Почтеннейшая публика! Дамы… Вернее, господа и… господа! — безусый конферансье обвел синих посетителей бистро цепким взглядом. — Только сегодня и только у нас, проездом из Монте-Карло, Рио-де-Жанейро и Камня-на-Оби великолепные, неподражаемые, восхитительные и несравненные Горячий Шоколад и По-о-о-о-о-о-о-о-ончик!

— Опоздали! — в сердцах выругалась Бабака. — Теперь сиди и не возникай!

Но я и не возникал. Бабака пригвоздила меня к стулу одним лишь взглядом.

«Что-то теперь будет?» — тоскливо подумал я, глядя на сцену.

Занавес уехал вверх, и деревянные подмостки осветил одинокий луч прожектора. Вернее, он осветил весьма странную парочку.

Один из этой парочки, судя по всему, был Горячим Шоколадом. Он был напудрен, румян и налит в стеклянную чашку. Второй был Пончиком. На нем был костюм из клубничной глазури и лаковые штиблеты. В пухлых ручонках Пончик держал небольшую гармошку, а у Горячего Шоколада изо рта торчала дудка. Оба то и дело подпрыгивали, гримасничали и улыбались неестественными улыбочками.

— Сатирические куплеты! — громко объявил Пончик и хихикнул.

— Кошмар, — фыркнула Бабака.

— Может, мы пойдем? — предложил я.

— Сиди пока, — зыркнула Бабака глазюками.

— Сатирические куплеты на злобу дня! — повторил Горячий Шоколад и оглушительно дунул в дудку.

Пончик подхватил его на гармошке и запел противным голосом:

Нет страны милей Иначе, Хорошо живётся тут. Все дружны, а это значит: С потрохами продадут.

— Ла-ай, ла-ай, ла-ай, ла-ла-ла, ла-ай, ла-ай, ла-ай! — проорал следом Горячий Шоколад.

Синие мальчики одобрительно закивали. Им нравились сатирические куплеты.

— Это они точно подметили, — шепнул я Бабаке. — Не в бровь, а в глаз!

Горячий Шоколад и Пончик запели дальше.

К нам из Так проник лазутчик, Всё вынюхивает здесь. Будьте бдительны и лучше Перестаньте пить и есть. Ла-ай, ла-ай, ла-ай, Ла-ла-ла, Ла-ай, ла-ай, ла-ай!

— Что это? Про кого это? — заерзал я на стуле.

— Цыц! — пригрозила мне Бабака.

Синие мальчики зашушукались, а куплетисты опять запели:

Все мальчишки здесь похожи, Если Синий, значит, свой, Но один — розовокожий, Лишь прикрылся синевой. Ла-ай, ла-ай, ла-ай, Ла-ла-ла, Ла-ай, ла-ай, ла-ай!

— Что они такое поют? — всполошился я.

— Не дергайся, — Бабака больно сжала под столом мою коленку.

Посетители «Синего дилижанса» занервничали. Они стали озираться по сторонам и подозрительно приглядываться друг к другу. На себе я тоже поймал пару враждебных взглядов.

На всякий случай я вместе со всеми стал хмуриться и озираться.

Все мальчишки тут считают, Что умны, ну, просто страх! Ах, когда ж мозги оттают В этих синих головах? Ла-ай, ла-ай, ла-ай, Ла-ла-ла, Ла-ай, ла-ай, ла-ай!

Краем глаза я заметил, как один из синих мальчиков (он был довольно рослый и мускулистый) поднялся из-за стола и направился в нашу с Бабакой сторону.

С кожей розовой мальчишка Здесь сидит. Его бы взять, Не раздумывая слишком, Очень строго наказать. Ла-ай, ла-ай, ла-ай, Ла-ла-ла, Ла-ай, ла-ай, ла-ай!

Я стрельнул Бабаке глазами, но она продолжала сидеть сиднем.

Дураки и простофили, Не дойдёт до них никак. Так и не определили, Где шпион сидит из Так. Вот же он, розовогадкий, Со своей собакой тут. За столом сидят у кадки И момент удобный ждут. Ла-ай, ла-ай, ла-ай, Ла-ла-ла, Ла-ай, ла-ай, ла-ай!

Это были уже какие-то не сатирические куплеты, а черт-те что и сбоку бантик! Какая же это сатира? Это чистой воды донос! Ну, с меня хватит!

Я встал из-за стола и двинулся к выходу, но дорогу мне преградил мускулистый Синий Мальчик. Вернее, он был светло-голубой — почти такой же, как я. А мерзкая парочка на сцене во все горло заорала:

Ну! Скорей его держите! Не уйти от нас ему! Вы лазутчика вяжите! Да, в тюрьму его, в тюрьму! Ла-ай, ла-ай, ла-ай, Ла-ла-ла, Ла-ай, ла-ай, ла-ай!

Толпа синих мальчиков двинулась на меня. Признаюсь, это было жуткое зрелище. У них были совершенно дикие лица — со скрежещущими зубами и гуляющими туда-сюда желваками. Даже не лица — морды. Причем всех оттенков синего. Здесь были морды лазурные и лавандовые, сапфировые и кобальтовые, аквамариновые и ультрамариновые, иссиня-черные и цвета морской волны. Морды цветов: индиго и ляпис-лазурит, деним и маренго, прусская синь и персидская сирень, пармская фиалка и даже ярко-синий электрик.

И это были мои морды!

Обычно, когда сердишься или злишься, не видишь себя со стороны, в зеркало не смотришься. А тут я смотрелся! Только не на себя, а на них — своих омерзительных двойников! И лица мои, то есть морды мои, мне совершенно не нравились! Просто ни капельки! Они были какими-то кривыми, совсем не симпатичными, как я раньше о себе думал, а наоборот. Уродскими!

А мускулистый Синий Мальчик напирал. Он уже буквально подмял меня под себя, под свою широкую атлетическую грудь. Я глянул на Бабаку, но ее нигде не было. Бабака исчезла.

И тогда… Тогда я в отчаянии закричал:

— Что же вы делаете, братцы?!

Вернее, я только хотел так закричать.

Но потом подумал:

«Братцы? Вот эти синие уродцы — мне братцы? Ну уж нет!»

И я крикнул:

— Не на того напали! Вон того держите, мускулистого! У него, смотрите, смотрите, шея РОЗОВАЯ!

И знаете, это сработало! На секундочку Синие притормозили, но только на секундочку, а потом…

Потом они бросились на Мускулистого.

У него вокруг шеи был намотан розовый шарфик — это меня спасло.

Воспользовавшись моментом, я вытиснулся из толпы бушующих Синих и бросился к выходу.

Но выхода не было.

Вместо выхода была свеженькая кирпичная кладка с табличкой:

Тогда я бросился к кадке с фикусом. Бросился чисто интуитивно — подумал, что, может, там Бабака спряталась.

Но нет. Никакой Бабаки там не спряталось. Зато в кадке, рядом с фикусом, росло каштановое дерево. Точнее, это фикус рос рядом с деревом. Мой каштан стал таким толстым и высоким, что его корни вылезли из кадки и расползлись почти по всему бистро. А макушка продырявила потолок, и видно ее не было.

Из дырки дул ветер свободы и перемен.

— Эврика! — воскликнул я мысленно и полез на каштан.

А еще, взглянув из-под потолка на орущих и дерущихся внизу Синих, я мысленно сам себе сказал:

— Я их всех выше.