1
…опять и опять галлюцинировал в бесконечном коридоре, пронизавшем пространство, попадал все в новые и новые миры, искал в них «игроков» и не мог найти. Но сейчас он впервые наткнулся на нечто, совершенно отличное от надоевшей, утомительной бутафории тех миров. Еще не поняв, что же это, Грэм уже содрогнулся от страха.
Он медленно обводил взором помещение. Небольшой прямоугольный зал, стены затянуты меняющим цвет пластиком-хамелеоном. С потолка свисают десятки прожекторов с крупными белыми номерами и миниатюрные камеры на гибких металлических щупальцах-манипуляторах. Одна из сторон прямоугольника – стеклянная стена, за которой видится огромный пульт, усеянный ручками, кнопками, экранами. За ним сидело несколько человек. Один из них что было сил кричал в микрофон, ероша редеющие волосы:
– Стоп! Немедленно прервите передачу! Не видите, что ли, что тут делается? Выключайте! Какой идиот скоммутировал видеонную программу на студийные камеры?
– Позвольте мне, дорогие телезрители, от вашего имени поблагодарить профессора Лемховича за интересную беседу, – произнес мягкий мужской голос за спиной Грэма. – А теперь – эстрадная программа. Передача из Будапешта.
Грэм резко обернулся. В противоположном конце зала металлические щупальца сгрудились вокруг большого овального стола. Объективы камер были направлены на тех восьмерых, что расположились за столом: пятеро мужчин, две женщины, один мальчик. Судя по их одежде, он снова угодил в какую-то прошлую эпоху. Особенно странное впечатление производило отсутствие здесь той многозначительности, проникнутой ожиданием каких-то необыкновенных событий, что была свойственна всем мирам, находившимся под властью "игроков".
В душе возникло смутное пока предчувствие. Эти люди… непохоже, чтобы кто-то ими командовал. Жизнь, свободу, самую неподдельную волю ощущал он как некий невидимый, но вполне реальный ореол, их окружающий. Вот так излучает тепло раскаленный металл. А вдруг он наконец-то попал в мир, где чужаки лишены власти, где человек – это человек, жизнь – просто жизнь? Такая, какой ей и следует быть.
Непонятно почему, они его не замечали. Хотя, вероятно, дело было в том, что все они сосредоточились на нескольких старинных плоских телевизорах, стоявших друг подле друга. Что же так владело их вниманием? Грэм сделал несколько шагов по направлению к столу, глянул на экраны.
Ничего особенного… На всех экранах – одно и то же: группа вокруг овального стола в различных ракурсах. Что тут такого? Почему у них такие напряженные лица?
И вдруг он понял. Все они смотрели лишь на один экран. Тот, где изображен был Грэм, стоящий перед столом и заслоняющий часть группы. Похолодев, он переводил глаза с экрана на экран. На двух из них он просто не входил в кадр. Но остальные… картина охватывала стол, пространство перед ним, людей… Только одного на ней не хватало.
Грэма.
Его глаза вновь и вновь пробегали по экранам, но истина была очевидна. На одном из них он себя видел, на двух других не вошел в кадр, для остальных пяти он словно был человеком-невидимкой.
– Что здесь происходит?.. – наконец выговорил он неузнаваемым дребезжащим голосом.
Люди вздрогнули, один из них приподнялся в кресле, но все они продолжали смотреть на экраны, никто не перевел взгляд на Грэма. Мужчина с редкими волосами, сидевший за стеклянной стеной, шарил руками по пульту. Друг за другом гасли красные сигналы на миниатюрных камерах, вместе с ними гасли экраны.
Из-за стола поднялся старик с седой гривой, одетый в коричневый костюм Он поднял чуть дрожащую руку и попросил:
– Пожалуйста, не выключайте все камеры! Оставьте вот эту… да, третью. Прошу вас…
Теперь среди матовых окон погасших экранов светился белым всего один – тот, на котором был Грэм. Люди, собравшиеся за столом, продолжали пристально его рассматривать, словно происходило что-то из ряда вон выходящее. Наверное, так оно и было… Из ниоткуда появившийся человек может вызвать изумление, даже страх. Вот только экраны эти… что-то тут не в порядке. Технический срыв, с надеждой подумал Грэм. Но почему же они все-таки на него не смотрят?
– Я, кажется, спросил, что здесь происходит! – повторил он с гневом, порожденным страхом.
Они снова вздрогнули, еще пристальнее уставились в единственный светящийся экран, будто не замечая стоящего рядом живого человека. Чуть наклонившись вперед, старик неуверенно спросил:
– Вы… с кем говорите?
– Смешно, – нервно отозвался сидевший рядом молодой кудрявый брюнет с фатоватыми усиками и чересчур самоуверенной физиономией. – Что вы, не видите – это всего лишь изображение, фантом… Какой он может дать ответ?
Грэм стремительно шагнул к говорившему. Его вдруг осенило: а вдруг это и есть "игроки"? Накатили злость, гнев, желание проучить человека с холодным насмешливым лицом. Сильно его бить он не собирался, достаточно будет сбросить со стула.
Перегнувшись через стол, Грэм ухватил обидчика за рукав и дернул… Тело подалось лишь на миг, а затем, хотя он ожидал, что оно рухнет на пол, налилось вдруг невыносимой, непосильной для его рук тяжестью. Переведя дух, Грэм предпринял вторую, еще более неуспешную попытку. За столом сидела будто каменная, вмурованная в пол статуя.
И тут что-то в нем оборвалось. Грэм потерял какой бы то ни было контроль над собой. Он метался по студии, бился о стены, обрушивался на людей, аппаратуру, мебель, а сознание, таившееся где-то на самом дне его мозга, лишь отдельными вспышками регистрировало это бесплодное буйство. Ни один – даже самый мелкий – предмет ему не удалось стронуть с места. Материя словно застыла в неподвижности.
– Говорил же я вам, – откуда-то издалека донеслись до него слова фата. – Это всего лишь паразитное видеонное изображение. Какая-то техническая неисправность, наверное… а, может, снова кто-то из техников обрабатывал домашний видеон на казенной аппаратуре…
Грэм обернулся. Ах, эта издевательская улыбка!..
– Какое я вам изображение! – выкрикнул он. – Я такой же человек, как и все вы! Что вы со мной сделали?
Одна из женщин закрыла лицо ладонями. На этот раз даже уверенному в себе брюнету несколько изменило самообладание. Не смутился только мальчик, он протянул руку к единственному работающему экрану и громко объявил:
– Я его узнал. Это Грэм Троол, галактический разведчик. Вот только где его пантера?
Грэм изо всех сил сжал кулаки. Его здесь знали… Это хорошо. Может быть, с ними удастся найти общий язык. Может, все еще окажется каким-то недоразумением.
– Бессмыслица… – пробормотал тип с фатоватыми усиками.
Кто-то на него шикнул. Старик в коричневом костюме отстранил его и сам склонился над столом, вытягивая шею в сторону светящегося экрана.
– Грэм… Грэм Троол! Вы меня слышите?
– Да, – мрачно ответил Грэм, – слышу. Я ведь здесь, черт подери! И почему вы на меня не смотрите?
Глаза старика расширились. Он закусил губу, неуверенно указал рукой на экран.
– Как это не смотрю? Наоборот. Вот вы!
– Нет, не смотрите! – нервно возразил Грэм. – Вперились в этот идиотский телевизор и ни за что не желаете ко мне повернуться. Вы что, ослепли? Я же здесь, перед самым столом!
С кукольной покорностью тот повернулся и уставился на Грэма абсолютно незрячим взглядом. Лишенные всякого выражения глаза старика блестели, будто оловянные пуговицы, в течение нескольких секунд он пытался что-то высмотреть на уровне груди Грэма, потом снова воззрился на экран.
– А вы уверены, что находитесь здесь? – голос у старика дрожал.
Грэм хотел ответить, но почувствовал, что в горле засел ком. Он только неопределенно махнул рукой и провел ладонями по своему телу, словно хотел увериться в собственном существовании. Его собеседник ответа дожидаться не стал. Он вдруг охнул и обернулся к своему соседу – низенькому полному мужчине в очках с толстыми стеклами.
– Ваш эксперимент… Кого вы, говорите, выбрали в герои программы?
Тот, наверное, что-то понял, потому что разом побледнел, а на лбу у него выступили бисеринки пота – будто кто-то внезапно сжал пропитанную влагой губку. Он протянул к экрану руку, потом безвольно уронил ее на стол. Голос с трудом вырывался из его перехваченного спазмом горла:
– Он… это… Грэм Троол… нет, просто невероятно…
Грэм бросился к нему, хотел дернуть, повернуть к себе, но вспомнил о прежней неуспешной попытке, а потому лишь склонился над съежившимся, оцепеневшим человечком. Боком он уперся в твердое, как камень, тело старика.
– Что вы обо мне знаете?
Низкорослый, однако, его не замечал. Словно под гипнозом, он смотрел на светящийся экран и бессвязно шептал:
– Грэм Троол… объем памяти… мы думали, контуры сгорели… нет, это не он… это кто-то другой…
– Вот что, мне это осточертело, – раздался голос все того же молодого зазнайки.
Грэм увидел, как старик обернулся к нему и, схватив за плечи, изо всех сил затряс, не дожидаясь, когда тот договорит:
– …и я велю, чтобы его выключили…
– В таком случае вы будете иметь удовольствие получить трепку от лауреата Нобелевской премии! – злобно прорычал старик. Особенно физически крепким он не выглядел, но гнев как бы зарядил электричеством каждую клеточку его тела. – Сидите смирно и держите на привязи свой проклятый язычок! Это такой же человек, как и любой из нас!
– Вот еще! – упорствовал тот. – Какой там еще человек…
– А вам известно, что такое человек? Нет? Тогда помалкивайте и не мешайте говорить другим!
– Не может быть, чтобы это был наш Грэм… – продолжал шептать очкастый.
– Успокойтесь, коллега. Лучше всех может рассеять наши сомнения он сам.
Теперь старик выглядел почти спокойным. Одернув пиджак, он сел на свое место и обернулся к экрану.
– Грэм… Вы, вероятно, в растерянности… Поверьте, мы взволнованы не меньше вашего. Однако расскажите нам о себе все. Что произошло, как вы сюда попали, что видели… Прошу вас, рассказывайте…
В динамике раздался голос из-за стеклянной стены:
– На это нет времени. Студия нужна для…
– Замолчите! – властно поднял руку старик. – Молчите и включите видеозапись, если вы ее уже выключили. Здесь происходит нечто выше вашего разумения.
Затем снова повернулся к экрану, выражение его лица смягчилось.
– Говорите, Грэм. Мы вас слушаем.
– Хорошо, – сказал Грэм. – Я расскажу. Все это началось несколько дней тому назад. Был вечер, пошел дождь…
2
Крупный русоголовый мужчина на экране умолк, но все продолжали сидеть в оцепенении, словно ожидая, когда он скажет еще что-то, что рассеяло бы кошмар, избавило их от страшной, невероятной развязки. Казалось, достаточно повернуть голову – и увидишь его здесь, перед самым столом; в то же время они отдавали себе отчет в том, что это исключено, ибо он представлял собою всего лишь изображение, электронный фантом, случайно забредший на студийный телевизионный монитор. Чертежница закусила уголок измятого платочка, научный сотрудник нервно шмыгнул носом, ведущий непрерывно приподнимал плечи, словно хотел размяться после долгого сидения на одном месте. Даже с лица школьника сползло вызывающее выражение, характерное для юных, – видимо, ему бессознательно хотелось съежиться, казаться меньше чем на самом деле, вернуться в тот возраст, когда все решения принимали за него взрослые.
Лемхович встряхнул головой. Он выглядел сейчас лет на десять старше. Куда-то делась его вечная скептическая улыбка. Обернувшись к сотруднику Исследовательского центра, он попытался встретиться с ним взглядом, но тот упорно не поднимал глаз от стола.
– Мне кажется, все сходится, коллега… – тихо произнес Лемхович. – Перегрузки… срывы, попытки логического фильтра ввести действие в колею… удержать в цепях сознание, открывшее для себя свободу…
Плечи научного сотрудника дрогнули. Голос его звучал до неузнаваемости глухо.
– Да, сходится… Все понятно, я с самого начала это почувствовал.
Он вдруг поднял полные слез глаза и почти закричал в отчаянии:
– Ну, так что теперь? Чего вы теперь от меня потребуете? Откуда я мог знать, что он обретет жизнь? Известно вам, сколько раз до сих пор делались попытки создать искусственный интеллект? И ни одна… слышите, ни одна!..
– При чем тут искусственный интеллект? – в донесшемся с экрана голосе Грэма Троола звучала тревога. – Объяснит мне кто-нибудь в конце концов, что здесь происходит?
– Что ж, могу я, – деловито поднялся со своего места ведущий. – Коротко, в двух словах. Вы – экранный образ, понимаете, пер-со-наж! Ваше сознание, ваши миры – все это лишь комбинация сигналов, подаваемых компьютером на телевизионный аппарат. В качестве такой комбинации сигналов вы и путешествовали по проводникам электросети. Бесконечное пространство… коридоры… туннели… ха-ха! Проще сказать: от штепселя к штепселю, от телевизора к…
Договорить ему не дал научный сотрудник. Этот низкорослый человечек вскочил и невероятно точным ударом свалил журналиста на пол. В следующий миг тот, приподнявшись на локтях, недоуменно ощупывал челюсть, а научный сотрудник, стоял над ним и в полном изумлении, щурясь, рассматривал свой воинственно воздетый кулачок.
На экране Грэм Троол сжимал виски так, что казалось; он хочет смять, уничтожить не укладывавшуюся в голове, чудовищную весть, которая лишала его права на жизнь.
– Как же так… – невольно вырвалось у него. – Я хотел добраться до "игроков"… а вы… Вы ведь люди! Сделайте же что-нибудь… или не можете?
– Да, Грэм, мы не в силах что-либо изменить, – упавшим голосом заговорил Лемхович. – Мы не те "игроки", которых вы искали… Нет силы, способной преодолеть стоящую между нами преграду. И вина в том наша… Моя… его… всех нас… Да, человек не может без искусства! Без зрелищ! Вот мы и совершенствовали зрелища, постоянно. Сто пятьдесят лет тому назад создали кино, "великого немого". Потом дали ему голос, сделали цветным, потом объемным… И все это привело нас к последнему порогу, когда уже подлинным, настоящим личностям придется страдать ради нашего развлечения. И в чем же тогда разница между нами и древними римлянами с их кровавыми схватками гладиаторов, с их сладострастным "убей его" – и большой палец вниз? Черт бы побрал нас, любителей трагедий! Задумались ли мы хоть раз о том, что стоит за экраном, за грамофонной пластинкой, за страницами книги? Умей мы все это почувствовать, давно стали бы в сотни раз добрее и лучше! Стотысячным тиражом убиваем Ромео и Джульетту… и еще ладно, когда это Ромео и Джульетта, а ведь часто наши развлечения ничего общего с искусством не имеют, тогда мы швыряем на потребу ненасытной публике мучения Джона Уилберри и ему подобных. И ни разу нам не пришло в голову подумать об образе, о слове как о частице живого человеческого существа…
Чертежница всхлипывала, уже не таясь, строитель сжимал зубы, писатель катал по столу самописку, не замечая, что золотое перо давно сломано…
– Кому вы все это говорите, профессор? – прошепелявил разбитым ртом ведущий.
Лемхович провел ладонью по лицу.
– Себе… да и другим…
Ему хотелось по-настоящему сильным, проникновенным словом поддержать Грэма. Он посмотрел на экран, вздрогнул и замер в безмолвии.
Погасший матовый прямоугольник теперь уже ничем не отличался от остальных семи.
Лишь в глубине его видны были белесые, но достоверные отражения стола и собравшихся за ним людей, прожекторов, стен студии… и, черт подери, просопел Лемхович, за этими отраженными стенами есть же какой-то мир… он живет… живет…