Период моей деятельности в начале 1960-х годов был, пожалуй, одним из самых плодотворных. И во многом благодаря сотрудничеству с замечательным человеком — Стигом Веннерстремом.

Мне, его будущему куратору, еще до командировки было известно, что он активно работает на нас, что к сотрудничеству с советской военной разведкой в 1948 году его привлек полковник ГРУ И.П.Рыбаченков.

Официальная передача на связь была осуществлена в конце октября 1960 года, когда мы с моим предшественником посетили Командную экспедицию, где Стиг занимал должность начальника военно-воздушного сектора. Прямо там, в рабочем кабинете, Веннерстрем мне передал первую партию отснятых фотопленок, содержащих секретные документы, касающиеся военного строительства ВС США и НАТО.

Это был стройный, подтянутый офицер. Несмотря на то, что ему уже было за пятьдесят (родился в 1906 г.), он оставался мастером спорта, отличным стрелком, пилотом. Веннерстрем владел дюжиной языков, в том числе и русским. У него к тому времени уже было две взрослые дочери, а жена, как поговаривали, состояла в дальнем родстве с королем Густавом VI Адольфом. Обширные связи Веннерстрема в военных кругах и при королевском дворе открывали ему превосходные возможности для ведения разведки. Стиг имел практически неограниченный доступ к секретным материалам, касавшимся не столько Швеции, сколько США, Англии и ФРГ. Вероятно, со времен вербовки полковника австро-венгерского Генштаба Альфреда Редля русская и советская военные разведки вряд ли имели более ценного агента.

Ценность Веннерстрема возрастала еще и потому, что официальное положение обеспечивало ему беспрепятственные, прочно легендированные контакты с советскими военными представителями. Ведь с ними он по долгу службы должен был встречаться по нескольку раз в неделю.

За годы работы на ГРУ он передал тысячи совершенно секретных документов, касающихся прежде всего стран НАТО. Все связи и сотрудничество Министерства обороны Швеции с натовцами, благодаря Веннерстрему, осуществлялись на виду у нашей службы. Особенно ценными оказались добытые Веннерстремом документы по ракетному вооружению США и Англии.

Тогда, напомню, разгорался карибский кризис, и мир оказался поставленным на грань ядерной войны.

И именно через Стига советское высшее политическое руководство получило ценнейшие на тот момент сведения о приведении военно-морского флота США в состояние боевой готовности, выходе американских подводных лодок в Северную Атлантику для возможного блокирования нашего Северного флота, дабы не допустить его выхода в Атлантику к Кубе. Передача срочной, сверхсекретной и важнейшей для судеб мира информации произошла, кстати, в условиях, совершенно недопустимых с точки зрения элементарной конспирации. Вечером Веннерстрем позвонил в посольство и пригласил меня в ресторан. Естественно, он не мог не знать, что все посольские телефоны прослушиваются. При встрече за обедом пришлось учинить ему разнос за нарушение конспирации. Возможно, это было сделано грубо. Но мне от души было жаль ставить его под удар, несмотря на всю ценность сообщенной им информации. Мне было его жаль не только как агента, но и просто как человека.

А что Стиг? Лишь беззаботно рассмеялся в ответ на мои упреки и сообщил, что контроль связей советского военного атташе с местными жителями и иностранцами — это его личные должностные обязанности. Дескать, он, как «жена Цезаря», вне подозрений. К сожалению, дальнейшее развитие событий показало, что уверенность в этом оказалась чрезмерной и в последующем подвела его.

Чрезмерная «раскованность» Стига порой просто поражала. Вот еще случай… Военные атташе нередко организовывали кинококтейли для коллег из страны пребывания. На один из таких «малых приемов» прибыл начальник шведской военной контрразведки контр-адмирал Хеннинг. И во время комментирования адмиралу фильма мне, сидя между ним и Веннерстремом, пришлось получить от полковника несколько кассет с материалами. Конечно, это был самый «оригинальный» способ контакта с агентом за всю мою деятельность. Кому еще доводилось получать информацию от агента в присутствии начальника контрразведки? Веннерстрему ничего не стоило заехать за советским военным атташе на служебной машине, «перехватить» его по пути следования на работу…

Не откажешь ему и в чувстве юмора. Припоминаю, как одно время он передавал мне фотопленки через тайник, оборудованный в медицинской аптечке, висящей на его вилле. Изъяв на одной из вечеринок предназначенную мне посылку, я дождался, пока уйдут гости, и под громкую музыку шепотом шутливо спросил Веннерстрема, для чего он наклеил на аптечный ящичек красный крест — чтобы глупые шведы поняли, что это аптечка? Он так же шепотом ответил: нет, чтобы умные русские поняли, что это тайник…

Что толкнуло шведского офицера на сотрудничество с советской военной разведкой? Деньги? Вознаграждение от нас он получал почти символическое — 3000 крон. Для сравнения: портье в моем доме получал 1400. Мы понимали, что, помимо симпатий к СССР, шведским полковником двигало в условиях холодной войны еще и стремление не допустить превращения ее в «горячую», мировую. Он, аристократ, понимал свой долг честного человека как необходимость достижения паритета сил между двумя блоками, что только и могло гарантировать мир. Веннерстрем, передавая нам важную информацию, тем самым помогал «уравновесить» военную активность стран НАТО с нашей.

В июне 1961 года Веннерстрем в соответствии с действующим в шведской армии положением уволился по возрасту. Ему предложили две гражданские должности — консулом в Испанию и советником в Министерство иностранных дел. Центр остановил свой выбор на МИД. По моему мнению, было бы обоснованным дать агенту заслуженный отдых, но Центр настаивал на немедленном продолжении работы. Хотя время-то было горячим. С переходом Стига на новую должность резко изменились условия связи. Сократились и возможности получения военной информации. Пришлось чаще довольствоваться информацией политической и научно-технической.

Сейчас трудно назвать причины или виновных в провале одного из видных агентов советской военной разведки 19 июля 1963 года. Следует отметить, что в работе с ним мы, наверное, допустили ряд ошибок, которые могли повлиять на его безопасность. Прежде всего мы старались получить от Стига как можно больше информации, в том числе и такой, к которой у него был крайне ограниченный допуск. Это могло навлечь подозрения со стороны контрразведки. Получаемая от него информация использовалась не только непосредственно в ГРУ, но и поступала в различные заинтересованные ведомства, к примеру в Государственный комитет по науке и технике. К этой информации могли, вероятно, иметь доступ в числе прочих и предатели Пеньковский и Поляков. Конечно, они не знали конкретно, от кого поступают такие-то материалы, но вычислить источник, проведя скрупулезный анализ, наверное, было все же возможно.

Был еще достаточно неприятный эпизод в работе с агентом, связанный с организацией встречи с ним в Хельсинки. Там встречу представителя Центра обеспечивал наш контрразведчик, а через несколько дней именно этот контрразведчик бежал в Англию. Конечно, не стоит и сомневаться, что он наверняка обрисовал внешность Веннерстрема. Вообще, чем больше огрехов вспоминаю, тем большую вину испытываю перед этим человеком…

На мой взгляд, видимо, не совсем оптимальным было наше решение о дальнейшем использовании агента после увольнения с военной службы. Уехал бы он в Испанию, осел там и продолжал бы оказывать нам прекрасную долговременную помощь. Однако было принято другое решение. Так как теперь поддерживать с ним контакты мне стало затруднительно, из Москвы прибыл новый наш сотрудник под прикрытием первого секретаря посольства (Георгий Павлович Барановский). Центр полагал, что Веннерстрему в его новом качестве будет легче встречаться с дипломатом. Контактов со Стигом с этого момента я уже не поддерживал.

До сих пор меня удивляет, почему после неожиданного ареста никто палец о палец не ударил, чтобы облегчить его судьбу. За прошедшую треть столетия это можно было бы сделать. Вариантов было множество… А как получилось в действительности? Сразу же после ареста о его судьбе никто даже не подумал.

Думали об одном: как избежать крупного скандала. Помню, когда шведы после ареста Веннерстрема пригласили 22.07.1963 г. нашего консула и заявили, что высылают военного атташе и первого секретаря посольства — то есть меня и Барановского, — нашими были приняты самые срочные меры, чтобы выполнить чужое требование, хотя шведы не указали конкретных сроков отъезда. Смешно рассказывать, но для этого срочно разгрузили сухогруз «Репнино» водоизмещением аж в пять тысяч тонн! Такое указание по просьбе моих коллег дал министр морского флота СССР, и этот пароход повез через Балтику всего двух пассажиров — меня и моего товарища.

Суд приговорил Стига Веннерстрема за шпионаж в пользу советской военной разведки к пожизненному тюремному заключению. Примечательно: в последнем слове он отрицал вину в нанесении ущерба безопасности Швеции (за раскрытие натовских планов его, естественно, не могли судить) и заявил, что история рассудит, был ли он прав, борясь за предотвращение новой мировой войны.

Думаю, последующее развитие событий оправдало жертву, которую принес Веннерстрем. Карибский кризис не перерос в мировую термоядерную войну, которая не обошла бы стороной и нейтральную Швецию. Да и все послевоенные годы, не без усилий разведчиков, удавалось избежать худшего для судеб мира.

Веннерстрем по достижении преклонного возраста был все-таки освобожден из заключения. Хотелось бы выразить ему благодарность за бескорыстную помощь делу сохранения мира в годы холодной войны.

Будем помнить, что в истории наших тайных деяний есть такое имя — Стиг Веннерстрем. К сожалению, о нем пока не было ни книг, ни фильмов. А давно пора бы иметь.

После моего возвращения в Москву начались серьезные расследования провала. Как всегда, стали искать виновных. Разумеется, после высылки из Швеции я уже никуда больше не выезжал. А в 1968 году был уволен на пенсию.