Он сидел на полу возле моих ног, откинув голову на подлокотник кресла, и задумчиво смотрел на причудливый рисунок светло кремовых обоев. Мы оба молчали, погрузившись каждый в свои мысли.

— Слушай, — вдруг оживилась я, — как ты меня терпишь? Я же ужасный человек. И зачем тебе все это понадобилось?

Северин загадочно улыбнулся, повернув ко мне лицо.

— Ты на себя наговариваешь, Лисёнок. У тебя вполне нормальный характер, несмотря на некоторые его издержки. И потом… мне нравится с тобой общаться. Я совсем скис за эти два года одинокого существования на таком большом количестве квадратных метров. А теперь здесь есть ты. Любопытно. Ты такая живая, необычная…

— Ну, спасибо, — усмехнулась я. — Развлекаешься, значит.

— В некотором смысле, — честно признался он, — но учти, что я, действительно, очень хорошо к тебе отношусь.

— Взаимно.

Неужели в наших отношениях наступило просветление? Я так привыкла к постоянным мелким стычкам, что миролюбивый тон этой беседы казался мне каким-то чуждым и нереальным.

— Алекс, — начала я задумчиво, — расскажи мне о себе.

— Мечтаешь разгадать кроссворд? — скривив губы в улыбке, полюбопытствовал собеседник.

— Нет, хочу получше познакомиться с тобой.

— И что ты хочешь знать?

— Ну, например, о твоей семье, о жене, о родителях, о новом отце. Ведь не вечно же ты был в Нью-Йорке, осталась какая-то часть тебя здесь?

— Боюсь, что нет, — мужчина помолчал, снова разглядывая обои. — Родители погибли, жена, скорей всего, тоже, а Северьян, который спас меня, подарив новое имя и новую жизнь, переехал ко мне за границу.

— А друзья? Сколько тебе было лет, когда случилась трагедия? — я не унималась, пытаясь выудить у него побольше информации.

— Имеешь в виду мою смерть?

— Да.

— Двадцать один год.

— Ты где-нибудь учился? Чем ты, вообще, занимаешься тогда?

— Я был студентом МАРХИ, но это теперь совершенно не важно, — обрывая тему, заявил Алекс, хмурясь. — Это прошлое, и мне не хочется о нем вспоминать. Как говорил мой дорогой учитель — Владимир Павлович Шинко, нужно жить настоящим.

— А что еще он говорил? — усиленно соображая, где я могла встречать эту странную фамилию, спросила я.

— Что нужно поступать с людьми так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой, — чеканя каждое слово, ответил он.

— Значит, если бы тебе довелось оказаться на месте Славы, ты был бы счастлив попасть в тюрьму, благодаря чьей-то помощи? — прищурившись, полюбопытствовала я, наблюдая за реакцией собеседника на свой вопрос.

— Если бы я творил такие ужасные вещи, как он, было бы неплохо кому-нибудь помочь мне остановиться, — спокойно парировал Северин, подарив мне многозначительный взгляд.

— Понятно, — улыбнулась я невинно. — Ты очень благороден.

— Стараюсь по мере возможностей, — Алекс усмехнулся. — А ты чрезвычайно любознательна, Ларочка.

— Я тоже стараюсь.

Мы посмеялись немного, потом он предложил посмотреть телевизор, дав мне понять тем самым, что на сегодня беседа закончена, во всяком случае, на эту тему. Я вздохнула, смирившись с таким положением дел. Когда наступил вечер, и я осталась в комнате одна, в моей голове снова возникло странное имя — В.П. Шинко. Где я могла его слышать или, может, видеть? Мысли, перебивая одна другую, выдвигали все новые предположения, но ни одно из них не соответствовало действительности. Наконец, перебрав события всей моей московской жизни, я радостно воскликнула, позабыв, что в доме не одна:

— Эврика!

Услышав свой собственный голос, я прикрыла ладонью рот, сообразив, что превысила допустимый звуковой барьер. Мучившие меня весь остаток дня Ф.И.О, я имела честь созерцать на обложке прекрасно оформленного учебника по фотографии, который попался мне на глаза в книжном магазине, недалеко от офиса Ларина, где я затоваривалась кнопками. Эту книжку смотрел стоящий в очереди передо мной мужчина, а я, от нечего делать, искоса разглядывала красочную обложку. Значит, некий Шинко пишет книги… Все сходится! Алекс когда-то говорил, что занимается фотографией, вполне возможно, что тот учебник написал никто иной, как его дорогой учитель. Но… надо все проверить. И чем скорее, тем лучше. А вдруг мне удастся узнать что-нибудь интересное, купив пособие для начинающих фотографов? Там ведь может быть и биография автора…

Мне хотелось действовать немедленно, но говорить об этом Северину я не собиралась. Осторожно выяснив у него перед сном о планах на завтрашний день, я с удовольствием отметила, что дома мужчины не будет. Александр собирался с утра наведаться в "Афродиту", а потом поехать к Ларину, чтобы узнать, как дела с кредитом. Его нимало удивило мое желание остаться дома, но выяснять причину такой пассивности собеседник не стал. Он предупредил, что в одиннадцать часов утра придет Анюта, я радостно кивнула на эти его слова, и удалилась к себе. В моей голове рождался план предстоящих действий. Поглощенная им, я даже забыла о том, что завтра у хозяина квартиры день рождения. Достав из тумбочки, где лежали мои вещи, белый парик, я с удовольствием отметила, что он великолепно выглядит. Зачем же пропадать такой красоте, нужно непременно его надеть. И сделать это лучше всего с утра. С такими деятельными мыслями я завалилась спать, решив во что бы то ни стало осуществить задуманное.

Аннушка появилась ровно в одиннадцать, разбудив своим приходом меня. Я быстро встала, умылась и, надев джинсы, отправилась к зеркалу краситься. Когда на моей голове появились роскошные белые волосы, домработница удивленно воскликнула:

— Ларочка, ты стала совсем другой! Как интересно это наблюдать.

Я усмехнулась в ответ, беря в руки приготовленный рюкзак.

— Стараюсь быть переменчивой. Кстати, Вы не откроете мне дверь, а то ключ у Алекса?..

— Пожалуйста, — она отворила замок и посторонилась, пропуская меня на лестничную площадку. — Только как ты попадешь обратно?

— Думаю, к моему возвращению хозяин уже будет дома.

Я быстро сбежала вниз, боясь встретить Северина на лестнице. Но, к счастью, его там не было, и я беспрепятственно вышла на улицу. Было тепло, но легкий ветерок говорил о том, что лето постепенно идет на убыль. Я искренне порадовалась данному факту, так как париться на солнце совсем не хотелось. Еще будучи в метро, я твердо решила, что не пойду мимо офиса Славика, чтобы, не дай Бог, не напороться на Северина. Поэтому, избавив себя от созерцания светло-серой "Шеврале", я вскоре очутилась в заветном магазинчике, где, на мою удачу, еще продавались учебники Шинко. Купив себе один экземпляр, я принялась его жадно рассматривать, всем сердцем мечтая, чтобы на последней или на первой странице оказалась биография автора.

Мне повезло, информация о профессоре архитектуры, коим являлся человек, написавший эту книгу, располагалась вначале, как предисловие. Прикинув в уме его возраст, по указанной дате рождения, я поняла, что Шинко, по меньшей мере, лет семьдесят. Последние годы он преподавал в МАРХИ. Работает ли он сейчас там, я не знала. Быть может, его, вообще, уже нет в живых. Но эта мысль мне не нравилась и, решив быть оптимисткой, я двинулась в сторону метро, чтобы добраться до Кузнецкого моста, где располагалась Архитектурная академия.

Вероятнее всего, Владимир Павлович занимался фотографией помимо своей основной профессии. Мне было интересно о нем узнать как можно больше, а заодно попробовать разведать немного о его некогда пропавшем ученике.

В здание МАРХИ пускали только по студенческим. Такого оборота дел я, увы, не предполагала. Надо было что-то срочно предпринять, но вот что?.. Вспомнив о том, что я из Питера, моя голова разработала быстрый план. Авось, повезет. На вахте я сделала невинные глаза, сообщив, что я студентка ЛИСИ, приехала узнать о поступлении в аспирантуру. Пришлось даже позвонить какой-то даме, занимающейся этими вопросами. Но зато меня пропустили. Опросив несколько человек, я, наконец, нашла необходимую мне кафедру.

Шинко, действительно, здесь работал и по сей день, но сегодня у него не было занятий, поэтому я пролетала, "как фанера над Парижем". Однако отступать не хотелось, и, отловив в коридоре какую-то женщину, я пристала к ней, стараясь выяснить телефон интересующей меня персоны. Пришлось рассказать целую басню о том, что я прибыла издалека и собираюсь просить Владимира Павловича стать руководителем моей аспирантской работы. После довольно долгих уговоров собеседница все-таки сдалась и нацарапала на маленьком желтом листке заветные семь цифр.

— Алло, — проговорил в трубку глухой мужской голос. — Слушаю Вас.

С этих слов началось наше с профессором знакомство. Он, выслушав сбивчивую попытку объяснений о том, кто я такая, благодушно позволил мне приехать к нему, чтобы разъяснить данный вопрос при встрече. Жил Шинко не очень далеко от центра, но поиски его дома заняли достаточно много времени, так как я умудрилась перепутать корпуса. Когда я оказалась на пороге его квартиры, вид у меня был совершенно измученный. Дверь открыла невысокая, худощавая старушка, напомнившая мне бабушку. Это была Галина Сергеевна — жена профессора. Она ласково приняла меня, приглашая войти. В коридоре их небольшой уютной квартиры появилась высокая фигура укутанного в длинную седую бороду старика. Он внимательно посмотрел на меня своими живыми серыми глазами и мягко улыбнулся в густые белые усы.

— Так это Вы звонили мне сегодня, девушка?

Я утвердительно кивнула, очарованная его излучавшей некий невидимый свет внешностью.

— И что же Вас сюда привело? — приглашая меня в комнату, осведомился собеседник.

Галина Сергеевна ушла на кухню ставить чайник, она была, как мне показалось, очень гостеприимной женщиной. На выдвинутом ею журнальном столике начали быстро появляться всякого рода вазочки и розеточки, наполненные аппетитно пахнущими вареньями.

Я с интересом озиралась по сторонам, восхищенно разглядывая висящие на стенах фотографии. Они были аккуратно оформлены белыми паспорту и располагались в каком-то не понятном, но очень грамотном ритме. Снимки поражали своей красотой и качеством. Я еще никогда не видела фото такого высокого уровня, разве что на обложках импортных журналов, но и они сильно уступали произведениям, украшавшим этот дом.

— Ну, так что послужило причиной Вашего визита, э — э… — он замялся, не зная, как ко мне обратиться.

— Лариса, — подсказала я, продолжая изучать снимки на стенах.

— Да, Ларочка, — подтвердил Владимир Павлович, вероятно, вспомнив, что я уже представлялась ему по телефону.

— Изначально, — задумчиво рассматривая фотографию великолепного, стремительно летящего над чистым зеленым полем оленя, — Ваш учебник, потом — Ваша фамилия, а теперь понимаю, что к данному перечню добавилось и Ваше удивительное искусство.

Собеседник улыбнулся, с удовольствием выслушав мой искренний комплимент.

— Это хобби, — немного смущенно пояснил он.

— Хобби, доведенное до профессионализма, — уверенным голосом добавила я. — Здесь все Ваши работы?

— Практически, — Шинко поднялся с дивана, на котором сидел, и подошел к фотографиям, на которых застыли в динамичном прыжке две гибкие рыси. — Это кадры моего ученика, — в его тоне послышалась грусть. — А, вообще, у меня очень много различных снимков. Они в кладовке пылятся.

— Почему?! — на моем лице отразилось неподдельное удивление. — Разве Вы их не отправляете на выставки? Люди должны видеть такую красоту.

— Раньше так оно и было, но сейчас без спонсорского кармана организовать подобные экспозиции сложно, — старик кашлянул, стараясь этим скрыть горечь, звучавшую в его словах. — Я хотел бы выставить свои многолетние работы к юбилею, но, видимо, не получится. Данное мероприятие даже профессору не очень-то по карману. К тому же некому этим вопросом заниматься.

— А когда у Вас день рождения? — поинтересовалась я осторожно.

— Через неделю, Лара, мне стукнет уже седьмой десяток.

Я внимательно посмотрела на него. В источенном многочисленными морщинками лице старика было столько живой, чистой энергии, что ему могли бы позавидовать даже двадцатилетние студенты. Передо мной стоял творческий человек, возраст которого, наверняка, застрял навечно на отметке семнадцати лет. А стареющее тело… разве это показатель, когда душа полна жизненных сил?

— Вы что-то говорили про своего ученика? — мягко начала я, меняя тему. — Он тоже архитектор?

— Нет, Кирилл мог бы стать им, но судьба сложилась иначе… — собеседник тяжело опустился на прежнее место, бросив печальный взгляд на фотографию с рысью.

— Как?! — воскликнула я опрометчиво, но слово — не птица, вылетело — не вернешь.

Владимир Павлович внимательно посмотрел на меня.

— Это важно? — спросил он негромко.

— Возможно, да.

— Так "да" или "возможно"?

— Да.

— Ну, хорошо, — Шинко вздохнул. — Кирюша — мой студент, часто бывал у меня дома, нас объединяла страсть к фотографии. Я многому научил его, а он, в свою очередь, помог мне понять некоторые вещи. Но это, впрочем, совсем не важно. Его жизнь переменилась после гибели родителей и женитьбе на пострадавшей в аварии девушке…

Услышав такие подробности жизни человека, о котором мне рассказывал собеседник, я медленно сползла вниз, где, на мое счастье, оказался обтянутый бордовый тканью стул. На него то я и опустилась, бессильно свесив вдоль тела ослабевшие руки. Неужели интуиция меня не подвела, и сейчас я слышу об Алексе от его старого учителя? Хотя… почему тогда Кирилл? Или это его настоящее имя?

— А на четвертом курсе он попросту исчез, как в воду канул, оставив мне большую часть своих работ. Я пытался разыскать парня, но все было бесполезно.

Лицо профессора посерело от болезненных воспоминаний. Глаза потухли, а морщинки на лбу стали еще отчетливей.

— Чай, — входя в комнату, сообщила его жена. В руках женщины находился расписной поднос, на котором стояли дымящиеся кружки. — Сейчас принесу печенье.

Она вновь удалилась, и вокруг воцарилась тишина.

— Это ведь случилось шестнадцать лет назад? — робко проговорила я, с надеждой глядя на собеседника.

— Вы правы, — он удивленно уставился на меня. — Но, откуда?..

— О-о-о, — протянула я, — это длинная история. Но есть еще вопрос.

— Задавайте.

— У Вас не сохранились фотографии самого Кирилла, я имею в виду его лицо?

Старик покопался в шкафу и достал оттуда толстый серый альбом. Пролистав несколько страниц, он ткнул пальцем в веселого молодого парня лет двадцати, в руках которого был старенький "зенит", а на темноволосой голове красовалась широкополая соломенная шляпа. Снимок оказался черно-белым и чуть-чуть засвеченным, как говориться, сапожник без сапог. Узнать в этом жизнерадостном лице, смотрящем на меня с фото, Алекса, было сложно. Я даже начала сомневаться в своей догадке, но факты говорили сами за себя.

— А какая у него была фамилия? — поинтересовалась я задумчиво.

— Панфилов, — Владимир Павлович смерил меня взглядом. — Ну, теперь Вы расскажите мне, что Вам известно о Кирюше?

— То, что он жив и здоров, если мои предположения верны. Но сначала я хочу все проверить.

Мое заявление осветило бородатую физиономию Шинко такой радостью, что он едва не подпрыгнул на диване, несмотря на тяжесть фигуры и семидесятилетний возраст.

— Но Вы не должны об этом никому говорить, — испугавшись его реакции, пробормотала я быстро.

— Конечно! — ответил искрящийся счастьем собеседник.

— А вот и печенье! — раздался веселый голос Галины Сергеевны.

Мы пили чай с многочисленными кулинарными творениями этой очаровательной старушки. Разговоры за столом велись обо всем на свете, но не касались личности Кирилла. Пожилая пара приняла меня, как собственную дочь, которая у них, кстати, была и сейчас проживала в моем родном городе, тоже занимаясь преподаванием, как и ее родители. Время пролетело быстро, за окном начало темнеть. Поблагодарив чету за гостеприимство, я начала собираться домой, пообещав профессору снова заглянуть на днях. Обувая в прихожей туфли, я услышала за спиной громкий звонок в дверь. Оказалось, что пришла соседка. Она тоже была немолода, но, в отличие от жены Шинко, ее фигура отличалась крупными габаритами. На полном лице женщины лежала печать расстройства.

— Что с тобой, Машенька?! — всплеснув руками, поинтересовалась Галина Сергеевна.

— Не знаю, как мне быть? — тяжело вздохнув, ответила соседка. — Наш лысый кот угробил любимую Мишину вазу. Наверное, придется усыплять паразита, иначе он все перебьет в доме.

— Вы решили убить кота? — я побледнела. Кошки всегда были моей слабостью, а тут такие речи… — Если хотите, я заберу его у вас.

Это решительное заявление привлекло ко мне внимание собеседниц. Обе с удивлением хлопали глазами, пытаясь понять, не шутка ли это?

— Девочка, он очень, очень… э-э-э… характерный, — пробормотала Машенька, глядя на меня с состраданием. — Вы не представляете, кого собираетесь взять.

— Ничего, — я улыбнулась. — Зато я знаю, кому его подарить! — в моих глазах запрыгали веселые искорки. — Поверьте, Ваша киска будет счастлива приобрести такого хозяина.

— А он?

— Он — тоже. Судя по Вашим словам, характеры у них, абсолютно, идентичные.

Обрадованная моим предложением, женщина пулей выскочила из квартиры, а через минуту вернулась, держа в руках нечто невероятное. Кот был серый, почти лысый и, по всей видимости, породистый. Наши с ним зеленые глаза встретились. Мои, более темные, смотрели с интересом, его, с желтым пятном посередине зрачков — с осторожностью. Я заплатила отнекивающейся соседке пятьдесят рублей и забрала покупку, усадив шипящее создание в предложенную мне женой Шинко сумку.

— Его зовут Тайфун, — сообщила на прощанье бывшая владелица. — Вы его только кормите, ладно? А то ведь жалко. Он нам по знакомству достался от кошки подруги. Говорили, будто сфинксы очень умные, а вот то, что они заразы порядочные, никто и словом не обмолвился…

Уже было около одиннадцати часов вечера. Я шла по ночному городу, таща в сумке вопящий подарок для Алекса. Наконец-то я вспомнила о его дне рождения. Интересно, что ждет меня дома? Надеюсь, разборки из-за неожиданного исчезновения не закончатся трагично. Тем паче, у меня для Северина есть сюрприз, который я собираюсь ему торжественно вручить. Вот только, что думает на этот счет сам сюрприз? Сев в метро на практически свободную скамью, я достала кота и, прижав его к груди, начала успокаивать.

— Ну что, Тафочка, теперь мы будем жить с тобой вместе, — гладя тощее серое создание, нашептывала я в его большое треугольное ухо. — И как ты только выносил своих прежних хозяев? Надо же, придумали усыпить животное! Не мудрено, что ты, малыш, с ними не ладил.

Он успокоился, пригревшись, и тихо замурлыкал, почувствовав мое расположение. Длинные коготки от приятных эмоций выпускались из мягких черных подушечек с завидной частотой.

— Эй, серый тигренок, прекрати царапаться, — ласково сказала я, пытаясь разнять мою одежду и его острый коготь, которые сцепились намертво.