Мишель Обама сидела прямо передо мной в галерее над залом Палаты представителей и внимательно слушала, как ее муж зачитывает свое последнее послание Конгрессу «О положении в стране». Это было душераздирающее и печальное зрелище. Пропасть между политическими лагерями на Капитолийском холме в тот холодный зимний вечер была широкой и глубокой как никогда. На нас надвигалась президентская кампания, которая традиционно носит ожесточенный характер. Прошло 28 лет с тех пор, как я впервые ступил на землю Соединенных Штатов. И вот теперь я, глава Microsoft, был гостем первой леди и вместе с десятками миллионов людей по всему миру наблюдал, как президент Обама с мрачным видом озвучивает некоторые ключевые вопросы, с которыми придется иметь дело его преемнику, кем бы он ни был.

Один из вопросов, поставленных президентом, будто был адресован мне: «Как заставить технологии работать на нас, а не против нас, особенно если придется иметь дело с неотложными проблемами, такими как изменение климата?» Я ощутил (а может, это разыгралось воображение?), что на меня уставились сотни пар глаз в ожидании моей реакции.

Президент продолжал: «Причина обеспокоенности многих американцев заключается в том, что экономика претерпевает в последнее время глубинные изменения, которые начались задолго до Великой рецессии и идут до сих пор. Сегодня технологии вытесняют работников не только у конвейера, но и вообще отовсюду, где труд можно автоматизировать. Компании в эпоху глобальной экономики могут территориально находиться где угодно. Они сталкиваются со все более жесткой конкуренцией».

Я поерзал в кресле. Президент вкратце выразил нашу общую обеспокоенность по поводу технологий и их влияния на занятость. Эта обеспокоенность впоследствии приведет к победе на президентских выборах Дональда Трампа. Действительно, сразу после выборов мы вместе с коллегами из IT-сектора принимали участие в круглом столе с новоизбранным президентом Трампом, который, как и его предшественник, хотел узнать, как мы намереваемся продолжать внедрение инноваций и одновременно создавать новые рабочие места.

Мы прежде всего нуждаемся в технологических прорывах, которые станут драйверами экономического роста. Я убежден, что смешанная реальность, искусственный интеллект и квантовые вычисления и есть те инновации, которые станут катализаторами перемен.

Я как сын экономиста и крупный предприниматель твердо намерен решать эти проблемы. Растет ли наша экономика? Нет. Снижается ли уровень неравенства? Нет. Нужны ли нам новые технологические прорывы для достижения этих целей? Да. Приведут ли новые технологии к вытеснению человеческого труда? Да. И как же тогда нам добиться сбалансированного роста, способствующего решению социальных проблем? Возможно, поиск ответа на последний вопрос – самая насущная необходимость нашего времени.

В последние десятилетия мир потратил сотни миллиардов долларов на технологическое оснащение: персональные компьютеры, сотовые телефоны, планшеты, принтеры, роботы, разнообразные «умные» устройства, – а также на обширную сетевую инфраструктуру, которая соединила их между собой. Цель состояла в повышении производительности и эффективности. И что же мы получили в итоге? Лауреат Нобелевской премии по экономике Роберт Солоу язвительно пошутил на сей счет: «Компьютерная эра наступила во всех сферах, кроме статистики производительности труда». Тем не менее с середины 1990-х по 2004 год компьютерная революция внесла заметный вклад в возобновление роста производительности труда, который застыл на одном месте. Но, кроме этого очень краткого периода, мировой рост ВВП на душу населения (важный показатель экономической производительности) разочаровывал: его темпы составляли чуть более одного процента в год.

Разумеется, при помощи ВВП невозможно адекватно оценить реальные достижения в сфере роста человеческого благосостояния. Во время панельной дискуссии на форуме в Давосе профессор Школы управления Массачусетского технологического института Эндрю Макафи указал, что данные о производительности труда не способны отразить то влияние, которое технологии оказывают на улучшение жизнь людей – от подвижек в здравоохранении до инструментов вроде «Википедии», которые делают информацию доступной миллионам людей в любое время и в любом месте. Подумайте об этом в другом ключе. Что бы вы предпочли: иметь сто тысяч долларов сегодня или быть миллионером в 1920 году? Многие предпочли бы иметь миллионы и жить в прошлом столетии. Но за все свои деньги вы бы не смогли в то время приобрести пенициллин, сотовый телефон, чтобы поговорить с семьей на другом конце страны, и много других благ цивилизации, которые сегодня мы воспринимаем как должное.

Итак, на практике у нас есть не только мера благосостояния под названием ВВП, но и моральное обязательство продолжать инновации, создавать технологии для разрешения крупных проблем – быть силой, которая несет миру добро и экономическое процветание. Как мы можем использовать технологии для того, чтобы ответить на величайшие вызовы, стоящие перед обществом: климатические изменения, рак и необходимость обеспечить людей полезной, созидательной, осмысленной работой, чтобы компенсировать сокращение рабочих мест из-за автоматизации?

Всего за неделю до оглашения послания президента Обамы в Вашингтоне лидеры ближневосточных стран задали мне похожие вопросы во время наших встреч с заказчиками и партнерами в Дубае, Каире и Стамбуле. Политиков интересовало, как последняя технологическая волна может увеличить число рабочих мест и расширить экономические возможности.

Куда бы я ни ехал, главы городов, регионов и государств задают мне этот вопрос чаще всего. В ответ я пытаюсь заставить чиновников шире взглянуть на роль технологий в экономическом развитии. Они же слишком часто сосредоточены на том, как заманить к себе компании из Кремниевой долины, чтобы те открывали у них свои представительства. Они хотят стать филиалами Кремниевой долины. Вместо этого им нужно разработать план, как сделать передовые технологии доступными для местных предпринимателей. Только так можно естественным путем увеличить число рабочих мест в своем городе или своей стране – и не только в хай-тек-индустрии, но и во всех отраслях экономики. Нужно разрабатывать экономические стратегии, направленные на увеличение естественных выгод, которые регионы получат от отдельных отраслей, если будут полноценно и быстро осваивать передовые технологии.

Однако зачастую возникает более крупная проблема: политики не уверены в целесообразности вложений в передовые технологии, такие как облако. Самое разительное отличие между лидерами заключается в их отношении к новой технологии – боятся ли они ее или готовы взять ее на вооружение. Именно это различие и способно определить траекторию движения экономики страны.

Давайте заглянем в историю. В эпоху промышленной революции XIX столетия Великобритания стала колыбелью множества важнейших технологий. Естественно, это обеспечило Британской империи преимущество в борьбе за экономическое превосходство. Судьбу прочих наций во многом решал их отклик на технологические прорывы британцев. Бельгия резко нарастила промышленное производство до уровня, не уступающего Великобритании. Она воспользовалась плодами инновационного прорыва британцев, инвестировала во вспомогательную инфраструктуру, например в железные дороги, и сформировала нормативно-правовую среду, которая способствовала развитию предпринимательства. В результате подобной политики Бельгия заняла лидирующие позиции в угольной, текстильной и металлообрабатывающей промышленности. А вот промышленное производство в Испании значительно отставало от других европейских стран, потому что Испания слишком медленно внедряла сторонние инновации и проводила политику протекционизма, что и стало для нее тормозом в сфере глобальной конкуренции.

Действие того же принципа мы можем наблюдать и в недавней истории. Африканское государство Малави всегда было одним из беднейших в мире. Но в последние десять лет ускоренное использование мобильных телефонов оказало мощное позитивное воздействие на развитие этой страны. Из-за слаборазвитой проводной телефонной связи Малави находилась в невыгодном экономическом положении. В 2006 году страна совершила внушительный рывок в сторону сотовой связи, приняв Национальную политику развития информационно-коммуникационных технологий, которая стимулировала инвестиции в мобильную инфраструктуру, устранив препятствия к ее развитию – например, отменив пошлины на импорт мобильных телефонов. В результате количество сотовых аппаратов у пользователей резко возросло, что, в свою очередь, обеспечило рост местного бизнеса мобильных платежей. Если учесть, что 80 процентов населения до той поры не пользовалось банковскими услугами, такие платежи приобрели особую важность. Сегодня процент охвата мобильными платежами в Малави выше, чем во многих развитых странах.

Точно так же принятая властями Руанды инициатива Vision 2020 способствовала оздоровлению экономики и образовательной системы в стране, облегчив населению доступ к мобильному интернету и облачным сервисам. Стартапы вроде TextIt, который предоставляет компаниям по всему миру возможность общаться с клиентами посредством облачных SMS-рассылок и голосовых приложений, дают надежду на дальнейшее развитие этого государства, страдающего от множества проблем.

Тема диффузии, то есть распространения технологий и их воздействия на экономические показатели, всегда меня интересовала. Как сделать технологию общедоступной? И как добиться того, чтобы она приносила всем пользу?

В поисках ответа на эти вопросы я пригласил Диего Комина, экономиста из Дартмутского колледжа, приехать ко мне в Редмонд. Профессор Комин говорит тихим голосом и тщательно взвешивает каждое сказанное слово. Глубина и точность его знаний придают его суждениям особую убедительность. Он скрупулезно исследовал мировую эволюцию технологической диффузии за два последние столетия. Вместе с экономистом Бартом Хобейном они, потратив многие годы, создали базу данных по внедрению технологий в различных странах мира (Cross-country Historical Adoption of Technology, CHAT). Она охватывает временной период, за который 161 страна внедрила 104 технологии – от паровых двигателей до персональных компьютеров. Ученые обнаружили, что в среднем государства осваивают ту или иную технологию через 45 лет после ее изобретения, хотя в последние годы временной разрыв сокращается.

Основываясь на проведенном анализе, Комин соглашается с тем, что различия между богатыми и бедными странами в подавляющем большинстве случаев объясняются темпами внедрения промышленных технологий. Но, как утверждает ученый, не менее важна и интенсивность, с которой новые технологии вводятся в практическую эксплуатацию. Даже если страна запоздала с внедрением технологий, в итоге она наверстывает упущенное благодаря интенсивности использования. Именно это (а не просто доступность технологий) создает экономические возможности.

Так что же, технологии работают сами по себе или нужно обучать людей применять их наиболее эффективным образом? Все решает интенсивность. «Вопрос не только в том, когда именно технология будет принята на вооружение, – дело в интенсивности ее применения», – подчеркнул профессор Комин в разговоре со мной.

Дэвид Маккензи из Всемирного банка ставит вопрос по-другому. По его мнению, «необходимы более интенсивные программы обучения, которые оказывают больший эффект на коммерческую деятельность». Маленьких фирм, в которых работает менее десяти человек, в развивающихся странах насчитывается больше, чем крупных предприятий. Поэтому их шансы на выживание и процветание значительно повышаются, если им известны передовые методы складирования, планирования и документооборота, которые снижают производственный брак и простои из-за отсутствия нужных деталей или товаров. И это также относится к интенсивности использования технологий.

Во время поездки на Ближний Восток я побывал в столице Египта Каире, в районе Насер-Сити. Там я встретился с группой ярких, уверенных в себе молодых женщин – выпускниц различных колледжей и университетов Египта. Встреча проходила в учебном центре, который наша компания поддерживает вместе с другими партнерами – такими, как ООН и Женский центр развития бизнеса. Этот центр, уютно расположившийся среди офисов международных компаний недалеко от аэропорта, – часть нашей инициативы YouthSpark, в рамках которой более 300 миллионов молодых людей получили доступ к обучению вычислительным наукам и предпринимательству.

Женщины рассказали мне о нескольких проектах, над которыми они работали. Одна команда решила помогать людям из 115-тысячной армии беженцев, которые начиная с 2013 года стекаются в Египет из охваченной боевыми действиями Сирии. Участники этой группы создали приложение, которое облегчает беженцам доступ к помощи по прибытии в страну. Другой групповой проект также привел меня в восхищение. Команда разработала интерфейс, который позволяет аптекам и пациентам взаимодействовать в цифровом формате, чтобы последним было легче отыскать ближайшую аптеку, где есть нужные лекарства или медицинские товары.

Ранее в тот же день я встречался с одним египетским предпринимателем, разработавшим похожее приложение, которое помогает находить ближайшего врача. Все вместе это напомнило мне Zocdoc – компанию из Нью-Йорка, которая предоставляет аналогичные услуги в области здравоохранения. Zocdoc стала пресловутым американским «единорогом» – непубличным IT-стартапом стоимостью более миллиарда долларов. Но в первую очередь я обратил внимание на то, как быстро распространяются технологии. Египетские предприниматели создавали собственные стартапы, хотя им и не приходилось рассчитывать на завышенные оценки, которые получали аналогичные компании в США. Главный фактор, обеспечивший им такую возможность, – облачная технология, благодаря которой инновации стали доступны без необходимости больших капиталовложений.

К сожалению, во многих слаборазвитых частях света внимание отдельных лиц и общественности приковано к известным компаниям из Кремниевой долины, а не к содействию местным IT-стартапам. Успешные предприниматели из развивающихся стран часто говорят мне, что не имеют возможности попасть на прием к своему президенту или премьер-министру. Но те же главы государств спокойно встречаются с западными CEO вроде меня в поисках краткосрочных и прямых иностранных инвестиций.

Это очень недальновидная позиция. Она крайне неприятна для предпринимателей, которые пытаются работать на долгую перспективу во благо местной и национальной экономики. Подобный образ мышления я наблюдаю повсюду: на Ближнем Востоке, в Азии, Латинской Америке и даже в некоторых проблемных сообществах стран «большой двадцатки», например США. Неспособность властей поддержать ускоренное интенсивное внедрение новых технологий означает, что тенденция к расширению экономического неравенства между имущими и неимущими жителями планеты будет продолжена.

Чтобы измерить степень неравенства, царящего в окружающем мире, экономисты обращаются к трудам итальянского ученого Коррадо Джини, который в 1912 году опубликовал расчетную формулу, известную как коэффициент Джини. С его помощью определяется разница между фактическим и абсолютно равным распределением доходов в обществе.

Эта формула довольно проста. Если 100 процентов населения зарабатывают по одному доллару в день, это считается абсолютным равенством. Если 100 процентов населения получают по миллиону долларов в год, это также считается абсолютным равенством. Но если всего один процент зарабатывает один миллион, а все остальные не получают ничего, общество приближается к абсолютному неравенству. Работы Джини позволяют измерить степень, в которой распределение доходов в данном обществе приближается к абсолютному равенству или отклоняется от него.

Коэффициент Джини для конкретно взятой группы населения обычно выражается в виде дроби. Абсолютное равенство имеет значение 0, а максимальное неравенство – 1. В реальном мире коэффициент Джини для любой отдельно взятой страны или региона выражается в виде десятичной дроби, значение которой лежит посередине между двумя экстремумами. Коэффициент Джини для передовой европейской страны, например Германии, десятилетиями держится около 0,3, показатель Соединенных Штатов годами растет и теперь приближается к значениям Китая и Мексики (более 0,4).

Конечно, большинство экономистов сходятся во мнении, что абсолютное равенство доходов и невозможно, и нежелательно. Капиталистическая экономика вознаграждает за такие качества, как новаторство, умение рисковать и усердный труд, – именно они создают добавленную стоимость, приносят богатство и, как правило, служат общественному благу. Если награда дается людям, проявляющим эти качества, неизбежным результатом становится неравенство в распределении дохода.

Партнер и основатель Bain Capital Эдвард Конард в книге «Польза неравенства» следует в своей аргументации еще дальше. Он приходит к заключению, что неравенство в конечном счете стимулирует ускоренный рост и процветание каждого. Инвесторы ждут отличных идей, которые создают спрос на талантливых людей, прошедших правильную подготовку. А те, в свою очередь, пытаются успешно коммерциализировать означенные идеи. Автор называет лишь два требования, необходимых для роста, – экономические возможности и желание принять на себя риск и поиск надлежащим образом обученных, талантливых и мотивированных людей.

Вместе с тем избыточное неравенство приводит к искаженному эффекту, снижая мотивацию у многих людей. Что происходит, если люди работают больше, а зарабатывают меньше? Это обескураживает людей, заставляет их снижать прилагаемые усилия, отказываться от мечты начать или расширить свой бизнес, а может, даже вообще перестать работать. Кроме того, избыточное неравенство тормозит экономическую активность в целом. Для бизнеса вроде моего это означает, что наши клиенты во всем мире станут тратить меньше денег на развивающиеся технологии, которые могли бы повысить их производительность. Вот с чем мы имеем дело сегодня.

Нисходящая линия на графике опустилась ниже правильного угла в 45 градусов, что, по теории Джини, означает растущее неравенство. Я хотел бы избежать ловушек, которые Маркс называл последней стадией капитализма (теоретический период, когда рост экономики и прибылей терпит коллапс), и вернуться к динамике доходов, свойственных для его ранней стадии. Только как это сделать? Вот вопрос, над которым ломают головы руководители государств по всему миру.

Мы, представители вычислительной науки и техники, стремимся найти нечто, именуемое «глобальная максима». Это математическое выражение, описывающее оптимальное состояние – самую высокую точку функции. В области технологий глобальная максима для каждого региона мира – страны, округа, сообщества – заключается в импорте новейших технологий мирового класса, которые дадут импульс инновациям и развитию предпринимательства на местах. Это, в свою очередь, поспособствует развитию экспорта и интенсивному применению инноваций в различных секторах экономики и слоях общества. Иными словами, упор на повышение эффективности и расширенное использование технологий поможет создать как добавленную стоимость, так и новые возможности для всех граждан.

Это значит, что каждый регион как в развитых, так и в развивающихся странах должен делать упор на те отрасли, в которых можно извлечь конкурентные экономические преимущества из новых технологических разработок. Политическим лидерам и руководителям крупных предприятий следует задать себе вопрос: что у нас есть такого, чего нет у других? И как можно превратить это уникальное преимущество в источник роста благосостояния всех наших граждан?

Китай пошел именно этим путем, взяв на вооружение проактивную промышленную политику, которая поддерживает предпринимателей и экономику страны при помощи интернет-сервисов в области производства и потребления. Страна сумела стратегически использовать глобальную цепочку поставок и собственный внутренний рынок, чтобы усилить конкурентные преимущества и обеспечить устойчивый рост экономики. Комбинация промышленной политики, инвестиций в государственный сектор и предпринимательской энергии – это пример для подражания, который пытаются перенять у китайцев многие страны.

Я полагаю, что в Индии этот процесс был запущен вместе с созданием новой цифровой экосистемы, известной как IndiaStack. Индия совершает мощный рывок от страны со слабой инфраструктурой к позиции лидера цифровых технологий. IndiaStack знаменует начало экономики для всех, которая упраздняет потребность в наличных деньгах, бумажных документах и даже в личном присутствии.

В ходе поездки в Бангалор я беседовал с Нанданом Нилекани об IndiaStack и ее дальнейшем развитии. Нандан – легендарный основатель компании Infosys. Впоследствии он запустил совместно с индийским правительством новый стартап Aadhaar – идентификационную систему, которая легла в основу IndiaStack. Aadhaar теперь доступна более чем миллиарду людей. Это достойный конкурент таких растущих инновационных платформ, как Windows, Android и Facebook.

Enlightiks, стартап, приобретенный компанией Practo, – ведущая индийская компания в области электронной системы здравоохранения. Во время той поездки в Бангалор я встречался с ее основателем. Компания использует новейшую облачную технологию и ИИ Microsoft для создания передового сервиса медицинской диагностики. Он, к примеру, способен заранее выявить мерцательную аритмию благодаря большому массиву данных, поступающих с персонального устройства пациента прямо в облако. В свою очередь, больницам в небольших городах или сельских районах Индии можно открыть доступ к этому облачному сервису. Кроме того, Enlightiks планирует воспользоваться преимуществами IndiaStack для аутентификации пользователей, приема платежей, создания портала медицинской документации и многого другого. Эта новация, рожденная в Индии, вскоре может найти применение в Соединенных Штатах, в Африке и в других регионах.

Динамика, которая наблюдается в Китае и Индии, вовсе не уникальна. Я замечал ее признаки в Чили, Индонезии и Польше, а также во Франции, Германии и Японии. А если вспомнить мою поездку в Египет, становится ясно – в человеческий капитал инвестируют во всем мире.

Египет обладает древними традициями в таких областях, как математика, естественные и технические науки. Египетские университеты выпускают врачей, работающих в разных уголках арабского мира. Здравоохранение – одна из областей, где эта страна обладает конкурентным преимуществом. Молодые предприниматели, разработавшие приложения для поиска врачей и аптек, пользуются ценными синергетическими возможностями для создания мощной экосистемы – такова магия современных технологий. Но сейчас они нуждаются в доступных и мощных облачных сервисах, которые способна предоставить им Microsoft или другой крупномасштабный облачный провайдер.

Необходимая нормативная база даст импульс новым идеям. Но, к несчастью, многие правительства сопротивляются внедрению новых технологий, к примеру облачной, несмотря на то что она набирает обороты в других частях света. В ряде случаев власти пытаются реализовать самоубийственные IT-стратегии. К примеру, иногда государственные лидеры говорят о необходимости создать свое собственное облако, вместо того чтобы внедрить уже существующую технологию, ставшую финансово доступной благодаря международному спросу. В качестве причин называются требования безопасности, необходимость защиты личной информации, высокая сложность, необходимость контроля и слишком большой период ожидания (задержка в обработке данных).

Освежив информацию, которая касается этих проблем и серьезных экономических последствий, из них вытекающих, я вернулся из поездки по Ближнему Востоку с новым зарядом энергии и обновленным чувством долга. Сойдя с самолета, я поехал прямо в офис, где собрал свою команду и предложил обдумать ряд рекомендаций и нормативную базу, которые помогут властям как развитых, так и развивающихся стран убрать препятствия к внедрению и применению технологий.

А сейчас давайте вернемся к вопросам, которые я сформулировал ранее в этой главе. Растем ли мы? Равномерно ли развивается этот процесс? Какова в нем роль технологий?

Конечно, по мановению волшебной палочки проблема не решится, однако, размышляя над собранными фактами и собственным опытом, я снова и снова возвращаюсь вот к такому простому уравнению:

(Образование + Инновации) × Интенсивность использования технологий = Экономический рост

Образование плюс инновации, получившие широкое применение в рамках всей экономической системы и особенно в тех ее секторах, где страна или регион обладают конкурентным преимуществом, и помноженные на интенсивное использование технологии в течение длительного временного периода, в итоге дают экономический рост и высокую производительность труда.

В цифровой век программное обеспечение работает как универсальный ресурс, который можно производить в изобилии и применять как в государственном, так и в частном секторе, а также в любой отрасли – от сельского хозяйства до здравоохранения и производства. Независимо от местоположения, будь то Детройт, Египет или Индонезия, этот новый ресурс должен приносить местной экономике дополнительную прибыль. Передовые технологии плюс работники, умеющие эффективно их применять, помноженные на интенсивность применения, обеспечивают экономический рост и широкие возможности для всех. Но, чтобы это воплотилось в жизнь, лидеры должны сделать предпринимательство своим приоритетом, причем по нескольким ключевым направлениям.

Первое – предоставление всем гражданам широкого доступа к интернету и облачным сервисам. Сегодня уровень такого доступа разнится от региона к региону. Охват интернетом в Южной Корее, Катаре и Саудовской Аравии приближается к 100 процентам, а в ряде африканских стран к югу от Сахары не достигает и двух процентов. Если мы не примем конкретных мер по обеспечению всеобщего доступа, к 2020 году интернетом будут пользоваться всего 16 процентов жителей беднейших стран и 53 процента мирового населения в целом. Такими темпами задача по обеспечению всеобщего доступа в странах с низким уровнем доходов не будет решена до 2042 года. А без доступа к интернету не будет и доступа к облаку.

Для решения этой проблемы государства должны следовать политике общего использования малозагруженной сетки частот, например неиспользуемого частотного спектра телевещания. Подобный подход успешно реализуется в некоторых развивающихся странах. Кроме того, власти должны снизить ограничения на прямые иностранные инвестиции в сферу телекоммуникаций и в инфраструктуру широкополосной и мобильной связи. Необходимо также реформировать инвестиционную политику в других отраслях, чтобы устранить барьеры, мешающие предпринимателям войти на рынок. Для облегчения доступа к капиталу в целях развития интернет-инфраструктуры необходимы политические стратегии, поощряющие государственно-частное партнерство и признающие структурную потребность в институтах финансирования.

Лидеры всех уровней, от национального до местного, должны содействовать не просто ускоренному, но интенсивному распространению новых технологий повышения производительности труда. Как сказал мне профессор Комин, не нужно изобретать колесо – просто поскорее начните его использовать, потому что «общества, умеющие быстро внедрять новый инструментарий, скорее повысят свою эффективность».

Другая область, имеющая первостепенную значимость, – это создание благоприятствующих условий для увеличения человеческого капитала и формирования у людей актуальных навыков. Получение новых знаний позволяет сотрудникам поспевать за ускоряющимися темпами технологических инноваций. Поскольку цифровая трансформация приведет к автоматизации многих операций, прежде выполнявшихся человеком, работник должен обладать навыками, которые позволят ему управлять новыми автоматизированными инструментами. Как в прошлом землекопы с лопатами уступили место тем, кто умеет управлять бульдозером, так и ныне общество нуждается в людях, умеющих управлять целыми парками автоматизированных бульдозеров, беспилотных автомобилей и дронов.

С этой целью государственная система должна продемонстрировать эмпатию ко всем своим элементам. Властям следует работать над созданием экономики знаний. Путь к новым технологиям требует одновременных инвестиций в повышение квалификации. Нужно обеспечить необходимую основу для полноценного участия людей в жизни цифрового общества – общества, зависящего от «умных» устройств и онлайн-сервисов. В школах необходимо повышать цифровую грамотность, обеспечивая учителям и ученикам доступ к технологиям и образовательным инструментам по низкой цене. На рабочих местах следует вкладывать средства в постоянное повышение квалификации. Упор должен делаться на программы и инвестиции, ориентированные на получение навыков для работы с облаком и на подготовку работников цифровой эры. Такие компании, как Microsoft, уже расширяют свои образовательные возможности и разрабатывают инициативы по повышению квалификации, особенно в малом и среднем бизнесе.

Знания необходимы для того, чтобы находить новые возможности применения технологических новинок, а получить эти знания можно посредством обучения и опыта. Каждая страна по-своему уникальна, но Германия представляет собой замечательный пример продуктивного применения новых технологий. И Германия, и США активно инвестируют в научно-исследовательские и конструкторские разработки (НИОКР), но в Германии выше темпы роста производительности труда. Почему? Одно из возможных объяснений – это немецкая система профессионального образования, которая предусматривает стажировку учеников на предприятиях. Работники быстро осваивают передовые технологии в профессиональных училищах, тесно связанных с промышленностью.

Я убежден, что единственный способ решить проблему вытеснения людей с рабочих мест – предоставить возможность учиться не только выпускникам колледжей и других высших учебных заведений, но также работникам, которые теряют место из-за автоматизации производства. Страны, в которых инвестиции в формирование навыков, необходимых в век технологий, составляют заметную часть ВВП, будут вознаграждены по достоинству.

Политические реформы должны приводить к созданию правовой среды, в которой поощряются инновации, а также уверенное внедрение и применение новых технологий. Хотя защита и безопасность персональных данных навсегда останутся ключевыми приоритетами, необходимо также учитывать потребность в свободном обращении информации между странами и различными сервисами, которые и формируют лицо современной глобальной цифровой экономики. Власти должны стать яростными сторонниками укрепления цифровой безопасности, которая защитит людей от возможного вреда. Однако, как показывает опыт, государственная политика и регулирование в этой области нуждаются в реформах ради обретения правильного баланса. Это, конечно же, нелегкая задача, но Microsoft и другие лидеры нашей отрасли обладают обширным опытом в оказании помощи государственным структурам по реорганизации нормативно-правовой базы. Цель этой работы заключается в обеспечении необходимого баланса между повышением общественной и национальной безопасности и получением выгод от использования цифровых сервисов государственным и частным секторами и миллионами простых граждан.

Вдобавок ко всему у любого государства имеется возможность на собственном примере показать, как можно использовать технологические новинки, чтобы оказывать населению услуги, повышать эффективность государственного сектора и усиливать свои конкурентные преимущества. Чиновники должны принимать меры, направленные на активную поддержку местных предпринимателей и передовых технологий, включая предоставление финансовых льгот по мере необходимости.

Если главы государств зададутся вопросом: «А в какой области мы – лучшие в мире?» – ответы могут быть самыми удивительными: от развития фермерства в пустынных землях Австралии до работы местных банков в Дубае. Другие страны или сообщества могут попытаться стать мировыми лидерами по инновациям в таких сферах, как интернет вещей, окружающий интеллект, мобильные платежные системы, виртуальная реальность, кремниевая фотоника, 3D-печать, носимые электронные устройства, облегченные низкоорбитальные спутники, дроны, нативная реклама, беспилотные автомобили, робототехника и автоматизация производства, игровое образование, наномашины, геномика или экономичная солнечная, ветровая и приливная энергетика. Каждое направление открывает возможности для лидерства, еще не захваченного ни одним сообществом или регионом. Сиэтл, к примеру, как вотчина Amazon и Microsoft стал законодателем мод в сфере облачных вычислений.

В этом отношении меня вдохновляет концепция городов хартии, или городов-стартапов, выдвинутая экономистом Полом Ромером. Он утверждает, что правила и законы, которые с трудом поддаются изменениям и для принятия которых требуются взаимные уступки, не способствуют развитию инноваций и не создают условий для экономического роста. В то же время города хартии являются территориями экспериментальных реформ, специально предназначенными для создания новых рабочих мест и стимулирования экономического роста. Граждане могут сделать свой выбор – за или против. Кто-то готов к этому, кто-то нет.

Примеры городов хартии – Гонконг и Шэньчжэнь. Гонконг расположен в Китае, но им в течение многих поколений управляли британцы. Город был свободен от антирыночного коммунистического режима. Он стал двигателем экономики, который привлекал к себе работников и позволял им развиваться в профессиональном плане. Председатель КНР Дэн Сяопин понял, что экономического роста можно добиться только за счет большей открытости, и создал де-факто город хартии в близлежащем Шэньчжэне, в распоряжении которого оказались кадровый потенциал и инфраструктура Гонконга. В отличие от остальной территории Китая, Шэньчжэнь благодаря действующим в городе правилам стал привлекательным местом для иностранных инвестиций и международной торговли. Дэн Сяопин знал, что коммунистический Китай будет слишком медленно осваивать эту реформаторскую территорию, однако многие предприниматели и наемные работники ухватятся за такую возможность. В результате после того, как в 1980 году Шэньчжэню присвоили статус особой экономической зоны, он превратился из небольшого городка с населением в 30 тысяч человек в мировой финансовый центр с почти 11 миллионами жителей.

Мы должны продолжать оказывать содействие честной и свободной торговле. Если мы хотим увидеть рост, причем в широком смысле слова, то открытие новых рынков и снятие барьеров для торговли и предпринимательства – вот самые естественные шаги в данном направлении. Остается только сожалеть, что в последнее время политики популистского толка, как левые, так и правые, раздувают кампанию по отмене соглашений о свободной торговле.

В разгар ожесточенной президентской кампании 2016 года губернатор Огайо Джон Кейсик написал колонку для The Wall Street Journal, в которой заявил, что выступать против торговли – значит выступать против роста. Он указал, что Транстихоокеанское партнерство (ТТП) – крупное торговое соглашение, в то время ожидавшее ратификации Вашингтоном, – поможет развиваться большим и малым предприятиям в Японии, Австралии, Канаде, Чили и других странах Тихоокеанского кольца, которые желали бы расширить торговые отношения с Америкой. Мир нуждается в постоянном прогрессе в области либерализации торговли. Кейсик подчеркнул, что в Соединенных Штатах в сфере торговли создано 40 миллионов рабочих мест.

Но наши торговые законы также нуждаются в обновлении. В экономической системе цифрового века импорт и экспорт битов и байтов столь же жизненно важны для торговли, как автомобили, сельскохозяйственная продукция и другие товары. Мы должны иметь возможность в деловых целях пересылать через границу данные таким образом, чтобы для этого не требовалось держать повсюду вычислительные центры, причем с полной защитой персональной информации, программных кодов и прочих видов интеллектуальной собственности.

Кампания 2016 года вновь привлекла внимание к проблемам и выгодам торговых соглашений. Несмотря на обилие заявлений, все кандидаты согласились с тем, что торговля – это хорошо. Правда, взгляды на этот счет у всех разнились. Трамп, правый кандидат, и Сандерс, кандидат левых, ожидали массового сокращения рабочих мест. Клинтон сделала упор на необходимости более жесткого контроля над соблюдением соответствующих законов. Руководители крупных компаний утверждали, что торговые сделки сами по себе создают рабочие места, хотя мне больше нравится другая точка зрения: прибыль от этих сделок должна распределяться более равномерно. Тем, кто жаловался на то, что торговые соглашения плохо влияют на окружающую среду, сторонники свободной торговли указывали, что ТТП – это первая многосторонняя торговая сделка, включающая в себя положения об охране окружающей среды, имеющие обязательную юридическую силу.

Нет сомнений, что законодательные рамки экономического взаимодействия между государствами, установленные в конце Второй мировой войны Бреттон-Вудской системой, обеспечивают не самую лучшую основу для создания новой структуры. Данная нормативно-правовая база по-прежнему обеспечивает фундаментальные принципы тесного сотрудничества между государствами-единомышленниками, которое осуществляется на основе соглашений о свободной торговле. Но торговые соглашения будут успешно справляться со своей ролью только в том случае, если их рассматривают в более широком контексте политики экономического роста.

Наконец, людей не перестает волновать вопрос, не станет ли новая промышленная революция «революцией безработицы». Чтобы помочь нам разобраться в этой проблеме, экономист из Массачусетского технологического института Дарон Асемоглу приехал в наш кампус и поделился результатами исследования о воздействии технологической автоматизации на занятость. Он пришел к выводу, что использование новых разумных машин, особенно промышленных роботов, может привести к весьма значительным для рынка труда последствиям. По оценкам ученого, в среднем из-за каждого нового промышленного робота сокращается три рабочих места. Это означает, что без компенсирующих преобразований распространение промышленных роботов может оказать весьма негативное воздействие на занятость и оплату труда.

Тем не менее Асемоглу утверждает, что другие кардинальные изменения, вызванные наступлением роботов по всем фронтам, отчасти помогут ослабить негативные последствия. По мере того как машины станут выполнять за людей часть обязанностей, компании получат стимул открывать новые вакансии, на которых люди будут обладать конкурентными преимуществами. Асемоглу в конечном счете пришел к такому выводу: «Хотя тенденция к автоматизации ведет к сокращению рабочих мест и доли труда в национальном доходе, появление более сложных задач приводит к обратному эффекту». На протяжении всей человеческой истории передовые технологии порождали новые типы работников и новые, более сложные задачи. «Создание новых сложных задач неизменно приводит к повышению заработной платы, занятости и доли труда в национальном доходе. Но если автоматизация опережает процесс появления новых трудоемких задач, технологические изменения становятся причиной сокращения рабочих мест», – заключил исследователь.

Необходимо добиться сбалансированного роста. Нужно разработать новый общественный договор эпохи ИИ и автоматизации, который бы поддерживал равновесие между индивидуальным трудом – его аспектами выступают чувство субъектности, осмысленность, исполнительность и вознаграждение – и доходностью капитала.

В качестве примера можно привести Kent International – компанию, которая выпускает велосипеды под брендом Bicycle Corporation of America. В начале 2017 года она попала на страницы газет после того, как перевела 140 рабочих мест из Китая обратно в Мэннинг, штат Южная Каролина. Компания вкладывает средства в роботизацию многих процессов, которые ранее выполнялись людьми. Бизнес, который прежде был низкотехнологичным и требовал большой доли ручного труда, теперь сам проходит модернизацию с внедрением технологий. CEO компании Арнольд Камлер рассказал мне о своих планах создавать по 40 рабочих мест в год – это значительные цифры для небольшого городка. За право разместить у себя этот завод боролись несколько штатов. «Многие люди допускают ошибку, полагая, что автоматизация – это сокращение рабочих мест, – сказал мне менеджер продуктовой линейки. – Это просто труд другого типа, требующий более высокой квалификации». Без роботов исчезнет и работа для людей.

Одна из причин, по которой у меня вызывает такой энтузиазм приобретение LinkedIn – социальной сети, ориентированной на поиск работы для талантливых людей, – заключается в том, что мы привержены единой цели. Это обнаружилось еще на ранней стадии переговоров. В ходе общения с основателем LinkedIn Ридом Хоффманом и CEO Джеффом Вейнером я обнаружил, что мы желаем одного и того же – при помощи своих электронных платформ добиться равных возможностей для всех. Журнал The New Yorker писал о намерении LinkedIn сделать так, чтобы рынки труда стали более эффективными и открытыми для трех миллиардов человек, составляющих трудоспособное население планеты.

Эта мечта о более доступной и справедливой экономической площадке не сбудется сама собой. В своей книге «Жизнь как стартап: Строй карьеру по законам Кремниевой долины» Хоффман пишет о силе конкуренции и перемен, которые превратили Детройт в локомотив экономического роста: «Не важно, в каком городе вы живете; не важно, в каком бизнесе или в какой отрасли вы работаете; не важно, какую работу вы выполняете, – когда вы размышляете о своем карьерном пути, то, возможно, уже идете по тому же пути, что и Детройт».

С помощью LinkedIn мы намерены выстроить сеть организаций, которые будут помогать людям получать информацию о новых возможностях, образовательных ресурсах и совместных мероприятиях, которые мы будем проводить для создания экономических возможностей для каждого. Тем самым мы надеемся на то, что в будущем другие города не постигнет судьба Детройта и что они, следуя примеру Детройта, сумеют пройти собственный успешный путь преобразований и стать процветающими центрами предпринимательства, обеспеченными рабочими местами на десятилетия вперед.

Да, я немного пристрастен, за что, впрочем, не собираюсь извиняться. Моя пристрастность направлена на привлечение инвестиций в технологическое улучшение сервисов вроде LinkedIn и Office, которые помогают людям творить, общаться и повышать личную эффективность, а не в развлекательные приложения и не в интернет-мемы о показном потреблении. Побочные воздействия на экономику по большей части ограничены технологиями, не соблюдающими баланса между потреблением и созиданием. И тем не менее в последнее время Уолл-стрит извлекла немало прибыли из технологий потребления.

Основной тезис последнего экономического трактата Роберта Гордона «Взлет и падение американского роста» гласит, что одни изобретения важнее других. Я склонен с этим согласиться, причем отнес бы ПО сегодняшнего уровня производительности ко второй категории.

Исследуя американский экономический рост в период с 1870 по 1940 год, Гордон описывает эпоху экономической революции, освободившей домохозяек от нескончаемой круговерти тяжкого ручного труда, домашнего рабства, тьмы, изолированности и ранней смерти. Это была уникальная и неповторимая трансформация человеческой цивилизации, потому что многие из ее достижений могли случиться лишь однажды. Окидывая взглядом историю американской экономики на всем ее протяжении, Гордон приходит к выводу, что в конечном счете источником столь радикальных преобразований стала инновация. «Вклад предпринимателей в экономический рост намного больше, чем можно описать коротким словом “инновация”, – пишет ученый. – А образование, – как он отмечает далее, – это вернейший помощник инновации в деле поддержания роста».

Редактор и сооснователь журнала Wired Джон Бателл однажды сказал: «Бизнес – это самый безотказный и эффективный циклический механизм порождения изменений в мире». И он прав: мы, руководители крупных компаний, должны серьезно относиться к своим лидерским обязанностям. Тут я не имею в виду так называемую корпоративную социальную ответственность – она важна, но годится лишь для хорошего пиара. Я говорю все это потому, что в лучшем мире и бизнесу будет лучше.

Да, важно посвятить себя созданию замечательных продуктов, обслуживанию клиентов и зарабатыванию прибыли для наших инвесторов – но этого недостаточно. Нужно еще думать о том, как повлияют наши действия на мир и на людей, которые будут жить в нем, в далеком-далеком будущем.