еще раз, но она резко отвернулась.

– Погоди, Годшо.

– Чарли, – поправил он, подбираясь к воротнику ее блузки и расстегивая верхнюю пуговицу.

Сама она ни за что не стала бы его звать по имени, но сейчас это могло помочь остановить его.

– Постой, Чарли! Мы не должны…

Тем временем он расстегнул вторую пуговицу и нагнулся поцеловать приоткрывшуюся полоску кожи.

– Почему это?

Он провел языком по ее шее, и у нее перехватило дыхание.

– Потому что… потому что мы вместе работаем!

Годшо довольно ухмыльнулся.

– Ага, работаем. Верно. Ох, люблю я свою работу!

Он расстегнул третью пуговицу, забрался ей под блузку. Пальцы так безошибочно и сразу нашли сосок, что Келли чуть не взлетела со стола. Даже в самых смелых своих фантазиях она не могла вообразить, что Годшо – Чарли – настолько хорош.

– Перестань! – хрипло сказала она, изгибаясь навстречу его теплым рукам. – Господи, да остановись же, здесь рядом люди, к нам могут войти!

– Не-а. Я запер дверь.

И это вывело ее из беспамятства. Быстро, пока не успела передумать – или пока он не заставил ее передумать, – Келли оттолкнула Годшо. Неготовый к такому внезапному проявлению силы, он чуть не потерял равновесие и отступил с недоуменным видом.

– Келли, за что? Какого черта?

Она спрыгнула со стола и отвернулась от него, поспешно застегивая блузку.

– За то, что полез на меня, как дикий зверь на охоте!

– Хочешь сказать, что ты мне не отвечала?

Келли на секунду опешила, потом снова напустилась на него:

– Ладно, допустим, мы оба не совладали с гормонами. Но это не значит, что надо совсем терять голову и делать то, о чем мы потом пожалеем.

– Я не пожалею, – сказал он просто и так серьезно, что у Келли защемило сердце. – Признаю, я немного поторопился… Но то, что произошло между нами, – не только гормональная вспышка, и ты тоже это знаешь.

Отчаянно пытаясь совладать со своими чувствами, она пробормотала:

– Чарли, я не могу разобраться в этом прямо сейчас. Не могу, и все!

– А я не смогу еще неделю работать с тобой в паре и притворяться, будто нас не связывает ничего, кроме общего дела! – Он сжал зубы, отвернулся. – Если тебе это не подходит, могу перевести тебя на какое-нибудь другое расследование.

– Нет! – вскрикнула Келли. Она не могла допустить, чтобы ее отстранили от расследования, и не могла объяснить, почему ей это так важно. Господи, господи, зачем ему ставить ее в такое глупое положение? – Я хочу работать с тобой, Чарли, – сказала она вслух, грустно взглянув на него. – И хочу… узнать тебя поближе. Но разве обязательно так торопиться?

С минуту он озадаченно смотрел на нее, потом, казалось, начал успокаиваться.

– Ты имеешь в виду – бегать на свидания, сидеть в кино… и тому подобную чушь?

Келли не выдержала и рассмеялась. Иногда этот Годшо такой неотесанный. Кто-то должен дать ему несколько уроков по искусству ухаживания за женщиной.

– Да, именно тому подобную чушь.

Он вперил взгляд в потолок, тихо покачивая головой.

– Господи, ну почему, почему я вечно связываюсь с любительницами церемоний?

Но когда Келли опять встретилась с ним глазами, то увидела, что он улыбается, и чуть не заплакала от нахлынувшего облегчения. С Годшо можно общаться вполне нормально, главное – не подпускать его слишком близко к себе. И когда он снова двинулся к ней с таким видом, будто рассчитывал на еще один поцелуй, она решила, что пора сменить тему.

– Давай-ка вернемся к делу, Годшо. Как ты собираешься поступить с «Завтраком на бегу»?

Годшо остановился как вкопанный, посмотрел на Келли с нескрываемым раздражением, потом вздохнул и взял со стола отчет Хантера.

– Полагаю, надо установить наблюдение за этой Жанной.

– Правильно, а я тем временен проверю ее досье. И посмотри, пожалуйста, не было ли уже когда-нибудь в адрес «Завтрака на бегу» обвинений в криминальных связях. Да, и еще: нужно узнать, нет ли у них филиала в Майами, где работали до недавнего времени Пеннелл и Фэйрчайлд.

– Дай женщине палец, она оттяпает всю руку, – качая головой, проворчал Годшо. – Ладно, черт с тобой, займусь. При одном условии.

Келли уже сделала шаг к двери, но остановилась, вопросительно глядя на него.

– При каком?

Годшо расплылся в озорной улыбке.

– Что наше первое свидание – сегодня! Обед и кино. Фильм выбираю я.

Келли вздохнула.

– Хорошо. Только не комедию.

Он по-мальчишески поднял руки – само обаяние.

– Как пожелаешь, дорогая.

Келли вышла и прикрыла за собой дверь, скрипнув зубами, потому что услышала за спиной смешок. «Как пожелаешь, дорогая!» Все правильно. Этот нахал Годшо думает, что победа на его стороне. Ну что ж, пусть только попробует поцеловать ее вечером! На этот раз она будет готова дать ему достойный отпор.

Может быть…

Ночь была темная-претемная, безлунная. Но не тихая. Проклятая собака выла за дверью, чтобы ее впустили в дом. Мамочкина сучка, которую она нянчит, холит, прижимает к груди! Он эту собаку ненавидел. Отключив сигнализацию, бесшумно открыл дверь, схватил пуделька за горло, с наслаждением слушая сдавленный скулеж. Мамочка будет скучать по этой глупой твари, если ее не станет. Да, она будет очень скучать. Улыбаясь, он вытащил свой скаутский нож, коротко и точно полоснул по собачьему горлу. И жадно слушал, как повизгивание сменяется бульканьем…

…Рейчел рывком села на кровати. Должно быть, ей приснился какой-то кошмар, но она ничего не помнила, абсолютно ничего… И все-таки сон, каков бы он ни был, оставил противный вкус во рту, а ночная рубашка прилипла к мокрой от пота спине. Рейчел сидела, обняв колени, тихонько раскачивалась и пыталась понять, что же ее разбудило.

Кошмары ей снились на удивление редко – несмотря на то что она постоянно выслушивала чьи-нибудь признания. Наоборот, когда кто-то сознавался в особенно тяжком грехе, она видела чудесные, радостные цветные сны, как будто рассудок после дневных ужасов старался воссоздать нормальный миропорядок. Однажды, после того как один разведенный папаша признался ей в похищении своих детей, ей приснилось, что она сама, этот человек, его жена и дети живут счастливо все вместе в желтой подводной лодке… Рейчел улыбнулась этому воспоминанию: в то время она до одурения слушала старые записи «Битлз».

Она рассеянно взглянула на часы и вскочила с кровати как ужаленная. Полдесятого! А в десять придет Дрейк… Значит, не услышала будильника. Опять не услышала!

Вихрем носясь по квартире, Рейчел успела кое-как умыться, принять душ и облачиться в любимый полосатый сарафан, но заплести в косу влажные волосы не успела. Раздался звонок. Она застонала и побежала открывать дверь, одной рукой придерживая полузаплетенную косу.

– Входите. – Она отступила в сторону, пропуская Дрейка. – Извините, я проспала и потому бог знает на кого похожа.

Он вошел, окинул ее быстрым взглядом с головы до ног.

– По-моему, вы прекрасно выглядите.

Сам он между тем выглядел каким-то издерганным и усталым, несмотря на непривычно элегантный льняной бежевый костюм и белоснежную рубашку с распахнутым воротом. Круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Рейчел хотелось спросить, почему он не спал, но она понимала, что ответа не будет.

С трудом поборов желание дотронуться до его плеча, она показала ему на диван.

– Вы не посидите минутку? Я сейчас закончу причесываться…

Но Дрейк не стал садиться. Он неожиданно взял ее за руку, придерживавшую волосы, коса тут же расплелась, и влажные пряди рассыпались по плечам.

– Так вам больше идет, – серьезно объяснил он. – Правда – так лучше. Оставьте их распущенными.

У Рейчел перехватило дыхание, но она не стала возражать. А Дрейк вдруг помрачнел, отступил от нее и чопорно присел на край дивана, ворча, чтобы она поторопилась. Что ж, она уже начала привыкать к его постоянным приближениям и отступлениям, к отрывистым приказам, через секунду сменяющимся нежностью. Судя по всему, он просто не знал, что с нею делать. Да и неудивительно: в жизни ему выпало столько огорчений…

Рейчел метнулась в спальню за сумкой и задержалась на секунду перед зеркалом, чтобы посмотреть на себя с распущенными волосами. Конечно, правильней было бы сегодня заплести косу – тем более что они с Дрейком собрались гулять, а не сидеть в помещении. Однако она вспомнила грустные нотки в его голосе и решила оставить так, как есть.

Как только они вышли из дому, в лицо пахнуло жаром, и Рейчел возрадовалась, что надела сарафан и тем спасла себя от теплового удара. Но день, по крайней мере, выдался ясный, и можно было дышать – в дождливые дни жара становилась вообще невыносимой.

Она оглянулась, ища глазами машину Дрейка, но он взял ее за локоть и повел на середину бульвара, которую коренные горожане называли «нейтральной полосой».

– Поедем на трамвае, – пояснил он. – Во Французском квартале можно состариться, пока найдешь где поставить машину.

Дойдя до остановки и убедившись, что они одни, Дрейк заговорил о деле:

– Как там обошлось вчера, когда Фэйрчайлд вернулся в контору? Я весь вечер с ума сходил от беспокойства.

Так он поэтому всю ночь не спал? Охваченная внезапной нежностью, Рейчел хотела дотронуться до его щеки, но сдержалась, боясь, что он опять оттолкнет ее.

– Вам не о чем было беспокоиться. Он накричал на меня, и все. – Она покраснела. – Правда, мне пришлось сочинить историю о пылкой влюбленности, чтобы объяснить, зачем меня понесло на стройку.

– Он вам поверил?

– Думаю, да. Уолли точно поверил. – Рейчел улыбнулась, лукаво взглянула на Дрейка. – Кстати, Уолли одобрил наше предстоящее свидание. Сказал, что вы – хороший парень. Неразговорчивый, но надежный.

Дрейк скорчил комичную гримасу.

– Только Уолли мог так отрекомендовать бывшего заключенного.

– Может, он догадывается о вашей врожденной добродетели?

Дрейк фыркнул и полез в карман за мелочью на билеты.

– Пеннелл не узнал бы добродетель в лицо, даже если бы она сама вышла к нему и возгласила о себе. Этот человек расчетлив, вероломен, умен…

– И добр к своим секретаршам, – закончила Рейчел.

Дрейк испытующе посмотрел на нее.

– Только не говорите мне, что он вам нравится.

– Не то что нравится, – пожала плечами Рейчел, – но… даже не знаю, как объяснить.

– Попытайтесь.

Она подумала о манере Уолли ухаживать, не распуская рук, – в отличие от его компаньона Фэйрчайлда. Каждый раз, когда Уолли смотрел на нее, она чувствовала к нему необъяснимую симпатию. Ну как объяснить такое Дрейку?

– Он не досаждает мне, как Тед, – сказала она в конце концов и невольно передернулась, вспомнив, как он взял ее за подбородок.

Сузив глаза, Дрейк отдал ей мелочь.

– Ладно, понял. А теперь, Рейчел, скажите мне правду: что у вас вчера произошло с Фэйрчайлдом?

– Я уже сказала.

– Сказали, но не все. – И, когда она недоуменно взглянула на него, добавил: – У меня тоже бывают предчувствия, помните? И я хочу знать, не обидел ли вас этот подонок.

Рейчел мотнула головой и стала глядеть вдаль, куда уходили рельсы, мысленно прося трамвай появиться поскорее, чтобы ей не пришлось отвечать на вопрос Дрейка. Когда трамвай наконец подошел, Дрейк как-то по-хозяйски обнял ее за талию и помог подняться в вагон.

Трамвай был почти пустой, но Дрейк тем не менее направился в самый конец, подальше от всех. На следующей остановке через два квартала вошел всего один пассажир; Дрейк напряженно проследил за ним взглядом и, нагнувшись к уху Рейчел, прошептал:

– Этого парня я уже где-то видел, так что ни о чем важном сейчас не говорим. Может, это один из приятелей Фэйрчайлда.

Она успела только испуганно взглянуть на него, потому что пассажир прошел по проходу и уселся как раз напротив них. Дрейк положил руку на плечо Рейчел, а у нее бешено забилось сердце. Неужели Фэйрчайлд установил за ними слежку? Значит, он кого-то из них подозревает? А если да, то кого?

Человек напротив развернул газету и стал читать, но Рейчел заметила, что он не переворачивает страницы.

– Ну как вам «Хисторик хоумз»? – светским тоном спросил Дрейк, предупреждающе сжав ее плечо.

Рейчел все поняла и принялась подробно рассказывать о своей первой неделе на новой работе, особенно упирая на то, какие чудесные люди ее окружают. Дрейк вскользь упомянул о несчастном случае, и она сочувственно поахала, жалея незадачливого Марко и Лолу. Дрейк смотрел на нее с явным одобрением, и она вдруг поняла, что ловит каждую его улыбку. Почему он ведет себя так, только когда они разыгрывают спектакль для посторонних?..

Как бы то ни было, к удивлению Рейчел, поездка становилась довольно приятной, несмотря на пристальное внимание читателя газеты к каждому их с Дрейком слову. Сначала она просто поддерживала разговор, на ходу сочиняя воспоминания для своего двойника – молодой вдовы Рейчел Брэдли, выпускницы католического колледжа Лойолы. Потом ее воображение исчерпало себя, поскольку она все-таки не имела никакого представления о том, как это – быть замужем, и ни разу не бывала в кампусе колледжа Лойолы.

Тогда инициативу перехватил Дрейк. Сначала он просто обращал ее внимание на особняки, мимо которых они проезжали, а затем перешел к подробным рассуждениям, как достигается в архитектуре тот или иной эффект или как трудно проектировать эркер. Вскоре он уже увлеченно объяснял Рейчел различные технологии реставрации и строительства зданий, еще больше распаляясь от ее наивных вопросов. Рейчел наблюдала за ним, затаив дыхание. Когда он говорил о домах, указывая ей то на остроконечную крышу, то на гранитную парадную лестницу, глаза его сверкали таким воодушевлением, какого она раньше никогда в нем не замечала.

Теперь она понимала, почему он ушел из флота в строительство. И видела, что потерял, попав в тюрьму. Так что когда трамвай подошел к остановке на углу Кэнэл-стрит и Сент-Чарльз, где ждала толпа народу, и Дрейк поднялся и сказал, что пора выходить, она немного огорчилась. Ей очень понравился этот новый, совсем другой Дрейк.

К несчастью, их назойливый попутчик тоже встал и приготовился к выходу. У Дрейка тут же испортилось настроение, и он снова помрачнел.

Как только они вышли из трамвая, Дрейк направился прямо к углу Кэнэл-стрит и с угрюмым видом втолкнул Рейчел в холл отеля «Марриотт».

– Он все еще идет за нами? – шепнула она, боясь оглянуться.

– Да. Пойдемте к лифтам.

Дрейк нажал кнопку и со скучающим видом небрежно обнял Рейчел за талию; рука у него была твердая, напряженная. Лифт все не шел; на площадке мало-помалу собирались люди, в том числе и тот, из трамвая.

– Вам понравится их фирменный завтрак, – сообщил Рейчел Дрейк, будто продолжая начатый раньше разговор.

– Конечно! – с преувеличенным энтузиазмом ответила она, краем глаза заметив, что знакомый Теда отирается поблизости и внимательно слушает.

Лифт остановился, и они вошли. Оттого, что хвост не отставал от них, Рейчел нервничала все сильней, сердце колотилось где-то в горле. Ей хотелось рассмотреть его поближе, запомнить в лицо на будущее, но она не смела. Пусть лучше думает, что они его не заметили.

Будто почувствовав ее беспокойство, Дрейк притянул Рейчел чуть ближе к себе. Лифт уже подходил к верхнему этажу, и она надеялась, что у Дрейка уже готов план, как избавиться от нежданного наблюдателя. Ей вовсе не улыбалось провести все утро под чьим-то пристальным взглядом.

Двери лифта открылись, и толпа повалила наружу. Дрейк задержался на площадке, оглядывая полный народу холл. Лифт уехал. Следивший за ними человек потоптался на месте и неуверенно пошел к стойке администратора – очевидно, понимал, что по-прежнему стоять рядом с Рейчел и Дрейком без всякого дела неправильно. Но, заполняя бланк, он продолжал искоса наблюдать за каждым их движением.

Вдруг слева от Рейчел звякнул звонок другого лифта. Открылись двери, на площадку потекла новая толпа. Дрейк не двигался с места, рассеянно глядя по сторонам, а потом вдруг сказал как бы между прочим:

– Как вы думаете, не пойти ли нам куда-нибудь еще? Я слишком хочу есть, чтобы ждать очереди.

И прежде чем она успела открыть рот, втащил ее в двери лифта за секунду до того, как они закрылись.

– Чистая работа, – пробормотала Рейчел, когда лифт пошел вниз. Главное – их исчезновение выглядело совершенно непреднамеренным.

Дрейк усмехнулся. Напряжение, как видно, постепенно оставляло его.

– А парень-то наш – жалкий любитель. Профессионал не засветился бы в первые же пять минут. И не торчал бы все время у нас на виду. В общем, потерял объект – так ему и надо.

Лифт остановился на первом этаже.

– Куда теперь? – спросила Рейчел, когда двери открылись.

– Неважно, лишь бы поскорее, – буркнул Дрейк и семимильными шагами двинулся к запасному выходу.

Рейчел еле поспевала за ним бегом по улице, потом по какой-то узкой аллейке, и наконец перед ними возникла запертая на замок дощатая калитка. Быстро оглядевшись, Дрейк вытащил ключ, пропустил Рейчел вперед и снова запер калитку на замок.

Только теперь, когда они очутились в стороне от уличного шума, в залитом солнцем уютном дворике, он по-настоящему расслабился, переведя дух, показал Рейчел на дверь на втором этаже невысокого дома.

– Пойдемте, милая моя. Это не совсем то, что я планировал, но тоже сойдет.

– Вы здесь живете? – удивленно спросила Рейчел, поднимаясь следом за ним по шаткой лестнице.

Он покачал головой:

– Нет. Мой дом кишит жуками. Знаете – особая электронная разновидность. Фэйрчайлд – подозрительный сукин сын. Не думаю, что он уже оборудовал и вашу квартиру, но рисковать все-таки не стоит.

Рейчел поежилась и решила не представлять себе, как Фэйрчайлд или другой чужой человек слушает, как она принимает душ или ходит по комнате.

– А в этой квартире, – продолжал Дрейк, – живет брат Годшо. Он уехал на лето в Европу, и Годшо дал мне ключи. Сказал, что мы можем пользоваться ею, если захотим поговорить без свидетелей.

Войдя, Дрейк первым делом опустил жалюзи на всех окнах, пробормотав, что осторожность не помешает, а Рейчел заглянула в кухню, чувствуя неловкость оттого, что незваной вторглась в чужое жилье.

Дрейк уже стоял у нее за спиной.

– Годшо говорил, что в холодильнике наверняка что-нибудь найдется, а в шкафах есть крупы и консервы. – Он виновато улыбнулся Рейчел. – Конечно, это не «Галатуар», но, надеюсь, сойдет на худой конец. Я думаю, надо дать нашему другу время окончательно решить, что искать нас не стоит.

– Вы собирались повести меня в «Галатуар»? – не удержалась она от ответной улыбки.

– Разумеется. Надо же потратить грязные деньги Фэйрчайлда на что-нибудь стоящее, правда? Должен вам сказать, я планировал роскошную дорогую экскурсию по городу, но внезапное появление нашего друга спутало все планы. Черт побери, а я-то вырядился! Ведь в «Галатуар» без пиджаков и галстуков не пускают.

– Галстуков? – переспросила Рейчел, поглядывая на его рубашку с распахнутым воротом.

Подмигнув, Дрейк жестом фокусника вытащил галстук из нагрудного кармана.

– Пожалуй, я польщена. – Рейчел рассмеялась и открыла холодильник. – Наверно, вы ждете, чтобы я приготовила завтрак? – А вы умеете готовить?

– Это как посмотреть, – Рейчел пожала плечами, разглядывая содержимое холодильника. – Келли утверждает, что моя стряпня ей нравится, но это потому, что не любит возиться сама. А папа считает, что я всегда недосаливаю.

Она взяла с полки две банки красной фасоли. Можно сварить рис, если он найдется в шкафчике у брата Годшо. За то короткое время, что Рейчел провела в Новом Орлеане, она полюбила красную фасоль с рисом.

– Папа? – переспросил Дрейк, отвлекая ее от раздумий.

Она обернулась, не выпуская банки из рук, испуганно глядя на него. «Не надо было говорить о папе, – подумала она. – А впрочем, какая разница? Дрейк уже знает, что у меня была сестра, которая недавно умерла, так что изменится, если он узнает о том, что у меня есть папа?»

На лице Рейчел появилось подобие улыбки. Она поставила банки на стол и тут же забыла о них.

– Не знаю, как правильно сказать, кто такой Джек Брэдли – мой приемный отец или отчим. Мой родной отец сбежал, когда я еще не родилась. Законным мужем моей мамы он не был и, очевидно, решил не взваливать на себя бремя забот о двойняшках и еще одном ребенке.

Дрейк нахмурился.

– Подлец. Наверно, вы его ненавидите?

Рейчел отбросила со лба прядку волос и склонилась над столом.

– Не совсем так. Я даже не знала о его существовании, но в прошлом году, когда мама умерла, папа решил нас просветить. Он знал маму всю жизнь и, когда она осталась одна с двумя крошечными девочками, да к тому же беременная, попросил ее руки. Мама согласилась, и Джек стал нашим настоящим отцом. И мама всю жизнь скрывала от нас, что он нам не родной. У близнецов в метриках стояли прочерки, а меня папа сразу записал своей дочерью. Мне кажется, мама в какой-то момент убедила себя в том, что наш родной отец умер, потому что не могла смириться с тем, что он бросил ее и своих дочерей. Наверно, потому и настаивала, чтобы папа нам ничего не рассказывал.

Рейчел наконец решилась поднять глаза на Дрейка и ничуть не удивилась выражению откровенного недоверия на его лице.

– Понимаю, это звучит странно, – мягко сказала она. – Когда несколько месяцев назад папа нам все рассказал, мы тоже не сразу поверили. Но зачем было папе говорить нам неправду?

Дрейк задумчиво покачал головой:

– Значит, вы вообще не знаете, кто ваш настоящий отец?

Этот вопрос Рейчел разозлил.

– Мой настоящий отец – Джек Брэдли! Тот, другой, меня бросил, и, как мне кажется, его можно в расчет не принимать.

В глазах Дрейка засветилось такое искреннее сочувствие, что Рейчел вдруг почувствовала, как к ее собственным глазам подступают слезы. Она до боли закусила губу. Никогда прежде она об этом не плакала – ни после папиного рассказа, ни потом, когда Си Джей и папа так сильно поссорились… ни даже в ту минуту, когда до нее дошло, что она так и не узнает, кто же ее отец.

Так почему она плачет сейчас?

– А Джек… был хорошим отцом? – неуверенно, точно боясь ответа, спросил Дрейк.

Рейчел вытерла со щеки слезу.

– Джек был и остался самым лучшим отцом, о каком только может мечтать девочка. Думаю, потому мне и было так трудно принять, что он, оказывается, мне не родной. Я так люблю его! – Она всхлипнула. – Для папы я сделаю все, что угодно, и знаю, что он для меня – тоже. Потому он так тяжело переносит разлуку с нами, хоть и понимает, что мы с Келли должны…

Она осеклась на полуслове и резко отвернулась, чувствуя, как горячо становится шее и ушам. Ах ты, господи, надо же было так погрузиться в собственные переживания! Чуть не проболталась – да и так уже сказала слишком много.

– Что должны, Рейчел? – донесся до нее тихий голос Дрейка.

– Может, здесь найдется рис к фасоли, – промямлила она, будто не расслышав, и начала деловито открывать дверцу за дверцей.

– Рейчел! – настойчиво повторил Дрейк.

Даже папа не умел произносить ее имя так строго. Что она наделала?! Идиотка! Хуже тех, кто выкладывает ей все на допросах в кабинете Келли…

– Ну же, черт возьми! Говорите, что там еще.

– Нет никаких «еще», – шепнула Рейчел, тщетно пытаясь уйти от разговора.

Она открыла дверцу очередного шкафчика, но Дрейк выругался вполголоса и с маху захлопнул ее. Потом повернул Рейчел лицом к себе и отрезал ей путь к отступлению, опершись обеими руками о край стола.

– А я знаю, что есть. И мы не двинемся с места, пока я не услышу от вас, зачем на самом деле вы с сестрой приехали в Новый Орлеан.