Узкая крутая каменная лестница без перил колодцем уходила вниз.

— Вот она, — прошептал брат Бенедикт. — Помнится, здесь ступенек сорок, не меньше. Не забывайте, мы на втором этаже, а лестница ведет прямо в подземелье.

Бенжамен нахмурился, коря себя за то, что упустил из виду столь примечательную архитектурную особенность.

Средневековые монахи-строители проявляли редкую находчивость, пытаясь сбить со следа потенциальных грабителей могил. Первый, главный вход в крипту находился в церкви, и его легко можно было в случае опасности укрыть от посторонних глаз, просто передвинув алтарь, а этот — второй — вход вообще почти невозможно было отыскать.

Кому могла прийти в голову бредовая мысль искать вход в подземелье на втором этаже здания?

Послушник сообразил, что лестница пробита в толще наружной стены и обнаружить ее, находясь на первом этаже, было попросту невозможно.

Неплохо придумано.

— Надо спешить, — произнес брат Бенедикт, поставив ногу на верхнюю ступеньку. — Нас ждут!

Заглянув в разверзшуюся у его ног черную дыру, Бенжамен обнаружил, что они совершили очередную непростительную ошибку, и воскликнул:

— Брат Бенедикт, мы забыли о фонарях! У нас даже спичек нет! Как мы будем ориентироваться в этой крысиной норе?

Брат Бенедикт, к тому моменту уже исчезнувший в бездне, обернулся и направил прямо в лицо своему компаньону свет большого фонаря.

— Предусмотреть — значит предвидеть, мой мальчик! Спускайтесь скорее! Но будьте осторожны: ступеньки скользкие, как мыло.

Большой монах предполагал, что и Бенжамен подумал о том, что следовало захватить с собой лампу, ведь, несмотря на возраст и допущенные ранее ошибки, мальчик был слишком сообразительным для того, чтобы позабыть о столь элементарной вещи, но благоразумно оставил свои сомнения при себе.

Наверное, думал брат Бенедикт, он приберег на крайний случай такой прекрасный повод отложить опасную экспедицию.

«Хотеть — это одно, а решиться сделать — совсем другое», — думал большой монах.

Бенжамен, даже не подозревавший о том, что кто-то мог так сильно сомневаться в нем, с бьющимся сердцем спускался вниз.

Еще на верхних ступенях оба почувствовали, как из ямы тянет сыростью, но теперь на них пахнуло прямо-таки ледяным холодом.

Лестница заканчивалась не в крипте, а в небольшом подземном проходе метров десяти в длину. Согнувшись и втянув голову в широкие плечи, брат Бенедикт загораживал проем собой так плотно, что послушник едва мог различить свет фонаря, направленный вперед, а не то что решетку, которая ждала их у входа в крипту.

Решетка, знаменитая решетка! Брат Бенедикт про нее не забыл, но он не знал, заперта она или нет. Напрасно он насиловал свою память: ничего не смог вспомнить. Сначала он хотел рассказать об этом препятствии своему спутнику, но передумал, не желая усиливать сомнения последнего.

Брат Бенедикт еще на ходу пытался определить, не мелькнет ли замочная скважина, не блеснет ли в свете фонаря висячий замок. Подойдя к решетке, он крепко ухватился за нее и, вознося безмолвные молитвы всем своим самым любимым святым, толкнул дверцу, не зная наверняка, откроется ли она.

Решетка поддалась, даже не скрипнув.

Прямоугольная крипта по площади была почти такой же, как и возвышавшаяся над ней церковь, хотя и казалась значительно меньше. Виной тому были низкие потолки помещения, своды которого опирались на четыре ряда цилиндрических опор, чрезвычайно толстых и приземистых. Здесь не было ни апсиды, ни боковой часовни. Колонны делили помещение на пять параллельных аллей. Регулярность и симметрию нарушал только массивный алтарь, располагавшийся на возвышении под первым сводом центральной аллеи. Вход в крипту, которым воспользовались наши герои, располагался слева от него, в самом начале боковой аллеи, примыкавшей к фундаменту наружной стены.

Брат Бенедикт сначала осветил фонарем все помещение и ближайшие могилы, потом подошел к алтарю, чтобы лучше сориентироваться.

Несмотря на лаконизм архитектурного убранства, зрелище было захватывающим. Вдоль каждой аллеи от одной стены до другой, дальней, очертания которой терялись во мраке, стояли рядами двенадцать каменных саркофагов.

Большой монах по очереди осветил каждый ряд, пытаясь вспомнить, где гробница отца Амори. Ему казалось, что она должна быть где-то справа, точнее он припомнить не мог.

Пятьдесят одна могила из шестидесяти уже была занята, но, к несчастью, покойники лежали не в хронологическом порядке. Казалось, места их захоронений выбраны совершенно произвольно.

Но это было не так.

Как только очередной настоятель вступал в должность, он был обязан ознакомиться с содержанием некоего секретного документа, в котором определялось место, которое он должен будет занять в монастырской усыпальнице, когда придет его время. Этот пергамент, написанный самим отцом-основателем, больше был известен как «Заповедь отца Петра». Поразительно, но этот последний позаботился о том, чтобы пронумеровать могилы и заранее распределить их между пятьюдесятью девятью своими преемниками, следуя никому, кроме него, не понятной логике. Все знали, что отец Петр категорически настаивал на том, чтобы его требования скрупулезно исполнялись, не дав, однако, себе труда объяснить, чем он руководствовался и во имя чего.

Само собой, братия во главе с настоятелями подчинялась воле знаменитого предшественника, несмотря на то что смысл его заповеди так и остался недоступным их пониманию.

Брат Бенедикт решил положиться на свой инстинкт и велел послушнику следовать за ним, направившись к самой правой аллее.

Все стоявшие прямо на полу крипты гробницы были абсолютно одинаковы: не более восьмидесяти сантиметров в высоту. Надгробия — массивные плиты, которые не были ничем закреплены, как одно время опасался большой монах.

Первый саркофаг, на который упал луч света их фонаря, имел на крышке номер двадцать четыре. Кроме римских цифр никакой другой надписи не было, но брат Бенедикт прошел мимо, даже не потрудившись уточнить имя покойного, выбитое ниже, на стенке саркофага. И он, и послушник прекрасно знали номер могилы, которую искали.

На второй стоял номер девятнадцать, на третьей — сорок два, затем последовала двадцать седьмая могила, потом тринадцатая… Они ускорили шаг. Пятьдесят седьмая, четвертая…

Бенжамен, едва поспевая за своим старшим компаньоном, не успевал читать номера саркофагов.

Дойдя до конца первой аллеи, брат Бенедикт остановился, чтобы подождать своего спутника.

— Вы ее нашли? — спросил подбежавший послушник.

— Нет, не нашел! Более того, теперь я уже не уверен, что она находится справа.

Тем не менее монах двинулся по второй аллее обратно к алтарю.

«Это более разумно, — подумал он, — в любом случае мы в конце концов…»

Он не успел закончить свою мысль, как пучок света выхватил из темноты вожделенную цифру.

Отец Амори и в самом деле лежал справа. В третьей могиле второй аллеи, если считать от стены, противоположной алтарю, в могиле под номером семь.

Когда брат Бенедикт, опустившись на колени, потер изнанкой рукава высеченное на узкой стороне гробницы имя, было ровно семнадцать часов и тридцать пять минут.