Центральная группа войск имела в Австрии две дивизии и значительное количество отдельных частей обслуживания (инженерные, связи, ОСНАЗ и т.д.). Учитывая сравнительно небольшую территорию советской зоны оккупации, войска занимали весь казарменный фонд и стояли гарнизонами почти в каждом населенном пункте. Помимо повседневной боевой подготовки, несения службы суточного наряда, охраны линии демаркации, у военнослужащих оставалось свободное время, рационально использовать которое в условиях пребывания в чужой стране было очень трудно. Спортивные соревнования, кино, лекции и доклады на протяжении нескольких лет службы надоедали. Знакомство же со страной и контакты с ее народом всячески пресекались.

Отбор личного состава в части и соединения ЦГВ проводился весьма тщательно, но и при этих условиях в войска проникали по призыву разгильдяи и даже рецидивисты. Запомнился случай, когда один солдат, уже отслуживший в группе войск срочную службу, по возвращении домой достал новый паспорт, по которому он сразу стал на 4–5 лет моложе, вновь был призван в армию, попал служить в Вену и дезертировал к американцам. Количество чрезвычайных происшествий и бесчинств по отношению к местному населению было велико. Да и понятно, на 79-ти, 80-тысячную массу солдат, даже если ее комплектовать из ангелов, наверно найдется сотня чертей. А ведь в группу прибывали живые люди, росшие во время войны. У многих из солдат еще свежи были душевные раны от потери отцов и старших братьев, погибших от рук немцев или тех же австрийцев. И чем больше войск, связанных с боевой техникой, сконцентрировано на незначительной территории, тем больше происшествий, даже при самом высоком уровне дисциплины.

Так называемые ЧП были самыми разнообразными:

При учебных стрельбах снаряд с самолета попал в крышу здания.

Шофер не справился с управлением автомашиной, заехал на тротуар и задавил ребенка и старика-врача, лечившего несколько поколений пациентов в городе.

Солдат на посту, после окрика и выстрела вверх, застрелил идущего к объекту глухонемого.

Механик-водитель танка, проезжая по узкой улице в деревне, въехал в дом.

Два пьяных солдата, в соответствии с указанием коменданта, не были пущены в ресторан в Вене. В отместку они через стеклянную дверь разрядили диск ППШ по танцующей толпе. В результате несколько убитых и много раненых.

Пьяный солдат открыл огонь по межсоюзному патрулю, пытавшемуся его задержать. Советский и французский патрульные были убиты, английский тяжело ранен. Американца-шофера бандит под силой оружия заставил везти его в американскую казарму, где после перестрелки он был обезоружен нашим нарядом.

Подобные тяжелые происшествия, равно как и насилия, мелкие кражи, хулиганство сразу же через печать становились достоянием населения всей Австрии. Каждый, даже незначительный, случай нарушения общественного порядка утрировался и приобретал политическую окраску.

Два подвыпивших офицера в полупустом трамвае спросили кондуктора, сколько стоит арендовать целый вагон, и в шутку заплатили за все свободные места. В «Винер Курир» немедля появилась заметка о том, что советские офицеры не желают ездить в одном вагоне с австрийцами, рассматривая их как неполноценных людей.

Понятно, что наши воины, неся службу за рубежами своей Родины, совершали и много благородных поступков: приходили на помощь при пожарах, спасали утопающих, помогали при наводнениях и т.п. — но эти случаи упорно замалчивались «объективной» австрийской прессой, за исключением газеты компартии «Фольксштимме», число читателей которой было невелико, а ее информацию враги пытались всегда охаять.

Группа войск была укомплектована значительным количеством генералов и старших офицеров. Помимо штаба группы, развернутого по штатам фронтового полевого управления с громоздкими тылами, где даже начальник военторга был полковник, в Вене располагался весьма многочисленный аппарат советской части СК по Австрии, занимавший громадный отель «Империал», Центральная и районные комендатуры города, политаппарат, прокуратура, разведывательные и контрразведывательные части, сплошь состоящие из старших офицеров. Во всех городах имелись военные комендатуры с полномочиями, которые были значительно шире сферы контроля над своими войсками. Вся эта многоступенчатая иерархия военных властей подчинялась главнокомандующему группой и Верховному комиссару по Австрии, объединявшему до 1953 года обе эти функции в одном лице. В 1953 году пост Верховного комиссара был выделен и замещен гражданским лицом в ранге посла.

Помимо военной и гражданской администрации, которая после выделения функций Верховного комиссара вынуждена была согласовывать свои решения в различных ведомствах (МИД и МО), самостоятельно управлялись экономические органы. Поскольку все немецкие активы в зоне, общим количеством свыше 250 заводов, фабрик, имений и др., были конфискованы, для управления ими были созданы УСИА (Управление советским имуществом в Австрии) и Нефтеуправление, подчиненное МВД. Помимо этого, на каждом советском предприятии в Австрии имелся, помимо австрийского директора и главного инженера, дублирующий советский персонал с контрольными функциями.

Весь этот сложный многоступенчатый аппарат пытался вести работу автономно, но исполнители, даже при солидных званиях и должностях, зачастую стремились застраховать себя от возможных неприятностей визами вышестоящих лиц соседнего ведомства, что не могло способствовать решению многочисленных военных, дипломатических, административных и экономических вопросов. Следует заметить, что далеко не все должностные лица, состоявшие в штате того или иного оккупационного учреждения, были действительно загружены работой. Иногда при избытке руководящих деятелей не хватало как раз самого необходимого звена низовых служащих, например переводчиков в комендатурах, инженеров со знанием немецкого языка на заводах, бухгалтеров-контролеров и др.

По роду службы мне приходилось бывать в оккупационных учреждениях бывших союзников, и меня всегда удивляла штатная экономия во всех звеньях их оккупационного механизма, повышенное чувство ответственности и самостоятельность в решении вопросов каждым должностным лицом. Вспоминается случай, когда летом 1950 года, в воскресенье, я получил от начальника штаба группы задание поехать в американскую комендатуру в Вене и любыми средствами изъять арестованного за бесчинства в американском секторе нашего солдата, который в пьяном виде открыл на улице стрельбу из автомата. Часовой, стоявший у комендатуры, информировал меня, что в связи с воскресеньем офицеров никого на службе нет, по городу дежурит мастер-сержант. Только желание поговорить с американским сержантом удержало меня от немедленного возвращения в свой штаб, т.к. я был уверен, что он не в состоянии решить такой сложный вопрос, как выдачу иностранного военнослужащего, совершившего столь тяжкие проступки.

Каково же было мое удивление, когда сержант, узнав, в чем суть дела, немедленно позвонил в 796-й батальон военной полиции в Штифтказерне на Марияхильферштрассе и приказал выдать русскому полковнику арестованного солдата. В комендатуре и батальоне приезд за солдатом полковника вызвал сенсацию. Сопровождая протрезвевшего шалопая в Баден, я думал в пути, что у нас при решении подобного вопроса подчиненные дошли бы до главнокомандующего. Да и дежурить в выходные дни по нашей Центральной комендатуре должны были только старшие офицеры.

Большое количество офицеров во всех, даже маленьких, гарнизонах, как бы подчеркивалось нами. Всем военнослужащим, независимо от звания, запрещалось ношение гражданской одежды. За этим бдительно следила внутренняя комендантская служба. Этим полагали достигнуть постоянного контроля за тем, где находятся офицеры вне службы, их времяпрепровождением. Удавался ли этот замысел, сказать трудно, но отрицательный эффект несомненно был. Обыватель-австриец всюду видел русского солдата, ставшего за 10 лет оккупации, по меньшей мере, маложелательной персоной.

Нужно заметить, что наши западные контрагенты имели в Австрии почти символические оккупационные войска. Американцы — один 350-й пехотный полк, англичане — неполную бригаду, французы — полубригаду альпийских стрелков и незначительные (не считая разведки) подразделения обслуживания.

Этим одновременно преследовались две цели:

1. Не раздражать население, признанное, кстати, без должных оснований, жертвой нацизма демонстративной оккупацией. Большое число иностранных солдат в стране — не лучший способ завоевывать симпатии населения. Неприязнь к иностранному мундиру, конфликты, неизбежные при большой массе оккупационных войск, чужие речь и обычаи неизбежно озлобляют местных жителей, особенно молодежь. Учитывая это, западники даже рядовым вне службы разрешили носить гражданскую одежду, для маскировки их среди гражданского населения.

2. Символическая оккупация с ограниченными войсковыми контингентами недорого стоит и не ложится тяжелым бременем на плечи налогоплательщиков оккупированной страны в том случае, если они содержат оккупантов. Это обстоятельство западная пропаганда упорно внедряла в сознание австрийцев, прозрачно намекая при этом на то, что у русских состав группы войск чрезмерно велик и содержание их подрывает австрийскую экономику.

Во всяком случае, за десять лет оккупации иностранный солдат и в нашей, и в западных зонах достаточно надоел коренным жителям. Неудивительно поэтому, что австрийцы в западных зонах тяготели к нашим бывшим союзникам.

В мае 1955 года в венском дворце принца Евгения Савойского — Бельведере был подписан государственный договор. При его подработке и обсуждении советская сторона удивила западных представителей, да и не только их, своей уступчивостью и пониманием интересов австрийского государства. За несколько сотен промышленных предприятий и сельскохозяйственных имений, составлявших немецкую собственность в Австрии, отобранную нами по праву победителей и переданных Австрии, была взята компенсация в размере 150 млн. долларов с рассрочкой на много лет и с поставкой товарами. Этот выкуп носил символический характер, поскольку один машиностроительный завод в Вайтгофене на Иббсе, на котором было занято около 1500 рабочих, стоил не менее четверти этой суммы. А таких предприятий было немало.

Цистердорфские нефтяные разработки, реконструированные нами и оснащенные современным советским оборудованием, были практически безвозмездно переданы австрийцам за незначительную компенсацию поставками нефти.

Все активы, включая банковские вложения, наличные деньги на предприятиях, движимое имущество переходили в собственность Австрии. Даже многочисленные персональные автомашины советских генеральных директоров и оборудование их служебных квартир передавались безвозмездно австрийской стороне.

Наша делегация, руководимая В.М.Молотовым, без дискуссий согласилась с возрождением австрийской армии в испрашиваемых западниками пределах. На первое обзаведение австрийским воякам была презентована материальная часть самолетов «МиГ-15» для авиационной эскадрильи и некоторое количество танков «Т-34». Оккупационные войска четырех держав выводились из страны через 3 месяца после подписания договора.

Такими неожиданными уступками наше правительство, очевидно, хотело перед уходом завоевать симпатии широких слоев населения Австрии, но враждебная пропаганда, которая крепко держала в своих руках общественное мнение страны, представила щедрый акт русских как заслугу правительства Рааба и помощь западных друзей Австрии. Страна и ее западные покровители ликовали. На улицах Вены и других городов стихийно возникали демонстрации, гулянья, карнавалы. Гремели оркестры, так же, как в 1945 году, экспансивные австрийцы танцевали на площадях. Наша печать трактовала позицию Советского правительства в австрийском вопросе как образец нашего бескорыстия, проявления традиционной политики равноправия малых наций и т.д.

Советские офицеры и солдаты-фронтовики не могли понять, чем вызвана такая щедрость в отношении враждебного нам капиталистического государства, давшего фашистам не только их фюрера, но и 600 000 членов НСДАП, сотни тысяч солдат, офицеров и генералов, бесчинствовавших не менее немцев на оккупированной территории СССР. Все понимали, что обязательство Австрии соблюдать строгий нейтралитет является фикцией и при осложнении обстановки он будет нарушен.

В тяжелое положение была поставлена Компартия Австрии. Коммунисты, борясь за избирателей и авторитет среди рабочих, вынуждены были выступать за скорейший вывод всех оккупационных войск из страны, но руководство КПА понимало, что с уходом советских войск обстановка для работы партии будет весьма тяжелой. Жизнь это подтвердила. После ухода русских в их бывшей зоне начались умело проводимые властями репрессии не только против коммунистов, но и против многих лиц, сотрудничавших с советской администрацией.

Войска западных держав, в соответствии с договором, были в весьма короткий срок выведены в соответствующие зоны Западной Германии. Сложнее было перебросить в СССР войска группы с ее громоздкими тылами, большим количеством техники, многочисленным личным составом, семьями офицеров. Казарменный фонд, квартиры, полигоны сдавались по актам австрийским комиссиям, которые предъявляли зачастую фантастические требования по возмещению так называемых убытков. Ко всеобщему удивлению, нашим командованием были даны указания удовлетворять все претензии этих комиссий и владельцев объектов. Хотя с 1953 года советские оккупационные власти аккуратно платили австрийцам за все, «кроме воздуха», тем не менее счета на возмещение убытков росли по различным поводам и без поводов. Рассчитывая на отсутствие у нас учета, владельцы требовали оплаты жилплощади повторно и вперед за полугодие, при сдаче полигонов оплачивалось все, включая компенсацию за поврежденные при стрельбе межевые знаки, выдавались немалые суммы на ремонт и пр.

Жалобы и претензии поступали в посольство СССР и много времени спустя после убытия войск.

Были и забавные эпизоды. В городке Эбрайхсдорф в чудесном средневековом замке размещался наш радиотехнический полк ОСНАЗ: Перед сдачей замка, приведенного за 10 лет в весьма неприглядное состояние, командир части полковник Юрков догадался пригласить комиссию на прощальный банкет, в ходе которого бургомистр не только подписал нужный акт, но и составил приветственный адрес командиру, где благодарил личный состав части за отличную дисциплину и взаимопонимание с австрийским населением. До этого полк был на одном из первых мест в группе по количеству ЧП. Основательно подвыпив, австрийцы лобызались с офицерами и почти серьезно заявляли, что если бы русские почаще так с ними встречались, то вопрос об окончании оккупации можно было бы и не ставить.

При отъезде эшелонов с войсками на родину их восторженно приветствовали австрийцы. Восторг при проводах не всегда приятен убывающему. Но очень часто можно было видеть и трогательные сцены прощания наших солдат и офицеров с австрийскими девушками, с которыми они, несмотря на строжайшие запреты, втайне от командования дружили и теперь не считали нужным скрывать это. Многие наши друзья-коммунисты, австрийская беднота искренне сожалели о добровольной передаче нами своих позиций в стране в руки их классовых врагов. Они рассчитывали, что решение австрийского вопроса будет иным и советская сторона обусловит в договоре известные демократические привилегии для трудящихся, поставит более прочные преграды проникновению западногерманского капитала в Австрию, оградит от возрождения нацизма.

Но советские войска уходили на Восток. С ними уходили надежды на изменение в стране общественного строя, и наиболее дальновидная часть населения, сотрудничавшая с русскими, изучала возможности эмиграции в ГДР, Венгрию, Югославию. В Австрию продолжало прибывать дорогостоящее, уникальное оборудование для нефтеразработок. После эвакуации последнего эшелона с войсками для уже не существующего военторга поступали вагоны с водкой, военной галантереей, шло сырье для предприятий, ставших уже австрийскими. Мы демонстрировали свою «оперативность». Опыт 1941 года, когда уже после начала войны к границе с Польшей шли составы с хлебом и нефтепродуктами для Германии, учтен не был.

В связи с этим запомнился один характерный эпизод. В 1956 году к коменданту дома, выстроенного нами на Таборштрассе в Вене для сотрудников советского торгпредства, прибыл из Аргентины уполномоченный хозяина, в свое время бежавшего от советских войск. Дом был выстроен на его земле, и поскольку было известно, что ее владелец нацист, наши хозяйственники не считали нужным оформлять в свое время ее покупку в венском магистрате.

Уполномоченный требовал немедленного освобождения территории, занятой домом, для… теннисного корта. При проверке законности этого наглого требования было установлено, что бывший владелец земли «денацифицирован» и из бывшего превратился в настоящего законного хозяина. Уполномоченный требовал сноса нового шестиэтажного здания, зная, что для этого потребуются средства, почти равные затраченным на строительство. С трудом удалось уговорить наглеца принять безвозмездно вместе с землею и дом. Австрийский закон и его блюстители юристы стояли на страже интересов бывшего нациста.

Часть бывших предприятий УСИА, несмотря на запрет, оговоренный в договоре, перешла при помощи различных комбинаций в руки немцев. Началась серия мелких, но тенденциозных акций антисоветского характера:

— Мост Малиновского вновь стал Рейхсбрюке.

— Улица Толбухина получила старое наименование Лаксембургерштрассе.

После опубликования в Австрии ряда материалов о так называемом культе личности Сталина и массовых репрессиях советских граждан бывший бургомистр города Вены, в последующем президент Австрии, Ионас при многотысячном стечении народа на площади, названной в 1945 году именем Сталина, лично сорвал табличку «Сталинплац», заявив, что австрийцы, верные своей дружбе с советским народом, не считают возможным именовать площадь своей столицы ненавистным русским именем Сталина и возвращают ей прежнее наименование Шварценбергплац.

Прах советских воинов-героев, похороненных в 1-м районе города Вены, под благовидным предлогом перенесли на Центральное кладбище во 2-й район. Под видом разоблачения культа личности Сталина в стране началась бешеная антисоветская пропаганда. Поносилось все советское. Газета социалистической партии Австрии «Арбайтер цайтунг» и ее редактор Оскар Поллак изощрялись в злобных выпадах против Страны Советов, и все это преподносилось как проявление дружеских чувств к советскому народу, коему Хрущевым якобы были открыты глаза на ужасы сталинизма.

Вновь были использованы старые перепевы об ограблении Австрии русскими, похищении ими людей, отсталости и некультурности советских граждан. Подсчитывались и выводились баснословные суммы стоимости вывезенной офицерами Советской Армии мебели, приводились анекдотичные случаи переброски из Австрии в СССР самолетами надгробных памятников, коров и пианино для русских генералов. Большой репортаж был посвящен находке на свалке картины Рембрандта, которую комендант 4-й комендатуры города подполковник Г., по невежеству, приказал выбросить из своей квартиры. Подводились итоги по всем чрезвычайным происшествиям за 10 лет с указанием стоимости ущерба вплоть до количества младенцев, прижитых австрийками от русских солдат и офицеров.

Брались отдельные факты, к сожалению, имевшие место за период многолетней оккупации, они утрировались и подавались вместе с далеко идущими обобщениями, рисующими советского человека варваром XX века, просящим австрийца продать за любую цену электрическую лампочку в комплекте с запасом света, незнакомым с элементарными достижениями культуры.

Вся эта антисоветская свистопляска проводилась планомерно и ни для кого из нас не являлась неожиданностью. Она еще раз подтвердила, что оккупация Австрии не принесла нашей стране существенных политических и экономических преимуществ. За этот период мы не смогли завоевать симпатий народа, не обеспечили возможность успешной работы нашей опоры в этой стране — компартии, не создали ей должных предпосылок завоевания большинства масс в будущем. Оговоренный в договоре «вечный нейтралитет» начал приобретать формальный характер.

Экономическое проникновение западногерманских монополий в страну пресечь не удалось, гарантий от возрождения неонацизма на австрийской почве создать мы не смогли.

Таким образом, длительный период оккупации Австрии советскому народу ничего, кроме значительных расходов на содержание войск, не принес.