11 мая, понедельник

Первую половину дня Мэгги пришлось напряженно работать, хотя чувствовала она себя невыспавшейся и разбитой. Мэгги печатала протоколы заседаний по предоставлению ссуд и займов, приказы и докладные записки, но мысли ее были заняты другим. Она непрерывно думала о докторе Голдинге, вспоминала их восхитительную прогулку по парку, поездки на ферму к его родственникам и на остров; перед ее глазами возникали его добрая улыбка и участливый взгляд, но в ушах то и дело звучал возмущенный, злой голос Джины, называющей его лжецом, негодяем и обманщиком.

Во время ленча Мэгги и Линн съели по сандвичу, а затем вышли на улицу подышать свежим воздухом. Мэгги не хотелось ни с кем разговаривать, но Линн была в приподнятом настроении и болтала без умолку. Она великолепно провела выходные дни, ходила на свидание и теперь увлеченно, в деталях, рассказывала об этом Мэгги. Та лишь кивала и изредка бормотала "да", "здорово".Рассеянно слушая болтовню Линн, Мэгги продолжала размышлять над своими отношениями с доктором Голдингом, и внезапно ей в голову пришла дельная мысль. Она даже удивилась, как раньше не додумалась до этого. Вместо того чтобы выслушивать рассуждения Джины о том, как должны проводиться сеансы психотерапии, давно надо было самой обо всем разузнать.

Вернувшись в банк, Мэгги распрощалась с Линн и направилась в комнату отдыха персонала. Убедившись, что там никого нет, она подошла к столу, села и взяла телефонный справочник. Долго листала, пока наконец не отыскала номер телефона наблюдательной комиссии по соблюдению прав потребителей, получающих услуги в социальной сфере и здравоохранении. Торопливо набрала номер и услышала женский голос, прозвучавший очень по-деловому.

Мэгги тоже постаралась придать своему голосу деловитости:

– Добрый день, я хотела бы узнать относительно этических требований… – и умолкла.

– Этических требований к кому именно? – живо отозвалась собеседница и стала быстро перечислять: – Психиатрам, психотерапевтам, социальным работникам, консультантам по брачным и семейным отношениям, адвокатам, священникам?

Мэгги ошарашенно молчала, пытаясь осмыслить услышанное.

– Алло, вы слушаете? – после короткой паузы спросила женщина.

– Да, да, – опомнившись, поспешно ответила Мэгги. – Я хотела бы узнать об этических требованиях, предъявляемых к психотерапевтам.

– Сформулируйте суть вопроса, – снова деловым тоном предложила дама.

– Может ли психотерапевт иметь личные отношения со своими пациентами?

– Какого рода отношения? – строго уточнила женщина. – Сексуальные?

– Не совсем.

– Что значит "не совсем"? А какие тогда?

– Ну… например, целовать пациентку, – смущенно пробормотала Мэгги.

– Это грубое нарушение морального кодекса психотерапевтов, – заявила дама.

Во рту у Мэгги пересохло, сердце в груди заколотилось.

– А что там говорится, в этом кодексе? – прошептала она.

– Так, минуточку. Давайте посмотрим.

Очевидно, ее собеседница открыла какую-то книгу или справочник, отыскала нужную страницу и принялась перечислять:

– Психотерапевты не имеют права вступать в личные, в том числе сексуальные, отношения со своими пациентами, включая такие, как объятия и поцелуи. Подобное поведение расценивается как нарушение прав пациентов… Психотерапевт лишается лицензии… Так, дальше… Психотерапевт не имеет права давать о себе ложные сведения, вести с пациентом беседы на посторонние темы, проявлять к нему неуважение или высказывать негативное отношение… Запрещается обращаться к пациенту с личными просьбами, например, об одалживании денег или оказании каких-либо услуг, поскольку подобные просьбы не только выходят за рамки установленных между ними отношений, но и отрицательно сказываются на душевном самочувствии пациента, могут повредить проводимому лечению…

– Подождите!.. – не выдержав, прервала Мэгги.

– Да, слушаю вас, – с готовностью отозвалась дама.

– Значит, поцелуи и объятия со стороны психотерапевта – это нарушение правил?

– Подобное поведение недопустимо, – авторитетно подтвердила собеседница.

– Это правда? – удрученно прошептала Мэгги.

– Да, психотерапевт не должен вступать с пациентом в личные отношения, – подтвердила она.

– Но если он… все-таки вступает… – Мэгги на мгновение запнулась, а потом продолжила: – Ему это чем-то грозит?

– Естественно, и он прекрасно об этом знает. Скажите, о каком конкретно психотерапевте вы спрашиваете?

– О каком конкретно? – растерялась Мэгги.

– Да. Но… если не хотите сейчас называть его фамилию, то после нашего разговора сразу обратитесь в нашу комиссию и подайте жалобу. Мы рассмотрим ее, проверим факты и, если они подтвердятся, вынесем соответствующее решение о лишении его лицензии, обещаю вам.

Услышав последнюю фразу, Мэгги вздрогнула и, не поблагодарив собеседницу за предоставленную информацию, быстро повесила трубку. Несколько минут она сидела неподвижно, уставившись в пространство и пытаясь осмыслить то, о чем ей сообщила по телефону сотрудница в наблюдательной комиссии.

"Вот так-то, Маргарет Сара Айви, – удрученно качая головой, мысленно сказала она себе. – Нарушение правил, грубое пренебрежение моральным кодексом… Значит, есть в тебе какой-то изъян, заметив который мужчины начинают вести себя недостойно. И не имеет значения, какими глазами доктор Голдинг смотрел на тебя, куда возил и что говорил. Он твердо знал, что не должен был так поступать, но тем не менее поступал. Он вступил с тобой в личные отношения, обнимал тебя и целовал… И только что ты получила подтверждение тому из уст квалифицированного специалиста".

Мэгги тяжело вздохнула, вышла из комнаты отдыха и побрела к себе. До конца рабочего дня она печатала, запрещая себе думать о докторе Голдинге, но воспоминания о встречах с ним не оставляли ее ни на мгновение. Перед глазами то и дело возникало его лицо, проникновенный, сочувствующий взгляд, добродушная улыбка. Она вспоминала, как радовался Тим каждой встрече с Джейком, и сердце ее болезненно сжималось.

Как она могла так опрометчиво поступить, познакомив маленького Тима с доктором Голдингом! Ведь она давно поклялась себе не делать ничего, что могло бы ранить душу ее сына. И что теперь получается? Тим привязался к Джейку, полюбил его, поверив, что у него появился настоящий взрослый друг, – и очень скоро он его лишится? Господи, как тяжело будет переживать сын расставание с доктором Голдингом! И виновата в этом только она, Мэгги.

Закончив работу, Мэгги забрала Тима из детского сада, они сели в автобус, и пока тряслись по неровной, в выбоинах дороге, Мэгги вспоминала свой первый визит к психотерапевту. Как она вошла в его кабинет, рыдая, как доктор Голдинг усадил ее в кресло, взял стул и сел напротив. Она сбивчиво рассказывала ему о своих неприятностях, он молча слушал ее и кивал. Слезы градом катились по ее лицу, застилая взор, но, даже почти ничего не видя, Мэгги все-таки сумела заметить, как изменилось лицо доктора. На нем появилось выражение тревоги. Он явно был в замешательстве.

Тогда Мэгги, увлеченная собственными переживаниями, не придала этому значения, просто слегка удивилась. А теперь, вспоминая встревоженное лицо доктора Голдинга и его смятение, вдруг подумала, что все это очень странно. Почему ее появление в кабинете и сбивчивый, горестный рассказ о неудавшейся жизни вызвал у доктора Голдинга такую реакцию? Он испугался – сейчас Мэгги это ясно осознала.

Почему? Разве он впервые имел дело с плачущими женщинами? Да перед его глазами прошли сотни, даже тысячи пациенток! Все они плакали, хлюпали носами, жалуясь на тяжелую судьбу. Может быть, доктор Голдинг сразу проникся к ней сочувствием, она ему понравилась, и он стал относиться к ней не как к пациентке, а как к женщине? Очень может быть. Это, конечно, приятно… Неприятно, однако, другое: он не должен был, не имел права проявлять по отношению к ней никаких личных симпатий. Он знал об этом и тем не менее пошел на нарушение общепринятых для врачей правил!

По дороге домой Тим подробно пересказывал Мэгги содержание новой книги, которую они читали в детском саду, она рассеянно слушала про пирата и его собаку, искавших клад, стараясь скрыть свое плохое настроение, но сын, к счастью, ничего не замечал.

Открывая дверь своей квартиры, Мэгги испытала новый приступ душевной боли. Замки, щеколда на двери, выбежавший их встретить веселый котенок, которого Тиму подарили на ферме… Казалось, все в ее доме напоминало о докторе Голдинге. За неполные три недели он сумел прочно занять место в ее жизни, заполнил собой почти всю ее…

Мэгги прошла на кухню и хотела заняться ужином, но Тим попросил ее посмотреть рисунки, которые он сделал в детском саду. Увидев один рисунок, Мэгги мгновенно ощутила знакомое пощипывание в носу и, взяв бумажную салфетку, промокнула глаза. На листе бумаги были изображены ферма, зеленый луг, на котором паслись коровы, сарай, деревья…

– Замечательный рисунок, – быстро проговорила она, опуская голову, чтобы Тим не заметил ее слез. – А пока пойди в комнату и поиграй.

Мэгги поставила кипятить воду для макарон и принялась тереть морковь и резать салат-латук. Из гостиной доносился веселый голос Тима, он продолжал рассказывать, как провел день в детском саду, а она перебирала в памяти свои встречи с доктором Голдингом и анализировала его поведение. Ведь он не говорил, например: "Мэгги, мне кажется, собираясь уехать домой и выйти замуж за человека, которого вы не любите, вы совершаете ошибку". Да, именно такую фразу произнес бы психотерапевт в ответ на подобное заявление пациентки. Или: "Ваше решение ошибочно, оно принято под влиянием минуты".

Почувствовав, что заливается слезами, Мэгги снова схватила бумажную салфетку, потом вымыла лицо холодной водой и, немного успокоившись, вновь вспомнила лицо Джейка, В ушах зазвучал его тихий, проникновенный голос: "Мэгги, пожалуйста, не уезжайте. Я очень не хочу, чтобы вы уезжали. Останьтесь со мной, Мэгги…"

Доктор Голдинг раздраженно поморщился. Он с самого начала был уверен, что бюро, рекомендовавшее ему подрядчиков для реконструкции офиса, его обманет, а сам подрядчик окажется мерзавцем и халтурщиком. Был уверен, а все-таки решился на эту авантюру! Джейсон по опыту знал, что вся эта сомнительная публика только и жаждет хапнуть побольше денег, а работа их мало волнует. И даже подачей жалоб их не напугаешь!

Джейсон нервным жестом пригладил волосы и немного успокоился: пересаженные волосы были на ощупь жесткими и, кажется, даже подросли.

– Моника, набери еще раз номер доктора, – с нетерпением попросил он.

– Дорогой, мы оставили сообщение, и как только доктор появится, он тебе перезвонит.

Моника сидела, закинув ногу на ногу, в большом раскладном кресле, которые стояли в каждой палате для родственников: вдруг захотят переночевать у постели больного? Джейсон смерил жену презрительным взглядом и усмехнулся. Представить Монику ночующей в этом кресле у постели тяжелобольного мужа было невозможно. Вот и сейчас она сидит в новом платье, смотрит телевизионное шоу Джерри Спрингера, одновременно листая журнал. Но созерцание беспечной жены на сей раз не разозлило его. С тех пор как Джейсон загремел в больницу, он пересмотрел свои взгляды и пришел к определенным выводам. Если в первые дни пребывания в больнице он расценивал свою болезнь как внезапное несчастье, свалившееся на его голову, то теперь считал это благом. Да, именно благодаря болезни он другими глазами взглянул на свою жизнь и задумал новую книгу.

Джейсон закрыл глаза и представил обложку новой книги, на ней золотыми буквами было написано: "Смерть возвращает к жизни. Обретение смысла жизни перед лицом смерти". Джейсон уже созвонился со своим агентом, и та обещала сегодня во второй половине дня переговорить с издательским домом "Рэндом" по поводу публикации. Господи, как Джейсон мечтал вместе с агентом присутствовать на переговорах! Но нет, этот доктор, идиот, сказал, что раньше завтрашнего дня он не выпишет его из больницы.

Джейсон сел в постели, поискал глазами пульт, чтобы выключить наконец это дурацкое шоу, которое с таким интересом смотрела Моника, но нигде его не нашел.

– Моника, позвони врачу, – раздраженно повторил он. – Или медсестре. Кому хочешь, но я должен немедленно уехать отсюда.

– Дорогой, о чем ты говоришь? – Нехотя оторвав взгляд от экрана телевизора, Моника приподнялась в кресле и посмотрела на мужа. Журнал выскользнул у нее из рук и, зашелестев страницами, упал на пол.

Вот, снова этот пренебрежительный тон, безразличный взгляд, ничего не выражающее лицо… Господи, как все это надоело!

– Позвони! – упрямо повторил он. – Я должен улететь сегодня.

– Дорогой, ты думаешь, это так просто? – вздохнув, произнесла Моника. – Билеты на самолеты бронируют заранее.

Глаза Джейсона сузились от злости. А ведь когда-то эта женщина казалась ему очень привлекательной. Как давно это было!

– Хорошо, я позвоню, – покорно кивнув, сказала Моника, – и постараюсь заказать билеты на завтрашний рейс.

– Ладно, – пробурчал Джейсон. – Потерплю до завтра.

Он откинулся на подушки и стал напряженно думать. Завтра – вторник, время еще терпит. Его наконец выпишут, и они с агентом оправятся в издательский дом обсуждать детали будущей публикации. Всегда лучше, когда автор встречается с издателями лично, а не через агентов. Доктор Голдинг представит свою будущую книгу, перескажет ее основные идеи. Джейсон был уверен, что читатели обязательно заинтересуются его трудом, и в дальнейшем он займет одно из первых мест в списке бестселлеров.

Он покосился на Монику, которая, с сожалением покинув удобное кресло, направилась к телефонному аппарату, и сказал:

– Подожди.

Моника удивленно взглянула на него и откинула прядь волос со лба.

– Заказывай билеты на среду, – проговорил Джейсон. – Раз уж я торчу здесь, то хоть проведу время с пользой и сам встречусь с издателями. А в среду, когда мы прилетим домой, я сразу же, прямо из аэропорта, отправлюсь в свой офис.

– Зачем?

– Хочу застукать этих мерзавцев на месте и посмотреть, чем они там занимаются, – хмуро объяснил доктор. – Уверен, они занимаются чем угодно, только не ремонтом.

Эта мысль взбодрила Джейсона, правда, радоваться было нечему. Взглянув на Монику, которая снова сидела в кресле перед телевизором с журналом в руках, он решил после ее ухода позвонить своему адвокату и сообщить о принятом им важном решении. А когда они с Моникой вернутся домой, Джейсон сообщит ей, что в скором времени их жизнь кардинально изменится. Точнее, ее жизнь…

Джейсон принял это решение сразу после того, как очутился в больнице. Нет, что ни говори, а болезнь пошла ему на пользу и помогла наконец кое-что осознать. Он мечтательно закрыл глаза. Перед его внутренним взором появилась новая книга, и возникли строки, которые, по его мнению, станут в ней ключевыми: "Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на отношения с людьми, которые для тебя ничего не значат. Надо жить так, словно это последний день твоей жизни".

Чудесное видение исчезло, Джейсон открыл глаза, покосился на Монику, увлеченно следящую за Джерри Спрингером, и угрюмо подумал, что даже если бы он сейчас, в присутствии жены, позвонил своему адвокату и попросил подготовить необходимые документы, она не обратила бы на это никакого внимания.

Отварив макароны и приготовив салат, Мэгги позвала Тима на кухню. Сама же она потеряла аппетит, вяло ковыряла вилкой в тарелке, салат из свежих овощей и макароны казались невкусными. Мысли о докторе Голдинге и о звонке в наблюдательную комиссию продолжали терзать ее, и, чтобы отвлечься, она принялась играть с Тимом, затем почитала ему любимые книги и уложила спать.

После тяжелого дня ей тоже надо бы лечь пораньше, но нервы ее были напряжены, и она боялась провести еще одну бессонную ночь, полную тревожных мыслей. Внезапно зазвонили в дверь, Мэгги вздрогнула и тотчас поспешила в коридор, недоумевая, кто может заявиться к ней в столь поздний час.

На пороге стояла Джина Туччи. Мэгги и не подумала посторониться, чтобы впустить ее в квартиру.

– Ты долго будешь держать меня на лестнице? – не выдержав, возмущенно спросила подруга.

Словно очнувшись, Мэгги отступила на несколько шагов, и Джина, войдя в квартиру, сразу направилась в гостиную.

– Мы могли бы поговорить по телефону, – раздраженно сказала она вошедшей вслед за ней Мэгги, – но ведь ты не считаешь нужным перезванивать, когда тебя об этом просят.

Мэгги досадливо покачала головой. Сейчас начнется… Встречаясь с Джиной на протяжении года, Мэгги обратила внимание на одну странную, с ее точки зрения, особенность. Джина была очень эмоциональным человеком, эмоции лились у нее через край, но каждый раз доминировала какая-то одна. Праведный гнев, презрение, демонстративное великодушие… Какая на сей раз? Пока определить трудно.

"Господи, как я от всего этого устала! – подумала она. – Притворяться, что внимательно слушаешь, согласно кивать, внимая советам умудренной жизнью подруги…"

И почему люди считают себя вправе вмешиваться в чужую жизнь, лезут со своими замечаниями, пытаются заставить других плясать под свою дудку? За последние две недели Мэгги, сама того не замечая, научилась принимать решения самостоятельно, без оглядки на других и обратила на это внимание только сейчас. Да, она никого больше не станет слушать, она будет поступать так, как считает нужным. И перед Джиной притворяться тоже не будет. Прямо сейчас скажет ей…

– Джина, уже поздно, – холодно промолвила Мэгги, глядя в глаза подруге. – Я очень устала. И не хочу с тобой разговаривать.

Лицо Джины побелело, затем стало пунцовым.

– Ах, ты не хочешь со мной разговаривать? – патетически воскликнула она. – Посмотрим, что ты скажешь, когда узнаешь всю правду о своем драгоценном докторе Голдинге!

Но слова Джины не произвели на Мэгги никакого впечатления.

– Ну и о чем ты хочешь мне рассказать? – тихо спросила она.

Джина сняла пиджак, повесила его на спинку кресла и села.

– У тебя есть вино? – осведомилась она. – Нет.

– Ладно, обойдемся, – бросила Джина, откидываясь на спинку кресла.

Мэгги молча смотрела на нее и вдруг с удивлением осознала, что Джина, в сущности, злой человек. Недоброжелательная, завистливая, самовлюбленная эгоистка. Трудно жить, когда в тебе постоянно бурлят отрицательные эмоции. Мэгги на секунду даже пожалела Джину, но тотчас опомнилась. Незачем ее жалеть.

– Так что ты хотела мне сказать? – напомнила она Джине.

Та с задумчивым видом провела рукой по волосам и сообщила:

– Частный детектив, которого я наняла, рассказал мне о докторе Голдинге много любопытного. – И, усмехнувшись, посоветовала: – Ты лучше сядь, а то упадешь, услышав новости.

– Не волнуйся, не упаду, – сухо отозвалась Мэгги. – Рассказывай.

– Поскольку я несу ответственность за то, что направила тебя к Голдингу, я не могла спокойно слышать о его недостойном поведении и поэтому… – сбивчиво начала Джина.

"Она, оказывается, несет ответственность, – угрюмо подумала Мэгги. – Нет, в искренность ее намерений я больше не верю".

– … и поэтому наняла детектива, – продолжала Джина. – И так поступил бы любой, окажись он на моем месте. Ведь я записала тебя на сеансы психотерапии, заплатила за них…

– Короче, Джина!

– Короче, твой драгоценный доктор Голдинг оказался лжецом и мошенником! – торжествующе воскликнула она.

– Ну и что? – устало вздохнула Мэгги. – Это ничего не доказывает.

Она не имела намерения защищать Джейка перед Джиной, но поймала себя на мысли, что ее фраза прозвучала так, словно она его оправдывала.

– Это доказывает многое! И сейчас я приведу тебе пример. Детектив не поленился покопаться в прошлом Голдинга и выяснил любопытные подробности. Оказывается, твой доктор с большим трудом получил диплом о высшем образовании! Его бывшие сокурсники подтвердили, что он платил им приличные суммы за то, чтобы они помогали ему писать диплом и готовили ответы для экзаменационного тестирования. Конечно, доказать сейчас они ничего не могут, с тех пор прошло много времени, но факт остается фактом.

У Мэгги перехватило дыхание, но она заставила себя небрежно бросить:

– Ну и что?

– Теперь пойдем дальше, – усмехнувшись, сказала Джина. – Моему детективу уддлось также узнать, что в прошлом году Голдинг угодил в крайне неприятную историю. Его обвинили в плагиате. Однажды на вечеринке, куда он был приглашен, один из его коллег поделился с ним замыслом будущей книги. А через короткое время вышла книга Голдинга, сразу попав в разряд бестселлера, в основу которой легла идея его коллеги. Голдинг украл ее! Его коллега – был очень возмущен, даже подал на него в суд за присвоение интеллектуальной собственности, но доктору удалось замять дело.

Мэгги покачала головой. Все это не имело для нее никакого значения. Так, пустой звук.

– Мне продолжать? – недобро взглянув на нее, ехидно спросила Джина.

– Продолжай, – пожав плечами, ответила Мэгги.

– Но самое главное заключается в том, что Голдинг уклоняется от уплаты налогов! – с победоносным видом объявила подруга. – Он устроил все таким образом, будто передал права на собственные книги своей жене, якобы издание его книг неприбыльно и налоги он платит мизерные. Теперь до тебя дошло, что представляет собой этот человек? Он мошенник! И надеюсь, очень скоро загремит в тюрьму!

Из потока слов, льющихся из уст Джины, Мэгги услышала лишь одно слово, которое, как ей показалось, прозвучало громовым разрядом и молнией ударило ей в сердце.

– Жене? – ошеломленно прошептала она.

– Да, жене, – подтвердила Джина. – А кому же еще? – Заметив, как побледнела подруга, она усмехнулась и, качая головой, с нотками сочувствия в голосе произнесла: – Мэгги, да он женат третий раз! Разве ты об этом не знала?

– Нет…

– А ты его книгу в руки брала? – уже жестче спросила Джина. – Так вот, если бы ты удосужилась открыть хотя бы первую страницу, то увидела, что написано наверху: "Посвящаю своей жене, Монике".

Джина продолжала говорить, но Мэгги больше ее не слушала. Точнее, она просто ничего не слышала. Перед ее глазами лихорадочно мелькали картины недавнего прошлого: они с доктором Голдингом сидят, прислонившись к огромному, нагретому солнцем валуну у маленькой быстрой речки, их плечи соприкасаются, Джейк, наклонившись к ней, нежно целует ее в щеку… В музее он обнимает ее и, прижав к себе, шепчет: "Мэгги, я не хочу, чтобы вы уезжали. Останьтесь со мной…"

Больше всего сейчас ей хотелось остаться одной, но Джина продолжала гневно обличать доктора Голдинга. Не выдержав, Мэгги бессильно рухнула в кресло, в отчаянии закрыла лицо руками и зарыдала.