Все, что ей нужно, – один день. Один взятый взаймы, украденный день.

Корри плотнее закуталась в плащ, прислушиваясь к мерному перестуку колес. Напротив нее на узкой вагонной полке мирно спал Гай. Ночник бросал на его лицо синеватые блики. Корри охватила буйная, неукротимая радость. В бескрайней снежной пустыне это единственное место, где никто их не найдет. Где они могут побыть наедине. Доктор Юбермейер напрасно пытался переубедить Корри. Как невеста Гая и к тому же кузина и, следовательно, ближайшая родственница, девушка имела на него все права. Она, даже не задумываясь, поставила под заявлением о выписке имя Бланш де Шардонне и потребовала, чтобы машина «скорой помощи» отвезла их на станцию. В кого она превратилась! Лгунья, самозванка, а теперь еще и похитительница. Но ей все равно. Она любит Гая.

Этот день принадлежит только ей, и с каждым перестуком колес прошлое отступает все дальше.

Корри сунула руку в карман плаща и извлекла оттуда тщательно надписанный конверт, стоивший ей нескольких мгновений невыразимого страха. Она была уже у двери, наблюдая, как санитары везут Гая к машине, когда за спиной раздался крик:

– Мадемуазель де Шардонне! Подождите!

Душа Корри ушла в пятки. Неужели Бланш снова позвонила? Или сейчас потребуют показать документы?

Девушке пришлось призвать на помощь все самообладание, чтобы спокойно повернуться и с высокомерным удивлением взглянуть на регистратора, который сунул ей в руку конверт:

– Здесь вещи месье де Шардонне, мадемуазель. Все, что мы нашли в его карманах.

Корри снова расписалась в какой-то бумаге дрожащей от облегчения рукой, и минуту спустя они уже были на пути в Лугано. Теперь, немного придя в себя, она осторожно высыпала содержимое конверта на ладонь, чувствуя себя кем-то вроде археолога-первооткрывателя. Какой он на самом деле, Гай де Шардонне?

Внутри почти ничего не было: часы, мирно тикавшие в ожидании пробуждения хозяина, паспорт, бумажник и ключи. Корри нежно погладила обложку паспорта. Странички были покрыты штампами виз. Европа, Ближний Восток, Южная Америка… целый мир, знакомый ему и неведомый Корри. Но ничего. Когда-нибудь они объездят весь свет. Когда-нибудь.

На фотографии Гай был строгим, неулыбчивым, как полагается на официальных снимках. Он ужасно фотогеничен!

Бумажник Корри не открыла, зато с наслаждением взвесила на руке каждый ключ. Часть его жизни, все двери, которые он открывает. Этот – от дома в Париже, этот от «порше», а этот, старомодный и истертый, – от комнаты в башне.

– Как вы смеете?!

Сильные пальцы сомкнулись на ее плече. Корри так перепугалась, что все уронила.

– Это мое. Немедленно отдайте.

Гай! Лицо искажено гневом, глаза горят яростным огнем.

Корри поспешно нашарила в полумраке вещи. Ее трясло от нервного возбуждения. Ну почему она вечно предстает перед ним в самом невыгодном свете?

Она молча протянула ему все, что удалось собрать. Очевидно, он еще не пришел в себя окончательно и поэтому узнал Корри только сейчас. Узнал и потрясенно отшатнулся:

– Ты?!

Несколько бесконечных мгновений они смотрели друг на друга. Во взгляде Гая мелькнули сомнение, гнев и, наконец, ранившее больше всего презрение.

– Ну разумеется! Как же я сразу не догадался, – пренебрежительно бросил он и быстро, но тщательно проверил, все ли на месте в бумажнике.

Сердце сжалось от боли. Уж лучше бы он ее ударил! Корри неожиданно вспомнила их первую встречу. Уже тогда Гай показался ей самым безжалостным, самым жестоким и равнодушным человеком в мире. И теперь… ясно, что ничто не изменилось. Несмотря на все, что было между ними, он по-прежнему не доверял и не доверяет ей.

Внезапно пережитое, невероятная усталость и напряжение последних дней навалились на нее. Такого приема Корри не ожидала. Все было хуже, гораздо хуже, чем она себе представляла. Как быть? Что сказать? Она рискнула всем, чтобы спасти его, но теперь поняла, что он вовсе не желал никакого спасения.

Несколько минут назад, перебирая ключи, Корри гадала, как признаться Гаю в своей любви. Теперь, с глазами полными слез, вне себя от горечи и разочарования, девушка выпалила:

– Гай де Шардонне, я тебя ненавижу!

– Это твое личное дело, – спокойно ответил он, не поднимая головы. Кажется, Корри вообще для него не существовала. Он снова перебирал содержимое бумажника, будто потерял что-то очень важное.

– Ты не это ищешь?

Корри подняла с пола клочок бумаги и, несмотря на полумрак, успела заметить несколько цифр, что-то вроде шифра: 31. 20.30.А7. Она не поняла, что это, да и не важно. Теперь ничто не имеет смысла.

Корри вежливо, как незнакомому попутчику, вручила ему записку. Их пальцы даже не соприкоснулись.

– Спасибо.

Гай взял бумажку бережно, словно это было любовное послание, а не строчка из ничего не значащих чисел, и спрятал в бумажник. Потом взглянул на часы и тихо, бешено выругался:

– Где моя одежда?

Корри молча показала на вешалку. Гай, мгновенно позабыв о ней, отвернулся и начал одеваться.

– Что ты делаешь?

Девушка с тревогой заметила, что он слегка покачнулся. Да Гай просто не понимает, где находится!

– А как по-твоему? Ухожу, конечно, – решительно бросил Гай. Он не желает и минуты находиться в ее обществе!

Сердце Корри упало. Что она натворила?

В ушах снова зазвучали слова доктора Юбермейера. Какое неотложное дело могло погнать мужчину сквозь снег и метель? Только…

– Боюсь, ты не сможешь выйти отсюда раньше, чем через пять часов.

Гай зловеще прищурился:

– Почему?

– Потому что ты в поезде. Это экспресс. Следующая остановка через пять часов.

– Что?!

Гай схватился за верхнюю полку, чтобы не упасть. Очевидно, в нем боролись гнев, смущение и неверие. Он огляделся и, кажется, впервые понял, где оказался. Почти рухнув на нижнюю полку, он сжал руками виски.

– Прости, – выдавила Корри, чувствуя себя последней идиоткой. Гай не ответил. В купе воцарилась мертвая тишина. Наконец отчаявшаяся девушка не выдержала: – Она очень красива?

Гай поднял голову. Бледное как мел лицо. В устремленных на Корри глазах какая-то странная тоска.

– Больше чем красива. Добрая, мудрая и… любящая.

«Не то, что ты». Слова прозвенели так громко, будто были произнесены вслух.

– Твой идеал женщины.

Корри замутило. Казалось, кровь по капельке вытекала из ее ставшего невесомым тела.

– Значит, ты ее нашел.

– Возможно.

Он скривил губы и отвернулся.

– Пять часов, говоришь?

– Да.

Гай ничего не ответил, просто бросился на полку лицом к стене.

Корри продолжала сидеть, тупо прислушиваясь к стуку колес. Он не может дождаться, пока избавится от нее! Она думала, что поезд – лучшее для них убежище, но для Гая он стал тюрьмой.

Колеса пожирали милю за милей; издевательское эхо преследовало Корри:

«Добрая, мудрая любящая… Не то, что ты. Не то, что ты. Не то, что ты».

«Но я могла быть такой, – мучительно размышляла Корри. – Если бы ты дал мне шанс».

Ни одного шанса. Ни малейшего.

Корри судорожно стянула края плаща, чувствуя, что в жизни больше не согреется. Гай так близко, что она слышит его дыхание и, если протянет руку, коснется плеча, и все же они далеки, как никогда. Едва поезд остановится, Гай навеки исчезнет из ее жизни. Он влюблен, это ясно без всяких слов. Та, другая женщина, его мечта, кто она? Наверное, настоящая колдунья, иначе как ей удалось украсть сердце Гая, а она, Корри, которая любила его так сильно, что ныла душа, осталась ни с чем? Странная записка… Может, именно в ней кроется тайна? Некий волшебный амулет, химическая формула любви?

Цифры поплыли перед ее уставшими глазами. Что они означают? Шифрованное послание, секретный пароль, пропуск в мир, из которого она изгнана?

И Корри с мучительной тоской вспомнила об Арлекине. Когда-то у нее был собственный мир, теперь разрушенный и уничтоженный. Где он, ее верный друг? Если бы только место, оставленное ему, не оказалось пустым, если бы он сдержал обещание, все могло быть иначе. Даже сейчас она видела этот зияющий провал в цепочке кресел – партер, ряд А – первый. Седьмое место…

Ослепительно-яркая, раскаленная добела стрела пронзила ее насквозь. Корри вскочила. А7. Последний элемент в формуле. Неужто совпадение?

Девушка нахмурилась, заставляя работать измученный мозг. Безумная догадка… но как насчет остального? 31 – вчерашнее число. Возможно… А 20.30? Какие-то размеры?

Надежда начала таять. Это ничего не означает… Нет, неправда! Двадцать четыре часа! 20.30, континентальное время! 8.30 вечера в Англии! Начало спектакля!

Так просто…

Корри пьяно пошатнулась, и не только из-за толчков поезда. В голове взрывались разноцветные вспышки. Все вокруг, казалось, растворяется, исчезает лишь затем, чтобы трансформироваться и явиться в новой необычной форме, иных очертаниях, точно Корри, сама того не ведая, всю жизнь смотрела сквозь треснувшее стекло, искажавшее пейзаж за окном, и теперь кто-то внезапным ударом вышиб осколки, впустив свежий воздух, и солнечный свет, и запах свежескошенной травы. Впервые мир предстал перед ней в своих истинных красках.

А7. Заранее заказанное место. О, если бы она знала раньше! Единственный человек, который видел ее насквозь, такой, какая она есть на самом деле. Без притворства, обманов и бутафорских ухищрений. Она представила его, юношу на пустынном берегу. Он смотрел на море. Корри мысленно позвала его, и он оглянулся. Цветные кусочки пластмассы в калейдоскопе сложились в узор. Она наконец увидела его лицо.

Корри протянула руку и не дыша коснулась плеча Гая.

«Больше я не стану скрываться, – решила она. – Ведь Гай – моя вторая половина».

Гай медленно, нехотя повернул голову. Но, должно быть, прочел что-то в ее глазах, потому что встревоженно спросил:

– Что случилось?

– Я только сейчас поняла кое-что.

Девушка нерешительно замолчала. Слова… Как хрупка и ненадежна цепь, которая связывает их с Гаем, и все же достаточно прочна, чтобы удержать земной шар.

– Помнишь ту загадку, про вечность? Думаю, я нашла ответ. Слушай.

Корри прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться. Что, если произнесенные вслух секретная формула, магический пароль потеряют силу?

– Тридцать первое, двадцать тридцать, А7.

Гай долго безмолвно смотрел на нее. Потом схватил за плечи. Глаза его пылали. Она ощутила, как ее собственные наполняются непролитыми слезами.

– Кто ты?

Корри подняла руку, отстегнула плащ и отбросила в сторону. А вместе с ним многочисленные маски, притворство и ложь, горечь и скрытность, обман и ложную гордость. Все ушло, растаяло, как прошлогодний снег. Серебристо-синее платье наполняло купе таинственным сиянием, словно полное звезд ночное небо. Корри стояла перед Гаем, смущенная и счастливая:

– Я Коломбина.

– Я была ужасной? – прошептала она много позже, устаиваясь поудобнее у него на груди. Они едва умещались на узкой полке. Подол бархатной юбки волочился по полу, но Корри уже ничего не замечала.

– Невыносимой. – Он обвел пальцем очертания ее лица, так нежно, будто боялся, что Корри в любой момент исчезнет. – Такая отчужденная, замкнутая, уверенная в себе… Я никогда не мог понять, что ты думаешь, что чувствуешь. Откуда мне было знать, что в теле прелестной, пресыщенной, утонченной женщины скрывается душа наивной девочки, моей Коломбины, которая любит курорты в межсезонье, собак с хвостами колечком, старых дам в туалетах цвета «розовый шокирующий», разрозненный фарфор и открытые окна.

– А откуда мне было знать, что в столе того номера в «Савое» хранятся мои письма?

– Что еще из того, чем я владел, стоило защищать так свирепо?

– А эта Коломба… я ужасно ревновала! И думала: никто не будет любить меня так, ни один человек.

– А что, по-твоему, я испытывал, когда ты удрала из Биаррица?

– Но мне пришлось! Я была уверена, что ты не захочешь жить в бедности!

– А сейчас?

– О, сейчас, все по-другому, – твердо заявила Корри. – Я почти знаменита и скоро стану зарабатывать столько, что хватит на нас двоих. Не волнуйся, теперь ты достроишь свои фабрики. Я понимаю, как много они для тебя значат.

Гай чуть приподнялся, сжал ладонями ее лицо и поцеловал:

– Корри… Коломбина, моя обожаемая Коломбина!

Корри вырвалась из его объятий и подозрительно прищурилась. Гай ответил ей чуть насмешливым взглядом. Что он задумал?

– Хм-м-м, – фыркнула она. – Корыстная любовь? И все только потому, что толстый бумажник перешел в мои руки?

Гай, откинув голову, громко рассмеялся. Корри недоуменно уставилась на него. Наконец Гаю удалось немного успокоиться. Но его слова удивили ее еще больше.

– Бедная Бланш, – едва выговорил он, вытирая глаза. – Может, она и классическая красавица, но до сих пор живет прошлым. И не понимает, что просто владеть богатством – еще не все. Надо уметь им распорядиться. Деньги должны работать, иначе попросту иссякнут. Вот почему все эти годы я делал вложения не в недвижимость, а в людей. Теперь у меня своя консалтинговая фирма, и дела идут неплохо. Так что бедность мне не грозит. У Бланш, конечно, куча денег, зато у меня доступ к миллиардам.

– Собственная компания? – воскликнула Корри, заинтересованно и в то же время возмущенно. Что сталось с ее деревенским мальчишкой, милым невинным Арлекином? Довольно неприятно узнать, что те двое, которых ты любишь, на самом деле – один и тот же человек! Теперь все окончательно запуталось и стало с ног на голову. – Как она называется?

– А как, по-твоему?

Гай спокойно выдержал разъяренный взгляд девушки, очевидно, наслаждаясь ее гневом.

– Подумай сама, она держится на плаву только благодаря сообразительности ее служащих, она маленькая и увертливая, ловкая, как акробат… словом… «Арлекин».

– Что?! – негодующе взвизгнула Корри. – Хочешь сказать, что все это время я переписывалась с фирмой? И ты, конечно, диктовал письма секретарше? Бизнесмены вечно раздают подчиненным поручения, а сами не делают ничего.

– Не совсем так, конечно. – Он снова поцеловал ее, и голова Корри пошла кругом. – Выйдешь за меня замуж?

– Не могу. Ты слишком богат.

– Только на бумаге, – заверил Гай. Прикосновение его губ к нежному местечку за ушком убеждало лучше любых доводов.

– Ничего не получится, – пробормотала Корри, совершенно потеряв способность мыслить связно. – Твои фабрики, моя карьера…

– Можно все чередовать. – Он слегка подул ей на затылок. – Гибкий график – это очень модно. И весьма эффективно. Максимальный оборот капитала, минимальные затраты. Полгода твои, полгода – мои. Совсем как у бога Плутона и его пленницы жены.

– Очень забавно, – надулась Корри. – Но не романтично. Было куда интереснее, когда ты писал обо мне в третьем лице. Как это… «Каждый раз при виде ее я теряю дар речи».

Гай опустил голову, а когда вновь повернулся к ней, лицо было сосредоточенным, жестким, почти злым.

– О, если бы ты могла представить, – хрипло прошептал он. В темноте его глаза сияли почти неземным светом. – Помнишь Биарриц?

Корри кивнула, боясь вымолвить слово.

– Стоило мне взглянуть в твои глаза, как я увидел… вечное лето, мечту, такую манящую, что сердце замирало. Знаешь, они такого же оттенка, как та темно-синяя линия, где море сливается с небом. Если бы вечность имела цвет, это был бы цвет твоих глаз. Тогда я думал, что если бы мне было дано смотреться в них без конца, я сумел бы забыть все, даже презрение к самому себе. Потом я потерял тебя, но не оставлял поиски. Ведь я побывал у самого горизонта и не желал возвращаться на берег. Я мечтал о тебе так часто, так долго…

Корри задохнулась – так велика была любовь, переполнявшая ее. Окружающее исчезло. Осталась единственная реальность – его лицо, его глаза, смотревшие с такой нежностью, что ей хотелось плакать.

– Но сейчас… сейчас я знаю, что мечты сбываются. Новый, неизведанный континент скрывался за этой темно-синей линией горизонта, а я и не подозревал. Рай, земля обетованная. Теперь я могу оказаться там вместе с тобой, мой маленький Колумб. Впервые в жизни я свободен! Я любил тебя еще до того, как встретил, влюбился, как только увидел, и буду любить до смертного часа. Потому что в твоих глазах горизонт.

Он потянулся к ней неуклюже, словно слепой. Корри растаяла в его объятиях. Они беспомощно цеплялись друг за друга – ее голова на его плече, его лицо в ее волосах.

– Подожди, – вспомнил Гай. – У меня есть кое-что для тебя.

Корри почувствовала, как дрожат его руки, коснувшиеся ее обнаженной шеи. Гай чуть отодвинулся. Корри опустила глаза. На тонкой золотой цепочке висел маленький белый камешек в форме сердца.

– Ты хранил его все это время?

– Да. – Голос Гая прервался. – Ты унесла мое сердце. И я пытался сберечь что-то, принадлежащее тебе.

Корри осторожно коснулась камешка. Она сохранит его навсегда. Это самый дорогой подарок из всех, что ей дарил Гай.

– Но у меня тоже есть что-то для тебя.

– Не надо, – улыбнулся Гай. – Все, что мне необходимо, – здесь, в этом купе.

– Но это особый дар.

Она выскользнула из его объятий и подошла к окну. Слабый свет пробивался сквозь парусиновые занавески.

– Мое наследство. Приданое. Я бы потеряла его много лет назад, не будь тебя. Ты свято хранил его все эти тяжелые мрачные годы, как драгоценное сокровище, как жемчужину в морской раковине, пока я не стала достаточно сильной, чтобы самой его удержать. И теперь я разделю его с тобой, любовь моя. Мой тайный клад воспоминаний и надежд, золото и бирюзу, перламутр… мимозу, лаванду и запах тимьяна, светлячков, пляшущих под абрикосовой луной, соловья в оливах, мой сон о Ривьере. – Она нетерпеливо показала на занавеси: – Не собираешься раздвинуть их?

Гай шагнул вперед, и Корри застыла, охваченная внезапным сомнением. Полюбит ли он эти места? Что, если все поблекло, бирюзовое небо выцвело, а светлячки разучились танцевать?

– Сейчас? – прошептал Гай. В глазах его светилась такая же надежда, и в эту минуту Корри окончательно поняла, что счастье близко, рядом, такое же теплое и сладкое, как апельсин, сорванный прямо с дерева. Оно здесь, приветливо светится оранжевым фонариком под темными листьями. Все, что необходимо, – протянуть руку, и оно упадет в ладонь.

– Сейчас.

Их пальцы встретились, и страхи бесследно исчезли. Нет, она не прежняя, ее Ривьера. Все будет лучше и ярче, чем в самых безумных мечтах, потому что теперь их есть с кем разделить.

Гай привлек ее к себе, потянулся к окну.

И над новым, ослепительно прекрасным миром медленно, торжественно поднялся занавес.