Пить… Очень хочется пить.

Язык прилип к небу, а пространство между деснами и губами словно набили ватой. Мои сожители — тараканы — должны вовсю испугаться повисшего перегара. Если так, то они сейчас далеко, и у них в головах стойкая мысль никогда больше ко мне не возвращаться.

Человек, попавший в такое же положение, что и я, будет разрываться между двумя вещами: проснуться и выпить воды, спасительной, желанной, самой вкусной и несравненной или же дальше погрузиться в уютный спокойный сон, переборов неприятный период неугомонного желания утолить жажду. Важность этой дилеммы лежит примерно на уровне дыхания или мировых запасов нефти. А может и выше.

Выбрать сон ленивому и еще до конца не проснувшемуся человеку естественнее и ближе, если жажда ограничится жаждой. Но нет же, она не приходит одна — вместе с ней, рядышком, под ручку, шествует ее величество головная боль. Две подружки не разлей вода.

Грудь сама по себе породила тяжкий вздох. Она все поняла. Я выбросил себя из кровати и с осознанной обреченностью — отчего она была еще горше — поплелся на кухню.

Вот черт! Тапки! Путешествие босиком — не лучший способ передвижения в этой квартире: все в крошках, пивных крышках, обрывках прозрачных пленок от жратвы быстрого приготовления… Короче, бедлам тот еще. Извините, но мне даже не стыдно.

Тяга к воде оказалась сильнее и упорнее, поэтому я решил идти до конца, не взирая на трудности. Ну и что? Йогам-то стопроцентно тяжелее будет. Струя холодноватого чего-то ополоснула стакан и наполнила его коктейлем — компонентов там тьма тьмущая. Назвать сие водой у меня язык не повернется. Даже если бы я горел желанием. Три глотка — стакан пуст. Повторить процедуру. Приходится делать все дьявольски быстро, чтобы в который раз не ужасаться тому, что вообще-то в былые — более благоприятные — времена звалось кухней. Но то была эпоха далекая и сказочная. Куда сказочнее для меня стала таблетка от головы, утопленная третьей порцией водопроводной гадости. Чуть не обрушив Вавилонскую башню из тарелок и чашек, я возблагодарил духов кухни за неслыханную удачу — стеклянно-керамическое изваяние выстояло!

Ах да, с новым днем, дорогие мои. В пылу нелегких странствий чуть про вас не забыл. Нет-нет, я не чокнутый. Вдруг вы запамятовали о моей привычке общаться с вами. Тем более что вы можете быть кем угодно, и ни к кому однозначному я все равно не обращаюсь. Дурная привычка, оставшаяся со мной с детдома. Знаете, одиночество побуждает человека либо киснуть и чахнуть, подобно оставшемуся без воды цветку, либо же прогрессировать и искать способы преодоления возникшего на детском пути препятствия. Почему-то я решил, что так будет проще. С вами я чувствую себя увереннее и прямо-таки душой компании.

Я вернулся в свою комнату, единственную и неповторимую. Я поясню, а то мало ли подумаете, что моя душа пылает к ней трепетной любовью: первый эпитет вроде бы ясен, ибо иметь двушку, а то и что-нибудь покруче, мне не позволяет капитал. А неповторимая… Что ж, попробуйте как следует запомнить комнату и воспроизвести такой же бардак в своей, тогда и посмотрим.

Потерев ногами друг о друга, чтобы согнать весь мусор, я лег в еще не остывшее ложе. Феномен кроватей: в вечеру они кажутся нам неудобными лежанками, а по утрам преобразуются в нечто прекрасное, легкое, воздушное, невероятно уютное. Да что там — дифирамбы могут продолжаться бесконечно, но вся прелесть спального места никакими словами не будет передана так, как ощущается. Я перевернулся на правый бок, но конечный результат меня не обрадовал: вместо удобства — неприятные ощущения. Боль, ноющая и тугая. Немедленно сесть! Отлично, теперь еще и щека. Осторожно ощупал пальцами. Не показалось. Вдобавок она и припухла. Пока еще лениво пробуждающийся мозг подкинул идею о сиюминутном избиении человеком-невидимкой. Неплохая попытка. Еще пара болевых оповещений и я поверю. Но время шло, а новых сюрпризов не появлялось. Зато вспомнил, что вчера нам неплохо досталось.

Словно в подтверждение заныли ребра слева, точно они ждали моей мысли, чтобы подтвердить ее. Ого, я на верном пути. У меня остался последний союзник, на которого я могу положиться во всех смыслах — спина. Улегшись на кровать, я воздал хвалу всем, кого надо благодарить в такие моменты. Хоть что-то цело. Я прикрыл глаза. Очередная драка. Зато мы им нехило вмазали. Они нам тоже, но это простительно — нас-то было четверо, а их на две персоны больше. Последствия драки как лотерея: начинаешь гадать, кому из твоих товарищей досталось больше, кто в каком виде предстанет перед тобой, кто оказался непревзойденным бойцом и вышел из драки без увечий, а у кого фингал пошире да на каком глазу.

Желудок заурчал. Да так продолжительно и упорно, что асфальтоукладчик, шумевший под окнами в прошлом месяце, обзавелся бы комплексом неполноценности. Голова угомонилась, а это означает, что можно перейти к следующему этапу реабилитации — прогулке в магазин. Но при царящей за бортом погоде и душевно-телесном состоянии вылазка больше похожа на ссылку.

Не забыв про тапки, я пошел за носками. Белье распято на веревках, растянутых над ванной, чья эмаль точно зубы не следящего за собой человека давным-давно потеряла былую белизну, пожелтела, а кое-где приобрела оранжевый оттенок. Ничего. Про себя, чтобы не впадать в уныние и тоску, я зову ее солнышком.

Вы наверное отметили специфику моего восприятия квартиры. Очень много в ней чего-то, этого, того самого… А ванная-солнышко вообще безобидный вариант. Кухонный стол в зависимости от чистоты, вернее, степени уборки, бывает то полем брани, то постапокалипсисом, а то вообще Вселенским Взрывом. Так забавнее. Разум сам выстроил обходные пути, отчего кавардак играет несколько иную роль и может быть декорацией для моих спонтанных фантазий или же будет привязкой для положительных эмоций. Именно потому я всегда захожу в ванную с улыбкой, а внутри невольно становится теплее. Немудрено: кто еще может похвастаться собственным домашним светилом?

Хозяйственные манипуляции были прерваны телефонным звонком. Я зашлепал в комнату. Звук шаркающих тапок напоминает многочисленные пощечины. Черно-белый дисплей «кирпичика» оповестил, что звонит Лысый.

— Да?

— Здорова, Макс!

— Здорова, Лысый! Чего, как сам?

— Нормально, но моя ругается, что тональника дохрена потратил. Говорит, новый купишь.

— Ну на твою рожу нужна целая бочка крема. Нечего, мать твою, столько пить! А то стоял там больше как груша, помощничек.

Лысый воспринял упреки раздосадованно.

— Ладно-ладно, заткнись уже. То ли дело. Я дал им фору, а то было бы неинтересно.

— Ты хотел сказать, что не так интересно, как мазать морду тоналкой?

— Ой, ну прям устыдил до самых… Я че звоню-то: вечером, может, пивка попьем?

— Посмотрим, Лысый. Я пока до магазина добегу, а то жрать хочу как пес бродячий! Давай ближе к вечеру созвонимся?

— Ну давай. Счастливо!

Лысого не зря прозвали именно так — шевелюра его дала бы фору модникам второй половины прошлого столетия. Кудрявый словно пудель. Зеленый его время от времени подкалывает, мол, Лысый каждую неделю делает химическую завивку, но тот, само собой, отрицает. Даже если бы так и было, не уверен, что мы получили бы подтверждение словам Зеленого.

На часах 12:45. Красные цифры на черном пластике выглядят свежими порезами, зарубцевавшимися ранами. Делаем вывод: на улице светло. Окно в комнате скрыто тяжелыми коричневыми занавесками, свету сквозь него не пробиться. Вы можете направить на меня даже ксеноновый прожектор маяков; но не думайте дождаться моего пробуждения. Из-за этого я вынужден ориентироваться по часам. Редкие гости в шутку называют меня вампиром, завидя грубую толстую материю, скрывающую лучи солнца. А мне как-то до фонаря — при моем образе жизни я если и вижу окно, то боковым зрением при чтении. С появлением электричества книги не нуждаются в окнах. Единственная их полезная функция в квартире — показывать, как одеты люди, чтобы иметь представление о погоде. Вот и сейчас я пару минут пошпионил за прохожими и отправился в магазин.

На лестничной площадке в ожидании лифта я не изменил традициям и закурил. В противном случае было бы просто невыносимо — с тех пор как управа взялась переоборудовать кабинки на новые, нам оставили один работоспособный агрегат. После этого лестницы стали пользоваться какой-то нездоровой популярностью ввиду того, что проще пройтись пешком, чем дождаться ползущую со скоростью раненой черепахи лифтовую кабину. Объявление на подъездной двери завидное число раз любовно подправляли — дата завершения работ смещалась все дальше и дальше. Любят в нашей стране бумажки, ничего не скажешь. А когда дело касается прикрытия собственных огрех, то службы проявляют до того невиданную оперативность и незыблемый трепет к своим мазюкам, что просто восхищаешься. Я пошире распахнул окно и высунулся наружу, разглядывая двор. Девятый этаж, а пылью и прелостью воняет аж тут. Даже поливочные машины, о недавнем нашествии которых гласят мокрый асфальт и та самая затхлость, не справились и проиграли битву за свежий воздух. Зато бесплатно вымыли грязные машины, припаркованные на тротуарах вдоль дорог.

С неприятным шумом раскрылся лифт. Будто старый нерасторопный швейцар язвительно спрашивает: «Ну что тебе еще?!» В кабинке хорошо и прохладно. Я затянулся и с шумом выпустил дым; никотиновое облако стало извиваться, создавая диковинные образы-изгибы. Лифт остановился, не доехав до первого этажа. Черт! Не люблю такие ситуации. Ловко спрятав сигарету меж пальцами, я выпрямился. Вошел пожилой человек и сразу поморщился.

— Опять накурили, сволочи. Сил нет никаких! — зло высказал он и повернулся ко мне спиной.

— Не то слово. Надоели! — поддакнул я недружелюбному старику.

А сигарета предательски дымит. Вот уж кому точно наплевать на ситуацию. Но, к счастью, ехали мы недолго, мой сокабинник ничего не засек. С недовольным бормотанием он шустро покинул лифт и поспешил выбежать из подъезда. Его примеру я следовать не стал — вальяжно спустился вниз по лестнице, открыл дверь и затянулся…

Со стороны улицы у самого входа стоит этот сварливый старик. Я-то думал, он убежал куда, а не тут-то было — он беседует с пенсионером и что-то втолковывает ему. На миг повернув голову в мою сторону, он увидел высокого парня лет двадцати пяти, коротко стриженного под машинку, с небольшим шрамом на левой щеке; и этот парень нагло курит наполовину истлевшую сигарету. Презрения в его глазах не сосчитать. Он ясно дал понять, что цена мне не больше кучи дерьма. Старик поджал губы и отвернулся.

Я пожал плечами и в полной невозмутимости пошел к супермаркету. Навстречу мне легкой танцующей походкой приближается парень в неизменной панаме на голове, шортах, сланцах и больших солнцезащитных очках, скрывающих процентов семьдесят лица. Костя. Мой знакомый, вечно навеселе, в чем ему помогали. Далеко не люди, не подумайте. Любовь этого человека к психотропным веществам сквозит в каждом его движении, в каждом сказанном слове.

— Здорова, Костя, — понимая, что не отвертеться, сказал я.

— Ха-а-а-а, приве-е-е-ет, чува-а-а-ак! — энергично жуя жвачку, Костя протянул мне руку.

Терпеть не могу его привычку растягивать слова. Я пожал вялую, будто ненастоящую, ладонь. Не поморщиться мне стоило больших трудов — не терплю, когда мужчина жмет руку так слабо, будто боится ее сломать или помять. А то получается не рукопожатие, а рукотрогание какое-то.

— Че-е-е-е, у зубного был что ли, ха? — он сдвинул очки на нос и исподлобья взглянул на меня.

— С чего бы? — холодно поинтересовался я. Мое нетерпение к Косте обычно растет в геометрической прогрессии и прямопропорционально проведенному с ним времени.

— Ха! Не рубишь фишку! Щека-то, вон, опухла-а-а-а-а, — он ткнул пальцем в больное место, но я откинул голову вбок и перехватил его руку. — Э, слы-ы-ышь? Че нервный такой? Я всего лишь хотел проверить!

— Иди давай отсюда, а то свои щеки устанешь проверять на наличие здорового места, эскулап недоделанный.

Костя что-то неудовлетворенно промычал и ушел. В былые времена — около пяти лет тому назад — с ним можно было вести задушевные беседы, не считая часов. Душа компании, отличный друг, верный товарищ и просто приятный в общении человек, каких мало. Но жизнь это серпантин, и никогда не угадаешь, что творится за следующим поворотом. И кто-то по нему поднимается вверх, а кто-то наоборот. Костя предпочел последний вариант. Однажды он осознал свою любовь к, с позволения сказать, растительности; с тех пор она стала его лучшим другом, а я из этой категории выбыл дюже легко и просто — стоило только высказать неодобрение насчет его нового увлечения. Что же, приоритеты как акции — их графики хаотичны, а стоимость зависит от «компаний». Наверное, я оказался плохим «генеральным директором»…

В супермаркете много народу, тянутся длинные очереди, но в большинстве своем люди покупают одну-две бутылки воды или пива и уходят, так что пробки рассасываются оперативно. Так, что у нас там по списку? Три пачки лапши быстрого приготовления, три пачки картофельного пюре, хлеб, полкило сосисок, пара пакетов сока, жвачка и сигареты. Набор чемпиона. Взять ли пива или ну его? Нет, после сегодняшней ночи я с верностью рыцаря готов дать обет. Сотый по счету. Да-да, я даю обет не пить памятуя, что сегодня вечером условился выпить с Лысым. Любимая привычка нашего народа после бурной алкогольной деятельности — поплакать-покряхтеть, заречься больше не употреблять и уже в следующий раз благополучно забыть об этом. Чего уж скрывать, я такой же, но у меня имеется причина посерьезнее — заканчиваются деньги, а свойства возникать из ниоткуда, как пыль или блюстители закона, они не имеют.

Да-а-а… Пора бы устроиться на работу, пока мой капитал не оскудел начисто. Есть один вариант на примете — какой-то строящийся дачный поселок; хозяева трех коттеджей просят качественно сделанную крышу, а мои товарищи по прошлым заслугам хорошо зарекомендовали меня. При условии, что работать будем вместе. Я не против жить на объекте и не видеть ничего, кроме стройматериалов и трех человек из бригады, но как-то еще в раздумьях. Лысый говорил, что есть местечко в одном магазине на вакансию грузчика. А что? В ночную смену самое оно: платят вдвое больше, народу никого, жара не докучает, плюс домой таскать можно чего по мелочи. Позвонить что ли ему вечером да обсудить этот вопрос… Заодно пивка бы выпили, если будет желание. Зная себя, оно обязательно будет.

— Здравствуйте, пакет нужен? — бесцветным тоном озвучила кассирша. Именно озвучила — не спросила, не поинтересовалась. Такие люди похлеще роботов.

— Не, я в карманы напихаю.

Женщина начала пробивать товары, невозмутимо и отчужденно.

— Пакет пробейте, а? — повысив голос, сказал я. — Или у нас шутки народ понимает только напротив телевизора?

Кассирша закатила глаза и пробила пакет, не став вступать со мной в пререкания.

— Все?

— И еще пачки три «ЭлДэ» синих.

К выходу я шел медленно-медленно, со скоростью хромой улитки. Снаружи жара, а здесь хорошо, работают кондиционеры и вместо раскаленного солнца — невинные лампы дневного света.

Августовское марево устроило горячий прием. Стоило взглянуть на небо, меня охватила безысходность — ни облачка, ни, тем более, тучки. Еще и дорога рядом, а от нее во все стороны разносятся потоки вони и жара. В кармане завибрировал телефон.

— Привет, Зеленка!

— Привет-привет, боец! Как сам? — у Зеленого голос рычащий, с хрипотцой, а уж если учесть телефонный эффект… Думаю, люди, проходящие мимо, запросто бы подумали, что я разговариваю, например, со львом или медведем.

— Я в магаз вышел, дома поесть нечего, кроме воздуха. Головушка не болит?

Раздался хитрый смех:

— Сижу, лечусь! Открыл подарок Бакса… Какую-то… Какую-то чешскую фигню. На вкус как моча, но голова проходит!

— Так это прям уринотерапия, — серьезно заключил я.

— Да хоть что! Помогает и ладно, — сообщил Зеленый. Так победно, будто получил нежданное наследство. — Я по какому поводу-то: на сегодня все остается в силе?

Вот так новости. Что там еще за планы, о которых я забыл?

— Хм… Ты о чем?

Мой друг выругался.

— С ума сошел что ли? Я про ствол!

— А-а-а-а! Точняк. Совсем из башки вылетело! А ты не боишься, что после заветного слова включилась прослушка и к тебе уже выехали?

— Ну, захватите тогда пивка холодненького по дороге, ребят, если вы меня слышите.

Мы рассмеялись.

— Во сколько чего?

— Давай около восьми у моего поъезда. Сумму пришлю сообщением, пока точно не знаю, что по деньгам выходит, — деловито закончил Зеленый.

— Договорились.

Какой же я дурень! Надо же было забыть, что сегодня у меня должна состояться важная покупка. В наше время наличием огнестрельного оружия никого не удивить так, как его отсутствием. Вчерашняя драка стала последней каплей. Район сам по себе никогда не считался спокойным — нет-нет, да какая-нибудь стычка. А приключившаяся накануне передряга до сих пор отзывается в памяти больными ребрами и припухшей щекой. Никакого терпения не напасешься. А уж сколько трупов здесь нашли за все время! Как будто где-то рядом живет некромант, что оживляет мертвых и дает им распоряжения занять места то там, то здесь. Каждую неделю — может, реже — кого-нибудь обнаружат недвижимым и бездыханным. И никому нет дела. От «фуражек» ждать помощи не приходится: одна их половина давно куплена, вторая предусмотрительно не сует нос.

Квартира встретила меня застоявшимся запахом сигарет, который теперь вряд ли чем выведешь. Не разуваясь, я пошел на кухню. В раковине все так же возвышается гора посуды; глупо надеяться, что ее кто-то перемоет. Надо бы разобраться со всем этим — хотя эти обещания я даю чаще, чем зароки бросить пить.

С чайником как со стаканом утренний фокус не пройдет, и для того чтобы подставить его под кран, мне пришлось разложить хитроумное сооружение, достойное образцово-показательного примера игрокам в «Тетрис». Включил конфорку, поставил на нее полный чайник и открыл лапшу. Обед успешного человека, не иначе. Пожалуй, единственный успех подобного обеда заключен в простейшем рецепте, минимуме ингредиентов и стоимости…

Чтобы как-то уровнять действие химической отравы, я ел в прикуску с хлебом. Вышло очень питательно: мука с мукой. Осталось еще все это дело запить тестом и будет полная гармония. Царская трапеза была потревожена смс-сообщением: «20000 ствол с ништяками 15000 без». Что за?! Я знаком с расценками на приобретаемый товар, но чтобы так подозрительно дешево? Интересное дело… Я набрал Зеленому:

— Алло, Зеленый, что за приколы?

— В чем дело?

— Какие еще ништяки и почему они стоят пять косых?

— А хрен бы его знал! Но он посоветовал брать с ними, говорит, приятный бонус будет.

— Что там, золотые пули что ли? И вообще, меня смущает сумма!

— Нормальная цена, не парься! Он должничок мой, так что все под контролем.

Пауза. Затем послышался женский требовательный голосок, быстрый, едва уловимый лепет Зеленого, а после этого он, обращаясь ко мне, протараторил:

— Ладно, братух, я побежал. Неотложные дела! До скорого!

Я услышал лукавый женский смешок, но Зеленый, не дождавшись моего ответа, сбросил вызов. Итак, двадцатка. Ну и дела. С другой стороны, ствол себя потом с лихвой окупит, да и ходить безопаснее. Для многих моих сверстников игрушки подобного рода — вещь вполне обычная, как тот же сотовый. Собственная жизнь ценнее ее отсутствия, как ни крути.

Где же взять сумму? Можно было бы поскрести по сусекам, но сусек у меня нет. И скрести нечем. Надо же было вчера ляпнуть сдуру! А все адреналин и нервы! Кто бы о цене задумался… Хотя, если по-честному, обманывать себя нехорошо: долго я не раздумывал, а просто взял и позвонил четвертому члену нашей дружной шайки.

— Привет, Бакс!

— Приветствую. Как оно?

— Какано!

Вежливый смех. Бакс вообще сам по себе нечеловечески тактичен, и даже самую несмешную шутку не оставит без внимания: то вежливо улыбнется, то хихикнет. До сих пор не понимаю, что он делает в нашей компании. Точнее сказать, понимаю, но зачем ему все это — загадка.

— Я тоже как обычно. Ты по поводу?

Неудобно, но деваться некуда. Мы оба знаем, что подобного рода звонки он принимает часто. Только из уважения к нему, чтобы не дать ему понять, что он бездонная бочка, наполненная деньгами, я придал голосу просительные нотки:

— Бакс, мне бабки нужны…

— Сколько?

— Двадцатка.

— Ты че, обалдел? Где я тебе сейчас столько найду? И как ты расплатишься, скажи мне на милость?

Я рассмеялся.

— Рублей, Баксик, ру-у-у-убле-е-е-ей!

Мой собеседник крякнул от удивления.

— А-а-а, ну это не вопрос. Залетай к пяти, я встал недавно.

— Все, отлично. В скором будущем отдам, дружище!

Мне и вправду было неловко звонить ему: кажется, что о нем вспоминают лишь при острой необходимости денег. Но Бакс безотказен и добр. И это при том, что он — директор достаточно крупной фирмы по лизингу грузовиков. Как и любому директору ему следовало бы проявлять жесткость, настойчивость, показывать волевой характер, но всего этого в нем заметить трудно. Хотя руководит он изредка — набрал себе замов и в офисе почти не показывается. Папаше врет; думаю, если бы лапша, которую Бакс все это время вешал ему на уши, была видимой, то его отец стал бы похожим на кокер-спаниеля. Бакс не теряется и регулярно кормит его пересказами своих замов про контору, достижения, проблемы, взлеты и падения. Отцу его нельзя знать, что сын как-то связан с криминалом, темными делишками или донельзя легкомысленным образом жизни. Родители с самого рождения Дениса добивались от него прилежности, трудолюбия и целеустремленности. Папа желал видеть в нем жадного до работы карьериста. В какой-то мере так и получилось, но если Александр Семенович узнает, что рабочая жизнь сына — бутафория, то его хватит удар.

Я закурил и пошире отворил окно. Жаль, что нет балкона — было бы в разы удобнее. А идти на лестницу значит встречаться с соседями, которые без конца жалуются, что на клетке нечем дышать.

К слову, Бакс единственный среди нас, у кого есть родители. Я, Лысый, Зеленый — все мы выходцы из детдома. Пару лет назад Лысый смог найти свою мать-алкоголичку, однако его вполне устроило положение сироты. Своих я не знаю: у меня нет ни ближней, ни дальней родни. Вообще никого. Я давно смирился и научился выуживать из этого плюсы. Только раньше было трудно поддерживать беседы, когда кто-то начинал рассказывать про маму или папу, а ты как дурак смотришь и не понимаешь, о чем они говорят. Забавно, но мне даже не известен город, где я родился. Или село. Может, я вообще явился на свет в самолете или поезде. Интрига, которая не оставит меня до конца жизни наряду с настоящими именем и фамилией. Вымышленная родина, вымышленный адрес, вымышленный возраст. Человек-выдумка. Приятно познакомиться.

Я оставил кухню и перебазировался в комнату. Здесь есть главная достопримечательность, и я ей очень дорожу — книжный шкаф. Моя реликвия. Полки пестрят самыми разными корешками, но передние ряды я постарался выстроить по одной цветовой гамме и в соответствии с авторами, сериями и издательствами. Пожалуй, единственное место, где царят покой и порядок. Да, книги жанра фэнтези — моя слабость. Можно считать, что шкаф вместе с содержимым ни что иное как сокровищница. В покупку всех этих ценностей вложено столько денег, что не счесть. Одно из немногих, на чем я не экономлю. Однако книги ценны не только инвестированным капиталом, но и моральной подпиткой; а это огромное значение. Непонятна тенденция завышения цен; с появлением интернет-пиратства и падения общего духа читаемости стоимость книг, казалось бы, должна оставаться демократичной и доступной каждому. Как бы в будущем это не стало забавой олигархов…

Перумов, Аберкромби, Пратчетт, Пехов, Дяченко… Чуть в сторонке стоит книга, не нашедшая места в стройных рядах своих сородичей — свежий подарок от Бакса. То что еше предстоит прочесть. Ребята не устают прикалываться над моей тягой к чтению, за что и окрестили Библиотекарем. Ну и не только из-за этого… Я особо не переживаю. Что ни говори, а прозвище могло быть и хуже…

Книги умеют коротать время. И выручать, но это иная история. А еще книги всегда честны с тобой: какую бы ложь они ни таили на первых страницах, какая бы интрига ни скрывалась между строк, все равно к концу книга признается и скажет правду… Пожалуй, это лучшие друзья.

* * *

В гости к Баксу я ходить не люблю. У него не квартира, а маленький дворец: все чисто, удобно, аккуратно и уютно. На стенах дорогущие обои, резная мебель из лучших сортов дерева, не знаю каких, но они бесспорно лучшие. Все три комнаты богаты домашними кинотеатрами с телевизорами, чья ширина даст фору моему дивану. По паркету ходить-то страшно, а если идешь, то как парализованный — обилие вычурных статуй и стеллажей, украшенных сувенирами с разных стран мира, заставляют быть предельно настороженным. Мало того что можно разбить какую-нибудь хреновину не больше спичечного коробка ценой в автомобиль, так еще и паркет испортишь. Бакс не из тех, кто потребовал бы неукоснительного возврата и компенсации морального и физического ущербов, однако содеянное позволит до конца жизни чувствовать себя бессовестным вандалом. Колонны, арки в проемах, странные картины, стащенные со всех концов света… Голова кругом. Зачем они в таком изобилии? Только пыль собирают.

Я позвонил в квартиру. Ден словно ожидал меня; сразу же скрипнула дверь, степенные шаги по полу… И все это под сопровождение не закончившей играть мелодии Бетховена. Никто из нас раньше не знал, что это именно он, пока Бакс не разъяснил. Лысый с тех пор любит умничать, когда приходит сюда с кем-то, ранее здесь не бывавшим — завидев удивление на лице товарища, он со знанием дела молвит: «Бетховен».

Ден встретил меня в халате. В тяжелом махровом халате с массивными рукавами, как у одеяния волшебника. Волосы зачесаны назад, лицо гладко выбрито, аромат недешевых духов сбивает с ног. Аристократ, блин. На миг стало неудобно за свой адидасовский дезодорант за сто двадцать рублей и вообще за весь внешний вид. Но только на миг, ибо чувства стеснения и неловкости не могут долго уживаться с моей натурой.

Бакс приветливо улыбнулся:

— Здорова, Макс!

Крепкое рукопожатие.

— Привет, валюта американская. Ты давай вставай, блин!

Друг непонимающе уставился на меня:

— В плане? Давно уже встал…

— Да по телеку услышал сегодня, что доллар упал на двадцать копеек.

Мы дружно рассмеялись. Затем лицо Дена покрыла гримаса ужаса; он вскрикнул:

— Тьфу ты, блин! Проходи давай, друг!

Квартира дохнула свежестью хвойного леса и озоном.

— Опять ты с этим ионизатором. Ну какой от него толк?

Бакс важно сообщил:

— Ну не надо! Между прочим, он очищает воздух, насыщает его какими-то там ионами, улучшает сон… В общем, вещь что надо!

— Правда? — иронически спросил я, — а ты сам-то в это веришь, ионизатор?

— Конечно верю. Главное же верить! Сознание, ёлки ты! Визуализация, — Бакс поднял палец, как учитель, и еще раз отчеканил по слогам: — Ви-зу-а-ли-за-ци-я!

— Ну тебя, ученый. Вот когда твоя визуализация помоет мне посуду, тогда и поговорим!

Ден подал мне тапки и пригласил в зал. Здесь стоит моя хорошая знакомая — барная стойка со всеми принадлежностями. В углу большой холодильник, верх его венчает здоровенная — литров на двадцать — вычурная бутылка с привезенным из Грузии вином. У дальней же стены располагается еще один друг — бар. Гордость Дена.

Сейчас я подвергнусь маленькому испытанию, после которого мы сможем нормально поговорить.

— Ну, чего? — спросил он, потирая руки, — может, поддадимся модным веяниям да по бокалу мохито? Мне тут батя с Кубы гренадин привез, я знаю хороший рецептик!

— Мохито, гренадин, — скучающе пробубнил я, — хрен один! Пиво есть?

Бакс сморщил нос:

— Да фу какой ты! Черный русский набодяжить? Знакомая с Эстонии приехала на той неделе, колу привезла, «Зеро» называется, у нас такой не продают. М-м?

— Нет, не буду. И не черный русский, а афроамериканский русский. Будь толерантнее, а то расистом назовут, — все так же равнодушно отказал я, вертя в руках маленькую фигурку китайского болванчика.

Отчаявшись, Ден предпринял третью попытку:

— Ну давай хотя бы отвертку сделаю! «Белуга» стоит, никто не пьет, чего добру пропадать? Фреш с утра курьер привез.

— Слушай! — я повысил голос и с шумом поставил фигурку на стойку. — Сделай отвертку себе! И подкрути пару винтиков заодно, слесарь, блин! Пиво дашь?

Разочарованно вздохнув, мой друг выудил из холодильника бутылку темного. Мое любимое.

— В-о-о-о-о-т! Это другое дело. От души!

Как ни крути, а темное пиво — подарок богов. Чуть горьковатый, терпкий, пахнущий чем-то копченым напиток лучше нектара и амброзии вместе взятых.

— Сам-то чего будешь?

Тот нахмурился и задумался. Наконец, махнул рукой и задорно выпалил:

— А, нахрен! Мохито!

Я выгнул бровь и постарался напитать взгляд максимально возможным отвращением. Бакс под моим взором потупился и с легкой паузой неловко добавил:

— Ну, его облегченную версию! — и с этими словами смешал водку со спрайтом.

— Куда ни шло… — одобрил я. Ден присоединился ко мне, сев напротив. — Слушай, Ден, где бы и мне взять курьера, который с утра доставлял бы деньги?

— А чего? Стоит мне самому заезжать к тебе, и твое желание осуществится, — буднично сказал Бакс.

— Так тебе надо возвращать!

— Зато я лучше банков и не беру проценты, — приметил он.

— И то верно. Как ни крути — выгодно.

— Что, Библиотекарь, все же надумал, да? — будто чего-то опасаясь, спросил он.

— Ага, чего кота за я… За язык тянуть? Вещь она нужная, пригодится. Ты, это, не переживай, я к концу сентября верну деньги, окей?

Бакс брезгливо скривил рот.

— Ой, я тебя умоляю! Не парься. Вернешь когда сможешь. Чего с работой-то?

— Да на днях должны позвонить. Говорят, ремонт крыш в каком-то деловом поселке может перепасть.

— Опять на пару недель в командировку уедешь? — хмыкнул Ден.

— А куда деваться? Может, и на весь месяц. Кушать что-то надо. Да и деньги выходят немалые. Главное, чтобы в бригаду еще кого не подсунули, а то с кем-то еще делить прибыль не хочется. А это что за разделочная доска? — я кивком указал на стену, где висело что-то неопределенное. До этого я ее не замечал.

— Отец вчера с Африки прилетел, сказал, что обменял маску у какого-то племени за ящик колы и десяток шоколадных батончиков.

— У тебя, наверное, и воздух с каких-нибудь Альп привезен?

Бакс прыснул и отпил из стакана.

— Все никак понять не могу, чего ты ко мне пойти не хочешь?

Я отхлебнул пива.

— Да ну тебя! Сидеть в этом инкубаторе и лопатить бумаги? Ха, нет уж! Сам-то там не светишься почти, директор! Я и «менеджер» сочетаются только тогда, когда я песню группы «Ленинград» слушаю. Знаешь такую? Ну вот!

— Смотри сам…

— Я - человек-однодневка. Живу как живу. Раздумывать над будущим надо в будущем. Чего башку напрягать, если тебе ее через два часа отрубить могут?

— Ну это ты перегибаешь… Еще будешь?

— Давай, чего уж, — просто ответил я. Он не обеднеет, а я получу удовольствие.

Ден достал вторую бутылку и протянул мне, а потом удалился, кинув мне «сейчас буду». Он вернулся с батоном хлеба, широко улыбаясь.

— Эй, я сыт, дружище!

Бакс захохотал.

— Сувенир, темнота! Шкатулка такая, на замке! С Новгорода Великого, прошу заметить. Открой ее, на, — он вложил ключ мне в руку.

— Спасибо, друг…

Внутри лежали голубенькие бумажки.