Поразителен этот мир. И чем дольше я в нем нахожусь, тем больше чудес и необычностей встречаю на своем пути. Я не пробыл здесь и дня, а тем не менее пребываю в состоянии шока от того, что здесь таится для человека извне. Сюрпризы за сюрпризами. Однако то, что я испытал, как признался Трэго, было сюрпризом для девяноста девяти процентов населения Ферленга. Речь о Зеленом Пути.

К слову, Трэго тот еще хитрец. Каково было мое удивление, когда после признания мага я узнал о том, что со многими вещами он встречался первый раз: будь то разговор со старым эзонесом, умение вести с ним беседу, путешествие по Зеленому Пути… Он парень непростой и полон загадок. Поначалу я думал, что им овладело желание порисоваться, взять эффектом «всезнайки», но все куда проще: Ленсли оказался отличным теоретиком и чрезвычайно способным студентом. Он стремился познать все и сразу, не пропускал ни одной лекции, во внеурочное время сидел в библиотеках и штудировал древнейшие фолианты и рукописи, учебники и энциклопедии. Его потенциал не знал границ, он вбирал в себя все новое, впитывал, словно губка, брошенная в лужицу разлитой воды на столе. И по мере обучения он становился все ценнее, как кошелек, в который каждый день подкладывают по одному крохотному, но стоящему драгоценному камню. В итоге вышло, что Трэго стал просто незаменимым источником знаний, надежным спутником и ходячим справочником по миру.

Зеленый Путь представляет собой систему быстрого перемещения по лесу, если выражаться языком диковатого пришельца. Мой спутник дал более заковыристое определение, но оно больше походит на научный доклад, нежели на толковое объяснение для несведущего человека. С бухты-барахты на Путь наткнуться невозможно, он вообще считается личным способом передвижения лесных духов. Именно они — и только — могут открывать Пути. Идя к указанному эзонесом месту я недоумевал и расспрашивал Трэго, по какой причине мы вынуждены отмерять шагами не пойми сколько сотен метров чистейшего фэнтезийного леса, когда могли бы попросить эзонеса открыть вход прямо на месте, рядом с нами.

— Какой деловой! Во-первых, мы сущностью не вышли, чтобы лесные духи нам прямые тропиночки предоставляли, во-вторых, ты его видел? Ему же лет пятьсот, не меньше! Сил у него и так нет, а тратить их на людей он вряд ли бы согласился. А то место, куда он нас отправил — самый обыкновенный лесной портал или коридор, некогда открывавшийся. К нему почти не нужно прикладывать усилий, дабы он заработал. Это куда легче с точки зрения старого немощного духа. Поди проще открыть имеющуюся дверь, чем прорубать новую.

При передвижении по Зеленому Пути человек вряд ли заметит нечто необычное: обычная тропа, идущая через лес, петляющая чуть больше обычной среднестатистической. С той лишь разницей, что за час хождения по такой тропе можно пройти расстояние, эквивалентное десятичасовому передвижению стандартным путем. Феноменально, что зашли мы в небольшой лесочек, а плутали по нему ого-го сколько! И вышли вообще с другого места, проделав, по словам Трэго, пять часов обычного пути, если взяться отмерять пройденное расстояние. Надо отдать должное эзонесу — Зеленый Путь изобиловал растущими плодово-ягодными деревьями, личина которых так и не была установлена. Приятным фактом оказалась встреча родных ягод: малины, земляники, костяники. Однако помимо них встречались всецело неведомые фрукты, чьи названия вызывали у меня столько же информативности, сколько термин «углеродисто-фтористый цезий» у математика. И все бы ничего, но подобный способ передвижения изнуряет. Он работает как бы «в кредит», и усталость приходит сразу же после схода с Пути.

Оттого и восстанавливаем силы. Завечерело; зиалаторы величественно возвышаются над нами, тянутся ввысь, к солнцу, подобно молодым побегам. Мне кажется, рухни они в нашу сторону, непременно бы раздавили нас — до того высоки эти сооружения. А еще мне очень нравится здешнее небо, все в причудливых узорах, да еще и меняющих оттенок в зависимости от времени суток. Я пока не успел пронаблюдать полный цикл изменения цветовой гаммы, но Трэго рассказал, что по ночам они светятся серебряным.

Сейчас же небо теряет насыщенную желтизну, близкую к охре, и начинает голубеть. Словно смотришь на все через светло-синие линзы. Каракули же, еще час назад бывшие черными, теряют цвет и переходят к серому. Чарующе.

— Луна? Что еще за луна? — удивленно смотрит на меня маг, непонимающе хлопая глазами.

— Спутник Зе… Тьфу ты, в общем, шар такой, желтовато-серебристый. Он становится полумесяцем, а потом снова шаром! — доходчиво объяснял я Трэго.

— Нет у нас никаких шаров. Днем светит солнце и все. По ночам нам хватает света, что дают Кая'Лити.

Вот такие дела. Нет луны и все тут. Надо бы привыкнуть, раз уж я тут надолго. Солнце есть, а луны нет. В Москве я замечал, конечно, что она пропадала на несколько дней, но так уж заложено в ее циклах. Но если в небе яркое светило, значит, Ферленг — планета нашей солнечной системы? Здешняя температура схожа с земной, соответственно, мы должны находиться примерно на том же расстоянии от солнца, что и Земля. Странно… Мои знания бедноваты, чтобы строить теории и догадки.

Разговор оборвался, и мы погрузились в молчание. Я сорвал тонкий стебелек травы и зажал в зубах, задумчиво рассматривая невидимую точку. Лупился в нее минут десять. Тратиться на диалоги не хотелось, а по сути и не о чем. Расспрашивать? Нет поводов. Нет, я могу попросить прочитать пару лекций об устройстве и истории современного мира, но ну его забивать голову. Само придет со временем.

— Пойдем? — спросил Трэго и, не дожидаясь ответа, поднялся. Я тоже встал, весь из себя свежий и отдохнувший, втянул приятный воздух вечернего затухающего лета и кивнул. — Сегодня, как и предполагалось, я иду лесом. Ну хоть эля выпьем. Департамент подождет.

— А ночевать где будем? — вопрос острый и беспокоит меня. Нет ни одного человека, на которого я мог бы положиться в трудную минуту, кто не погнушался бы принять меня на ночлег, безвозмездно и радушно.

— В трактире, где-где! — изумился маг. Для него-то это, наверное, обычное дело.

Во время путешествия бедный маг не отвертелся и ответил на град моих вопросов — они все же нашлись и в немалом количестве. Я поражался терпению Ленсли, но, с другой стороны, меня тоже можно понять. Думаю, попади он в Москву — рот у него не закрывался бы точно. Здесь-то уж вряд ли пишут книги, отдаленно напоминающие футуристические произведения с каким-либо намеком на машины, компьютеры и сотовые телефоны. Однако не молчал и я, ибо хваткий Трэго тоже решил закинуть удочку и выудить новой для себя информации. Пришлось поднапрячь память и поведать ему о махровых временах, вспомнить детдом, употребляемые словечки и зачаток моего прозвища, нашедший свое подтверждение в будущем.

* * *

Первая часть истории произошла давно. Началось все с детдома. Семнадцать лет назад, в Люберцах, в детском доме номер шесть. Была осень, пока еще не отошедшая от теплого лета. Дожди не успели испортить улицу и настроение, а холода были где-то далеко. Закончился урок математики, нас вели в столовую на обед.

Из столовой опять воняло ненавистным борщем и тушеной капустой с донельзя паранормальными котлетами. Персонал ревностно называл их куриными, но я пробовал настоящую курицу и понял — нам что-то недоговаривают.

Ученики четвертого «А» уже ели — у них была физкультура, поэтому они пришли немного раньше остальных. Мы стояли у входа и ждали, когда шумные младшаки втиснутся в узкий дверной проем. Вот счастливчики. Их не смущали ни запахи, ни вкус, ни консистенция. Пашка из седьмого «В» извечно называл суп «баландой», а второе — «шамовкой». Ну и мы, глядя на него, стали сперва пародировать, а потом сами не заметили как словечки вошли в привычный лексикон и остались с нами до самого конца.

— Опять кровавая баланда, — вздохнул Володя, сосед по двухъярусной кровати.

— И сваренный роддом, — подхватил я неудовольствие товарища.

— Какой такой «роддом»? — спросил Кадык. Это был Сашка, но из-за острого, выступающего вперед кадыка кличка приелась сама по себе легко и быстро всеми подхватилась.

— Капустный! — горяченно ответил я, сетуя на непонятливость Сашки. — Детей где находят?

— А-а-а-а, — многозначительно промычал Кадык.

— Бэ-э-э-э, — передразнил я, рассерженный тем, что шутка пропала втуне.

Галдящие младшаки почти забежали, и мы по-пингвиньи прошли еще ближе ко входу. Вонь вонью, а желудок урчал.

— Ну ты завернул, Макс! Сам себя-то понял вообще? — рассмеялся Володя.

— Я-то да! А вот знал бы, что вы, — я отвесил два подзатыльника друзьям, — ни хрена не поймете, лучше б смолчал.

Длинные столы, стоящие бок о бок, одинаковые тарелки, одинаковые ложки. Казалось, в той атмосфере все было одинаковым. Не играли роль прически, формы носа, одежда и даже половые различия… Ты как бы считывал фантомы — фантом воспитателя, фантом преподавателя, фантом работников столовой, фантом учащегося. Не жизнь, а механическое восприятие. Оно не мешало заводить дружбу не только с парнями, но и девчонками, но это лишь мелкие живые вкрапления в моногамный мир мертвого влачения.

Друг напротив друга сидели «ашки» и с явным неудовольствием ели шамовку.

— Смотри, какая Лариска сегодня клевая, — негромко сказал Володя.

— Лерка, кажись, покруче будет, — возразил я.

— А мне Светка нравится! — не остался в стороне Сашка.

Володя посмеялся и приобнял Кадыка.

— Светка твоя, вон, со Шмайсером сидит! Забудь.

А Шмайсером у нас звался Кирилл — немецкий язык ему давался лучше всего. Он часто хвастался своими познаниями. Девчонки к нему так и липли до самого конца учебы. Почему-то он считал себя привилегированным и по отношению к другим вел себя не слишком почтительно. Это касалось не одних детдомовцев, но и всего персонала. Рядом со Шмайсером — его неотлучная шайка. Патрон, Затвор и Прицел. Мы с ребятами пришли к общему выводу, что именно так следовало назвать тех прихвостней, ни на шаг не отходивших от Шмайсера.

Напротив него, стиснутый по бокам Патроном и Прицелом, сидел щуплый Коля-очкарик. Для кого-то «бота», для кого-то «у́ма». Немецкая компания держала его на коротком поводке и всячески использовала его. То домашку сделать, то на диктанте подглядеть или сочинение написать. В общем, парень был в тисках.

Но тут позади Коли возник Затвор и отвлек его, чем-то заболтав. В тот момент Шмайсер ухмыльнулся, перегнулся через стол и смачно плюнул в тарелку с недоеденной баландой. Сидящий справа Патрон чуть помешал ложкой, чтобы плевок не был так заметен.

— Пацаны, скажете, чтоб на меня раздали, я отбегу, — поспешно проговорил я, отделяясь от наших «бэшек».

Зайдя сбоку, к крайнему ряду столов, я пробрался к Шмайсеру, повернулся к нему спиной, к обедавшим девчонкам, и наклонился к ним.

— Девчонки, вы ж не доели баланду, да? — с надеждой спросил я.

— Сам жри эту дрянь!

— А дайте-ка тарелку. Только тихо! Молчите.

Я схватил тарелку, спешно повернулся и вылил содержимое на голову Шмайсера. Он вскричал, дети по соседству засмеялись, а его друзья повставали с мест, ошарашенно глядя на происходящее действо. Кадык с Сашкой покачали головами и крутанули пальцем у виска. А Шмайсер, оклемавшись, повернулся и глянул на меня снизу вверх.

— Ты че, дебил, офонарел?

— Нехрен плевать в чужие тарелки. Давай я тебе отолью туда, а ты хлебанешь. Попробуем?

Само собой я говорил не совсем так и употребил другой глагол, но это не повлияет на рассказ.

— Нечего этому уроду не давать списывать. Я из-за этой падлы двушку схлопочу!

— Щас еще по морде схлопочешь, дятел, — посулил я.

— А ты че впрягаешься-то, Макс? У нас с тобой контр нет, дорогу друг другу не перебегаем. Так с какого шум поднял? Его ж чморят все!

Коля сидел напротив и с удивлением смотрел на разыгравшуюся сцену. Услышав тему перепалки, он предпочел отстранить тарелки и больше к ним не прикасаться. Продолжения не последовало; подоспевшая воспитательница быстро разогнала начинающуюся свару. В итоге меня лишили обеда, а словам не поверили и проставили двойки по всем имеющимся предметам. Поведение, видите ли, у меня слишком непозволительные для детдома. Имидж портит. Слово-то какое придумали!

В наказание за содеянное меня на месяц определили в библиотеку помощником Марины Витальевны Романюк. Моему бешенству не было предела. Ну вы только представьте — пацану бы играть в футбол в свободное время, смеяться с друзьями и глумиться над девчонками, а он торчит в библиотеке, выписывает книги и расставляет все по местам, сличая каталожные номера с фактическими. Слишком утомительно для простого паренька, а чего говорить обо мне? Мне бы побегать, попрыгать, выплеснуть энергию, а вместо этого я сижу в душном помещении наедине со взрослой женщиной, чьи истории постоянно сводятся к знакомым и соседям. Сколько бы тем для разговоров ни возникало, каждая из них приводит к тому, что «у Аллки было так же», «А вот Катька, золовка моя, тоже…», «Сосед мой Игорь так же…». В общем, это кромешный ад без надежды на окончание. Где-то там, в конце октября, виднелся выход наружу, но до него еще надо было дожить.

В особо тяжкие периоды я нешуточно горевал на тему того, что я зря «спас» Колю. Ну какое мне до него дело? Его ведь и вправду никто не любил: замкнутый, тщедушный, в футбол играть отказывался, разговаривал кратко и как-то боязливо… Скользковатый тип, с таким в разведку не сунешься. Не любил его и я, ибо не за что. Но тогда, в столовой, я испытал… Даже не знаю что. Просто откуда-то из глубины души пришла фраза: «Неправильно это. Не должно так быть. Все пялятся, а ты возьми да помешай!» И не было сил сопротивляться. Я рассказал о своих переживаниях Марине Витальевне, на что она прижала меня к себе, погладила по голове и сказала: «Ах, если бы все мужики были такими же благородными и правильными…».

На следующий день после моего пленения в библиотеку пришел Коля.

— Я спасибо сказать, — после приветствия отрывисто проговорил он.

— Пожалуйста, — буркнул я.

Почему-то видеть его было неприятно. Как будто его слова благодарности — фальшивка. Сказаны они были с ленцой, нежеланием и будто бы через силу. Может, то было стеснение или еще что, но мне не понравилось. Но не это сказалось на моем отношении. Как-то все переключилось, поменялось, пыл благого поступка и ощущение предотвращения плохого поступка спал, и ты уже не тот человек, ни на копейку не тот.

— А знаешь, — обратился он ко мне после некоторого молчания, — не так уж и плохо.

— Что?

— Ну, библиотека. Столько книг, столько знаний. Я бы тебе завидовал.

— Так найди того, кто харкнет мне в баланду, а ты подбежишь и обольешь его, делов-то.

— Зря ты так… Для меня библиотека как дом родной. Почитай «Ночевала тучка золотая»… Про нас, про детдомовцев. На втором стеллаже, третья полка, слева. Я пару раз перечитывал. Все легче будет высиживать. Ну, пока. Еще раз спасибо.

Я целую неделю сопротивлялся его напутствию, а потом таки не выдержал и нашел книгу. Прочел я ее быстро, многого не понял, а от концовки аж затошнило. Не потому, что она выдалась неинтересной, а просто из-за ощущений и самих событий… Мозг ребенка, ребенка, старшего своих нормальных сверстников, все равно не был готов к такому. Мне это не понравилось. Не нравилось мне также, что читать книги — вполне себе интересно и необычно…

Не нравилось и то, что я поссорился со Шмайсером. Поводов для ругани у нас не находилось, мы держались на строгом нейтралитете. Иногда бывали групповые стрелки, но мы обходительно сторонились друг друга. Однако я поставил крест и на этом. Я не был мечтателем, а смотреть на мир сквозь розовые очки меня не то что никто не учил — такие линзы в моем мире просто не работали. И вот однажды на выходе из библиотеке, уже под вечер, меня окликнули. Понятное дело кто.

— Очень уж ты складно про морду ворковал, сучок, — победно произнес Шмайсер. — Борец за справедливость, да? Давайте, пацаны.

Его прихвостни скрутили меня, не давая возможности дернуться. Чуть ли не распяли.

— И плюнуть-то ты мне хотел, да? На!

Он со всем старанием шмыгнул носом и плюнул в лицо.

— Сука, — сквозь зубы прорычал я.

— Сука, сука, — проворковал Кирилл, ударяя в живот. — Запомни: нельзя идти против всех. И гладить против шерсти. У нас детдом, а не фильм, в благородных поиграешь в жизни.

«Жизнью» мы называли тот период, который начнется после детдома. Но на тот момент о жизни можно было только мечтать, и когда меня били по ногам, животу и спине, я думал не столько о боли и неправильном поступке, сколько о тех ребятах в столовой. Они сидели, смотрели и смеялись. Почему им было весело, а мне нет? Почему мне захотелось исправить ситуацию? Почему я не остался равнодушным? Не знаю. До сих пор не знаю…

— А это тебе на память о том, чтобы помнил мои слова. Когда захочешь выделиться и сделать не как все — вспомни обо мне.

Он достал складной пирочинный ножик и полоснул меня по щеке. Это сейчас мне легко сказать про такое одним предложением, а тогда я намертво испугался, думая, что жить осталось несколько мгновений.

— Остальным скажешь, что поцарапался о проволоку… Библиотекарь.

* * *

— А этот? — стражник указал на меня лезвием двуручной секиры, способной потягаться со мной в росте.

За его спиной дверь, ведущая сквозь стену. Тяжелая кованая решетка опущена, за ней — неширокий, дай бог две телеги разминутся, проезд. На том конце я увидел такую же решетку, своими острыми прутьями упирающуюся в землю. А еще левее от проезда — огромные высоченные ворота, выполненные из дерева. Материал усилен металлическими пластинами и железными «пломбами».

— Этот? Этот со мной. — Трэго толкнул меня в спину, уверенно направляясь к массивной деревянной двери, обитой железом.

Стражник выставил руку, уперев ее мне в грудь. Красное небритое лицо… Правильнее будет назвать его рожей. Красная небритая рожа уставилась на меня как на врага народа.

— Документы! — рявкнул верзила. Дохнуло ужасной смесью перегара и чеснока.

Я ничего не ответил. А что я, мать его, отвечу-то?! Беженцы мы, дяденька, денег нет, паспорта нет, родителей нет. И сами-то мы не местные.

Вмешался Трэго:

— На него напали и ограбили с ног до головы. Документов нет.

Стражник нахмурился:

— Откуда будешь?

— Он с Малых Пахарей.

— Зачем одет не по-нашенски?

— Да он циркачем пробовал себя. Реквизит.

— Слушай! — прорычал красномордый, — я не с тобой разговариваю. Ты иди давай к своим колдунам! — и снова посмотрел на меня. — Ну?

— Он не говорит. Испугался очень, потерял дар речи.

Я судорожно закивал, стараясь придать себе как можно более растерянный вид.

— Ы-ы-ы, ы-ы-ы-ы, ы-ы! — так должно быть гораздо правдивее. Вдогонку к мычаниям я помахал руками, чтобы уж наверняка.

Стражник вытаращил большие выпуклые, как у хамелеона, глаза и гаркнул:

— Я должен доложить! Берон!

— Да тихо ты! — шикнул на него маг. — Его имя Маккой, он сын тамошнего мельника. Не думаю, что следует устраивать шум.

— Правда? А вот мне так не думается! Эй, Берон, отсохни твой ствол! Куда запропастился?

Трэго расправил плечи и подошел вплотную к стражнику:

— Слушай сюда внимательно, — процедил маг. Для пущего эффекта ветер снова сопроводил его слова ледяным дуновением; стражник невольно поежился. Пот, текший с его лба, застыл на усах инеем, а изо рта пошел пар. — Я не уверен, что генералу Драммигу понравится новость о том, что его подчиненные, находясь на самом ответственном посту, пьют и занимаются не пойми чем! Понятия не имею, как ты, жирная рожа, заполучил это место, но потерять его так же просто, как мне превратить тебя в кучку зловонного дерьма!

Стражник задрожал, из груди вырвался хрип. Он дышал столь часто, что вокруг него образовалось целое облако. Раздался шум; с порога двери, ведущей в проходной коридор под стеной, вылез невероятно тучный мужик. Почесывая брюхо, он озлобленно рявкнул:

— Ну чего тебе? Я тебе мамка что ли?

— Ничего, — стиснув зубы, проскрипел красный как рак стражник. — Уже ничего.

— А, чтоб тебя! Визжит, как обделавшийся малолеток! Ла-а-адно, хоть отолью. — Берон отошел от двери и принялся справлять нужду прямо на стену.

Упрямый стражник посмотрел на меня, через силу улыбаясь. Он выдавил, так натужно, словно толкал в гору огромную телегу с поклажей:

— Куда держите путь, любезный?

По традиции Трэго ответил вместо меня:

— В департамент населения. Восстановить документы, — жестко отчеканил он.

Верзила лучезарно улыбнулся желтыми зубами, между которыми застряла не то петрушка, не то укроп.

— Добро пожаловать в Энкс-Немаро. Успеха в ваших делах.

С этими словами он отошел в сторону, давая нам возможность пройти. Миновав проход, пропахший мочой — полагаю, ленивых стражников, — Трэго с шумом выдохнул:

— Фу-у-у-ух, слава благосклонной Лебесте! Прокатило.

— Я не думал, что ты такой зловещий, — с усмешкой заметил я.

— Я тоже… Повезло просто. А вообще, все говорят, что я актер хороший. Лишнее доказательство в копилку. На самом деле на северных воротах частенько стоят вот такие — народ здесь ходит редко, ничего примечательного. Совсем разбаловались. Из прихожан только местные, студенты, выпускники наподобие меня и жители с периферии, кто к родне, кто по делам. На ярмарку через эти ворота не ездят — все больше через западные, а то и южные, ведь есть хороший шанс нарваться на перекупщиков — цены они предлагают сносные, а уж как они дальше распорядятся с товаром, никого не волнует. Сельскому жителю лишь бы сбагрить продукт и радоваться полученным денежкам. Поэтому встретить северные ворота открытыми — редкое зрелище. Незачем, все равно есть проход.

Осталась позади стена. Высокая, зубчатая, на равных интервалах выстроены башенки, бойницы снаружи прикрыты деревянными щитами; я заметил, что часть из них была поднята и опиралась на подпорки. Я видел здания города и могу сказать, что стена, высотой с трехэтажный дом, не есть проявление чудес архитектуры и строительства. Особо подбитой она не выглядит, в некоторых местах кладка покрыта небольшими трещинами, кое-где отколот камень. Подножие стены увито плющом; рядом валяются иссушенные побеги — чьи-то заботливые руки их вырывают. Несмотря на военную «модель» стен я не увидел ни требушетов, ни катапульт, красующихся на специально возведенных постаментах. Даже патрулирование вдоль стен и то не шло. Лишь в двух башенках, что воздвигнуты прямо над воротами, горел свет да то и дело мелькали тени. Видать, войны тут случаются нечасто, если вообще есть. Хотя, если оборону возвели, следовательно, не просто так. Да и какое фэнтези без войн?

Сразу же за стеной воздвигнут почти типичный средневековый город во всем его проявлении. Ну, не совсем почти. Или совсем не почти.

— Э, я не понял, а ров где?

— Его нет. За неимением войн, а также после усиления пограничных отрядов, которые вряд ли дадут прорваться потенциальному врагу в глубь королевства и дойти аж до столицы, было решено приспособить ров под канализацию, так и так он высох, а во времена наполненности, говорят, пах просто безобразно.

Ну с такими-то стражниками я бы не стал удивляться.

— Вызвали кримтов, те проложили по рву трубы, что-то намудрили, намудрили, закопали… В общем-то, теперь все так.

Да, выходит, с войнами тут бедно. Тем лучше. Попадать в новый мир с острым военным положением было бы опасно.

Перед нами вдоль мощеной дороги, ведущей вглубь города, раскинулись небольшие одноэтажные домишки с крутыми крышами из красной глиняной черепицы. Некоторые дома могут похвастаться вальмовыми крышами и даже крышами из гонта, но таких немного. Выглядит все более-менее ухоженно; пахнет конским навозом и свежим хлебом. Отличное сочетание… Даже не хочу думать, кто печет хлеб с вечера; авось кто-то решил побаловать домашних поданными к ужину пирожками. Эх, пирожочки… Земля близ стены разбита под огороды и рассады цветов. Время вроде бы не совсем позднее, хоть стемнело порядком. Во дворах встречается самый разный люд — кто-то по холодку решил нарубить дрова, кто-то сидит с большой деревянной кружкой. Один молодой паренек, усевшись на крыльцо, играл на самодельной дудочке.

Периодически неподалеку от дороги, затесавшись между домами или на небольшом пустырьке, я видел приземистые длинные строения, сложенные из кирпича. Около входа одного из таких зданий в телегу нагружали мешки. Над ними поднялось белесое облачко.

— Северная часть Энкс-Немаро во всей красе. Дальний район возле самой стены. Сплошь склады и огороды. Второе с конца место по престижу. Первое принадлежит восточным районам — вот где та еще помойка. Запихали туда все самое ненужное, грязное и зловонное; никто не видит и ладно. И довольны. Там к самой стене примыкают небольшие нищие селения, набитые переселенцами с Промышленного, что стоит у края лесополосы в пяти днях скачки восточнее. Деловых персон с той стороны встречать не надо — никто не пожалует. Король носа не высовывает из Скандероса — Верхнего Города на юго-западе Энкс-Немаро, — его приближенные генералитет и магистрат тоже. Они давно опустили руки на творящуюся на востоке ситуацию и умудрились найти в том свои плюсы — пускай лучше вся зараза скопится в одном месте, чем распространится по всей столице. Я с ними согласен.

— Гораздо лучше, если бы этой заразы не было вообще, — заметил я.

— Вот когда станешь королем, тогда обязательно избавишь Энкс-Немаро от всех бед. А пока помалкивай.

Столица встретила меня гордой ночной женщиной, изысканной и утонченной, словно разбуженная красавица в облегающем шелковом платье. Мы оставили позади небольшие коттеджики — иным словом те аккуратные однотипные строеньица и не назвать. Они напоминали небольшие городки Америки, в которых жители наверное только чудом запоминают, какой дом именно их. Будто взяли фрагмент с картинки и размножили его, склеили, вдохнули в жизнь и пожалуйста: провинциальный городок Нью-Гамбургер штата Макдональдс, готов. Но, слава здешним божествам, существующим или нет, окраина осталась позади. Не люблю однообразные постройки — хватило бесконечных хрущовок на задворках Москвы. То ли дело непосредственно сам город, что пришел на смену пристенкам , неотъемлемой части Энкс-Немаро. Впрочем, ее, так сказать, официальная часть разительно отличается и представляет собой отдельный самостоятельный мегаполис, как будто никак и не связанный с крохотными домиками менее состоятельных горожан. Трехэтажные дома, тесно прижатые друг к другу, стоят перламутровыми чешуйчатыми коробами. Да, вместо кирпича, бетона и бревен облицованы они были плотно пригнанными друг к другу частичками непонятного материала размером с ладонь. Чешуйки громадной рыбы, не иначе. На крышах расположились где бассейны, где конусовидные резервуары во множественном числе. На трех крышах я заприметил что-то, больше всего походящее на пальмы. Но меня поразили стены домов. Фасады, шероховатые на ощупь, по своей структуре похожи на комковую соль.

— Удобно же, Библиотекарь. Летом переключишь их в режим проветривания, вон как у того дома на втором этаже, глянь, — он указал пальцем на клочок облицовки, чьи ячейки выступали вперед на манер щитов на бойницах, — и радуешься, что не пожалел денег на этросийский камень.

— Да, отлично придумано. Инженеры у вас что надо. А что это за здание? — я посмотрел на постройку в форме длани, чей указательный палец нацелен в небо. Здание выполнено из камня светло-коричневого цвета, отчего показалось, что это скульптура из песка.

— Департамент населения. Жилищные вопросы, удостоверения личности, прочие документы, прием жалоб, заявки, кляузы… В общем, универсальная вещь, штат сотрудников огромен и, пожалуй, является самым массовым среди прочих департаментов.

— Сколько же там этажей? — спросил я, окидывая взглядом сие творение. Оно впечатлило посильнее стены, кажущейся теперь игрушечной и декоративной.

— Около двадцати… Гораздо примечательнее вон то, направо посмотри, — Трэго кивнул на возвышающуюся статую волшебника. — Департамент магических дел! Вот туда мне и надо.

Почему волшебника? Все просто: в полтора раза выше каменной ладони старец, одетый в мантию, рука уверенно сжимает посох, а навершие исполнено в виде сферы, покрытой бесчисленными узорами. Голову статуи венчает шляпа. Естественно остроконечная! Никакой фантазии. Тот, кто создавал этот мир, явно перечитал второсортной книжной продукции подобного жанра и, от переизбытка однотипности, претворил в жизнь изъеденные типичности. Я пригляделся получше и охнул. Как может мир располагать зданиями подобного типажа, если он не имеет автомобилей, компьютера и сотовой связи? Посох, оказывается, выступает отдельным зданием, соединяющимся с основным через держащую его руку. Просто фантастика! А мантия… Думаю, у здешних архитекторов не составило бы труда сделать ее монолитной и придать эффект «развевающегося плаща». Не стоит сомневаться — строители несомненно справились бы с задачей реализации подобного безумия, но зачем? Столько свободного места, такой перевод материалов…

— Потому, — сообщил Трэго, — они ограничились натуральным плащом из цветущих растений. И красиво, и ароматно — тамошние служащие постоянно обновляют семена, экспериментируя с цветами и кустарниками. Весь Энкс-Немаро дышит то ландышами, то фиалками, то легким ненавязчивым ароматом жасмина — у них постоянно что-то новое. Представляешь, однажды новый сотрудник намудрил с экспериментами, в конечном счете как-то утром все жители обнаружили Лидромба Всепервейшего в розовом одеянии лилий. Вот смеху было! Всем, кроме того бедного парня — его с треском выгнали из департамента и отправили куда-то в сторону Псерпса или Ширсиля… А один раз в честь первого пламени усыпали бедного мага цветками мака. И каков был результат, как ты думаешь?

— В городе возросло число наркоманов?

— Нет. В городе возросло число тяжело раненых, опухших, буквально на грани жизни и смерти. Зафиксировали семнадцать случаев летального исхода.

— А что за первое пламя?

— Второй месяц лета.

— Июль, угу… Так что произошло?

— Налетели пчелы, — будто оправдываясь, бросил Трэго. — О последствиях для жителей и для виновника догадаться не составит труда. Стыд и позор.

Я не разделил его эмоций. Было не до того. Энкс-Немаро умел удивлять.

Дух захватывает! С таким я еще не сталкивался. Даже уродливо-впечатляющий комплекс «Москва-Сити» оставался далеко позади в сравнении со всеми архитектурными изысками, повсюду пронзающими город. Вот вам здоровая башня в виде меча и городская библиотека в виде раскрытой книги… Каждая из городских сфер и служб имела свое главное отделение, «лицевое» — тот же исполинский фолиант, например.

— Зато наглядно и примечательно! Ну и красиво, куда же без этого!

Трэго наслаждался городом, хоть и был здесь не первый раз. Он лучился гордостью, как будто все спроектировал непосредственно он.

— Согласен, товарищ экскурсовод… — молвил я, — Если бы не эти зиала… Зиоли… Как их там?

— Зиалаторы.

— Да, зиалаторы. Понатыкали их, надо сказать, ни к селу ни к городу. Может они и полезны, но ведь можно как-то перенести их? Чего, внутри стен на магии свет клином сошелся что ли?

— Они были выстроены задолго до расширения территории города. Именно за счет зиалаторов столица обрела величие!

— Молодцы. На Украине есть что-то типа того, ветряная электростанция называется.

— А?

Мда, кому я рассказываю… Тут мои темы разговоров поддержит лишь отражение в зеркале.

Зиалаторы, ужасные грибы-переростки, мне не понравились. Они не были неуклюжими, скорее наоборот, элегантными, но не смотрелись здесь совершенно! Антураж не тот. Возвышаются они и над столицей, и над всеми шикарными зданиями-фигурками, однако в плюс это не идет.

— Возводите такие строения, а скрыть их не можете. Только изуродовали вид города, — посетовал я.

— Одно время так и было. Накидывали кое-какие сети, делали Преобразование на минимальном поверхностном уровне, но дело в том, что птицы зиалаторов не видели и врезались. Приемники на вершине башен забивались, а счищать останки было очень проблематично. Решили обойтись без сокрытия.

Да, необычно, футуристично, с изюминкой, а, положа руку на сердце, могли бы придумать чего поприличнее. Серебристый свет, исходящий от знаков, обливал металлические опоры зиалаторов, вынуждая их блистать в вечернем сумраке. Венчавшие опоры тарелки, как выяснилось, неторопливо вращались, чего я сразу и не заметил; если прислушаться, краем уха можно уловить, как где-то сверху слегка потрескивает воздух. Пространство возле тарелок слегка подрагивало, как если бы от верхушек зиалаторов исходил жар. По объяснениям моего спутника воздух дрожал из-за высокой концентрации зиалы. Магию здесь можно видеть невооруженным глазом.

Данная часть города замощена разноцветной плиткой, выложенной, однако, не бездумно — замысловатые переплетения расходятся то волнами, то экстравагантными изгибами, то разнообразными орнаментами, простирающимися по всей улице. В нескольких местах узор продолжался и переносился на фасады домов, но, в отличие от каменной кладки, «чешуйки» были окрашены. Да, здесь тебе не обычная грунтовка, что соединяет ворота и пристенки.

На почтительном расстоянии — едва ли не на той половине города — я увидел скопление огней, расположившихся на возвышении. Белые стены, белые башни на них, много деревьев… Пока что единственное, что имеет действительно воинственный и укрепленный вид. Это оказался Скандерос, что-то типа госдумы или белого дома. Оплот всех чиновников и богатеев, чьи дела тесно связаны с самыми верхами королевства. Крепость внутри крепости выглядела большой и, несмотря на брутальность, уютной. Захотелось побывать внутри.

— О да, парк там просто замечательный! Аллея героев, фонтаны, вечнозеленые сады, а стены с внутренней стороны выложены мозаиками с самыми значимыми сценами Новой Эпохи!

Пройдя с десяток домов я наткнулся на то, чего встретить не ожидал ни в коем разе. Об этом я подумал бы в самую последнюю очередь, если бы вообще допустил такую мысль — на перламутровых постройках красуются самые настоящие рекламные плакаты! И какие! Шагая мимо ресторана, мы изучили несколько блюд, продемонстрированных на вывеске. И не простая смена слайдов, а натуральная анимация, будто табличка сооружена не при помощи магов, а закуплена в ближайшем магазине электронных товаров в отделе «Мониторы». На этом все? Нет, не все! Каждое блюдо сопровождала палитра незабываемых ароматов, заставляя желудок сходить с ума.

— Отличная реклама! В нашем мире добились только изображения и звука. Думаю, у нас подобное возымело бы огро-о-омный успех! Как они работают?

— Все просто. Главный элемент это табличка из ронта. Помнишь, рассказывал тебе? Она нужна для того, чтобы спроецировать и закрепить изображение. А далее дело магических служб — в департаменте есть отдел по рекламе.

Откуда-то слева свернули две темные фигуры. Они идут в нашу сторону, негромко переговариваясь.

— Это кто? — с опаской спросил я.

— Ночной патруль.

— О-о-о…

Стражники поравнялись с нами. Одеты в темные плащи, черные высокие сапоги, черные штаны и лишь на левом плече желтоватым светом сияет эмблема, вышитая в форме ладони. Наверное, отличительный знак. Они остановились.

— Доброй ночи горожанам, — приветливо сказал стражник, откинув капюшон. Правую щеку украшает татуированная ладонь сообразно той, что на плече.

— И вам того же, — ответствовал Трэго.

— Спокоен ли ваш ход по улицам Энкс-Немаро? — заученно пробубнил второй, кучерявый. Лицо его имеет ту же татуировку. Взгляд скользит по моей одежде с равной долей подозрения и изумления.

— Спокоен и мирен, — твердо говорит маг. — Проверяем действие новой партии одежды с Коптпура в ночных условиях. Маккой — лучший обозреватель!

— В таком случае, — стражники синхронно подняли правую руку и указали на нас внутренней стороной ладони, — легких шагов!

Я ошарашенно смотрю вслед неторопливо удаляющимся фигурам.

— Ты подумай, — наконец, мысли обрели форму, — настоящий оксюморон. Вроде менты, а приятно общаться.

— А? — не понял Трэго.

— Ты бы аккуратнее плел чепуху свою, а то, не ровен час, сам же на лжи и попадешься.

— А что еще остается делать, когда замечаешь, что патрулирующий учуял что-то неладное? Тут два варианта: опустить руки или сыграть на опережение.

— Молодец какой. Выручил, спасибо.

Я собрался было припомнить ему по горячим следам разговор со стражей, когда он меня обозвал клоуном, но пыл мой поубавился. Я опять спасен от неприятностей.

— Нравится мне тут! — не удержался я после пары минут молчаливого хода. — Очень уж все похоже на Землю, не считая стражи! Даже маркетологи есть. Мистика какая-то…

Ресторан с соблазнительной вывеской остался позади. Невероятно, но я перестал чуять сводящие с ума запахи словно по щелчку. Я ощутил эту грань и сделал шаг назад. Ага, кажется, курица…

Здесь не предлагали кофейных зерен в лучших традициях парфюмерных магазинов. Каким-то образом запахи не задерживались в носу и таили, стоило отдалиться от одного плаката или приблизиться к другому.

— Ты чего?

— Не пойму никак, — я шагнул вперед, затем назад, вперед-назад, вперед-назад. — Опять фокусы ваши… Почему тут я чувствую все… А тут словно нюх отшибает?

Трэго всплеснул руками.

— Так ведь реклама! Дело эффективное, но дорогое. Ты представь, если на всю улицу будет пахнуть блюдами одного ресторана? Кто на это согласится? Монополия не приветствуется. В первую же ночь сожгут все. Чтобы решить проблему, улицу поделили на зоны — прилегающие к домам территории приобретают для воздействия обонятельной рекламы. Существуют нормы, которыми руководствуются как хозяева, так и отдел рекламной службы, устанавливающий границы воздействия. Все просто. У нас есть улица Ароматная, где чуть ли не каждый шаг сопровождается своим запахом. Ходить там интересно, но сложновато. Неприспособленный человек может даже упасть в обморок. А экскурсантам с особо чутким обонянием настоятельно рекомендуют надевать платки или защитные повязки.

Мы свернули на другую улицу. «Сытная». Забегаловок и ресторанчиков на ней имелось вдосталь. Здесь стал попадаться разношерстный народ. Поздний час никого не пугал — люди веселились, хоть и не так шумно. Рамки приличия должны соблюдаться, пусть и в Средневековье.

На Сытной вдоль домов установлены фонари: вычурные, изящные и одновременно с этим гротескные, грубые. Стилизованные под деревья, извивы змей, копья и сюрреалистически ломаные, будто гнутая проволока — своя определенная часть фонарей принадлежит хозяину, владеющему собственными территорией и заведением, что стоит на ней. Вы подумаете, что фонари на масле или, не приведи господь, от электричества? Ха! Нет, само собой несколько фонарей, так скажем, натуральны, вон фонарщик что-то меняет или подливает, издалека не поймешь. Преимущественно же свет неестественный, магический, холодноватый, какой-то чужой. Весь этот сумбур всеми цветами радуги окрашивает опустившийся на город полумрак. Если без шуток, эта мерцающая мишура напрягает и воспринимается тяжеловато. И как люди выживают в ночных клубах? Загадка.

— Трэго, слушай, — устало сказал я, — ты бывал в Бухенвальде? Ты что, когда-то голодал так, что сутки без еды для тебя не проблема?

— Ты не поверишь, но все проще некуда — есть люди, не приветствующие ежечасный скулеж по себе любимому. Что ты скажешь на это?

— Только одно: мы скоро?!

— Почти пришли, — оповестил маг.

Через пару минут наш ночной променад завершился. Конечной точкой стало здание в виде пивной бочки, перевернутой на бок, чей эффект обеспечила специфичная облицовка стен. И не лень было приколачивать массивные атрибуты, чтобы декорация выглядела максимально правдоподобной. Громоздкая кованая табличка с размашистыми завитушками гласит: «У старины Волена». Около входа спит парочка типов, грязных и неопрятных. Не думал, что в эпицентре архитектурного безумства и специфического лоска, не пышного, но утонченного, с атмосферой легчайшего очарования, эфемерного, но такого навязчивого можно встретить зрелище, больше присущее темной подворотне какого-нибудь мрачного города, но никак не столице королевства. Все же она предстала вылизанной и аккуратной, напоминающей одетого с иголочки сынка богатых родителей, холеного, не позволяющего появиться ни одной складочке на брюках, ничему, что могло бы повредить его облику. Но ассоциация с женщиной мне понравилось больше.

Заметив мой взгляд, Трэго хмыкнул:

— Недолго им лежать. Вон в окне женщина уже обращается в Подачу.

— Что еще за Подача?

— В домах установлена кнопка сведений, ее еще называют красная кнопка. В обязанность граждан входит своевременно использовать ее. Особенно здесь, вблизи от центра. Сориним, наш король, страстно печется о состоянии улиц Энкс-Немаро, их внешнего вида и опрятности, а также требует поведения, достойное города такого порядка. Репутация превыше всего! Поэтому если видишь пьяного — звони, первые признаки зарождения драки — звони! И вообще, коли носишь с собой документ, удостоверяющий личность, то проявляй гражданский долг…

— И будь кляузником! — хмуро закончил я за него. — А что дальше-то, после нажатия?

— А дальше сигнал поступает в единую службу, один из секретарей определяет характер проблемы и соединяет с нужным департаментом. Ты, кстати, видел их главное здание — круглое, из красного гранита.

Из соседней харчевни в обнимку вышли двое изрядно поддатых мужиков.

— Кастиан, я не дойду до дома, клянусь своей бородой, — с самым серьезным видом втолковывал один другому.

— Я… Я тоже, клянусь твоей бородой. Что будем делать?

В ответ его приятель рыгнул, протяжно, как певец, взявший соло. Закончив, он довольно почавкал и не ответил.

— Боюсь, я немного не разобрал, Тильк.

— Я говорю, раз мы не можем идти до дома, то надо идти в корчму! — со знанием дела твердил Кастиан. — Не оставаться же нам на улице?

— Точно. Только обними меня, Кастиан, а то я подмету бородой эту улицу! И отрасти свою, а то моей клясться не дело. Она ж не шлюха, чтоб ей пользовались!

Поравнявшись с нами, они раздосадованно проворчали:

— Мечтатели…

— Слабаки…

— Девственники!

Я не стал отвечать им. Лучше еще раз докопаться до мага.

— Может, пойдем? Ты там чего, молишься что ли? А то неровен час и на нас настучат.

— Да не бойся ты, драки тут редкость.

— Вообще-то я не об этом… — вздохнул я. Тяжело общаться привычным языком — многое из нашего сленга для мага незнакомо и малопонятно, а что можно понять, то обязательно не так, как следует. — «Настучать» имеется в виду «сообщить».

— А за что? — потупился Трэго. — Мы же не пьяные, драк не устраиваем, не горланим…

— Вот потому и донесут. Слишком это неправдоподобно вблизи пивнушек. Увидь я таких личностей, сразу бы заподозрил неладное… Ну, вообще да, вам-то теракты не знакомы, чтобы бояться странно ведущих себя персонажей.

— Пойдем! А то ты разболтался что-то. Есть перехотел что ли? Э-эй!

Не слушая его я рванул к двери и рывком отворил ее. На меня обрушилось облако многочисленных криков, воплей и галдежа. Словно водой окатили.

— Шумоизоляция, однако, — обалдело проговорил я.

Светлое просторное помещение. Много столиков, по левой стене тянется барная стойка, напротив входа — открытая кухня как в японских ресторанах, если считать телевизионные сериалы достоверным источником.

Соблазнительный аромат жареного мяса заарканил мою голодную натуру, притягивая и маня к себе, а легкий, едва уловимый запах душистого хмеля с трудом различался в смеси перегара, курева и пота.

— Пошли к бару, — бросил Трэго и уверенной походкой направился к стойке.

За деревянной перегородкой как уж вертится высокий, с животиком, усатый мужчина с невероятно шустрыми глазами; если бы жизнь человека сокращалась, когда глаза неподвижны, я непременно записал бы здешнего хозяина в список бессмертных. Его пунцовое лицо усыпано крупными каплями пота; и действительно, в трактире настолько душно, что не с красной рожей может быть только труп.

Вдоль стойки на высоких стульях восседают самые нетерпеливые, желающие получить выпивку без ожидания. Для кого-то это место — точка сбора тех, кто не имеет возможности поделиться своими проблемами с друзьями или родными. На роль закадычного друга или жилетки, в которую можно поплакаться, как нельзя лучше сгодился то и дело вовлекаемый в разговоры трактирщик. В цепочке заседателей обнаружилась брешь — как раз два свободных места, — и мы поспешили занять места. Трэго по-хозяйски хлопнул ладонью о темно-красное, цвета вина, дерево и громко крикнул:

— Эгей, старина Волен! Погреб обвалился!

Его слова продрались сквозь многоголосый слой шума и возымели успех. Усатый суетливо обернулся на звук, глаза его бешено метались из стороны в сторону — бедняга никак не мог отыскать источник недоброй вести. Наконец он остановился на Трэго. Представьте, что вместо двух молодых людей человек встретил как минимум восставших мертвецов. Именно так он и выглядел.

Интересно, а как тут дела с некромантией?..

Время шло. С ним менялось и лицо хозяина — от глаз пошла сеть морщин, полуоткрытый рот видоизменился, явив радушную улыбку. Мужчина маленькими шажочками направился к нам, смешно раскачиваясь из стороны в сторону.

— А-а-а, Трэго, старый друг! Сколько месяцев и лет нас не видел этот свет! — на ходу приговаривал он.

— Рад тебя видеть! Вот, знакомься, это Библиотекарь!

Волен добродушно протянул руку. Я привстал и пожал влажную ладонь, машинально сопроводив рукопожатие фразой:

— Рад знакомству.

— И я. Друзья Трэго — друзья старины Волена! Даже если они не оставляют чаевых, — он подмигнул и задорно рассмеялся, но сразу стер улыбку с лица, словно нажал на кнопку «исходное положение». Он повернулся к магу и с примесью взволнованности и предостережения проронил: — Но ты, старый друг Трэго, так больше не шути! Старина Волен весь в делах, крутится застрявший в грязи перекат! Сердце того и гляди не вытерпит!

— Да ладно тебе, дружище! — Трэго миролюбиво похлопал Волена по плечу, чуть не задев бутылку.

— Чего изволите?

— Нам бы столик, старина! А также лучший эль и, пожалуй, подобающий ужин!

Волен обрадовался.

— Отличный выбор. С элем проблемы — он у меня и так самый лучший, нужно определиться с сортом.

— Мы доверяем твоему вкусу во всем, — улыбнулся маг.

— Значит ожидать вам свиных ребрышек в маринаде по-этросийски, жареной картошки с отборными травами южного Келегала, а еще…

— Во-о-о-олен… — протянул Трэго, пронзая трактирщика красноречивым взглядом. Так врач может смотреть на душевнобольного — понимающе, делая вид, что прекрасно знает то, о чем ему рассказывает пациент. — Никто не сомневался, что для друзей ты не придумаешь чего-нибудь обыденного.

— Да-да-да! — просиял Волен. — Проходите в тот угол, старина Волен сейчас все организует!

Он записал что-то маленьким угольком на деревянной плашке и передал ее подбежавшему пареньку, а сам принялся разливать напитки.

Мы уютно расположились на мягком диване в углу, под лестничным маршем. Чтобы гостей не тревожило топанье по ступеням, место было оборудовано покатой крышей, а в прослойку между ней и лестницей набили какие-то тряпки. Лучшего расположения не придумать — мы скрыты от чужих взоров, в чьей потребности отнюдь не нуждались. В то же время нам открывается отличный вид на зал. Обитые деревянными панелями стены, на них подобно трофеям красуются огромные стеклянные бутыли с содержимым самых разнообразных цветов — от бирюзового до ярко-оранжевого. Сосуды подписаны широким почерком, а один кувшин, самый здоровый — для него потребовались три толстые балки, чтобы выдержать вес, — размалеван как детская тетрадка. За освещение здесь отвечают масляные лампы, подвешенные сверху на цепочках. Стилизованы они под различные бутылки, кувшины и маленькие бочонки. В этой части заведения не так ярко, как там, около стойки. Тем лучше. Темнота — друг молодежи, друг и верный, и надежный. Песенка моего одиночества.

— Смотри, — хитро сказал Трэго и положил руку на край столешницы. Его палец покрутил спрятанный бегунок. Вряд ли бы я заметил его, не будь он эксплуатирован магом. Вы могли видеть подобные бегунки на старых кассетных плеерах и магнитофонах, когда регулировали громкость. С тихим треском один из светильников, аккурат над нашим столиком, опустился. — Отличное решение, да?

— Блин, подними, а? — поморщился я. Глаза, привыкшие к тусклому освещению, не обрадовались нахлынувшей яркости, разукрасившей столешницу и нас в оранжевые цвета. Запахло горелым маслом. — А что, у каждого столика свой регулятор?

— Не у всех, конечно, но в целом да. — Маг был донельзя довольным.

— Хороший этот Волен, располагает к себе. А как вы познакомились-то?

— О, это был незабываемый день… — Трэго блаженно прикрыл глаза. — Я тогда был еще совсем молод, на третьем курсе…

— Ты ничего не перепутал, романтик? — не скрывая подозрения спросил я. — Ты как про девицу сердца начал.

— Нет-нет, погоди. Не мешай! Итак… Стояла страшная жара, шла середина пламени. Заведения все набиты битком, не протиснуться. После сотой попытки я махнул рукой и штурмом взял «У старины Волена». А народ весь галдит, барагозит, недовольствует, как будто их уведомили о лишении жилья. Тут замечаю Волена; бедняга несчастен, понурый вид однозначно говорит о какой-то проблеме. Ну я спросил, что и как. Оказалось, днем ранее у него обвалился погреб — потолок просел, вот-вот обвалится. Все бочковое пойло закончилось еще в обед, а вынесенное из погреба нагрелось до такой степени, что им можно было разбавлять холодную воду и мыться. Вот народ и шумит как на публичной казни.

— Ох какой народ! Это им проще поругаться, стоять и выкрутасничать, нежели сходить в другое заведение… У вас страну не Россией звать, часом?

— У нас нет стран, только Восточное и Западное королевства. Но о географии еще поговорим. В общем, я помог ему — он смотрелся как нагадивший в комнате котенок, беспощадно обруганный хозяином. А я слаб к таким милостям. К котятам в смысле.

— Надеюсь, на этой милости твоя тягость и закончится. Иначе мне придется найти другого проводника в ваш мир…

— Ну тебе паясничать!

Трэго замолк, не горя желанием продолжать.

— Ну? — подтолкнул его я.

— Что?

— Дальше-то что?

— Мне кажется, ты просишь меня рассказать что-то с одной целью — перебить и…

— Ой, да прекрати ты. Как девка, в самом деле. У меня, может, юмор такой.

— Кхм… Очень уж он экстравагантен.

— Какой-никакой, а все же лучше, чем ничего. В критических жизненных ситуациях у человека есть два выхода — сдаться и отдаться на растерзание событий или же посмеяться-похихикать и идти дальше. На податливую жертву я мало похож, так что придется тебе терпеть. Продолжай.

— Мне, может, начать сначала? А то я уже сам забыл, о чем вещал тебе… В общем, просидел я у него полдня под стойкой, остужая напитки. Из сил выбился, но результат покрыл расходы — бесплатный эль на протяжении всего дня. Правда, ближе к вечеру дошло до того, что вино приходилось вычленять из разбитых бутылок и подавать в виде мороженого. Да, представь себе, были и такие желающие. Изначально я предложил Волену подлатать погреб, однако предложение мое он отверг. Сказал, мол, не доверит магии столь ответственное дело. Ну и ладно, я его понимаю. Есть вещи, которые лучше пропускать через свои руки. Магия магией, а когда дело касается вещей материальных — нет ничего лучше собственных конечностей. И умения, само собой. К вечеру клиентов стало поменьше, мы с Воленом разболтались, некоторое время побеседовали, пожаловались на свои насущные проблемы… Так я и стал хаживать к нему. Гостеприимный парень, ничего…

Сознаюсь, концовку я прослушал полностью. Вина не в том, что я плохой собеседник и не уважаю рассказчика — в какой-то момент меня одолел кое-какой вопрос и больше не давал покоя. Мысль металась как назойливая муха, и наконец время пришло. Пристально заглянув волшебнику в глаза, я спросил:

— Сколько тебе лет?

— В этом году будет тридцать пять, — невозмутимо ответил Трэго.

— Чего-о-о-о-о?! — я почти что упал в обморок. — Ну и дела! То есть… Я имею в виду… Это… Как?

Самодовольный, Трэго снисходительным тоном объяснил:

— Понимаю твое изумление. Все как по сценарию и ты реагируешь как и все — одинаково. Как? Легко! Во время учебы в Академии Танцующей Зиалы студент познает магию, саму ее суть. Спустя пару месяцев организм перестраивается, начинает работать по-другому — сказывается влияние зиалы. Да что там говорить — меняется весь образ жизни: ментальные тренировки, выявление скрытых возможностей организма, система мышления летит к Уконе. Восприятие самого мира обостряется, раскрывая множество тончайших граней, не замеченных ранее, миллион тропинок, нехоженых доселе, целая пропасть нюансов и аспектов; и все их приходится познавать и разучивать на ходу, у-у-у-у-у… Да еще и учиться, доркисс его побери, шестнадцать лет. Каково?

— Кошмар. Учиться столько лет фокусам-покусам? Да я бы ко всем чертям послал волшбу эту! Не смог бы так.

Трэго протестующе поднял руку:

— Нет, погоди. Главное здесь вот что — во время учебы в Академии ты не замечаешь, как идут года. На часы, дни и месяцы начинаешь смотреть по-другому, а если учесть, что за стенами Академии время идет куда медленнее, примерно в два раза, то становится поспокойнее. Хотя и дико… Представь себе, я как-то заявился на зимних каникулах к родителям. Мы спокойно беседовали, радовались свершившейся встрече. Настроение было замечательное! До тех пор, пока я не обрадовал отца, что его сын всего на пятнадцать лет младше папаши. А матери так вообще практически ровесник! Ох, ты бы видел выражение их лиц!

Мы рассмеялись.

— Но это формальности. Ведь для них прошло самое большее лет шесть-семь. Я так и не понял суть пересчета академического времени. У всех по-разному. Посему возраст мой — исключительно мои подсчеты. Для людей я остался в возрасте двадцати шести, но фактически прожитые дни равны тридцати четырем. Любой маг знает свои два возраста — внутренний и, как сказать-то… Публичный что ли. Ты понял.

Вскоре принесли еду:

— Вот, значит, картошечка, ребрышки, как и просили, — Волен поставил на стол массивный поднос, крепкий, чтобы смог выдержать все многообразие блюд, — старина Волен добавил также по мелочи маринованного лучка, пару колбасок из панцирников. Наисвежайшие! А еще чесночных гренок к первоклассному кельнурскому темному элю. Да-да, с самой провинции Пляски Вечности. Очень ценное. Для ценных же друзей! — Волен наклонился к нам, похлопывая по плечам. — Западные моряки-сорвиголовы знают в этом толк и не будут поить себя абы чем. — И дружески подмигнул.

— Спасибо тебе, старина Волен! Сейчас нам бы позавидовал сам Гол-Горон.

— Старина Волен всегда рад своим друзьям! Будут пожелания — я на месте!

— Благодарю! — поспешно крикнул я вслед торопливо уносившемуся хозяину. Все, что мог, то и озвучил. Расхваливать его или льстить мне нет ни смысла, ни поводов. Однако не внести лепту не позволяла совесть — стол был изумительным! Едва мы пришли в себя, как сразу же, словно сорвавшись с цепи, на меня напало чувство голода. Хотелось отдаться нахлынувшей волне, потерять разум и жрать, жрать, пожирать, уничтожать. В конце концов, заслужил же я за целый день голодания, да еще и после убийственной, в самом прямом смысле слова, ночи, королевскую трапезу? Живот не то что заурчал, он заверещал! Согласен с хозяином.

— Меня не беспокоить, — произнес я с набитым ртом. Хотя предупреждать Трэго не требовалось: он накинулся на еду шустрее моего. Вот так, а то мастак хорохорится при мне, сверкая независимостью от пищи.

Эль оказался вкуснейшим. Я пробовал разное пиво: палаточное, подарочное, в пабах, в забегаловках, импортное — список огромен. Дорогие, не очень дорогие, безумно дорогие, но они все равно ни в какое сравнение не идут с тем, чем я наслаждаюсь в данную секунду. Отличный вкус, насыщенный и терпкий, отдающий жженым солодом. Это идеальный эль! Он гораздо крепче обычного темного пива, но следует отметить, что повышенный градус отнюдь не придает напитку противный привкус, как это реализуется в популярных вариантах — спирта добавил, и проблема решена. Гадом буду, стоит он больших денег. Если бы я был поэтом-музыкантом, то посвятил бы элю не одну песню, а целый альбом!

Затем настала очередь колбасок. Так сразу впиваться во что-то, принадлежащее неким панцирникам — дело рисковое и строго индивидуальное. Раз уж нам их предложили, думаю, что это вполне съедобно. Тем более что они числятся в меню. А это не так страшно. Хотя в каком-нибудь Таиланде в меню есть и пауки, и тараканы, потому наличие в списках блюд чего бы то ни было — аргумент как минимум спорный. Я недоверчиво взглянул на тарелку.

— Из чего они там сделаны?

— Из панцирников, — лениво ответил наевшийся маг.

Меня одолело то мягкое чувство, приходящее после плотного перекуса. Ноги приятно гудят, накатил сон, все дела насущные ушли не на первый план, не на второй, а гораздо дальше. Но остановиться я не могу. Хождение голодным целые сутки так просто и без последствий не проходит. Особенно после таких суток.

— Кто это такие? — неторопливо поинтересовался я у своего собеседника и товарища по столу. Алкоголь приятно расслабил; признаюсь, я захмелел. Судя по виду Трэго, он тоже.

— Хищники. Обитают на равнинах и редко в прилесье и похожи на ящерицу с длинными клыками и панцирем на спине. Пасть разевают не хуже змей! А бегают как ошпаренные!

Я подумал, что это что-то навроде черепахи. Возможно, я прав, и панцирники не что иное как ускоренная версия земноводных тормозов.

— И какие они на вкус?

— Не кухные, — глухо ответил Трэго. Казнь одной из колбасок свершилась. Вдовесок к словам он зажмурился и покачал головой: — Не-не-не, не кухные ховхем! Не ех их!

Его аппетитное уплетание существенно отразилось на моих раздумьях.

— А-а-а, хрен с ним! — и с этими словами вгрызся в аппетитную, дышащую паром, колбаску. Обжигающий сок ошпарил рот, но мне было как-то не до того.

— М-м-м-м… С ореховым привкусом, круто! Не знаю, что за рецепт, но вкус обалденный!

— Ну, рецепт-то незатейлив; просто само мясо панцирников имеет такой специфический вкус. Еще по одной, может? — он кивнул на пустые кружки, одинокими гостьями стоящие поодаль.

Я хорошенько обдумал предложение. Захмелел я и без того прилично — сказались новый качественный напиток и общая усталость организма, но так хочется еще… Но… Первый день в новом мире и почить его пьяным? Нет уж, увольте!

«Стой-ка, — возразил я сам себе. — Первый день в новом мире, а ты и отметить это дело не собираешь?»

Но первый советник все же убедительнее.

— Пожалуй, хватит. Надо бы поспать. Может, расскажешь перед сном о ваших религиях? Многобожие это, еще что-то… Мне бы хоть понимать. Буду богохульничать и в этом мире.

Трэго встал, пожал плечами.

— Нет, с этим давай-ка завтра, а сейчас сон. Спать будем на втором этаже. У меня не осталось сил просто даже на то, чтобы сесть и отдохнуть. Если не прилягу в ближайшие несколько минут — преобразую ближайшего ко мне человека в стог сена и развалюсь прям на нем… Пойду договорюсь о номерах. Подожди меня у лестницы, — сказал маг и направился к барной стойке.

Я перехватил взгляд Волена и кивнул ему, выражая благодарность за ужин. Тот ответил улыбкой и взмахом руки. Некоторые из посетителей поглядывают на меня, рассматривая с головы до ног. Думаю, кроссовки, джинсы и олимпийка для них в диковинку.

Ленсли тихо переговаривался с хозяином. Тот наклонился; Трэго не желал превращать конфиденциальный диалог в публичный. Маг отсыпал ему несколько монет и, похлопав по плечу, с улыбкой направился ко мне.

— Пошли. Мне повезло — по старой дружбе старина Волен выделил нам по одноместному номеру. Наконец-то появится возможность от тебя отдохнуть! — однако он тут же сник под моим испепеляющим взглядом. — Шу-чу…

— Мы надолго тут останавливаемся, шутник?

— На день точно. Держи ключи. Завтра разберусь с делами в департаменте, а там решим, — Трэго остановился в середине коридора. По обе стороны тянулась череда узких дверей. — Вот и мой номер. Твой, кстати, соседний.

— Ну, спокойной — сказал я, заходя в номер. Но потом высунул голову и добавил: — Да, и спасибо тебе что ли… За все…

— Ты о чем? — Трэго явно был ошарашен моей благодарностью.

— Да просто. Не привык к такому. Все, давай!

Я безапелляционно захлопнул дверь, скрывая от самого себя волну внезапного и неожиданного смущения.

Номер выдался неказистым, сдержанным, простым и, собственно, выполняет единственную возложенную на него цель — переночевать. По правой стороне стоит кровать, в дальнем левом углу стол, два стула. На столе красуется ваза с живыми цветами. Трэго, часом, не отбил ли номер у какой-нибудь девушки или того хуже — парочки? Слева, сразу же за порогом, шкаф, а рядом с ним висит картина: огромный корабль в форме не то орла, не то еще какой хищной птицы, разрезает высокие волны. Палубы пустынны, как если бы это было не настоящее судно, а всего лишь запечатленная игрушка. Или корабль-призрак. Освещается комната светильником в форме пивной кружки. Я заметил два регулятора — один на торце столешницы, второй у изголовья кровати. Удобно. Наверное, в дорогих гостиницах можно регулировать как по высоте, так и по интенсивности свечения. Постойте. Это ж Средневековье! Что еще за регулировка света? Про электричество думать и не приходится, разве что светильники будут магическими. Но, простите, я почему-то не уверен, что судьба занесет меня в гостиницы с интерьером такого уровня.

Я подошел к картине и, аккуратно сняв ее, прислонил к стене. За ней, как и говорил Трэго, пока мы сидели в ожидании ужина, находился сейф. Очень умно. А, главное, как необычно! Хотя, может быть, законы жанра присущи везде свои, в соответствии с миром, и типичные ляпсусы, виданные-перевиданные мной, не найдут себе здесь места? А почему бы и нет? Не каждому же миру копировать одни и те же опостылевшие традиционные ходы, будь то, опять-таки, сейф за картиной или ключи под ковриком у двери. Было бы неплохо, будь так на самом деле.

Ты сам, Макс, на данный момент самая настоящая типичность. В течение ближайшего года ты должен стать предводителем армии или могущественным магом. Вот и обожди пока хаять все вокруг. Не забывай, что ты — часть представления.

Но ругай не ругай шаблоны, а таки не все так просто, как вам может показаться: врученный мне ключ одновременно и сейфовая отмычка — эту роль выполняет незатейливая ручка ключа. Открыв толстую дверцу, я обнаружил небольшую ячейку, похожую на камеру хранения в магазинах, правда, уступающую в глубине. Нужно быть сущим болваном, чтобы доверить личные вещи, нуждающиеся в безопасном хранении, столь ненадежной штуковине. Тем не менее на сейф можно положиться. Он сконструирован по принципу слоеного пирога. Толщина дверцы сантиметров пятнадцать точно; в ней-то и находится подлинное место схрона. Дверка с тихим щелчком разделилась на две части, точно ее резанули пополам. Мне это навеяло воспоминание о старых форточных рамах еще советских времен. Две отдельные части держутся не только на петлях, но еще и скреплены складной металлической сеткой-решеткой, служащей дном. Я снял пояс с кобурой, достал пистолет и впихнул это добро в дверцу. Затем захлопнул деревянную пасть и резко подвигал ей из стороны в сторону.

Хроп-хроп-хроп.

Мда.

Я критично осмотрел тайник. Негусто. Совсем негусто. Снова открыл. Как закрывать — неизвестно, так как ничего не закреплено, все бултыхается и в случае кражи это не останется незамеченным. Чем же забить пространство? Может, отрезать шторы и начинить ими дверную шкатулку? Нет, вандализмом заниматься нехорошо, тем более в трактире такого замечательного человека и друга Трэго. Стоит ли вообще заниматься этой галиматьей? Через несколько часов мы вполне вероятно можем съехать отсюда, а я стою и ломаю голову над тем, как бы заныкать пистолет, который не факт, что будет понятен местным аборигенам.

А потом мой взгляд зацепился за небольшие щели с выступающими рейками по краям двери. Я поддел их ключом со всех четырех сторон и попробовал выдвинуть. Тугие, гады! Но дощечки таки поддались, и я максимально выдвинул их. Здорово, что их создатели вдохновились чем-то наподобие телескопических изделий, что позволило выдвигать каждую из реек на любое расстояние без габаритных ограничений — те лишь складывались или, наоборот, разжимались на манер пружины. Теперь можно максимально плотно прижать находящиеся внутри пожитки. Пистолет закреплен хорошо, но пояс немного шумит. Но ничего страшного, не критично. Снова сложив дверцу воедино, я поболтал ей и убедился, что из глухого плена не доносится ни одного звука. Для пущей важности я положил в ячейку некогда размокшую пачку сигарет и запер сейф. Картина вернулась на место.

Поразительно, но за весь день у меня не возникло потребности в курении. Насыщенные события не оставили внутри меня место желанию выкурить сигарету. И как вообще после такого курить, мотивируя это зависимостью, если вся твоя зависимость взяла и подвела тебя.

Так! Так!!!

Куда делись мои остальные вещи? Вспоминай, вспоминай, что было при тебе в карманах, когда ты с Зеленым поехал к Холму? Деньги, оставшиеся, к слову, после расчета за ствол, ключи, зажигалка, сигареты… Все что ли? Ну да, большего у меня нет. А, телефон! Хотя нет, погоди, припомни: он выпал там, на мосту.

Тогда куда же подевалось все остальное? Допускаю, что на этот вопрос смогут ответить те или тот, по чьей воле меня сюда забросило. Другое дело, что смятая пачка внутри с табачно-бумажной кашей, не подлежащей восстановлению, осталась со мной. Почему, для чего? Как минимум неведомый манипулятор добился одного — реакции на содеянное. Показательный ответ на фразу «чтоб ты спросил».

Думаю, пора раздеваться и спать, пока я не выжил из ума. А то, смотрю, и внутренние дискуссии с самим собой идут на раз-два. Не к добру. Но не ложиться же грязным, потным и пыльным в кровать? Интересно, есть ли тут ванная или еще чего-нибудь? На душ рассчитывать было бы глупо — не думаю, что с водопроводом дела здесь обстоят хорошо. Даже если мы в самой столице, переполненной магией, волшебниками, зебронаторами и прочими премудростями. Но подобно тлеющему огоньку в моем сознании теплится надежда, что я ошибаюсь, и здесь меня встретит традиционная канализация со всеми вытекающими…Удобствами.

Да, Макс, слышали бы ребята. Мысли, достойные сибарита.

Тук-тук-тук.

Стук в дверь. Аккуратный и вежливый. Не стоит мнить, что это маг — такое точно не в его духе. Но не следует забывать, что здесь мир фэнтези, а книг я перечитал не одну сотню. И знаю, что ситуации бывают разными, и далеко не любой визит заканчивается миленькой встречей с последующими улыбками и весельем. По этой причине я подошел к двери и, не открывая, спросил:

— Кто?

— Милорд изволит мыться? — робкий женский голосок. Даже не столько женский, сколько девчячий.

— Изволит. А Мымых уже мылся? — брякнул я первое пришедшее в голову имя, вводя предположительного недруга в заблуждение.

— Вы о милорде Трэго? Да, он вымылся и передает вам привет, — все так же робко докладывают за дверью, будто отвечая на уроке учителю.

Мне стало немножко стыдно — а вдруг она поняла, что я ее проверяю? Хотя лучше оставить после себя чувство стыда, нежели собственное бездыханное тело.

— Ну, тогда с радостью. Давно пора! — обрадованно произнес я, открывая дверь. — Куда идти?.. А… О как!

У порога стоит тощая веснушчатая девчушка лет пятнадцати-шестнадцати в простом платьице и башмачках; голова покрыта платком. Обеими руками гостья держит большое металлическое корыто, формой похожее на детскую ванночку.

Я окинул взглядом девушку, откашлялся и важно повторил:

— Изволю. Да, изволю.

— Конечно, милорд… — прошептала девчонка и аккуратно — невзирая на корыто — впорхнула в номер. Выудив из ванны большое покрывало, она расстелила его на полу. Чтобы не намочить пол, наверное.

— Это… Я так, ополоснусь просто, если что. — Неуверенно заявил я, не привыкший к таким почестям. — Как тебя зовут?

— Мика… — пролепетала девушка, робко улыбаясь. Понятия не имею, зачем я задал этот вопрос. С детства дурная привычка: предполагать имена тех, с кем общаешься, а потом сравнивать. Правда, в здешнем мире это увлечение не имеет никакого смысла в силу особенностей имен. Как будто имелся генератор случайного набора букв и слогов, которым все и руководствовались, именуя очередного отпрыска.

Мы стояли и смотрели друг на друга; я с приподнятой бровью, а она смущенно хлопая глазами. Затем Мика вытянула тоненькую шейку и посмотрела чуть выше моего плеча, приподнявшись на цыпочках:

— Один к двум, Разон.

Разон — кудрявый здоровяк с туповатым выражением лица. И стоял он за моей спиной. Кивнув, он учтиво поклонился мне и ушел. Мика стояла, опустив глаза и переминаясь с ноги на ногу.

— Кхм, Мика, — девушка тут же с готовностью подняла голову и посмотрела на меня, ожидая указаний. — А чего ты ждешь?

— А как же, милорд? Я вам помогу…

Я рассмеялся:

— Да ты чего, глупышка? Не, спасибо, однако я сам. Иди, отдыхай.

— Но, милорд…

— Нет! Такие приколы не про меня! Мы люди простые, как-нибудь сами управимся.

— Кто же вас будет натирать?

— Пузо намылю, а спиной об косяк потрусь, делов-то.

Отчаявшись, Мика всплеснула руками, тяжело вздохнула и удалилась. В скором времени пришел Разон с двумя ведрами и вылил их в ванную. Вода оказалась очень горячей и непригодной для купания. Я решил подождать, но Разон появился вновь с ведром холодной воды.

— Спасибо, — сказал я Разону. Он кивнул. — Ты-то хоть мне не будешь помогать? — он покачал головой. И почему-то не удаляется. Чего он ждет-то? Чаевых что ли? Да при таком раскладе я и сам не прочь получить их. И не один раз. Не зная что сказать, я выдал: — Давно работаешь?

Он снова кивнул.

— И как? Нравится?

Кивок.

Да что ж это такое? Ситуация выходит какой-то тупиковой. Кивает и кивает как дурак. Разозлившись, я зло спросил:

— Эй, ты немой что ли?

Он быстро-быстро закивал. В глазах его читалось такое облегчение, что мне стало неудобно.

— Ой… Извини тогда.

Здоровяк небрежно махнул рукой и ушел…

…Наконец-то я лег! Ноги гудят страшно! В комнате пахнет сыростью, но жить можно. В воздухе витают редкие нотки липы, напоминая о чистоте и полностью израсходованном куске мыла. Темные шторы, сейчас плотно запахнутые, со стороны улицы хаотично подсвечиваются фонарями и рекламными плакатами. Как будто на окнах растянуты проекторные полотна с постоянно меняющимися сюрреалистичными картинками, бледными, эфемерными, непрекращающимися и ужасно назойливыми. Достаточно вспомнить ночи в Москве, когда фонари, новенькая вывеска спорт-бара или свет фар проезжающих автомобилей — или, чего хуже, мотоциклистов с адскими звуками надрывающегося двигателя — словно тюремный прожектор заглядывают к тебе в комнату, будто выискивая беглого преступника. И ничего, все живы-здоровы. Для таких людей иллюминация носит номинальный характер восприятия мира, и без осветительных приборов извне их жизнь была бы неполной и некомфортной. Исключение — когда наступает Новый год: фасады магазинов и административных зданий наряжаются в вечно моргающие гирлянды и разноцветные огни. Хоть вешайся. Комната сразу превращается в ночной клуб.

Со здешними плакатами у меня сложилась точно такая же ситуация. В Интернете по бокам страниц часто моргают анимированные баннеры завлекающего характера. Они безумно отвлекают и раздражают. По ходу прогулки у меня сложилась прямая ассоциация творений местных маркетологов именно с навязчивыми разноцветными прямоугольниками, коих полно на просторах Всемирной Паутины. Виной тому также стратегическое расположение улицы — популярное место города, поток потенциальных клиентов велик, каждый хозяин заведения стремится отхватить кусок побольше. А уж как потом его прожевывать — дело третье. Может, реклама здесь только зарождается, но в любом случае сделана она безвкусно, бездумно и нелепо, какое бы она ни вызывала восхищение своими технологиями создания и влияния на разум прохожих.

Мне остается поблагодарить какое-нибудь местное божество, что здесь еще не придумали шумных транспортных средств, которые не давали бы спать по ночам. Нет, гул, безусловно, имеет место быть, но в сравнении с шумным мегаполисом это писк мыши после рева разъяренного льва.

Подведем итоги дня, а заодно проанализируем текущее состояние моей жизни в целом. Итак, я в другом мире. В типичном фэнтези-мире с магией, трактирами, многообразными расами и прочей прилагающейся атрибутикой, так необходимой для полноценного функционирования подобного «заведения». Идем далее. У меня появился спутник: он маг, напыщенный выпускник чего-то там такого не менее напыщенного, пришел в город, чтобы устроиться на работу. Да уж, будь у нас подобное гарантированное трудоустройство, думаю, уровень образования в стране зашкаливал. Но это не про тот мир. И не про меня в частности. Я — бомж. Без денег, крова и каких бы то ни было разумных мыслей. И что теперь со всем этим делать? Абсолютно непонятно. Махнуть обратно? Ну его к черту! Да и как? Не уверен, что где-то в небе стоит добрый дяденька и любезно придерживает мне дверь для прохода в прежний, родной мир.

Все эти первостепенные мысли бередят душу. Ощущение, когда в начале дня твой начальник дает тебе кучу заданий, а ты потом сиди и думай, как же со всем навалившимся скопом справиться. Так и здесь — слишком активно ведутся внутренние «обсуждения» с самим собой; сон медленно, но верно пропадает. Но многие вещи, барахтающиеся в черепной коробке, как белье в барабане стиральной машины, в какой-то мере все же решаемы. Пусть не все, но…

Также щекотливая и важнейшая тема: за какие заслуги Трэго возится со мной? За то, что я хамлю? За то, что влепил ему по лицу? Даже не знаю… Может, он хочет продать меня как ценный живой экспонат? Таинственный пришелец, вещающий о железных коробках на колесиках и лифтах? А что, вполне хороша идея. Обязательно расспрошу его завтра, и покуда не получу ответ, шагу лишнего не сделаю. Неприятно чувствовать себя содержанцем, немощным слепым щенком: вроде живой, а мир вокруг не видишь, функционировать не можешь… Надо в срочном порядке устраиваться, обживаться и выходить из-под крыла мага, а то рано или поздно ему самому это надоест. Но все-таки неспроста это все. Что-то он скрывает и преследует свои цели, разобраться в которых мне не дано. Да, тема напрашивается на обсуждение, и тогда решится: пошлем ли мы друг друга куда подальше или придем к первичному взаимопониманию…

Невзирая на это меня также волнуют вопросы не столь значимые, но лично мне было бы интересно знать ответы. Книжные полки в магазинах за последние пару лет забились одноразовой литературкой, среди которой превалировал модный жанр про «попаданцев». Я перечитал достаточно книг на данную тематику, искренне надеясь в конце концов нарваться на действительно достойное произведение, чтобы его захотелось посоветовать другу, вернуться к ней через несколько лет и перечитать еще раз. Попытки были тщетными. У многих ведь как: попадает бедный землянин и болтает с тамошними туземцами, не смущаясь понимания речи. Самое странное, что читателей это, видимо, тоже не смущает, раз они «хавают» и читают-покупают дальше. А у меня все же заинтересованность: почему я понимаю здешний язык? Почему буквы на вывесках русские? Почему они не слагаются в абракадабру, а написаны вполне четко и ясно? Тут что, все русские что ли? Может, они по-иному зовутся просто? А есть ли вообще национальности под здешним закидонистым небом? Смог я заметить и еще одну поразительную вещь: в речи проскакивали слова, образованные от иностранных. Дает ли это гарантию, что я смогу найти здесь и французов, и англичан, и немцев? По сути это вообще ставит под удар всю систему возникновения заимствованных слов. Ведь если услышать слово «тост» или «джем», зная, что в мире нет английского как такового — как будто не задумаешься? А вообще…