Утро выдалось холодное. По небу быстро, меняя очертания, проплывали серые, густые облака. В просветах между ними выглядывало голубое небо.

После трех атак гитлеровцы приутихли. Только пулеметные очереди время от времени посвистывали над головами обороняющихся.

А на плацдарме тем временем бой ни на минуту не ослабевал. По-прежнему грохотала артиллерия. Иногда северный ветер доносил до гвардейцев ровную дробь максима. Над полем боя висело большое облако порохового дыма и пыли. От разрывов тяжелых бомб глухо вздрагивала земля.

Но ничто не могло остановить натиска гвардейских полков. Лейтенант Белов безошибочно отметил, что наши части, прикрываясь дымовой завесой, беспрерывно переправляются через реку в районе плацдарма. По шуму боя, по интенсивности пулеметного огня — по всем этим специфическим приметам нарастающего сражения он понимал, что линия фронта постепенно отодвигается на запад и северо-запад, что мощь наступающих неудержимо растет.

Вместе с тем Белов не мог не заметить и того, что плацдарм не расширяется на юг и вот уже в течение нескольких часов линия фронта в этом месте остается неизменной.

«Не слышно, — думал Белов, — чтобы гитлеровцы на этом фланге оказывали более упорное сопротивление… Вероятно, просто это направление сейчас мало интересует наших».

Вывод был неутешительный. До сих пор Белов не терял надежды: с плацдарма начнут продвигаться сюда, на юг, а седьмая рота отсюда атакует немцев, и можно будет еще днем соединиться со своими. Но сейчас надежда угасла. Нет, не передвигается линия фронта в южном направлении и вряд ли передвинется сегодня. Было для Белова очевидным и то, что следующей ночью прорваться к своим не удастся. Три атаки, следовавшие одна за другой, показали, что немцы приложат все силы, чтоб измотать и уничтожить гвардейцев. В роте уже немало потерь. Имея столько раненых и, главное, считанное количество патронов, вряд ли можно рассчитывать пробить брешь в обороне немцев. Приходилось думать уже не о том, как скорее соединиться со своими, а как продержаться до их прихода.

«Да… Главное сейчас — продержаться», — рассуждал Белов, опустив бинокль, но продолжая смотреть в сторону плацдарма: там, высоко над полем боя, точно косяк журавлей, тянулась с запада эскадрилья фашистских самолетов. «Что ж… будем держаться. Нам не привыкать… Бывали в переделках».

Князев в это время, воспользовавшись паузой, обходил бойцов. По только что отбитым атакам, по упорству, с каким враг рвался к траншее, парторг понимал, что день будет нелегкий. «Эти господа все сделают, чтобы от нас живого места не осталось». Он шагал по траншее, осматривая по пути раненых. Их заметно прибавилось, но все они были перевязаны и заботливо уложены в укрытые местa. Парторг задерживался около каждого, старался приободрить, согреть теплым словом; тех же, кто лежал с закрытыми глазами и не отзывался на его голос, он заботливо прикрывал шинелью.

За время передышки Сергей успел поговорить почти со всеми бойцами роты, находившимися в левой стороне траншеи. Несколько задержался он около Духовного.

— Ну, паникер, как твои дела? Не трусишь, как тогда, на реке?

— Тогда я сплоховал, это верно, да ведь первый раз… — потупив глаза, признался Духовный.

— Ну, а сейчас как? Не пропустишь фашиста?..

— Покуда мы с ним живы, фриц не пройдет, товарищ старший лейтенант, траншеи нашей им не видать! — ответил за Духовного подошедший рядовой Васин.

— А ты что за него говоришь, разве у него языка своего нет? — добродушно заметил Князев. — Ты опытный солдат. За тебя я спокоен. А все-таки, — снова повернулся парторг к Духовному, — ты как думаешь, отобьемся мы от фашистов?

— Фрицы не пройдут, — довольно уверенно ответил солдат.

— Это верно, не пройдут, если мы их не пустим. Помните, друзья, впереди еще трудно будет. Мы у гитлеровцев оказались гостями непрошенными и нежданными. Они, — Князев показал рукой в сторону врага, — ни перед чем не остановятся, чтобы отделаться от нас. Поняли меня?

— Все ясно, — снова ответил за двоих Васин.

— Надо беречь патроны и смотреть в оба. Враг не так уж страшен, как хотел бы казаться. Ну, желаю успеха!

— Будьте в нас уверены, товарищ парторг! Не подведем седьмую роту!

Шел двенадцатый час, когда гитлеровцы пошли в четвертую атаку. Немцы на этот раз лезли с каким-то особым остервенением. За час до атаки они беспрестанно обстреливали траншею; даже произвели два артиллерийских налета, очевидно с дальних позиций. Под прикрытием огня солдаты противника по одному, ползком, начали накапливаться у хаотично нагроможденных камней.

Бесшумно взвилась и поползла вверх зеленая ракета. Не успела сгореть, как из-за камней в сторону нашей траншеи полетели десятки гранат. Они не достигали окопов, но густое облако пыли и дыма, образовавшееся от взрывов, погнало ветром на гвардейцев и на какое-то время ослепило их.

Используя это своеобразное прикрытие, противник бросился в атаку.

— Огонь по фашистам! — вслед за командиром роты громко прокричал старший лейтенант и швырнул в атакующих одну за другой две гранаты.

Вера Казакова, услышав голос Сергея, прижалась к стене траншеи и стала почти в упор расстреливать наступающих. Диск неожиданно кончился, она хотела перезарядить автомат, но рядом разорвалась ручная граната. Взрывной волной ее сильно толкнуло, запорошило глаза. Автомат выпал из рук. Вера обхватила голову руками и в полузабытьи медленно опустилась на дно траншеи. Мимо нее промчался к левому краю обороны Князев. Он первым заметил, что трем фашистам удалось достигнуть траншеи. Сергей дал короткую автоматную очередь — один гитлеровец упал, второй, здоровенный детина, по инерции сделал еще два — три шага вперед, свалился в траншею и постепенно сполз на ее дно. Третьего фашиста сразить очередью не удалось: произошел перекос патрона. Сергей чертыхнулся с досады, перескочил через убитого немца и ударом автомата вышиб из рук третьего оружие в тот момент, когда гитлеровец прыгал в траншею. Этот тоже был рослый детина. Он не растерялся, ловким ударом кулака сбил Князева с ног и, не дав подняться, подмял под себя…

Прямо перед собой Сергей увидел перекошенное от ненависти лицо врага. Что-то закричав по-своему, гитлеровец яростно вцепился ему ногтями в щеки, словно хотел вырвать их. Сергей рывком подтянул ноги и, крякнув, перевалил через себя тяжелое тело немца. Тот выхватил нож и уже занес его над парторгом, но Сергей отпрыгнул в сторону и успел достать пистолет. Через несколько секунд все было кончено. Подхватив автомат, Сергей метнулся к брустверу. Но стрелять ему уже не пришлось: перед траншеей не осталось ни единой живой души. Четвертая ожесточенная атака немцев была отбита.

Сергей с минуту постоял, тяжело опираясь о бруствер. Взгляд его задержался на двух неподвижных фигурах гвардейцев. Один из них сидел на корточках на дне траншеи. Сергей подошел к нему, заглянул под каску. Одутловатое лицо Духовного было безжизненно. Рядом, уткнувшись носом в землю, лежал солдат с изуродованной головой. Сергей приподнял его, положил на спину. Лицо убитого, окровавленное, запыленное, было спокойно. Рядовой Васин… «Будьте в нас уверены, товарищ парторг, не подведем седьмую роту!» — вспомнил Сергей слова, сказанные час назад.

Он не без труда поднялся, почувствовав огромную усталость. В голове стоял шум, лицо горело, точно после ожога.

— Товарищ гвардии старший лейтенант, вы ранены? — неожиданно услышал он знакомый голос. — У вас все лицо в крови!

Перед ним стоял Исаков.

— Тю! Да то не рана. Вас поцарапал кто-то.

Сергей повел рукой по щеке и почувствовал острую боль, точно к обнаженной ране прикоснулся.

— Вот этот, — показал он на убитого немца. — Драться не умеет, цапается, как баба… Как у вас дела?

— Все вроде в норме, товарищ старший лейтенант, — весело ответил Исаков, никогда, видимо, не терявший бодрости. — Лезли здорово, но осеклись. Один из них прямо на плечи старшему сержанту Круглову вскочил, но проехаться не пришлось…

Сергей оставил Исакова у пулемета Васина и Духовного, а сам пошел проверить роту.

Белов сидел на каске. Около него трудилась неутомимая сестра — бинтовала голову.

— Ну, вот и хорошо, — закончив перевязку, сказала Вера. И, собирая разложенные на небольшой белой салфетке, расстеленной на дне траншеи, медикаменты, вату, ножницы, свертывая и укладывая все это в свою вместительную медицинскую сумку, продолжила назидательно:

— А все каску не любите носить! «Лишний груз, на что она нужна»… А не было б у вас, товарищ гвардии лейтенант, каски — верная бы смерть.

— Сама ты, голубушка, без каски и надеваешь ее раз в год по обещанию, — не без иронии заметил Сергей, подошедший сзади.

Вера оглянулась.

— Товарищ старший лейтенант! Что с вами! — воскликнула девушка, приподымаясь. — Что с вашим лицом?

Несколько секунд Вера молча смотрела на Сергея. В глазах ее он видел тревогу. Потом, схватившись за сумку, она с лихорадочной поспешностью стала опять все вынимать из нее.

— Прошу садиться. И быстрее, без разговоров…

Сергей улыбнулся — ему было приятно подчиняться ей.

Вера осторожно начала протирать лицо Сергея спиртом. Он морщился и кряхтел.

— Потерпите. Жжет, знаю, но ничего не поделаешь… Терпите, теперь еще больнее будет. Прижигаю йодом.

Сергей ерзал, но молчал.

Царапины были глубокие. Обрабатывая их, Вера заметила и большой кровоподтек на шее Сергея, и синяк за ухом, и порванный ворот гимнастерки, и выпачканное кровью плечо.

— Что же с тобой было, Сережа? — тихо спросила она и, положив ему на плечи обе руки, легонько притянула к себе.

— Что было? — Сергей вспомнил искаженное злобой лицо навалившегося на него фашиста и невольно вздрогнул. — Так, Верочка… Пустяки… Можно встать?