Я открыл глаза и сразу увидел медведя на потолке. Моего медвежонка из трещинок.

Я подскочил на кровати: окошко, голубые шторы, Бэкхем, на спинке стула мой желтый кардиган.

Я дома?

Нет, я что — уже дома?!

Я спал?

Я спал.

Все это время спал.

В голове точно салют взорвался.

Я рухнул на пол. Хотел нормально встать, но почему-то упал. Поднялся, обул тапки и выбежал в коридор.

Пахло куриной лапшой — точно, дома! На кухне кто-то приглушенно смеялся. Мама.

Мама!

У меня сердце заколотилось.

Я ворвался в кухню.

Я стал их обнимать, всех сразу — маму, отца, Игорька, снова мамика.

Мне так хотелось их обнять все время.

И вот они рядом, все вместе, живые. Вся теплота мира вдруг шагнула навстречу и обернулась вокруг меня. Это классное чувство. Мне захотелось еще сильней его ощутить. Намотать крепко-крепко вокруг пальца, как завиток маминых волос, и забрать себе, насовсем.

Но я все равно не понимал. Серьезно, не врубался, что происходит? Что со мной произошло? Хотя было уже все равно, если честно. Просто не до того — я потом еще про это подумаю. Меня радость распирала, как вата тряпичную куклу. Радость из меня просто через край лила.

И еще наступило вдруг облегчение. Вот они — все живы, все тут. Я отстранился маленько и снова посмотрел: мама, отец — все никак поверить не мог. Опять их обнял крепко-крепко — аж Игорешкино сердце услыхал, и папино. Точно объятие это было из одних наших сердцебиений сделано. Я все повторял:

— Проститеменяпроститеменяпроститеменя, — заладил, как болван. Уткнулся Игорьку в голову — волосы у него шампунем пахли, земляничным. А он вырывается и орет:

— Ты чего? Пусти, ну!

Я отпустил.

Отец с мамой стояли какие-то растерянные. Виноватые? Мама выглядела вымотанной и некрасивой, мешки под глазами. Я теперь только заметил: она просто валилась с ног от усталости. Овальное лицо, румяное обычно, всегда ярко накрашенное, было бледное теперь и даже серое. И взгляд — он у нее какой-то испуганный. Я смотрел на них, мне теперь казалось, что отец с мамой очень далеко от меня. Как будто сделали шаг назад — такой, гигантский, — и маленькими вдруг стали, совсем крошечными, еле заметными. Такими, что я уже не был уверен в том, что они там делают, вдалеке. О чем думают. Это они вообще?

Потом отец меня обнял и сказал:

— Сынок.

Он раньше меня так вроде не называл. Я ждал, что он еще скажет. Сел на диван рядом с мамой, взял ее за руки, за обе сразу — и ждал, что он скажет. Касался ее ладоней — горячие; по-моему, у нее температура.

Я вдруг почувствовал ужасную неловкость. Точно между нами леску кто-то натянул — прямо поперек кухни.

Все эта пауза — слишком уж она долгая.

— Сынок, — сказал он опять. Только у него голос почему-то теперь дрожал. И еще он точно с мыслями не мог собраться, я видел.

— Слав, может, пусть они ему сами скажут? — неуверенно спросила мама.

И папа кивнул.

* * *

Я вошел в гостиную и увидел Махалова. Ну того ведущего с первого канала, Андрея Махалова. Я его сразу узнал — он один в один, как по телевизору. Только худой.

Он сидел, как у себя дома, развалясь на нашем кожаном диване, и с кем-то говорил по телефону. Смеялся вполголоса.

Но когда он меня увидел, как я вошел, то тут же мобильник выключил и стал жутко серьезным.

Он попросил меня сесть за стол и сам тоже пересел. Стол большой, обеденный — мы, как король с королевой, за ним восседали, друг напротив друга. Я операторов только тогда заметил — они за мной сразу в комнату прошмыгнули. Камер было, кажется, три — все с разных сторон. Одна на Махалове сфокусирована, две другие — на мне.

— Андрей, — представился он и протянул мне руку.

Я пожал. Она была сухая и теплая. А у меня — наоборот. Я тоже сказал, как меня зовут.

— Антон, ты, наверное, в шоке сейчас. Что вообще происходит, да? Не волнуйся, я тебе сейчас все объясню, — сказал Махалов и по-отечески мне улыбнулся. Проникновенно так, как он умеет. Меня от таких улыбочек тошнит. — Ты не против, если нас будут снимать?

Я мотнул башкой. Я не против. Мне было все равно.

— Отлично.

Он кивнул ассистентке, она тоже тут была. Она сразу какие-то бумаги подсунула и ручку. А другая ассистентка стала мне пудрить лоб — большой кисточкой. Не знаю, зачем надо было пудрить мою грязную рожу. Но я не сопротивлялся. На меня вдруг накатило равнодушие, вообще все стало по барабану. Все пофиг.

Там было написано, в этих бумагах, что, мол, я, Перчик Антон Вячеславович (дата рождения, паспортные данные и все такое) против съемки возражений не имею. И в будущем тоже не буду иметь. Там было штук пятьсот листов, все мелким шрифтом — но я не стал вчитываться.

— Подпиши вот тут. Да. И тут. Угу. И здесь еще. Спасибо.

Махалов внимательно наблюдал, как я все это дело подписываю. Потом он дал знак операторам, поправил галстук. Он был в костюме в тонкую полоску и в розовом галстуке. А я в коричневой пижаме.

— Антон, я понимаю, тебе будет трудно сразу переварить то, что я сейчас расскажу. На это понадобится какое-то время. Но ты сильный. Я знаю.

Я сильный? Я молчал.

— Все, что с тобой произошло, — это был не сон.

Я опустил голову. Неохота мне было на него смотреть. Я свое отражение в поверхности стола разглядывал. Свою небритую рожу.

— Антон, ты принял участие в новом реалити-шоу «Выбор». Ты прошел гигантский конкурс — в редакцию пришло больше десяти тысяч анкет. Все было заранее спланировано, тщательно подготовлено и отрепетировано. Тебя мы тоже готовили — сам понимаешь, мы не могли человеческой жизнью рисковать. И психикой. И, кстати, сразу оговорюсь: при съемках шоу ни один человек и ни одно животное не пострадали, — Махалов так это с гордостью сказал. Акцент на этом сделал и отправил долгий взгляд в камеру. К горлу подкатила тошнота. Потом он сказал: — Антон, ты прошел множество психологических тестов и полную медицинскую проверку. Могу тебя поздравить: ты стопроцентно здоровый парень. Это колоссальный проект — в истории телевидения аналогов ему нет. И никогда не было. Мы первые, понимаешь? Кто отважился на подобную авантюру! Первые в мире! Ты — первый!

Я понимал, что следует как-то на все это реагировать, что-то ему отвечать, наверное, но продолжал разглядывал стол. Надо подстричься, идиотские эти патлы состричь. Я закусил щеку.

— В съемках участвовали профессиональные актеры, психологи, команда звукорежиссеров, телеоператоров и гримеров из Голливуда, — перечислял он. Кажется, уже не для меня, а для телезрителей. Интересно, это прямой эфир? Нет, по-моему. — …каскадеры, постановщики спецэффектов, пиротехники, несколько пожарных бригад, бригада «скорой помощи». Специально для съемок в Подмосковье была заново отстроена заброшенная деревня, возведено здание госпиталя, оснащенное двумя сотнями скрытых телекамер нового поколения. Девятьсот статистов приняли участие в съемках «Выбора». И, конечно, большое спасибо твоим родным и близким, которые согласились нам помочь.

Я смотрел на узел его галстука, это был сложный узел. Он явно его не сам завязывал.

В общем, он долго еще распространялся о том, как и что там было, описывал все в подробностях. Он от этого просто кайф ловил, я видел. Очень гордился, что они первые, и все в таком духе.

О съемках реалити объявили еще в начале декабря. У нас тогда с отцом отношения совсем испортились — меня как раз поперли из меда. Но это не его была идея — подать заявку на участие. Это мамина была идея, как ни странно. Они с прадедом это вместе придумали и подали. А отец их поддержал. Да, поддержал… Но было еще десять тысяч желающих, как Махалов уже сказал. Поэтому отбор был жестким. И все эти бесконечные собеседования, хождения по кадровым агентствам и поликлиникам, якобы за справками для приема на работу — все было просто частью конкурса. И как я сразу не врубился? Дохлую крысу не почуял, как сказал бы мой друг Стив.

Суть «Выбора» заключалась вот в чем. Находится яркий, запоминающийся персонаж, этакий антигерой нашего времени. Это Андрей так сказал — антигерой, мол, — мне это даже польстило. Антон Перчик — антигерой. Короче, он ест, спит, смотрит телевизор, тусит в клубах, висит в интернете, и все это время за ним наблюдают камеры. За несколько дней, точнее часов вечернего эфира, зритель должен прочувствовать, какой этот перец подонок, начать его презирать и желать ему гореть в геенне огненной. И тут наш Перчик в эту геенну реально попадает — весьма неожиданно для себя и для окружающих. Хотя нет, вру. Героя все время морально готовят, то и дело капают ему на мозг: вот-вот наступит апокалипсис. Пройдет невиданный метеоритный дождь, и он сразу наступит. Такая промывка мозга нужна для того, чтобы мозг этот в самый ответственный момент не рухнул, а быстренько перестроился под новые реалии. В моем случае новая реальность — Апокалипсис, а в других… Мне не объяснили что, хотя я им дал подписку о неразглашении. Просто сказали, что у проекта несколько серий, с разными героями. Но мой эпизод запускают первым, потому что он круче всех получился.

Да, кстати, забыл сказать: Егорка тоже в этом деле поучаствовал. Но надо отдать ему должное, он чуть весь проект им не сорвал, красавчик. Он, если что не так ему казалось, главному режиссеру сразу объявлял бойкот. Угрожал всех мне сдать с потрохами, жутко переживал. Ему поручили у меня ноут с айфоном «одолжить» на пару часов, чтобы хакер успел их перепрограммировать. Поэтому мне «Гугл» с «Фейсбуком» последние метеоритные сводки и выдавали регулярно. Аньку с Янкой тоже подключили, чтобы осветить романтическую сторону моей личности. Кстати, никакой передачи с сумасшедшим ученым в гостях у Махалова не было. Ее специально для меня записывали, а потом отец диск проиграл…

Даже Игорек в этой подставе участвовал. Помните, когда он от меня в парке смылся? Ну вот. Телевизионщикам не хватало драматизма в моей повседневной жизни — они и придумали.

А потом зрителю оставалось лишь наблюдать за трансформацией моей недоразвитой личности. В ускоренном режиме. Или не трансформацией. Теперь все зависело только от меня. Режиссеры то и дело импровизировали, отталкиваясь от того, что я отчебучу в следующий раз. Брошу я Соньку в госпитале или нет, убью некроморфа или… ну и так далее. Это покруче всякого сериала будет, американские блокбастеры отдыхают.

Конечно, никто не мог заранее предвидеть, как и на что я буду реагировать. Реакция человека в экстремальных условиях непредсказуема. Я мог впасть в ступор, залечь в спячку, съехать с катушек — тогда кина бы не вышло. Но я прошел отсев через мелкое сито, они боялись только одного: что я обо всем догадаюсь. Я же не дебильный. Не зря у меня паранойя на почве слежки развилась. Поэтому я и находился под постоянным наблюдением гипнотизера. Он ввел меня в транс, когда прогремел первый взрыв — по радио. Голос Левитана, помните? Ну и мамино волшебное какао помогло.

Никаких взрывов и полета на «Мини Купере» не было. Гипнотизер мне это внушил, остальное я сам дофантазировал. Меня выключили, как робота, перевезли в «потемкинскую деревню» — ну, в смысле, в бутафорскую — там упаковали в бинты, пижаму, уложили в койку, а потом опять включили — мелодией «Гостьи из будущего». Вообще весь «Выбор» выстроен на моих детских страхах и комплексах. Зомби, клоунский смех, даже чай с шоколадкой под занавес — я про это сам психологу рассказывал. Сам. Родители с ним тоже беседовали.

Нет, я на них не злюсь. Ни капли. Знаете даже что? Я им потом спасибо сказал. Угу, за все за это. У меня ж впечатлений теперь — на всю оставшуюся жизнь. И потом — я телезвезда нынче, автографы девчонкам раздаю.

А если серьезно, мне нужна была встряска. Мне только встряска и помогла. Положа руку на сердце, сволочь я — в очередной раз это повторю. Сволочизм во мне неистребим даже путем шоковой терапии, увы. Но теперь уже не совсем законченная, будем надеяться. Может, со временем я даже стану другим, немного чище и лучше, не знаю. Я не знаю, что и как будет дальше. Посмотрим.