Разноцветные искры взметнулись в небо. Гости любовались фейерверком с каменной террасы. Внизу, между высокими кипарисами, журчали фонтаны, отражавшие прихотливую игру света. Многие из приглашенных гуляли в знаменитом саду Шато де Корбевий. Фонарики, спрятанные в темных кронах деревьев, выхватывали из мрака крошечные звездочки жасмина, прозрачные колокольчики вьюнка, свисавшие с каменных урн. В самом центре посреди куртинки розмарина росла древняя магнолия, по сторонам которой стояли сфинксы работы Фальконе.

На террасе горели высокие белые свечи с запахом лилий. Тут же слуги расставили столы с холодными закусками, но почти никто не дотрагивался до еды. Событие было слишком важным, слишком значительным. И присутствующих терзал совсем не физический голод, а неудовлетворенное тщеславие. Все шло как обычно – ледяное шампанское, тихие осторожные голоса…

Фейерверк погас, и небо вновь затянуло покрывалом черного бархата. Луна медленно плыла над кипарисами. Дамы и господа неторопливо возвращались в зал восемнадцатого века с мраморными колоннами, где оркестр играл торжественный гавот. Гай де Шардонне на минуту позволил себе расслабиться и отыскал глазами Мари-Бланш, дефилирующую среди приглашенных. На балу она затмевала всех. Никто не понимал так сложнейшего языка и почти неуловимых нюансов белого цвета, как она. Сегодня, в день их официальной помолвки, она позволила себе лишнего, воспользовавшись правами не только хозяйки, но и будущей жены. Снежно-белый атласный наряд, верх элегантности и простоты, был отделан серебряными полосами, отражавшими лунный свет: ловкий, хотя и довольно дешевый, но весьма эффектный прием. Желтые бриллианты в платиновой оправе сверкали у нее в ушах и на шее, но на пальцах не было ни единого перстня. Очевидно, Бланш ожидала торжественного окончания вечера и того момента, когда Гай наденет ей обручальное кольцо.

– Прекрасная Бланш, – восхищенно прошептал кто-то сзади.

Гай утвердительно кивнул. Здесь, в своей естественной среде, Бланш была неотразима. Ни одна женщина не могла соперничать с этой совершенной, идеальной красотой. Глядя на нее, Гай неизменно вспоминал тот, первый раз. Он был неуклюжим зеленым шестнадцатилетним подростком, она – на год моложе, но даже в юности ее красота была зрелой, полностью оформившейся.

И тогда Бланш казалась недостижимой, недоступной, недосягаемой и принимала как должное, как принадлежащее ей по праву рождения все, чего он был лишен, – любовь, поклонение, власть…

Даже сейчас, спустя много лет, оставив того неотесанного мальчишку в далеком прошлом, Гай иногда мечтал, что коснется Бланш и она растает в его объятиях.

В бальном зале раздавались звуки медленного вальса. Бланш извинилась перед собеседником и направилась к Гаю. Аромат ее духов с запахом лилий, которые он сам составил для невесты, щекотал ноздри. Обняв Бланш за талию, он увлек ее в центр зала, краем уха уловив почтительный шепоток. Кожа Бланш была, как всегда, прохладной, глаза, точная копия его собственных, неотрывно смотрели на Гая. Они прекрасно понимали друг друга, были созданы друг для друга. Бланш принадлежала ему, Гаю де Шардонне, и все было, как всегда, как следует быть в том единственном мире, который они могли назвать своим.

Но неожиданно что-то расстроило плавное течение музыки. Резким диссонансом взвизгнула скрипка. Какое-то мгновенное смятение охватило оркестр, и хотя музыканты постарались собраться и продолжить, было слишком поздно. Бланш нахмурилась. В толпе гостей у входа началась не явная, но несомненная суматоха; раздались удивленные возгласы, посыпались вопросы. Атмосфера мгновенно накалилась. Оркестр заиграл громче, но гармония была уже нарушена. Бланш незаметно для остальных дернула Гая за рукав. Он повернулся. В круге света появилась незнакомая, странно трагическая фигура женщины, закутанной в черный плащ. Лицо скрывала усыпанная стразами маска. Приглашенные, точно почуяв опасность, старались поскорее отодвинуться. Несколько минут никто из присутствующих не шевелился. Оркестранты, увидев, что хозяева перестали танцевать, опустили инструменты. Все замерли, застыли, оцепенели – невольные участники драматической немой сцены. Наконец женщина медленно, будто наслаждаясь произведенным эффектом, откинула капюшон, и плащ скользнул к ее ногам. Раздался общий приглушенный полувздох-полустон. Гости снова окаменели, как пораженные громом. Впечатление было такое, словно из-за туч внезапно выглянуло солнце, словно у всех на глазах из невзрачной черной куколки вылупилась ослепительно прекрасная бабочка. Наряд незнакомки поражал воображение. Платье из золотой парчи переливалось водопадом аметистов, сапфиров, рубинов и изумрудов, украшавших подол тяжелой юбки, лиф и глубокий вырез облегающего корсажа, обнажавший загорело-золотистые плечи и шею, сиявшие поистине языческим великолепием.

В зале воцарилась мертвая тишина. Казалось, можно было услышать шум упавшей булавки, тиканье часов, стук сердца. В незваной гостье было нечто нескрываемо театральное и столь бесстыдно экзотичное, что Гай невольно поймал себя на том, что ожидает услышать стук барабанов и пение зурны. Он не удивится, если вдруг появятся танцующий медведь, крошка мавр с огромным опахалом, цыгане в ярких нарядах. Женщина была самим воплощением лета, королевой ацтеков, принцессой из дома Медичи. И платье на ней не было белым. У единственной из всех приглашенных дам.

– Каким образом она проникла сюда?

Лицо Бланш смертельно побледнело, губы плотно сжались. Гай с трудом оторвал глаза от сияющей статуэтки.

– Понятия не имею. И даже не знаю, кто она.

В темных как ночь волосах незнакомки вызывающе алели маки, перевитые золотой нитью.

– Что ей надо?

Гай впервые видел, чтобы Бланш так нервничала. Обычно она холодна как айсберг. Он поспешно шагнул вперед. Женщина наблюдала за ним. Глаза в прорезях маски казались темными и непроницаемыми. Губы изогнуты в удивительно знакомой улыбке.

Бланш сделала знак оркестру, и музыка немедленно возобновилась.

– Добрый вечер, мадам, – пробормотал Гай, не зная, с чего начать.

Она держалась так спокойно, так уверенно, будто весь замок принадлежал ей. И неожиданно засмеялась. Низкие бархатистые звуки, никогда не слышанные раньше, но такие знакомые. Она сделала пируэт, и сноп цветных огней ударил Гаю в глаза.

– Корри, – охнул он, вне себя от гнева и в то же время чувствуя непонятное облегчение. Надо взять себя в руки. Никто не должен видеть, как он взволнован. – Какого дьявола вы тут делаете?

Девушка широко улыбнулась:

– Собираюсь испортить вам вечеринку, разумеется.

Как всегда, откровенна до неприличия.

– Но вы по крайней мере могли надеть белое платье!

– Я в белом.

У нее еще хватает наглости выглядеть оскорбленной!

– Если не считать драгоценностей.

Корри широким жестом обвела золотистое платье.

– Разве вы никогда не слышали о белом золоте?

– А это? – Он показал на маки.

– О, совсем забыла.

Она подняла гладкую загорелую руку, вынула из волос цветок, подалась вперед и сунула тонкий стебель в петлицу его смокинга.

– Это для вас. Я ведь ваша «алая женщина», не так ли?

– Но вы ведь не моя любовница! – прошипел Гай, с раздражением сознавая, что весь зал бурлит от любопытства и обменивается не слишком лестными предположениями.

– Только потому, что возможности не представилось.

Гай уставился на Корри, пытаясь прочесть ее мысли.

– Немедленно снимите эту дурацкую маску!

– Нет, – покачала головой Корри, отступая. – Сначала снимите свою.

Гай вымученно улыбнулся, пытаясь поймать девушку за руку:

– О чем вы? На мне нет никакой маски.

– Неужели? Вы уверены?

Она ловко схватила бокал шампанского с подноса у пробегавшего мимо официанта. Глаза блеснули, как два черных алмаза. Гай увидел, что Бланш подает ему отчаянные знаки, и постарался как можно незаметнее оттеснить Корри в тень колонны. Но даже в полутьме ее драгоценности переливались и сверкали. Гай не мог отвести взгляда от ее обнаженной шеи, точеных плеч, глубокого декольте, приоткрывавшего груди.

– Это настоящие драгоценности? – не удержался он. Как будто это имеет какое-то значение! Но потрясение было слишком велико, и Гай сам не понимал, что говорит.

– А если да, вы любили бы меня? – издевательски бросила девушка.

Ярость лесным пожаром охватила Гая.

– Что вы знаете о любви? – Он так сильно стиснул ее запястье, что на золотистой коже остались белые отпечатки пальцев. – Не забывайте, мне хорошо известно ваше прошлое!

– Возможно, я куда меньше вас знаю о любви… – Она многозначительно помолчала, придерживая рукой маску. – …Зато готова поучиться. Как насчет вас?

И пугающе, быстрым движением скинула маску. Гай онемел. Оркестр начал новую пьесу, «Приглашение к танцу» Глюка, но он, не слушая музыку, разглядывал лицо девушки, точно видел его впервые. Почему он никогда не замечал раньше? Она прекрасна. Кожа цвета спелой пшеницы в обрамлении отливающих синевой черных волос, огромные фиолетовые глаза под тяжелыми веками, рот с чуть раздвоенной нижней губой, словно созданный для смеха и песен. Она сияла, будто только что отчеканенная монета, такая же совершенная и чудесная, как яркий летний день. И напоминала о вещах, которые Гай считал давно забытыми, навек ушедшими детскими радостями: запахе свежескошенного сена, вкусе талой воды, яблоке, сорванном с дерева… Кто она, ведьма, богиня плодородия, куртизанка?

Нет, эти эмоции совершенно неуместны, и ему, как никому из присутствующих, следует об этом знать!

– Потанцуйте со мной!

Она воспользовалась его молчанием и подступила ближе, протягивая руки. Он поспешно отстранился.

– Ни в коем случае! Ни со мной, ни с кем-то другим.

– Почему нет? – улыбнулась Корри. – Ревнуете?

И прежде чем Гай успел остановить девушку, она ускользнула, ловко и бесшумно, подобно ужу в траве, и оказалась в толпе танцующих. Мгновение спустя Корри уже кружилась в объятиях какого-то гостя: голова самозабвенно откинута назад, глаза полуприкрыты.

– Корри! – разъяренно вскрикнул Гай, едва сдержав неукротимое бешенство.

– Попробуйте поймать меня! – смеясь, откликнулась она.

Он беспомощно смотрел на нее. Музыканты играли быструю польку, и любая попытка остановить Корри вызовет скандал. Ее перехватил другой партнер, третий, кажется, недостатка в поклонниках она не испытывала. Гай накалялся все сильнее.

Еще несколько тактов – и она оказалась совсем близко.

– Потанцуйте со мной!

Музыка заглушала ее голос, но смысл слов был обескураживающе ясен.

– Нет.

Корри пожала плечами и тотчас же очутилась в самой середине зала, уносимая волнами мелодии, как пробочный поплавок – водой. Пришлось ждать, пока она пройдет еще круг.

– Я испортила вам вечер, надеюсь? – крикнула она, проплывая мимо.

– Да.

– Прекрасно.

Партнер непонимающе поднял брови, хотя по его лицу было ясно, что он безнадежно очарован. Гай мрачно стоял на месте, прикидывая, когда она снова окажется поблизости.

– Вы никогда не простите меня, верно?

– Никогда.

– Я рада.

Корри снова отдалась танцу, понимая, однако, что почти не обращает внимания на мужчину, с которым танцует. Перед глазами стоял Гай. Для него она устроила сегодняшнее представление. Она все время косилась в ту сторону, где он стоял, стараясь не упускать из виду потемневшее от гнева неулыбающееся лицо. Наконец-то Корри заставила его заметить ее! Но одному Богу известно, что произойдет, когда танец кончится. Она оседлала тигра, и теперь вряд ли удастся так грациозно соскочить с него: последствия непредсказуемы. Но ей все равно. Голова шла кругом от подмывающе задорного ритма и выпитого шампанского, но сердце было наполнено злорадным торжеством. Да, месть слаще любого шоколада…

Она переходила от одного партнера к другому, все острее сознавая присутствие Гая, ощущая на себе его взгляд. Лицо казалось вежливой маской, но глаза обжигали раскаленным железом. Он не замечал ни гостей, ни невесты. Только ее, Корри. Хотя бы раз в жизни она целиком завладела его вниманием!

Музыка неожиданно стихла. Корри покачнулась и едва не упала. Партнер умолял ее об очередном танце, но она не слушала его. Перед ней возник Гай и, полуобняв за талию, прошипел:

– Довольно. Вы добились всего, чего хотели. Теперь пора уходить.

– Но я не желаю.

– Неужели? – язвительно осведомился он.

– Нет. Хочу танцевать еще. С вами.

– Ладно же!

Он нагнулся и без видимого усилия подхватил Корри на руки.

– Если не собираетесь уйти по собственной воле, придется вас унести.

Девушка была так поражена, что сначала даже не шевельнулась, но тут же принялась брыкаться и вырываться.

– Немедленно поставьте меня на пол!

– Дорогая Корри, я с самой первой встречи пытаюсь поставить вас если не на пол, то хотя бы на место, но, к сожалению, безуспешно.

Корри начала бить в его грудь кулачками. Бесполезно. Он сжимал ее железной хваткой. В толпе раздались смешки, иронические выкрики. Сообразив, в какое унизительное положение он ее поставил, Корри перестала вырываться. Гай с подозрением уставился на нее.

– Не волнуйтесь, я уйду, – объявила она, гордо вскинув голову. – Так или иначе, самое интересное уже кончилось.

Гай бесцеремонно оттолкнул ее.

– И что же такого интересного произошло, о великая пророчица?

Она с восторгом отметила, с каким трудом он сохраняет обычный вежливо-иронический тон, и, безмятежно улыбнувшись, пояснила:

– Как что? Мое появление, конечно.

На щеках Гая заходили желваки.

– Стойте здесь.

Он подошел к Бланш и что-то сказал. Корри заметила, как женщина поджала губы. Бланш подняла голову и наградила ее таким взглядом, что, имей он материальную силу, Корри упала бы замертво. Но пока девушка от души наслаждалась замешательством невесты Гая. Да и что она может сделать? Бланш несвободна, скована обычаями, условностями, этикетом, собственным тщеславием… И пусть она пренебрежительно повернулась спиной к Корри, будто той не существует на свете, каждому ясно, кто победитель!

Безумное возбуждение выбивало дикарски радостный ритм в ушах, несло ее все выше и выше к вершинам триумфа. Она взяла верх над этими жалкими снобами!

Гай молча проводил ее к белому кабриолету «корниш», припаркованному на усыпанной гравием подъездной аллее. Он щелкнул пальцами, и у машины тотчас же возник слуга с ключами. Мотор взревел, и автомобиль рванулся вперед. Оба молчали, уносимые в темноту. Фары отбрасывали на дорогу узкие желтые лучи. Свет фонарей играл в поддельных драгоценностях, превращая изумруды и рубины в золотистые топазы. Корри закрыла глаза, наслаждаясь бьющим в лицо ветром. Ничто не могло придать ей больше сил и энергии, чем сознание того, что наконец-то она насолила Гаю и его надменной кукле – невесте!

Алые маки по одному вылетали из волос и ложились на дорогу. К утру лишь увядшие лепестки, рассеянные по шоссе, будут напоминать о ночном приключении. Если только… На какой-то безумный миг Корри была готова отдать все: мечты, устремления, саму душу, чтобы ехать с ним на край света и дальше.

Но этому не суждено было случиться. Как ни странно, его желание поскорее избавиться от нее привело к катастрофе. На окраине Парижа тяжелая машина потеряла управление. Раздался пронзительный скрежет тормозов; перед глазами все завертелось. «Корниш» бросало из стороны в сторону. Корри лишь успела заметить, как Гай пытается выровнять машину, как сражается с рулем. И тут кошмар внезапно кончился. Машина замерла у самого ограждения, едва не уткнувшись в столбик: крышка капота полуоторвана и болтается под каким-то странным углом.

Вслед за ударом настала поистине оглушительная тишина. Корри медленно приходила в себя. Дождавшись, пока стук в висках утихнет, она осторожно выпрямилась. Рука Гая легла на ее обнаженное плечо:

– С вами все в порядке?

Не знай она этого человека так хорошо, наверняка могла бы посчитать, что в его взгляде светится сочувствие.

– Что случилось?

Мышцы ее лица и шеи сковало напряжение, губы едва двигались, голос почти не повиновался.

– Кирпич на дороге, – уже спокойнее объяснил Гай и, подавшись вперед, раздражающе неторопливо выключил зажигание. – Я ничего не мог поделать.

Потрясение было так велико, что Корри подскочила как ужаленная:

– Вы непозволительно быстро ехали!

– Как обычно, – пожал плечами Гай. – Радуйтесь, что все обошлось.

Дверцу с его стороны прижало ограждением. Гай преспокойно открыл противоположную дверцу и, перешагнув через Корри, оказался на шоссе. Девушка была вне себя от ярости. Наглец, грубиян, невежа, эгоист проклятый! Даже не извинился! Подумать только, она мечтала ехать с ним на край света! Должно быть, спятила!

Гай приподнял крышку капота, заглянул внутрь и, не сказав ни слова, опять открыл дверцу.

– Выходите.

– Выходить? – непонимающе переспросила девушка. – А машина?

Гай выразительно махнул рукой:

– Капут.

Корри неловко выбралась наружу, чуть покачиваясь под действием шампанского, шока и нашитых на платье стразов. К сожалению, Гай оказался прав. Капот был смят, как листок бумаги, одно колесо слетело. Весьма впечатляющее зрелище. Им в самом деле повезло!

– И что мы будем делать?

– Ничего страшного. Сейчас позвоню Андре и попрошу приехать за нами.

– Прекрасная идея.

В таком случае почему у нее упало сердце?

– Есть только одно маленькое затруднение.

– Какое именно?

– Я дала ему выходной.

Гай молча уставился на нее.

– Достойная восхищения предусмотрительность! – наконец вымолвил он. – Что бы я без вас делал?

Девушка невольно съежилась от страха, но тут же предложила:

– Мы могли бы взять такси.

– Прекрасная идея, – откликнулся он, – если не считать маленького затруднения.

– Какого именно?

– Таксисты имеют обыкновение требовать плату за проезд.

– И что же?

Она никак не могла понять, к чему он клонит, но заподозрила, что дело нечисто.

– У вас есть деньги?

– У меня?

Она показала на свой роскошный наряд:

– Думаете, здесь есть место для кошелька?

Ее крохотная сумочка осталась в кармане сброшенного плаща, но сейчас уже поздно об этом жалеть.

– Как я и думал, – злорадно проскрипел Гай.

– Хотите сказать, что у вас нет наличных? Ужасное сомнение закралось в душу. Что, если…

– Будь у меня деньги, мы не вели бы эту беседу, – саркастически заметил Гай.

– Ч-что? – пролепетала растерянно девушка. – Совсем ничего… ни единого франка?

Гай качнул головой:

– Когда я уезжал, должен сознаться, был немного озабочен и совершенно забыл о бумажнике.

Он оглядел Корри с мрачным удовлетворением, будто винил в случившемся именно ее.

– Ну, мисс Модена, как нам, по-вашему, быть?

Корри задумалась.

– А может, таксист согласится нас отвезти, если узнает, кто вы?

– Без всякого удостоверения личности? – холодно усмехнулся Гай. – Вряд ли. А вы не захватили паспорт?

Корри окинула Гая уничтожающим взглядом, но вынуждена была признать его правоту.

– Есть идея получше? – поинтересовался Гай, небрежно прислонившись к искореженной машине.

– Есть два выхода – либо остаться здесь до утра…

– Нет, благодарю покорно!

– …либо один из нас пойдет за помощью.

Оглядев полутемные пустынные улицы, Корри глубоко вздохнула и решилась:

– Пожалуй, придется это сделать мне.

– Нет. Как, по-вашему, далеко вы уйдете в таком виде, без документов? – Он показал на ее спутанные волосы и вырез едва ли не до середины груди. – Да вас арестует первый же полицейский. Лучше оставайтесь на месте и ждите меня.

– Нет!

Ей почему-то стало страшно, будто в каждом ближайшем переулке подстерегала опасность. Где-то с грохотом свалилась на землю крышка от мусорного бака. Девушка подскочила:

– Я ни за что не останусь одна!

Гай насмешливо посмотрел на Корри, явно наслаждаясь ее минутной слабостью.

– Куда подевалась та хваленая независимость, которой вы всегда гордились? Надеюсь, вы не боитесь?

– Ничуть, – с достоинством изрекла девушка. – Просто неизвестно, когда вы… может пойти дождь, или… или…

– Значит, остается одно.

– Что именно?

– Идти пешком.

И Гай, повернувшись, зашагал вперед. Корри едва успела догнать его на углу. Они пробиралась сквозь безликие унылые улочки полчаса, час, полтора… Гай молчал, а Корри все силы тратила на то, чтобы не отстать. Он не делал скидок ни на высоту ее каблуков, ни на то обстоятельство, что парчовые туфельки вряд ли подходят для прогулок по асфальту. И даже не подумал остановиться, когда Корри нагнулась и сняла их, оставшись босой. Девушка наскоро связала ремешки и повесила туфли на руку. Когда она поравнялась с Гаем, тот с некоторым удивлением взглянул на нее, будто лишь сейчас заметив, что он не один. При виде ее голых ног он слегка улыбнулся:

– Кажется, вы просто обречены ходить босиком в моем обществе.

– Хорошо еще, что снег не идет.

Но ничего не могло быть холоднее, чем атмосфера между ними. Такая прекрасная летняя ночь, теплая, душистая, и небо усыпано звездами, а Корри молода и переполнена непонятными ей самой чувствами. Но Гай… ведь он не стар, хотя, судя по манерам и тому «вниманию», которое уделяет ей, скорее похож на почтенного немолодого мужчину, отца семейства. Так больше не может продолжаться, она этого не вынесет… однако до дома еще очень далеко!

– Она девственница?

– Что?!

Он споткнулся и едва не упал.

– Бланш. Она невинна?

– Господи, Корри, что за вопрос?

Девушка улыбнулась. По крайней мере ей удалось вывести его из равновесия, отвлечь от невеселых мыслей.

– Так как же?

– Ради всего святого, Корри, что вы хотите услышать? И зачем вам это знать?

– Пыталась придумать вескую причину, по которой вам приспичило жениться на ней. Конечно, для девственницы она немного старовата, но…

– Довольно! – неожиданно повысил голос Гай, испугав Корри, но крохотная искорка злорадного торжества разгорелась в ее сердце. Она искоса глянула на него. Гай укоризненно вздохнул. Корри немного выждала, и ее терпение было вознаграждено. Гай резко повернулся к ней: – Это так удивительно?

– Что именно? – осведомилась Корри, не отрывая глаз от бесконечной серой ленты тротуара. Гай нетерпеливо отмахнулся:

– Что я хочу жениться на Бланш. Кроме вас, никто не находит в этом ничего странного.

– А по-моему, жениться – все равно что совершить самоубийство. Нельзя угадать, что случится потом, но обычно радужных перспектив ждать не приходится.

Гай сокрушенно покачал головой:

– Так молода и так… цинична. Неужели вы никогда не любили?

– Но любовь не имеет ничего общего с женитьбой, – возразила девушка, – и уж вам следовало бы это знать.

Гай безмолвно уставился на нее.

– Не хотите же сказать, что влюблены в Бланш? – продолжала Корри, в восторге от собственной логики. – Если же любите ее, ни в коем случае не женитесь. Это все испортит.

– Как мило с вашей стороны тревожиться о моем счастье! – язвительно заметил Гай и, нахмурившись, добавил: – Ас чего вы взяли, будто я не люблю Бланш?

– Просто не верю, что вы вообще можете кого-то полюбить, слишком уж избалованы, эгоистичны и высокомерны. В точности как я. Поэтому мне и хотелось узнать, сохранила ли Бланш невинность. Вы женитесь на ней не из-за денег, у вас своих полно.

– Господи, почему я все это слушаю?! – взмолился Гай.

– Потому что в глубине души признаете мою правоту, – нарочито безмятежно сказала Корри. Гай глубоко вздохнул, явно пытаясь сдержаться. Корри притворилась, что ничего не заметила.

– На все ваши расспросы можно ответить одним словом, – наконец выговорил он с многострадальным видом. – Не знаю, способны ли вы понять, но Бланш – настоящая леди. А если вы леди, то тема так называемой девственности тут совершенно неуместна.

– Но как становятся леди? – осведомилась Корри с искренним интересом истинного исследователя.

– Леди рождаются, а не становятся. Это вопрос некоей неподдельной утонченности, тактичности и сдержанности. И независимо от тягот жизни леди всегда остается таковой. Настоящие леди встречаются так же редко, как алмазы в сто карат. Конечно, есть и такие женщины, как вы.

– Что?! – возмутилась девушка, которой к тому же страшно не понравилась его улыбка.

– Не обижайтесь, я имею в виду не ваше печальное прошлое. Мы просто обсуждаем разные типы» женщин. Вы с Бланш абсолютные антиподы. Некоторые женщины теряют невинность, как только начинают говорить, и вы одна из них. Мужчины чувствуют это мгновенно.

– Неужели? – разъяренно прошипела девушка. – Значит, Бланш – Снежная королева, а я грязная посудомойка?

– Я не то хотел сказать. Почему вы всегда переходите на личности? Просто вы слишком порывисты, хотите попробовать все и сразу, побыстрее закончить партию. Глядя на Бланш, мужчина думает об одном, глядя на вас – абсолютно о другом.

Девушка немного успокоилась, но любопытство все же взяло верх.

– И что же они думают? Обо мне, разумеется.

– А мне казалось, мы говорим о Бланш, – бросил он, искоса поглядывая на нее.

– Ну хорошо, в таком случае что же вы думаете при виде Бланш?

– Наверное, о будущем. Бланш – та женщина, на которую я могу положиться. Она никогда не скажет лишнего, не опустится до выяснения отношений, с ней можно показаться в обществе. Возьмите хотя бы сегодняшний вечер. Как поступили бы вы, если другая женщина ворвалась бы на вечеринку без приглашения и начала заигрывать с вашим женихом?

– Выцарапала бы ей глаза, – не задумываясь, ответила Корри.

– Именно. Бланш же вела себя идеально. И еще в одном я уверен – она никогда не нарушает данного слова.

Корри угрюмо отшвырнула ногой камешек, больно ушибла палец и поморщилась:

– А я, по-вашему, нарушу?

– Мне так кажется. Если вам, конечно, это взбредет в голову.

Девушка невольно улыбнулась:

– Вы правы. Если не можешь передумать в любой момент, зачем тогда жить?

– Кроме того, я точно знаю, что Бланш будет так же прекрасна в восемьдесят, как сегодня.

– Какая тоска!

Эти бесконечные восхваления начинали действовать Корри на нервы. Вероятно, не стоило вообще затевать этот разговор!

– А я? Что приходит в голову мужчине при виде меня?

Гай немного помолчал, изучая лицо девушки.

– Могу сказать лишь за себя. По-моему, у вас глаза странной формы, губы слишком красные, волосы – чересчур темные. И вы ужасно меня раздражаете, потому что я никогда не знаю, что выкинете в следующий раз.

– Вот как?

Корри даже немного растерялась. Это оскорбление или комплимент?

– А какой я буду в восемьдесят лет?

– Кто знает? Зависит от жизни, которую станете вести. Если и дальше будете так много есть, превратитесь в старуху с пятью подбородками и грудью до колен.

– Ублюдок!

Корри размахнулась, но Гай успел перехватить ее руку.

– Не тратьте зря энергию. До дома еще далеко.

Корри скрипнула зубами. Она ужасно устала, но скорее умрет, чем признается в этом Гаю де Шар-донне. Они стоят друг друга, он и его драгоценная Бланш!

Ярость подстегивала ее, несла вперед. Уже через час они оказались на Монмартре. Узкие, извилистые, вымощенные булыжником улицы вели к прелестному снежно-белому куполу церкви Сакре-Кер. На востоке разгорался слабый свет, но здесь, в самом центре Парижа, несмотря на поздний час, по-прежнему бурлила жизнь. У церкви было полно народа: туристы, влюбленные, бездомные или просто те, кому в эту ночь было не до сна.

Корри немедленно забыла о стертых ногах и попранном самолюбии и, как птичка, взлетела по ступенькам церкви. Перед ней расстилалась голубоватая сверкающая панорама Парижа. Легкий ветерок приносил запах цветов. Гай догнал ее на самом верху, где ступени переходили в широкую каменную площадку. Голова Корри кружилась. Как он прекрасен, как совершенен, этот город ее Арлекина! И сейчас она была даже рада, что стоит здесь не одна. Грех не разделить с кем-то это чудесное мгновение.

– Посмотрите, – шепнула девушка, боясь нарушить волшебную предрассветную тишину.

Гай устремил взгляд на спящий в нежных объятиях Сены город.

– Я уже бывал здесь.

Корри закрыла глаза. Какая бесчувственность! Но она не позволит Гаю испортить эти минуты счастья, попытается передать ему свои ощущения.

– Но не в такой час. Вы просто не могли этого видеть.

Синева бледнела, точно бесчисленные прозрачные занавеси поднимались над бескрайней притихшей сценой. Пролог окончен, первый акт еще не начался. Декорации менялись на глазах. Свет манил, звал за собой, обещая путешествие в прекрасный мир на минуту, на час, на день, пока в памяти сохраняются эти чудные видения. Запомнить спираль жемчужного дыма, поднимающегося над темными крышами, полет одинокой птицы, крылья которой трепещут подобно игле компаса, указывая путь в неведомое. Запомнить все это. Потому что мгновение пролетит безвозвратно и навсегда.

Девушка повернулась к Гаю, переполненная готовыми вырваться на волю впечатлениями. Как все странно… после блеска и роскоши бала очутиться здесь, на сумеречных улицах, на грани света и тьмы среди сине-сиреневых теней, под хрупким сводом неба. Все так просто, так обыденно и чудесно, как улыбка незнакомца в хмурое утро… Мир полон сокровищ, и сумеет ли она когда-нибудь отыскать их?

Если бы можно было, Корри запела бы, приветствуя наступающий день. Чувства, копившиеся в ней, требовали выхода. Празднества души. Оставалось лишь одно. И пусть рядом не он, не Арлекин, а время самое неподходящее, ничего не поделаешь.

Корри протянула Гаю руки:

– Потанцуйте со мной. Пожалуйста.

Кто-то внизу забренчал на гитаре. Печальная, незатейливая, но по-своему прекрасная мелодия. «Ничто не вечно, – говорила она, – ничто не совершенно. Ловите прекрасные моменты, ибо жизнь коротка».

– Всего один танец. Все равно никто не увидит и не узнает. Не бойтесь.

Она почти не узнавала его в полумраке. Гай стоял неподвижно, окаменевшая статуя с пустыми глазами. Корри ждала, словно застыв между прошлым и будущим, мраком и сиянием. Гай по-прежнему не шевелился. Корри опустила ресницы и чуть подалась вперед. И в следующую секунду очутилась в его объятиях.

Медленно, нерешительно, связанные лишь тонкой нитью музыки, они принялись кружиться на древних камнях.

Ее макушка как раз доставала до его подбородка; руки Гая неожиданно оказались теплыми и почему-то едва заметно дрожали. Однако он сжимал ее хоть и не сильно, но уверенно, так, что Корри казалась себе легчайшей пушинкой. Она слушала шуршание золотистой парчи, ощущала каждое движение Гая, будто бы их тела вели безмолвный диалог. Происходило что-то, над чем Корри не имела никакой власти. Они танцевали над пропастью с завязанными глазами…

Корри внезапно очнулась. Да кто же он, этот человек, который так нежно и бережно держит ее? Знает ли она его? И пыталась ли вообще узнать? Поздно. Она не видит его лица… то ли он слишком близко, то ли далеко. Дыхание Гая чуть шевелило ее волосы, а спину до самых кончиков пальцев ног будто пронзила молния. Она лишилась сил. Совершенно беспомощна, а веки опускаются сами собой, точно Корри опоили сонным зельем. Краем глаза она отметила, что остальные тоже встают со ступенек и присоединяются к танцующим. Юноша и девушка в джинсах, тихо смеясь, покачивались в такт музыке, престарелая пара улыбалась и перешептывалась. Вот он, этот миг откровения! У каждого Арлекина своя Коломбина…

Тьма постепенно рассеивалась, и девушка ощущала, что ее прежняя сущность как бы тоже вытекает, капля за каплей, а душа переполняется… но чем?

Она подняла глаза. Лицо Гая по-прежнему было в тени, но исходившее от него тепло согревало сердце Корри. Он нагнул голову и слегка коснулся губами ее щеки. В мгновенно сузившемся до крохотного пятачка мире остались лишь это прикосновение и звук чуть хрипловатого дыхания. Сердце Корри стучало так сильно, что сотрясалось тело. Она потеряла способность думать и дышать, ослепла, оглохла и онемела. Едва удерживалась на краю обрыва, страстно желая взмахнуть руками и полететь, но смертельно боясь удариться о землю. Утратила волю и мужество. Куда подевались решимость и сила духа? Все растаяло и расплавилось от одного почти дружеского поцелуя. Она гибнет. Умирает. Рассыпается на мельчайшие осколки.

Гай нашел ее губы своими. Сердце Корри снова рванулось куда-то и перестало биться. Она падала бесконечно долго, проваливаясь к самому центру земли. Он продолжал безжалостно сжимать ее, свою пленницу, маленькую и такую беспомощную. Корри не могла вымолвить ни слова, даже если и хотела бы. Заключенная в кокон темноты, где единственной реальностью был его поцелуй. Кровь бешеными толчками пульсировала в ушах. Мрак совершенно поглотил ее.

Корри не знала, сколько прошло времени, прежде чем он чуть отстранился, лишь почувствовала, что рот распух и горит, как обожженный. Она едва стояла на ногах, безвольная, обмякшая, точно после тяжелой болезни. Не удерживай ее Гай, она рухнула бы на землю.

Девушка с огромным усилием подняла голову и встретилась с ним взглядом. Его зрачки были до того расширены, что глаза казались черными. Корри не могла отвернуться, не имела сил отойти, покорная неодолимому притяжению, опаленная исходившим от него жаром. И лишь вглядывалась в Гая так пристально, как никогда раньше. Линия темных бровей, абрис подбородка, густые, жесткие, чуть вьющиеся на висках волосы… Ей хотелось дотронуться до него, вобрать в себя каждую косточку, каждый нерв. Почему она до этой минуты не замечала совершенства этих черт, не ощущала запаха кожи – сложного аромата сосны, снега, миндаля. Она могла бы целыми днями просто разглядывать его, следя за каждым поворотом головы, блеском изумительно красивых глаз, движениями губ. Даже сейчас она смотрела на них так, будто все это уже принадлежало ей.

– Ваш очередной фокус, мисс Модена? – резко, почти грубо бросил Гай. – А я всегда считал, что англичане – сторонники честной игры.

Пальцы его сомкнулись на ее плечах с такой силой, что девушка поморщилась. Он впился в нее глазами, и Корри неожиданно растерялась, как заблудившийся в лесу ребенок. Что она наделала? Пересекла невидимую границу и оказалась в стране, о существовании которой не подозревала, языка которой не понимала. Как теперь вернуться обратно домой?

Она сама не знала, как ей удалось оторваться от созерцания его лица.

– Подумаешь, поцелуй! Что за счеты между друзьями? – беспечно засмеялась она, но голос, казалось, ей не принадлежал.

– Мы не друзья, – холодно процедил Гай. Зрачки его снова сузились и стали похожи на два крошечных отверстия в пистолетных дулах. – Никогда не были и не будем друзьями.

– Неужели вы настолько терпеть меня не можете?

К собственному стыду и изумлению, девушка почувствовала, как к глазам подступают предательские слезы, и быстро заморгала, пытаясь сдержаться. Все это бред! Она просто устала и расстроена.

– А что, по-вашему, я должен к вам испытывать? – взорвался Гай. – Любить вас или ненавидеть! С самой первой встречи от вас одни неприятности! Вы постоянно стараетесь ранить и задеть меня любым способом, который вам взбредет в голову, – рассорили меня с друзьями, испортили день помолвки, а теперь, кажется, решили расстроить мою свадьбу.

За какие грехи мне такая кара? Чем я провинился перед Богом? Конечно, я старался оправдать ваши выходки юностью… несчастным прошлым… возможно, дурным воспитанием… Но на сей раз вы зашли слишком далеко. С меня довольно. И я собираюсь положить этому конец.

– Простите, больше этого не случится.

Она не могла ответить на его гневные слова с таким же пылом, потому что чувствовала себя маленькой, виноватой, глупой девочкой.

– Вашим обещаниям – грош цена, тем более что мы оба знаем – вы человек ненадежный и совершенно не заслуживаете доверия. Признаю, я поверил вам, особенно когда вы утверждали, что стремитесь в Париж по каким-то важным, веским причинам. Какой глупец! Чем вы занимались все это время? Ничем. Вы ничего не делали. Твердите, что отличаетесь от обыкновенных женщин, но это не так. Вы столь же ленивы, эгоистичны, ни на что не годитесь. И думаете лишь о себе. Вы тщеславны, мисс Модена. Заносчивое, пустоголовое ничтожество, – с невыразимым презрением объявил Гай и, помедлив, добавил: – Но я рад этому. Тем легче иметь с вами дело.

– Что вы задумали?

Девушка дрожала, то ли от холода, то ли от гнева.

– Собираюсь заставить вас раскрыть карты, мисс Модена. Припереть к стенке. Разоблачить.

Гай, не отпуская ее руки, повернулся и начал спускаться. Корри пришлось волей-неволей следовать за ним – вырваться не было никакой возможности.

– О ч-чем это в-вы?

Зубы Корри стучали, босые ноги скользили по холодным камням.

– Я уволена?

Гай громко рассмеялся. Жестко. Холодно.

– Нет, мисс Модена, не выйдет! Так просто вам не отвертеться. – Он остановился так внезапно, что она едва не налетела на него. – Неужели вы не только безмозглы, но еще и слепы?

Лицо мрачное, как штормовое море, губы сжаты… Пальцы впились в запястье Корри.

– Я хочу вас.

Девушка затрепетала, не вполне соображая, о чем он говорит.

– И не притворяйтесь удивленной. Со мной нет нужды разыгрывать невинность. Чего вы ожидали? В конце концов, я мужчина, а вы старались как могли при каждом удобном случае дразнить и провоцировать меня. – Он чуть скривил губы, словно ненавидя себя за вынужденное признание. – Радуйтесь, мисс Модена. Вы победили. Я хочу вас. Так хочу, что готов пожертвовать своим будущим ради обладания вами.

– Снова просите меня быть вашей любовницей? – вызывающе осведомилась девушка, готовая ответить отказом, но он опередил ее:

– Стоит ли? Больше никаких экивоков, любезностей, просьб и уговоров! В любом случае вы абсолютно не годитесь на столь почетную роль: полное отсутствие такта, ни малейшей выдержки, совершенная невоспитанность… Ни за что! Я просто сказал, что возьму вас, только и всего!

– Только и всего? – упавшим голосом повторила девушка, ощущая, как трясутся поджилки.

– Да, – неумолимо подтвердил Гай. – Время настало.

Он прав. Именно в ожидании этого момента Корри строила планы, хитрила, изворачивалась, и интриговала. Но где же торжество, восторг, упоение победой? Отчего душа опустошена? Отчего так грустно, точно нечто бесценное потеряно навеки?

– Подождите!

Девушка старалась перевести дыхание, но Гай безжалостно тащил ее по лестнице. Она неловко ежилась под испытующими испуганными взглядами прохожих, но его, казалось, ничто не трогало.

– Контракт… как насчет контракта? Вы согласились…

– Контракт? Я соблюдал все условия. Вы первая их нарушили. Пункт первый, помните? Никаких приставаний.

Он вел ее все дальше и дальше в лабиринт улочек. Теперь она узнавала знакомые места, но с ужасом понимала, что время идет, а в голове ни единой мысли. Волшебный полумрак, в котором все происходившее казалось сценой из спектакля, рассеялся, вытесненный дневным светом, неприятно ярким, слишком откровенно освещавшим реальный мир. Девушка лихорадочно пыталась придумать что-то. Должен же быть какой-то выход, хотя бы крошечная щелочка, сквозь которую удастся проскользнуть…

– Но вы не любите меня!

Темное лицо на миг осветила сухая усмешка, но железная хватка не ослабла.

– Не находите это выяснение отношений немного неуместным, мисс Модена? Что общего имеет с нами любовь? Как вы весьма точно изволили заметить, я не способен на столь высокие чувства.

Дверь открылась, и на пороге возникла Туанетт в белоснежном накрахмаленном переднике. Корри невольно сжалась, представив, на что сейчас похожа, – красная, запыхавшаяся, растрепанная, с грязными босыми ногами. Но Гай, не обращая внимания на горничную, поволок девушку по ступенькам. Куда девалась прежняя издевательская вежливость? Партия окончена.

– Месье Гай, – нерешительно пробормотала горничная, – звонила ваша кузина…

– Понимаю, – перебил Гай, не испытав ни малейшей неловкости и совершенно позабыв в эту секунду о Корри. – Прошу вас позвонить ей и передать, что я задержусь. – И, поглядев в глаза Корри, спокойно добавил: – Неотложные дела.

Он повел безвольную, обмякшую, как тряпичная кукла, девушку наверх. Они остановились перед ее комнатой. Он втолкнул ее внутрь и захлопнул дверь. Первые лучи солнца разлились по широкой белой постели, гладкой, как страницы еще не прочитанной книги. Гай отпустил ее, и Корри с облегчением решила, что он передумал. Но он с молниеносной быстротой повернул ключ в скважине.

– Ну, мисс Модена, – вкрадчиво начал Гай.

Корри пронизала неудержимая дрожь. Голова шла кругом. И снова это непрошеное воспоминание – тепло его губ на ее губах. Предательская слабость охватила девушку.

Его рука неспешно, по-хозяйски погладила ее щеку, зарылась в тяжелой черной копне волос. Потом он стиснул ее ладони и прижал их к своей груди. Кожа даже сквозь тонкий шелк сорочки пылала огнем, сердце бешено колотилось. Никогда еще в жизни она не совершала столь смелого, вызывающего поступка, никогда не дарила ласк интимнее!

Корри затрепетала, будто пойманная птичка. Гай тяжело дышал, она же, казалось, никак не могла перевести дыхание.

– Гай…

Корри еще надеялась убедить его, но, взглянув на мрачное лицо, поняла – это бесполезно.

– Не надо слов, – тихо сказал он. – Все решено.

Гай стиснул талию девушки, неумолимо повлек ее к кровати и, не отрывая взгляда от смятенного лица, завел руки ей за спину и рывком разорвал застежки. Платье, шурша, сползло к ее ногам.

– Да, я так и думал.

Он осторожно, одним пальцем провел по ее спине. Глаза Корри наполнились слезами. Никто и никогда не касался ее раньше, и теперь она словно избавлялась от старой кожи, чтобы предстать в новой, розовой и нежной, как у младенца.

– Ты прекрасна.

Корри молча наблюдала, как Гай сбрасывает смокинг и сорочку. В утреннем свете его грудь и плечи отливали шелком. Корри испытывала неодолимое страстное желание дотронуться до Гая, но он был так далеко, так недосягаем, будто во сне. Она закрыла глаза, почувствовав прохладу льняной простыни, и чуть слышно вздохнула. Матрац просел под тяжестью тела Гая. Он растянулся рядом; горячая сильная рука погладила ее, замерла на бедре. От него исходил сжигавший ее жар.

– Корри, – новым, незнакомым голосом прошептал он, и девушка расцвела, распустилась, как бутон, – наверное, неведомая фея взмахнула волшебной палочкой. Корри только сейчас поняла, что до этого момента не жила, а лишь существовала. Робко потянувшись к нему, она дотронулась до его плеча. Ее уносило, качало на волнах морское течение, старый добрый Гольфстрим.

Их тела соприкоснулись, и Корри задрожала. Крохотные воздушные пузырьки шампанского, именуемого радостью жизни, поднимались от кончиков пальцев на ногах до самой макушки. Бурлили и лопались. Как чудесно пахнет его кожа: свежеиспеченным хлебом, нагретым солнцем песком…

Корри тихо, гортанно замурлыкала и откуда-то издалека услышала ответный смешок Гая. Волосы на его груди щекотали нос Корри. Неужели она считала его холодным и нелюдимым? Он такой горячий и так близко, что, кажется, стал частью ее самой.

Они долго лежали, не шевелясь, пока Корри была в силах выносить нестерпимое ожидание. В эту минуту душа отделилась от тела, вырвалась на волю, поднялась высоко-высоко, захваченная водоворотом безумного наслаждения. Гай стал медленно ласкать ее, предлагая истинное пиршество чувств и эмоций, настоящий банкет из восхитительных блюд, предназначенных для подлинного гурмана. И она насыщалась, сначала с восторгом, потом с жадностью, не в силах утолить голод, которым терзалась всю жизнь. Она и не знала, что так стосковалась в одиночестве. Он лепил ее, как Пигмалион – Галатею, открывал запретные грани и стороны страсти, окутывал шелковой паутиной нежности лишь для того, чтобы снова раскрыть кокон и вести Корри дальше, в мир, о котором она даже не подозревала. И когда Гай наконец вошел в нее, Корри едва не заплакала от счастья. В эту минуту она была полна им, полна собой и не мечтала об ином счастье.

Она лежала притихшая, ничего не видя и не слыша, все еще ощущая его толчки, будто они были по-прежнему соединены.

– Гай…

– Ш-ш-ш… спи, – повелительно шепнул он.

И Корри послушно смежила веки. Разве есть что-то важнее этого, тепла, запаха и вкуса его кожи, прикосновения подбородка к ее щеке, твердой руки под ее плечом.

Проснувшись, Корри сразу же поняла, какую ужасную ошибку совершила. Она резко села, и в висках немедленно отдалась тупая боль. Как она посмела сотворить такое?!

С величайшей предосторожностью повернувшись на бок, она уставилась на спящего Гая. Сейчас он выглядел совсем мальчишкой, неуклюжим подростком. Длинные ресницы веерами лежали на загорелых щеках.

Господи, что же она наделала! Съела гранатовые зернышки владыки подземного царства! Если бы только распознать их заранее!

Гай пошевелился, вздохнул и неосознанно властным жестом выбросил вперед руку. Неужели просыпается?! Куда теперь деваться?

Корри с горящим от стыда лицом вспоминала обо всех своих хитростях и уловках. Она-то считала себя такой умной, умудренной жизненным опытом и неуязвимой. Бесстыдно флиртовала, звала, заманивала добычу и наконец добилась своего. Но при этом не сознавала, что ловушка, которую так тщательно готовила, достаточно велика для двоих. Что сама попала в ту яму, которую вырыла другому. И где-то между бальным залом и ступеньками Сакре-Кер безнадежно, безвозвратно влюбилась в Гая де Шардонне.

Корри не представляла, сколько времени просидела вот так, съежившаяся и измученная. Как посмела она забыть, что любовь – это несчастье? Ей, наполовину итальянке, знающей наизусть весь оперный репертуар, грешно не догадаться, чем все это закончится!

Но она оказалась не готова. Никто в мире не удосужился подсказать, что ее ждет. Корри подхватило ураганным ветром и понесло так внезапно, с такой силой, что сопротивляться было бесполезно. И это мучительное желание идти за ним на край света, держать за руку, жить в его снах и мечтах. Ей хотелось прижаться к нему. Хотелось сбежать. Спрятаться в его карман и просидеть там всю жизнь. Смотреть, как он бреется по утрам. Выведать о любимом все. Все на свете.

Но это невозможно, подсказывал ей какой-то животный инстинкт. Потому что сам он холоден, жесток и бесчувствен. Потому что она влюбилась в тень, в грезу, в человека, которого просто не существует. Настоящий Гай бессердечен и расчетлив. Он возьмет ее, использует и вскоре отбросит, как ненужную ветошь. И тогда наступит конец. Все ее великие замыслы и планы рухнули в одну безрассудную ночь. А тело предало ее, обмануло коварнее, чем злейший враг. Она впервые была с мужчиной, но на простынях ни капельки крови. Ни малейшей боли. Мать говорила, что такое иногда случается, когда находишь одного-единственного, предназначенного только для тебя. Все оказалось так легко, так естественно. Ему и в голову не придет, что она была девственницей. Корри растаяла от прикосновения Гая, приняла его в себя, будто делала это сотни раз. Все как он сказал – некоторые женщины теряют невинность едва ли не в тот день, когда произносят первое слово. По-видимому, она относится к таковым.

Итак, ни боли, ни крови. Ей нечего предъявить в свое оправдание после ночи безумной страсти. Только вот сердце ноет, истекая кровью, и эта рана никогда не затянется.

Но она не даст погубить себя, не позволит собственной неопытности и глупости стать причиной своей гибели. Не принесет себя в жертву этому человеку. Инстинкт самосохранения не подведет. Корри не может пожертвовать своей жизнью для недостижимой цели. Остался шанс, единственный шанс, если у нее хватит сил решиться.

Девушка медленно подошла к гардеробу и принялась бесшумно собирать вещи. Время не ждет. Придется действовать быстро, с хладнокровием хирурга, отсекающего раковую опухоль. Передернув плечами, Корри натянула желтое ситцевое платье. Как холодно… ужасно холодно… кажется, она превратилась в ледяную статую и никогда не оттает.

Корри твердила себе, что все пройдет. Но ничто не помогало, малейшее движение давалось с усилием. Голова раскалывалась, в горле пересохло. Каждым нервом, каждой частичкой тела она ощущала спящего за спиной человека. Корри поколебалась. Совершенный изгиб коричневого плеча неодолимо притягивал.

Может, стоит разбудить его, хотя бы для того, чтобы попрощаться. И тогда эта ужасная пустота исчезнет, а сердце перестанет кровоточить?

Именно в этот момент Корри отчетливо осознала, что худшее еще впереди. Почему, ну почему никто не предупредил ее, что выпустить тигра из клетки легче легкого, но загнать его обратно куда труднее. Сейчас она застыла. Окоченела. Но скоро она обретет способность чувствовать, и тогда ей несдобровать. Начнется смертельная схватка. Не с Гаем де Шардонне. Он вовсе не враг, хотя бы потому, что просто к ней равнодушен. Нет, у нее другой противник, гораздо серьезнее. Тот, от которого невозможно скрыться.

Она сама.

– Туанетт!

Горничная, испуганная непривычно резким окриком хозяина, едва не уронила лейку с водой„ из которой освежала букеты лилий в холле.

– Да, месье?

– Где мадемуазель Корри?

– Мадемуазель Корри? – робко переспросила Туанетт.

Хозяин выглядел бледным и усталым. Лицо хмурое.

– Боюсь, ее здесь нет, месье.

– То есть как это нет? Отправилась на прогулку?

Таким она хозяина еще не видела! Молча покачав головой, Туанетт вручила ему письмо:

– Ушла, месье. И оставила это для вас.

Гай испытующе вглядывался в лицо горничной.

– Когда? – коротко спросил он, уже совершенно бесстрастно.

– Не могу сказать, месье. Я не видела, как она уходила. Должно быть, очень рано. Сейчас спрошу Андре…

– Не стоит, – бросил хозяин, и Туанетт заметила, как дрожат его пальцы, вскрывающие конверт.

Внутри оказался тонкий квадратик желтого полотна, ненакрахмаленный, но тщательно сложенный. На выстиранной ткани еще остались едва заметные буквы. К салфетке был прикреплен листок бумаги. Всего три строчки:

«Контракт разорван. Пункт пятый. Форс-мажорные обстоятельства».

Гай выругался, скомкал записку и швырнул на пол. Туанетт со страхом заметила, что он вне себя от гнева.

– Это невозможно! – воскликнул он. – Совершенно немыслимо! У нее нет ни денег, ни знакомых в Париже! Куда она девалась?

Туанетт поежилась. Кажется, хозяин ужасно зол. И немудрено – Париж не место для одинокой молодой девушки! Немного поколебавшись, она все же решилась:

– Вероятно, месье, она все-таки знает кого-нибудь. По крайней мере регулярно получала письма.

– Письма? Из Англии, конечно?

– Да, месье. Но были и другие.

Туанетт умирала от страха, но назад возврата не было – пришлось продолжать:

– Я замечала адрес на конвертах, сэр, когда выбрасывала мусор из корзинки. Марки и штемпеля парижские.

Она поспешно опустила глаза, боясь, что наступившая грозовая тишина вот-вот взорвется.

– Ясно, – обронил Гай и не допускающим возражений тоном добавил: – Это все, Туанетт. Спасибо.

Шагнув в гостиную, он тихо прикрыл за собой дверь.