Когда я очнулся, то был уже связан. Что ж, я привыкший.
Я мысленно прикинул, итак: за этот сумасшедший вечер меня связывали уже во второй раз. А сознание я теряю — в третий. Значит, если так пойдет и дальше, сознание может потеряться бесповоротно и окончательно.
И что тогда? Как же я тогда буду жить без сознания? Ну уж нет, спасибочки! Без сознания я жить не согласен. Без сознания я буду, как какой-нибудь баклажан на грядке. Тебя поливают — ты расти. Ты вырос — тебя съели. Впредь надо быть аккуратнее.
Я огляделся, но ничего не увидел. В помещении было темно.
Я попробовал пошевелиться, и у меня получилось. Головорезы недооценили меня — связали не очень крепко. Мне удалось высвободить правую руку и почесаться. У меня ужасно чесался нос.
Начесавшись, я стал прикидывать, как лучше быть. Зайцевы сказали, что Фома у них, а значит…
В уголке кто-то чихнул.
— Будьте здоровы! — сказал я автоматически.
Полутона этого чиха мне показались немного знакомыми…
— Спасибо, — поблагодарили из уголка голосом Фомы Фомича.
Я был потрясен!
— Фома Фомич? Это ты? — девчачьим от волнения голосом спросил я.
— Да, ты, — ответил Фома.
Теперь я был уверен на все сто, что это мой Фома Фомич! Мой дорогой пушистый хомяк! Это был его голос, меня не проведешь! Только чуточку охрипший — наверное, он простыл у этих дурацких Зайцевых!
— Фома, наконец-то я тебя нашел! — закричал я шепотом, порываясь встать, но упал.
Я упал и пополз. Я полз по шмякающему полу, устланному гнилыми банановыми шкурками, навстречу моему хомяку и спасителю.
— Осторожно, тут Зайцевы кругом, — предупредил Фома Фомич, и мне стало ясно, что я ему не безразличен.
Я дополз до уголка и стал шарить по нему свободной рукой:
— Где ты? Я тебя не нащупываю.
— Да тут ты, тут, — раздраженно сказал Фома. — Сядь и успокойся. Зайцевы тебя покалечили?
— Вроде бы нет, — я прислушался к своему телу.
Все в порядке. — А тебя?!
— И тебя нет. Зато ты простыл, пока тут сижу. Как бы двухсторонний бронхит не заработать, — он тихо покашлял.
— Фома, прости меня за колесо, — сказал я. — Я как лучше хотел. Я же не знал, что оно Колесо этого… Пространства и Времени…
— Не знал он! — фыркнул хомяк. — В следующий раз не надо лезть, куда не надо. Ты, кстати, как тебя нашел?
— В смысле, ТЕБЯ? — переспросил я. — Я на запах шел, за зайчиками. Чисто интуитивно. А как к Зайцевым угодил, так сразу все понял. Мне все кругом твердили, что ты сбежал. Но я не верил. Ведь ты не мог! Это же Зайцевы тебя, да? Похитили?
— Похитили, похитили, если тебе так больше нравится. Только от этого не легче.
— Это точно… — я вздохнул. — Домой так хочется! Морковка сказала, что ты знаешь, как домой вернуться…
— Ты?! Ну, это враки! — воскликнул Фома. — Ничего ты не знаю!
— Погоди, я что-то не пойму. Почему ты себя на ты называешь? — у меня внутри шевельнулась нехорошая иголочка.
— И ничего ты не называю! — крикнул Фома уже не так натурально.
Что-то мне все это не нравилось.
— Фома, давай начистоту. Тебе известно, как мы можем попасть домой?
— В каком смысле? Мы и так дома.
Я лично никуда попадать не намерен. Мне и тут хорошо.
Я судорожно зашарил рукой по стенке. Она была холодная и шершавая.
— Ты что делаешь? — насторожился Фома. Или это был не Фома? Я уже не знал.
— Выключатель ищу.
— Зачем?
— Тебе в глаза хочу посмотреть.
Я соскучился.
— Не смей! — взвизгнул Фома. — Сейчас Зайцевы проснутся, резать нас придут!
— Ничего-ничего, — сказал я, нашаривая какую-то пимпочку.
Вспыхнул свет.
Это был все-таки он.
Мой маленький, осунувшийся, бедный хомячонок. Он смотрел на меня с испугом и антипатией.
Я бросился к нему (вернее, пополз), но вдруг воткнулся лбом во что-то твердое.
Зеркало!
Я огляделся по сторонам, Фомы Фомича в комнате не было.
Он был только в зеркале!
Какой кошмар! Я только что разговаривал с отражением! Теперь понятно, почему он с собою на ты.
Зазеркальный Фома был, казалось, смущен.
После неловкой паузы я спросил:
— А где Фома Фомич? Всамделишный, Флорентийский?
— Не знаю ты, — вздохнул хомяк в зеркале. — Ты ведь только его отражение, он тебе не докладывается. Пока Фома у Зайцевых в плену был, ты тут отражался. Потом он сбежал, а ты так и остался тут. У тебя в голове только его воспоминания. А что там с ним сейчас делается, ты понятия не имею.
Я понял, что дальнейшие разговоры с этим самозванцем ни к чему не приведут. Надо было поскорей выбираться отсюда. Рассчитывать приходилось только на себя.
Я подполз к двери и прислушался. Из коридора доносился тройной храп. Значит, просочиться обратно через скважину не получится — проснутся Зайцевы и зарежут. Положение было безвыходное. И тут у меня в кармане зазвонил телефон.
Я даже вздрогнул от неожиданности.
Я совсем про него забыл! Вернее, про нее — телефонную будку, которую мне дала Морковка.
Я сунул руку в карман, схватил будку и приложил ее к уху.
— Алло! — гаркнул я.
Но телефон продолжал звонить. Громко и настойчиво, как трубящий в предчувствии гибели слонопотам.
— Трубку подними, — посоветовал самозванец. Все-таки он был не безнадежен.
Я с трудом снял миниатюрную трубку с рычага:
— Алло! Я вас слушаю!
— Привет, — сказал принцесса Морковка будничным тоном. — Ты куда пропал? Чего не звонишь? Мы по тебе соскучились.
— Кто это — мы? — приятно удивился я.
— Ну, мы — Ее Высочество Принцесса Морковляндская.
— А-а-а…
— Шучу. Я принцесса скромная, в единственном числе себя вполне устраиваю. Мы — это Кофейник, чашки, Мерзавчики — братья мои горемычные, ну и я. У тебя там все в порядке?
— Не все.
— Что случилось?
— Я сейчас не могу долго разговаривать.
Я сейчас в плену у Зайцевых, — сознался я. — Не знаю, что и делать.
— У Зайцевых? У этих маньяков и убийц?
— Ну да, — по спине у меня что-то пробежало. Похоже, оторопь.
— Так, — сказала Морковка. — Значит, слушай внимательно и не перебивай. На поставленные вопросы отвечай четко. Зайцевы сейчас что делают? Дрыхнут?
— Да.
— Хорошо. Дай мне Зазеркальского.
— Кого? — я не понял.
— Зазеркальского. Фому Фомича. Дай ему трубочку.
Я молча сунул трубку в зеркало.
— Слушаю, Ваше Высочество, — деловито приветствовал Зазеркальский. — Так точно, Ваше Высочество. Будет исполнено, Ваше Высочество!
Он снова передал мне трубку.
— Сейчас я прочитаю заклЮнание… — сказала Морковка. — Вернее, заклЯнание… Короче, не важно… Когда я закончу, все будет уже позади. Ты, кстати, обратно порозовел?
Я глянул на ладошку.
— Еще нет. Я голубоватый.
— Это плохо.
— Почему?
— Если сейчас применить к тебе заклЫнание, ты таким останешься навсегда.
Ничего себе! Такого неестественного цвета мне всю жизнь быть не хочется!
За стенкой послышалось ворчание — это проснулись братья Зайцевы.
— Так я читаю? — нетерпеливо спросила Морковка.
Судя по звукам из-за двери, Зайцевы уже точили ножик.
Эх, была не была!
— Читай! — выдохнул я.
Уж лучше быть не таким, как все, чем мертвым.
— Ты только трубку к коленке приложи. Так быстрее подействует, — посоветовала Принцесса.
У двери послышались шаги. Кто-то с той стороны яростно дернул ручку.
— Читай скорее! — взмолился я.
И Принцесса начала:
Дверь с треском распахнулась, и в комнату влетели Головорезы Зайцевы.
— Держи его! Хватай! Он растворяется!
Я посмотрел на свои ноги — они стали полупрозрачными. Да, я действительно растворялся, Зайцевы не преувеличивали.
Я таял на глазах, как снег в луже или мороженое в вазочке. При этом я оставался красивого небесно-голубого оттенка. Что ж, от судьбы не уйдешь. Но что подумают обо мне друзья в школе?
— Вяжи хулигана! — бесновались Зайцевы. — Режь ему голову!
В сущности, какая разница, что они подумают? Была бы голова на плечах!