Амори, 1264

Ошибки быть не могло.

— Мы ее нашли, мой мальчик! Это и есть могила нашего дорогого Амори.

Брат Бенедикт обошел вокруг саркофага, постукивая костяшками пальцев по плоскому камню надгробия. Плита еле заметно дрогнула.

— Станьте напротив меня, — скомандовал монах. — Нам повезло, камень просто положен сверху. Сейчас мы его сдвинем. Давайте попробуем повернуть, может быть, нам и не придется снимать его. Но будьте осторожны: он очень тяжелый!

Монахи взялись за углы плиты и стали медленно поворачивать ее до тех пор, пока она со скрежетом не легла перпендикулярно гробу, образовав крест. Теперь они могли заглянуть внутрь по обе стороны крышки. Неожиданно фонарь большого монаха качнулся и упал: тот положил его на закрывавшую саркофаг плиту, чтобы освободить руки. Большой металлический светильник, подпрыгивая, покатился по полу, луч дрогнул и погас.

— Что за… что за… что за! Только этого нам и не хватало! — воскликнул брат Бенедикт, наклоняясь в поисках необходимого инструмента. — Надо же было так вляпаться!

В кромешной тьме оцепеневший от ужаса Бенжамен изо всех сил продолжал сжимать руками холодный камень. Брат Бенедикт, стоя на коленях, ощупью искал фонарь, помогая себе разнообразными ругательствами собственного изобретения.

Наконец он нащупал фонарь, схватил, встряхнул, постучал по цилиндрической ручке, в которой прятались четыре толстые батарейки.

— Если лампочка разбилась, нам крышка. Я действительно самый последний… — Тут он стукнул ладонью по рукоятке, лампочка мигнула и снова погасла. — Слава Богу, это контакты.

Брат Бенедикт отвинтил крышку, подергал за медный язычок и снова закрыл фонарь.

Вспыхнувший свет показался обоим еще более ярким, чем прежде. Братья шумно выдохнули.

Большой монах поднялся на ноги и направил луч на послушника, который выглядел так, словно только что воскрес из мертвых, потом подошел к гробнице и посвятил внутрь. На незваных гостей, усмехаясь, смотрел бурый череп. Бенжамен, не успевший прийти в себя от пережитого ужаса, отвернулся, вздрогнув от неожиданности, а брат Бенедикт подошел еще ближе и засунул фонарь внутрь, чтобы как следует рассмотреть останки. Покойный настоятель прекрасно сохранился. Длинный скелет занимал собой весь саркофаг.

— Он был довольно высоким для своего времени, — заметил послушник. — Метр семьдесят пять, не меньше.

Большой монах улыбнулся.

— Если я выпрямлюсь, во мне будет метр девяносто, и чтобы влезть сюда, мне пришлось бы сложиться пополам. Уже хотя бы по этому я никогда не смогу претендовать на место отца Антония! — заметил он, смахивая вековую пыль, собравшуюся в саркофаге.

Минут пять они тщательно изучали содержимое гробницы, но пришлось смириться с очевидным: внутри не было ничего, кроме останков человека, скончавшегося восемьсот лет назад, и даже если этому человеку была известна некая тайна, она умерла вместе с ним.

Брат Бенедикт был категоричен: даже разложившийся пергамент не мог исчезнуть бесследно.

Все надежды рухнули.

Бенжамен взглянул на часы: пора было возвращаться. В это время брат Бенедикт, стоя на четвереньках, пытался выяснить, не мог ли искомый документ быть спрятан между саркофагом и полом.

— Невозможно, — выдохнул он, с трудом поднимаясь на ноги. — Остается только закрыть его.

Вернув плиту на место, сообщники двинулись в сторону алтаря. Бенжамен шел впереди и не сразу заметил, что свет за его спиной померк. Он обернулся, чтобы посмотреть, в чем дело.

Оказывается, брат Бенедикт развернулся и быстро шел назад и влево.

— Брат Бенедикт! — окликнул его молодой человек.

Тот не ответил: решительным шагом он пересекал центральную аллею, заворачивая все левее.

— Брат Бенедикт, что вы делаете?! Вы ведь знаете, сколько времени!

Бенжамен, почти ничего не видя, развернулся и бросился вслед за убегающим светом фонаря, проклиная того, в чьей руке тот находился.

Когда он догнал большого монаха, тот ему и слова сказать не дал:

— Помогите мне сдвинуть ее, быстро!

Бенжамен, несказанно удивленный властным тоном сообщника, машинально повиновался, продолжая возмущаться:

— Вы знаете, который час? Брат Бенедикт! Вы меня слышите? Это какое-то безумие!

— Замолчите! Тут дела на одну минуту!

Бенжамену захотелось убежать, бросить сумасшедшего, из-за которого они рисковали попасться, но он, словно покорный слуга, не смог решиться. Даже не взглянув на номер могилы, которую они собирались осквернить, он уже знал, чья она. «Когда веревка оборвалась, надо хвататься за тот конец, который еще держится, а не за тот, что падает!» Этот урок большого монаха он выучил хорошо.

По логике вещей это могла быть только могила отца де Карлюса.

Когда камень сдвинулся достаточно для того, чтобы заглянуть внутрь, брат Бенедикт взял фонарь и направил его луч в недра саркофага…

Могила была пуста.

Вернее, почти пуста. На том месте, где должна была бы находиться голова, стояла небольшая, но довольно широкая глиняная урна без крышки.

Брат Бенедикт протянул руку и потрогал кончиками пальцев лежавшую в ней серую пыль.

— Пепел.

Несколько секунд оба молча обдумывали значение неожиданного открытия: тело отца де Карлюса было сожжено.

Открытие это могло показаться весьма незначительным, если бы не одно обстоятельство: в XIII веке ни один добрый христианин, умерший в своей постели, тем более настоятель монастыря, не мог быть сожжен без веской на то причины.

— Кажется, нам пора возвращаться, — спокойно произнес большой монах.

Бенжамен, стоявший на коленях, опершись подбородком на край саркофага, казалось, его не слышал. Кончиком пальца он осторожно разгребал пепел вокруг небольшого белого пятнышка в центре урны.

— Подождите! Там что-то есть!

Молодой человек разгребал пепел, а пятнышко превращалось сначала в маленький купол, потом в полусферу. Тогда он погрузил руку в урну и вытащил из нее какой-то предмет. Брат Бенедикт тотчас же направил на него луч света.

— Что это такое? — спросил Бенжамен, разжимая кулак.

Большой монах не дал ему времени рассмотреть находку, схватил маленький белый шар и поднес его к глазам.

— Это мрамор. Шарик из белого мрамора, — произнес он неуверенно, возвращая Бенжамену его трофей. — Да, не далеко же мы продвинулись! Но не стоит гневить Бога, по крайней мере мы возвращаемся не с пустыми руками! Сколько времени? — вдруг озабоченно спросил он.

— Слишком поздно, — ответил послушник, даже не потрудившись взглянуть на часы.