Ни слова не говоря, они вернулись к началу потайного хода — двери отца Петра.

Осторожно закрыли люк, подвинув надгробие на место. Механизм сработал в обратном направлении, камень у основания стены, движимый невидимой силой, занял свое прежнее место. Брат Бенедикт осмотрел поцарапанный пол и постарался как можно лучше замазать след, чтобы заставить его замолчать. Затем он собрал рассыпавшиеся по полу куски штукатурки и скрупулезно вставил их в места соединения камней. Бенжамен отметил, как тщательно он уничтожил все следы. Теперь никто даже не заподозрит, что здесь спрятан волшебный ключ.

Подземный ход закрыли, словно книгу, не склеив страницы, но в полной уверенности, что никогда больше ее не раскроют.

— Вы как хотите, а я иду спать, — прошептал большой монах, поднимаясь на ноги.

— Зачем мне здесь оставаться? — ответил послушник устало. — Я иду вместе с вами. В любом случае мне не обойтись без фонаря. Мой не работает. Скажу отцу Антонию, что уронил его… Я должен сказать ему по крайней мере эту правду! — бросил он, помолчав.

Без происшествий оба поднялись по лестнице, вышли из кабинета и расстались, обменявшись долгими взглядами. Все было кончено. Кончено по-настоящему, но ни один из них не думал о том, что они расстаются. Не было ни чувства облегчения, ни долгожданной радости. Она даже не успела родиться, поглощенная пустотой, которая открылась перед ними. И потом, — это было самым главным, — разгадка, за которой они охотились, скорее сдалась им сама, чем была найдена. Последний ключ упал с неба, словно Господь открыл им часть тайны, чтобы лишить удовольствия. Словно Он пожелал остановить их или наказать, навсегда сохранив то, что должно остаться в тайне.

Приходилось довольствоваться этим.

Миновали три томительных дня и три праздные ночи. Бенжамен снова погрузился в работу над архивом, пытаясь найти удовлетворение в том, что удалось выяснить. Смирившись, он удвоил свой молитвенный пыл, прося Бога помочь ему заполнить образовавшуюся пустоту. Бывшие сообщники, погруженные в повседневные заботы, о которых успели позабыть за время расследования, обменивались при встрече грустными улыбками. Вино снова стало просто напитком, утратило свой тайный смысл, а с ним как будто бы и вкус.

На третий день, вернувшись в свою келью, Бенжамен заметил, что до сих пор не вернул в библиотеку «Хроники» отца де Карлюса. Он не хотел снова брать книгу в руки, но не смог удержаться. Бесцельно перелистывая страницы, прочел несколько строк, улыбаясь уголками губ и думая о руке, которой написан текст.

— «Хроники» брата Лорана! — прошептал он. — Забытый настоятель… спаситель ордена. Если бы они знали!

С горьким чувством архивариус закрыл книгу и собрался было встать, как вдруг остановился, обратив внимание на изображение на обложке. Он прищурился и вполголоса перечел слова в рамках, образовывавших странное укрепление вокруг фигуры Богоматери.

— «Пресвятая Дева Мария, смилуйся над чадами твоими и их прегрешениями».

Бенжамен улыбнулся:

— Его последнее творение! Кто, кроме него, был на такое способен?

Несколько секунд он восторженно созерцал тонкий рисунок, потом лег, счастливый тем, что подобрал последние крохи истины.

Но примерно час спустя, уже засыпая, молодой человек внезапно вскочил, зажег свечу, снова сел за стол и еще раз внимательно посмотрел на гравировку, словно желая удостовериться.

— Мария, — произнес он тихо. — Мария, запертая в своем алькове… «М» как Мария! Вот он, последний пропавший чертеж! — воскликнул он. — Альков дьявола имеет пару, предназначенную для праведников! Вот чего нам не хватало! Эта ниша где-то здесь, здесь… и там вечным покоем спит Шарль! Как могли мы остановиться, если уже шли по верному пути?

Он закрыл глаза и начал нервно раскачиваться на стуле. Брат Шарль не мог быть похоронен тайком в углу кладбища в безымянной могиле без креста. Он все еще пребывал в этих стенах, в том месте, которого заслуживал. Там, где царили милость и прощение.

Он мог быть только там, вместе с ней, с Девой Марией.

Пытаясь сообразить, где она может находиться, Бенжамен мысленно вернулся в подземный ход, прошел вдоль каждой стены, поднялся по лестнице и протиснулся в узкую щель. Может быть, что-то ускользнуло от их внимания?

Но очень скоро он задал себе вполне закономерный вопрос: а могла ли Богоматерь находиться рядом со злом во мраке подземелья? Альков Девы Марии должен был находиться в месте прямо противоположном, светлом, сияющем… ближе к небу.

— Колокольня! — пробормотал молодой человек и схватил лист бумаги и карандаш.

Там, наверху, он был всего один раз, но прекрасно все помнил. Витая каменная лестница, крутая, бесконечная, ведет на большую площадку под самой крышей. Два больших колокола на внушительной балке готовы огласить звоном окрестности, возвещая начало службы. Из четырех проемов, выходящих на четыре стороны света, открывается великолепный вид на окрестности. По утрам с этой высоты, наверное, кажется, что плывешь над туманами, поднимающимися с озер Бургундии, или стоишь на маяке, возвышающемся над призрачным морем.

Нельзя было найти лучшего места для Матери, охраняющей своих детей. Бенжамен начертил квадрат, потом вписал в него круг.

Потому что колокольня была построена именно так: снаружи она была квадратной, но венчавшая ее площадка — круглой.

Бенжамен внимательно посмотрел на свой рисунок и на свободное пространство в углах верхней комнаты и понял, где ее поставили.

Он встал, оделся и побежал к двери. В пустынном коридоре повернул направо и постучал в дверь кельи большого монаха.

— Брат Бенедикт? — прошептал он нетерпеливо. — Вы здесь?

Слабый свет, лившийся от стола, которого ему не было видно, напомнил послушнику о том, что происходило здесь, казалось, лет сто тому назад.

— Брат Бенедикт? Вы спи…

От удивления он скорее выдохнул, чем выговорил последний слог.

Нет, большой монах не спал. И таявшая на глазах короткая свеча уже довольно долго не светила никому. Келья была пуста.

Не долго думая, Бенжамен спустился в маленькую часовню — проверить, не вернулся ли большой монах к своим прежним привычкам, но, едва бросив взгляд внутрь, убедился, что брата Бенедикта там тоже нет.

Объятый внезапной тревогой, Бенжамен остановился в одной из апсид, пытаясь сосредоточиться.

Разве такое возможно?

То, о чем он подумал, сначала заставило его похолодеть, потом вскипеть от гнева, и юноша понял, что должен немедленно проверить, прав или нет.

Он быстро пересек клуатр по центральной галерее, отделявшей сад от малого двора, прошел под арками к колокольне. Лунный свет, терявшийся во входном отверстии без двери, осветил загораживающую вход веревку: табличка предупреждала об опасности. Бенжамен пролез под нее, нащупал первую ступеньку и в кромешной тьме начал медленно подниматься вверх, придерживаясь рукой за стену. Поток холодного воздуха, лившийся сверху, заставил его задрожать, но не остановиться. Мучимый сомнениями и яростью, молодой человек тихо взбирался на башню.

Поднявшись до середины лестницы, он уловил эхо далеких ударов. Наверху кто-то работал: долбил, стучал, пытаясь вскрыть стену.